Текст книги "Горький вкус любви (СИ)"
Автор книги: Miss Spring
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 5
Всё было хорошо, но к вечеру у Маши резко поднялась температура до 39°. Воронцов дал ей жаропонижающее, но оно почти не помогло. Ближе к ночи у неё началась лихорадка с лёгким бредом, во время которого она звала Тимура и повторяла, что не виновата. Дмитрий просидел около девушки всю ночь, делая всё, что возможно, для облегчения её состояния. Он понимал, что нужно бороться с температурой, не давая ей ползти вверх.
К утру, температура сдала позиции и, наконец, упала до 38°, а в 9 приехал врач-хороший знакомый Воронцова, который был обязан ему своей свободой.
– Маш, познакомься! – сказал Дмитрий, когда они с доктором зашли в спальню, где лежала девушка. – Это мой знакомый, очень хороший врач Илья Николаевич. – тот кивнул.
– Маша, очень приятно. – тихо произнесла Северцева, которая была в конец измотана прошедшей ночью.
Илья осмотрел её, а потом, когда он позволил хозяину дома вернуться в комнату, вынес вердикт:
– Острый бронхит у вас, барышня. Хорошо бы конечно ещё рентген сделать, но, думаю, пока обойдёмся без него. Тем более вы в таком состоянии, сейчас ехать в Москву… Лучше будьте дома.
– Точно не надо? Может лучше перестраховаться, Илюш? – забеспокоился Воронцов.
– Пока нет. Попробуем справиться без рентгена. Я пришлю своих завтра с утра, пусть возьмут анализы, посмотрим, что они нам покажут. А пока пропишу вот эти лекарства, – говорил врач, выписывая названия в лист назначений – и среди них вот этот антибиотик. Это обязательно. Ну и, традиционно, как можно больше горячего питья, витамины и постельный режим. Надеюсь, с этим вы справитесь. – приспустив очки на нос, сказал и Илья и посмотрел на адвоката.
– Я проконтролирую. – кивнул тот с абсолютной серьёзностью.
Когда врач уехал, Дмитрий заглянул снова к Маше и сказал:
– Я съезжу в аптеку, куплю всё необходимое и вернусь. А ты поспи. Ночь тяжёлая была.
– А как же вы? Вы же всю ночь со мной пробыли. – слабым голосом спросила Северцева.
– На том свете отосплюсь. – усмехнулся в ответ мужчина и ушёл.
Этот день Маша плохо помнила. Она себя нехорошо чувствовала, много спала и просыпалась только когда Дмитрий приходил к ней, чтобы дать лекарства или напоить либо горячим чаем, либо отваром шиповника.
Когда вечером девушка очередной раз проснулась, на улице было уже темно. Дмитрий Михайлович сидел в кресле около окна. Его освещал лишь свет напольной лампы, стоящей около кресла. Адвокат был сосредоточен и внимательно читал какие-то документы, делая пометки ручкой на полях.
Мария смотрела некоторое время на него, не замечавшего её пробуждения и думала о том, что же заставляет этого человека так заботиться о ней? Зачем она сдалась ему, одна из многих? Почему он решил вдруг не отпускать её, заболевшую так некстати бронхитом, в Выборг, куда ей, собственно, и дорога? Неужели и вправду существует ещё добро и человечность на этой планете, стремительно катящейся в пропасть?
– Маруся, – из глубины размышлений о создавшейся ситуации и человечестве в целом, её выдернул мягкий голос Воронцова – ну что, как ты себя чувствуешь? – он отложил в сторону документы и присел рядом на край кровати.
– Кажется, уже лучше. – улыбнулась она. – Спасибо вам большое, Дмитрий Михайлович. Возитесь со мной, как с маленькой. Свалилась я на вашу голову, как снег.
– Прекращай. Что ты в самом деле. Есть хочешь?
– Нет, спасибо. Вы бы шли отдыхать, всю прошлую ночь не спали из-за меня.
– Знаешь, ты вот за меня не волнуйся. Я привык не спать ночами и довольно давно. Есть такие дела, над которыми приходится сидеть сутки напролёт. Так что для меня это нормальная практика. – успокоил её мужчина.
– Всё равно, я вам очень благодарна и вашему другу тоже. Он так быстро приехал, сорвался…
– Да, в чём-то мне очень помогает моя деятельность.
– Вы его защищали?
– Спас от срока. Грозило 15 лет. Он владелец своей клиники и несколько лет назад попал в очень плохую ситуацию. Долго я тогда ломал голову над этим делом.
– И судя по результату, успешно.
– Да. Его подставил самый близкий человек-его брат. Этот бизнес им достался от отца, Илья, как старший, унаследовал больший процент доли в клинике, пост управляющего и главврача. А его младший брат-Олег, был его заместителем и имел меньший процент, соответственно. Оба врачи, причём врачи хорошие. Не тот случай, когда природа на детях отдыхала. Ну вот, в какой-то момент, младшему надоело подчинённое положение и он, путём подставы, решил избавиться от Ильи. Сделал так, чтобы пациент, которого лечил Илья умер.
– Какой ужас… – произнесла поражённая историей Северцева. – Не понимаю, отказываюсь понимать, как люди могут так поступать с самыми близкими? – по её щекам покатились слёзы.
– Ну вот… Хотел хоть как-то отвлечь тебя, а ты плачешь. – грустно заметил Дмитрий, понимая, что сам того не желая, заставил Машу очередной раз вспомнить о бывшем муже.
– Я больше не буду, простите. – сказала она, вытирая слёзы. – Наверное, вы очень сильный человек. Я не смогла бы выслушивать спокойно такие истории за много лет работы.
– Ну, я думаю ты бы привыкла. Хотя я, конечно, и привык, но меня подобные истории наталкивают на размышления о жизни, о людях. Бывает и так, что дело уже выиграно, а я всё ещё думаю неделями о нём. Но, чего уж скрывать, гораздо больше по-настоящему виновных людей, Маш. Вот здесь действительно трудно защищать человека, когда знаешь, что он убийца, например.
– И как вы…
– Ещё в юности решил, что каждый имеет право на ошибку, грех. Каждый может оступиться.
– Но ведь не все просто оступаются… Бывают ведь преступники, которые совершают преступление хладнокровно и не единожды? Тогда как?
– Каждый имеет право на защиту и каждый в ней нуждается. В этом благородная цель адвокатской деятельности-суметь если не оправдать, то помочь человеку. Прежде всего человеку, а не преступнику. Хотя, конечно, не скрою, порой и мне приходилось бороться с собой, когда попадались люди, которых и людьми то трудно назвать… Это вопрос трудный, Маш. Из ряда глобальных. – Мария внимательно слушала мужчину и думала о том, какой он мудрый. Ей было интересно говорить с ним о таких, «глобальных вещах». Хотелось, чтобы этот вечер не заканчивался. Однако, в то же время, она чувствовала, что хочется спать, хоть и отчаянно боролась с собой.
– О, Маруся, да ты совсем спишь. – её состояние проследил и Воронцов.
– Дайте мне чашку кофе, и я проснусь. – улыбнулась девушка.
– Ты что, зачем? Какой кофе на ночь глядя. Если хочешь спать, спи. Сон-лучшее лекарство.
– Мне так тётя всегда говорила в детстве, когда я болела.
– Ну, это известный факт. Тебе нужны силы. Сейчас, я принесу тебе молока с мёдом и будешь засыпать. – заботливо произнёс Дмитрий Михайлович и пошёл к двери. В этот момент, в комнату ворвался Баффи и почти с разбегу прыгнув на кровать, подобрался к Маше и начал её лизать в щёку.
– Нет, ну ты посмотри! Не пускал его в комнату, чтоб не будил тебя и он всё-таки пробрался, так ещё и самым наглым образом прыгнул на кровать… Баффи, ты что творишь? – но пёс будто бы не слышал нотаций хозяина, продолжая вылизывать девушку, которая в ответ его гладила и трепала за ухом. – Так, понятно, меня тут никто не замечает. – усмехнулся мужчина. – Пошёл за молоком.
Однако, когда он вернулся с кружкой тёплого молока с мёдом, то обнаружил крепко спящих в обнимку Машу и Баффи. Воронцов замер и несколько минут смотрел на эту картину, поймав себя на мысли, что лишь с появлением этой девушки в его доме стало, почему-то, по-настоящему уютно. Он почувствовал, как внутри него разливается тепло при виде этих двух спящих.
«Опасное тепло» – заметил про себя Дмитрий. После ухода из его жизни Нонны Борисовны, он зарёкся заводить какие-то серьёзные отношения, а уж тем более любить кого-то по-настоящему, кроме родителей, Баффи и своей работы.
Мимолётные интрижки, которые трудно было назвать романами, по причине их недолговечности, да, были. Была даже одна барышня, которая готова была видеть его в любой момент, даже после продолжительной «разлуки». Но всё это было пустым, ничего не значащим, однодневным. Не согревало душу, не трогало сердце… «Да и не найдётся та, которая могла бы тронуть сердце» – решил про себя Воронцов, выйдя из зала суда после развода.
И вот теперь на его пути повстречалась Маша. Он сам захотел привезти её в свой дом, сам захотел помочь ей, чем возможно. И смотря на то, как она спит обняв его собаку, которая вообще редко кого принимала дружелюбно, понимал, как с ней легко и просто. «Нееет, опасные мысли. Опасные» – одёрнул себя адвокат и вышел из комнаты.
В течении пяти следующих дней состояние Северцевой колебалось как качели от улучшения к ухудшению и обратно. Дмитрий волновался за девушку, постоянно был на связи с врачом, заботился о Маше, как мог. В итоге, приехавший на пятый день Илья, сказал, что анализы его не очень радуют, как и результаты осмотра, поэтому к лечению придётся подключить капельницы.
Как только поступило назначение от Ильи, Воронцов тут же уехал и через час вернулся с лекарством, а затем начал подготавливать капельницу на глазах у удивлённой девушки.
– Вы что, сами её собираетесь ставить? – спросила она, наблюдая за его вполне уверенными действиями.
– Конечно. Ты мне не доверяешь? – спокойно ответил Дмитрий.
– Нет, почему. Просто я не знала о ваших навыках в области медицины. Мне всегда казалось, что ставить капельницы это сложно и человек, не относящийся к мед.работникам не делает этого. – Северцева попыталась смягчить свои слова как могла, чтобы не обидеть мужчину.
– Я научился ставить капельницы ещё в юности. – решил объяснить он. – Бабушка, про которую я говорил тебе раньше, что жила в деревне в Брянской области, сильно заболела. Мне было 16 тогда. Родители не могли постоянно быть с ней рядом и оставили меня. Как раз было лето. Врачи прописали бабушке капельницы, а там на всю деревню был всего один фельдшер, даже медсестры не было. Он пришёл, показал мне как это делается, я несколько раз в его присутствии с рекомендациями попробовал и научился. Без всяких мед.училищ, ставил их бабушке сам. Ну вот, готово. – слушая историю, Мария почти не заметила, как и ей Воронцов поставил капельницу.
– Практически не больно. – улыбнулась она.
– Талант не пропьёшь. – усмехнулся в ответ Дмитрий.
– А потом что было? Бабушка выздоровела?
– Нет, бабушка умерла, но уже осенью и с той поры моё детство окончательно закончилось. – грустно ответил он.
– Простите.
– Да ну, что ты… Так давно это было, что сейчас уже не верится. Но я до сих пор помню её дом. Старенький такой, слегка покосившийся от времени и от того, что за ним несколько лет никто не следил, после смерти деда… Но красивый. Голубые ставни, резные наличники на окнах и цветущая яблоня около окна комнаты, где я жил, когда приезжал к бабушке. Тёплые воспоминания. Нет уже того дома, бабушки, и того Мити тоже нет, но воспоминания живы.
– Вы больше никогда там не бывали?
– После смерти бабушки нет. Родители продали дом, потому что понимали, что не смогут постоянно за ним ухаживать.
– Грустно, когда вот так исчезают из твоей жизни места, которые были тебе дороги. – заметила Маша.
– Зато теперь у меня есть вот этот, собственный дом и он мне тоже очень дорог. – в этот момент у Воронцова зазвонил телефон и он ушёл поговорить.
Прошло 3 дня. Северцевой становилось лучше и лучше на глазах. Температура больше не повышалась, общее состояние нормализовалось. После того, как Дмитрий Михайлович почти всю прошлую неделю не покидал дом, стараясь находиться всё время рядом с девушкой, он смог, наконец, спокойно уехать на целый день в Москву, чтобы продолжить заниматься новыми делами.
Несмотря на то, что собирался он довольно тихо, Маша проснулась в это время и спустилась вниз.
– Машенька, разбудил тебя, да? – виновато спросил Воронцов, увидев её сонную на лестнице.
– Нет, я сама. – улыбнулась она, потирая глаза и избавляясь от остатков сна. Он быстрым движением взглянул на наручные часы.
– В такую рань… Не спится?
– Не знаю. Выходит, что не спится. А вы уже уезжаете?
– Да, Маруся. Сегодня точно надо ехать, меня ждут двое подзащитных, у них скоро суд и надо бы обсудить общую стратегию поведения и дачи показаний. Да и в Адвокатскую палату надо заглянуть. Дела накопились. Так что, вы с Баффи на хозяйстве сегодня, а я буду к вечеру. Справитесь?
– Думаю да. – в этот момент к её ногам подбежал пёс и Маша, погладила его. – Да, Баффи? Справимся? – Дмитрий улыбнулся и со спокойной душой поехал в Москву.
Он вернулся лишь к вечеру. Маша услышала, как машина подъезжала к дому и спешно накинув куртку и тёплый пуховый платок, который ей ещё давно сунула в сумку тётя Геля, когда она приезжала в Выборг погостить, выскочила во двор, чтобы открыть ворота. Но Воронцов уже сам открывал их.
– Беги в дом, тебе нельзя на холоде быть! – распорядился он как-то буднично, но в то же время строго. Странно это прозвучало для Маши, как будто это совсем привычное дело: он приезжает домой, а она выбегает в платке открыть ему ворота.
Но девушка не послушалась и не ушла в дом, а когда он въехал на участок, кинулась закрывать ворота.
– Что ж ты такая упрямая, а? И непослушная? – пытаясь быть строгим, но в то же время улыбаясь, спросил Дмитрий, выйдя из машины. Она подошла к нему.
– Ну уж, какая есть! – ответила Северцева тоже улыбнувшись.
Мужчина посмотрел на её лицо, освещённое светом фонаря и обрамлённое белым платком. На выбивающиеся пару прядей отливавших медью, падал снег, он видел её улыбку и глаза, которые после СИЗО стали совсем другими, как гаснущие искорки костра, но оставались такими же красивыми. И снова «опасное тепло» заёрзало где-то глубоко внутри души адвоката.
– Пойдём в дом, погуляли и хватит. – ласково попросил он, снова заставив затихнуть это странное ощущение.
Когда они вошли, Воронцов сразу почувствовал гамму невероятных запахов, доносившихся с кухни и наполнявших гостиную. Он втянул носом воздух, а Маша, успевшая уже снять верхнюю одежду и обувь, улыбнулась и сказала:
– Мойте руки, будем ужинать. – и тут же скрылась в глубине дома. Баффи подбежал к хозяину, навернул вокруг него пару кругов и убежал за девушкой.
«Будем ужинать» – эту фразу Воронцов слышал от женщины так давно, что даже не сразу успел понять, что он думает по этому поводу.
Когда он прошёл в гостиную, первое, что бросилось в глаза-это чистота. Да, в доме адвоката никогда не было грязно, он просто не мог этого допустить, но эта чистота была особенной. Было заметно сразу, что не так давно сделана уборка.
Когда, наконец, Дмитрий достиг кухни, то там его ждал накрытый стол, на котором красовались аппетитные блюда.
– Машенька, что ж ты наделала… – восторженно произнёс мужчина.
– Вам не нравится?
– Кому же не понравится чистый дом и вкусный ужин. Спасибо тебе большое, но, всё-таки, ты болеешь. Я Илье обещал бдить твой постельный режим и покой, а ты тут дом убрала на раз и столько стояла у плиты…
– Главное, чтобы не зря. – улыбнулась девушка и положила ему салат. – А за меня не волнуйтесь, я себя хорошо чувствую. Капельницы сотворили чудо. Как ваши подзащитные? – перевела она тему.
– Для их ситуации довольно неплохо. Надеюсь, что суд для обоих пройдёт хорошо. Кстати, сегодня звонил Илья, через пару дней поедем к нему в клинику. Хочет лично убедиться, что процесс выздоровления идёт хорошо, да и рентген, всё-таки, надо сделать.
На следующий день, Дмитрию позвонил Титов и предложил встретиться.
– Ты мне так и не рассказал, как там Маша. Уехала домой? – спросил майор.
– Нет, Маша домой не уехала. – закуривая любимую трубку, спокойно ответил Воронцов. – Она совсем плохо себя чувствовала, сильно заболела в СИЗО и я привёз её к себе.
– Вот это поворот, господин адвокат! – хитро улыбнулся Эдуард. – За последние четыре года единственной женщиной, переступившей порог твоего дома кроме матери, была домработница.
– И та недавно уволилась.
– О чём я и говорю. Ну признайся уже, что влюбился в девочку Машу. Хватит темнить.
– Да ну что ты заладил: влюбился, влюбился… После всего, что было в моей жизни, подобное относится к области фантастики. Ты же знаешь, я вполне прекрасно довольствуюсь мимолётными романами и живу холостяком, которого переодически атакует прошлое в виде Нонны Борисовны. – возразил другу Дмитрий.
– Донимает?
– Да ну, донимает она своего нынешнего супруга. А на мне так, переодически отыгрывается… Это даже забавно. Я никак не могу привыкнуть к тому, что каждый день не слышу её речей. Всё же 21 год, как никак.
– Ну прошлое прошлым, а Маша Северцева-это настоящее. – настаивал на своём Титов.
– Маша Северцева-замечательная, но несчастная девушка, которой один урод обломал крылья. – Дмитрий выглядел настолько спокойным, мирно куря трубку, что его друг подумал: «Может и правда не влюблён?». – Знаешь, вот тот её светящийся взгляд, – продолжал Воронцов – потух тогда, когда она узнала о предательстве своего мужа, чтоб ему… И всё. С тех пор, даже когда она улыбается, видно, что в глазах боль. Так что, даже если чисто теоретически предположить, что я бы мог влюбиться в эту девочку, то вряд ли она впустила бы меня в своё сердце.
– Но ты бы этого хотел. – пристально смотря на него, сказал майор.
– Титов, угомонись. Мне искренне жаль её и просто хочется сделать для неё что-то хорошее. Что ждало бы эту девочку сейчас в Выборге? Тётя, лежащая в больнице с инфарктом и жалеюще-ругающая Машу? Безысходность? Воспоминания? Пустая боль? У меня она хоть немного сменила обстановку, почувствовала, что нужна кому-то. Просто очень жалко, что у такой хорошей девочки, так сломана судьба… И главное за что? За любовь? За её верность?
– Да уж, девчонке не позавидуешь. Где она вообще нашла этого Тимура?
– Знаешь, я не спрашивал. Не хочу тормошить её, лишний раз делать больно… Захочет-сама как-нибудь расскажет.
– Ну, может и правильно. Слушаю я тебя, и думаю, как же хорошо, что мы с моей Алиской близки. Она мне доверяет, несмотря на то, что девочка. Знаешь, я же сына хотел всегда, а родилась дочка. Теперь я жизни своей без неё не мыслю. Если бы, не дай Бог, Алиса связалась с таким подонком, я не знаю, что сделал бы… Убил бы, наверно! – при этих словах Эдуард сжал кулаки.
– Ну, ну… Чего ты разбушевался? – улыбнулся Воронцов. – Твоя Алиса умница, выросла в любви, ласке и главное, с отцом. С прекрасным отцом. А Машку, как я понял, только тётя воспитывала.
– Да, ты прав. Да и у неё сейчас на уме только учёба и карьера. Представляешь, на радио устроилась подрабатывать, чтобы быть ближе к профессиональной среде. – усмехнулся Титов. – У них там на журфаке это как-то поощряется даже.
– Ничего себе, молодец какая. Смотрю я на вашу с Ленкой семью, и думаю, какой я идиот был в юности… Столько ошибок наделал. Так глупо прожил жизнь, что никого рядом. Ни любимого человека, ни детей… Один пёс, и того друзья подарили. – грустно заметил Дмитрий.
– Слушай, ну что за пессимизм, Воронцов? Тебе всего 46 лет. О какой прожитой жизни ты говоришь? У тебя всё ещё может быть впереди и семья, и дети, и счастливые дни с ними!
– Да поздно уже сходить с намеченного курса… Поздно, Эд.
– Никогда не поздно быть счастливым, поверь мне. Люди вон и в 70 пары себе находят и доживают в любви и радости!
– Обнадёжил. До 70 не так уж долго ждать. – усмехнулся Воронцов.
– Можно не ждать, а уже сейчас позволить себе вернуться в юность. Ты вспомни, каким ты был сумасбродным, когда в Эллу влюбился! Тебе же крышу сносило и всё было ни по чём. Ни её родители, ни наша всеми любимая строгая мораль. Помнишь, как лазил по пожарной лестнице к ней на балкон с букетом в зубах, а я тебя страховал внизу? – напомнил о прошлом Эдуард.
– Да помню конечно… Но того Митьки Воронцова больше нет и не будет.
– Зато есть Дмитрий Михайлович с кучей преимуществ перед Митькой!
– И главное, с большим жизненным опытом, который не позволит ему больше наделать глупостей. – иронично заметил Дмитрий.
– А вот это можно немного и подвинуть… А то Дмитрий Михайлович так боится сглупить, что не сделает ничего. Ты подумай над тем, что я тебе сказал. И присмотрись к Марии Северцевой. Не просто так вы встретились. – подмигнул ему друг.
Глава 6
После встречи с Эдуардом, Дмитрий много думал над его словами и их разговором. Хоть он усиленно протестовал против оптимистично настроенного и совершенно беззаботного Титова, но его мысли были наполнены раздумьями на животрепещущую тему.
Около часа ночи, Воронцов понял, что не может заснуть. «Ну спасибо тебе, дружище. Умеешь ты встряхнуть…» – мысленно отругал он майора и закутавшись в любимый махровый халат, тихо вышел из комнаты. Из окон на первом этаже струился лунный свет, дом пребывал в покое и полной гармонии. Баффи спал в своём уголке в гостиной.
Дмитрий направился в кабинет. Там он зажёг лампу около стола, бра на стене, взял любимый томик поэзии и закурил трубку.
Он часто так делал, когда ему не спалось. С детства пристрастившись к чтению литературы, Дмитрий Михайлович пронёс любовь к книгам через все прожитые годы и собрал достаточно большую библиотеку.
Часы тихонько тикали, отсчитывая минуты, за окном, к которому мужчина повернулся лицом, хлопьями падал красивый снег, и в этой оглушительной тишине, стихи воспринимались особенно остро. Хотя, все мысли адвоката были далеко за пределами рифмованных строк.
Внезапно, он почувствовал, что в комнате не один. Дмитрий повернулся в кресле лицом к двери и увидел Машу. Она стояла на проходе и смотрела на него.
– Марусь, ты чего не спишь? Случилось что-то? – спросил он, положив на стол книгу.
– Нет, всё в порядке. Бессонница просто. Вышла воды выпить и заметила свет из вашего кабинета. – пожав плечами, объяснила девушка.
– Мне тоже не спится. Решил вот почитать, мысли успокоить. Да ты проходи, садись на диван. Чего мёрзнуть в коридоре. – и он жестом указал на кожаный диван стоящий у стены, на которой горели бра. Северцева присела.
– А что читаете?
– Стихи. Люблю поэзию.
– Чьи?
– Ну в данный момент, я взял сборник. Тут произведения разных авторов, разных эпох.
– Я тоже очень люблю поэзию. Тётя приучала с самого детства к книгам и особое внимание уделяла поэзии. Нравилось слушать как она читает мне, потом мы с ней учили стихи. Верлена, Волошина, Антокольского, Киплинга, Гарсиа Лорки…
– Какой не избитый список. – заметил Воронцов.
– Ну, всеми любимых и известных Есенина, Пушкина, Блока, Ахматову, мы тоже читали и любим. – с улыбкой заметила Мария.
– А самый любимый твой поэт?
– Ходасевич. А из женщин-Друнина.
– Очень интересный выбор. Они довольно непопулярны. – снова удивился Дмитрий.
– Поэтому, наверное, к ним особое отношение. Про Есенина и Ахматову из каждого утюга слышно, хотя они, безусловно, великие, и стихи у них прекрасные. А ваш любимый поэт?
– Юрий Левитанский и Вероника Долина. И хоть большинство её стихов-это тексты её же песен, но я люблю их больше читать, а не слушать.
– У вас тоже довольно оригинальный выбор… – оценила Северцева. – Мне у Левитанского больше всего нравится «Сон о забытой роли», а у Долиной «Дитя со спичками».
– Достойные познания в поэзии… Многих удивляют эти имена, многим они неизвестны. – поделился Воронцов. – А ты вот так, с наскоку, ещё и произведения назвала. Снимаю шляпу. – Маша улыбнулась.
– Мне кажется, если человек действительно любит поэзию, то эти имена его не удивят. А почитайте мне что-нибудь из вашего сборника. – попросила она.
– Что?
– А вы наугад откройте. Что выпадет, то и читайте. Мы таким способом гадали с тётей. Задавали интересующий вопрос и либо открывали наугад, либо на загаданную страницу.
– Ну, давай попробуем наугад. Только вот пледом тебя накрою, а то замёрзнешь совсем. – улыбнулся Дмитрий Михайлович и взяв плед, накинул его на машины плечи, а затем, снова сев в кресло, взял книгу и раскрыл её на первой попавшийся странице.
– Стихи Евгения Евтушенко читать будем. – объявил он. Северцева с готовностью кивнула, облокотившись на подлокотник дивана, подпёрла подбородок рукой и приготовилась слушать.
– Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.
Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
и в краски мира посвятило
непосвященного меня.
Я так боюсь, я так боюсь
конца нежданного восхода,
конца открытий, слез, восторга,
но с этим страхом не борюсь.
Я помню – этот страх
и есть любовь. Его лелею,
хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный страж.
Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти – знаю – кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдет твое лицо…
– красивый голос Воронцова затих и воцарилась тишина. Оба молчали, задумавшись. В конце-концов Маша сказала:
– Вы восхитительно читаете стихи. Я поражена. Правда.
– Да ну, перестань. – отмахнулся мужчина, которому, на самом деле, были приятны её слова.
– Нет, я серьёзно. Я очень много слышала стихов в исполнении разных актёров, актрис, других известных людей… Но вы по-особенному читаете, и это талант. В поэзии ведь так много зависит от чтеца, от того, как произведение преподнести. Спасибо вам.
– Маш, ты меня совсем засмущала, но это тебе спасибо за такой искренний восторг. – отметил Дмитрий.
– Дмитрий Михайлович, а почитайте мне ещё пожалуйста. – попросила девушка.
Воронцов стал читать стихотворение, за стихотворением, но через какое-то время, когда очередной раз взглянул на Марию, заметил, что она спит, уронив голову на подлокотник дивана.
«Ну вот, а говорила, что хорошо читаю. У хороших чтецов не засыпают» – усмехнулся про себя Дмитрий. Он тихо встал, подошёл к Северцевой, накрыл её пледом, упавшим с плеч и замер, наблюдая, как она спит. И снова в душе затеплилось, заёрзала необыкновенная нежность к этой прекрасной девушке.
«Ну и откуда такие чувства, Воронцов? Откуда это всё? Совсем ты спятил. Неужели действительно влюбился в эту девочку?» – мысленно отругал себя мужчина, упрямо отрицавший очевидное.
Прошло пару дней, как-то вечером, Маша очередной раз позвонила любимой тёте, узнать о её здоровье и просто поговорить.
– Не переживай, Машуня, у меня все в порядке. Врачи говорят, что динамика хорошая. К тому же, совершенно волшебным образом, какой-то фонд позаботился о пациентах этой больницы. Меня перевели в отдельную палату, представляешь? Так здесь хорошо. И к тому же прикрепили отдельную медсестру. Она очень обо мне заботится. – поделилась Ангелина Георгиевна.
– Что за фонд такой? – удивилась девушка. – Ты ничего не путаешь, тёть Геля?
– Ну ты совсем меня за дурочку держишь? Мне зав.отделением так и сказал: из благотворительного фонда поступили деньги. Вот так вот.
– Надо же, действительно чудеса. Но я очень за тебя рада. – их разговор продлился ещё некоторое время, а затем, Маша спустилась вниз.
Дмитрий Михайлович вызвался приготовить ужин этим вечером.
– Ну что, как там твоя тётя? – поинтересовался адвокат, выглядящий достаточно мило в кухонном фартуке, у плиты.
– Уже лучше, врачи делают хорошие прогнозы. – ответила Северцева, садясь за стол.
– Ну вот видишь как хорошо. Слава Богу.
– Да. Представляете, её перевели в отдельную палату и к тому же приставили отдельную медсестру. Чудеса какие-то. Для нашей районной больницы-это вообще нонсенс. Однако, тётя про какой-то благотворительный фонд рассказывает, мол деньги оттуда.
– Вполне возможно. Ты же не знаешь, вдруг правда фонд…
– Да я вообще не знала, что у нас какие-то такие фонды есть. Не слышала даже никогда! – удивлялась Мария.
– Ну, вот теперь услышала. Мне кажется, везде существуют благотворительные фонды и это правильно. Надо же помогать людям, которые попали, например, в такую ситуацию, как твоя тётя… – говорил Воронцов, как-то быстро отвернувшись и став активно мешать рис, который в этом не нуждался.
– Дмитрий Михайлович, вы что-то от меня скрываете?
– Что? Нет. – он быстро глянул на девушку. – Что мне от тебя скрывать? Разве только показания своих клиентов.
– Вы как-то странно себя ведёте. – не отставала Северцева. Но через паузу поражённо произнесла. – Это вы?
– Что я, Маш? – немного нервно спросил Дмитрий.
– Это ведь вы оплатили тёте отдельную палату и медсестру. Так? Ну посмотрите на меня. – попросила она. Мужчина вздохнул, повернулся и взглянул ей в глаза. – Вы. – констатировала Маша.
– Даже если я, – признался, наконец, Воронцов. – это та же благотворительность… Мне просто хотелось помочь, сделать доброе дело. Ангелина Георгиевна ведь одна там.
– Дмитрий Михайлович! – девушка всплеснула руками.
– Что, Маруся? Ещё скажи, что я плохо поступил. – усмехнулся он.
– Вы хорошо поступили, я очень вам признательна и благодарна, но это неправильно… – сетовала Мария.
– Что ж тут неправильного?
– Я и так перед вами в неоплатном долгу. Вы столько хорошего делаете для меня… Мне очень неудобно за это всё, правда. – видно было, что она действительно чувствует себя неловко.
– Прекращай. Я правда искренне хочу помочь и тебе, и твоей семье. И делаю это по собственной воле. Это мои решения и они не обсуждаются. Понятно?
– Спасибо вам… – ещё раз произнесла Северцева.
– Давай ужинать. Уже готово. – улыбнулся Дмитрий и положил ей на тарелку кусочек курицы, запечённой в духовке на соли и рис, аппетитно пахнущий карри.
Девушка тут же попробовала.
– Ну как? – не вытерпел он, внимательно наблюдая за тем, как Мария пробует приготовленное.
– Вкусно. – ответила она искренне.
– Ну, ты прости, что так просто… Ты то готовишь какие-то чудеса, от вкуса которых голову потерять можно. А я так примитивно тебя кормлю. – скромно заметил Воронцов.
– Ну почему примитивно? Рис просто верх кулинарного искусства! Дайте рецептик! – улыбнулась девушка, говоря всё это вполне серьёзно.
– Машка, какая же ты… – восхищённо произнёс адвокат, наблюдая за тем, как она с аппетитом уплетает ужин, приготовленный им.
– Какая?
– Настоящая! С тобой так просто. Всегда говоришь правду, искренняя…
– Не всегда… – улыбаясь заметила Северцева. – В тюрьме то я долго врала вам.
– Ну, там обстоятельства другие были. Я имею ввиду в повседневной жизни.
– Я с детства такая. Люблю говорить правду. Тётя, правда, говорила, что нельзя так, совсем не хитрить. Но я не понимала. – Дмитрий всё так же, улыбаясь, слушал её и наблюдал. – А вы чего не едите? – спросила Маша. – Вкусно же! – и только мужчина взял в руки вилку, как тут раздался звонок его телефона. Он посмотрел на экран, нахмурился.
– Извини! – произнёс обратившись к девушке и ответил на звонок. – Алло! Да, здравствуй, – холодно обратился он к звонившему или звонившей. В его голосе даже появился металл, что было настолько нетипичным для Воронцова. – Нет, это исключено! Еще не хватало! Я занят, ты по-русски понимаешь? Даже не думай, подыщи другую кандидатуру! Мне наплевать, слышишь? И вообще, хватит меня доставать! Мне это надоело! Нонна, ну сколько можно, прекрати всю эту канитель раз и навсегда, и вообще, мне сейчас неудобно говорить! Все! – он решительно нажал на кнопку отбоя. – Прости, но просто это уже невыносимо! – адвокат посмотрел на Машу извиняющимся взглядом.
