Текст книги "Замкнутый круг мести. Исповедь невольного убийцы (СИ)"

Автор книги: Нефертум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Последней каплей стало предательство Павлова… Умом-то я понимаю, что нередко попадаются столь двуличные субъекты, но нигде: ни в армии, ни еще где мне не встречались люди, настолько «правильные». Знай я раньше, что Павлов неверно поймет историю, случившуюся со мной, то сразу бы выгнал его с работы. И еще меня мучил вопрос: зачем ему понадобилось клеветать на Андрея? Что он ему такого сделал? Даже если Павлов был оскорблен Крестовским, все равно ему не следовало так поступать. Это уже не его правильность, а лицемерие. Да и неразумно простому ФСБшнику стучать на своего бывшего начальника.

Думая обо всем этом, я сел за компьютер и принялся писать письмо начальнику ФСИН по Москве. Мое желание уволиться было непоколебимо, о чем я и заявил. Тот скоро ответил; прочитав его сообщение, я облегченно вздохнул:

«Уважаемый господин Новицкий! Ваш рапорт об увольнении принят к рассмотрению».

Там еще был неофициальный постскриптум:

«P.S.: Я понял, в чем дело. Ваш подчиненный, некий Павлов, сообщил в полицию о том, что Вы сделали. Слышал эту историю. Но не бойтесь, Вы же знаете, что оправданы. Я ни в чем Вас не обвиняю. Желаю Вам удачи в поисках новой работы. Вместо Вас будет работать А.И. Мартынов.

Начальник Федеральной службы исполнения наказаний по городу Москва Рязанов В.Д.»

Виталий Дмитриевич, я знал, что на вас можно положиться. Спасибо вам.

Я, довольный, встал со стула и подошел к окну. Долго глядел на город и даже не заметил, как ко мне подошла Настя. Очнулся от того, что она обняла меня за плечи.

– Ты все же решился уйти с работы? – спросила она. Я кивнул.

– Мартынов с ней справится лучше. Рязанов понял все, не то что Павлов. Ну как я мог подумать, что он меня уважает?!

– Не вини себя, – мягко улыбнулась супруга, кладя голову мне на плечо. – Ты был в состоянии аффекта, вот и понадеялся на первого встретившегося тебе человека. Не твоя вина, что он оказался негодяем.

– Нет, милая, – усмехнулся я, – все было не так. Это Крохин мне посоветовал найти какого-нибудь исполнительного человека. А Григорий только этим и отличается от других.

– Как же ты себе жизнь испортил из-за этого Лиановского… – Настя провела рукой по моим волосам. Я притянул ее к себе.

– Не из-за него, а из-за своей доброты, – заметил я, целуя ее в затылок. – Да и из-за скрытности тоже. Я виноват, но больше так делать не стану.

– Пожалуйста, не думай больше о самоубийстве… – воскликнула Настя. Ее тонкие пальцы прошлись по моему лицу, гладя лоб, скулы, волосы… Мои руки скользнули к ее заколотым в хвост волосам, я снял резинку, и они каштановой волной рассыпались по ее плечам. Зрелище просто шикарное… Я целовал Настю с нарастающей страстью. Она прижалась ко мне, явно рассчитывая на продолжение, но неожиданно для самого себя я мягко отстранился от нее и вышел из комнаты. Зашел в спальню, сел на кровать и сдавил руками голову. Снова перед моими глазами встала знакомая картинка… Радзинский, сволочь, сделал так, что я никогда не смогу заняться любовью с Настей и иметь от нее детей… Я себя чувствую каким-то оскверненным, грязным, униженным! Это в Европе к секс-меньшинствам относятся лояльно, но не в России! Светить-то на весь свой круг общения тем, что меня изнасиловал другой мужик, мне абсолютно не хочется… Ведь узнай мои знакомые о том, что я пережил во Франции, небось сразу бы все отвернулись от меня… Еще хорошо, что об этом не знает Павлов. Ой, как же мне стыдно вспоминать об этом… Почему я не сопротивлялся? Да потому, что у Радзинского была какая-то дьявольская сила – я говорил об этом. Я пытался сбежать, но он меня легко поймал. Он бы, наверно, убил меня на месте, если бы я еще раз попробовал бежать или хотя бы врезать ему. А жить хочется всем – не стоит винить меня за это! И вот главарь мафии со своими подчиненными мертв, а я живой… Но мне от этого не легче – у меня посттравматический синдром и муки совести.

В комнату вошла Настя и села рядом со мной.

– Все еще переживаешь? – мягко спросила она. – Я знаю, нелегко забыть произошедшее с тобой, но это вполне реально.

– Ну что мне делать?! – в отчаянии воскликнул я. – Скажи мне!

– Я говорила Владимиру, чтобы тот выражал свои негативные эмоции на бумаге. Сделай и ты так же.

– Но… – я не успел договорить, как Настя продолжила:

– Не бойся. Никто не увидит твоих записей.

Я даже удивился, как моя жена хорошо умеет читать мысли. Вероятно, изумление слишком сильно отразилось на моем лице, потому что она, усмехнувшись, сказала:

– Я уже давно заметила, что у тебя комплекс «хорошего человека». Ты постоянно стремишься сохранить свое реноме. Дорогой, знай, что в большинстве своем людям нет до тебя и твоих переживаний никакого дела. Так что ты напрасно волнуешься о том, кто что подумает. Смело пиши обо всем пережитом – это тебе поможет.

***

И действительно – с той поры, как я начал писать эту историю, мне стало гораздо легче. Спасибо моей любящей и понимающей супруге… Если бы не ее поддержка, я бы просто покончил с собой, будучи не в силах вновь и вновь прокручивать в голове все пережитое: плен, насилие, предательство Павлова и т.д.

Что с Павловым стало? Бог весть. Мне его абсолютно не жаль. Я не осуждаю его за то, что он заявил на меня в полицию. Не думайте, что я бы всю жизнь бежал от наказания. Но тюрьма вряд ли исправит преступника, это я знаю по опыту. Главное, чтобы он сам осознал, что совершил грех. А я давно уже это осознал и раскаялся.

========== Новый 2017 год и тяжелая утрата ==========

Если на Новый год что-либо плохое случится с человеком, то и целый год с ним будет плохое случаться.

31 декабря в нашей квартире было необычайно спокойно. Не как у других – предпраздничная суета: то нарядить елку, то накрыть новогодний стол… Нет, мы особо не заморачивались насчет всего этого. Нам было не до того: еще свежи были воспоминания о моем аресте и обо всем, что случилось после моего заключения в районный отдел полиции. Новый год нами было решено отметить скромно, без лишней помпезности.

Мы с Настей были одни в квартире – Олег Сергеевич снова уехал куда-то по своим делам – и мирно наряжали елку. Дело наше близилось к концу – на ней уже красовались золотые и серебряные шары, гирлянды и прочее. Настя прикрепила на ее верхушку звездочку и, сев в кресло, обратилась ко мне:

– Красиво получилось, не так ли?

Я машинально кивнул, даже не расслышав слова супруги. Сказать по правде, я совершенно не ощущал приближения праздника. Мы даже не стали звать гостей, решив провести эти дни вдвоем. Тесть обещал вернуться лишь в конце января.

Хотя я и говорил жене, что не против попробовать себя в роли бизнесмена, но позже я понял, что это не мое. Что мне не нравится в бизнесе, так это постоянные командировки. Я помнил, как мой отец постоянно ездил в разные места и брал меня с собой, когда я стал постарше. Бесконечные переезды мне не нравились, но я скрывал свое недовольство и покорно следовал за отцом. Сейчас, когда я уже осел в Москве, мне хотелось стабильности. Так что я пока сидел без работы, назначив на свое место Сашку Мартынова. Он сначала долго отказывался, просил меня не уходить, но я настоял на своем, и он занял мою должность.

Когда всплыла та история с Эдуардом Лиановским, мне было очень стыдно оставаться на своей работе. Правда, мне ничего не говорили, но молчание было для меня пыткой куда большей, чем обвинения. Никто не знал о моих связях в ФСБ, кроме Сашки и Павлова, а иначе бы смотрели на меня так, как будто я пользуюсь связями, чтобы творить все, что ни пожелаю…

Вот я вспомнил Павлова. Кстати, где он теперь? Несправедливо как-то получилось: я, серийный убийца, на свободе, а ведь на моей совести семь смертей. А Павлов, наверное, в тюрьме. Я не знал, так ли это, и иногда вспоминал его. Раньше я считал, что он поступил не очень хорошо, доложив на меня, но потом, обдумав эту историю, я понял, что у него не было выхода. Да он и сам сказал мне об этом. Но в тюрьму я не хотел: комплекс «хорошего человека» сильно укоренился во мне. Пошли бы сплетни, меня бы облили грязью и мечтали расстрелять без суда и следствия… Однако те времена давно прошли, когда виновных и невиновных людей казнили по одному лишь доносу. Я не сторонник смертной казни, но искренне считаю, что отъявленных преступников стоит подвергнуть такому наказанию. И вот я сам попал в их число. Конечно, умные люди поймут меня и, может быть, даже и поддержат, но таких в нашей стране меньшинство. Остальные мыслят шаблонами: раз убил семерых – тебе прямая дорога либо в тюрьму, либо на эшафот.

– Ты что задумался? – голос Насти вывел меня из размышлений.

– Я… ничего, – смущенно улыбнулся я и поспешил выйти из комнаты.

Я вышел на балкон и стал смотреть на город. Близился вечер, отчего неоновые подсветки находящихся вдалеке зданий были сильно заметны. Но их мешал рассмотреть лес. Все выглядело очень красиво, но меня это опять не тронуло. Я хмуро глядел на залитую огнями Москву – вид вечернего города должен был навевать радостные мысли, но только не мне. Снова полезли в голову раздумья, сомнения, переживания… Мне стало совсем грустно, и я вернулся обратно. Сел на диван и сжал руками голову.

– Что с тобой? – я не заметил, как Настя села рядом со мной и положила руку на плечо. – Не грусти, любимый. Все-таки сегодня праздник.

– Для честных людей праздник, а для меня… не знаю… – я вздохнул и отвернулся. – И как ты еще не развелась со мной?

– Что это за мысли у тебя, Вадим? – спросила моя супруга и обняла меня. – Я же люблю тебя, несмотря на твое прошлое. Лучше пойдем – нам надо готовить стол.

***

Время шло, и едва мы с Настей приготовили свой скромный праздничный ужин: всем известный салат «Оливье» и жареную утку, отнесли все это и купленный накануне торт, мандарины и шампанское в гостиную, как наступили пятьдесят минут двенадцатого. Скоро должно было начаться новогоднее обращение президента, и мы сели за журнальный столик.

Путин вскоре начал традиционно поздравлять россиян с наступающим Новым годом. Я слушал его речь вполуха и думал о своем. Взял мандарин и стал медленно очищать его от кожуры. Пока я этим занимался, обращение президента кончилось, и послышался бой кремлевских курантов. На улице гремели петарды: мы с Настей слышали это даже через стены, поскольку из-за холода закрыли все окна.

– Двенадцать, – услышал я голос жены. – С Новым годом тебя!

– И тебя, Настя, – я встал из-за стола и притянул ее к себе. Из телевизора слышался гимн, и мы, пока он не кончился, все стояли в обнимку и смотрели друг другу в глаза. Я был бы искренне рад в эту ночь не думать обо всем пережитом, но в голову с завидным упорством лезли и лезли грустные мысли. Да, семь убийств не изжить из памяти – ни тюрьма, ни родные люди не помогут.

Мы сели обратно за столик, я разлил по фужерам шампанское. Залпом осушил один и сразу же почувствовал, как алкоголь ударил мне в голову. Те печальные мысли куда-то испарились, и стало так хорошо, как еще никогда не было. Хотя если все свои проблемы глушить алкоголем, то я наверняка сопьюсь и закончу свои дни где-нибудь под забором. Но я выбросил из головы эту мысль и обратился к жене:

– Настя? Может, выйдем на улицу, прогуляемся?

В непосредственной близости от нашего жилого комплекса располагается Волынский лес, и я решил пройтись по нему. Но меня смущал тот факт, что сейчас лес – уже не лес, а парк, и там постоянно находились люди. Элитный район, да к тому же благоустроенный зеленый островок в застроенной под завязку Москве не мог не привлечь посетителей. Если бы не это обстоятельство, я бы, не задумываясь, отправился на прогулку, но тогда я не хотел никого видеть из незнакомых мне людей.

– Хотя я подумал… Не стоит, пожалуй, – я снова налил в свой фужер шампанского и выпил.

Настя изумленно посмотрела на меня. Я бы и сам на ее месте удивился такому резкому отказу от недавнего предложения, но не стал объяснять причину этого. Она и сама поймет, ведь знает же, что мне стыдно находиться рядом с другими людьми.

Лежавший на кресле мобильник зазвонил, оповещая меня о новой СМС-ке. Я взглянул: от Володи Маликова. Поздравление с Новым годом. Обычное, шуточное. Только в конце постскриптум:

«Счастья тебе, Вадим. Ради бога, прости меня. Я знаю, что тебе сложно жить с таким грузом на душе. Я виноват. Еще раз прошу прощения и передаю привет тебе от Раи».

Это хорошо, что он чувствует свою вину передо мной. Но мне-то от этого не легче. Я ответил ему так:

«Спасибо тебе за добрые слова. Но извинениями ты не облегчишь мне жизнь. Впрочем, давай в эту ночь забудем о той истории. Желаю и тебе счастья. Привет твоей жене».

Интересно, как он сейчас отмечает Новый год? Надеюсь, ему веселее, чем мне.

– Что будем делать? – спросила Настя. – Может, все же сходим куда-нибудь?

Честно говоря, я был не против. Мысли о том, чтобы не встречаться с другими людьми, вылетели у меня из головы, а на их место пришла какая-то бесшабашность – а черт с ним! пусть будет, что будет! Интересно, отчего это? Наверное, так на меня подействовал второй бокал шампанского… Мне почему-то нестерпимо захотелось развеяться.

– Поехали в центр! – предложил я. С чего вдруг мне взбрела в голову эта идея – сам не знаю.

– Вот это другое дело. А то грустить в Новый год нельзя, – с этими словами Настя пошла одеваться. Я тоже направился в гардеробную.

***

Тверская улица, ночь 1 января

Я припарковал свой «Лендкрузер» возле входа в метро «Охотный ряд», и мы с Настей пошли гулять по центральной улице Москвы. Добравшись до какой-то арки, увешанной гирляндами, мы свернули в нее и направились дальше. Людей было много, все были веселы и довольны. Отовсюду слышались разговоры, смех… Я глядел по сторонам и вдруг заметил парня с двумя белыми голубями на плече.

– Не желаете ли погладить? Это принесет в новом году счастье! – сказал он.

Я только усмехнулся про себя: ну какое счастье может быть у серийного убийцы? Хотел было пройти мимо, чтобы догнать Настю, которая ушла вперед, но тут один из голубей повернул голову и посмотрел на меня таким взглядом, что я даже растрогался и протянул к нему руку. Птица тут же опустилась на нее.

– Какой ты красивый, – я погладил голубя по спине. Перья у него оказались такими мягкими, как пух. Голубь же вовсе не желал уходить со своего места и спокойно сидел на моей руке. Странно, что птица мира так привязалась ко мне – убийце!

– Смотрите, как вы ему понравились, – улыбнулся парень. – Видно, вы хороший человек. Флюиды от вас добрые идут.

– Это один бог знает, – сказал я и хотел было уйти, но вспомнил, что голубь все еще сидел на мне. – Давай, крошка, возвращайся к хозяину, – обратился я к птице и слегка пошевелил рукой, давая ей понять, что нужно вернуться на старое место. Голубь послушно взлетел и опустился на плечо молодого человека.

Я, не прощаясь, побежал догонять Настю. Нашел я ее у выхода из арки. Она стояла и рассматривала стоявшие рядом стенды с картинами.

– Ты здесь? Пойдем обратно? – предложила она и плотнее закуталась в шубу. – Я видела напротив правительства ресторанчики с европейской кухней.

– Хорошо, – отозвался я, обрадовавшись, что снова увижу белых голубей, и, в частности, того, который сидел у меня на руке.

Мы отправились назад, и нам снова встретился тот парень с голубями. Увидев меня, он заметно оживился и снова предложил погладить его питомцев. Мой знакомый голубь сам слетел ко мне на плечо и даже что-то проворковал. Я ласково провел рукой по его перьям.

– Вот мы снова увиделись, крошка. Привет.

Люди, должно быть, смотрели на меня, как на сумасшедшего: чтобы взрослый мужик разговаривал с голубем? Но мне было все равно. Да, я говорил с птицей, как со старым другом. Но тут я услышал, что меня зовет Настя.

– Прощай, мне пора уходить.

С этими словами я направился к зданию правительства. Слышал краем уха, как голубь жалобно курлыкал, но только бросил на него прощальный взгляд. До меня вдруг донесся обрывок фразы:

– Вот как человек птице понравился. Хорошая примета.

Я не стал выяснять, в чем там дело, и пошел следом за женой. Мы быстро добрались до площадок, посвященных каждая определенной стране – Дании, Финляндии, Швеции или еще какой-нибудь. Почти в центре стояла большая елка, украшенная в красно-золотом цвете. Но мы не обращали внимания на все это, поскольку Настя стала жаловаться на холод, да и я сам порядком замерз, и нам хотелось только одного – зайти в тепло и чего-нибудь выпить.

Зайдя в маленькое кафе, Настя пошла искать нам столик, а я стал изучать меню. Сначала я хотел заказать глинтвейн, но вспомнил, что я и так до этого выпил уже два бокала шампанского, а если к этому прибавить новую порцию спиртного, то мне уже никак нельзя будет сесть за руль. Алкоголь, как я раньше упоминал, странно действовал на меня: я всегда засыпал после выпитого. Поэтому решил взять нам чай и выпечку.

Мы остались довольны кухней неизвестной нам страны – по-моему, то была Австрия или Германия – и вообще тем, как провели время, но, после того, как мы покинули кафе, ходить по Тверской нам уже не хотелось. Нам предстоял еще хотя и не очень долгий путь – около получаса – но трудный: мне, уставшему после прогулки, наверно, будет сложно сосредоточиться на дороге. Так что мы, не теряя даром времени, направились ко входу на станцию метро «Охотный ряд», где я оставил свою машину.

До дома мы добрались довольно быстро – как я и планировал, за полчаса – и легли спать. Но я долго не мог заснуть, в отличие от Насти: я думал о том случае, что произошел в арке на Тверской. Голубь всегда считался птицей мира, и вдруг такой феномен: на моих руках кровь семерых человек, и я понравился птице настолько, что ей не хотелось улетать с моей руки. Хозяин голубя сказал, что от меня, дескать, идут «добрые флюиды». Вот загадка-то… И еще кто-то сказал, что если голубь сел на человека, то это хорошая примета. Знать бы заранее, что хорошего будет в моей жизни… Я не думаю, что этого будет много.

***

Однако не успел я заснуть, как раздался звонок. Кто бы это мог быть в такое время? Гости, что ли, приехали и решили отметить Новый год в нашей компании? Я встал с постели и, накинув халат, открыл дверь. Это оказался тесть, но выглядел он как-то странно: из здорового, полного сил человека он превратился в тень – и к тому же он был сильно бледным.

– Олег Сергеевич, что случилось? – спросил я его.

– Прости, что я без предупреждения, да еще ночью… Вадим, понимаешь, я что-то плохо себя почувствовал в дороге и решил вернуться.

Да, это я и сам вижу…

– Что же вы стоите на пороге? Раз вам плохо, ложитесь, – предложил я и едва ли не силой повел его во вторую комнату. Слава богу, у нас «двушка». Правда, мы редко пользуемся этой комнатой, и она почти всегда свободна: мы из нее сделали гостевую. Когда к нам приезжал Олег Сергеевич, мы всегда размещали его там. А так он жил неподалеку, возле метро «Филевский парк» – от нас пятнадцать минут на общественном транспорте.

– Прошу тебя, позови Настю… – еле слышно прошептал тесть, едва он лег на диван.

Я кинулся в нашу спальню и вскоре вернулся, за мной шла супруга, явно ничего не успевшая понять. Увидев отца, она удивленно перевела взгляд с меня на него.

– Откуда ты? Ты же говорил, что до конца месяца будешь в другом городе…

– Планы изменились. Мне кажется, я скоро умру. Вот я и приехал к вам. Вадим, Настя, вспоминайте меня иногда… – здесь его силы угасли, он уронил голову на подушку.

Я, конечно, сразу побежал звонить в «скорую». Хотя врачи и быстро приехали, но помочь ничем не смогли. Им осталось только констатировать смерть Олега Сергеевича. Услышав это, Настя со слезами бросилась ко мне и крепко обняла.

– Один ты у меня остался… – плакала она. – Папа умер… Как же мне теперь быть?

Да, грустный Новый год выдался… Известие от врачей о смерти тестя тоже изрядно ошеломило меня. Я ничего ей не ответил и только сильнее прижал к себе. Что же нам теперь делать?!

– Пожалуйста, не плачь… Я знаю, как тебе тяжело, но жизнь-то продолжается, – с этими словами я тихо гладил волосы супруги. Она подняла на меня заплаканное лицо и пробормотала:

– Пусть так. Но я не могу еще осознать, что мы с тобой остались одни. Папа меня так любил… Я жила с ним вдвоем двадцать три года до той поездки в Адлер… Ты же помнишь ее?

Да как же не помнить?! Если бы не дельный совет врачей поехать куда-нибудь развеяться, я бы так и остался навсегда холостым! А моя добрая Настя не отказалась от жизни со мной, который к тому моменту убил троих!

Но надо возвращаться на землю. Смерть Олега Сергеевича – это печально, нет, что там печально – это большая трагедия для нас двоих, но надо как-то жить дальше.

Может быть, вы, прочитав это, подумаете, что я бессердечный человек? Нет, вы ошибаетесь. Право, доброта сыграла со мной злую шутку, но все же не ушла из моего сердца. Я не имел в виду, что надо совсем забыть о нашей утрате, просто жить с оглядкой на прошлое – не дело. Надо жить настоящим. Вот только единственный случай из прошлого я забыть никак не могу. Вы понимаете, о чем я говорю.

Да, мы потеряли нашего родственника, можно даже сказать – благодетеля. Ведь я сидел без работы, поскольку, как уже упоминал, не нашел область, где мог бы себя проявить. И что теперь делать – я не знал. Как обеспечить Настю, как платить за нашу шикарную квартиру – я тоже не знал. Я никогда не обладал деловой хваткой – я сын военного, да и сам в душе военный! А те не гонятся за деньгами. Зная отца, я могу так сказать. Как полковник, он получал неплохие деньги, но ведь все дело было в его звании, а не в качествах! Но высокое звание не довело его до добра – именно благодаря тому, что он почти пробился в генералитет, отец смог настоять на том, чтобы моя мать покорно отдала меня ему… Ей ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться: она была всего лишь рабочей на заводе и вышла замуж за моего отца без любви, а, как бы сейчас сказали, «по залету».

Я слышал эту историю в далеком детстве: в результате их связи родился я, и, чтобы меня не считали незаконнорожденным, родителям пришлось регистрировать свои отношения. Однако их семейная жизнь не сложилась: отец был недоволен, что женился на моей матери не по своему желанию, и часто поднимал на нее руку. Если вы спросите, как я это воспринимал, то я вам скажу, что, к счастью, эти воспоминания почему-то сразу забывались. Говорят, что дети, видевшие в семье насилие, могут, когда станут взрослыми, повторять то же самое со своими близкими людьми. Но мне повезло – у меня был друг, с которым я мог обсуждать все, что угодно, и получить от него дельный совет. Отец Порфирий. Кажется, его я никогда не забуду: редкой души был человек! Он-то мне и сказал, что это тяжкий грех – поднять руку на близкого тебе человека. Да что руку – даже оскорбить его – куда более страшно. Но я скрывал свои мысли от отца: он был быстрым на расправу и мог наказать меня так, что я потом долго не мог нормально сидеть… Именно из-за того, что отец меня впервые наказал, я и познакомился с местным священником.

– Я не понял слова твоей бабушки, Вадим. Как ты мог в школе расплакаться из-за того, что тебя толкнул другой мальчишка? – чеканил слова отец, а мне от этого было страшнее, чем если бы он кричал на меня. Видя мое молчание, он продолжал:

– Ты что молчишь? Настоящий мужчина должен отвечать за свои поступки, а не рыдать из-за каждого пустяка.

– Я не хотел… Мне было больно, и я…

– То, что тебя сбил с ног какой-то пацан, ты называешь «больно»? Я тебя сейчас научу уму-разуму… Не будешь впредь плакать, как девчонка!

Он схватил меня и, уложив на кровать, начал бить ремнем – солдатским… А он был тяжелый… Я долго помнил боль от ударов им. Когда я получил первый удар, то непроизвольно всхлипнул, правда, тут же постарался замаскировать это под стон. Но отец сразу раскусил мою хитрость.

– Я кого воспитываю: мужика или девчонку какую?! Весь в свою мать! – здесь он довольно нелестно отозвался о ней… – У меня, военного, сын – тряпка!

От боли я уже мало что соображал и поэтому вскрикнул:

– Я тебя ненавижу, сволочь! Будь ты проклят!

И с этими словами я, воспользовавшись тем, что изумленный отец отпустил меня, побежал на улицу, конечно, на ходу приводя себя в порядок. Я долго бежал, даже не замечая, что избитые места сильно болят… Очнулся я только тогда, когда услышал чей-то голос:

– Как ты сюда попал?

Обернувшись, я увидел, что оказался в церкви, а рядом со мной стоит человек в черном и с крестом на одежде. Я понял, что это священник.

– Я бежал… и вот, нечаянно прибежал сюда… – невнятно заговорил я. Человек в черной одежде засмеялся.

– Я и сам видел, как ты бежал. Так быстро, что казалось, за тобой кто-то гнался. Но кажется, тебе больно. Что случилось?

– Меня папа наказал ремнем… Я вырвался от него и сбежал.

– Великий грех совершил твой папа… За что он тебя так наказал?

– Я плакал в школе, потому что меня сбил с ног другой мальчик, я рассказал об этом бабушке, а она папе…

– Еще более великий грех – наказывать за слезы. Это вполне нормально, плакать могут все: и девочки, и мальчики. Но с родителями спорить нельзя. Кстати, я отец Порфирий. А как твое имя? – я назвался. – Вадим, лучше вернись к отцу. Я уверен, он уже не сердится на тебя.

– Я ненавижу его…

– Не говори так. Бог терпел, и нам велел. Не думай, что я хочу тебе зла, нет, просто кто же о тебе еще позаботится, как не отец? Да, а матери у тебя разве нет?

– Папа все время называл ее плохими словами и сказал, что она ушла от нас.

– Это ужасно… Мне тебя жаль, Вадим, но ничего не поделаешь. Однако Бог милостив и когда-нибудь тебе воздаст. До свидания.

Я тоже попрощался и вернулся домой. Меня встретила бабушка и сказала, что отец на меня уже не сердится и снова бить меня не станет. Это порадовало меня, но ненадолго. Весь оставшийся день отец хмурился, но больше ничего не говорил.

========== Моя безумная идея и роскоши – “нет”! ==========

Бегство никогда не бывает окончательным выходом. Куда бы ты ни бежал – ты всегда бежишь от себя.

Сергей Лукьяненко. «Фальшивые зеркала»

Через несколько дней

После похорон Олега Сергеевича, прошедших довольно скромно – за гробом шли лишь я да Настя, несмотря на то, что он был известным бизнесменом – я твердо решил продать нашу квартиру, а на вырученные деньги купить или же снять другую, попроще. Ведь квартплата была довольно большой – да это и неудивительно! «Ближняя дача» – элитный комплекс. После нашей с Настей свадьбы, узнав, какой шикарный подарок сделал ныне покойный тесть своей любимой дочери, я искренне возмутился. Не буду называть цену нашей квартиры – она наверняка введет услышавших о ней людей в ступор. Скажу лишь, что мне, в бытность мою начальником следственного изолятора с зарплатой сорок тысяч рублей в месяц, пришлось бы всю жизнь копить деньги, да и то бы не удалось! Правда, весь бизнес Олега Сергеевича и его счета перешли по его завещанию ко мне, но я продал его дело. Ну, не бизнесмен я, не умею делать деньги! И на что мне тогда все это? Вот я, обратившись к его нотариусу, и составил договор о передаче.

Так вот, я подумал и решил все же продать нашу квартиру. Вы, может быть, подумали, что без согласия Насти? Нет, вы ошиблись. Я поговорил с ней и, поскольку она тоже здраво рассудила, что нам уже не стоит шиковать, получил согласие.

Разумеется, покупатели бы быстро нашлись, но я не стал торопиться с продажей. Надо было сначала найти другую квартиру взамен нашей, а у меня в голове бродила безумная идея навсегда уехать из Москвы. Я хорошо понимал, что, несмотря на то, что о моем прошлом не упоминали, оно однажды выйдет мне боком. Связи – вещь очень непрочная; да, узнав, кто я на самом деле такой, ни Андрей, ни Володя, ни Лешка не отвернулись от меня, но это скорее везение, а не обычное дело. Так что надо свалить из Москвы от греха подальше.

***

Некоторое время спустя

Мой выбор пал неизвестно почему на Сибирь; были у меня мысли, что это все же глубинка и там вряд ли станут детально выяснять историю нового приезжего. Но, подумав, я понял, что там, наоборот, будут очень интересоваться моей биографией. Будут думать: «Что же это молодой, обеспеченный человек вдруг уехал из столицы в глушь?», а потом и догадаются, что я совершил. Однако, несмотря на эти мысли, я таки решил уехать. Я не стал делиться своими планами с кем бы то ни было, и, наверно, так никто бы о них не узнал, если бы ко мне не пришел Лешка. Не знал я, что ему такое пришло в голову, что он решил навестить меня.

Это было во вторую субботу января, то бишь четырнадцатого числа. Он пришел безо всякого предупреждения и потому-то все и выяснил (ведь я в то время складывал чемодан, а Настя ушла в магазин). Заметив, чем я занимался, он явно удивился.

– Ты куда-то едешь? – спросил он, снимая с головы капюшон. Я заметил, что его вечно не поддававшиеся расческе волосы превратились в короткую стрижку в стиле «милитари». Я это знал, поскольку сам носил такую, когда служил в армии – весьма удобно. Да и сейчас ношу похожую стрижку – мои волосы только немного отрасли за это время. Вот только мне стало интересно, почему он сорок лет не обращал внимания на свою внешность, а ближе к старости неожиданно решил ею заняться. Я хотел было его спросить об этом, но почему-то подумал, что подобные темы для разговора не для мужчин, и вместо того спросил совершенно другое:

– А ты сам не можешь догадаться? – я был не в духе и потому не следил, что и как я говорю. Вот и вышло немного грубо. А тот нимало не обиделся.

– Просто я немного не понял, куда ты зимой собрался. В отпуск, что ли? – здесь он спохватился. – Ах, ты же сидишь без работы. Тогда куда?

Меня возмутил его решительный допрос. Это немного походило на мой недавний арест, а Лешка – на того нахального опера… как его фамилия? На Смолина. Да, на того, который стоял у меня над душой с целью подписать признание в моих прошлых деяниях и едва не сломал мне нос в нашем районном отделе полиции. Настроение стало еще хуже – скорее всего, именно из-за этих воспоминаний. Я раздраженно отодвинул в сторону чемодан и процедил сквозь зубы:

– А тебе какое дело до этого? – не хотелось ни о чем рассказывать, но я не сдержался. Если уж ему так интересно, пусть знает. – Я уезжаю из Москвы. Навсегда. И не смотри ты так на меня, пожалуйста!

– Что ты мне грубишь? – на этот раз обиженно отозвался Лешка. – Во Франции ты был куда менее наглым! Не забыл того, что с нами там случилось? Конечно, ты спас мне тогда жизнь, и я тебе за это очень благодарен, но это не оправдание твоей грубости!

Последний его вопрос привел меня в жуткую ярость. Я стараюсь избавиться от ощущения крови на моих руках, а тут мне снова напоминают об этом! Вся моя сдержанность в одно мгновение куда-то исчезла.