Текст книги "Замкнутый круг мести. Исповедь невольного убийцы (СИ)"

Автор книги: Нефертум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Мы еще много чего посетили, но рассказывать не стану – выйдет очень долго по времени. И вот пришло время возвращаться в Москву. Нам не хотелось покидать Францию, но что поделать? Это не от нас зависит.

Через два дня мы приехали на Белорусский вокзал и, добравшись до метро «Курская», разошлись: Раиса с Володей уехали к себе на желтую ветку, ну, а мы с Настей – на «Славянский бульвар».

Приехав домой, мы с удивлением обнаружили у себя Олега Сергеевича. Тот казался чем-то очень обеспокоенным и, увидев нас, подошел.

– Ну что, как съездили? – спросил он, не здороваясь.

Я перевел взгляд на Настю – она явно была удивлена странным поведением отца: до отъезда он был довольно дружелюбным и веселым, но сейчас…

– Прекрасно, – ответил я. Но тесть, услышав это, только усмехнулся и жестом попросил дочь выйти.

– Не ври мне, Вадим, – сказал он, глядя мне в глаза. – Что произошло в первый день? Говори, не скрывай.

Как он узнал, что меня тогда похитили мафиози?! Но скажу все начистоту.

– Да, я провел три дня в плену. Но как вы узнали об этом, Олег Сергеевич? – все же не удержался я от этого вопроса. Он немного помолчал, а потом продолжил:

– О том, что ты попал в плен, я узнал от Насти: она позвонила мне и сказала, что вас тогда вырубили, а когда она очнулась, то увидела, что тебя нет. Я сразу догадался, в чем дело. Зачем тебе понадобилась помощь этого судьи?

– А вы бы что сделали на моем месте?

– Я не забываю о том, с кем знаком, в отличие от тебя. Ты знаешь, кто такой Андрей Юрьевич Крестовский? Можешь не отвечать, я по твоим глазам вижу, что знаешь. Моя вина, что я не знал о твоем прошлом. Но я не виню тебя за то, что ты убил этого Лиановского. Мне интересно лишь одно: как ты мог обратиться за помощью к какому-то судье вместо того, чтобы попросить ФСБ защитить тебя? Андрей сказал, что вы с ним хорошо знакомы.

– Я… тогда об этом не подумал… – под пристальным взглядом тестя я чувствую себя нашкодившим мальчишкой. Я и сам, когда слегка отошел от убийства, проклинал себя за безумную идею обратиться за помощью к Крохину, но желание спасти свою репутацию победило.

– «Не подумал»! – передразнил меня Олег Сергеевич. – Хочешь, я тебе скажу, о чем ты на самом деле тогда думал? Ты хотел, чтобы никто об этом не узнал, ты не хотел в тюрьму. Ну, это понятное желание, но то, что ты пренебрег своей безопасностью ради реноме – это глупо, Вадим. Чего ты добился своим идиотским поступком? – но, видя, что я расстроен его речью, он добавил уже спокойнее: – Запомни: надо всегда быть с холодной головой. Даже после такого стресса, как убийство. Всегда помни о своих связях, и с тобой такого больше никогда не случится. Кстати, я сообщил Крестовскому о случившемся два года назад. Андрей умный человек, и он обещал тебе защиту.

– Откуда вы узнали о том, что я убил Лиановского?

– Десять лет назад о гибели семьи твоего друга мне сообщил тогдашний прокурор, у которого Владимир был помощником. Мы с ним дружим. Я знал, что он не сможет пойти на убийство и наверняка попросит кого-либо отомстить за это. А то, что Лиановский попал в твой подначальный следственный изолятор и сразу умер, натолкнуло меня на мысль о том, что ты все же отомстил за смерть семьи друга. Ладно, не будем об этом. Слава богу, что вы все живы и хорошо отдохнули, несмотря на этот случай.

Олег Сергеевич наконец улыбнулся.

– Ну ладно, не буду больше отчитывать моего слишком скрытного зятя. Расскажи, как вы провели оставшееся время?

Я начал ему рассказывать о посещении развалин Цеменелума и прочих достопримечательностей, наших «променадах» по Английской набережной и прочем. Тесть внимательно слушал меня и улыбался.

– Молодцы, что не тратили время даром. Я раньше тоже ездил на Лазурный берег, и мне очень там нравилось. Кстати, – он внезапно сменил тему, – у тебя отпуск кончился?

Я кивнул.

– Завтра на работу.

– Желаю тебе с новыми силами продолжать работать. Все, никаких больше убийств и душевных переживаний. Ясно?

– Ясно! – усмехнулся я, и Олег Сергеевич вышел из комнаты.

Наконец-то все благополучно. Душа моя была спокойна, я больше не мучился от угрызений совести из-за всего того, что на меня свалилось из-за моей скрытности и нежелания запятнать свою репутацию. Мой тесть – тонкий психолог, сразу угадал мысли, мучившие меня два года назад. И почему я так не доверял близким мне людям? Может быть, потому, что я рос в неполной семье, с отцом имел хоть и хорошие, но не особо доверительные отношения. Единственным близким мне человеком в детстве была бабушка, Светлана – «светлая». Все это наложило ощутимый отпечаток на мою взрослую жизнь.

Я уже не вспоминал обо всем этом кошмаре, и единственным, из-за чего я порой переживал, было то, что со мной сделал главарь мафии. А все – следствие мести. Но не мне об этом судить.

Наверно, снова пойду в ту церковь, где познакомился с отцом Геннадием, и расскажу ему все. Ведь исповедь помогает, я знаю это. Вероятно, тогда я смогу жить без горя и печали… Ладно, время покажет.

========== День рождения и неудавшийся суицид ==========

Предать можно лишь того, кто тебе доверяет.

Сергей Мавроди

В тот день, когда наша дружная четверка: Маликовы и мы с Настей – вернулись в Москву, у меня был неприятный разговор с тестем об убийстве Лиановского. Тесть, бизнесмен Цыганов, влиятельный человек и имеет множество связей где бы то ни было. У меня тоже есть друг в ФСБ – важный начальник Андрей Юрьевич Крестовский, с которым Олег Сергеевич тоже давно знаком. Да, если бы не моя способность принимать необдуманные решения, я бы в плен не попал и не пережил бы весь кошмар, свалившийся на мою голову от двинутого на мести поляка Радзинского. Но что прикажете делать человеку, первый раз в жизни ставшему убийцей троих рецидивистов? Вот и я тогда обратился за помощью к первому человеку, о котором вспомнил. Конечно, это смешно: я вспомнил не о ФСБшнике Крестовском, а о судье в ближайшем от моего следственного изолятора районе, который в итоге тоже попал вместе со мной в плен и там едва не был убит. Но я тогда своего добился: никто из моих друзей и коллег не узнал о том, что я убийца. Сейчас об этом знают только моя жена, тесть, Крестовский, священник в одной московской церкви, мой друг Володя с женой Раисой и Крохин, тот самый судья. Но я сейчас – спасибо Олегу Сергеевичу! – под защитой Федеральной службы безопасности.

Тесть меня тогда сурово отчитал за мою скрытность и безумную идею бежать в суд и умолять замять тот случай. Я молчал, понимая, что виноват. Почему я держал все в себе? Да просто потому, что не привык доверять близким людям. Мама ушла от нас, когда мне было три года, и я остался с отцом и бабушкой. Отец мой – полковник, человек суровый и державший все эмоции под контролем. Он старался и из меня сделать такого же «сухаря», но это у него не получилось. Бабушка, Светлана Новицкая, была единственным человеком, разрешавшим мне почти все. Но она часто рассказывала отцу, когда я плакал, и я получал множество замечаний, касавшихся того, как должен себя вести настоящий мужчина и офицер.

Но все это не убило во мне способность выражать эмоции. Я находил облегчение, когда ходил в церковь и беседовал о жизни с отцом Порфирием, местным священником. До десяти лет я очень любил это делать, но потом бабушка умерла, и мы с отцом переехали на другое место. А потом стало не до этого: шла перестройка, потом Советский Союз распался, наступил дефолт и прочее. Было не до того, чтобы ходить в церковь. Надо было как-то выживать: в то время ввели продуктовые карточки… Да, было трудно… И только совсем недавно я все же посетил церковь – меня так мучили угрызения совести из-за тех убийств, что я решился на исповедь. Отец Геннадий был хорошим слушателем и сказал те слова, которые я помню до сих пор: «Ты не убийца, ты отомстил убийцам за смерть невинных людей…» Да, это так и было, но прояснять эту историю я больше не стану.

После возвращения в Москву я снова посетил церковь Василия Исповедника, где был в первый раз. Оказалось, что отец Геннадий помнил меня и, когда я рассказывал о пережитом в плену и о том, что я опять убил тех мафиози, разумеется, укорил меня за то, что на моей совести уже семь смертей, но сделал правильные выводы из моей истории и снова повторил те слова. Я все еще отлично помню, о чем мы с ним говорили:

– Вы помните меня, отец Геннадий?

– Да, сын мой. Ты приходил раскаяться в убийстве некоего Лиановского. Твое имя – Вадим, я не ошибаюсь?

– Вы правы. Я снова пришел покаяться. Я совершил очередное массовое убийство.

Вижу на его лице изумление.

– Не все проблемы решаются таким способом, сын мой. Не стоит этим злоупотреблять.

– Да, вы снова правы, но другого выхода у меня не было. Меня и моего друга взяла в плен мафия. Ее главарь сначала жестоко избил нас, затем… надругался надо мной, – хоть я уже особо не думал об этом, но тот случай все еще вызывает во мне неприятные воспоминания.

При этих словах отец Геннадий побледнел и взглянул на меня с каким-то испугом и сочувствием.

– А затем он приказал своим подчиненным убить нас. Они бросили монетку, и выпала решка: это значило, что первым они убьют моего друга. Я не смог этого допустить, и мне пришлось снова взять оружие и расправиться со всеми четырьмя мафиози. Мы сбежали и только на следующий день вернулись в гостиницу к моей жене и друзьям.

– Да… – протянул отец Геннадий, – конечно, шестую заповедь нарушать – великий грех, но в твоем случае это был даже благородный поступок. Хоть у тебя за душой уже семь убитых, но ты не преступник, а человек, отомстивший за невинных людей. Месть – тоже не выход, но ты не виноват. Вижу, что ты честен в своем желании покаяния.

– Я больше не хочу никому мстить, а просто хочу спокойно жить, не вспоминая об этом.

– Да простит тебе Господь Бог наш Иисус Христос согрешения твоя, и я тебя прощаю и разрешаю, – священник снова накинул мне на голову свою епитрахиль, и я опять почувствовал странное умиротворение. Видно, снизошла на меня благодать от Бога…

Когда мы прощались, он мне сказал:

– Ты все же не вставай на путь мести – он ведет в тупик. Прощай, сын мой.

– Прощайте, отец Геннадий, – отозвался я, и мы расстались.

То ли исповедь оказала свое влияние на мою дальнейшую жизнь, то ли мой легкий характер, благодаря которому я ничего особо не принимал близко к сердцу (кроме моего первого убийства), но после того, как я приехал домой из церкви, я уже перестал думать о Лиановском, Радзинском и остальных, из-за смерти которых я едва сам не погиб во Франции. После отпуска я с новыми силами продолжал работать. Место начальника тогда занимал Саша Мартынов, мой заместитель, пока я с Настей и друзьями отдыхал на Лазурном берегу. Он очень обрадовался моему возвращению, и все стало на свои места.

Больше о том, чтобы кого-либо убить, я никогда не думал, потому что после моего разговора с отцом Геннадием я стал верующим человеком. Вспомнил я, с каким удовольствием ходил в детстве в церковь и беседовал со священником. Тот был тогда уже довольно старым, но мне именно это и нравилось: можно было узнать от него много интересного. Да, отец Порфирий был для меня ближе, чем отец или бабушка. Сейчас я редко хожу в церковь, поскольку после работы у меня одно желание: лечь спать. Настя часто говорила мне, чтобы я ушел из ФСИН, но я всегда отказываюсь. Во-первых, потому, что мне нравится моя работа, а во-вторых, я не хочу сидеть на шее у своего богатого тестя.

Так я жил до середины декабря, когда мне исполнилось тридцать семь лет. Мой день рождения прошел в теплой дружеской атмосфере – гостей было не очень много, но все были близкими мне людьми: были Володя с Раисой, Леша Крохин, Гриша со своей женой Дарьей, Саша Мартынов, Серега, ну, и Настя с отцом. Всего десять человек. Может быть, для кого-нибудь такое количество покажется большим, а для кого-нибудь – малым, но для меня оно было вполне достаточным. Отмечали мы в нашей квартире, поскольку ее размер – восемьдесят квадратов – позволял вместить столько народа.

А что насчет подарков, спросите вы? Мои подчиненные – Гриша с Сашей – например, вручили мне целый набор: меня в одежде генерала (то есть просто портрет), прикольный орден «Лучшему шефу» и кружку «Шеф всегда прав!». Я рад был видеть, что они меня так уважают, но, взглянув на орден и кружку, с грустью подумал, что не всегда я прав. Вспомнилось все пережитое, и я с трудом смог скрыть печаль и поблагодарил моих креативных сотрудников. Остальные, кроме женщин, подарили всякие там приспособления для моего «Лендкрузера», для рыбалки и тому подобное. Давно я не ходил на рыбалку… Надо будет как-нибудь сходить.

Раиса подарила цветы – мои любимые орхидеи. Да, хоть я и мужик, но люблю цветы. И ничего с этим не сделать. Дарья, жена Павлова, особо не думала над подарком и вручила мне конверт с деньгами – пять тысяч рублей… Она вообще девушка легкомысленная и, к тому же, сплетница. Не знаю, чем она так понравилась Грише, что он на ней женился? Лично я к ней отношусь нейтрально.

Настя же вообще отличилась и подарила мне мой портрет, вышитый крестиком – я когда взглянул на него, то сразу понял, где я был снят. В Адлере… Нет, не тогда, когда я сидел хмурый на пляже, а когда мы с Настей катались на теплоходе. Я тогда еще недоумевал, зачем она меня фотографировала? А теперь оказалось, что она хотела сделать мне сюрприз. Господи, как же меня растрогала ее прекрасная идея подарка на мой день рождения…

День был веселым – мы развлекались как могли, забыв о том, что все являемся взрослыми солидными людьми. Хотелось выбросить из головы весь пережитый негатив, связанный с теми событиями… Я уже особо не думал об этом, но нет-нет да и появлялось нечто, будившее во мне ЭТИ воспоминания.

Ну, Олег Сергеевич, Володя и Раиса всегда были серьезными и даже тогда не изменили себе, но тоже веселились от души. Остальные вообще разошлись – сначала сели играть в карты на желания. Как всегда, мое непонятное везение проявилось и тогда – я снова всех обыграл. Однако я был добрым и загадывал обычные желания: но скоро меня решительно отстранили от игры в карты, поскольку все знали, что я постоянно выигрываю. Так что мне пришлось быть наблюдателем, что было тоже довольно весело, потому что в следующий раз выиграл Мартынов (а он очень креативный). Чего он только не загадывал… Например, спеть любую песню в жанре шансона, выйдя на балкон. Это, кстати, выпало Володе. Тот не любил шансон, и единственным, что пришло ему на ум, был «Владимирский централ». Я слушал, но вдруг неожиданно кинул беглый взгляд на Павлова – он о чем-то тихо разговаривал с моим тестем.

– Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери зла немерено… – тем временем пел Володя с балкона. Мы все слушали и угорали от того, что мой лучший друг, всегда холодный и замкнутый, поет Михаила Круга. Это натолкнуло нас на мысль спеть в караоке.

– Я куплю тебе дом у пруда, в Подмосковье, и тебя приведу в этот собственный дом… – это пел я. Да, вот бы вернуться в тот район, где я жил десять лет назад, когда все еще было прекрасно в моей жизни: я служил в армии старшим лейтенантом, командир был мной доволен, было много друзей… Эх, где они все сейчас? Развела нас судьба… Только один Володя – армейский друг – и остался у меня. А сейчас жить бы мне с женой в доме у пруда с растущей вокруг сиренью и с белыми лебедями… Забыть бы все и начать жизнь с чистого листа…

Когда вечеринка кончилась и почти все гости разошлись, меня поманил к себе Гриша. Я заметил, что у него был какой-то странный вид. Может быть, потому, что он слишком много выпил? Но все оказалось гораздо хуже…

– Вы помните тот случай? – он так выделил слово «тот», что мое сердце пропустило удар. – Вижу, что помните. И я его не забыл.

– Скажи, что ты от меня хочешь! – не выдержал я. Гриша наклонился к моему уху так близко, что я почувствовал сильный запах алкоголя, исходивший от него.

– Я тогда сразу понял, что вы убили Лиановского и ту парочку… Да еще четверых… Думали, что я не догадаюсь? Вы ошибались.

– Что ты… Как ты это понял?! Ты знал…?

– Знал. Я не доложил об этом куда следует. А как я об этом узнал – я тогда, перед убийством, последним вышел из СИЗО. Первым человеком, который пришел на следующий день, были вы. Не сам же Лиановский застрелился-то! – насмешливо заявил Павлов. – Да еще и ваша болезнь удивила меня: едва вы увидели эту троицу мертвой, так сразу и свалились в обморок. Я сложил воедино эти факты и обо всем догадался. А все это время я прикидывался ничего не понимающим.

А я-то думал, что Гриша ни о чем не догадается… Боже мой, какой же я наивный идиот! А он все знал с первого же дня!

– Зачем? Почему именно сейчас ты говоришь мне об этом?

– Я долго ждал, что вы напишете явку с повинной. Я случайно встретился с Крестовским на Лубянке, и он мне рассказал вашу историю. Я когда-то служил в ФСБ и сохранил старые связи. Жаль мне вас, да ничего другого я сделать не могу. Я не смогу больше уважать человека, который за всю свою жизнь убил уже семерых. Поэтому можете судить меня как вам угодно, но я доложу об этом. Простите меня, – на его глазах показались слезы.

– Чего ты хочешь? Денег? Занять мое место? – я был готов на все, только бы Павлов ничего не сказал. Нет, – спохватился я, – не на все. Одного лишь я не сделаю – не убью его. На восьмое убийство я никогда больше не пойду. Но он отрицательно покачал головой.

– Мне ничего не надо. Я просто хочу, чтобы преступник сидел в тюрьме, а не был ее начальником. Я ждал от вас признания, но так и не дождался, – и он вышел из квартиры. А я остался стоять на месте, глядя куда-то в одну точку, обдумывая все услышанное.

Так Крестовский не рассказал ему, из-за чего я стал серийным убийцей?! Что же это такое? А Гриша тоже хорош: мог бы поговорить с Володей хотя бы во время вечеринки. Тот бы наверняка сообщил ему причину моего поступка. Или Павлов не хотел нарушать праздничную атмосферу? Деликатный, черт бы его побрал! Не знает истинную причину убийства, а прямо, в лоб обвиняет меня в мой день рождения! Два года молчал, и в такой день нанес мне страшную рану… Да как он мог?! Ладно бы когда-нибудь в другое время сказал мне об этом…

И что мне теперь делать? Ничего не остается, кроме самоубийства. Не ждать же, пока ко мне в дом нагрянут менты… А если приедет Серега со своими операми? Как я буду смотреть в глаза моим друзьям? Я встал и, накинув на плечи куртку, вышел из квартиры. Никто меня не остановил, поскольку гости уехали, а Настя и Олег Сергеевич уже спали. Их не разбудил наш разговор. Я решительно направился в сторону метро. Не знаю, почему я выбрал именно такой способ уйти из жизни…

К счастью, народу не было. Я стоял и внимательно рассматривал все, что успевал заметить. Ведь я вижу все это в последний раз!

Я подошел к самому краю платформы и взглянул на рельсы. Знаю, что суицид – неразумный поступок; ведь бросаю любимую жену, друзей, тестя… Но и жить, когда меня заметут, не смогу! Внезапно я почувствовал, как кто-то схватил меня за рукав куртки и подтащил к себе.

– Ты что, мужик, совсем уже офигел? Под поезд собрался прыгать!

Я взглянул на своего собеседника – мужчина средних лет (около сорока пяти), в старой потертой куртке с пятнами машинного масла на ней и порванных джинсах. Наверно, бомж…

– Оставьте меня. Я иду на это осознанно.

– Не делай этого. Это ни к чему хорошему не приведет.

Я понимал, что он верно говорит, но эмоции взяли верх над разумом, и я крикнул, почему-то перейдя на «ты»:

– Мать твою, да что ты понимаешь! Ты, наверно, никого не убивал, тебя не предавал близкий человек, два года молчавший о том, что ты серийный убийца, а теперь почему-то решивший заговорить! Да еще и в мой день рождения! Тебя не избивал и не насиловал двинутый на мести главарь мафии! – при последних словах передо мной встала картинка: та скромно обставленная комната, куда меня привел Радзинский, и его ненавистное лицо – кривая усмешка, плотоядный взгляд серых глаз… Мои крики, слезы и его руки, то вжимающие меня лицом в подушку, то жадно водящие по спине… Резкие движения внутри… Будь ты проклят, Ян Радзинский – единственный человек, убийство которого принесло мне облегчение и даже радость! Жаль только, что ты дешево отделался, сука! Если бы я был таким же садистом, как и ты, то поступил бы с тобой куда более жестоко – а не просто ударил ножом… Кровь прилила к моему лицу, и я даже расстегнул куртку, почувствовав, что стало жарко. Мой собеседник заметил, что я не в себе, и сказал:

– Ты успокойся. Давай лучше сядем.

Он насильно усадил меня на скамейку и пристроился рядом.

– Меня Иваном зовут, а тебя?

– Вадим, – ответил я.

– Выпьешь со мной? – он протянул мне бутылку водки.

Я схватил бутылку и осушил ее почти на четверть. Хоть я и мало пью, но тогда мне было все равно. Алкоголь ударил мне в голову, и я почувствовал, что мне хочется спать. Иван тоже сделал порядочный глоток из бутылки и посмотрел на меня.

– О, да ты уже засыпаешь… – пьяно протянул он. – Это ты так на водку реагируешь?

Я уже плохо понимал, что он говорит, но кивнул.

– Эй, не спи! – он встряхнул меня. Я перевел взгляд на него – Иван выглядел каким-то задумчивым, даже, казалось, немного протрезвел. – Я чего-то не понял: насчет того, что ты серийный убийца – это правда? – спросил он.

Я снова кивнул, глядя куда-то на потолок станции.

– Да. Семь человек убил. Только не зови сюда ментов, пожалуйста.

– Ладно тебе, какие менты? Да они ночью никуда, наверно, не пойдут. Они же тоже люди и хотят ночью спать.

Он помолчал, а потом добавил:

– Так из-за чего ты собрался прыгать под поезд? Тебя собираются посадить?

Он прав. Если бы Гриша… нет, после нашего разговора я больше не могу его так называть… Так вот, если бы Павлов не сообщил мне о том, что он все знает, я бы не пришел сюда. Но, может быть, он и не доложит об этом? Тогда зачем он мне об этом прямо сказал? Нет, расскажет. Он всегда был очень правильным – за те два года, пока я здесь работал, я замечал, что если он не считал чей-нибудь поступок хорошим, то сразу же принимал меры, чтобы вразумить совершившего этот поступок. Интересная у него философия: конечно, сдать преступника властям – дело хорошее, но надо же сначала узнать всю историю с начала и до конца!

Невольно вспомнился его подарок. «Лучшему шефу! Шеф всегда прав!» – горько усмехнулся я и подумал: «До чего же он циничный. Дарить такое, когда собираешься обвинить именинника в убийстве!» Павлов открылся мне совершенно с другой стороны. Эх, лучше бы тогда выпал орел, и те мафиози убили бы меня… Я согласен даже на такую жуткую смерть, которую едва не принял Крохин. А он сейчас, должно быть, дома, в Люберцах, и не знает, что я едва не покончил с собой, если бы не вмешался Иван.

– Чего молчишь? – услышал я его голос, очнулся от своих размышлений и посмотрел на него.

– Может быть, и посадят. Я не знаю.

– Ну, вообще-то, если у тебя за душой семь убитых, то пожизненное впаяют. Это уж точно.

– Знаю, да только, хоть я и под защитой ФСБ, это мне не поможет.

Он, услышав это, округлил глаза и снова глотнул из бутылки.

– Серийного убийцу охраняют ФСБшники? Ну ни фига себе! Куда мир катится?

Иван выронил бутылку, и она разбилась. На полу осталась разлитая водка.

– Блин, выпивка накрылась… – вздохнул он. – Ну и дела…

– Да, у меня есть там связи. Но и Павлов – это из-за которого я здесь – тоже там служил. Ему все рассказали.

– А ты ему верил, не так ли?

Да, верил. Верил. Зря, как оказалось.

– Не верь, не бойся, не проси. Знаешь такой закон?

– Слышал. Но я думал, что могу ему доверять. Казалось, он меня уважает…

– Вот именно: «казалось»! – мой собеседник поднял палец. – Не верь никому. Когда-то я тоже был такой, как ты: верил друзьям, а в итоге что? Сел по 228-й статье, за наркотики. Друг дал мне сумку: «Пусть, – говорит, – у тебя пока полежит, а я скоро заберу». А на следующий день меня и забрали в СИЗО. Дали мне десять лет колонии.

– Грустная история…

– Ладно, это давно было. А ты кого убил?

– Эдуарда Лиановского, рецидивиста, и его подельников. Есть у меня друг, так он по его вине лишился всей семьи. Он просил меня отомстить, я так и сделал. А остальные были членами мафии, которая недавно пленила меня во Франции. Пришлось убить их, чтобы сбежать.

Не хочу больше рассказывать кому бы то ни было эту историю!

– И снова из-за друга, – заметил Иван. – Ну зачем ты согласился ему помогать? Он, небось, живет спокойно и не мучается от угрызений совести, а ты боишься, что все об этом случае узнают. Запомни: «не верь, не бойся, не проси»!

Да уж запомню… А я ведь тоже думал десять лет назад, почему бы Володе самому не отомстить Лиановскому за смерть своей семьи? Ведь это было бы куда более разумно. Но он почему-то решил переложить всю ответственность на мои плечи. А я по своей доброте согласился! И теперь скоро за мной придут…

Пожалуй, останусь на ночь в метро. Домой я идти не могу. Да и как мне идти после того, как я выпил? Я почувствовал, что устал. Глаза мои сами собой закрылись, и я лег на скамейку.

***

Проснулся я от того, что меня довольно грубо встряхнули за плечо. Я открыл глаза: Ивана уже не было, а рядом со скамейкой стоял молодой полицейский, по количеству звездочек – лейтенант. Он смотрел на меня так, как будто считал, что я какой-нибудь бомж.

– Почему спим в метро? – спросил он. – И почему это на полу разлита водка?

– Какая еще водка? – я еще не отошел от сна и не помнил, что случилось ночью. Помнил только, что рассказывал Ивану свою историю.

– «Какая водка!» – усмехнулся лейтенант. – Вот эта, – и он указал на большую лужу. – Да и неудивительно, что он ни черта не помнит, – пробормотал он про себя, – от него же за километр перегаром несет…

Я хотел было сказать, что мне неприятно слышать его последнюю фразу, но не стал.

– Где живете?

– Староволынская, второй дом, шестая квартира… – ответил я и с трудом сел.

– «Ближняя дача»? – растерялся полицейский и вдруг совершенно неожиданно отдал честь. – Извините меня, пожалуйста. А чего же вы в метро спите?

Как только услышал, что я живу в элитном районе, так сразу стал вежливым… Везде сплошное лицемерие! А до этого смотрел на меня, как на алкоголика.

– Это не ваше дело, – спокойно говорю я. – Так получилось.

– Конечно… Вас проводить до дома? А то вы вряд ли сможете сами дойти.

Он поднял меня со скамейки, и мы пошли к выходу из метро. Едва мы вышли на улицу, как ветер ударил мне в лицо, дрожь пробежала по спине, и я поспешно застегнулся – ведь я был легко одет, потому что спешил: кроме обуви и домашней одежды – рубашки и джинсов, на мне была только куртка. Шапки на мне не было, и, когда мы вошли на территорию «Ближней дачи», волосы мои были все в снегу.

Скоро мы добрались до моего дома, и лейтенант позвонил в дверь. Нам открыла Настя, бывшая в ночной рубашке. Каштановые волосы были небрежно собраны в хвост, и она казалась сильно уставшей. Неудивительно – на часах было пять часов утра!

– В чем дело? – начала было она, но, увидев меня, остановилась на полуслове. – Ты откуда, Вадим? Почему от тебя пахнет алкоголем?

– Я нашел его, спавшего на станции «Славянский бульвар», – ответил лейтенант и ушел. Мы с Настей остались вдвоем, и теперь мне надо было спешно придумывать причину моего ухода из дома. Не говорить же, что я собирался покончить с собой (по дороге сознание мое прояснилось, и я все вспомнил).

– Куда ты ушел ночью, да еще и легко одетый? – накинулась она на меня. Я опустил глаза и старался не смотреть на нее. – Что ты делал в метро? Почему тебя привел полицейский?

– Я… – нет, ну как сказать ей о том, что я хотел сделать? Нельзя же говорить такое! – Я не могу тебе об этом сказать!

– Ладно, я все узнаю. Пойдем спать, ведь тебе скоро на работу!

На работу… Лучше бы мне не ходить, а то ведь не дай бог Павлов исполнит свое обещание и сообщит о моих делах куда следует! А куда деваться? Нет, надо все же получить наказание за свои грехи! Хотя я уже наказан так, что и врагу не пожелаю этого… Надо идти на работу, а то если за мной придут опера, это будет такой позор… Да и если это произойдет на глазах у Насти? Нет, надо идти на работу…

========== Недолгий арест и лицемерный охранник ==========

Нашим миром правят связи.

Пауло Коэльо. «Заир»

Когда я приехал на работу, то сразу же закрылся в своем кабинете. Я искренне надеялся, что Павлов просто пошутил или сказал это по пьяни, и не станет сообщать о том случае – однако все вышло совсем не так, как я ожидал. Около двух часов все было спокойно, и у меня понемногу отлегло от сердца. Но мне не дали долго побыть одному. В дверь постучали. Мне не хотелось открывать, но пришлось все же это сделать. На пороге стояли Павлов и двое незнакомых мне крепких мужчин.

– Вадим Михайлович Новицкий? – поинтересовался один из них. Я кивнул. – Вы арестованы.

Я сразу догадался, в чем дело. Все-таки Павлов сообщил об ЭТОМ… Исполнил свое обещание, черт бы его побрал! Я укоризненно взглянул на него – тот отвел взгляд и уставился в пол. Стыдно ему… А как в мой день рождения обвинять меня – на это у него совести хватило!

– Лицом к стене! – скомандовал другой. Я послушался и почувствовал, как на моих запястьях щелкнули наручники. Вот и доигрался, черт побери… И зачем только Лиановский попал ко мне? Ведь с него-то и началась эта история! Не надо было мне его убивать…

Меня повели к выходу. Я молчал и думал о том, что со мной будет. Нельзя даже сообщить Насте об этом… Она же будет волноваться, что я не вернулся домой! Ну, ей скажут, что ее муж в следственном изоляторе, но уже как зэк, а не как начальник…

Откуда-то вышел Мартынов и, увидев, что меня ведут в наручниках, крикнул:

– Что вы делаете? Вадим! За что тебя забрали?!

– За семь убийств, – ответил один из незнакомых мужчин. – Да, вот такой у вас начальник.

– Я не верю! – Саша хотел было идти за нами, но ему сказали вернуться обратно. До меня долетели его крики: что-то вроде «Беспредел! Что вы делаете?!». Нет, Саша, это не ментовский произвол, а чистая правда…

***

За то время, пока меня вели к машине, я просил дать мне позвонить домой, поскольку очень беспокоился за Настю, а мой телефон остался на столе в кабинете. Но мои конвоиры не обращали на мои просьбы никакого внимания. А на улице было холодно: валил снег, на мой взгляд, было минус пятнадцать градусов, а меня взяли, в чем я был: в обычном легком костюме. Мне не дали времени даже взять с собой куртку.

Когда мы подошли к автомобилю, я увидел, что это был не «воронок», а простая иномарка. Небось хотели сохранить это дело в тайне, поэтому и не стали приезжать на автозаке. Меня посадили на заднее сиденье, Павлов сел рядом, и мы поехали в отдел. Я был рад, что наконец попал в тепло, пусть даже это и салон машины, в которой меня везут в полицию. Не знаю, чем все это кончится…