Текст книги "На грани счастья (СИ)"

Автор книги: Miss Spring

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 21

Прошло два дня. Боевики больше не появлялись, но в то же время и не кормили пленниц, а воду давали лишь один раз в день и крайне мало. Их спасал лишь тот самый парень, который каждый раз прокрадывался к ним под покровом ночи, принося что-то поесть и попить.

– Лер, ты спишь? – был поздний вечер и обе девушки лежали на соломе, которая служила им спальным местом.

– Нет. – тихо ответила Калерия, прошептав разбитыми губами.

– Я давно сказать хотела… – неуверенно начала Лиза. – Прости меня. Я виновата. Завидовала тебе из-за того, что вы с Артёмом вместе. Я ведь влюбилась в него ещё при поступлении, а он на тебя внимание обратил. Правда, я не хотела ничего плохого ни для тебя, ни для него. Веришь?

– Верю. – ответила Лаврова, ожидая продолжения раскаяния.

– А потом, вся эта ситуация с Игорем… Ты вышла замуж, Тёма начал творить чёрти что, напиваться, задвинул интернатуру… Я просто поддержала его, была рядом, после всё как-то закрутилось, устроилось… – сбивчиво объясняла Елизавета.

– Мне почему сразу не сказала?

– Ну а как, Лер? Как бы я тебе сказала? Ты, ведь, тогда, явно мечтала развестись с Истоминым и вернуться в Москву!

– Мечтала. Только понимала, что это вряд ли реально. Но ты знаешь, как это всё выглядело со стороны? Как твоё полное предательство! Ладно, Шатров. Это и так понятно, без вариантов: брошенный, обиженный на весь белый свет мужик. Тем более, я ему даже не объяснила всей сути дела. Но ты! Ты же моя самая близкая и лучшая подруга, как сестра! И тут такое, Лиз! – энергично взялась разложить ситуацию по полочкам Калерия.

– Я всё понимаю. И знаешь, очень жалею, что так получилось, правда. Ты ведь мне тоже, вроде как, роднее всех. И я никогда не встречу такой же второй, как ты, подруги. Мне очень тебя не хватает. Мы столько с тобой пережили и даже сейчас… Нас столько связывает. Ты единственная знаешь обо мне всё и даже больше. Просто любовь оказалась сильнее. И задурила мне голову. – искренне произнесла Лиза. – Я умудрилась обрести одно, но потерять другое. – она заплакала.

– Так, только вот слёз мне не хватало… – проворчала Лера. – Давай, ещё затопи нас! Чтобы умерли смертью храбрых, да? Зато вдвоём! – она усмехнулась и обняла подругу.

– Ты прощаешь? – жалобно всхлипнув, переспросила та.

– А куда от тебя денешься? – подражая её интонации, ответила Калерия. – Не вздумай плакать! Малыш всё чувствует, не мне тебе рассказывать. Нам тут и так несладко приходится. – успокоила она Толкачёву.

– Я думаю, а вдруг они теперь за мной придут и тоже самое потребуют? А если бить будут? Как же ребёнок… – поделилась своим страхом Елизавета.

– Не придут. Я тогда обмолвилась, когда отказ давала, что ты всего лишь медсестра, а не врач. Вряд ли они решатся на такие меры. – девушка успокаивающе гладила подругу по голове как маленькую, понимая, что кто, кто, а она сейчас переживает вдвойне.

– Лер, может надо было согласиться, всё-таки? Вдруг нас убьют? Или просто заморят голодом теперь?

– Лиз, а ты думаешь, если бы я согласилась, они после этого нас бы отпустили и дорогу к госпиталю показали? Спасибо мол, люди добрые, что полечили, да? После того, как мы обе видели вот это их… Поселение! С главарём знакомы! Отпустили бы, да? Не смеши меня. Они бы чётко понимали, что мы, так или иначе, но можем что-то рассказать и даже, если запомним, показать, хоть пол пути сюда. Не уйдём мы живые ни так, ни так. Только бежать. Другого пути нет. – грамотно рассудила Лаврова.

Прошла неделя. Калерию ещё несколько раз пытались чуть ли не под дулом пистолета, заставить делать операции, она упрямо стояла на своём, за что каждый раз её избивали всё жёстче и жёстче и она вновь оказывалась на том же месте, куда её приносили избитую в полуобморочном состоянии и бросали боевики. А Лиза, дрожа от страха и бессилия, пыталась хоть как-то приводить подругу в чувства, боясь, что в следующий раз её просто убьют и их опасения превратятся в реальность.

Надежда на тот самый, пресловутый побег-спасение, начала угасать у обеих, хоть они и не признавались в этом друг другу. Но однажды…

Была, как обычно, тёмная, непроглядная ночь. Их чуткий, невероятно чуткий в этих условиях сон, прервал всё тот же, привычный, тихий шёпот. Их кормилец заглянул через окошко вниз.

– Еда приехала. – вздохнула Елизавета и вытянула было руки, как обычно, чтобы подхватить ведро, но вниз опустилась лишь одна верёвка. – Лер, я чего-то не понимаю или… – Толкачёва была в недоумении.

– Чего тут понимать. Свершилось! – обрадовавшись, прошептала Лера.

– И как мы выбираться будем? Ты еле ноги передвигаешь, после того, как эти уроды тебя избили! – возмущённо напомнила Лиза.

– На честном слове будем выбираться. – с трудом вздохнула Лаврова. У неё дико болели рёбра. – Давай, ты первая и очень осторожно. Потом поможешь парню держать верёвку, мне потребуется немного больше времени. Руки болят-сил нет, но я справлюсь. Это наш единственный шанс. – приняла решение она.

На то, чтобы девушки осторожно, не создавая излишнего шума, сумели одна за одной выбраться, понадобилось чуть больше часа. Труднее всего было Лере – всё тело нестерпимо болело и каждое движение пронзало, словно удар тока, но она понимала, что надо терпеть, если хочет попробовать вернуться живой.

Когда обе оказались на поверхности, их спаситель знаком показал, что нужно соблюдать тишину и идти, как можно осторожнее, за ним.

Несколько раз, им троим приходилось стремительно прятаться, потому что кто-то проходил по двору, но затем всё стихало и они могли продолжать движение. Вскоре, троица покинула двор и оказалась в каком-то небольшом леске. Было темно и страшновато, пробирались практически наощупь и всё время молчали, боясь проронить и слово.

В какой-то момент, начало светать и девушки смогли разобрать, что находятся на горной дороге, продолжая идти за своим проводником. И, едва рассвет занялся, в определённом месте он остановился повернувшись к врачам.

– Лер, почему он стоит? Что-то случилось? – испугалась Толкачёва.

– Не знаю… – неуверенно ответила Калерия.

Парень всё теми же знаками показал, что дальше ему нельзя. Он отдал каждой по небольшому холщовому рюкзачку, в которых было немного еды, вода, фонарик и ещё какая-то мелочь. А потом, подойдя к Лере, отдал ей карту местности, на которой было два обозначения – то место, где они находятся и госпиталь, который был обозначен красным крестом. После он махнул рукой в определённом направлении, как бы показывая, куда надо идти.

– Спасибо тебе. – со слезами на глазах прошептала Лаврова, взяв парня за руку. – Я буду за тебя молиться. – хоть она и говорила на русском, но чувствовала, что он её понимает. Всё остальное условности.

В ответ их спаситель обнял её и пропел куплет той самой, грустной песни, которую пел в госпитале, отходя от наркоза. Потом, сам прервал объятия и начал быстро уходить в обратную сторону.

– Спасибо! – крикнули ему вслед обе девушки.

Дальше начался их самостоятельный путь. Обе пытались вникнуть в карту, помогали и поддерживали друг друга, трезво оценивая способности и возможности передвижения по незнакомой местности, да ещё и понимая, что опасность поджидает на каждом углу. Главным было снова не попасть в руки боевиков или под обстрел и вообще, дойти до финальной точки.

Калерии было невероятно тяжело идти, чувствовалась и ныла каждая рана, но она понимала, что нельзя останавливаться ни на минуту. Елизавете тоже приходилось нелегко: у неё кружилась голова, постоянно тошнило, но она, как бы плохо ни было, тоже не жаловалась подруге и упрямо шла вперёд, почти нога в ногу с Лавровой.

За день, они проделали достаточно большое, для двоих молодых, и не настолько подготовленных физически, девушек, расстояние. Опускалась ночь.

– Лер, надо где-то остановиться на ночь. – уставшим тоном произнесла Лиза. – Мы просто не сможем потом двигаться дальше, если не передохнём сейчас.

– Нам и ночевать то негде. – задумчиво ответила Лера, озираясь по сторонам.

Они оказались на небольшом горном выступе, который был отделён от дороги, проходившей мимо, грядой камней.

– Ладно. Давай расположимся здесь, за камнями. Так нас не будет видно с дороги. Спать будем по очереди, по нескольку часов. С рассветом пойдём дальше. Нельзя терять время. – приняла решение Лаврова, которая, удивляясь самой себе, теперь думала очень быстро и брала ответственность за все действия на себя. Чётко и слаженно. Она будто чувствовала, что ей нельзя слабеть, нельзя жалеть ни себя, ни подругу, иначе они пропадут.

Ночь прошла беспокойно. Девушкам то и дело мерещились чужие шаги, они со страхом озирались по сторонам. Калерия почти не могла спать. Так, вполглаза. Боялась, что с ними может случиться неприятность.

Едва горизонт начал светлеть, подруги немного перекусили, употребив тщательно отмеренную ранее дозу еды и двинулись в путь снова.

Второй день клонился к вечеру, когда они оказались на пересечённой, плохо просматриваемой, холмистой местности.

– Ничего себе! Да мы тут три дня пробираться будем! – увидев преграды, ожидающие их впереди, сетовала Толкачёва.

– Да, только если проберёмся, согласно карте, то тут и до госпиталя недалеко будет. Скоро увидишь Шатрова и все трудности позабудутся. – усмехнулась Лера.

Девушки, прилагая усилия, шли, то огибая холмы и кусты, которые в большом количестве росли там, то взбираясь и перебираясь через них, порой, расчищая путь чуть ли не руками.

Внезапно, прямо рядом, раздался выстрел. Калерия сразу определила, что стреляли из винтовки. В следующую минуту, пуля пролетела почти над их головами.

– Лера! – испуганно взглянула на неё Елизавета. – Что это?

– Похоже, мы забрели на чью-то территорию и если сейчас не возьмём руки в ноги и не уберёмся отсюда, то нам не поздоровится. – прошептала Лаврова, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что спрашивать, собираются ли они уходить или нет, – никто не будет. Стреляли, обычно, на поражение. И то, что пуля сейчас не застряла в одной из девичьих голов – большая удача. Но, пугать подругу ещё больше этими выводами, она не стала.

Девушки ринулись интенсивнее и быстрее перелезать и перешагивать через препятствия, опасаясь за свою жизнь, а выстрелы, меж тем, учащались и не стихали. То мимо них, то прям под ноги, то в деревце рядом… Создавалось ощущение, что стрелки с ними просто играют в такую вот жестокую игру на выживание, затравливая жертв, как маленьких, беззащитных оленят. Им приходилось, помимо того, что стараться унести себя живыми, так ещё и прятаться, пригибаяя спины, почти ползком пытаться увернуться, при этом совершенно не зная даже следующей точки откуда последует выстрел. Наконец, впереди, показалась долина. Им надо было всего лишь дойти до условного края той самой, пересечённой местности и спуститься с горы.

И это у девушек удалось, но, когда Калерия уже начала спуск, а Лиза стала следовать за ней, прогремел очередной выстрел.

Лера обернулась, услышав крик подруги и увидела, что Елизавета, буквально сложившись пополам, упала на склон горы.

– Лиза! – Лаврова кинулась к ней. – Лиза, посмотри на меня! – она схватила девушку за голову и внимательно всматривалась в её глаза.

– Попали. – просипела, не зная, куда деться от боли, Толкачёва.

– Куда? Дай посмотрю! – находясь в ужасе, но всё ещё пытаясь здраво мыслить, прокричала Калерия.

В этот момент прозвучал очередной выстрел.

– Куда-то в живот… Не надо сейчас, давай пробовать уходить. Ещё в тебя попадут… – борясь с невероятной болью до звона в ушах, проговорила подруга.

– Ты же не сможешь идти.

– Надо. Я попробую.

– Держись за меня. – приняла решение Лера.

Они с большим трудом преодолевали спуск по склону горы. Лиза мужественно передвигалась, стараясь как можно меньше опираться о подругу, которой и так было не просто. Камни под их ногами то и дело срывались, скатываясь вниз и стоило девушкам хоть немного оступиться – полетели бы обе.

Им понадобилось около часа, а то и больше, чтобы, всё-же, спуститься.

Внизу, оперев Елизавету спиной о камни, Лаврова, как могла осмотрела её ранение. У девушки была большая кровопотеря, кроме того, пуля осталась внутри.

– Здесь больно? – спросила Калерия, дотронувшись до определённого места на животе.

– Да. – простонала подруга.

– А здесь?

– Тоже…

– Какого характера боль? – встревоженно взглянув на бледную Лизу, продолжала опрос Лера.

– Острая, распространённая и тянущая. – пытаясь описать то, что её просили, всё с большим и большим трудом отвечала Елизавета. На лбу девушки выступила испарина, она становилась всё более и более бледной. – Главное, чтобы с ребёнком ничего не случилось… – промолвила она пересохшими губами.

Лаврова понимала, что всё плохо. Очень плохо. Хуже почти не может быть. И главное, она не могла оказать помощь. Никакую. Внутри её всю трясло и очень хотелось плакать. От бессилия.

– Лиз, я не знаю, что нам делать. Ситуация критическая. Я не могу ни давящую повязку наложить, ни тампонаду сделать. Нечем. – призналась Калерия.

– Давай я зажму рану рукой и попробуем идти дальше? – прохрипела Елизавета.

– Ты сможешь? – пристально взглянув на неё, усомнилась в успехе такого предложения Лера.

– Будем пробовать. Другого выхода нет.

– Хорошо. Тогда ты зажмёшь рану рукой, обопрёшься на меня. Будем идти одновременно, но я буду помогать тебе. – разъяснила с видом генерала, ведущего за собой отряд, Калерия.

Дальнейший путь был ещё более тяжёлым. Лавровой пришлось фактически тащить на себе подругу, то и дело интересуясь её состоянием, давая передышки, смачивая ей губы водой.

Опустилась ночь, однако, Лера понимала, что останавливаться им нельзя. Перед ними стояла одна задача: как можно скорее добраться до госпиталя, ни теряя ни секунды, даже на отдых и сон. Она осознавала, что за это время кровопотеря усилится, кроме того, может начаться заражение и если не поторопиться, то Елизавету спасти будет нельзя.

Всходил рассвет, когда девушки увидели впереди равнину с несколькими строениями и обе поняли, что перед ними, как раз полевые штабы. Оставалось буквально пару километров.

Внезапно, Толкачёва остановилась.

– Лиз, ты чего? – перепугалась Калерия.

– Всё, Лер. – полушёпотом ответила подруга.

– Что всё? Лиз! Нам немного осталось! – начала подбодрять её девушка.

– Это мне немного осталось. Совсем чуток. Всё, Лер. – повторила Елизавета.

Она отрвала от живота руку, которая была вся в крови – засохшей и свежей, и опустилась на землю, ложась на спину.

– Лиза, нет! – замотала головой Лера, пытаясь хоть как-то изменить плачевную ситуацию, уверить подружку и себя, что шанс ещё есть! Его не может не быть. – Лизонька, вставай, ты что! Мы справимся! Лиза! – она опустилась на колени рядом.

Лиза тяжело и часто дышала, её кожа стала почти что мраморного цвета, была холодной и влажной. Лаврова с трудом нащупала пульс – сердце подруги медленно и тихо отстукивало. Почти не билось. Конечно, начавшийся сепсис, сильнейший болевой шок, кровопотеря – не самый лучший букет, особенно для беременной женщины, организм которой и так работает на пределе возможностей, отдавая почти всё ребёнку.

– Лиза, не умирай! – роняя слёзы, как ребёнок, проговорила Лера, понимая, что сделать уже не может ничего. Она нежно гладила Толкачёву по голове, а та, внимательно смотрела на неё, словно пыталась запомнить.

– Видишь, как всё получилось, Лерка… – шептала из последних сил Лиза. – Поздно мы с тобой поговорили, столько времени потеряли, дуры… А в жизни никогда нельзя отказываться от важных вещей и главных для тебя людей… Потом может быть очень поздно… Я люблю тебя, Лерка. Ты самая лучшая подруга. – она взяла её за руку. – Ты теперь за нас двоих живи и не растрачивай себя понапрасну на эти ненужные войны. Живи, слышишь? Другого шанса не будет… – голос Елизаветы затихал.

Калерия всё гладила её по голове, наклонившись, целовала в лоб и плакала. Не могла ничего говорить.

– Небо то какое… Красивое. – произнесла Лиза, посмотрев вверх. – И так жить хочется… – после этого, подруга замолчала. Уже навсегда. Смотря в бескрайнее, голубое небо.

Лаврова взглянула на мёртвую Елизавету и не смогла сдержаться: закричала, завыла во весь голос. В голове киноплёнкой проплывали воспоминания связанные с подругой – все их диалоги, встречи, их учёба в университете, их безумно долгие разговоры вечерами и ночами, смех, шутки, свадьба, на которой Лиза поддерживала её как могла. И как же было тошно и больно в тот момент!

После первого порыва горя, Лера замолчала, взглянула на бездыханное тело и осторожно закрыла Лизе глаза. И ощутила опустошение. Абсолютное.

Всё это время у неё был стимул идти, вернуться, помочь добраться подруге, которая была беременна, спасти её и ребёнка, а для этого выжить самой. А теперь этот стимул исчез. Умершая у неё на руках Елизавета, как будто бы оборвала все нити, связующие Калерию с жаждой к жизни. Свет выключили. Резко и мгновенно. И силы кончились. Это она ощущала очень хорошо. Полная невозможность двигаться, жесточайшее изнеможение. Пока было желание идти, добраться до цели, это всё не ощущалось. Тело просто работало на пределе всех мощностей и непонятно откуда взявшихся сил. Невзирая на боль, на усталость, она шла. Не ощущала ничего, кроме желания достигнуть конечного пункта. Но теперь, когда так внезапно не стало Лизы – всё обесценилось.

Она сидела рядом с телом убитой подруги и смотрела вдаль, будучи не в состоянии пошевелиться. Было желание тоже умереть. Немедленно. Здесь. На месте. Ради чего всё было? Ради чего теперь? У неё нет ничего, чем можно было бы дорожить. Даже мысль о Петьке не могла достать девушку из этого состояния. Да и не знала она как идти. Бросить тело Лизы здесь? Придется, ведь Лаврова не могла бы тащить его на себе. Это казалось предательством, хоть иначе было нельзя… Но жить не хотелось. И идти не хотелось никуда.

Внезапно, она нащупала в кармане кольцо. То самое кольцо, которое почему-то взяла с собой прямо перед выездом за ранеными. И вдруг, так явственно, увидела перед собой лицо Игоря: ту самую его улыбку, которая смягчала серьёзность и жёсткость, смешинки-искорки в глазах коньячного цвета, ямочку на правой щеке. В её опустошённой напрочь душе затеплилось что-то такое нежное, ласковое, невесомое… Что-то такое, что никак не могло появиться сейчас, в жестокую минуту, но нахлынуло и унесло её от этой боли дурацкой, от горя потери. И так захотелось его увидеть! Хоть раз в жизни ещё увидеть его, того самого, единственного мужчину, по которому Лера безумно скучала!

Эта мысль, это желание, настолько сильно шибануло по ней, что Лаврова, несмотря на полное отсутствие сил и ресурсов, встала и пошла.

Те несколько километров, оставшиеся до цели, которые казались, изначально, ерундой – дались особенно тяжело. Лера вновь шла не останавливаясь ни на секунду, очень быстрым шагом, понимая, что если замрёт, то не пойдёт дальше опять. Было очень непросто: лёгкие горели огнём, дыхания не хватало, она вся вспотела, конечности и спина ныли немилосердно. Сколько часов она бегала наперегонки с усталостью, Лаврова не знала – давно уже потеряла счёт времени и не ощущала своего тела.

И, наконец, под вечер третьего дня, она дошла до военно-полевого штаба. Не госпиталь, который вроде как находился где-то недалеко, но хоть что-то!

Сбивчиво объяснила постовым в чём дело, её пропустили, в штабе пришлось рассказать всё в подробностях, попросить связаться с Закиром Тиграновичем.

В итоге, её слова были подтверждены. Лере начали помогать, обрабатывать раны, поить чаем. Но настал тот неизбежный момент, когда она поняла, что не в силах двигаться. Ни двигаться, ни дышать, ни даже думать. Это состояние было тяжелее, чем тогда, после смерти Лизы. Совсем иным. Полнейшее изнеможение. Финальное, так сказать. Тело отказывалось слышать и слушать команды, отдаваемые мозгом, ноги дрожали, подгибались и не передвигались уже, сердце, несмотря на покой, колотилось просто бешенно, грозя выломать рёбра, лёгкие будто варились в кипятке, а в правом боку ощущалось невыносимое жжение, вроде кто-то вогнал туда кусок раскалённого железа и перед глазами поплыла кровавая пелена. Лере казалось, что она вот-вот отключится.

– Игорь! – Закир Тигранович залетел как вихрь в кабинет, где находились координаторы. Начальник госпиталя не понаслышке знал для чего бизнесмен Истомин, бросив свои дела, прилетел на два месяца, устроившись к ним финансовым координатором и терпеливо постигал тонкости этой работы.

– Что случилось, Закир Тигранович? – насторожился мужчина, никогда не видевший врача настолько взволнованным.

– Мне только что звонили из полевого штаба, что находится недалеко от нашего госпиталя. Лера у них!

– Жива? – Истомин подскочил с места, посмотрев на него тревожным взглядом.

– Жива, но у неё сильное эмоциональное и физическое истощение, осмотр дал плохие показатели. Она три дня шла, а до этого больше двух недель находилась в плену, их там морили голодом и избивали. Вообщем, надо срочно забирать её к нам, я сейчас попрошу ребят, поедешь с ними или тут дождёшься?

– Конечно с ними! – возмущённо ответил Игорь, как будто других вариантов и не существовало.

– Тогда собирайся, в течении получаса выедете. Надо поспешить, там бой начинается. И ей, и вам, оказаться в штабе в это время просто опасно. – проинформировал его Закир Тигранович.

Калерия не смогла сидеть в штабе, пребывая в сознании. Вскоре, после горячего чая, её начало клонить в сон. Просто неудержимо, как безысходная смерть! Непреодолимо! Что только девушка не делала: напевала что-то под нос, вспоминала всё произошедшее, пыталась читать стихи – ничего не помогало! Глаза стремительно закрывались и сознание уплывало в дальние дали. Ну вот совсем!

Её разбудил один из военных, тряся за плечо.

– Калерия Александровна, проснитесь! Проснитесь! – она с большим трудом разлепила глаза и слегка обиженно взглянула на мужчину.

– Я хочу спать… – прошептала Лаврова и снова начала уплывать в сонное царство.

– Калерия Александровна, я всё понимаю, но за вами сейчас приедут из госпиталя. У нас начался бой, вам срочно надо уезжать. Вокруг становится опасно! – пытался достучаться до её сознания мужчина. – Мы же фактически на поле боя находимся!

– Поняла… – медленно произнесла Лера и опустила ноги с кровати, на которой лежала. Он помог ей подняться и они вместе направились к выходу, но тут начало приходить какое-то срочное сообщение по рации и военный отвлёкся на него, а девушка вышла из штаба.

Вдалеке она заметила машину, которая остановилась на дороге перед караулом.

Из неё вышло несколько мужчин в форме спасателей и один без. Внезапно, когда он, этот единственный, кто не был одет в спецформу, оглянулся, Лера увидела знакомое лицо. И сознание, которого уже не было, шибануло как током! Игорь! В то же время, она подумала, что это не может быть он. Но «мираж» был вполне отчётливым.

Она, собрав какие-то ничтожные остатки сил, решила обойти штаб, чтобы побыстрее оказаться рядом с машиной и двинулась в нужном направлении.

В эту же минуту, Истомин, увидев жену, рванул к ней, обходящей здание штаба, почему-то с другой стороны, навстречу.

– Калерия Александровна, куда вы?! – раздался позади Лавровой обеспокоенный голос военного. – Назад, немедленно! Там нельзя!

Но Калерия была почти у цели, тем более, она уже явственно разглядела Игоря, бежавшего к ней.

В эту минуту, раздался один из многочисленных выстрелов, грохочащих вокруг и девушка ощутила резкую, ни с чем не сравнимую, сводящую с ума, парализующую боль в спине. Как будто ей перебили позвоночник. Эта боль просто сбила её с ног, а в глазах засверкало миллион звёздочек.

Истомин увидел, как Лера, идущая к нему, невзирая на слова военного, после выстрела в одну секунду рухнула на колени, а потом на спину, как подкошенная. В виски́ ударило осознание: в неё попали. И мужчина ринулся к девушке.

Она лежала на земле, а по щекам катились слёзы и глаза закрывались.

– Лерочка, девочка моя, ты меня слышишь? – обеспокоенно произнёс он, приподняв Калерию за плечи и оперев её голову себе на руку.

Она не отвечала. Лера почти ничего не понимала и не видела. Всё плыло, в ушах звенело, боль казалась невозможной и непреодолимой и Лаврова стремительно теряла сознание. И только одно явственно ощущалось: аромат его одеколона Dior «Homme». Как в том прекрасном сне.