Текст книги "Мелания (СИ)"

Автор книги: milominderbinder

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

У него нет времени, и ему по фигу.

И еще. Он никогда не скажет этого Мэнди, возможно, вообще никогда не произнесет это вслух. Разве что при Мэлли, когда будет рассказывать ей истории перед сном, наблюдая, как у нее слипаются глазки, пока она лежит, свернувшись у него на груди, потому что это единственное время, когда он чувствует, что вроде как готов к признаниям подобного рода.

Йен что-то сломал, разрушил в нем. После него Микки ложился под двух парней и еще одному позволил себе отсосать, и ничто из этого ему не понравилось. Когда все закончилось, ему хотелось оказаться дома, свернуться на кровати и уснуть, потому что он чувствовал себя так чертовски пусто.

Йен был его второй половинкой, так что все в порядке, он просто сосредоточится на Мэлли, может, заведет кота, когда она повзрослеет, и оставит его, это не проблема. Йен может быть счастлив с другими людьми, и Микки тоже будет счастлив, по-своему. Но не с другими парнями. Он знает это, блядь, наверняка.

– Никаких гей-баров, – все, что он отвечает Мэнди. – Отъебись от меня.

Он сильно сомневается, что она отстанет от него – про Мэнди никак не скажешь, что она прислушивается к чужим словам – но, по крайней мере, она оставит эту тему хотя бы на время.

Микки не знает, что это – счастливый случай или наоборот, когда Йен входит буквально через пару секунд. Однозначно большая удача, что Йен пропустил разговор, который затеяла Мэнди, жаль только, что он не задержался еще на десять минут, чтобы Микки успел уйти, и они не встретились бы вовсе.

Микки понятия, блядь, не имеет, что происходит между ним и Йеном, но когда они в одной комнате, ощущается такое чертово напряжение, что он не представляет, как с ним справляться. Как только Йен входит в квартиру, встряхивая свои намокшие от дождя волосы и наступая на задники ботинок, чтобы снять их, Микки замирает. Йену нужно лишь мгновение, чтобы заметить, что в квартире есть кто-то еще; возможно, это заняло бы у него больше времени, если бы не Мэлли, которая решает продемонстрировать свое присутствие громким криком, как только Йен скидывает свою куртку на кухне. Еще бы, она ведь заметила, что на нее не обращают внимания дольше, чем две секунды.

Как только Йен слышит ее, он резко поворачивает голову и видит Мэнди и Микки, сидящих рядом на полу около дивана. Он скользит глазами мимо Мэнди, несмотря на то, что она радостно машет ему, и останавливает взгляд на Микки.

Микки чувствует, что не может дышать. Квартира Йена и Мэнди офигительно большая, так что он, сидящий на полу, и Йен, стоящий на кухне, не так уж близко друг к другу. Но даже с учетом расстояния между ними, Йен как-то умудряется заставить Микки чувствовать себя абсолютно потерянным, как будто он в каком-то безвоздушном пространстве, где ничто не имеет значения. С Йеном он всегда словно выпадает из реальности.

Йен сейчас – так же как и всегда, впрочем, – чертовски красив, со своими мокрыми волосами, падающими на глаза, и порозовевшим от мороза носом, мятой рубашкой и босыми ногами, с поджатыми пальцами и взглядом, устремленным на Микки. Микки смотрит на него, не дышит и теряет счет времени.

Потом Йен говорит: «Привет, ребята» – и подходит к ним. Должно быть, они с Йеном совсем недолго смотрели друг на друга, потому что Мэнди ничего не заметила и не поехидничала на эту тему. Йен садится на пол рядом с Мэнди, заплетает свои ноги в какой-то невероятно неудобный узел и показывает язык Мэлли, чтобы рассмешить ее. Она тут же отвечает счастливым хохотом, потом подползает и забирается к Йену на колени, смотрит через его плечо на Микки, как бы говоря «ты понимаешь, насколько этот парень хорош?».

Микки просто вздыхает в ответ и чешет нос. Да. Да, блядь, он понимает.

========== Часть 17 ==========

Наверное, потому, что жизнь Микки это одно сплошное недоразумение, все начинается с выбора пиццы.

Микки зависает у Йена и Мэнди. Последнее время это случается довольно часто, и на него никто уже не обращает внимания: соседи занимаются своими делами, Йен изучает что-то, сидя со своим ноутом в углу. Микки и Мэнди, воспользовавшись тем, что Мэлли спит в комнате Мэнди, играют в видеоигру. Время ужинать, но никто не вспоминает об этом, пока живот Эммы, которая читает у окна, не возвещает об этом громким урчанием.

– Никто не хочет поднять свой зад и что-нибудь приготовить? – вопрос Мэнди остается без ответа. – Похоже, что нет. Эмма, поищи номер какой-нибудь хорошей доставки пиццы.

Так и получается, что все собираются вокруг барной стойки, обсуждая, какую пиццу заказать. Довольно быстро они останавливаются на трех пиццах с пепперони. «Международная любимица», как выражается Дэвид, над его словами смеются все, кроме Микки, который терпеть не может пепперони.

Но все остальные счастливы, и он решает не поднимать шумиху – он просто отковыряет пепперони со своих кусков. Не такая уж сложная задача, не нужно быть шибко образованным, чтобы догадаться выкинуть ту часть начинки, которая тебе не нравится. Так что он ничего и не говорит по этому поводу. Зато кое-кто другой говорит.

В тот момент, когда Эмма берет телефон, чтобы позвонить и сделать заказ, Йен фыркает, выхватывает у нее телефон из рук и машет Микки так, как будто, это, блядь, значит что-то. До этого он молчал, как-то странно поглядывая на Микки, и теперь появился шанс выяснить, что за херня происходит.

– Ты действительно не собираешься что-нибудь сказать? – спрашивает он, и Микки хмурится.

– О чем ты, блядь? – отвечает он, не вполне понимая, что на уме у Йена.

– Ты ненавидишь пепперони, Мик.

Черт, на какой-то момент Микки временно забыл, что Йен Галлагер знает про него каждый чертов пустяк, и это постоянно разрушает Микки жизнь.

– О чем, блядь, ты говоришь? – повторяет он, потому что не знает, что еще сказать.

– Не делай вид, что ты не понимаешь, о чем я говорю, как-то раз, когда я пытался накормить тебя пепперони, ты чуть не надрал мне задницу и сказал, что у этой дряни вкус лошадиного навоза.

– Ну и что, я просто выкину эту херню, делов-то.

Йен снова фыркает и усмехается.

– Забавно, оказывается, для тебя не проблема пойти на компромисс, когда ты этого хочешь.

Так вот к чему все это. Микки чувствует, что все смотрят на него, но ему по фигу, он чувствует, как у него начинает закипать кровь от злости – той, что сидела глубоко внутри эти два года и не находила выхода. Он встает со своего стула и идет к Йену.

– Может быть, тебе тоже стоит научиться идти на компромисс, вместо того, чтобы поднимать бучу каждый раз, когда что-то идет не по-твоему?

– В какой ебаной вселенной я не способен пойти на компромисс? Все, что я делаю – это иду на компромисс, я три блядских года делал это, и ты не можешь обвинять меня за то, что мне стало тошно от всего этого!..

Йен тоже встает, и он выше Микки, но Микки по барабану, от злости он чувствует себя ростом с дом.

– С каких пор сбегать от того, кто хочет спасти твою жизнь, потому что тебе не нравится, как все повернулось, считается компромиссом?

Йен протягивает руку и толкает Микки в грудь; Микки не готов к этому и отступает на несколько шагов, пока не упирается спиной в барную стойку.

– Ты никогда не пытался спасти мою чертову жизнь, Мик, ты пытался спасти свою жизнь, потому что боишься своего отца и самого себя.

Весь мир в глазах Микки окрашивается красным, в голове шумит, он так чертовски зол, что просто не может в это поверить. Он не понимает, как это возможно: только что, минуту назад, все было в порядке, а сейчас он готов взорваться от бешенства. Он даже не подозревал, что все еще настолько зол из-за того, что тогда произошло.

Так что он просто затыкает Йена, ударив его кулаком в лицо. Он может чувствовать мягкую кожу щек Йена, когда его грубый кулак врезается в нее. Слышит «аааах» от соседей Йена позади него, но не обращает на это внимания, только чертов Йен, только его чертова реакция на удар.

Йен приходит в себя меньше чем за секунду: хватает Микки за плечи и бьет его головой в голову так сильно, что перед глазами вспыхивают звезды.

И все, понеслось. Йен отшатывается назад, и Микки бросается прямо на него, бьет его в живот, получает в ответ удар по носу, сильно пинает Йена в голень, впивается ногтями Йену в плечи, в то время как Йен пытается отшвырнуть его. Они дерутся жестко и грязно, как раньше; это напоминает Микки об их первом разе, и о времени, когда они вместе торчали, дрались и трахались.

Микки в ярости – не только из-за их последней стычки, он зол, потому что именно он виноват в том, что они с Йеном больше не делают все это. Он зол, потому что он не видел Йена два года и их отношения никогда не станут прежними, и именно он должен был сделать что-нибудь, чтобы исправить это. Он зол и на Йена тоже, потому что, черт, это и его вина, это вина их обоих и ничья в то же самое время. Так что он просто чертовски зол на все подряд, но раньше у него не было возможности направить свою злость, а сейчас он может ее выразить, колотя кулаками в грудь Йена.

Он. Так. Чертовски. Зол.

Он бьет кулаком Йену в челюсть, потом чувствует жесткий удар под дых, переводит дух пару секунд, толкает Йена в грудь и бьет его по руке, плечу, животу. В глазах Йена злость, которую Микки раньше видел очень редко, и должно быть, это придает ему какую-то сверхчеловеческую силу, потому что Йен хватает Микки за плечи и отшвыривает назад. Микки врезается в стену, позволяя выйти наружу «уумпф» от боли, которая выбивает из него дух. Йен припирает Микки к стене, награждая его серией ударов. Микки в ответ бьет Йена своей головой в голову, со всей силой, на какую он способен. Затем наступает момент тишины. Йен по-прежнему прижимает Микки к стене, грудь у обоих тяжело вздымается, они оба в крови, чертовски злы и смотрят друг на друга, так близко, что Микки приходится скосить глаза. Он даже не понимает, что происходит, когда вместо драки они начинают целоваться, целоваться с языками и зубами, со злостью кусая друг другу губы, так жадно и грубо, что назавтра они наверняка распухнут и потрескаются.

Йен прижимает его к стене, и Микки сопротивляется, все еще продолжая драться, пока они целуются. У него получается оттолкнуться от стены достаточно, чтобы отпихнуть Йена, и они продолжают продвигаться вперед вместе, все еще яростно присосавшись друг к другу, пока Йен не падает спиной на диван.

Только когда они расцепляются, Микки открывает глаза и понимает, что остальные все еще здесь. Мэнди выглядит шокированной, но довольной, у скучных соседей Йена от изумления рты раскрыты так широко – того и гляди муха влетит.

Он быстро отталкивает Йена – тот снова падает на диван, у него на лице отсутствующее выражение, его губы и щеки ярко-красные от злости, волосы растрепаны. Микки знает, что выглядит не лучше, но все что он может – это смотреть на Йена, чувствуя на себе взгляды всех остальных и гадая, как, блядь, повернется вся его дальнейшая жизнь после этого момента, потому что он чертовски уверен – как раньше уже не будет.

– Какого хуя! – кричит Эмма мгновение спустя.

Она первая, к кому вернулся дар речи, пусть даже в виде тонкого и писклявого голоса. Микки думает, что Эмми чертова ханжа, учитывая, как она каждый раз возмущается, когда матерится он.

– Я иду домой, – говорит Микки, его грубый и низкий голос срывается, но к нему хотя бы возвращается способность выражать свои мысли. Он выхватывает Мэлли из рук Мэнди, позабыв про ее шмотки и оставляя игрушки рассыпанными по полу, и на автопилоте выходит в дверь, едва сообразив по пути сдернуть с вешалки куртку.

Выйдя на улицу, он сбрасывает куртку с плеч и заворачивает в нее Мэлли, чтобы она не замерзла по пути домой. Холодный воздух щиплет ссадины на лице и теле, куда пришлись удары Йена. Микки почти забыл, как хорошо Йен дерется, и как адски они всегда друг другу подходили.

Они приходят домой, Микки находит остатки вчерашнего ужина в холодильнике, для себя и для Мэлли. Хотя ей еще рановато спать, он укладывает Мэлли в кроватку и садится на диван.

Его голова кружится, в ней стоит шум, словно от тысячи голосов одновременно, при этом ни один не может сказать ничего путного. Он снова и снова прикасается пальцами к губам, словно напоминая себе, что это правда, он действительно целовал Йена сегодня вечером, и это словно бы оставило след на его коже. Ничего из этого не кажется правдой, и все это слишком правда, и у Микки ни одной чертовой идеи, что с этим делать.

Он теряет счет времени, и, когда он понимает, что уже поздно, раздается стук в дверь. Он тихо стонет, когда слышит его, и остается сидеть на диване, какой бы черт это ни был, пусть лучше проваливает и побыстрее, он не способен прямо сейчас ни с кем иметь дело. Несколько мгновений стоит тишина, и он начинает было надеяться, что пронесло.

Затем он снова слышит тот же звук, на этот раз более громкий и настойчивый. Микки колеблется еще секунду, мысленно прося того, кто за дверью, оставить его в покое, но стук не прекращается, вызывая раздражение и головную боль.

Он проводит руками по лицу, ждет еще одну отчаянную секунду, но это не помогает. Наконец Микки теряет терпение. Одним резким движением он встает с дивана, идет к двери и быстро снимает цепочку, готовый дать отпор кому угодно.

Кто бы ни был этот настойчивый дятел: сосед-ебанат, считающий Мэлли шумным ребенком – кажется, скоро он начнет жаловаться, что девочка слишком громко дышит, – или пришедший за арендной платой хозяин – Микки настучит по башке кому угодно. После того, что случилось сегодня, он с удовольствием выпустит пар.

Когда Микки резко открывает дверь, с заранее открытым ртом, чтобы послать незваного гостя куда подальше, там не его козел-арендодатель или говнистый сосед снизу.

За дверью стоит Йен. Его кулак все еще поднят, чтобы продолжить тарабанить в дверь Микки, у него сдвинуты брови и упрямо выдвинута челюсть, его пальто не застегнуто и натянуто кое-как, словно он одевался в большой спешке. Его грудь быстро поднимается и опадает, дыхание сбито. Через секунду, просто от того, что Микки смотрит на Йена, у него тоже сбивается дыхание.

– Какого хуя ты тут делаешь? – спрашивает Микки, но в горле у него пересохло, и стук сердца не согласуется со словами.

Йен смотрит на него, у него глубокий и обжигающий взгляд, и Микки не может не смотреть на него, не может даже дышать.

И тогда Йен говорит:

– Я собираюсь закончить то, что мы начали.

========== Часть 18 ==========

– Я собираюсь закончить то, что мы начали.

Голос Йена, низкий и глубокий, заставляет член Микки вздрогнуть и напрячься. Микки пытается придумать, что сказать в ответ, что-нибудь ехидное или злое, или даже откровенно враждебное, но все его тело оцепенело, и все, о чем он может думать, все, что он может видеть – это темный взгляд Йена, направленный прямо на него.

Йен медленно делает шаг вперед, еще один, вталкивая Микки назад в квартиру. Микки слегка запинается, двигаясь спиной, не в силах оторвать взгляд от Йена, но и не желая подпустить того слишком близко.

Микки не вполне уверен в том, что именно будет делать, окажись они на расстоянии прикосновения, но не сомневается, что это тут же сведет его с ума, возможно, на всю оставшуюся жизнь.

Однако Йен не собирается позволить ему выбирать, как близко им быть. Он пинает дверь позади себя, чтобы закрыть ее, когда попадает внутрь квартиры, и направляется прямо к Микки, прижимая его к стене. Микки с трудом сглатывает, когда спину обжигает холод стены, а Йен продолжает двигаться. Продолжает до тех пор, пока их тела не отделяет от прикосновения один атом. Микки достаточно шевельнуться, и они будут прижаты друг к другу от головы до пальцев ног. Микки чувствует, что ему, блядь, вот-вот окончательно снесет крышу. Малейшее движение – и его член может быть прижат к члену Йена, а губы – к губам Йена.

Тем не менее он не двигается. Сейчас очередь Йена делать следующий ход.

И Йен делает. Он поднимает руки и упирает их в стену по обе стороны от головы Микки. Сердце Микки пускается в бешеную скачку, кровь бежит по телу в два раза быстрее, каждый дюйм его тела зудит и пульсирует, член с каждой секундой все тверже – просто от того, что он смотрит на Йена.

Йен склоняется еще совсем чуть-чуть, его дыхание щекочет лицо Микки. Микки видит каждую точку в радужке его глаз, малейшие вкрапления голубого на зеленом, как сильно расширены его зрачки, как влага собирается по краям, потому что он смотрит не моргая. Микки никогда не видел глаза Йена так близко до этого, и никогда так долго.

В тот момент, когда он думает, что не вынесет напряжения дольше, именно в тот момент Йен целует его.

Боже. Господи Боже и все его злоебучие ангелы, это лучше, чем было сегодня вечером, когда они были полны ярости и окружены другими людьми, не уверенные, что они вообще делают. Это и лучше – и одновременно хуже, потому что сейчас Микки понятия не имеет, что делать. Он делает глубокий вдох и поднимает руку к лицу Йена, а другой хватает его за шею, прижимая его так близко, как может.

Поцелуй Йена нежный, медленный, но достаточно страстный, чтобы Микки чувствовал чертову слабость в коленях. Йен сосет верхнюю губу Микки, и Микки позволяет вырваться наружу чертовому стону, не может даже заставить себя смутиться этого стона, потому что это все, что ему было нужно, все, чего он хотел с тех пор как увидел Йена в чертовой забегаловке в тот день. Может быть, даже дольше – может быть, два чертовых года. Может, даже еще дольше, потому что это что-то новое, то, чего между ними не было раньше, то, чего Микки жаждал всю свою жизнь.

Микки придвигается еще чуть ближе к Йену, и их члены прижимаются друг к другу через джинсы. Микки словно простреливает навылет горячей волной возбуждения, у него охренительный стояк, и он чувствует, что у Йена тоже. Он убирает одну руку от лица Йена, чтобы сжать его задницу, сдвигая их бедра еще ближе и застонав, когда Йен прижимается к нему. Внезапно поцелуй меняется, он горячее и откровеннее, полон зубов и настойчивых языков. Микки сильнее сжимает задницу Йена, думая, что он в двух секундах от того, чтобы кончить просто от этого.

Очевидно у Йена другие планы, потому что когда Микки уже готов спустить в штаны, как подросток, Йен хватает его за бедра и, оторвав от стены, вталкивает внутрь квартиры. Микки пользуется этим, чтобы стащить с его плеч куртку, ухитрившись отодвинуть Йена от себя, не отрываясь от его губ. Когда куртка снята, Микки задирает футболку Йена, вцепляясь пальцами в чертов идеальный пресс, прижимаясь к Йену еще сильнее, и тогда тот разрывает поцелуй на мгновение, так что Микки получает возможность окончательно стянуть футболку с Йена. Она застревает на одном плече и на половине головы, и Микки слегка посмеивается, пока Йен делает странные движения, пытаясь стряхнуть ее. Когда он свободен, Йен сдирает футболку с Микки одним быстрым движением, и тогда они целуются снова, продвигаясь задом вглубь квартиры, задыхаясь и смеясь друг другу в рот.

Они со стуком врезаются в стену около двери спальни Микки. Йен прерывается на секунду, чтобы засмеяться сильнее, но Микки затягивает его обратно в поцелуй, сминает его губы с такой силой, что назавтра они наверняка распухнут и будут кровоточить. Он впивается зубами в нижнюю губу Йена, напирая все сильнее, когда дотягивается до дверной ручки. Ему нужно уже быть в постели с Йеном, прижаться к нему так, чтобы почувствовать его каждой клеточкой своего тела, снаружи и внутри себя. Черт. Он давит сильнее, и дверь распахивается.

И буквально за две секунды до того, как они готовы ввалиться внутрь и Микки сможет наконец-то получить облегчение, которого так чертовски жаждет, он слышит плач из комнаты Мэлли.

Микки замирает, затем отрывает свои губы от губ Йена.

– Дерьмо, гребаное чертово дерьмо, – выдыхает он, глаза все еще закрыты, лоб прижат ко лбу Йена. Он прислушивается еще мгновение, надеясь, что это ложная тревога – шум из кухни от какого-нибудь прибора, или может, мяв кота из квартиры напротив – но не с его дурацким везением. Следующий гораздо более громкий вопль определенно исходит из комнаты Мэлли, и Микки стонет. Он делает глубокий вдох, стараясь прекратить дрожь, которая идет по всему его телу, и хватает Йена за волосы, открывая, наконец, глаза.

– Ты, – говорит он, не позволяя себе засматриваться на чертовски соблазнительного Йена, порозовевшего, свеже зацелованного и только наполовину одетого. – В мою постель, сейчас же. Я вернусь так быстро, как это, блядь, возможно.

Он находит в себе силы, чтобы выпутать свои пальцы из волос Йена, основательно оглаживает его член, потом заставляет себя отступить и не смотреть на Йена, потому что это, блядь, сведет его с ума.

Он вваливается в комнату Мэлли и включает ночник; она стоит в своей кроватке, личико сморщенное и влажное от слез, ручки вцепились в перекладину, словно она пытается вылезти. Микки зажмуривается и замирает на одну долгую секунду. Бывают ночи, когда она капризничает без видимой причины, сухая и сытая, и плачет, если только он не носит ее на руках и не ходит с ней по квартире всю ночь. Обычно он не сильно расстраивается по этому поводу: если это делает ее счастливой, он может не поспать несколько ночей, но блядь… Сегодня?! Если окажется, что сегодня одна их таких ночей, значит, он определенно проклят.

Его член уже упал, он уныло осознает это и подходит к Мэлли, чтобы вытащить ее из кроватки.

Может быть, таким образом Вселенная пытается сказать ему: не связывайся снова с Йеном.

Может это к лучшему. Сама идея, что это может быть к лучшему, способна заставить Микки плакать, но, тем не менее он способен с этим справиться.

Может, просто время не пришло. Это определенно не практично, даже Микки способен понять это, потому что у него ребенок, а Йен наконец-то нашел приличное место в жизни, Йену нужна какая-то стабильность, а этого в их отношениях никогда не было.

Так что, может, все к лучшему, потому что если они сойдутся снова, Микки не уверен, что когда-нибудь будет способен прекратить это.

Естественно, все эти мысли немедленно вылетают из головы Микки, как только он наступает на мишку Тэдди. Блядь. Он вывалился из кроватки, поэтому она и плачет! Мэлли просто не может спать без этой блядской игрушки, значит, ему не придется нянчиться с ней всю ночь. Микки чуть не врезается в кровать головой, когда кидается поднимать чертова замусоленного медведя. Он быстро запихивает его к Мэлли в кроватку, без театрального представления, которое он обычно устраивает в таких случаях, чтобы развлечь ее, и задерживает дыхание в надежде, что этого для нее достаточно.

Ей достаточно. Как только медведь возвращается в кроватку, она перестает плакать.

Микки смотрит на нее еще секунду, проверяя, действительно ли она собирается спать дальше, потом рысью выбегает из комнаты, убедившись, что закрыл дверь, и влетает в свою.

Где он видит, возможно, самое охренительное зрелище, что когда-либо существовало на земле. Йен Галлагер, растянувшийся на его кровати, как ни в чем не бывало, абсолютно обнаженный, руки под головой вместо подушки, его член устремлен четко вверх, как чертов маяк, указывая Микки путь домой.

– Что-то ты долго, – говорит Йен, пока Микки заставляет себя вспомнить, как дышать.

– Пошел на хуй, – отвечает он, и это так не оригинально, что с таким же успехом его можно поймать на слове, но его мозг слишком разгорячен, чтобы придумать что-нибудь умнее и в любом случае это заставляет Йена рассмеяться.

– Ты собираешься присоединиться или мне начинать без тебя? – спрашивает Йен после еще одной долгой паузы, и это было то, что нужно, чтобы у Микки наконец-то заработали мозги. В секунду он достигает кровати, по пути сдирая с себя джинсы, запутывается в штанинах и падает на край матраса. Он не обращает на это внимания и просто забирается на Йена, прижимаясь к нему всем телом. Ощущать член Йена своим, даже через боксеры, достаточно, чтобы вырвать из него стон до того, как он успевает закрыть рот. Он справляется, наклонившись вперед и втягивая Йена в поцелуй, долгий, мокрый и глубокий, сосет его нижнюю губу и трется об его бедра, пробегая руками по каждому дюйму голой кожи Йена, до которого может дотянуться. Блядь. Блядь, Микки не хватало этого больше, чем он осознавал до этого момента.

– Боксеры, – выдыхает Йен, когда умудряется разъединить их губы на секунду. Микки понимает, что он имеет в виду. Он больше чем когда-либо хочет быть обнаженным и уже с членом Йена в своей заднице, но он ждал этого так чертовски долго, что не может перестать прижиматься к нему ни на секунду. Кажется, Йен понимает, в чем проблема, потому что крепко сжимает руки и отрывает Микки от себя, прижимая его к кровати.

– Бля, ну хорошо, сними их, – говорит Микки низким хриплым голосом. Йен сползает вниз по кровати, и Микки приподнимает бедра, чтобы Йен мог стащить с него боксеры. В момент, когда они сняты, он ожидает, что Йен снова прижмется к его члену, ему это необходимо, но вместо этого Йен садится между ног Микки, широко разводит их и глядит почти с любопытством, проводя кончиком пальца по его дырке.

Придушенный всхлип вырывается у Микки из горла. Йен слегка смеется, похоже, принимая это как намек, чтобы продолжить. Он достает смазку, хуй знает откуда – должно быть принес с собой, потому что Микки не хранит дома таких вещей, нет причины – и, выдавив приличную порцию себе на пальцы, бросает тюбик на кровать и немедленно возвращает свои пальцы к заднице Микки.

Микки стонет, когда Йен наконец-то просовывает палец внутрь. Немного жжет, но ему это нравится, так что это только добавляет жару в его член, делает его еще тверже. Йен не нежничает и не медлит, он практически сразу впихивает второй палец, и Микки выгибается от прикосновения; затем третий, и Микки чувствует себя настолько заполненным, что едва может вынести это, может думать только о том, как много времени прошло с тех пор, как он делал это с чем-то кроме своих собственных пальцев, как сильно он, блядь, нуждался в этом.

Когда Йен вытаскивает из него пальцы, Микки почти кричит на него – он чувствует пустоту, он на грани, все его тело дрожит и нуждается в прикосновениях Йена. Но тут Йен достает презерватив, предположительно из того же мистического места, откуда он достал смазку, и Микки чувствует, что он снова в порядке, потому что пальцы Йена это всегда круто, но член Йена это несравнимо, необъяснимо лучше. Йен целую вечность открывает презерватив, медленно раскатывает его по своему члену, пару раз проводит вверх-вниз, усиливая стояк, потом отодвигается назад, словно чтобы проверить, все ли он сделал правильно.

– Ты собираешься сидеть и любоваться на дело своих рук весь чертов день? – задыхаясь, спрашивает Микки, удивляясь, что все еще способен выдать какое-то количество сарказма. Йен закатывает глаза.

– Я знаю, что десять секунд в ожидании моего члена – это чертовски долго для тебя, но ты мог бы хотя бы изобразить хладнокровие.

Тем не менее он придвигается так, что его член оказывается прижат точно к заду Микки, словно он уже готов вставить. Микки хочет этого так чертовски сильно, что вполне может взорваться, но он способен подождать еще одно мгновение, потому что после подколки Йена у него появляется другая идея.

Он хватает Йена и укладывает его на спину одним быстрым движением, нависает над ним и оседлывает его бедра. Он видит, как темнеют глаза Йена, и должен бы рассмеяться; Йен всегда так чертовски заводится, когда Микки проявляет активность. Микки берется за основание члена Йена одной рукой, пристраивается над ним и прижимает головку прямо к дырке. Но не двигается дальше ни на миллиметр. Он просто остается в этом положении на несколько долгих секунд, дольше, чем Йен потратил на возню с презервативом, и смеется, поскольку очевидно, что Йен сходит от этого с ума.

– Достаточно хладнокровно для тебя? – спрашивает он, шало улыбаясь Йену. Йен, кажется, потерял способность говорить, но он поднимает руку и бьёт его по груди. Микки понимает намек и, блядь, наконец-то опускается на член Йена.

Когда его задница встречается с бедрами Йена, Микки приходится остановиться на мгновение, чтобы сделать глубокий прерывающийся вдох и привыкнуть к этому чувству. Однако он не медлит, потому что каждый дюйм его тела пронзает отчаянная потребность. Он хочет сберечь каждый момент этого, запомнить каждую секунду, но не настолько владеет собой, чтобы позволить этому произойти медленно. Это ощущается так охуительно хорошо, что он задает жесткую скорость, поднимаясь и опускаясь на член Йена так быстро, что внутри начинает жечь. Йен крепко сжимает его бедра и приподнимается от кровати, навстречу движениям Микки, посылая свой член так глубоко, как это возможно. Матрас скрипит под ними, но Микки едва может это слышать сквозь шум крови, бушующей у него в венах.

Тяжело дыша, он проводит пальцами по груди Йена, потом немного наклоняется и ставит свои руки по обе стороны от его головы, глядя прямо ему в глаза. Он уже готов начать целовать Йена, но когда он снова опускается, новый угол позволяет члену Йена надавить на его простату, отправляя электрический разряд через все тело Микки. У него вырывается стон, бедра дрожат, пока он пытается удержать член Йена в этой конкретной точке.

– Ох, блядь, – кричит он, сжимая в кулаках простынь и крепко зажмуривая глаза. – Да, вот так, да!

Он понимает, что несет чушь, но ему по фиг, ему по фигу все в этом мире, пока Йен трахает его так. Он извивается, пытаясь сохранить давление на его простату так долго, как может, выдает еще порцию мата, в то время как все его тело горит огнем, член пульсирует от удовольствия. Йен беззвучно смеется над ним, обхватывает член Микки ладонью и дрочит ему быстро и грубо, в такт своим толчкам.

– Микки, – выдыхает он, их глаза встречаются, и внезапно происходит это. До того как Микки осознает, что случилось, он, хватая воздух, опускается на член Йена еще один последний раз, не отводя от него взгляд. Все его тело напрягается, руки отчаянно сжимают простыни и плечи Йена, он выгибается навстречу Йену, дотягивается до его открытого рта, кусает губы в едва-ли-поцелуе, в то время как его член фонтанирует и его задница сжимается вокруг члена Йена.

Йен переходит за грань лишь мгновение спустя, до крови впиваясь ногтями в бедра Микки, громко стеная в его открытый рот. Йен еще пару раз жестко и отчаянно вставляет ему и затем падает назад, увлекая Микки за собой. Микки делает глубокий вдох, выдыхает и, чувствуя внезапное спокойствие и полную расслабленность, нежно целует Йена в губы.

Потом он скатывается с Йена, к нему под бок, устраиваясь на спине с довольным вздохом. После момента бесчувствия, оклемавшись, он поворачивает голову, чтобы посмотреть на Йена, который выкидывает использованный презерватив – он приземляется с тихим шлепком где-то на полу, и Микки совершенно не думает о том, что они потные, покрасневшие и растрепанные, и это просто непередаваемо охуительно великолепно.