Текст книги "Мелания (СИ)"

Автор книги: milominderbinder

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Папа, па па па, папа!

Она не перестает плакать до тех пор, пока не замечает Микки. Тогда она быстро подползает к нему и вцепляется ему в ноги, все еще немного хныкая и вытирая нос об его джинсы. Он наклоняется, чтобы взять ее на руки, размышляя, какую хуйню она хочет.

– Папа! – повторяет она, абсолютно счастливая, и утыкается лицом Микки в шею.

И Микки.

Блядь.

Тает.

– Похоже, она наконец-то поняла, что значит это слово, – говорит Мэнди таким голосом, как будто подразумевает что-то еще, но Микки не тратит ни одной секунды, чтобы понять что.

По логике, Мэлли не может знать, что значит папа, и вполне вероятно, что она по-прежнему просто лепечет – но сейчас Микки плевать на логику, он чувствует, что это что-то значит, и это круто. Это – нереально круто, и он не знает, что с этим делать. Все эти месяцы свои хлопоты о Мэлли он называл родительскими, но он никогда не думал о себе, как о родителе. У нее уже есть двое, по его мнению, этого вполне достаточно для кого угодно, даже если они дерьмо и их нет рядом.

Но может быть, думает он, пока Мэлли обнимает его, а он зарывается лицом в ее мягкие кудряшки, может быть, пришло время пересмотреть свои взгляды на отцовство. Он вроде как надолго в ее жизни, по крайней мере, он хочет этого, он надеется на это. Он не может себе представить, что Тони, этот кусок дерьма, захочет забрать ее, когда выйдет из тюрьмы, учитывая, что он даже не вспомнил о ней, когда звонил.

Что до ее мамаши, Микки немногое известно о ней, хотя за последнее время он кое-что узнал от Светланы, а та – от Игги, который общался с ней больше остальных. Похоже, что она тоже не собирается взять на себя заботу о ребенке. Что автоматически делает Микки единственным островком стабильности в жизни Мэлли.

И это значит, что он должен стать для нее примером. Совершенно внезапно весь его мир переворачивается с ног на голову. Он должен стать для нее самым лучшим примером как жить, как любить. Его отношения с Йеном будут в центре ее внимания долгое время, если только Мэнди не изменит своим вкусам и не найдет себе парня, который не будет полным дерьмом. И даже в этом случае он и Йен будут главным примером для Мэлли.

У него есть ответственность перед Мэлли, понимает он. И вся его жизнь летит к чертовой матери.

========== Часть 22 ==========

В среду Мэлли делает свой первый шаг. Время для этого, в отличие от прочих важных событий в жизни Микки, просто идеальное. Сразу после ужина они сидят кружком в квартире Йена, Микки размахивает мишкой в нескольких шагах от нее, и Йен уже снимает их на свой телефон, потому что перед этим она тоже делала что-то очень милое.

Мэлли отталкивается от края стола и делает пять шатких, но уверенных шажков прямо к Микки, хватает мишку и падает к Микки на колени.

Микки крепко обнимает ее и покрывает поцелуями. Йен смеется и продолжает снимать, но Микки, блядь, слишком горд, чтобы беспокоиться об этом.

До самого конца дня все пребывают в эйфории.

***

На следующее утро эйфория заканчивается.

***

Все начинается с пустяка. Утром они сидят за столом на кухне Микки, едят завтрак, и Йен делает несколько тонких намеков на то, что Микки пьет слишком много кофе. И вроде как ничего особенного, они все время так пререкаются, но с того самого дня у Мэнди, когда Мэлли назвала его папой, Микки стал придирчиво присматриваться к тому, что он делает, и не может ли это послужить плохим примером. Так что когда Йен обзывает его дыркой в заднице, хотя при этом он улыбается и ерошит Микки волосы, первым делом Микки бросает нервный взгляд на Мэлли.

Он пытается придумать, как ответить, чтобы не начать их обычный глупый спор, но не может. Он не может ответить так, как отвечает обычно: обозвать Йена уебком и ткнуть его в то, что он пьет столько же кофе, сколько и Микки. В то же время он не может просто так спустить Йену его комментарий, потому что тогда Йен подумает, что его подменили инопланетяне или еще что-нибудь в подобном роде. Когда такое было, чтобы Микки Милкович сдавался без боя, даже если это просто безобидная перепалка.

Так что вместо ответа он просто неуклюже фыркает и делает вид, что поглощен процессом кормежки Мэлли до тех пор, пока Йен не уходит на работу.

Микки вздыхает с облегчением, как только за Йеном закрывается дверь, и оборачивается к Мэлли с фальшивой улыбкой до ушей.

Он не уверен, что будет делать со всем этим, но точно знает, что обязан сделать что-то.

***

На работе, пока он продает фаст фуд тупым подросткам и пытается добиться от Мэлли больше пары шагов за раз, он думает о Йене.

Это не так уж и необычно, потому что Йен – практически все, о чем он думает. Йен, Мэлли и иногда Мэнди заполняют все пространство его маленького, но абсолютно прекрасного мирка. Но не сегодня, когда он думает не о том, каким счастливым делает его Йен, и это все меняет.

Сегодня он думает обо всем дерьме, через которое они прошли.

Во многом они были не виноваты, возможно, они даже не были виноваты ни в чем. Но это не значит, что они всегда вели себя правильно, когда пытались справиться со всей той хуйней, которая с ними случалась.

Он знает, что бывает агрессивным, когда пытается защитить себя от чего-то. С Йеном дела обстоят не намного лучше – он склонен убегать от своих проблем. Возможно, именно недостатки делают их идеальными друг для друга, но не для остальных.

Если не считать Мэлли, Йен – лучшее, что случилось с Микки.

Но именно в этом все дело. Если не считать Мэлли.

Мэлли для него гораздо важнее. Микки не мог себе представить, что кто-то когда-то будет для него более важен, чем Йен, и это открытие выбивает у него почву из-под ног. И он не хочет, чтобы их с Йеном ненормальные отношения когда-либо как-то отразились на ней. Заставить ее проходить через все это – значит, испортить всю ее будущую жизнь, это он знает наверняка.

Весь день ему не по себе просто от мыслей обо всем этом.

– У тебя что-то случилось? – спрашивает Джули, забежавшая поиграть с Мэлли, которую она обожает, впрочем, как и все вокруг. Микки едва способен видеть ее, так он расстроен – все ее лицо как в тумане, кроме веснушек, которые, наоборот, как-то слишком резко бросаются в глаза, потому что напоминают ему о кое-ком еще.

– Не, – лжет он, даже не стараясь, чтобы это не прозвучало фальшиво. – Я в порядке.

Она бросает на него странный взгляд, качая Мэлли на руках.

– Как скажешь, – говорит она и потом добавляет преувеличенно громким шепотом: – Твой папочка обманщик, да, сладенькая, так и есть.

Микки смотрит на Мэлли, которая хохочет, глядя на Джули, ее маленький нос-кнопка морщится, и думает о том, что знает уже долгое время – он никогда не сможет сделать то, что ранит ее. Он не хочет навредить ей, даже случайно.

Так что он принимает решение перестать воевать с Йеном, хотя бы при Мэлли. Это не должно быть сложно, решает он: не все в их отношениях построено только на спорах и противоречиях, в конце концов, у них есть много общего, гораздо больше, чем Микки имел с кем-нибудь, они любят друг друга, и бла-бла-бла.

Это должно сработать, потому что он не может придумать ничего другого для того, чтобы его мир не взорвало к чертям.

***

Первые пару дней каждый раз, когда Йен бросает шутку, которая могла бы привести к ссоре, Микки просто старается отвечать спокойно. Это идет против всех его инстинктов, он должен проявлять агрессию просто чтобы оставаться в форме, но он каждый раз старается сдержаться. Йен бросает на него странные взгляды – он знает, что для Микки ненормально упустить шанс обложить кого-нибудь матом. А Микки задумывается о тысяче преимуществ встречаться с кем-то, кто действительно понимает, чего от тебя ожидать.

Тем не менее Йен не говорит об этом, просто позволяя Микки отступить или сменить тему. Только от этого не становится лучше. Микки ощущает какой-то извращенный дисбаланс, потому что Йен ведет себя по-прежнему, а он все время сдается. Микки не любит чувствовать себя слабым, он злится все больше и больше, до тех пока уже не в состоянии себя сдерживать, и начинает огрызаться в ответ, теперь уже неспособный вовремя остановиться.

Кончается все тем, что их обычные пререкания превращаются в настоящие скандалы, что слегка противоположно тому, чего Микки хотел. На вторую ночь после решения Микки прекратить ругаться они оба идут в постель настолько раздраженными, что их трах напоминает активно-пассивную драку больше чем когда-либо раньше.

Микки решает похерить план «А» до того, как его хватит удар.

Итак, поскольку мирные методы разрешения конфликта не работают, Микки решает попробовать молчание. Не все время, конечно – иначе это будет всего лишь другой пример нездоровых отношений, который увидит Мэлли. Но, когда бы Йен ни сказал какой-нибудь язвительный комментарий, который выглядит как способный привести к нескольким минутам игривого пререкания и изобретательных оскорблений, Микки просто. Не. Отвечает.

Когда Йен в эти дни моет тарелки и говорит: «Ты отстой, ты позволяешь мне быть рядом, чтобы иметь халявную домработницу», или когда он сидит перед ТВ и говорит: «В следующий раз, когда ты специально спрячешь пульт, я тебя придушу», или когда он вставляет член ему в глотку по самые яйца и говорит: «Ты был такой болтливый сегодня, а ну-ка, заткнись» – Микки просто игнорирует его.

Что выглядит, как хорошая идея, если не считать того факта, что в результате от этого становится только хуже.

***

Проходит всего лишь два дня, как Йен поднимает эту тему. Он только что сделал очередной тупое замечание, и Микки игнорирует его, все еще надеясь улучшить этим ситуацию. И ему тут же прилетает в ответ.

– Какого хера ты ведешь себя как дырка в заднице? – орет Йен.

Он взрывается так неожиданно, что Микки роняет из рук бутылку сока, которую он нес Мэлли, и матерится, когда содержимое разливается у его ног.

– О чем, блядь, ты говоришь? – спрашивает он приглушенным голосом, бросая озабоченные взгляды на Мэлли.

Они с Йеном на кухне, а она сидит на полу у дивана и, кажется, увлечена игрой, но он хочет исключить для нее всякую возможность услышать их разборки.

– Последние пару дней, – говорит Йен, с громким стуком ставя кружку на стол и указывая на Микки, – я выливаю на тебя всякое дерьмо, а ты просто игнорируешь это. Ведешь себя так, как будто ты не слышишь меня, но я знаю, что ты слышишь. Ты злишься на меня за что-то? И решил наказать меня чертовым молчанием?

Микки делает глубокий длинный вдох через нос. Он знает – Мэлли может услышать голос Йена, его злость и бранные слова, и все, чего ему хочется, это тоже начать орать в ответ, потому что так они с Йеном разговаривают, но он не может – он не может, он буквально не может, блядь, вынести мысль, что он сделает с Мэлли что-то, что делали с ним когда-то его собственные родители, то, что заставит ее чувствовать себя напуганной.

– Я просто пытаюсь, – шепчет Микки сквозь стиснутые зубы, – не, бл… черт, не драться с тобой все время. Понятно?

Мгновение Йен просто смотрит на него. Потом придвигается ближе и толкает Микки в грудь.

– И ты решил, что лучший способ этого избежать – все время игнорировать меня?

– Не все время, задница! – говорит Микки, повышая голос до того, как успевает осознать это. – Только когда ты говоришь хуйню, которая может привести к ссоре! Что, как оказалось, случается слишком, блядь, часто, потому что все, что ты вообще делаешь, это начинаешь это дерьмо!

– Когда на прошлой неделе, я хотя бы отдаленно начинал это дерьмо, Микки?

– Нет – не дерьмо, не в глобальном смысле, но просто… все эти твои мелкие комменты, все эти твои подъебки и подколы, которые ты выдаешь – это все, блядь, заставляет меня хотеть ответить тебе тем же – а я просто не хочу, блядь, пререкаться всю мою жизнь, ясно?

– Что ж, блядь, извини меня, я даже не думал, что ты так несчастлив, – вспыхивает Йен.

Он отодвигается от Микки и хватает свое пальто, задерживается, чтобы чмокнуть Мэлли в макушку, и вылетает из двери. – Пожалуй, я переночую у себя. Позвони мне, как отрастишь чертовы мозги.

Йен оказывается за дверью до того, как Микки успевает сказать что-нибудь еще. Вздыхая, Микки прикрывает глаза руками, пытаясь понять, как, блядь, опять все пошло не так.

Когда минутой позже он поворачивается к Мэлли, то видит, что она смотрит на него в растерянности, позабыв про свои игрушки. Микки слишком поздно спохватывается, что опять взялся за старое – кричал на Йена вместо того, чтобы разговаривать с ним, как положено двум взрослым людям.

Микки подходит к Мэлли, чтобы обнять ее и таким образом хоть как-то извиниться за все случившееся. Он наконец осознает, в чем проблема. Все очень просто. Этот огонь, это пламя, страсть – то, что, никогда не покинет их отношения с Йеном. Они построены на конфликте. И это не значит, что они не могут быть счастливы вместе – они оба так исковерканы, что практически нуждаются в этом, и им определенно никогда не найти кого-то, с кем им будет лучше, чем друг с другом.

Но это не значит, что они могут быть счастливы вместе и быть хороши для Мэлли.

Когда Микки понимает это, у него останавливается сердце, и он быстро падает на диван, потому что вдруг резко начинает кружиться голова, и такое чувство как будто его сейчас вырвет.

Он понимает, что ему придется сделать выбор.

***

Ночью, после того, как Мэлли засыпает, Микки лежит в кровати, смотрит в потолок и думает о своих собственных родителях.

Тэрри и Мелания, адская парочка. Муж и жена – одна сатана. Они поженились и начали плодиться еще подростками, когда думали, что вроде как влюблены, а кончилось все лютой ненавистью через несколько лет. Сейчас он на два года старше, чем были они, когда поженились. Йен – всего лишь на год.

Их отношения были построены на лжи, злости, ревности и недоверии, и это слишком шаткая основа. Они прятались вместе, боролись вместе и проиграли вместе, и то, что сейчас они снова сошлись, это, блядь, как какая-то судьба, в которую Микки едва ли мог поверить. Если бы не Мэлли, он бы вернулся к нему, не колеблясь ни секунду, как он всегда хотел, как он всегда чувствовал, ему необходимо. Он бы бросился головой вперед в эту сводящую с ума, болезненную, разрушающую душу любовь, которая делала Йена Галлагера особенным.

Если бы не Мэлли.

Родители Микки. Они были жестоки друг с другом, как никогда не были Йен и Микки, потому что не любили друг друга, чего не скажешь о них с Йеном. Тем не менее это было: драки, постоянное напряжение, непредсказуемость происходящего. Его родители могли обниматься на диване, накурившись и хихикая как подростки, и в следующий миг его мама разбивала тарелку об голову отца. Это сводило его с ума, и он это понимает. Он и Йен – они другие, но недостаточно другие, и он не хочет, чтобы Мэлли проходила через это.

Невозможно. Невозможно, чтобы Мэлли проходила через это.

Микки пережил столько блядских трагедий, что хватило бы на десять жизней, но это не значит, что когда-нибудь его страданиям придет конец. Он сильный. Он терял Йена до этого, и он может пережить это снова, ради Мэлли. Он думает, что если в результате она вырастет хотя бы наполовину более успешной и ненапуганной, это стоит того, что сам он будет несчастен.

Возможно, однажды она сможет рассказать ему каково это – быть такой.

***

Микки рвет с Йеном в среду.

Он приходит к Йену в квартиру, вручает Мэлли сестре и сразу идет к нему в комнату. Йен переодевает рубашку, он вздрагивает, когда видит Микки, и поначалу выглядит удивленным, а потом его лицо расплывается в улыбке, той улыбке, что разрывает Микки сердце.

– Привет, – говорит Йен, улыбаясь. – Что ты тут делаешь?

Микки уже чувствует себя готовым заплакать, ему приходится сглотнуть комок в горле, чтобы просто начать говорить.

– Я думаю, мы не можем больше продолжать это, – все, что он говорит.

На минуту все в тумане. Микки не помнит их слова. Не помнит их движений – он просто помнит, что Йен растерян, а потом просто раздавлен, когда понимает, что происходит. Он выглядит так, будто весь его гребаный мир рушится. Микки узнает это выражение, потому что чувствует то же самое. Но он должен сделать это.

Он пытается объяснить. Он не хочет лгать о том, что так важно для них обоих, Йен должен знать причину. Но понимает, что не сможет объяснить по-настоящему, что он чувствует, и это ранит его еще больнее.

– Слушай, чел, дело в том, – говорит он хриплым голосом, пока Йен стоит в ступоре от его слов. – Кто бы ни был сейчас в моей жизни, он и в жизни Мэлли тоже. Я знаю, никто не считает меня хорошим отцом, но я действительно забочусь о ней и не хочу сломать ей жизнь. Если мы вместе, то получается, ты тоже будешь воспитывать чертового ребенка, Йен, и я, блядь, просто не думаю, что мы готовы для этого.

– Почему нет? – спрашивает Йен. Что-то отчаянное слышится в его голосе, он делает пару шагов к Микки. – Почему мы не можем быть готовы к этому, Мик, я имею в виду, мы молоды, но ты делаешь это, и я просто хочу быть с тобой, слышишь, и я люблю Мэлли, я не понимаю, что, блядь, такого неправильного с нами, чтобы мы не могли хотя бы попробовать.

– Ты знаешь как и что с нами, чел. Как это всегда происходит. Все эти ссоры, скандалы… Я мог справляться с этим раньше, когда это касалось только меня, но мы все время цапаемся из-за ерунды, орем друг на друга даже когда не ссоримся, и я просто не хочу, чтобы она думала, что это, блядь, настоящие взаимоотношения. Мы оба знаем, что такое иметь дерьмовых родителей, которые воюют все время. Я не хочу такого для нее.

– Микки, – повторяет Йен совершенно больным несчастным голосом, и это возвращает Микки в прошлое, Йена говорившего ему:

– когда ты, наконец, посмотришь на меня

– хотя бы посмотри на меня

– ты любишь меня и ты гей

– если я хоть что-то для тебя значу, не делай этого.

Йен пытается сказать что-то еще, но Микки просто не в силах слушать его.

– Это не обсуждается, – жестко обрывает его Микки, но слезы все равно закипают в глазах так сильно, что он едва может видеть Йена. – Все кончено, чел.

Он уходит из комнаты Йена до того, как тот успевает сказать что-нибудь еще, хватает Мэлли, ни слова не говоря Мэнди, хотя стены у них картонные и она наверняка слышала весь разговор. Она смотрит на него преданными, блядь, глазами, так как будто ему от этого станет легче. С Мэлли, крепко прижавшейся к его груди, он покидает квартиру в тишине, и только слишком громкий стук его сердца составляет ему компанию.

Он сдерживает слезы всю дорогу до дома, но зайдя квартиру, перестает бороться и позволяет им течь. Крепко прижимая к себе Мэлли, он падает на диван, зарывается лицом в ее волосы и дает волю чувствам.

Его сердце разбито – ему так больно, что нет сил это отрицать. И в то же время он чувствует себя счастливым, потому что поступил правильно. Он никогда не считал себя хорошим человеком, и забота о Мэлли была лучшим, что он делал в своей жизни. И если он сможет стать чуть менее никчемным родителем, чем те, которых он знал, возможно, он сделает что-то полезное для этого мира.

Он сможет жить со своей болью, если Мэлли будет в порядке.

========== Часть 23 ==========

То, что Мэлли научилась ходить, похоже, самый большой пиздец в жизни Микки.

Во всяком случае, так он говорит сам себе, снова и снова, избегая думать о чем-то по-настоящему хреновом, о том блядском кошмаре, который он переживает. Это он говорит себе, стараясь позабыть о чертовой дыре в его груди, дыре, которая имеет форму Йена. Прошло две недели с тех пор, как он последний раз видел его, и то, что Мэлли пошла, самый большой пиздец в его жизни. Он повторяет это, когда в очередной раз ловит Мэлли и оттаскивает ее прочь от шкафа, где она была опасно близка к открыванию бутылки с отбеливателем.

Она вертится, и лопочет, и верещит в его руках, и как только он опускает ее на пол гостиной, пулей уносится в сторону кухни. Он стонет, закрывает глаза на одну долгую секунду, перед тем как последовать за ней. Он уже не видит ее.

– Вернись назад, маленькая засранка, – бормочет он, пытаясь вычислить, в каком шкафу она на этот раз. Он знает, что должен был подготовить квартиру к этому событию, но до недавнего времени в этом не было необходимости. Она ползала месяцами, но без особой охоты, передвигаясь на небольшие расстояния, иногда доставая игрушку в нескольких шагах или следуя за ним, когда он пытался заставить ее ходить и шел в другую комнату без нее. Микки не понимал, как ему повезло, пока она не сделала первые шаги; теперь она явно предпочитает этот способ передвижения, потому что не перестает двигаться ни на минуту с тех пор, как поняла, как это делать.

Если быть честным, возможно, время для этого не самое худшее. Это не то чтобы здорово, но пришлось кстати. Очень удобно иметь что-то, что заполняет все его время.

Он не скучает по Йену. Он повторяет это себе, снова и снова. Он не скучает по Йену. Он не расстраивается каждый раз, когда какой-нибудь рыжий входит в магазин; он не сглатывает, глядя на веснушки, усыпавшие нос Мэлли; он не отводит взгляд, когда на горизонте появляется кто-то со знакомыми чертами; он не ходит более длинной дорогой, избегая проходить мимо бара, где Йен работает. Никто ничего не докажет.

Мэлли тем временем пытается влезть в шкаф с едой. Могло быть хуже, предполагает Микки, подхватывает ее и щекочет ей животик, пытаясь отвлечь от исследования всех щелей и углов их квартиры. Он устал гоняться за ней, так что подбрасывает ее в воздух какое-то время, слушая ее восторженные визги. Это мило. Он не очень-то улыбается в эти дни, но она единственная, кто всегда может вызвать улыбку у него на лице.

После укачивания девочка выглядит достаточно утомленной, и он надеется, что она успокоится на некоторое время. Микки падает на диван и усаживает Мэлли на пол у своих ног, подпихивая ей пару игрушек с усыпанного ими ковра. Она подбирает потрепанного зеленого мишку и выглядит достаточно увлеченной им, так что Микки позволяет своей голове упасть на валик дивана и закрыть глаза на секунду. Он так чертовски устал.

Он – что ж, по большому счету, – он не идиот. Он знает. Он скучает по Йену, и он знает это. Он скучает по Йену так сильно, что это ранит каждый день, как ружейный выстрел, так сильно, что он, блядь, мог бы кричать. Блядь. Жаль только, что это ничего не изменит.

Он лежит с закрытыми глазами еще минуту, просто стараясь дышать, стараясь сфокусироваться на всем том хорошем, что у него по-прежнему есть, стараясь сфокусироваться на том, что все будет в порядке. Он Микки, блядь, Милкович. Он проходил через вещи похуже, и он всегда, всегда умудрялся выжить. К тому же сейчас у него есть Мэлли. Это не как в прошлый раз, когда Йен исчез, оставив его ни с чем. У него есть Мэлли, которую он, может быть, любит больше всех на этой планете. Он справится.

Он открывает глаза, поднимает голову. Первое, что он видит – это Мэлли, которая сидит на полу в кухне и хихикает. Следующее, что он видит – это провод в ее руках.

– Нет, Мэлли!.. Дерьмо! – кричит он, делая огромный прыжок и подскакивая к ней, но слишком поздно. Потому что она самая шустрая маленькая засранка, какую он когда-либо знал. Она с силой дергает за провод, и кофеварка, которую он неосторожно поставил на самый край стола, падает и разбивается в ту же секунду, как он подхватывает Мэлли на руки.

***

Мэлли – потому что она, блядь, чертовски везуча, в отличие от остальных Милковичей, – в порядке. У нее крохотный порез на ручке, который Микки заклеивает детским пластырем с динозавром, и она ведет себя так, как будто случилось что-то очень веселое и кажется, даже не поняла, что поранилась.

Так что, конечно, она в порядке, и он, блядь, счастлив по этому поводу и чувствует облегчение, но у него теперь нет кофе, который полный отстой, если честно. Из-за новоприобретенной подвижности Мэлли, ее режущихся зубок и собственных грустных мыслей, он не очень-то хорошо спит. Он держится, пожалуй, на пятидесяти процентах кофе, сорока процентах шоколадных батончиков и десяти процентах собственного упрямства. Он упадет, если нарушить этот баланс.

Поэтому он осмеливается выйти в мир и направляется в кафе.

Он давно не был здесь. Когда-то он заходил сюда каждые пару дней, просто чтобы выпить дрянной кофе и выйти наружу из своей квартиры. Но с некоторых пор в его доме стало более комфортно, и он не чувствовал потребности уйти оттуда и покидал его только для работы. Но ему нужен кофе, и он делает над собой усилие. Наряжает Мэлли в ее идиотский ярко-красный комбинезон-парку, надевает пальто и перчатки, и выходит на улицу.

Земля слегка припорошена снегом, но это ерунда по сравнению с тем, к чему он привык в Чикаго, так что он не напрягается. Мэлли считает это забавным, и, несмотря на то, что она видела снег раньше, радостно лопочет, как будто разговаривает с ним и заставляет останавливаться каждые несколько шагов, чтобы покопаться в очередной кучке снега на тротуаре. Микки пытается протестовать, но девчонка пинает его ботинками в грудь и морщит личико, как бы предупреждая, что сейчас заревет, если он откажется опустить ее на землю. Это того не стоит.

В конце концов он ставит ее перед собой, берет за обе ручки и позволяет ей идти самостоятельно. Это медленная прогулка, потому что у нее маленькие чертовы шажки и она продолжает останавливаться на каждом шагу, инспектируя все на свете, но, по крайней мере, ей весело. Это стоит того, чтобы потратить полчаса на путь до кафе.

Когда они наконец-то внутри, Микки подхватывает ее на руки и идет прямо к стойке. Он заказывает большой черный кофе, который поможет ему продержаться на ногах весь день, пончик для инъекции сахара и простой крендель для Мэлли, который она будет просто рвать на кусочки и бросать на пол.

Потом он поворачивается, чтобы направиться к столу, и оказывается лицом к лицу с Йеном.

– Черт, – говорит Микки охрипшим от неожиданности голосом. Он моргает несколько раз, пытаясь изобразить абсолютно равнодушное лицо, даже когда он видит печаль на лице Йена. Йена, которого Микки не видел две недели, и который выглядит точно так же, как и во время их последнего разговора, если не считать темных кругов под глазами и взъерошенных волос. – Э, привет.

– Привет, – говорит Йен. Его голос звучит так же убито, как Микки себя чувствует.

– Я все забываю, что мы живем в одном и том же квартале, – говорит Микки, пытаясь облегчить ситуацию.

Это не срабатывает. Йен неловко кивает и смотрит на Микки огромными щенячьими глазами, и тогда Мэлли начинает колотить Микки по груди, и он заставляет себя уйти с дороги, пойти и сесть с его кофе, пончиком и кренделем.

В этот раз он не приглашает Йена сесть с ними, и тот уходит, ничего не купив.

***

Микки никогда не был так счастлив, что его работа не требует каких-то значительных усилий. Сканировать штрих-коды, выставлять консервированные супы на полки и грозить кулаком потенциальным магазинным воришкам, когда все твое существо просто заледенело – все, на что он на самом деле способен в эти дни, пока весь его мозг поглощен попыткой отвлечься от тоски.

Джули явно замечает это, потому что она вроде как чаще забегает в его смены, играя с Мэлли и бросая на него обеспокоенные взгляды. Ему нравится Джули, очень, они стали довольно близки за последние пару месяцев. Но ему по-прежнему не очень нравится идея, что она может о чем-то догадываться. Поэтому он чувствует облегчение, когда она наконец-то затрагивает эту тему. На следующий день после встречи в кофейне Микки еще более убит, чем был, настолько, что у него занимает целую минуту найти штрих-код на пачке детских крекеров. Джули, как обычно, играет с Мэлли, но как только за посетителями закрывается дверь, она делает свой ход.

– Ты в порядке? – спрашивает она, оставляя Мэлли играть самостоятельно, и опирается на прилавок, напротив Микки. – Ты выглядишь очень расстроенным последние пару недель.

– Черт, это так, – бормочет он и трет глаза. – Я, эх …тяжелый разрыв.

У него хриплый голос – это один из нескольких раз, когда он произносит “разрыв” вслух после того, как все случилось, и это нисколько не становится проще, нисколько не менее больно понимать, что это действительно то, через что он проходит. Ее лицо становится отвратительно понимающим на мгновение, и она наклоняется чуть ближе. Он надеется, что она не собирается попытаться обнять его или еще что-нибудь в том же духе.

Она не пытается обнять, но то, что она делает гораздо хуже. Она смотрит на него своими большими понимающими глазами – и в следующую секунду перегибается через прилавок и целует его.

– Что за на хуй! – кричит он, вскакивает со своего стула и, спотыкаясь, отпрыгивает от нее.

Она молчит и смотрит на него одну секунду, а потом начинает заливаться краской и прикрывает рот ладонью.

– О-о, дерьмо, – говорит она, кидает встревоженный взгляд на Мэлли, которая все так же играет позади прилавка.

– Это было абсолютно не вовремя, да? Ты только что прекратил одни отношения, и я твой босс и…

Микки понимает, с внезапным облегчением, что Джули не знает.

– Я думал, Линда сказала тебе, что я гей! – восклицает он, вспоминая ее слова при первой встрече: Линда рассказала ей его душещипательную историю, а, блядь, что это могла быть за история, если не про Йена? Но судя по тому, как брови Джули стремительно ползут вверх, а ее лицо мгновенно краснеет еще сильнее, он предполагает, что нет.

– Нет! – кричит она в ответ, по лицу пробегает невероятный ужас. – О Боже, она сказала мне, что ты был влюблен и вы расстались, и насчет твоей кошмарной семейки, и что ты растишь маленькую девочку, которой некуда больше деться, я просто подумала…

– Что ж, ты подумала неправильно, – резко обрывает он, но тут же ему становится стыдно. На самом деле, это не ее вина, в конце концов, по нему так сразу и не скажешь.

– Я просто, – повторяет она, пряча лицо в руках. – Я просто видела, как ты обращаешься с Мэлли, какой ты хороший отец, и ты начал мне нравиться, так, наверное.

– О, – говорит он. – Черт. Уф, я гей. Настоящий чертов гей. Так что – извини?

– Все в порядке, – она убирает руки от лица и жалобно смотрит на него. – Мне очень, очень жаль, что так получилось.

– Ладно, – отвечает он неловко, снова садится на стул, позади прилавка, с которого он подскочил, когда она поцеловала его.

– Так значит, человек, с которым ты расстался, парень? – поколебавшись, спрашивает она.

Вроде она в порядке – не переживает больше по поводу своего позора, после того как недоразумение разъяснилось.

– В точку, – а потом, потому что голова у него идет кругом, он растерян, все еще пытается осмыслить произошедшее и не совсем контролирует то, что говорит, добавляет: – Любовь всей моей блядской жизни.