Текст книги "Предотвратить неизбежное (СИ)"

Автор книги: Nami_Manami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

От автора:

спасибо большое всем за отзывы к предыдущей главе :))

Белое одеяние – несоразмерно длинное, дабы не было видно ног{?}[В японском фольклоре считается, что у призраков нет ног.]. Такое, в каком хоронят покойников. Тэнган{?}[Тэнган (天冠) – он же хитай-эбоси (額烏帽子), он же дзукин (頭巾) – треугольный кусок ткани, который является частью одеяния умершего, согласно японской буддистской похоронной традиции. По этой причине считается отличительной особенностью изображения японских призраков (幽霊、юрэй).], как у настоящего призрака. Бледная кожа, коей итак могла похвастаться с самого рождения. Белоснежные волосы, дабы навести побольше страху: на тюбик, что смог смыть краску за две помывки, я потратила почти половину жалованья, которое получила авансом от добросердечного Шисуи. И алые разводы – от терпкого сока вишни, который забрала ещё из лавки отца с матушкой, – которые должны казаться пятнами крови{?}[А теперь представьте, насколько Мидори отчаянная: в прошлые эпохи вырядиться покойником – всё равно что им стать. Люди опасались всего, что было связано с похоронными обрядами.].

Я пришла служанкой в это поместье не из простого сочувствия к израненному юноше. Святилище Нака – семейное для клана Учиха, находящееся в глубине квартала, куда наверняка бы не смогла пройти незамеченной: на подступах всегда стоит охрана{?}[Стоит понимать, что синтоистское святилище – это не просто здание храма, это целый комплекс, отгороженный воротами (тории) и содержащий самые разные постройки. Соответственно, главные здания находится в некотором отдалении от входа.]. Стража, впрочем, не самая расторопная: кому, в конце-то концов, хватит наглости и ловкости сначала миновать основной вход в неприступный район, а затем добраться аж сюда незамеченным?

«Внезапно появившаяся прислуга Шисуи-сама» посетила Нака-но дзиндзя вечером, когда других визитёров оказалось довольно много, и успешно затерялась где-то на территории. К ночи, когда защитники врат уж утомились нести службу и резво переговаривались о чём-то, а служители святилища отправились на заслуженный отдых до завтрашнего рассвета, я вышла из укрытия: развязав косынку, что скрывала белёсые локоны, повязав треугольную ткань на лоб, отставив тяжёлое верхнее кимоно и оставшись в лёгком белом, с которого сорвала лишние нитки, закрепляющие длинный подол. Теперь, даже если и заметят, не сразу сообразят, что к чему: всё же, призраков боятся даже бравые воины.

Смело вхожу в один из залов – туда, где не должно находиться простым людям: лишь ненадолго замираю, напугавшись, но ступаю вперёд, понимая, что пути назад нет. Опускаюсь на колени прямо посреди комнаты, складывая ладони вместе. Тихо, но различимо молвлю:

– О, великие божества, охранители рода Учиха, почитаемые в качестве ками могучие предки{?}[В синтоизме в качестве ками (божеств) могут почитаться также и предки рода, особенно выдающиеся.], силы, оберегающие благородное семейство, я… наречённая в одной из жизней Учихой Мидори, дитя снежной девы, взываю к вашей помощи…

Поначалу ничего не происходило – давящая тишина и яркий свет почти что полной, но уже понемногу сходящей луны. Однако в мгновение раскатистый гул сотряс стены, а сияние снаружи будто бы и вовсе погасло, оставляя всё кромешной тьме.

– Ха-ха-ха! Ну здравствуй, дерзкая беглянка, пришла всё-таки, – раздался твёрдый голос. Не получалось различить его источник: бас точно окутывал всё помещение, разносясь отовсюду и ниоткуда одновременно. Но затея сработала.

– Прошу Вашего снисхождения… – не видела, но поклонилась глубоко, дабы выказать почтение и смирение пред любым решением.

– Мадара. Учиха Мадара.

– Мадара-сама, я истово молю Вас…

– Даже призраком вырядилась, ничего уже не боишься, как я погляжу, – откликнувшийся на мольбу точно забавлялся над моими жалкими потугами, – Интересные у юки-онна всё-таки детишки. Что ж, зачем пожаловала к прародителю великого рода{?}[В моей версии Мадара – не просто выдающийся лидер клана, но ещё и его основатель.]?

– Ваше дитя, Учиха Шисуи, прошу, ежели Вам ведомо, расскажите… – это то, ради чего я проделала столь долгий путь, а потому отступать было нельзя, но пред столь грозным и могучим собеседником попросту терялись слова, – Почему… почему он чахнет с каждым днём.

– Ты же и сама знаешь, так зачем пришла?

– Я не…

– Знаешь-знаешь, аль за столько перерождений не догадалась ещё? – он видел меня насквозь: предположения действительно давно сложились в единую картинку, но главный вопрос так и остался без ответа.

– Откуда у него на теле символ хиганбана? – вопросила смело и резко, будто и не страшилась вовсе. Кто же ты, отчаянная дева, и что сделала с простушкой Мидори из овощной лавки?

– Ха-ха-ха, – собеседника, впрочем, это только развеселило, – А сама-то как думаешь? Хотя нет, не так… – протянул как-то загадочно, точно игрался, – Откуда у тебя способность к воскрешению?

– Жрица… Макико-сама поведала, что боги Страны снега желали спасти меня, потомка снежной девы, – уход от темы сбил с толку, но оставалось лишь повиноваться, – Однако проклятье цветка Хиган оказалось слишком могущественно, поэтому я получила шанс возродиться вновь, чтобы своими силами снять его и…

– Зажить счастливой жизнью? Всё-то вы лишь о себе мыслите. Впрочем, оно и неудивительно: ограниченные людишки… – к концу реплики казалось, что Мадара-сама жалел нас, простых смертных, – Наивные, – заключил он, – Боги Страны снега не просто хотели спасти тебя, ребёнок снежной женщины, они разгневались. И очень сильно.

– Разгневались? – на что же было злиться ками?

– Ну, думаю, никому не понравится, когда на его земле хозяйничают всякими запретными техниками…

– Подождите… – медленно, но верно смысл сказанного достигал моего растерянного разума. Миссия в Стране снега, на которой погибла Норика-сан, символ ликориса, появившийся на теле Шисуи неизвестно когда… – Это же невозможно…

– Возможно-возможно, – дух предка будто получал истинное наслаждение от лицезрения моих душевных мук: нотки усмешки неумолимо проскальзывали в речи, – Эти дураки{?}[Вражеские шиноби.] мало того, что убили драгоценное дитя Учиха, так ещё и прокляли второго… той глупой печаткой с хиганбаной.

– Неужели тогда?

– А то. Болваны считали, что хиган сведёт с ума от необратимой потери и тихонечко убьёт его, клан останется без лучшего воина и они смогут провернуть свои гнусные делишки. Бутон медленно вызревал и даже почти расцвёл… – что-то коварное, непостижимое отдавалось в жёстко отчеканенных фразах, – Но не тут-то было: ему удачно подвернулась «замена», что обрекло тебя на смерть. Боги итак были не слишком довольны, но тогда взбеленились по-настоящему. Своих они трогать не позволяют. Но ничего, теперь этим уродцам даже в Ад путь заказан… будут вечно скитаться.

Мадара-сама говорил самым будничным тоном, будто сообщал очевидное. Словно речь шла не о жизнях и судьбах людей, а о цене на клубнику в сезон.

– Подождите… – мой человеческий хиленький разум просто неспособен был вместить подобное, – Но как же… Шисуи…

– Как же что? Иль ты думала, что он случайно заглянул в вашу захудалую лавчонку?

– Неужели Вы?

– А то, – я не видела его, но, могу поклясться, сейчас великий предок улыбался, – Не мог же я позволить уничтожить дело всей моей жизни. Учиха ждёт светлое будущее, и каким-то проходимцам не дозволено покушаться на моё семейство. Впрочем, боги Страны снега потом устроили из-за этого хорошую взбучку{?}[Мадара, желая спасти Шисуи, привёл того в овощную лавку, что обрекло Мидори на неминуемую смерть. Конечно же, божествам Страны снега это не понравилось: Мадару наказали, а Мидори спасли, запустив цикл перерождений. Божества Страны снега находятся в иерархии выше Мадары.]…

Так, значит, в моих нескончаемых страданиях повинны вражеские шиноби? Вот так просто – не красноокий демон, помешавшийся на погибшей возлюбленной, не гнусные монстры, желающие утянуть в пучины Преисподней меня вместе с Шисуи, а просто… люди{?}[Мидори не стала бы обвинять Мадару, потому что кто она такая, чтобы судить о решениях великого предка.]?

– Но почему… – тысячи противоречий заполонили душу, отчего уста не выдержали и невольно произнесли, – Вы не спасли её? – впрочем, называть имя несчастной девушки не хотелось: иначе я бы разрыдалась прямо на месте.

– Первое дитя? Я не всесилен, да и смерть – не та вещь, с которой стоит шутить. На твой же счёт похлопотали до того, как ты умерла в первый раз.

– Но как же… – заприметила собственные слёзы, только когда в отчаянье прикрыла лицо. Мир слишком жесток.

– Такова судьба, ребяческое создание, – изрёк, окончательно разрушая всякую надежду. Для Норики-сан, той светлой улыбающейся девушки с фотографии, шанса на спасение не было. Зияющая рана в сердце Шисуи не исчезнет никогда, способная только покрыться рубцами со временем. Горько, слишком горько.

– А теперь иди, – прервал Мадара-сама мои страдания, – Следующее возвращение станет для тебя последним. Используй его с умом, ребёнок снежной женщины, и не дай второму дитя погибнуть.

Мрак рассеялся прежде, чем я успела хоть что-то ответить.

Комментарий к (25) Петля 13. Великий предок

* Устройство синтоистского святилища:

https://en.wikipedia.org/wiki/Shinto_architecture#/media/File:Plan_of_Shinto_Shrine.jpg

========== (26) Петля 13. Заплутавшие ==========

Комментарий к (26) Петля 13. Заплутавшие

произведение создано исключительно в развлекательных целях. Все права на локации, мир и персонажей «Наруто» принадлежат оригинальному правообладателю.

Косой дождь – вовсе не характерный для почти наступившей зимы – помог выбраться из храма незамеченной. По правде, я не питала надежды покинуть Нака-но дзиндзя: полагала, что, в случае успеха затеи, дальше хоть трава гори. Но боги смиловались и на сей раз, дав возможность уйти живой. Особняк Шисуи встретил темнотой и давящим молчанием: Учиха, вероятнее всего, не собирался возвращаться со встречи с другом раньше рассвета. Что ж, мне же и лучше…

Вещей у меня не водилось, ибо простыни{?}[Те, которые Мидори тащила в котомке, делая вид, что у неё есть какие-то вещи.] я сожгла сразу же по прибытии в поместье – не пришлось собираться. Нужно было лишь сбросить промокшее одеяние покойницы, переменив его на тёмно-синее кимоно, и бежать прочь. Снова.

Записка и прочие сантименты – не заботят. Я ему – по сути никто, а о своей роли в моей жизни он не ведает. Точнее, не ведал до сегодняшней беседы с Итачи-саном: уверена, тот всё рассказал. И именно поэтому нельзя медлить ни минуты: врываюсь в свою комнатушку, дрожащими руками стираю с щёк «пятна крови», местами въевшиеся в кожу, вместе с непрекращающимися слезами. Больно. Мучительно больно. Сама не понимаю – отчего: дело ли в беспощадности ками к моей судьбе или же в осознании, что нами просто сыграли партейку в сёги{?}[Японский вариант шахмат.]? Плачу ли над своей истерзанной душой или над чем-то большим?

Просто люди… Такие же, как я, – такие же смертные, из бренной плоти. Но шиноби, ниндзя, воины: оттого решившие, что могут вертеть чужими жизнями. Дурацкое стечение обстоятельств. Проклятая миссия. Чёртова печать на груди. Невыносимо…

Шуршание где-то вдалеке возвращает из тяжких дум. Опоздала. Звук становится всё громче и громче, но пришедший не произносит ни слова, точно опасается. Он наверняка знает. Бежать некуда – я в ловушке. Так и не успев снять тэнган, запрыгиваю в ближайший настенный шкаф: в нём обычно хранился футон после сна, но сегодня на приведение постели в порядок времени не было, так что перина осталась лежать на полу. Задвигаю створку изнутри, сжимаюсь, точно краб в панцире, и замираю.

Слышу шорох, но как-то приглушённо: стучащее сердце перебивает всё остальное. Дабы не выдать себя тяжёлыми вздохами, практически перестаю дышать, отчего начинает кружиться голова. Пожалуйста, не ищи меня, просто пройди в свою спальню и оставь дела до завтра, пожалуйста…

Но боги не будут потакать моим желаниям вечно.

Абсолютную темноту клетушки разрывает полоска света. В ужасе смотрю, как она всё расширяется и расширяется, пока предо мною не возникает лицо юноши.

– У-учиха-сама, я… – пытаюсь оправдаться, но ни одна отговорка не приходит на ум. Всё равно не поверит. Конечно, ничто в целом мире неспособно объяснить прокравшуюся в твой дом неизвестную, выряженную, точно призрак из жутких кайданов{?}[Кайдан – японские истории о сверхъестественном, традиционный жанр ужасов.], – У-у меня не было намерения… – а он глядит алыми очами: пронзительно, словно заглядывает в самое нутро, – У-у меня не было нам-мерения красть… – заикаюсь, как никогда прежде.

Ужас овладевает мною полностью: до безумия страшно. Тело колотит, пока пытаюсь вжаться в стенку сильнее, будто бы она спасёт меня. Чего же я боюсь? Смерти? Я уже умирала множество раз. Оказаться в последнем воскрешении? Но разве не этого так жаждала? Его ответа на открывшуюся истину? Но он же уже вызнавал правду. Так отчего, в действительности, я почти теряю сознание?

– Мидори, – неужто ты узнал меня?

– Ш-шисуи-сама, я…

– Выходи.

Не разбираю: какой оттенок несут его речи? Гневается? Жалеет? Скорбит? Против воли заставляю себя выйти из укрытия и вижу только сгорбившуюся спину шиноби.

– Ш-шисуи-сама, я в-всё объясню… я…

Да что ты объяснишь, глупая девка? Пробралась обманом в его дом, в самое сердце клана, вырядилась, точно окончательно лишилась рассудка, надругалась над его воспоминаниями о возлюбленной, украв заколку, а теперь собираешься что-то лепетать? Ради него? А точно ли ты не просто пыталась выжить, как и прежде?

– Ш-шисуи… – захлёбываюсь от накатывающих вновь слёз. Он волен убить меня прямо здесь, как самую гнусную предательницу. Отсечь голову, как сделал Фугаку-сан тогда, перед могилой Итачи-сана. Но, прошу, Шисуи, не заставляй меня вновь питать к тебе ненависть… не обрекай снова смотреть с презрением, я же, я…

– Зачем? – вопрошает тихо, отчего не понимаю смысл сказанного, – Зачем?! – повторяет уже громче.

– Я…я…

Я уже ничего не понимаю, Шисуи. Простушка Мидори затерялась где-то на путаных тропах, точно заплутала в густом лесу. Учиха Мидори, сменившая её, зашла чуть дальше, но оттого и потонула глубже. Дитя снежной девы оказалось заперто в бесконечном круге возрождений, желанный выход из которого сулит лишь неизвестность и возможную погибель, которую уже нельзя будет отвратить. Я так устала, Шисуи…

– Зачем? – рывком разворачивается и сжимает мои трясущиеся плечи, – Зачем?

– Хиганбана, она… – кряхчу неуверенно, а взор буквально застывает на его лике: таком же разбитом и залитом влагой, как и мой собственный, – Боги Страны снега, они велели…

– Мне известно. Известно! Но… ты могла просто дойти до конца, закончить всё и не вспоминать о клане, который ненавидишь. Почему… для чего пришла сюда, в мой дом? Такая… похожая на неё, – отчего эти слова так ранят меня, Шисуи? – Зачем зародила интерес в моей голове? Для чего смотрела своими полными печали глазами, каждый раз, каждый чёртов раз, как будто всё понимала… словно знала, что тебя ждёт и всё равно готова была принять!

– Шисуи, я…

– Зачем пришла к тому… – сколько муки в его надорванном голосе, – Кто столько раз делал тебе плохо… – пальцы на моих плечах колотит, а в такт им сотрясается и сам шиноби, – Для чего истязала себя? – придвигает к себе быстро и резко, сжимая в крепких объятиях столь обречённо, будто не сделай этого, и я исчезну прямо сейчас.

– Я… не знаю, Шисуи.

Такой простой вопрос, на который не в силах найти внятный ответ, срывает последнюю заслонку. Бросаюсь в вихрь противоречий, разрывающих изнутри, словно исчезаю в нём, исполосованная бурными потоками ветра. Безудержные крики. Рыдания, опустошающие душу. И красные очи, точно маяк, не дающие потонуть в нескончаемом сумраке…

– Мидори, – зовёт меня. Поднимаю вверх заплывший взгляд. Каким-то образом мы оказались сидящими на татами. Попытки вспомнить не приносят ровным счётом ничего. Что ж, не так уж это и важно.

– Ты… – убого сиплю, – Наверное, промок. Я… не успела сменить{?}[Мидори всё это время была в мокром кимоно.]… – охвативший жар постепенно отпускает, становится холодно.

– Я непробиваем, – едва заметная улыбка. Слабая. Изнурённая. Как и моя в ответ.

– Заколка Норики-сан, я… её, прости.

– Всё нормально.

– Когда? – всё же догадался.

– Когда увидел тебя в особняке, – играет с белой паклей, которой стали ещё утром чёрные локоны.

– Не надо… – сонливо пытаюсь убрать большую ладонь, но не выходит, – Они некрасивые.

– Мне всё равно.

Он накрывает мои губы своими: такими же иссушенными и искусанными, но в то же время безумно тёплыми. И я отвечаю – неспособная разобраться в причинах наших поступков, в сей миг желающая лишь мимолётной человеческой близости. Мы оба – потерянные, раздавленные и почти отчаявшиеся – точно тянемся к согревающему в промозглый день огню.

Комментарий к (26) Петля 13. Заплутавшие

От автора:

бедные Мидори с Шисуи T.T

Для любопытствующих – дальше поцелуя они не зашли

========== (27) Петля 13. Конец света ==========

Комментарий к (27) Петля 13. Конец света

произведение создано исключительно в развлекательных целях. Все права на локации, мир и персонажей «Наруто» принадлежат оригинальному правообладателю. Все фигурирующие в данной главе персонажи – совершеннолетние. Данная работа – художественный вымысел, который не может быть применим к настоящей жизни. История не содержит рекомендаций или призывов к каким-либо действиям.

От автора:

и снова подозрительное молчание в комментариях (от постоянных читателей)… Все пытаются отойти от эмоциональных качелей или пребывают в ужасе от пути, на который повернул автор?) Так-то начало произведения даже не подразумевало того, что происходит в последних главах :D

К слову, я дописала последнюю главу! До конца – ещё две части. Я очень люблю общаться с вами в комментариях и очень хочу скорее увидеть вашу реакцию на финал, поэтому давайте сделаем так: если будет хорошая отдача на эту часть (в комментариях: можете даже кинуть в меня помидором :DD), то следующая выйдет уже сегодня ночью, а, при бурной реакции на предпоследнюю, финальная глава выйдет завтра в 15:00 по мск.

Проснулась я только к закату. Янтарное солнце по-матерински ласково проникало в комнату сквозь приоткрытое окно: укрыта я оказалась по самый подбородок, а потому прохлада поздней-поздней осени приятно отрезвляла сознание. Вчерашняя слабость отдавалась тупой болью в распухшей голове, но внутри ощущалась приятная лёгкость. Все слёзы оказались выплаканы, все переживания – пережиты: теперь, когда душа избавилась от лишней шелухи, я возвратила себе способность мыслить ясно.

Нет никаких сомнений, что двадцать второе, а, может, даже двадцать первое ноября станут финальными точками в тринадцатой моей жизни: это повлечёт за собой очередное воскрешение, конечное. Вот он – предел временных петель, граница, за которой силы ками уже не смогут помочь. Последний и, по сути, единственный{?}[Мидори нужно было «предотвратить проклятие хиганбана» = не дать Шисуи получить метку, но возможность у неё такая будет только один раз – в последнем возрождении, потому что дальше возрождаться она не сможет.] шанс… не на счастье, нет, Мадара-сама, не на долгую и полную радости жизнь… только крохотная надежда на то, что мои страдания не окажутся напрасны.

– Уже встала? – Шисуи возникает за спиной, когда укладываю перину в шкаф. Да, в тот самый, в котором нашёл меня вчера.

– Да, – не оборачиваюсь, не зная, как смотреть тебе в глаза после случившегося. Для чего ты сделал это? Повиновался ли, как я, внезапному порыву{?}[Ага, обманывай себя дальше Мидори, списывай свои желания на простую страсть.] или же нежными прикосновениями выражал нечто иное?

– Ты, наверное, голодна. Будешь ужинать?

– Спасибо, Шисуи, – плотно смыкаю веки, дабы сдержать мешающие эмоции, и вымученно растягиваю кончики губ. Негоже плакать, Мидори…

Вкуснейший белый рис, рыба нескольких сортов, закуски-маринады, ароматный чай – щедр, как и всегда. Как в тот день, когда принёс потерявшую сознание девушку в своё поместье. Как всё то время, что позволял обманщице-служанке обедать той же едой, что и ты сам.

Юноша сидит напротив, уткнувшись в аккуратно расставленные тарелочки, поглядывая на меня только изредка. Не говорит ни слова, только смотрит: своими тёмными, как беззвёздное небо, очами, в которых сейчас плещется настоящая буря.

– Утром я отправляюсь на миссию, – вдруг молвит он: напрягшись всем телом, вперив взгляд в еду и тяжко вздохнув. Ты уже всё понимаешь, моё горькое наваждение.

– Удачи, – улыбка через силу. Выглядит ли она достаточно убедительно? Впрочем, важно ли это, когда сердце уже принялось предательски разгонять кровь: наверняка Шисуи всё слышит, он же шиноби. Кажется, теперь я знаю, как именно погибну. То будет Фугаку-сан или кто-нибудь другой?

Дальнейшая трапеза продолжается в давящей тишине.

***

До самой ночи я маялась разными домашними делами, дабы хоть как-то отвлечься. Шисуи вовсе не настаивал на этом, но и прерывать не стал: после ужина сразу скрылся в покоях, мотивируя тем, что желает отдохнуть перед сложным заданием. Закончив в третий раз натирать полы, я сдалась: уснуть сегодня явно не удастся. Позавидовав крепкому сну шиноби, двинулась вдоль энгавы, огибающей добрую половину поместья, чтобы дойти до полюбившегося мне садика: по сути своей ничем не отличающегося от схожего в особняке главы Учиха – те же неестественно низенькие посадки, крупные камни, крохотный пруд с кувшинками, небольшой мостик. Ничего же необычного, так почему ноги сами несут туда?

Однако, вопреки моему намерению насладиться чарующими видами в лунном свете, небесное тело скрылось за облаками, отчего весь двор заволокло пеленой мглы. На веранде же внезапно обнаружился ещё один наблюдатель красот природы.

– Не спится? – беззлобно интересуется он, даже не оборачиваясь. Ещё недавно донельзя напряжённый, сейчас Шисуи кажется на удивление умиротворённым и расслабленным.

– Да, – подхожу ближе, а затем и вовсе сажусь рядом, – А тебе? Скоро же… миссия, – зачем ляпнула такую глупость, Мидори? Знаешь же, что ему тяжело об этом говорить.

– До рассвета есть ещё время, решил немного насладиться ночной природой, – гневаться или расстраиваться, тем не менее, он не стал.

– Неужели ты можешь разглядеть что-либо, помимо тёмных пятен? Шаринган?

– Шаринган, – подтверждает он, уже зажёгши алые огоньки.

Едва заметное холодное сияние слабо освещает молодое лицо, отчего тени на нём кажутся нечёткими, невыразительными и весь облик юноши будто смазывается до смутных очертаний. Но очи его я вижу ясно: багряные, с чёрными символами, так ненавидимыми мною ранее, но сейчас почему-то создающими необъяснимый уют внутри – точно костёр, с трескающимися от жара поленьями, терпким ароматом жжённого дерева и запахом… леса. Да, Шисуи всегда пахнет лесом.

Он глядит на меня неотрывно: чарующе, маняще, словно гипнотизирует, как в самую первую встречу. Но сейчас предо мною – не чудовище, а заплутавшая душа, столь же утомлённая, как и моя собственная.

– Шисуи, я… – произношу, словно не осознавая, что хочу сказать дальше. Слова вертятся на языке, но застревают прямо в горле, неспособные вырваться, – Так устала{?}[Ранее Мидори не произносила этого вслух, только в мыслях.]… – наконец доканчиваю, уже не понимая: для чего, в сущности, начала говорить.

– Я знаю.

– Хах, слышала это раньше, – сам собой вспоминается тот случай: когда сорвалась на тебя и впервые показала истину. Я была так зла, не могла понять, что с тобою приключилось, гадала о причине беспросветной печали в глазах, уже тогда чувствуя, как медленно утекает твоя жизнь, хоть и не ведая о силе проклятья.

– Мидори, я… – нарушает собеседник затянувшееся безмолвие, – Не хочу уходить, – внезапное откровение под покровом сумрака, от которого сделалось дурно, – Знать, что после моего ухода мы больше не встретимся и ты… погибнешь.

– Тс-с… – приближаюсь непозволительно близко, прикладывая палец к сомкнувшимся губам, успокаивая: и его, и себя, – Я – не Норика, я обязательно вернусь. Не вини себя ещё и в моей смерти.

Всегда пытаешься справиться со всем в одиночку, не показываешь слабостей, но несёшь непосильное для юных лет бремя. Так позволь же хотя бы немного облегчить твою тяжкую ношу, Шисуи.

– Но я… – пытается возразить, а я лишь повторяю действие, – Ощущать себя настолько беспомощным и бесполезным… непривычно. Знаешь, я могу пересечь континент меньше, чем за неделю? – хочет отшутиться, но боль прорывается сквозь иронию, – А спасти тебя… не могу.

– Такова судьба, Шисуи, нам ничего с этим не сделать, – говорю тихо и размеренно, будто проникая сказанным глубоко в его сознание, – Но зато, – провожу по крепкой груди, сокрытой одним лишь тонким домашним одеянием, – Это избавит тебя от хиганбаны, а меня – от цикла воскрешений. Навсегда.

Его очи так и мечутся, говоря: «Что, если не получится? Что, если ты не успеешь»? Да я и сама не могу знать наверняка: боги способны подтолкнуть на нужный шаг, но действовать за нас они не в силах. Но вдруг взор Шисуи меняется: столь легко и быстро, точно не было всех этих сомнений.

– Если у тебя не выйдет, покажи мне свои воспоминания снова. Уверен, что приму верное решение.

– Верное… решение? – кровь в жилах застыла, когда смысл его речей настиг меня: он хочет пожертвовать собою прежде, чем сойдёт с ума, – Шисуи, нет, нет! Не делай этого! Не на…

Не успеваю я толком приняться отговаривать, как он, ведомый не то порывом бурлящих эмоций, не то твёрдой решимостью воина, целует меня. Совсем не так, как вчера. Не так, как целовал, будучи одержимым монстром. Страстно и напористо, словно не терпит возражений, но в то же время трепетно.

– Ты не долж… ах!

Пальцы сильнее зарываются в мои волосы, рукой он проводит по небольшому обнажённому участку шеи, а затем касается её уже губами, чтобы после вернуться к моим устам. Новый поцелуй оказывается более пылким: уносящим куда-то очень и очень далеко… И я сдаюсь, поняв, что никто уже не сможет изменить его решения.

– Ты… не против? – несмело спрашивает он.

– Всё хорошо, Шисуи, – только и успеваю ответить, когда юноша подхватывает на руки.

Он никогда не говорил, что любит меня. Да и о какой, собственно, любви могла идти речь, если большую часть времени я провела с краснооким демоном, что видел лишь оболочку? Но сейчас Шисуи нуждался во мне, как я нуждалась в нём. Мы упивались друг другом, словно тонули вместе, погружаясь на самое-самое дно. Одежды пали жертвой безудержной страсти, пальцы блуждали по оголённому телу – хаотично, но в то же время самозабвенно, – поцелуи распаляли, разжигая ещё большее вожделение, хотя, казалось, куда сильнее? Отчаяние, неизвестность подстёгивали, заставляя раствориться в накрывающих ощущениях без остатка.

– Можно?…

– Да…

Он и раньше овладевал мною: жадно, до исступления, словно пытался поглотить полностью. Сейчас он тоже был ненасытен, но по-другому. Нетерпеливо, но вместе с тем бережно. Резко, но до безумия приятно. Уверенно направляя меня, но порой и сам теряясь…

А если завтра этот мир подойдёт к своему концу? Но наш – не «если» – он закончится, сгорит ярким огнём, а пепел разнесётся по ветру: и мы оба это понимали. У меня не было плана. У меня его, в сущности, никогда не было, но на сей раз желание действовать по наитию отдавалось липким страхом внутри. И перед лицом грядущего хотелось насладиться той минутой близости, что была нам дана.

========== (28) Петля 13. Хаори, что хранит твоё тепло ==========

Комментарий к (28) Петля 13. Хаори, что хранит твоё тепло

произведение создано исключительно в развлекательных целях. Все права на локации, мир и персонажей «Наруто» принадлежат оригинальному правообладателю. Данная работа – художественный вымысел, который не может быть применим к настоящей жизни. История не содержит рекомендаций или призывов к каким-либо действиям.

Робкие лучи рассвета пробираются в комнату: слишком большую, непривычно светлую, но такую знакомую, вызывающую тянущее чувство ностальгии. Его спальня. Кажется, я не бывала здесь целую вечность: полупрозрачные створки одной из дверей выходят прямиком на веранду – прореженные тонкой бумагой-васи, пропускают розовые оттенки восхода, мягко освещая просторное помещение, – расписная ширма от известного среди аристократов художника, имени которого не ведаю – с рядами стройных и манящих синих ирисов{?}[Намёк на реально существующую шестистворчатую ширму художника Огата Корин («Ирисы»), созданную в начале XVIII в.], – более мягкий, чем в гостевой, футон. И он – шиноби, собирающийся на миссию: уже облачившийся в рубашку и свободные штаны, по силуэту, впрочем, гораздо более облегающие, чем традиционные хакама, с округлой сумкой на поясе и странной штукой, названия которой я так и не выучила, смыкающейся на груди, с закрепленным позади танто.

– Проснулась? Уже собирался сам тебя будить, – голос шелестит, словно ветерок, убаюкивая лечь обратно, – Потому что, если… – я понимаю тебя без слов, мой Учиха: мы оба предвидим, как вскоре сюда заявится отряд, обвиняющий меня во всех смертных грехах. Наверняка выяснили, что их жестоко обманули и сейчас в покоях сильнейшего воина сидит оборванка. По крайней мере, это наиболее ожидаемый конец на сей раз.

– С ужина осталось немного еды, если хочешь… – продолжает юноша, а я не слушаю: точно в первую встречу, рассматриваю его неотрывно, а внутри всё сжимается от необъяснимой тоски.

– Когда засыпаешь, ты кладёшь ладонь под голову, как ребёнок, – сама не ведаю, для чего молвлю подобное, – Я заметила это ещё в первую… брачную ночь{?}[Эту характеристику Мидори заприметила ещё у «красноглазого демона», но последующие касаются только нынешнего Шисуи, т.к. психоШисуи был галантен и хорошо воспитан, в отличие от настоящего.]. Сегодня так же.

– Мидори…

– Ты часто говоришь с набитым ртом. Так ведь совсем не полагается аристократу, – но остановиться уже не могу.

– Мидори…

– Постоянно шутишь на грани грубости. Не ощущаешь никакой иерархии с нижестоящими. Заливисто смеёшься. Так не делают Учиха! А ещё… ещё… – буквально давлюсь словами, теряясь в рое собственных мыслей, так некстати заполонивших сознание, – Шисуи, ты… я… – хочу сказать что-то очень важное, сокровенное, но в последний момент останавливаюсь, прерываемая твоим полным боли взглядом.

Молчишь. Только смотришь. Шаринганом. Помню, читала в библиотеке, что вы можете активировать его не только с целью замучить противника, но и чтобы самим лучше запомнить произошедшее. Почему же вспоминаю об этом именно сейчас? Чёрные томоэ слегка подрагивают, пока ты подходишь ближе и садишься рядом. Мягко тыкаешь в лоб двумя пальцами: так, как делает обычно Итачи-сан с младшим братом.