Текст книги "Замкнутый круг мести. Исповедь невольного убийцы (СИ)"

Автор книги: Нефертум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Ты пойми, что именно из-за этого я валю отсюда! – крикнул я. – Если всплывет эта история, мне будет очень хреново! Могут и посадить!

– Понимаю все… – Крохин испуганно посмотрел на меня. – Но ведь она и так всплыла, и никто не собирается тебя никуда сажать. Ты же говорил, что об этом уже знают Крестовский, Крутовской и Рязанов.

Ну и пусть, что они знают. А остальные? Не все люди-то такие понимающие, как эта троица.

– И далеко ли ты собрался?

– В Сибирь.

Он явно подумал, что это была шутка. Я поспешил уверить его, что говорил серьезно. Но этим я его не успокоил: он только лишь замахал руками и, подойдя ко мне вплотную, заговорил на ухо:

– Ты что, серьезно? Там сейчас твой бывший подчиненный сидит, который на тебя донес в полицию! В новосибирской колонии. Я ради тебя убрал его отсюда лет на пять. Ты не подумал, что он выйдет и снова про тебя доложит?

– А ему до меня дело есть?

– Ой, да ему-то точно есть… Он тебя возненавидит за то, что ты свободен, а он отсидел! Не езди никуда, оставайся в Москве! А если уж так хочется свалить, нельзя ли поближе? Например, в Подмосковье?

– А ведь ты прав… Я же раньше жил в Одинцово… – сказал я, но вдруг спохватился: – Вот черт, я не знаю, что с моей старой квартирой. Продал я ее, или нет? Не помню, честно говоря… Столько всего навалилось, что я и забыл об этом… – задумчиво добавил я и по рассеянности сел на свой чемодан.

– Съезди проверь, – а вот это хороший совет! Я согласился и вдруг спросил:

– А ты вообще зачем пришел?

– Понимаешь, скучно одному дома сидеть. Да и вообще, после Франции не могу один в помещении оставаться – мне становится очень страшно… Ты же помнишь, как я лежал там с… господи, как подумаю об этом, так плохо становится! – он по привычке хотел взъерошить волосы (он почти всегда так делал, когда нервничал), но, вспомнив, что у него короткая стрижка, махнул на это рукой и продолжал: – Вот почему мне обязательно надо, чтобы был кто-то рядом со мной.

– Но ведь ты же один живешь. Как же ты со своим страхом справляешься? – поинтересовался я. Тот горестно вздохнул и ответил:

– Вадим, лучше не спрашивай. Сижу на успокоительных – все нервы себе расшатал из-за пережитого… Это тебе хорошо – тебя есть кому утешить, а я-то ведь один на белом свете: холостой, да еще впридачу и сирота. Впрочем… – он внезапно замолчал и сказал: – Что это я начал грузить тебя своими проблемами? Нехорошо с моей стороны так делать. Ты же мне друг, а не психоаналитик. Не будем об этом больше говорить. Мои проблемы – я с ними справлюсь сам. А ты все же не езди в Сибирь, ради бога. Ладно, я пойду.

Не прощаясь, он вышел из комнаты. А я остался размышлять о сказанном им. «А ведь он прав, – подумал я. – Ведь Павлов же… я так и думал, что он в тюрьме». Моя проклятая импульсивность опять едва не сыграла со мной плохую шутку, если бы не Лешка. Собственно, что это у меня была за мысль сбежать? Да и куда бы я мог укрыться? Но все-таки надо бы проверить, что с моей подмосковной квартирой.

Я не успел сложить в чемодан много вещей, до верхней одежды еще не добрался, поэтому пошел в гардеробную за курткой. Надвинул почти на глаза шапку и большую половину лица закутал шарфом, чтобы никто из местных жителей не смог меня узнать. Хотя прошло с того времени, как я в последний раз был в Одинцово, одиннадцать лет, но мало ли что…

«Лендкрузер» я оставил на парковке, поскольку решил поехать на электричке. Рядом ведь находится платформа Кунцево (в шести километрах, если ехать на машине, но от этого я отказался). До метро мне надо было идти почти три километра, но ведь это не такое большое расстояние… Не любитель я общественного транспорта, но что ж поделаешь? Так быстрее. Да и деньги надо экономить.

До «Славянского бульвара» я добрался за полчаса, несмотря на снегопад и гололед. Дорога была довольно скользкой, так что я почти все время рисковал упасть, но мне повезло. Едва я вошел в метро, как вспомнил свою неудавшуюся попытку самоубийства и Ивана. И что это меня постоянно тянуло покончить с собой? А все из-за Павлова… Ну и пусть он навсегда останется в Сибири, не на пять лет, а именно навсегда! Но я быстро одернул себя: как я могу так думать! Он виноват меньше меня! Однако не стоит никого судить.

К счастью, на станции было мало людей. Это меня порадовало. Я сел на скамейку, чтобы подождать свой поезд, как вдруг услышал:

– Знакомое лицо… Привет, Вадим!

Я обернулся. Передо мной стоял Иван в форме работника метрополитена.

– Привет.

– Не думаешь уже снова прыгнуть на рельсы? – насмешливо спросил он. – Молодец. Куда едешь?

– В Одинцово, по делам. А ты, я смотрю, работу нашел?

Он гордо посмотрел на меня.

– Да. Недавно, под Новый год, судьба смиловалась надо мной.

– А я, наоборот, без работы. Уезжаю отсюда.

– Что, никак вышли на тебя менты? – рассмеялся он. – Иначе ведь не стал бы ты сматывать отсюда удочки.

– Нет, умер тесть. Мне уже не по карману платить за квартиру. Вот и решил сменить, – тут подошел поезд. – Прости, но мне пора.

Мы пожали друг другу руки, я сел в вагон и долго провожал глазами приятеля. Вот, человек выбился в люди, а ведь был бомжом! Может, и мне удастся наладить свою жизнь?

– Станция «Кунцевская». Платформа справа. Переход на Филевскую линию и выход к железнодорожной станции «Кунцево», – объявили из динамиков. Я вышел на платформу и направился к выходу в город.

***

Кунцево – довольно неуютная платформа, скажу я вам. Во-первых, здание, где покупают билеты, чертовски маленькое, поэтому на меня постоянно с руганью натыкались люди. Что за дурацкая планировка – с обеих сторон по два автомата, так что на проход оставалось очень мало места! Иногда я искренне хотел обматерить первого попавшегося человека, который бы что-нибудь сказал мне насчет того, чтобы ему пройти, но с трудом сдерживался. Во-вторых, стоять под открытым небом, дожидаясь электрички – вещь не из приятных. К тому же снова повалил снег, колючие снежинки больно впивались в кожу… А пройти под крышу было нельзя, поскольку платформа была под завязку забита народом. Этого я в Москве на дух не переношу. Я даже горько пожалел, что не поехал на машине.

Но вот наконец подошла электричка. Я с радостью увидел, что было много пустых мест, и уже хотел было сесть, но меня едва не сбила с ног безумная толпа людей, и мне пришлось стоять в тамбуре. Меня охватила жуткая злоба, и я был готов даже кому-нибудь врезать… Ладно женщины и пожилые люди, но мужики-то куда ломились? Хотя и я сам хорош: стремился поскорее сесть…

Так я и простоял в ужасной давке все двадцать минут, пока не приехал на место. А в Одинцово выходили многие, поэтому даже выход из электрички стал для меня кошмаром! Пока я добирался до моста, меня успела задеть тьма людей, к тому же все шли очень медленно, что сильно раздражало. Все же я прошел по мосту и наконец вышел в город. Здесь стало свободнее.

Добрался я до своего прежнего дома за двадцать минут – единственная маршрутка, которая туда шла, встала в небольшую пробку. Но, однако же, я наконец дошел до дома, и вот здесь-то меня ждал неприятный сюрприз: никак иначе нельзя было войти, кроме как по магнитным карточкам. Что делать? Я помнил номер своей квартиры – «седьмая» – и решил позвонить.

Скоро входную дверь открыла женщина лет около тридцати пяти.

– Вы кто такой? – удивленно спросила она.

– Я хотел бы узнать, вы живете в седьмой квартире?

– Да. А вам это зачем?

– Я просто ее прежний владелец.

Я пристальнее взглянул на нынешнюю хозяйку моей квартиры и узнал ее. Теперь я вспомнил, что подруга моей бывшей девушки Юли, с которой мы так нехорошо расстались, покупала у меня квартиру. Как ее бишь… Мария?

– Мария? – я хотел подтвердить свою догадку. – Неужели вы меня не узнаете? Вы же у меня квартиру-то купили.

Она посмотрела на меня еще более пристально и вдруг улыбнулась.

– А, Вадим… Помню, вы ведь с Юлей встречались. Такой печальный были, когда она вас бросила. Знаете, мне даже вас жалко было. А ее, кстати, тот парень тоже бросил, когда она залетела от него. Юля потом купила билет в Испанию и уехала развеяться.

– Что же с ней сейчас? – странно, но рассказ Марии взволновал меня до глубины души. Неужели я снова испытываю к своей бывшей чувства? Нет, мне надо выкинуть ее из головы, ведь я женат. Да и как она со мной поступила?

– Точно не знаю. Вроде нашла там себе богатого «папика», некоего сеньора Родригеса.

Ах, Юля… Твоя страсть к деньгам тебя погубит. Она всегда такой была, но я, влюбленный в нее по уши в двадцать лет, не замечал этого. Как же был прав мой отец, когда сказал мне забыть про женщин и заняться карьерой… Он редко говорил что-либо правильное, и это был именно такой случай. Конечно, далеко не все дамы такие жадные до денег, например, Настя – сущий ангел! Правда, особого опыта в обращении с женщинами у меня не было: за всю жизнь у меня их было лишь две. Как-то меня это дело не интересовало. Юля, должно быть, просто соблазнила меня, что я попался в ее сети.

Я тряхнул головой, чтобы отвлечься от воспоминаний о былой любви, и спросил:

– А нет ли здесь квартиры на продажу?

– Есть, и много, – ответила Мария. – Все-таки здесь стройка идет. Но я вам посоветую взглянуть на «двушку» в доме неподалеку. Владельцы за нее просят четыре миллиона. Видите вон там высотку? – она махнула рукой куда-то в сторону. Я посмотрел: там и в самом деле красовался большой, по моим расчетам, двадцатиэтажный, дом белого и оранжевого цветов. – Эта квартира на десятом этаже. Не волнуйтесь, там есть лифт.

– Спасибо, – я хотел было уйти, но моя собеседница остановила меня.

– Даже не зайдете?

– И не думайте! – я отмахнулся от явно настроенной на романтическое продолжение Марии. – Я женат уже два года!

Может быть, я немного грубо поступил с ней? Но изменять своей любимой я абсолютно не собирался и потому быстро пошел в соседний дом выяснять все детали насчет покупки квартиры и между тем осмотреть ее. Неплохая квартирка, даже с евроремонтом. «В недавно построенном доме евроремонт? – изумился я. – Быстро…» Площадь шестьдесят квадратов – на двадцать меньше, чем наша. Что же, не так плохо, как я ожидал. В целом, мне она понравилась. Хозяева же, семья на вид интеллигентная – родители с дочерью – продавали ее только потому, что навсегда уезжали в другой город к своим родственникам. Я пообещал скоро выплатить всю сумму и после того поехал обратно.

На этот раз электричка была пустой, чему я очень обрадовался. Выйдя на своей остановке, я не спеша побрел к метро. Сгущались сумерки, и город осветился огнями – я всегда любил смотреть на вечернюю Москву, вот и сейчас с удовольствием разглядывал открывшийся передо мной вид.

Вагон тоже оказался почти пустым, и я сел на сиденье. Едва я опустился на него, как почувствовал, что сильно устал. Закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Честно говоря, чуть не проспал свою станцию, но все же успел выбежать из вагона. Да, мой сон занял всего-то две минуты.

Когда я вышел в город, усталость навалилась на меня с новой силой. Мне очень хотелось спать, а надо было идти около получаса. Глаза сами собой закрывались, и я, шатаясь, брел по улице. И вот тут все-таки случилось то, что должно случиться зимой, в гололед: я споткнулся обо что-то и упал. Казалось, что моя голова раскололась на две половинки, и я даже на какое-то время потерял сознание. Рядом со мной не было никого, так что мне пришлось как-то вставать самому. Это стоило мне большого труда: у меня страшно болело почти все тело, в особенности голова и левая рука. Было похоже на то, что я пережил во Франции, когда меня избивал прутьями этот безумный мафиози… Здоровой рукой я схватился за стоявшую рядом скамейку и кое-как поднялся. С облегчением заметил, что почти дошел до своего дома. Но надо было еще подняться на второй этаж, что явно будет для меня огромной проблемой.

На дорогу я затратил десять минут вместо обычных пяти. Хорошо, что охранник, заметив мое состояние, не стал требовать у меня пропуск…

Настя, увидев меня, сразу же стала спрашивать, почему я вернулся так поздно. Но я не мог ничего ей ответить и только попросил помочь мне раздеться. Когда она сняла с меня куртку, я закатал левый рукав свитера и взглянул на свою руку. Там уже созревал порядочный кровоподтек. Настя тоже это увидела и переменилась в лице.

– Господи, что это? Откуда? – испуганно спросила она, не сводя взгляда с моей руки.

– Я споткнулся, ну и вот… – я искренне постарался спокойно объяснить случившееся, но тут мою голову снова обожгло болью (должно быть, я как-то неудачно пошевелил ею), и я со стоном приложил к ней руку. Настя сняла с меня шапку, желая посмотреть, в чем дело. Ее изумление было слишком велико и удивило меня.

– Что там? – спросил я.

Она, не отвечая, протянула мне зеркало. Я посмотрелся: жалкое зрелище я представлял из себя! На голове красовалась огромная шишка, волосы слиплись от пота, глаза мутные – они теперь выглядели не зелеными, а какими-то сероватыми.

– Боже мой, как это я так неудачно упал! – моя попытка пошутить вышла довольно нелепой. – Настя, помоги мне дойти до спальни, пожалуйста… – супруга взяла меня под руку и повела в комнату. Дойдя до кровати, я с трудом опустился на нее и попытался устроиться поудобнее. Настя же куда-то ушла, но скоро вернулась со «Спасателем» и начала обрабатывать мою голову и руку.

– Вот зачем я на машине не поехал? – вздохнул я про себя, когда она закончила свое занятие. – Решил бензин сэкономить… Настя! – позвал я жену уже громко, – я нашел нам квартиру в Одинцово за четыре миллиона… Обещал скоро расплатиться, так что надо отсюда уезжать!

– Куда ты в таком состоянии поедешь? А с этим я разберусь, не волнуйся!

========== Неожиданная встреча и конец страданиям ==========

Самое умное в жизни – все-таки смерть,

ибо только она исправляет все ошибки и глупости жизни.

Василий Осипович Ключевский

Как ходил же грешный человече,

Он по белому свету.

Приступили к грешну человеку,

К нему добрые люди.

– Что тебе надо, грешный человече?

Ти злата, ти серебра,

Ти золотого одеяния?

– Ничего не надо грешну человеку:

Ни злата, ни серебра,

Ни золотого одеяния.

А только и надо грешну человеку

Один сажень земельки

Да четыре доски.

А только и надо грешну человеку

Покаяния…

поминальный духовный стих западнорусской традиции

Слава богу, после того падения у меня не оказалось сотрясения мозга, но голова болела еще три дня. Пока я лежал в постели, Настя успела выставить нашу квартиру на продажу на Яндексе, и уже нашлись покупатели. Я не интересовался, кто хочет купить нашу квартиру, поскольку из-за боли, мучившей меня, не мог ни на чем сосредоточиться. Так что всю мою сделку взяла под контроль Настя, да и не только ее: она собирала вещи, документы и прочее. Когда мне стало лучше, я помогал ей по мере своих возможностей. За квартиру Настя получила сорок миллионов, четыре отдала хозяину, Виталию, а тридцать шесть, следовательно, остались нам. Документы были уже готовы, и, когда я выздоровел, мы отправились в Одинцово.

Не скрою, мне сначала было немного грустно расставаться с шикарной квартирой. Первое время я, просыпаясь в новой спальне, не заметив за окном леса, очень тому удивлялся. Но вскоре привык к другой обстановке.

Я очень боялся того, что кто-нибудь начнет интересоваться нашей биографией. Откровенно признаюсь, что не жалую людей, вечно стремящихся сунуть свой нос в чужие дела. Например, прокурор, Леонид Куликов, которого очень интересовала история с гибелью Лиановского, был одним из таких. Вот какое дело людям до того, что случилось у другого человека? Если бы они искренне интересовались этим с целью утешить или помочь ему, а то ведь их хлебом не корми – дай лишь покопаться в чужом белье ради того, чтобы было о чем поболтать между собой! Поэтому я старался не общаться с новыми соседями и жене сказал, чтобы она тоже не особо с ними разговаривала. А то выяснилось бы, что я серийный убийца… Дальше что? Арест, суд и колония спецрежима… И связи не помогут. Мне ли не знать, что происходит в тюрьмах? Сам же семь лет работал в службе исполнения наказаний.

Мне просто хотелось начать жизнь с чистого листа в городе, где никто не знает о моем прошлом. Правда, я до сих пор не знал, кем хочу быть в Одинцово. К несчастью, я не получил высшего образования по какой-либо профессии, поскольку учился в военном училище. А купить себе поддельный диплом – боже избави! Не такой я человек, чтобы обманом устраиваться куда бы то ни было. Связи подключить – это пожалуйста, но выдавать себя за того, кем не являешься, мне претит. Да и куда бы я смог устроиться с такой биографией?! Вот и остался я без работы… Настя хотела было устроиться психотерапевтом или кем-то в этом роде, но мне была невыносима мысль, что меня будет обеспечивать супруга. Так что мы с ней жили на те тридцать шесть миллионов, оставшихся от продажи старой квартиры. Жили очень замкнуто, изредка выбираясь на нашу дачу в Шаликово. Мы ни с кем не общались, никого к себе не приглашали. Соседи сначала пытались познакомиться с нами поближе, но вскоре оставили свои попытки.

Единственным человеком, с которым я общался, была Мария. С моей стороны вовсе не было какого-либо любовного интереса, нет, просто мне было приятно разговаривать с ней. Она была хорошей собеседницей и довольно-таки умной. Да и тот факт, что мы были знакомы одиннадцать лет назад и раньше, мне нравился. А она… иногда пыталась оказывать мне знаки внимания, несмотря на то, что я ей говорил, что женат. Скоро это прекратилось, поскольку у Марии появился молодой человек. Она рассказала мне, что он только что вышел из тюрьмы, куда был заключен по фальшивому обвинению.

– Как же вам не стыдно: встречаться с бывшим зэком? – говорил я ей, впрочем, безо всякой злобы. Она в ответ только смеялась:

– Я люблю его. Если хотите, я вас с ним познакомлю.

Что-то мне показалось непонятным и странным. Еще и это фальшивое обвинение… Но я гнал от себя свои мысли.

Через две недели Мария со своим кавалером пришла ко мне. Парень смотрел на меня с какой-то злостью и даже с завистью. Но сначала я не узнал его и потому не понял, из-за чего это.

– Знакомься, Гриша, это мой друг, Вадим, – ничего не подозревавшая Мария радостно щебетала, представляя меня ему. – Не ревнуй: мы просто общаемся.

Гриша?! Я пристальнее вгляделся в молодого человека и вдруг отшатнулся. Я понял, кто он такой. Павлов. Хотя он сильно изменился: его всегдашнее хитроватое выражение лица исчезло, он смотрел всегда исподлобья, только на свою девушку он глядел с любовью. Одет он был очень скромно: дешевая черная куртка, из-под которой выглядывала белая, в пятнах от машинного масла, рубашка, старые порванные джинсы. Все это смотрелось на нем, как на какой-то вешалке, поскольку он сильно похудел. Несмотря на свою к нему ненависть, я даже посочувствовал ему, видя, во что он превратился по моей вине. А тот, заметив это, еще сильнее сдвинул брови.

– Ну, вы тут поговорите, а я выйду на минутку…

Мария ушла. Павлов подошел ко мне и процедил сквозь зубы:

– Я вижу, вы очень неплохо живете… А я по вашей милости сидел в тюрьме и только недавно смог сбежать! Да еще и жену потерял! Даша со мной развелась, едва узнав, что меня посадили. Что же это за правосудие такое?

– Нормальное… – я был поражен нежданной встречей и сказал что-то явно не то. Лицо его скривилось в жуткой гримасе, он сверкнул на меня глазами и сжал кулаки.

– Нормальное?! Невинного человека сажают за то, что он хотел упечь серийного убийцу за решетку! Вы семерых убили и живете себе спокойно! Хоть бы постыдились!

– Спокойно? – возмутился я. Не знает, а говорит! – Да если бы ты знал, что я из-за этого пережил! Тебя случайно в тюрьме не отымели?

Он взглянул на меня с безумным выражением лица. Вопрос мой явно показался ему идиотским. Вообще не стоило бы мне говорить об этом, да я не смог больше сдерживаться, когда услышал его обвинения.

– Нет.

– Вот! А меня – да!

– В тюрьме? – недоверчиво усмехнулся Павлов.

– Почти. В плену, во Франции! Я с женой и друзьями надеялся отдохнуть, а нас всех вырубили, и меня без сознания привезли в дом главаря польской мафии! Он меня сначала избил прутьями до отключки, а потом, на следующий день… сам понимаешь, что сделал!

Павлов посмотрел на меня на этот раз с сочувствием и тихо сказал:

– Я не знал, что с вами так жестоко поступили… Простите. Это же надо было ему додуматься до такого – вас изнасиловать! Вы из-за этого убили тех четверых мафиози?

– Из-за этого, Гриша, я бы убил только своего насильника. Нет, они хотели убить судью Крохина, а я за него заступился.

– А он там откуда взялся?

– Его тоже поймали и привезли туда. А убить они его хотели за то, что он, узнав о том, что со мной сделал этот Радзинский, пообещал себе тоже с ним расправиться. Знаешь ли ты, как они решили убить его?

Он покачал головой и несмело спросил:

– Расстрелять?

Кривая усмешка появилась на моем лице: его вопрос напомнил мне тот день, когда Лешка сам хотел, чтобы его расстреляли или повесили… И я его не осуждаю: не хочется думать о том, что мог бы он испытать, если бы я его не спас.

– Нет, Гриша. Это для них было очень банально: они придумали кое-что поинтереснее. Они решили нас убить… пожалуйста, только не падай в обморок: с помощью серной кислоты! Ты вообще понимаешь, что это значит?

– О боже мой… – Павлов закрыл глаза и отвернулся от меня. – Вот же садисты! И я вас считал негодяем!

– Что, Гриша, снова пойдешь на меня докладывать? – горько усмехнулся я, закончив свою исповедь. – Давай восстанавливай справедливость. Один раз мне следователь в нашем отделе нос разбил, в другой – он вообще убьет. Ты добьешься своего: убийца в могиле, а ты реабилитирован. Правосудие, с твоей точки зрения, восторжествует! Да только такое правосудие гроша ломаного не стоит: ты суди настоящего преступника, которому в радость убить кого бы то ни было, а меня не надо! Ты еще Маликова осуди!

– Это тот новый следователь из нашего района? – спросил Павлов. – А его-то за что судить?

– А за то, что он сам не убил Лиановского, а попросил об этом другого! Он же всю семью из-за него потерял!

– Что же он сам, действительно, не расправился с Лиановским?

Павлов смотрел на меня так, как будто я ему рассказал про какой-то необъяснимый что с научной, что с житейской точки зрения факт. Видно было, что вся его картина мира рухнула и разлетелась вдребезги, и он лихорадочно пытался осознать то, о чем я говорил.

– Володя просто немного слаб характером.

– И вы из-за него пошли на это?!

– Да. Он прибежал ко мне в жуткой истерике, плакал, умолял о мести… Я не мог, видя его в таком состоянии, сказать ему: «Сам разбирайся!»

– Но ведь Лиановского тогда посадили на двадцать лет. Вам этого было мало?

– Ну, вышел бы он и опять за старое принялся. УДО и взятки никто еще не отменял.

Но здесь я спохватился: что же это я говорю? Ведь из моих слов получается, что дай мне взятку – и я отпущу на свободу отпетого уголовника? А я никогда не брал взятки, считая их чем-то неприличным для нормального человека.

Да и кто знает, дали бы Лиановскому с его подельниками условно-досрочное в исправительной колонии, куда бы они попали? Вот поэтому и надо было мне как-то уверить себя в том, что Лиановский не сбежит, а лучшего способа для этого, чем просто убить его, я тогда не нашел. Первую попытку побега пресекли мои «вертухаи», и, может быть, сделали бы это еще раз, но мысль о мести за другого сидела во мне гвоздем и довела меня до тройного убийства. Я перевел взгляд на Павлова, боясь, как бы он не нашел скрытый смысл в моей последней фразе, но тот, по-видимому, ничего такого крамольного не заподозрил.

– В шестьдесят лет об убийствах мало кто думает, – робко заметил он, но я только рассмеялся.

– Только не Лиановский. Он, сволочь, даже под дулом пистолета не раскаивался в своих делах! Двое его сообщников не были такими наглыми и все понимали… Но не оставлять же было мне свидетелей?

Кровь прилила к моему лицу при этих словах… Как же мне стыдно вспоминать обо всем этом! Вспоминать, как мне снились окровавленные трупы, как я ехал в метро, держа в кармане куртки пистолет… Как металлоискатель не показал этого, я до сих пор не пойму! Как я стоял перед Лиановским и, едва не матерясь, пытался заставить его раскаяться… Наконец, как он лежал с простреленной головой рядом со мной…

– Ты знал, как мне было стыдно, Гриша! – сказал я ему. – Ведь ты, наверно, помнишь, как я свалился в обморок в камере убитых. Я же столько времени лежал в больнице после этого… А ты судишь, не зная ни о чем? Если бы ты спросил у Маликова во время той вечеринки, из-за чего я пошел на это дело, ты, наверно, не стал бы идти в ментовку.

Павлов явно застыдился.

– Не стал бы, Вадим Михайлович, здесь вы правы. Просто не смог я терпеть того, что служил под началом серийного убийцы. Но сейчас ничего не могу сделать… Если бы не эта история, все было бы хорошо. Но что уж теперь… что будет, то будет.

– Ты доложишь?!

Тот кивнул.

– Мне не хочется этого делать, но придется. Преступник должен сидеть в тюрьме… Я вам это уже говорил.

– Ну, что же… Раз уж ты такой правильный, то скажи мне только одно: почему ты мне тогда говорил, что узнал обо всем этом от Крестовского? Зачем ты меня обманул, когда выяснилось, что тебе про это рассказал Олег Сергеевич?

«Царство ему небесное», – прибавил я про себя. Нечего Павлову знать о его смерти.

– Зачем ты оклеветал невинного человека? – снова спросил я его.

– Кто невинный? Андрей Юрьевич? Знаете, я именно из-за него ушел из ФСБ. Только я не скажу, что случилось. Мне слишком тяжело об этом вспоминать. А почему я тогда сказал вам, что узнал о той истории от него… я просто не хотел, чтобы вы злились на своего тестя.

– Гриша… – вздохнул я, – это с твоей стороны было довольно глупо. Сказал бы ты правду – ей-богу, это было бы лучше. Но что же тебе сделал Крестовский?

– Я не расскажу об этом никогда. Не думал, что наши спецслужбы такие… продажные, что ли. Андрей Юрьевич тогда совершил очень большую ошибку.

– Все хоть раз в жизни ошибаются, Гриша. Право, не стоит за это злиться на них. Но что тебе слова будущего зэка? – мрачно добавил я, смотря прямо на него и пытаясь увидеть в его глазах то, о чем он думал в тот момент.

– Я ведь тоже зэк, по вашей милости. Так что мы квиты. Ничего не могу сделать… Я хоть и недолго сидел, но за это время обо многом передумал… А вы лучше сами признайтесь, вам за это могут срок скостить. Хотя с вашими-то связями вас прямо в зале суда освободят. Ладно, прощайте, Вадим Михайлович, – и Павлов вышел, забыв даже про Марию. А она скоро вернулась и, не найдя своего кавалера, стала расспрашивать меня, о чем мы говорили и куда он ушел.

– Не знаю, где он… – отрезал я и поспешил выпроводить Марию.

Оставшись один, я наконец смог дать волю эмоциям – повалился на кровать и зарыдал. Никогда мне, видно, не забыть о пережитом! Еще и Павлов объявился… Доложит, видит бог, доложит о семи убийствах! Ой, как же не хочется в тюрьму… Нет, он прав: я лучше пойду и сам сдамся! За явку с повинной можно меньший срок получить. Да что мне об этом переживать? Светят мне либо двадцать лет, либо пожизненное независимо от того, приду ли я сам в полицию сдаваться или нет. Решив немного отвлечься от неприятного визита, я пошел на кухню и достал бутылку водки. Я твердо решил напиться…

***

Я очнулся лежащим на кровати. Голова трещала, как будто по ней били, как по какому барабану, и еще было такое чувство, будто она была стянута обручами… Так раньше пытали преступников: делали так, чтобы они не могли шевелить головой, и им на макушку медленно капала холодная вода, что вызывало у них адскую боль. Вот и у меня было такое ощущение.

С трудом повернув голову, я увидел лежавшую на полу пустую бутылку водки. А ведь была полная… Неужели я выпил ее всю?!

– Ну вот зачем ты напился, Вадим? – услышал я голос Насти и сдавил руками голову, желая защититься от шума. Она сидела рядом со мной на кровати.

– Что?

– Что случилось? Из-за чего ты выпил? Я нашла тебя на полу в кухне, мертвецки пьяного.

– А черт его знает… – пробормотал я и вдруг все вспомнил. – Ах, это ко мне Павлов пришел и обещал сдать в ментовку…

– Он в Одинцово?! Право, он за тобой по пятам ходит… – пробормотала Настя. А ведь верно: он действительно от меня ни на шаг. Если бы я раньше знал, что он сбежал из тюрьмы, то все-таки уехал бы в Сибирь. Но чего уж теперь думать об этом? – И что нам делать?

– Я сдамся, – решительно ответил я. Здесь мне опять стало хуже, и я попросил чего-нибудь, чтобы опохмелиться. Настя, явно недовольная, все же принесла мне бокал вина. Я обессиленно откинулся на спинку кровати.

– Он сейчас встречается с Марией – ты ее знаешь. Она пришла ко мне познакомить его со мной… Оставила нас наедине, и тогда он мне все высказал. Я видел, что ему стыдно, но он все же решил на меня доложить ментам.

– Ты ему рассказал про то, что вы вместе с Алексеем пережили?

– Да, его тронула эта история, но он все равно сказал, что пойдет в полицию.

– И ты хочешь сдаться…

– Я думаю об этом.

Но тут я внезапно понял, как следует поступить. Не надо сдаваться… Я вспомнил о своих связях в ФСБ. Надо убрать Павлова с моего пути навсегда – но только не мне самому! Мне не хотелось брать на себя восьмое убийство, а Крестовский мог бы сделать так, чтобы Гриша больше никогда меня не беспокоил и не доложил обо мне в полицию. Вот поэтому, немного отойдя от похмелья, я и стал звонить Андрею, но тот сказал, чтобы мы встретились наедине и поговорили об этом.

***

Мы договорились встретиться возле метро «Лубянка», рядом со зданием Федеральной службы безопасности. Он пришел точно к назначенному времени, и мы отошли метров на триста от здания. Там он все же начал говорить:

– Зачем ты просил меня встретиться? По телефону ты ничего толком не сказал.

– Он снова собирается идти в ментовку. Сделай что-нибудь, пожалуйста.

Крестовский при моих словах нахмурился и строго спросил:

– Я что, все время должен тебя вытаскивать из всех твоих проблем? Цыганов просил меня защитить тебя – я это и сделал. Помнишь, как я тебя из-под ареста вместе с Крохиным и Маликовым вытащил? Не моя вина, что Павлов сбежал из тюрьмы и приехал в твой город. Вадим, это судьба: видно, тебе не уйти от наказания.

– Что же, ты предлагаешь мне самому от него избавиться? – возмутился я его отповедью.

– А что? – пожал плечами Андрей. – Это для тебя не впервой. Одним убийством больше, одним меньше – твой срок от этого не изменится.

Почему он так говорит? Ведь знает же, что произошло, а разговаривает со мной, как с матерым уголовником. Не стыдно ему?