Текст книги "Мелания (СИ)"

Автор книги: milominderbinder

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Ага, – говорит он, его голос звучит сдавленно, но он не обращает внимания. – Спасибо, мужик.

Йен кивает и убирает руку. Микки прижимает Мэлли к своей груди, крепче, чем нужно, и уходит.

========== Часть 12 ==========

Мэлли пока не очень дружит с английским, настоящие слова в ее исполнении оставляют желать лучшего, зато полно несуществующих; но, несмотря на это, она без проблем может объяснить, что ей нужно. Когда они пару недель проводят только друг с другом, и она начинает метать гром и молнии, колотить игрушками по полу и лепетать «Мэ-ии, Мэ-ии», он знает, чего она хочет. Микки тянет время еще пару дней, и наконец решает заглянуть к Мэнди по пути с работы. Ради того, чтобы Мэлли заткнулась, он готов пережить неловкие моменты при встрече с соседями Мэнди.

Кроме того, не общаться с другими людьми, кроме годовалого ребенка и иногда – своего босса, наверное, не совсем нормально. Его сестра лучше, чем никто.

Он стучится в дверь, как вежливое уебище, и поскольку его жизнь любит глупые шутки, он не должен быть удивлен, когда открывает именно Йен. Тем не менее он все-таки не ожидал этого. Волосы Йена немного завиваются на висках, он в спортивных штанах и растянутой голубой футболке, с босыми ногами, стоит, поджимая пальцы на холодном деревянном полу, его рука с печеньем замирает на полпути от удивления.

– Э, – произносит Микки.

– Па па па! – восторженно восклицает Мэлли, протягивая руки к Йену. На мгновение Микки думает, что она тянется к печенью, но вместо этого ее маленькие пальчики вцепляются в футболку Йена, и она лыбится. Она даже толком не знакома с Йеном, но уже тащится от него.

– Зайдете? – спрашивает Йен, осторожно отцепляя пальцы Мэлли от своей футболки, и отходит в сторону, чтобы они могли пройти.

Микки закрывает за собой дверь, останавливается и растерянно смотрит, как Йен направляется к холодильнику.

– Будешь пиво? – спрашивает он, оборачиваясь через плечо.

Микки сглатывает ком в горле и кусает губу.

– А тебе можно пить? – уточняет он, прежде чем соображает, что сказал. – Ты же принимаешь таблетки или еще какую-то хрень?

Йен замирает, оставив руку на ручке холодильника, а дверцу слегка приоткрытой. Он стоит спиной к Микки, и тот не видит его лица. Йен не дергается и не суетится, он совершенно спокоен.

– Мэнди сказала тебе об этом, да? – говорит он равнодушным голосом, который, как Микки чертовски хорошо знает, означает абсолютно противоположное.

– Ага, – соглашается Микки, не видя смысла отрицать это. – Она упомянула, а потом я погуглил, ну, и я так понял, что вроде как нельзя смешивать таблетки с алкоголем?

Йен замирает на еще одну долгую секунду, потом хлопает дверцей холодильника и разворачивается лицом к Микки. Он смотрит немного настороженно, не более того.

– Сейчас я не принимаю ничего тяжелого, – говорит он, не отрывая взгляда от Микки. – Эти таблетки делают меня слегка тормознутым, но я могу позволить себе немного пива. Не очень много, а то я становлюсь пьяным в жопу. Единственная от них радость – легко словить кайф.

Микки улыбается на это, наполовину для того, чтобы Йен почувствовал себя лучше, и странная неловкость чуть ослабевает.

– Я собираюсь бросить пить, в любом случае, – говорит Микки. – Эээ, знаешь, мы вообще-то пришли к Мэнди, соскучились.

Он думает, что, наверное, это очевидно, что он пришел не для того, чтобы поговорить о побочных эффектах таблеток Йена, о которых он вообще не должен знать. Йен молчит какое-то время, просто смотрит на них, словно бы размышляя. Затем он как ни в чем не бывало говорит:

– Ее нет.

– Вот как, – говорит Микки. Дверь позади него закрыта, если бы не это, он мог бы без проблем выскользнуть назад, чтобы это выглядело естественно. – Ок, мы, тогда пойдем, что ли.

– Вам не обязательно уходить, – быстро отвечает Йен, до того как Микки успевает повернуться к двери.

Микки застывает на мгновение, потом смотрит на Йена, не зная, чего он ждет, но что бы это ни было, это слишком хорошо, чтобы быть правдой, как всегда с Йеном Галлагером.

– Почему, она скоро вернется?

– Скорей всего нет, – отвечает Йен. – Но я не занят, так что мы можем поболтать. Если ты хочешь.

– Да, я хочу, – вырывается у Микки до того, как он успевает подумать об этом, и тогда он останавливается и думает об этом, и блин… Пиздец, ебаный пиздец.

Это, должно быть, происходит в какой-то параллельной вселенной три года назад, когда то, что с ним случалось, не всегда оказывалось полной засадой. Он ни хрена не понимает, что происходит, и может только молиться: пусть этот пиздец, что бы он ни означал, продолжается.

– Мы могли бы посмотреть кино, – предлагает Йен, как будто для них это самая нормальная вещь на свете.

– Эээ, ребенок. У тебя есть что-нибудь, что не напугает ее до смерти?

Йен коротко усмехается, качает головой и идет к телевизору. Микки следует за ним без приглашения, как какая-нибудь чертова крыса за дудочкой, но Мэлли, кажется, хочет того же, так что если кто спросит, у Микки есть оправдание.

Они проходят в гостиную, и Микки видит, как Йен достает несколько DVD с полки, они все в простых белых коробках, подписанных ярким зеленым маркером. Он узнает большинство из названий; в основном это старые диснеевские мультики и прочая херня для детей.

– Как только Мэнди узнала про ребенка, – объясняет Йен, – она пошла и купила кучу сраных пиратских дисков.

Учитывая, что Микки и Мэнди даже толком не разговаривали в то время, Микки считает, что это охуеть как мило.

– Зря старалась, – вместо этого говорит он. – Ребенок слишком маленький, чтобы понять, что за херню она вообще смотрит. Для нее оберточная бумага гораздо интереснее, чем гребаные мультики.

Тем не менее они выбирают «Леди и бродягу».

– Ты знаешь, после того, как ты выбрал для нее имя, нужно начать использовать его, – произносит Йен несколько минут спустя.

Микки непонимающе смотрит на него, и Йен объясняет:

– Ты только что опять назвал ее «ребенок».

– А, – говорит Микки, – да, блядь. Я так думаю, мне придется помучиться, чтобы привыкнуть звать ее Мэлли.

– Придется тебе начать это делать как можно скорее, или у нее разовьется какой-нибудь гребаный комплекс, – говорит Йен с улыбкой, но его тон дает понять, что это не шутка.

Микки ненавидит себя за то, что хорошо понимает значение этой улыбки и этого тона, потому что помнит времена, когда и то и другое предназначалось в основном ему. Но он не отвечает и делает вид, что чертовски заинтересован тупым мультиком.

Микки видел его раньше, когда был ребенком, тетя Рэнди обычно ставила им с Мэнди долбаные кассеты, чтобы спокойно курнуть травки на кухне, но он не помнит его во всех подробностях. Так что, когда наступает сцена с чертовыми спагетти, он удивлен, так как совершенно забыл о ней.

Две тупых мультяшных собаки начинают всасывать одну и ту же длинную макаронину, и Микки знает, что должно случиться, до того как это случается, потому что видел это раньше – момент, когда их губы встречаются посередине.

Краем глаза он видит, что Йен повернул голову и смотрит прямо на него. Микки косится на Йена, но быстро отворачивается, потому что это все равно что смотреть на чертово солнце, в добавок он закусывает губу, чтобы не сказать что-нибудь тупое. Собаки на экране целуются, Йен смотрит на Микки и наконец смеется, маленьким ярким смешком, а Микки чувствует, что у него краснеет лицо.

– Заткнись к чертовой матери, – огрызается Микки, глаза прикованы к телевизору, но он все равно ни черта не понимает в происходящем на экране, потому что видит только Йена. Он знает, о чем Йен думает, знает, что сам думает про то же самое, и что Йен знает об этом, но ни один из них не произносит этого вслух, так что все в порядке, это так, как будто не по правде.

Мир, похоже, сошел с ума, потому что Микки смотрит детский мультик с Йеном Галлагером, и Мэлли устроилась у него на колене, и он не совсем понимает, как реагировать на все это, и он не понимает, что творится у него в голове. Так что он делает вид, что чертовски заинтересован происходящим на экране, и через минуту он замечает, что Йен тоже отвернулся к телеку.

Примерно на середине фильма Мэлли засыпает. Микки не очень удивлен – ей нравится жить по расписанию, а в это время она обычно спит перед ужином. Однако это несколько усложняет ему жизнь, потому что внезапно нет буфера, нет чертового оправдания, чтобы делать вид, что он смотрит тупой фильм и игнорировать Йена. Он подумывает разбудить ее, но не может сделать это. Частично из-за того, что позже он поплатится за это, потому что она начнет капризничать.

Он смотрит на нее – она выглядит так чертовски мирно, ее головка лежит на его ноге, большой палец во рту, маленькие ноздри трепещут, когда она потихоньку сопит. Ее ножки пинаются даже во сне. Он протягивает свою руку и кладет ей на голову, перебирает мягкие волнистые кудряшки, чувствуя, как они пружинят под кончиками его пальцев.

Микки чувствует, что Йен смотрит на него, но не знает это наверняка. Поэтому он просто тупо таращится в ящик, не понимая ничего из происходящего на экране, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы дышать ровно. До тех пор, пока стало невозможно делать вид, что он смотрит ящик. Потому что Йен берет пульт, и они так чертовски близко, что задевают друг друга плечами, когда он делает это, и по спине Микки пробегают мурашки. И тогда Йен нажимает выкл, и экран тухнет. Микки наконец поворачивает голову и смотрит прямо на Йена. Ежу понятно, у него что-то на уме.

– Все так чертовски странно, – говорит Йен, поднимая брови и заглядывая прямо Микки в душу. – Даже не пытайся делать вид, что это не так. Просто сидеть здесь с тобой, как будто мы старые друзья или типа того. Как будто между нами ничего не было.

Микки делает глубокий прерывистый вдох, подготавливая себя, и понимает…

И понимает, что все не так плохо, он не чувствует всего того, что раньше, когда Йен упоминал об их отношениях. Когда ему казалось, что весь гребаный мир давит на него, и он не может думать, не может дышать, не может ничего ответить Йену, даже если бы и захотел.

Сейчас, конечно, ему неловко, и только. Как будто он вполне может пережить этот разговор.

И – Микки скучал по Йену, он может признать это. Прошло два года, и он повзрослел, это правда. Так что он говорит:

– Ок, тогда давай поговорим о том, что между нами было.

Это стоило сказать, хотя бы для того, чтобы увидеть особое фирменное выражения шока на лице Йена, которое словно предназначено специально для Микки. Первый раз Микки увидел его, когда сделал Йену минет, потом – когда сказал, что скучал по нему, когда подарил Йену дерьмовый подарок на днюху, и еще после их первого поцелуя. В этот раз Йен шокирован еще больше.

– Ты все еще женат? – первое, что спрашивает Йен, не колеблясь.

– Формально да, – отвечает Микки. – Это никогда не было по-настоящему, и она съехала, как только мой отец умер. Возможно, теперь она вернулась, я разрешил ей пожить в нашем доме, когда уезжал. На самом деле она неплохая, и мы вроде как друзья. Она поняла, ну, знаешь, что я никогда не захочу трахать ее снова или еще что-нибудь.

– О, правда, и почему же? – спрашивает Йен жестким насмешливым тоном. Микки вспоминает ты любишь меня и ты гей, свой ботинок на лице Йена, и его мутит.

– Потому что я гей, – говорит он и чувствует облегчение. Он знает это уже какое-то время, но сейчас у него впервые есть причина произнести это вслух. Он немного удивлен, что в принципе сказал это. Судя по выражению лица Йена, и он тоже.

– О, – говорит Йен, немного смутившись. Возможно, ему не по себе от того, что он поднял эту тему.

– Твоя очередь, – говорит Микки быстро, до того, как Йен передумает. – Чертова армия? Что случилось там? Мне не удалось ничего разузнать за то короткое время, что ты вернулся и снова сбежал, с Мэнди.

– Все очень просто, – Йен пожимает плечами. – Они выяснили, что я соврал насчет имени и возраста, поэтому вышвырнули меня и приказали никогда не возвращаться обратно. Я чудом избежал неприятностей, только потому, что заключил с ними сделку, пообещал молчать об одном придурке-офицере из учебки.

Микки чувствует, что за этими словами скрывается какая-то история, но Йен не дает ему шанса спросить об этом.

– В общем, я вернулся домой… Думаю, со мной все было очень хреново. Лип потащил меня к врачу, мне поставили диагноз, и я начал принимать таблетки. Мне полегчало, но оставаться там я все равно не хотел. Через пару недель я сказал Мэнди, что подумываю уехать, она врезала мне и велела в этот раз взять ее с собой. Я не имел понятия, куда хочу направиться, и она сказала, что мы можем двинуть сюда. Вроде как ваша тетя много говорила об этом месте в прошлом или типа того? Я думаю, Мэнди просто хотела быть где угодно, только не в Чикаго, так же как и я. Я больше не мог пойти в армию, и у меня не было никакого плана, так что я просто начал работать в баре, и вроде как застрял там.

Он ведет себя так, будто эта история ничего не значит, но Микки видит отголоски боли за его словами. Прошло два года, но их недостаточно, чтобы прийти в себя после крушения всех жизненных планов. Микки всегда считал службу в армии довольно глупой мечтой, но не Йен, он жил ею достаточно долго, и Микки понимает, что это довольно тяжело – знать, чего ты хочешь, и потерять это.

Он открывает рот, чтобы что-нибудь сказать на тему армии, но не может придумать что, да и Йен не дает ему продолжить.

– Ладно, так что там случилось с твоим отцом? – спрашивает он. Большинство людей не услышали бы сомнений в его голосе, но Микки различает неуверенность, как будто Йен сомневается, не пошлет ли его Микки за такой вопрос. Такой же тон у него был, когда он раньше пытался поговорить о свиданиях, или поцелуях, или о том, чтобы не трахаться с другими. – Мэнди ни за что не соглашается рассказать об этом. Она лишь сказала, что он умер, пока меня не было, но такое впечатление, что она что-то недоговаривает.

Микки не гордится своим поступком. Он одобряет его, но не гордится. Он знает, что только один шаг отделял его от серьезных неприятностей.

Сейчас он смотрит на произошедшее со стороны, словно сквозь толщу воды или из какого-то другого мира, как будто все это произошло не с ним, а с какой-то другой его версией, для которой все случившееся ломаного гроша не стоит.

В его мозгу всплывают образы: его палец на курке, слезы на лице Мэнди и ее упрямо выдвинутая челюсть, и как брызнула кровь после бесшумного выстрела из пистолета с глушителем. В его мозгу всплывают образы, но они больше не ранят его, как раньше. Они выглядят так, будто это произошло с кем-то другим. Его рука на шее Мэлли, она спит у него на бедре, и он может чувствовать ее стабильный медленный пульс под его израненными кончиками пальцев.

– Мы убили его, – говорит он Йену и даже не проверяет его реакцию, даже не чувствует себя плохо. – Я и Мэндс. Выстрелили ему в башку, после того как я узнал от Мэнди, что он с ней делал. Не говори ей, что я рассказал тебе, раз она не хочет, чтобы ты знал, возможно, на это есть чертова причина.

Йен не выглядит удивленным. А может, он удивлен, но также и рад и скрывает это, может быть, он даже немного горд. То, чего он всегда хотел от Микки – чтобы тот дал отпор своему отцу. Чтобы Микки боролся. И Микки не знал, как объяснить Йену, чей отец даже не был в действительности его отцом, Йену, которому достаточно было любви его братьев и сестер, чтобы не сбиться со своего пути в жизни, чтобы оставаться на плаву: отец Микки всегда был ужасным, злым и жестоким, но он все равно был его отцом. Тем, с кем он в детстве завтракал каждое утро, тем, кто давал ему глотнуть пива на семейных сборищах, пока мама не видела, тем, кто хлопнул Микки по спине и сказал «гляньте-ка, настоящий мужик растет», с гордостью в голосе, когда тот сделал свой первый выстрел. Микки любил своего отца, несмотря ни на что, он ненавидел себя за это, но все равно любил его. Он по-прежнему любит его, даже если ему не нравится думать об этом. Как оказалось, ты можешь любить кого-то и все равно убить его без сожаления.

Микки ждет еще вопросов от Йена, или как минимум реакцию на свое признание в отцеубийстве, но тот молчит. Вместо этого он немного подвигается на диване, всем телом повернувшись к Микки, и смотрит.

Микки внезапно осознает, что они абсолютно одни в квартире, если не считать спящего ребенка. Он осознает, что у него закипает кровь, а пульс стучит слишком громко, осознает, что внезапно становится труднее дышать. Он смотрит Йену в глаза и с трудом сглатывает. Он мог бы потеряться в этих блядских глазах, во всем, что они значат для него, во всем, о чем они напоминают ему. Воздух между ними плотный и словно наэлектризованный, волоски на руках у Микки встают дыбом. Телевизор выключен, Мэлли спит, вокруг тишина, и он может слышать, как у Йена бьется пульс глубоко в горле. Тот двигается еще чуть ближе к Микки.

Микки инстинктивно облизывает губы, потому что они горят и чешутся. Он по-прежнему смотрит Йену в глаза, но еще он видит его губы. Они целовались всего два раза. Оба раза это было так охуенно, что Микки отчаянно хочет повторить, он даже не знал, что способен так хотеть чего-либо. Прошло два года с тех, пор как он поцеловал Йена Галлагера, и у него до сих пор дух захватывает при воспоминании об этом.

Воздух между ними словно намагничен и притягивает его еще ближе к Йену.

Микки думает – да пошло оно все.

Он наклоняется к Йену, ему плохо от того, что он хочет этого так сильно и не может получить, плохо от того, что он всегда сам отказывал себе в этом. Сейчас время взять то, что он хочет, решает он, время наплевать на последствия, или может быть принять тот факт, что последствия могут быть просто охренительно приятными и он не должен их бояться. Каждый дюйм его тела пронизан желанием, он приближается к Йену Галлагеру, потому что у него есть выбор, и ему плохо от того, что возможно он неправильный…

И тут с шумом открывается входная дверь, за мгновение и за миллиметр до того, как их губы могут соприкоснуться. Микки отшатывается назад до того, как вошедший может увидеть, как далеко они зашли. Он бормочет «бля», он не может смотреть сейчас на Йена, так что вместо этого он поворачивает голову, чтобы посмотреть на вошедшего. Это Эмма, охуенно нудная соседка, которая не любит, когда он матерится. Она в наушниках, провода тянутся в ее сумку, она не догадывается, чему только что помешала, и когда поднимает голову, приветливо машет Йену, бросает на Микки неуверенный взгляд и идет прямо к себе в комнату.

После того, как она закрывает дверь, они снова одни, но момент упущен. Микки вспомнил прошлое, тысячу и одну причину, почему он недостаточно хорош для Йена, почему у них никогда ничего не получится.

– Э, слушай, я думаю, Мэнди не скоро вернется, так что я отправлю ей СМС позже, – торопливо произносит он, подхватывает все еще спящего ребенка и собирает ее вещи так быстро, как это можно сделать одной рукой, избегая встречаться с Йеном глазами. – Мне надо уложить ее в кроватку, завтра на работу, ты понимаешь. Здорово было повидаться с тобой, чел.

Наверно, он позабыл половину вещей Мэлли, но это не важно, он должен уйти отсюда до того, как Йен скажет что-нибудь, так что Микки просто спешит к двери и уходит.

Он проходит не меньше половины пути до их дома, дрожа от холода и растирая глаза, чувствуя, как Мэлли сопит ему в шею, когда, наконец, понимает, что может снова дышать.

========== Часть 13 ==========

Микки возвращается с работы с Мэлли на руках, когда заворачивает за угол и сталкивается нос к носу с Йеном.

Они оба вздрагивают, напряженные и готовые дать отпор раньше, чем понимают, что произошло, затем расслабляются, когда узнают друг друга. И снова напрягаются, вспоминая, что они не должны быть расслаблены, находясь рядом.

– Привет, – говорит Йен, пытаясь улыбнуться.

Микки кивает в ответ.

– Привет.

Наступает момент неловкой тишины, когда у Микки только одно желание, и это желание – поцеловать Йена, но он знает, что это тупое, глупое желание. Тогда Йен тоже кивает и продолжает свой путь.

Микки снова начинает двигаться, только когда Мэлли становится скучно стоять на месте и она начинает дергать его за волосы.

***

Прямо за углом от дома, где живет Микки, расположена дерьмовая кофейня. Иногда, когда он не работает и не в настроении навещать Мэнди, но все-таки хочет выйти из дома, Микки приходит сюда. Мэлли сидит на одном из потрепанных высоких детских стульчиков и разрывает на кусочки крендель, лопочет счастливо па па на каждый кусочек, а он пьет черный кофе, смеется над ней и смотрит на людей, проходящих мимо. Это весело. Однажды они сидят там, как обычно, и Йен входит внутрь, подходит к прилавку, покупает себе напиток, разворачивается – и застывает, когда видит Микки и Мэлли. У него черный кофе, как и у Микки.

От Йена у Микки остались шрамы. Не в эмоциональном девчачьем смысле, хотя и такие у него есть, он не будет спорить. Настоящие шрамы – с тех времен, когда они дрались, и с тех времен, когда они трахались, а также с тех времен, когда они делали вещи, которые казались странной смесью первых двух. У него есть маленькая белая черточка за ухом, рваный шрам на груди и полумесяц на бедре. Йен всегда будет частью его. Не важно, блядь, что…

– Привет, чел, ты можешь присоединиться, если ты хочешь, – говорит Микки. Йен, улыбаясь, садится рядом.

***

Микки расположился на полу в гостиной Мэнди, ждет, когда она наконец-то закончит переодеваться и они смогут пойти в парк, читает Мэлли одну из сраных цветных книжек, что Мэнди скупает на гаражных распродажах. Он как раз начинает говорить тоненьким голоском за вредного кота, когда Йен выходит из душа. На нем нет ничего кроме боксеров. Он замирает, когда видит Микки, но только на мгновение, потом продолжает идти на кухню; и Микки не смотрит, не смотрит, не смотрит, не смотрит и не думает о том, что тело Йена еще более нереальное чертово совершенство, чем это было два года назад, и он не думает обо всех тех разах, когда он вылизывал родимое пятно на бедре Йена, и он не думает о побледневших веснушках, которые покрывают плечи Йена и о том, что он помнит время, когда они были гораздо ярче. Йен подходит к холодильнику, отхлебывает немного сока из пакета и идет назад в свою комнату, не сказав ни слова.

Микки даже не замечает, что замолк на середине фразы, пока Мэлли не ударяет его по колену ложкой.

***

– Светлое пиво, ты пьешь чертово светлое пиво, я, блядь, знать тебя больше не хочу!

– Может быть, если бы ты не истерил, как трехлетка, и просто попробовал, тебе бы понравилось, засранец!

– Если я когда-нибудь буду пить светлое пиво, просто возьми и застрели меня, потому что я однозначно потерял мои чертовы яйца!

– Если ты продолжишь вести себя как маленькая ебаная сучка, я пристрелю тебя прямо сейчас…

***

Он в аптеке, покупает детскую присыпку, а Йен у прилавка забирает рецепт, они замечают друг друга одновременно. Йен застывает, маленькая оранжевая бутылочка зажата у него в кулаке. Микки смотрит на Йена и на эту хрень, на маленькие кругляшки, которые так влияют на мозг Йена, что у него даже не дрожит рука, в которой он их сжимает.

– Привет, чел, – говорит Микки в конце концов.

Йен улыбается и выглядит благодарным, и этого достаточно, чтобы выбить почву из-под ног у Микки.

– Привет, – отвечает Йен, убирает в карман таблетки и уходит.

Он хлопает Микки по плечу, проходя мимо. Его рука задерживается чуть дольше, чем нужно.

***

Это просто чертовы гонки, но Йен так серьезно к этому относится, что Микки решает выиграть во что бы то ни стало. Он был в аутсайдерах, когда Мэнди схватила проходящего мимо Йена и потребовала сыграть за нее, пока она принимает душ. Микки доволен, потому что это дало ему шанс взять реванш, а заодно и стереть выражение превосходства с физиономии Йена, и на самом деле, им просто хорошо, каждому.

Они на последнем круге, и он уже практически обогнал Йена, когда Мэлли, которая до этого спокойно играла у него в ногах, решает проявить свой дерьмовый характер. Она хватается за провод и вырывает джойстик у него из рук. Его машина виляет в сторону и взрывается от удара о стенку. Йен вскидывает руки и ликует от радости; Микки смотрит на него.

– Ты подговорил ее сделать это.

***

– Что за дерьмо так воняет? – спрашивает Йен, выходя из своей спальни. Мэнди уже давно сбежала и попросила Микки позвать ее, когда все будет в порядке, так что Микки один в ее гостиной, Мэлли хохочет и сосет кулачки, лежа на клеенке, которую Микки с некоторых пор носит с собой повсюду.

– Какашки атакуют, – отвечает Микки, как ни в чем не бывало, выкидывая обосранный памперс в пластиковый пакет. – Она обделалась по уши, я собираюсь переодевать ее. Думаю, мы идем на рекорд.

Мэлли хохочет. Йен зажимает нос, с любопытством заглядывая Микки через плечо.

– О боже, как ты можешь даже смотреть на это, – говорит Йен, отпрыгивая и закрывая одновременно глаза и нос, стеная в ужасе. – По ходу, ты крутой парень, куда мне до тебя!

Микки просто фыркает и берет следующую влажную салфетку.

***

Как-то вечером, когда они едят пиццу, сидя перед телевизором Йена, и тот щекочет Мэлли, до Микки доходит.

Они с Йеном друзья.

========== Часть 14 ==========

Он не просит Мэнди посидеть с ребенком.

Он продолжает это повторять. Снова и снова, пока она носится по квартире, набивая свою сумку игрушками Мэлли, ее едой, ее памперсами и сменой ее одежды. Он не просит Мэнди посидеть с ребенком.

Но по какой-то чертовой причине, она все равно делает это.

– Мик, ты уже полгода возишься с ребенком, – говорит она. – За это время у тебя был хоть один свободный вечер?

Ответ – нет. Но это не имеет значения.

– Мне не нужен чертов свободный вечер, – в который раз повторяет он. – Мне даже нечем заняться без ребенка. Я люблю, когда она со мной. Неужели так чертовски трудно понять это?

Мэнди смотрит на него, как на идиота. Мэлли считает все происходящее дико смешным, наблюдает за ними из своей кроватки, стуча пластиковой ложкой по книжке и иногда указывая ложкой на Мэнди. Это ее способ показать, что она любит свою тетю. Чертов ребенок, даже она против него. Она просто одержима Мэнди, в основном, как думает Микки, потому что та умеет вывести его из себя, а это Мэлли любит больше всего. Эта парочка сделана в аду.

– Микки, ты можешь забрать ее позже, – говорит Мэнди. – Или утром, мне все равно. Просто выйди из дома и повеселись, для разнообразия. Тебе будет полезно, и может, сотрет с твоего лица это кислое выражение.

У него не было кислого выражения на лице, пока Мэнди не начала весь этот крестовый поход, но к сожалению, после девятнадцати лет знакомства с сестрой он уверен, что спорить с ней бесполезно. Она будет делать то, что хочет.

И она делает. Она подхватывает хохочущую Мэлли из кроватки, закидывает на плечо сумку с ее барахлом и сваливает, оставив после себя полную разруху.

В опустевшей квартире становится очень тихо.

Он достает пиво из холодильника – последнее, он почти не держит дома алкоголя, однако напоминает себе пополнить запас, на случай, если устраивать ему выходной войдет у Мэнди в привычку – и садится на диван. Включает телек, но там нет ничего интересного, и он тут же вырубает его. У него есть несколько DVD, в основном детские мультики, и пара старых боевичков, которые ему не очень-то хочется смотреть. Он вздыхает, уже скучая по Мэлли.

По правде, как это ни печально, ребенок его лучший друг. Кроме Мэнди, которая не считается, потому что она его сестра и сводит его с ума, и Йена, который тоже не считается, потому что у них с Микки сложная история отношений, которой можно заполнить целую серию книг, и Джули, которая тоже не считается по-настоящему, потому что она его босс и они не общаются помимо работы, и соседей Йена и Мэнди, которых он ненавидит и игнорирует, – кроме всех перечисленных, ребенок единственный человек, которого он действительно знает в Филли. И возможно, это глупо, но она нравится ему больше всех остальных. Ей только один год, и это ее плюс. Она не давит на него так, как это делают остальные.

Он думает, что возможно Мэлли тоже не должна считаться, когда он перечисляет своих друзей. Но, в любом случае, Мэнди забрала ее и запретила ему идти за ними, а значит…

Он может остаться дома, выпить свою единственную бутылку пива в пустой квартире и посмотреть какую-нибудь неинтересную хрень по телевизору, или…

Он мог бы – Микки знает, что глупо даже думать об этом, но он игнорирует свои собственные мозги, надевает обувь, куртку и шарф, хватает кое-какую наличку, сует ее в карман, рыщет в поисках ключей, пока наконец-то не находит их засунутыми между матрасом и спинкой детской кроватки – он мог бы, наверное, пойти и найти Йена.

Он знает, что Йен сейчас работает, а еще он знает, где Йен работает, и это в паре кварталов отсюда. Кроме того, оправдывается он перед собой, у него больше нет пива, а из-за странных законов в Филли не купишь алкоголь в большинстве обычных магазинов, так что бар Йена, на самом деле, ближайшее место, где он может выпить. В конце концов, это логично. И абсолютно не важно, кто работает за барной стойкой. Или, по крайней мере, это не должно быть важно, и Микки может все отрицать, если кто спросит.

Бар напоминает ему «Alibi». Он находит забавным, насколько его жизнь в Чикаго отзеркаливается здесь, но в приукрашенном виде. Он никогда не был внутри «Last Call», но в ту же секунду, как входит, видит явное сходство со своим старым прибежищем.

Внутри всего несколько посетителей: старый мужик, привалившийся к барной стойке, парочка возрастных бабешек, хихикающих в угловой кабинке, и какой-то пьяный идиот, пытающийся играть сам с собой в бильярд. И позади барной стойки – Йен, одетый в синюю клетчатую рубашку, которую Микки помнит с прошлых времен, смотрящий на свой телефон и набирающий СМС.

Микки делает глубокий вдох, чтобы отправить сердце из горла туда, где его место, подходит и садится на табурет прямо перед Йеном. Может, таков был план Мэнди?

– Привет, чувак, – Микки старается держаться непринужденно и знает, что у него ни хрена не получается. – Можно мне пива?

Йен долго смотрит на него, но затем наливает ему стакан.

– Ты никогда не бывал здесь раньше, – замечает он.

Микки запихивает внутрь желание огрызнуться в ответ «да ты, блядь, настоящий Эйнштейн», подозревая, что это не очень-то поспособствует общению.

– Ну, Мэнди забрала Мэлли к себе.

– И у тебя свободный вечер?

Микки ненавидит такую формулировку, потому что иногда чувствует, что Мэлли дала ему больше свободы, чем у него было раньше – просто потому, что из-за нее ему пришлось многое поменять в жизни, и он никогда бы не решился на это ради себя, и это сделало его жизнь гораздо лучше. Но это звучит слишком серьезно, чтобы признаваться Йену, когда они просто болтают в баре и Микки даже не знает, какие отношения у них в эти дни.