Текст книги "Замкнутый круг мести. Исповедь невольного убийцы (СИ)"

Автор книги: Нефертум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Я не знал, чем заняться: вещи были собраны, машина – заправлена. Да и к тому же ночью меня мучила бессонница, поэтому я лег на диван, желая немного вздремнуть. Но едва моя голова коснулась подушки, как я провалился в глубокий сон.

Мне показалось, что я спал где-то около минуты, но на самом деле прошло пять часов. Я проснулся от того, что Настя тронула меня за плечо.

Мы сели обедать. Голова моя все еще была тяжелой, и я чувствовал усталость, поэтому попросил Настю сделать мне крепкий кофе. Она вышла, оставив нас одних. И сейчас я наконец-то смог рассказать Володе о причине моей бессонницы. Я нагнулся к нему и тихо заговорил:

– Я не хотел Насте говорить, но меня, как и тебя вчера, мучили воспоминания. Помнишь, я тебе вчера рассказывал про Лешку Крохина и про то, как он меня от тюрьмы избавил? Вот это я ночью и вспоминал. Все-таки, хоть Лиановский и рецидивист, но убийство кого бы то ни было – грех.

Да, а два года назад я, не обращая внимания на эти мысли, расстрелял троих человек – рецидивисты все-таки тоже люди. Нет, какое же я имел право лишать жизни кого бы то ни было?!

– Верно. Ну, сходи в церковь, покайся. Может, и легче станет, – Володя никогда не верил в бога, поэтому для меня его ответ стал неожиданностью. Но это был дельный совет.

– Ты прав. Надо будет как-нибудь сходить на исповедь. Два года (вернее, год) жил на свете – про это не вспоминал, а тут… – я горько усмехнулся, – занят ведь был все это время: то свадьба, то стройка дачи, то работа. А теперь сижу без дела. Что остается? Пустая философия. И не с кем даже и поговорить об этом, кроме тебя. Ну, еще есть Крохин. Настя ни за что не должна об этом знать, а коллеги мои – тем более. Что-то я совсем расклеился: был оптимистом, а сейчас? – тут я внезапно замолчал, услышав шаги супруги, и быстро договорил: – Настя идет. Ей про это ни слова, ясно? – Володя кивнул в знак согласия.

Я отнес фляжку с кофе в машину, поскольку уже более-менее пришел в себя, и, желая посмотреть, какая будет погода, открыл на мобильном приложение. Оказалось – будет прохладно. Вернувшись, я предупредил всех об этом, и мы стали собираться в дорогу.

========== Исповедь и отъезд во Францию ==========

Не поймут, не простят, не скостят —

Для меня здесь и там – только ад.

Не суди – сам не будешь судим,

Я прозрел. Помоги, Бог, другим!

Мне бы встать пред иконой святой

И покаяться грешной душой…

Александр Дюмин. «Кровостек»

Когда мы въехали в Москву, у нас возник спор о том, куда ехать: домой или на «Авиамоторную», где живет Володя, чтобы собрать его документы. Я уже устал убеждать его, что это ни к чему, но тот меня не слушал.

Мы сошлись на следующем решении: я отвезу Настю домой, а сам вместе с Володей поеду к нему.

Наши сборы заняли довольно мало времени, поэтому уже через полчаса я покинул квартиру Володи и уехал. Вы думаете, домой? Нет. Я никому тогда об этом не сказал, но я отправился в церковь на исповедь. Володя дал мне хороший совет.

Ближайшая церковь располагалась возле метро «Римская». Сразу же вспомнился убитый мной Золотов, едва я прочитал на экране мобильного название церкви – она названа в честь Василия Исповедника…

Вот почему-то мне все напоминает об убийстве Лиановского… Случайность ли это, или что? Когда же я смогу спокойно жить, ни о чем не беспокоясь? Я имею в виду свой тогдашний поступок, а не житейские проблемы… Я вздохнул и уехал по адресу.

Когда я в последний раз был в церкви? По-моему, это было в далеком детстве, пока еще была жива моя бабушка – единственный человек в семье, веривший в бога. Отец был атеистом и все время выговаривал своей матери за это. Но она втайне от него учила меня молитвам и иногда водила в церковь – на Пасху и на Рождество. В эти дни отец немного смягчался и позволял бабушке это делать. Но она умерла, когда мне было десять лет, и я остался вдвоем с отцом. Хотя я любил в детстве ходить в церковь, но я не стал больше это делать, поскольку отцу бы это не понравилось, да и мы тогда переехали на новую квартиру. Отца тогда снова послали служить черт знает куда, и не оставлять же ему было меня одного? Я хоть и был уже в десять лет довольно самостоятельным, но не настолько, чтобы жить без отца долгое время. Вот мы и уехали.

На мое счастье, в церкви было пусто. Лишь один священник в задумчивости стоял возле алтаря. Я сказал ему о своем желании исповедоваться, и мы прошли в специальную комнату.

Священника звали отец Геннадий, и он оказался хорошим слушателем. Пока я рассказывал подробности моего знакомства с Володей и убийства Лиановского, он ни разу меня не перебил. «Ты не убийца, – сказал он мне, – ты отомстил убийцам за смерть невинных людей…» А я вот никогда об этом не думал и искренне считал себя бандитом. Не знаю, как отец Геннадий не выгнал меня из церкви, услышав мою историю. Ну как же я не убийца, когда на моих руках кровь троих человек? Лиановского-то, конечно, человеком можно назвать с большой натяжкой, но Роман и Василий, как я заметил в тот день, раскаивались, и я очень переживал, что убил их. Но… они же, в противном случае, стали бы свидетелями моего поступка… Во всем виновато это человеческое желание сохранить доброе имя и не попасть в тюрьму… Хотя в любом случае Гриша в конце концов догадается, кто настоящий виновник смерти Лиановского, Золотова и Шохина, и несмотря на то, что он меня глубоко уважает, доложит обо всем этом куда следует. Да и ФСБшники могли бы провести расследование, и меня бы живо сместили с должности и дали пожизненное.

Но нас особо не опрашивали о подробностях того инцидента, хотя сбежать из нашего СИЗО до этого удавалось лишь два раза – в 1994 и 2005 годах. Никто не мог бы предугадать настоящий исход дела.

После нашего разговора Гриша быстро закопал убитых на территории моего следственного изолятора и привел камеру в порядок, так что никто не знал, что там случилось. Он строго сказал своим напарникам, чтобы они поддержали легенду об убийстве Лиановского при попытке к бегству. Те тогда немного удивились, но обещали молчать. И по сей день они держат свое обещание. Вопросов ни у кого не возникло, поскольку мой заместитель, Саша Мартынов, по моей просьбе вызвал их всех «на ковер» и пригрозил увольнением, если кто-нибудь проболтается или хотя бы спросит об этом случае.

Когда я закончил свой рассказ, у меня в глазах стояли слезы, и я готов был расплакаться, но сдержался. Отец Геннадий подошел ко мне и накинул на голову епитрахиль – это такая лента, расшитая крестами, которую священник носит на шее. Я об этом узнал много позже моей исповеди.

– Я вижу, сын мой, что раскаяние твое искренне, – мягко сказал мне отец Геннадий. – Господь Бог наш Иисус Христос, благодатью и щедротами Своего человеколюбия, да простит ти, чадо Вадима, согрешения твоя: и аз, недостойный иерей, властью Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от греха твоего, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь, – священник положил руки на епитрахиль, покрывавшую мою голову, прочитал молитву и перекрестил меня.

Я встал и, поблагодарив отца Геннадия, вышел из исповедальни. Подойдя к храмовой иконе Василия Исповедника, я поставил зажженную свечу и взглянул на образ. Снова вспомнился Золотов.

– Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, яко на небеси и на земли… Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наша, яко же мы прощаем должникам нашим, и не введи нас во искушение и избави нас от лукавого. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь… – я знал только эту молитву. Это все, что осталось от того, чему учила меня бабушка. – Господи, прости меня…

Исповедь подействовала на меня странным образом: все мои переживания куда-то пропали, и я почувствовал огромное облегчение. Выйдя из церкви, я с удивлением обнаружил, что прошло три часа после того, как я покинул дом Володи. Сколько же времени занял мой рассказ об убийстве Лиановского…

Я сел в машину и поехал домой. Дорога заняла около часа и была свободна, поскольку на часах уже было 20.30.

Зайдя в квартиру, я сразу же отправился спать, потому что обещал Володе подъехать в районный отдел полиции к девяти.

***

Утром я написал Мартынову, что приеду на полчаса позже. Я сообщил, что надо устроить друга на работу. Вопросов у него не возникло: надо – значит, надо.

Я решил ехать на метро, чтобы сэкономить время, так что до отдела полиции я добрался примерно за двадцать пять минут. Там меня снова едва не раздавил поток людей, хотя Арбатско-Покровскую линию не назовешь особо загруженной. А я ехал от «Славянского бульвара» до «Курской» и все время тихо проклинал метро. Как я отвык от вечной толкучки! Все-таки хорошо иметь машину, даже несмотря на пробки!

Володя уже приехал и ждал меня. Я проводил его в кабинет Сереги. Серега – это начальник отдела полиции, а его полное имя – Сергей Павлович Крутовской. Он, так же как и мой отец, вышел в отставку в звании полковника.

– Привет, Михалыч, – говорит он мне. – Нашел нам следователя?

Никто никогда меня так не называл, кроме Сереги. Я кивнул и представил ему Володю. После того, как они немного побеседовали между собой, в кабинет вбежала незнакомая женщина средних лет. Видно было, что у нее что-то случилось. Я хоть и сочувствовал ей, но оставаться у Сереги в кабинете мне было больше нельзя – надо спешить на работу. Мартынов, наверно, ждал меня и беспокоился. Но посетительница не позволила мне выйти, вцепившись в мою куртку.

– Куда вы? Что у нас за полицейские такие, которые не хотят помогать простым людям? – возмущенно кричала она, не пуская меня к двери.

Я понимал ее поведение и любого другого человека, который в тот момент был бы на моем месте, я бы сам осудил, но работа была для меня превыше всего. Я спокойно заявил, что я не полицейский, и наконец покинул районный ОВД. Счастье, что он находился всего лишь в двух километрах от улицы, на которой я работал. Но до своего СИЗО я добрался только за двадцать минут. Машину-то я дома оставил…

Что произошло там дальше с этой бедной женщиной и удалось ли Володе раскрыть его первое дело – я узнал только через несколько дней. А тогда меня волновал лишь один вопрос: что Гриша рассказал тому прокурору, Куликову, обо мне и той кошмарной истории?

Павлова я нашел возле входа в здание. Он спокойно стоял и курил, глядя куда-то вдаль. Я подошел к нему и положил руку на плечо. Тот резко обернулся и, увидев меня, выбросил сигарету.

– Доброе утро, Вадим Михайлович, – говорит он и при этом почему-то отводит взгляд и смотрит в землю. Я мысленно перекрестился: если Гриша сказал в пятницу лишнего, то это кончится плохо как для меня, так и для него. Я бы за это его сразу же уволил, несмотря на его искреннее уважение ко мне. Ну, а что касается меня… меня бы осудили на пожизненное, и я бы тут же покончил с собой. Ведь хочется сохранить доброе имя, чтобы после моей смерти не говорили: «Слышали, что наш начальник два года назад убил троих человек?» Синдром «хорошего человека», что ли, пробудился во мне? Об этом я тоже узнал от Насти, когда она рассказывала мне о своей работе психотерапевта. Говорят, что люди с таким синдромом очень боятся, как бы кто о них не разнес сплетен. Вот и я такой же.

Я тоже поздоровался с Гришей и сразу же спросил его о том, что он рассказал в тот день прокурору. Тот в свою очередь ответил, что ничего не говорил об убийстве Лиановского и тут сказал такое, от чего мне едва не стало плохо: «Он не поверил!» Кровь отхлынула от моего лица, даже потемнело в глазах, и я невольно схватился рукой за ветку дерева. Сумел только произнести одно слово: «Почему?» Гриша отвечает:

– Наверно, ему что-то не то в моем голосе почудилось. Но я действительно сказал, что ничего об этом не знаю, как вы и просили.

Да, Павлов такой. Вроде умеет хранить секреты, но эмоции нет-нет да и выдают его с головой. Так и на этот раз. Я с досадой сжал кулаки.

– Ой, Гриша, не умеешь ты скрывать эмоции! – раздраженно говорю я, но быстро успокаиваюсь: – Ну, хоть ничего не сказал – и то хорошо. Ладно, спасибо, – и я быстро, почти срываясь на бег, ушел к себе. Нет, если я не научусь спокойно реагировать на слова окружающих о смерти Лиановского, то все наверняка догадаются, что я и есть его убийца.

Пока я шел в свой кабинет, то ненароком оглянулся на Павлова. Его явно удивило мое поведение. А объяснять ему причину этого я вовсе не собирался и только ускорил шаг, направляясь к себе.

***

Володя все же сумел найти свою любовь в лице недавно устроившейся в тот отдел полиции судебно-медицинским экспертом девушки из Калининграда – Раисы Маликовой. Узнав об этом, я искренне обрадовался, но в то же время мою душу обожгла зависть. Как же у него все просто… Не успел еще и первое дело раскрыть, как сразу же влюбился и скоро сделал предложение. Счастливый он, а вот мне в любви не везло до тридцати пяти лет. Не знаю, почему мне никогда не попадались хорошие девушки… Наверно, где-то в глубине души, когда я начинал с кем-нибудь встречаться, я вспоминал развод моей матери с отцом. Странно, что, когда я познакомился с Настей, я об этом не думал. А думал я тогда только о том, как бы случайно не проговориться об убийстве Лиановского. Вот говорят, что когда человек будет готов к любви, она и придет. Про меня такого сказать было нельзя. В то время я страдал от депрессии и долго лежал в больнице, пока не выздоровел и не уехал в Адлер. Мне тогда было совсем не до любви…

Прежние мои девушки почему-то считали меня скучным, хотя на самом деле я таковым вовсе не был. Даже Юля, в те годы студентка журфака МГУ, роман с которой продлился два месяца (это был самый долгий срок за все время), бросила меня ради какого-то мажора. После этого я даже хотел покончить с собой, и, наверно, сделал бы это, если бы не отец. Он сказал мне, чтобы я забыл про женщин и строил карьеру. Тогда я уже служил в армии лейтенантом. Отец позаботился о том, чтобы меня перевели в другую часть, подальше от Москвы, желая отвлечь меня от печальных воспоминаний о своем неудавшемся романе.

Что-то меня потянуло куда-то не в ту степь… Так вот, Володя и Раиса решили пожениться, и он предложил мне быть его шафером. Я согласился, поскольку это дело мы обсуждали еще в пятницу возле прокуратуры.

Их свадьба, как и наша с Настей, была скромной. Но если мы отмечали в ресторане, то они – прямо в отделе полиции. Гостей было мало: мы с Настей, Серега, трое следователей, коллег Володи, родители невесты и ее подруги из Калининграда. Они еще приглашали Лешку, но он не смог приехать. Я понимал, почему: во всем была виновата эта бумажная волокита… В наших судах, впрочем, как и везде – сплошная бюрократия. Но вечеринка удалась на славу, и наша маленькая, но дружная компания засиделась в ОВД допоздна.

***

Через неделю после Володиной свадьбы у меня был отпуск, и мы с Настей решили поехать куда-нибудь за границу. Остановились на Франции, поскольку моя супруга давно хотела посетить Лазурный берег. Но Олег Сергеевич не позволял ей до того момента ездить туда, поскольку не хотел тратить деньги понапрасну. Но тогда именно он подал нам эту идею, сказав, что все оплатит. Мы, конечно, очень обрадовались и решили ехать в Ниццу, так как добраться туда было проще всего: с Белорусского вокзала до этого города шел поезд.

Когда мы приехали на вокзал, то нас едва не раздавила огромная толпа народа: кто-то искал свою электричку, кто-то поезд, а некоторые – аэроэкспресс. Я уже говорил, что больше всего ненавижу в Москве именно толкучку, и, стоя вместе с женой на вокзале с вещами, начинал сердиться. К тому же для семи часов утра на улице было очень жарко, несмотря на то, что я был легко одет – на мне были всего лишь шорты и рубашка. Внезапно я услышал, как меня спрашивают, где поезд до Ниццы. Я обернулся и увидел…

– Володя, это ты? – радостно и несколько удивленно спросил я, забыв и про жару, и про толкучку. – Привет!

Он тоже, кажется, не ожидал увидеть меня. Мы обнялись.

К нам подошли Раиса и Настя. Оказалось, что вся наша четверка едет в Ниццу и – совпадение ли это? – в одном купе. Я слегка удивился, откуда у Володи деньги, чтобы посетить Лазурный берег. Но он объяснил, что давно копил на эту поездку, да и время было выбрано удачное – как-никак, все же медовый месяц.

Поезд тронулся через десять минут после нашей встречи. Мы уже успели разместиться в своем купе, и теперь нам предстоял долгий, в два дня, путь. Но мы за это время не скучали. Да, и именно во время пути Володя рассказал мне, как он раскрыл свое первое дело.

Ту женщину звали Марина Цаплина, и она приходила в отдел полиции из-за того, что ее дочь Алена отравилась каким-то препаратом – сибуталеном, кажется. Сначала все думали, что девочка принимала таблетки для «повышения внимания» – и чего только не придумают, чтобы деньги заработать! Лишь бы впарить детям черт знает что. Но оказалось, что это были обыкновенные витамины – их продавал студент Бауманки, некий Михаил Свиридов. Его потом тоже привлекли за мошенничество.

Он вывел Володю на некую Катю Левицкую, которая оказалась очень важной свидетельницей. Оказалось, что во всем были виноваты производители препарата для похудания – «Редуксина». Эта Левицкая, Цаплина и еще одна девушка принимали его. Последние двое приняли больше таблеток, чем Екатерина, отчего и умерли. Ну, Володя и Серега с операми прикрыли их лавочку, препарат изъяли. А после раскрытия дела Володя пригласил судебно-медицинского эксперта – то есть Раису – на свидание. Вот так красиво завершился его первый рабочий день… Все это он мне рассказал, пока мы ехали.

Приехали мы в пять часов следующего утра. Что говорить, время было не очень удачным, но других билетов нам получить не удалось. И вот теперь мы стояли с вещами на вокзале и тщетно пытались поймать такси. Но машин было очень мало. Раиса тихо проклинала сложившуюся ситуацию, Володя старался ее успокоить. И вдруг… буквально через минуту произошло то, что снова разделило мою жизнь на ДО и ПОСЛЕ.

Я уже хотел повести мою изрядно погрустневшую компанию в придорожный ресторан, чтобы там подождать, пока появится хоть какой-нибудь автомобиль, но тут я почувствовал сильный удар по голове чем-то тяжелым. Я пошатнулся и сквозь пелену, застлавшую мои глаза, с трудом смог увидеть остальных, которые уже лежали без сознания. Через мгновение я тоже отключился. Кто на нас напал и чего они хотели – я выяснил позже.

========== Месть садиста и очередные убийства ==========

– Самые страшные убийцы – это те, кто полагает,

что жертвы заслуживали такой участи.

Главы стран уничтожали целые поколения по тем же самым мотивам.

– Но для убийства все равно не может быть оправдания.

– Нет. Конечно, кроме одного. Спасение невинной жизни.

сериал «Dexter»

Очнулся я от того, что кто-то брызнул мне в лицо чем-то холодным. «Вода…» – подумал я и медленно открыл глаза. Каменные стены, такой же пол и неяркий свет электрической лампочки под потолком… Свет ударил мне в глаза, и я невольно зажмурился. Когда я уже привык к нему, то увидел стоявшего передо мной высокого и грузного человека. На вид он казался лет пятидесяти, был одет в черный костюм с золотой цепочкой. Он смотрел на меня с такой ненавистью, что у меня по спине пробежали мурашки. Что я ему сделал и кто он такой? Это я скоро узнал.

– Меня зовут Ян Радзинский, – холодно произнес он. – Ну что, Новицкий, попался?

Откуда он знает мою фамилию? Что вообще происходит?

Пока я лихорадочно думал об этом, он продолжил:

– Два года жил себе счастливо и не думал, что когда-нибудь поплатишься за убийство Эдуарда? Нет, тебе это даром не пройдет!

Я сразу догадался, в чем дело. Он хочет мне отомстить за смерть Лиановского! Замкнутый круг какой-то получается… Я отомстил за семью Володи, теперь я сам оказался жертвой мести. Кстати, а почему он назвал Лиановского по имени? Они что, дружили? И вообще как он меня нашел? Неужели знал, что мы собирались поехать во Францию?

– Лиановский – рецидивист, – пытаюсь я объяснить этому человеку свой поступок, – он убил многих людей, в том числе детей. Разве он достоин жить?

И это говорю я… Я, доказывавший Володе на даче, что рецидивисты тоже люди и что убийство преступника все же грех… А по лицу Радзинского видно, что ему очень не понравился мой ответ.

– Ты, значит, Господь? Решаешь, кто должен жить, а кто нет? – цедит он.

В этом он прав…

– Посмотри сюда, – он развернул меня за подбородок куда-то в сторону. Я взглянул… а там лежит без сознания Лешка. Боже мой, что я наделал… Втянул невиновного человека в эту кошмарную историю с Лиановским… Ах, лучше бы я два года назад написал явку с повинной и сейчас бы сидел в тюрьме… Ведь Лешка был виноват только в том, что замял мое тройное убийство!

– Он ни в чем не виноват! Не убивайте его! – умоляюще кричу я. – Если вам уж так хочется мне отомстить, то убейте лучше меня, а его не трогайте!

Да, так было бы лучше для всех…

– Насчет этого ты не волнуйся, – смеется Радзинский. – Только я тебя не сразу убью, а доведу до того, что смерть покажется тебе раем… Думал, что можно безнаказанно убивать моих друзей? Нет! Ну ладно, заговорился я с тобой. А этого я просто проучу за то, что отмазал тебя от срока. Не бойся, альтруист чертов! – он снова смеется и резко поднимает меня с пола за руку. Я с огромным трудом стою на ногах и могу в любую минуту снова упасть… Но ему, кажется, до этого нет никакого дела. Он куда-то тащит меня, крепко держа за руку. Что со мной будет? Как только я взглянул на то, что стояло передо мной, мое сердце пропустило удар – там стояла вроде самая обыкновенная скамейка, но я понял, что дело мое плохо, едва увидев лежавшие рядом с ней прутья. Этот садист будет меня пороть… Что это за средневековые истязания? Хотя… это мой крест, наказание за убийство Лиановского, Шохина и Золотова. Так что надо нести его достойно.

Радзинский приказывает раздеться. В моей голове промелькнула безумная мысль сбежать или хотя бы оказать сопротивление, но не успел я ничего сделать, как он, недовольный задержкой, резко схватил меня за ворот рубашки и так рванул, что ткань порвалась. Да… силы у него много…

– Дальше сам! – кричит он.

Мне очень стыдно самому раздеваться перед этим садистом, но что делать… Я нехотя снимаю с себя шорты, но это его тоже не удовлетворяет. Он приказывает раздеваться полностью. Свет в подвале был неярким, поэтому Радзинский не заметил, как я залился краской от стыда. Видно, решил унизить меня до конца…

И вот я стою обнаженным перед своим мучителем, а тот с интересом смотрит на меня. Мы оба почти одного роста, поэтому наши взгляды встретились. Он с довольной усмешкой шепнул мне на ухо:

– Ну что, сейчас я тебя накажу, мой сладкий… Красивый, жалко калечить, да нечего делать…

Он заставил меня лечь на скамью и крепко привязал к ней мои руки и ноги какими-то тонкими, но очень прочными веревками. Я лежал и все же надеялся на то, что он передумает и не станет меня избивать. Но я ошибся. Внезапно слышу свист прута в воздухе, но удара не последовало. Видя мой растерянный взгляд, Радзинский только рассмеялся и снова взмахнул прутом. Мою спину обожгла столь острая боль, что я с трудом удержался от крика. Еще один удар, второй, третий… Когда прут задел след от прошлого удара, я больше не мог сдерживаться и вскрикнул. А садист, не обращая на это внимания, продолжал бить меня то по спине, то по ягодицам. Я уже плюнул на мужество и все время кричал и порывался вскочить со скамьи, но веревки крепко держали меня…

Сколько ударов я получил до того, как отключился – я не знаю. То ли пятнадцать, то ли двадцать… Только это было еще не все. Радзинский схватил кадку, где в соленой воде мокли прутья, и вылил содержимое мне на спину, чтобы привести меня в чувство. И я очнулся от нестерпимой боли, когда соль начала разъедать свежие раны… Крики мои, видно, оглушили Радзинского, поскольку он зажал уши и начал меня «успокаивать». Он наконец отвязал меня, и я обессиленно рухнул на пол. У меня не было сил даже на то, чтобы встать, не то что ходить. К глазам снова подступила чернота, и я потерял сознание.

Когда я очнулся, то услышал голос Лешки. Я с трудом повернул голову и увидел, что он стоит рядом и обеспокоенно смотрит на меня. Вид у него тоже был неважный. Заметив, что я пришел в себя, он повторил свой вопрос:

– Как ты себя чувствуешь?

– Хуже некуда… – еле слышно говорю я. Хотел было сесть, но не смог и повалился обратно. Я вскрикнул от резкой боли в спине. Лешка сочувственно посмотрел на меня и шепнул мне на ухо что-то ободряющее.

Что же случилось с Настей и моими друзьями? Дай бог, чтобы от ударов у них не случилось сотрясения мозга и они спокойно приехали бы в гостиницу… Хоть бы эти мафиози не украли наши вещи и деньги, а то Насте, Рае и Володе будет очень тяжело. Вот только если они решат меня разыскивать – это будет с их стороны весьма необдуманно. Я вовсе не хочу, чтобы и они попали в плен к этому двинутому на мести за смерть Лиановского Радзинскому. Хватит и того, что я втравил в это дело Лешку! Надеюсь, мы как-нибудь выберемся отсюда…

От этих мыслей мне стало так грустно, что на глазах показались слезы. Чтобы Лешка этого не заметил, я отвернулся к стене. Внезапно вспомнилась моя недавняя исповедь и отец Геннадий, сказавший те самые слова: «Ты не убийца, ты отомстил убийце за смерть невинных людей…» И зачем нужна эта месть? Кто-то кого-то убил, другой отомстил за убитого, третий отомстил тому другому – и так тянется бесконечная цепочка смертей. Ну зачем все это? И почему я это понял только сейчас, почему не отказался от такой «помощи» Володе два года назад? Ведь в 2014 году Лиановского посадили на двадцать лет – вполне себе разумный вариант. Нет чтобы довольствоваться этим, надо было обязательно убивать Лиановского и его подельников! Чего я добился своим поступком? Того, что сейчас лежу в подвале, жестоко избитый главарем мафии, да еще и в компании своего друга! Того, что моя любимая жена и друзья сейчас, наверное, либо в больнице, либо (надеюсь!) в гостинице и переживают за меня! Того, что когда-нибудь это дело вскроется, и тогда мои коллеги, даже искренне уважающий меня Гриша, отвернутся от меня и сами отдадут под суд! Жаль, что отменили смертную казнь… Я был бы только рад такому приговору.

Когда мы более-менее пришли в себя, то оделись, поскольку в подвале было довольно холодно, и легли на стоявшую где-то в углу раскладушку. Правда, одеваться было особенно не во что, поскольку мою рубашку порвал Радзинский, так что у меня остались лишь белье и шорты.

Ближе к ночи нас неожиданно посетил какой-то человек, оказавшийся медиком. С чего бы это наши мучители решили позаботиться о нас? Я даже поинтересовался об этом у нашего нежданного визитера, но тот резко ответил, что это не мое дело. Но я сразу догадался, что неспроста Радзинский прислал к нам доктора. Видать, хочет продлить наши мучения, пока мы либо не сойдем с ума, либо не сломаемся… Догадка моя была верна, и в этом я убедился уже на следующий день, когда к нам заявился главарь мафии.

Он пришел где-то в полдень и с порога так нахально:

– Не скучали по мне, ребята?

И хватает же у этого мерзавца наглости так с нами разговаривать! Как я его ненавижу! Даже Лиановский не вызывал во мне такого омерзения, как этот негодяй! Если они дружили, то я не удивлен… Всякий выбирает свой круг общения – похожих на него людей.

– А я вот скучал, особенно по тебе, Новицкий… – обращается он ко мне и при этом смотрит на меня так, что у меня замирает сердце. Что он еще придумал?

– Пойдем-ка со мной, – говорит он мне.

– Куда? – растерянно спрашиваю я. Что бы ни произошло дальше, я абсолютно уверен, что оно не будет хорошим. Но мне не стоило задавать вопросов. Радзинский свирепеет на глазах, его обманчиво добродушное выражение лица превращается в злобное.

– Ты смеешь еще задавать вопросы, тварь? – он хватает меня за руку и насильно тащит вон из подвала. Я едва успел оглянуться на Лешку – тот с испугом провожал меня взглядом и явно хотел идти за нами. Но Радзинский приказал ему оставаться на месте.

***

Я уже три раза задавал своему мучителю один и тот же вопрос: что он собирается со мной делать? Но он уже не сердился, а спокойно отвечал, что я все скоро узнаю.

Мы вошли в какую-то комнату. Я обвел ее взглядом. Скромно обставлена, но видно, что мебель дорогая. В этом я стал разбираться после свадьбы. Кресло из черной материи возле журнального столика, такой же диван и просторная кровать… Спальня. Но почему он привел меня именно сюда? И тут я обо всем догадался – вот что означали его странные взгляды и то обращение в первый день моего плена: «мой сладкий»! Я хотел было сбежать, но Радзинский крепко держал мою руку и не отпускал.

– Не делайте этого! – взмолился я. Ох, пусть лучше бы он снова меня избил, но только не ЭТО… Никогда в жизни я не занимался сексом с другими мужиками и терпеть не мог геев. Но его, казалось, мои мольбы о пощаде абсолютно не тронули. Я чувствую холод ножа, который разрезает мои шорты, и в следующее мгновение я оказываюсь раздетым донага. Нет… Неужели он осмелится сделать со мной такое?

Еще как осмелится! Я пытаюсь освободиться от его хватки, но куда там… Он сжимает мою руку так крепко, как будто на ней кандалы…

– Нет! – кричу я. – Не надо, умоляю!

– А тебя никто не спрашивает! – холодно ответил главарь мафии и резким движением опрокидывает меня на кровать. Все, теперь уже ЭТОГО никак не избежать…

Он наваливается на меня, прижимая к кровати. Одной рукой держит мои запястья, чтобы я не смог ему врезать, а другой жадно водит по моей спине. Слышу, как он что-то тихо говорит. Не могу разобрать, что именно, но это явно что-то неприятное для меня. Я понимаю, что не стоит сопротивляться, чтобы не было слишком больно, но не могу вынести того, что сейчас будет… Я закрыл глаза от стыда и даже залился краской. Радзинский начинает свое занятие, довольный тем, что я не пытаюсь ничего сделать. Он вставляет мне сразу два пальца, затем три… От боли у меня на глазах показались слезы, и я с трудом сдерживаю стон, но изо всех сил сжимаю зубы. Как же, буду я доставлять радость этому садисту своими криками!

Радзинский убирает пальцы и резко входит сам, на всю длину. Как я ни крепился, но все же не смог терпеть и вскрикнул. Это ему не понравилось, и он, схватив меня за волосы, вжал лицом в подушку хоть и на несколько секунд, но я чуть не задохнулся за это время. А он отпустил мои волосы и вцепился ногтями в плечи, оставляя на них царапины… Этот кошмар все продолжается, прерываясь лишь тогда, когда Радзинский целует меня в шею и даже иногда кусает кожу на ней.