Текст книги "Горький вкус любви (СИ)"
Автор книги: Miss Spring
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Глава 16
На этот раз перед ней стояла женщина лет 40. Она была красива, выглядела очень ухоженно и роскошно. Волосы были окрашены в красный, она обладала миндалевидными глазами глубокого, серого цвета и запоминающимися, но немного резкими чертами лица, которое украшали выразительные губы.
– Добрый день! – взяв себя в руки, поприветствовала женщину Мария. – Вам кого?
– Мне вас. – как-то хищно улыбнулась гостья. – Можно войти? – «Ещё одна» -промелькнуло у девушки в голове, но она пропустила незнакомку в дом. Та, оказавшись в гостиной, вполне по-хозяйски окинула её взглядом и тоже присела за стол, как предыдущая посетительница.
– Может быть хотите чай или кофе? – спросила Северцева.
– Нет, спасибо, кофе я не хочу. Меня зовут Нонна Борисовна. – сказала женщина и тут же поймала ма́шин растерянный взгляд. – Бывшая жена Мити.
– Я знаю. – с виду спокойно ответила девушка, в душе которой тревога не просто нарастала, она уже просто разрослась до невероятных размеров. – Дмитрий Михайлович в командировке, когда вернётся-пока неизвестно.
– А вот это, знаю я. – усмехнулась Нонна.
– Тогда… – начала Маша.
– Я пришла к вам по его поручению. – оборвала её гостья.
– По какому? Дима мне ничего не говорил…
– Дима, – явно сделав акцент на его имени, начала женщина – никогда не скажет. Мы не так давно пересеклись на его дне Рождении. Он отходил поговорить, если помните. – она без разрешения достала и закурила сигарету из мундштука. – Вобщем, он человек нерешительный, мягкий. Проблемы решать не умеет… Мы встречались ещё несколько раз до его отъезда и я решила ему помочь, передав вам вот эту записку. – Нонна протянула ей сложенный в несколько раз листок бумаги.
Северцева сделала пару шагов к столу, взяла протянутую ей записку и вновь отойдя, как от исходившей опасности, в сторону, раскрыла её. Первое, что бросилось в глаза-это подчерк. Подчерк Дмитрия:
«Я тебя прошу собрать вещи, уйти и никогда не появляться. Надеюсь, к моему возвращению тебя не будет».
Маша перечитала записку несколько раз и ничего не понимала. Хотя сознание ей кричало о том, что всё очень странно, боль перекрывала всё, накатывая волной и сердце будто перестало биться.
Девушка выронила бумажку из рук, и пытаясь сдержать набегающие слёзы, побежала наверх.
Дышать было трудно, внутренности сжимались в комок. «Доверие… Такая хрупкая вещь, такая зыбкая. Поверила ему, подумала, что чудеса случаются. Дура» – проносились одна за другой мысли, пока она самым ужасным образом запихивала вещи в чемодан, совсем не переживая об их сохранности. «Дети имеются, жена тоже. Бывшая правда, но ведёт себя как нынешняя. Даже любовница в наличии. Чего ещё ждать? А хотя, ждать… О чём ты, Мария? Тебе ясно указали на выход» – продолжался поток мыслей. Молния на чемодане совсем не хотела ехать по заданному вектору и закрыть, наконец, крышку. «Но как больно-то!» – подумалось ей. Было больнее, чем тогда, в СИЗО, когда она узнала о предательстве Тимура. В разы больнее, чем когда-либо в жизни.
Северцева сделала несколько глубоких вдохов, стараясь избавиться от кома, стоявшего в горле. Ей очень хотелось плакать, но она упрямо решила этого не показывать Нонне, сидевшей внизу. Молния, наконец, послушалась.
Когда Мария уже собиралась покидать спальню, её взгляд споткнулся о кольцо на руке. Она горько усмехнулась, увидев, как поблескивала дорожка из бриллиантов и сняв ненужное уже украшение, уронила его на тумбочку Воронцова. Затем, собрав последние остатки сил, спустилась вниз.
– До свидания, Нонна Борисовна. – произнесла девушка, уходя, обращаясь к молча наблюдавшей за ней женщине. Та кивнула и Маша захлопнула дверь дома, где оставались её счастье, радость, любовь вчерашнего дня… Часть её души и сердца.
Северцева доехала на попутке до ближайшей станции и там села в электричку идущую до Москвы.
Её сильно знобило, несмотря на одурманивающую духоту и жару, царившие вокруг. Хотелось под горячий душ, под плед. Мария забилась в угол сидения, почти свернувшись в клубок и уткнулась лбом в прохладное стекло. За окном мелькали деревья, пейзажи. Кто-то в вагоне хохотал, кто-то громко разговаривал, отдалённо слышались песни под гитару. Только эти звуки и напоминали о том, что она ещё жива.
Время в дороге пролетело быстро, девушка буквально «вывалилась» из вагона от бессилья и побрела по улицам, намереваясь попасть к Любе, которая жила не так далеко от вокзала.
Ей не хотелось брать такси. Казалось, что будет легче так, пешком, «ползти» и хоть как-то ощущать своё тело.
Внезапно, небо будто прорвало и начался ливень: резкий, ледяной, мощный. Такой, как и должен был случиться, ведь в воздухе давно парило. Сентябрь ставил всё новые рекорды по высокой температуре. Маше было всё равно. Зонт, может, и был, но явно где-то в чемодане. Она просто шла по улице, таща за собой ношу, которая не тянет и чувствуя острую боль, смешавшуюся с отчаянием.
Под ногами, несмотря на то, что температура не сдавала осени свои позиции, стелился ковёр из начинающих желтеть листьев, которые дворники тщетно пытались собирать в небольшие кучки. Падали все новые, и новые. «Вот и закончилось лето. Такое быстрое и такое многообещающее» – подумалось Северцевой. Казалось, что вместе с этим летом закончилась её жизнь.
Она не помнила, как пришла к Любе, как позвонила в дверь.
– Машка? – удивилась Медникова. – Что с тобой? Ты чего такая мокрая? Боже, проходи скорее! – она схватив девушку за руку, буквально заволокла в квартиру и тут же стала суетиться вокруг, пока вдруг не застыла. – Маш, а ты чего с чемоданом? – Мария, опустошённо взглянулв на подругу, ощущая себя какой-то побитой собакой. С каштановых локонов стекали струйки воды.
– Любаш, мне очень плохо. Можно я потом всё расскажу? – охрипшим, отчего-то, голосом произнесла она и тут же почувствовала, что теряет почву под собой. Ноги подкосились, в глазах всё поплыло. Люба успела её подхватить.
– Манечка, ты что? – испуганно спросила она, крепко держа девушку в своих хрупких руках. – Осторожно… Ты как, а? – Маша зажмурилась, ожидая, пока чёрные мушки перед глазами пройдут и молча кивнула, поняв, что уже может стоять.
Горячий, почти обжигающий душ, хоть немного привёл её в чувства. Жить всё так же не хотелось, но Северцева поняла, что всё неминуемое и неотвратное уже случилось. Исправить нельзя. Хоть у неё и не было особо сил на откровения, но пришлось рассказать обо всём Любе, которая искренне переживала за подругу. Они пили чай, источающий волшебный мятный аромат и немного успокаивавший.
– Маш, может быть надо было, всё-таки, дождаться его? – осторожно высказала свою мысль Медникова.
– Любаш, чего ждать то? «Ты меня вообще-то выгнал, но я хотела уточнить, может передумал по дороге?"-так что-ли?
– Нет. Понимаешь, мне кажется, когда так сильно любят, таких записок не пишут… – снова очень мягко произнесла Люба, деликатная по своей натуре.
– А я уже не знаю, любовь ли это была. – поставив на столик чашку сказала Мария. Она чувствовала, что начинает снова переживать, снова всё внутри сжималось и чай было невозможно пить. – Я не верю теперь в это. Наверное, ему просто захотелось поиграть в вот такое благородство… Не знаю, жизнь сильно наскучила! Всё оказалось ненастоящим. Как с Тимуром тогда. Мне кажется, что я бегаю по кругу. Как люди, запертые в лабиринте, знаешь? Ходят, а выход найти не могут. Может, карма у меня такая.
– Маш, ну всё очень странно и непонятно! Почему записку принесла Нонна? Откуда она взялась вообще, эта записка? Не мог он такого написать тебе!
– Мог, не мог… Да даже, если не мог. Яну то никуда не денешь. У него будет желанный ребёнок. От другой. Зачем ему я, которая не может родить? Неправильная женщина наполовину. Пустоцвет. – с горечью произнесла Маша и предательские слёзы вновь брызнули из глаз. – А вообще, может это всё взаимосвязано? Может он знает про Яну, про ребёнка… Попросил Нонну Борисовну помочь. Она то посмелее будет. Может он вообще хочет вновь быть с ней и воспитывать ребёнка Яны.
– Ну, это какой-то триллер, подруга. – усмехнулась Люба. – Или нелепая сатира. Я не понимаю, зачем просить бывшую жену передавать записку! Ты в это веришь?
– Я уже ни во что не верю, Люба! – срываясь на крик, сказала Северцева. – Мне просто невыносимо больно! Всё рухнуло, нет ничего больше! Я слепая дура, опьянившеяся счастьем! Повелась на то, что взрослый, состоявшийся, проживший пол жизни мужчина, уважаемый всеми адвокат, может влюбиться в такую как я! – высказалась она и тут же зарыдала. Подруга пересела к ней на диван и обняла.
– Ну что ты такое говоришь, моя дорогая… Ты же красавица, ты умница у меня! Ты была лучшая на факультете. Ты целеустремлённая… У тебя всё впереди, всё, Манечка. Ну, Бог с ним, с Воронцовым. – утешала Марию, как могла, Медникова, гладя по спине. Девушка не останавливаясь плакала, положив голову ей на колени. В этот момент раздался звонок её телефона.
Маша глянула на экран и тут же сбросила вызов. Меньше, чем через минуту, звонок повторился. Она вновь сбросила и, разозлясь, выключила его вовсе.
– Машунь, это Воронцов?
– Зачем он мне теперь звонит? Убедиться, что я ушла?
– Не знаю, – пожала плечами подруга. – Может быть стоило ответить? Действительно, если он тебя выгонял, зачем потом звонить?
– Я не могу его слышать. Знаешь, после предательства Тимура было очень плохо, но в этот раз вообще такое ощущение, что я могу не выкарабкаться, не подняться, не справиться с этим. Сейчас в тысячу раз тяжелее.
– Машка, даже не смей думать так! Мы вместе! Справимся! У тебя учёба и работа, нельзя раскисать! Твоё будущее в твоих руках.
– Спасибо тебе, что ты есть. – положив голову на плечо подруги произнесла девушка.
Воронцов, уставший после суматошного дня, сидел в своём гостиничном номере. В деле всплыли новые факты, улики, что дало основание подозревать партнёров по бизнесу его подзащитного. Дмитрий со всей энергией кинулся скорее всё проверять, целый день мотался по незнакомому городу из ведомства в ведомство, попадая туда, где был рабочий день. Когда днём звонила Маша, он был на приёме у мэра и никак не мог говорить, лишь отправив короткое смс.
И вот теперь, его любимая уже 3 час не брала трубку, не перезванивала, не отвечала на сообщения, а потом и вовсе выключила телефон. Он недоумевал, почему так, понимая, что обижаться в такой ситуации было бы глупо. Значит есть другие причины. Но какие? Разговор с мамой результата не дал, Ирина Константиновна ничего не знала, сказав лишь, что утром она пообщалась с Северцевой и всё было хорошо. Адвокат решил, что попробует набрать девушку на следующий день, подождав немного. А может, она сама позвонит.
Однако, с наступлением нового дня, звонка не последовало, сообщения тоже не приходили. Дмитрий пробовал звонить сам, но абонент снова был вне зоны доступа. Он начал тревожиться за Марию, но вновь решил подождать, зная, что ситуации бывают разные.
Но когда наступил понедельник и всё осталось как было, Воронцов позвонил Эдуарду.
– Привет, бравым защитникам! – бодро ответил друг. Видно было, что майор в хорошем расположении друга.
– Привет! У меня проблема. – не откладывая, начал Дмитрий.
– Что стряслось?
– Да ты понимаешь, я же застрял в Кемерово, никак не закончу с этим делом… – и он вкратце обрисовал другу случившееся. – Ты не мог бы съездить ко мне, посмотреть, что там и как?
– Понимаешь, дружище, я сам сейчас в Белгороде. Тут один товарищ объявился, который у нас давно под подозрением, пришлось мне ехать самому. На нём 7 убийств, коллеги боялись не справиться. Так что, я ближайшие дня три здесь буду. А тебе никак не вырваться?
– Пока никак. Сегодня и завтра надо закончить со всеми вопросами. Послезавтра суд. Я вообще не могу!
– Подожди, а ты с охраной в своём посёлке говорил? Может они что-то видели?
– Нет, в стрессе и не подумал как-то, дурак старый.
– Бывает. Только не старый, а влюблённый. Ты с ними свяжись, а если что, я Ленку попрошу, она съездит. – успокоил друга Титов.
– Хорошо, спасибо.
– Перезвони мне потом.
Воронцов, несмотря на то, что ему срочно нужно было ехать по делам, тут же позвонил на пост охраны. Там ему сообщили о том, что в субботу ближе к 4 вечера, Северцева с чемоданом покинула коттеджный посёлок. Услышанное не только не успокоило, а ещё больше взволновало адвоката.
Люба приехала в обеденный перерыв домой, чтобы перекусить и заодно навестить подругу, за которую сильно переживала.
Она обнаружила Машу в спальне. Та сидела на кровати, обхватив колени руками. Перед ней были разложены листы текста вечерней программы, но взгляд девушки был устремлён куда-то в пустоту.
– Машунь, как дела? Готовишься? – спросила Медникова, присев рядом с ней.
– Пытаюсь, ничего в голову не лезет. – безэмоционально ответила Мария. Боль притупилась, стала какой-то привычной, но не покидала её. Она ощущала себя погрязшей в этой боли, как насекомое в янтаре.
– Пойдём пообедаем, а? Я вот решила домой забежать, тебя навестить.
– Забежать… Ты работаешь далеко. Пришла проконтролировать, чтоб я с собой ничего не сотворила, да? – горько усмехнулась девушка.
– Машка, я в тебя верю. А пришла просто пообедать. Пошли, там тефтельки у меня точно удались!
– Любаш, мне не хочется, спасибо. Я тут посижу, может поработать над текстом смогу.
– Ты второй день не ешь ничего, не выдумывай! Тебе силы нужны! – с возмущением пыталась убедить подругу Люба.
– Сил у меня давно нет. Я не сомневаюсь, что твои тефтельки верх кулинарного волшебства, но я не могу ничего есть, не лезет… Текст не лезет, еда не лезет. Только мне на стенку залезть хочется. – Маша опять обронила слёзы одну за другой. Подруга вздохнула и просто молча обняла её. В этот момент, у Медниковой зазвонил телефон. Она быстрым движением дотянулась до сумки и достала его, но не отвечала, посмотрев сначала на экран, а затем на Северцеву.
– Кто там? – промокнув слёзы и красный нос, спросила Мария. Люба смущённо молчала и показала ей экран смартфона, на котором светилось: «Дмитрий Михайлович Воронцов».
– Маш… – подруга растерялась.
– Не отвечай. – категорично замотала головой Маша.
– Но… Маш… Так нельзя.
– Люба, ради меня. Пожалуйста! – в этот момент, телефон замер, перестав звонить.
– Маш, ну теперь же ты успокоилась, видишь что что-то здесь нечисто? Чего бы Воронцову звонить мне?
– Люба, я не хочу ни в чём разбираться! Даже если там какая-то ошибка с запиской, есть ребёнок! Мать которого не захочет оставаться одиночкой, понимаешь? И между нами двумя он выберет женщину способную подарить ему наследника. Я не хочу ещё большей боли. – снова, взорвавшись, высказалась Северцева.
– Ладно, ладно. Но я думаю, что ты неправа.
Как только заседание суда закончилось, Воронцов сразу же поехал в аэропорт и улетел первым возможным рейсом в Москву. Радость победы омрачалась непонятной ситуацией с Машей.
По прилёту, сев в свой автомобиль, который он оставлял на парковке в аэропорту, Дмитрий сразу решил ехать на радио. Он подъехал к радиостанции и стал ждать, примерно прикинув, что Северцева скоро должна прийти на традиционное собрание всех сотрудников.
Прошло около получаса, когда он заметил знакомый силуэт. Мария быстрыми шагами направлялась ко входу в здание. Мужчина уже было распахнул дверь джипа и собрался выходить, как вдруг увидел, что ей навстречу идёт высокий парень в очках, примерно ма́шиных лет, неся в руках букет цветов. Адвокат замер, наблюдая за ними.
Маша остановилась, о чём-то говорила с незнакомцем, потом приняла букет, улыбнувшись, и, привстав на цыпочки обняла, а следом чмокнула его в щёку.
Воронцов за одно мгновение почувствовал пожар внутри, а следом, тяжкое ощущение, будто его прихлопнули бетонной плитой. Ему всё стало ясно. В голове, будто облаком из прошлого, всплыл момент их разговора в бассейне: «Ну какие ещё молодые и обаятельные мужчины? Мне нужен только ты!», – звучал ма́шин голос. Он со всей силы стукнул кулаком по рулю, не сдержавшись. Было чувство, будто ему плюнули в лицо. Сразу же заведя машину он уехал прочь, оставляя радиостанцию за спиной.
Маша подходила ко входу в офис радио, когда увидела идущего с другого конца двора Максима Томилина. Макс работал в редакционном отделе и они очень сдружились за время совместной работы. Поначалу, он помогал ей освоиться, терпеливо показывал все закоулки радиостанции и рассказывал о специфике их деятельности, затем, помогал корректировать тексты в соответствии с требованиями и правилами. Он был добрым, милым, лучезарным парнем и стал хорошим товарищем.
– Привет! – улыбнулся Томилин, держа в руках букет гладиолусов. – Как дела?
– Хорошо. – сдержанно ответила девушка.
– Ты что-то в последнее время такая грустная, как будто сама не своя. – издалека начал Макс, переживая за ранее всегда весёлую и радующуюся жизни Северцеву, которая несколько дней подряд ходила как в воду опущенная.
– Да так, тексты не пишутся, да и по учёбе там… Сложности. Не высыпаюсь, немного нервничаю. Ничего, это мелочи. – отмахнулась Мария. – Главное, что мне по-прежнему нравится работать.
– Кстати! О работе! Это тебе. Поздравляю. – «очнулся» парень, вручив ей букет.
– С чем? День радиоведущего вроде в мае…
– Сегодня ровно пол года, как ты работаешь в нашей команде! – Маша не могла не улыбнуться.
– Макс, спасибо! Это так неожиданно и приятно… Ты помнишь… Действительно, уже пол года пронеслось! Спасибо! – и она обняла Томилина, по-дружески поцеловав в щёку.
– Ну вот, ты улыбаешься! Пойдем скорее, а то опоздаем. Кагарлицкая не простит! – и он распахнул перед девушкой железную дверь.
Дмитрий приехал домой. На душе скребли кошки, он не понимал, как мог настолько ошибиться в Марии. В голове один за другим всплывали лишь моменты их абсолютного счастья, о которых вспоминать было очень больно. Кроме того, чувствовалась дикая усталость, которая валила с ног.
Баффи сразу же кинулся его поприветствовать. Мужчина, опустившись на корточки погладил пса, затем обнял.
– Ну что, дружок, теперь опять одни будем? – заглянув собаке в глаза, спросил он.
Оставив чемодан в гостиной, Воронцов сразу же направился в спальню, желая немедленно уснуть, хоть ненадолго забыв всё, что произошло с ним в этот день. На своей тумбочке он увидел кольцо, которое надел Маше на палец совсем недавно. Боль вновь заёрзала внутри, давая о себе знать. Адвокат смотрел на кольцо и снова не верил, что девушки больше нет и не будет рядом. Он горько усмехнулся, бросил украшение обратно на тумбочку и понимая, что силы на исходе, лёг спать.
Глава 17
Прошло несколько дней. Дмитрий старательно пытался забыть Машу, вычеркнуть все воспоминания о ней, но не мог. Она снилась ему каждую ночь, чем вовсе поставила крест на каком-либо душевном покое. Он так или иначе возвращался к ней в своих мыслях. Было чувство, будто в него вдохнули жизнь, потом просто отняли её, а как дальше жить не сказали. Хотя теперь слово «жить» было для него чем-то нереальным. Существовать, как существовал раньше, пока ему не выдали на руки дело Марии Северцевой. Щемящее чувство тоски по прекрасному и несбывшемуся, раздирающей в клочья душу, теперь постоянно одолевало адвоката.
Лечение работой не помогало. Она просто не делалась, пропало вдохновение и желание кому-то помогать. Как он может это сделать для других, если самого себя вытащить не в состоянии? Впервые за свою блестящую карьеру он просто не хотел работать. Пришлось взять отпуск за свой счёт и в Адвокатской Палате и в МГЮА*, и данное заявление вызвало бурю негодования у декана международно-правового факультета, где преподавал Воронцов. Однако, ему было всё равно. Не было сил ни на что: ни на то, чтобы убеждать начальство, что причины данного решения весьма убедительны, ни на то, чтобы пересилить себя и передумать.
В тот вечер, Маша с Любой сидели на кухне и ужинали. У Северцевой не получилось бороться с подругой, которая упрямо заставляла её съесть хоть что-то и таскала одну за другой тарелки в комнату. Да, боль никуда не делась, но девушка научилась её переносить. Снова могла вставать по утрам, дышать, есть, пить, работать… Хотя теперь Мария чувствовала одно: её будто уже не существовало. Она была как сторонний наблюдатель сама себе. Все действия совершались «на автомате». Потому, что так было необходимо. Оттого то она и смирилась с тем, что нужно завтракать, обедать, ужинать с Медниковой. И она это делала, глотая еду, вкуса которой почти не ощущала.
– Маш, – Люба с жалостью смотрела на подругу, которая выглядела не лучше зомби, ковыряя в сотый раз пюре вилкой. – так невозможно жить. Ты себя медленно убиваешь вот этой тоской.
– Что ты предлагаешь? – грустно взглянув на неё, спросила Северцева.
– Позвони ему. Просто поговори. Ты можешь не возвращаться к нему, ты можешь в любой момент бросить трубку, если тебе будет совсем невыносимо его слышать, но ты хотя бы попробуешь!
– Думаешь стоит?
– Я не думаю, я знаю. Диалог всегда важен! – настаивала Люба. – На, звони! – и она положила перед Марией телефон. Та, вздохнув, нерешительно набрала знакомый номер.
– Я слушаю. – его голос был другим, не таким как обычно. Когда она услышала его, у девушки побежали мурашки по коже.
– Дим, привет. Нам… надо поговорить. – каждое слово давалось с трудом, боль снова давала о себе знать, но где-то совсем глубоко внутри поселилась маленькая толика надежды.
– У тебя хорошая память на цифры? – внезапно спросил Воронцов тем самым, чужим голосом.
– Плохая. – тут же ответила Маша, а потом смутилась – Подожди… При чём тут это?
– Значит, говоришь плохая память? – спокойно уточнил он. – Вот и отлично, тогда ты легко забудешь мой номер и не будешь больше звонить. – после этого раздались гудки.
Дмитрий и Эдуард сидели в огромном доме адвоката на широкой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Ступенькой ниже от той, где они сидели, стояла бутылка Johnnie Walker.
– Не слишком ли ты резко с ней? – спросил Титов, посмотрев на друга, который выглядел не самым лучшим образом, похоронив себя в сердечных страданиях.
– Не знаю. – отложив телефон на пару ступенек выше, мрачно ответил Воронцов, а затем в очередной раз взяв бутылку, налил себе новую порцию виски в стакан.
– Да, хватит тебе пить! – попытался остановить его майор. – Перестань, всё. – но Дмитрий всё равно отвёл стакан в сторону, а затем залпом выпил его.
– Эд, я трезвый как стекло. – произнёс он, даже не поморщившись. – Ты мне лучше объясни, почему она мне честно не сказала, что у неё кто-то появился? Зачем врала? Зачем приняла моё предложение, а?
– Это всё странно, Дим. – попытался рассуждать здраво Эдуард. – За столько лет в органах, я научился разбираться в людях, понимаешь? Я видел очень много предательств: от мужчин, от женщин… Я видел как близкие люди друг друга чуть ли не «продавали» за деньги. Маша не похожа на человека способного на предательство. И, действительно, зачем ей принимать предложение?
– А она, кстати, его приняла с оговорочкой… – уже пьяным голосом произнёс Дмитрий, вновь потянувшись за бутылкой. – Мол, давай со свадьбой не торопиться. Уже тогда понимала, что потом окажет мне! – сделал свои выводы нетрезвый мозг адвоката.
– Ну ты совсем хищницу из Машки сделал! – сопротивлялся доводам друга Титов. – Она слишком добра и искренна для этого. Я вообще боялся, что ты можешь разбить ей сердце.
– Что это за фразочки из индийского кино? – сморщился Воронцов. – «Разбить сердце!» Да я влюбился в эту девчонку, как пацан! Даже нет, я до смерти полюбил её! – с жаром выпалил он.
– Что ты сказал? Это невероятно… – улыбнулся майор.
– Я сказал, что ненавижу индийское кино. – пробубнел Дмитрий, пожалев о своей откровенности.
– Нет… – продолжал, усмехаясь, Эдуард. – Я на твоих свадьбах гулял, обо всех увлечениях знал и даже со многими был знаком, но после Эллки не слышал ни разу, чтобы ты такое говорил. Особенно расставшись с кем-то!
– Ну… Обычно как: люблю-не люблю… А утром проснёшься и имя вспомнить не в состоянии. Вот и вся любовь. – развёл руками адвокат. – А с ней всё по-другому было… Жить захотелось.
– Так может…
– Не может. Я не слепой, всё видел своими глазами. – «отрезал» Воронцов.
После раздавшихся гудков, Машу затрясло как при лихорадке и она выронила телефон.
– Машка, что? Что он тебе сказал? – подхватилась Люба, увидев побелевшее лицо подруги и её дрожь.
– Сказал, что… – слёзы покатились из её глаз и девушка не могла сдержать рыданий. – Чтоб я забыла его номер и никогда не звонила… – после этого Медниковой было сложно расслышать хоть что-то. Мария отчаянно плакала, и это всё больше начинало походить на истерику. Пришлось срочно искать успокоительное и чуть ли не насильно поить им подругу.
В итоге, чуть успокоившись Северцева убежала в ванную, желая побыть в одиночестве.
Она умывалась прохладной водой, стремясь смывать всю боль и отчаяние, которые снова и снова выходили через слёзы. Потом, сил плакать не осталось, но девушка долго стояла над раковиной, пропуская струи воды сквозь пальцы. Она думала о том, как недолговечно оказалось её счастье… «Ошиблась, как последняя дура. Посчитала, что могу быть любимой. Конечно! Кем угодно, похоже, но только не любимой. И почему любить так больно?! Почему мы становимся такими уязвимыми, когда влюбляемся? Любое слово дорогого человека ранит сильнее, чем самый острый нож. Похоже, у любви действительно горький вкус» – проносилось у Маши в мыслях.
Она подняла глаза на своё отражение в зеркальной дверце шкафчика. На неё смотрела девушка с красными, заплаканными глазами и распухшим лицом. Мария грустно усмехнулась: «Идиотка!» – подумалось ей про себя.
Но в эту же минуту, она поняла, что необходимо жить дальше. Учиться, работать… Всё как раньше, только без него. Совсем. Надо смириться и привыкнуть, что теперь она одна.
Прошло две недели. Начался октябрь, ознаменовав свой приход резким снижением температуры, дождями и грозами. Постоянная пасмурность за окном как никогда импонировала состоянию души Воронцова. Впервые за всю жизнь он сидел заперевшись в своём огромном доме и пил бутылку за бутылкой.
Постоянно вспоминалось прошлое, моменты из которого проплывали, словно киноплёнка. А главное, он понимал, что ещё никогда не было настолько плохо и больно. Даже в тот момент, когда в далёкой молодости с его первой любовью, женой, приключилась беда. Тогда он смог взять себя в руки, продолжать жить… А сейчас это казалось чем-то невозможным. Поздняя любовь оказалась гораздо более значимой. «Так поражает молния, так поражает финский нож» – приходили Дмитрию на ум булгаковские строки.
В тот день, Нонна Борисовна набралась решимости и приехала к бывшему мужу спустя время, после того, как «ликвидировала» молодую особу, так легко занявшую её место.
Она открыла дверь своими ключами, которые так и не отдала при разводе, и вошла в дом.
Дмитрий сидел у камина, вокруг были расставлены несколько пустых бутылок из-под виски и одна из-под коньяка. Кроме того, буквально под рукой у него находился ноутбук, на котором работала радиостанция «Весна» онлайн. Из динамиков раздавался ма́шин спокойный голос, вещавший про какую-то историю о двух братьях. Напротив хозяина стоял Баффи, жалобно смотря в глаза Воронцова.
– Что смотришь? – пьяным голосом обратился к собаке мужчина. – Не нравлюсь я тебе? Я сам, дружок, себе не нравлюсь. – он дотянулся и потрепал его по морде. – Жалко, что ты пёс, а то мы бы выпили с тобой… Ладно, буду пить один. Слушай вон, что Машка говорит! – и он налил себе стакан виски.
Нонна постучала по дверному проёму, обнаруживая своё присутствие.
– Здравствуй, Митюша! – он оглянулся, посмотрел на неё и поморщившись, как от дольки лимона, сказал:
– О, привет… Чего приехала?
– Слишком долго жду, пока ты сам поймёшь, что нам не быть друг без друга. – Дмитрий закуривший трубку, чуть было не подавился дымом. – Мы должны забыть всё плохое и надо наладить жизнь. Я решила уйти от мужа. Поняла, что мне нужен ты.
– А… Ты для этого приехала, да? – иронично уточнил он.
– Да. – кивнула головой бывшая жена.
– Жизнь налаживать…
– Мы оба с тобой ошибались, но мы же не чужие! Нас так много связывает.
– А муж твой знает, что за революцию ты задумала? – чувствуя, что даже начинает трезветь от таких странностей Нонны, спросил Дмитрий.
– Скоро узнает.
– Ну правильно… Решила не сжигать, стало быть, мостов, пока не убедишься в том, что тебя здесь поддержат… – залпом осушив очередной стакан, сделал выводы адвокат.
– Дим, я думаю, нам надо попробовать. Может теперь всё будет по-другому? – Воронцов начал вставать, пошатываясь.
– У нас с тобой, Нонна, ничего по-другому быть… – он прошёл в прихожую и запутался в шарфе, который пытался беспорядочно намотать на шею – быть не может. – продолжил адвокат, следом натянув ботинки. – У нас может быть только вот так вот…хреново. – закончил свою мысль он и кое-как надев куртку, направился прочь из дома.
Женщина выбежала за ним.
– Куда ты? – крикнула она, увидев, как мужчина, будучи явно не в состоянии идти по прямой, бредёт по саду, то и дело сворачивая с дорожки и врезаясь в деревья. В итоге, он дошёл до ворот и открыл их. – Не смей садиться за руль! Ты пьяный, ты можешь разбиться! – подбежав к нему, сказала Нонна.
– Переживаешь, что не с кем жизнь будет налаживать? – посмотрев в её серые глаза, пьяным голосом спросил Дмитрий.
– Митя! – строго сказала бывшая жена.
– Может я хочу разбиться… – развёл руками он и всё равно сев в машину, уехал.
По дороге Воронцов позвонил Эдуарду и попросил о встрече. Майор ждал его около входа в Следственный комитет. Заметив джип друга, он сел к нему.
– Воронцов, ты нормальный? – увидев состояние друга спросил Титов. – Ты как вообще ехал по городу?
– Как всегда. – вполне спокойно произнёс адвокат.
– Ты представляешь себе, что было бы, если бы тебя остановили? А о других людях ты подумал?
– Эд, мне и так плохо очень, давай без нотаций. – попросил Дмитрий и увидев его взгляд, Эдуард глубоко вздохнув, перестал ругать друга.
– Так, вот это я конфискую, – сказал он, дотянувшись до ключей, воткнутых в замок зажигания и достал их. – а ты, мой дорогой, сейчас едешь на такси домой, отсыпаешься и больше не пьёшь. Хватит губить жизнь, Дим. Этим ты себе не поможешь и ситуацию не исправишь.
– Я ничего не могу делать, у меня нет сил. И остановиться не могу. Это какое-то наваждение…
– Я тебя знаю 30 лет. Ты ни разу за всё это время так не пил. Где мой образцовый друг?
– Нет больше того твоего друга. – вздохнул Воронцов. – Я не знаю как мне жить дальше… – голос ещё был пьяным, но видно было, что эти слова довольно взвешены. – Я глаза её вижу каждый раз перед собой!
