Текст книги "Кармоправ (СИ)"

Автор книги: Milady WR

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Ритуал закончился, Тори с облегчением избавилась от маски. Новых знаний в голове не прибавилось, но и страшного ничего не произошло. Вот только возлюбленный был весьма разочарован. Бормоча, что где-то в расчётах закралась ошибка, он забрал монеты, маску, пообещал прийти на следующий день после того, как свяжется с заказчиком. И пропал. Зато утром Тори осознав, что проснулась в постели Иннуар в её теле, пришла в ужас. Она с трудом притворилась, что не понимает, как всё это произошло, собираясь при первой же возможности отправиться к Леону и потребовать объяснений. Хотя не знала пока, как всё это провернуть. После того, как хозяйка воспользовалась уже знакомой девушке монетой, сознание вернулось обратно. Но их с Иннуар посадили под арест, а сил терпеть уже не было. И тогда Тори, чтобы сбежать, провернула фокус с зеркалом. Травить свою бывшую подругу она не собиралась, просто хотела усыпить, а снотворное ей, как и механическую змейку, подарила когда-то давно одна из клиенток, имеющая весьма странные привычки. Змейка, как живая, слушалась самых простых команд и была для Тори кем-то вроде домашнего питомца, раз уж живых зверушек в заведении держать не одобрялось.

Воспользовавшись тем, что слуга ненадолго отлучился в уборную, девушка подсунула змейку за зеркало и приказала той развернуться, двигая раму так, чтобы вернувшийся на своё место наблюдатель увидел в зеркале на второй половине кровати спящую Иннуар. А сама выскользнула через окно во внутренний дворик, едва разминувшись с вернувшимся охранником. Когда откроется дверь, змейка должна была снова свернуться в клубок, чтобы зеркало заняло прежнее положение: девушка собиралась вернуться незамеченной обратно, зная, где хозяйка хранит ключи от пристройки.

Вот только всё пошло не так, как задумано. Леон и впрямь оказался в библиотеке, но возлюбленной не сильно обрадовался. Усталый и взвинченный, он что-то лихорадочно писал на листах бумаги и хотел побыстрее выпроводить девушку. Но, услышав о том, что произошло утром, выкрикнул что-то непонятное, схватил Тори в охапку и принялся радостно кружить. Это было… было… что же именно он кричал?

– Отсроченный обмен, – шёпот Аруны, который бесшумно, как призрак, возник за спиной у девушки, прозвучал тише дуновения ветра.

Тори неуверенно оглянулась, помотала головой, словно сомневаясь в собственном рассудке, и продолжила:

– Так вот, он сказал, что сработал какой-то отсроченный обмен. Монет не хватило, и перенос прошёл с задержкой на шестнадцать часов, ровно половина суток. А затем принялся спрашивать, буду ли я его по прежнему любить, если он изменится, очень-очень сильно изменится. И вот тогда мне стало страшно по-настоящему. До этого там, с маской, была всего лишь игра. Но когда я проснулась в облике Иннуар…

Девушка замолчала, закрыв лицо руками. Видя, что продолжать она сама не собирается, Кэйто мягко её подтолкнул:

– Так что ты в итоге ему ответила?

Тори вскинула голову, сверкнув глазами.

– Я влюбилась не в безумца-артефактора, ставящего на мне эксперименты! Мне дорог был милый и добрый юноша, который ценил меня за то, какая я есть. Конечно же, я отказала! Сказала, что признаюсь во всём госпоже и потребовала немедленно вернуть монеты, пока не стало слишком поздно. А он ударил меня! Ударил, как надоедливую псину, которая тявкает под окном! И оставил здесь подыхать! Ненавижу!

Она выкрикнула последнее слово и разрыдалась в голос.

Аруна жестом поманил к себе Кэйто, приглашая того вернуться к подсобке. Дознаватель, секунду поколебавшись, поспешил вслед. Привычки кестреля советовали не оставлять плачущую девушку без присмотра, но если Хранитель спокоен, значит, всё идёт так, как и должно быть.

У двери в подсобное помещение Аруна сообщил, что просмотрел все бумаги и нужные отложил, намереваясь забрать их с собой.

– Навестите меня в моём особняке через пару дней. К тому времени я как раз успею подготовить подарок для одного хитроумного лиса. Вот только перед этим нам стоит довершить начатое нашим безумным исследователем.

Кэйто подумал, что, кажется, начинает понимать недомолвки Хранителя с полуслова. И пинком послал чашу в полёт на груду оставшихся в подсобке бумаг, захлопывая дверцу.

– А теперь разбегаемся!

И Аруна, сверкнув глазами как озорной мальчишка, пустился бежать, ловко огибая стеллажи. Обернувшись перед тем, как исчезнуть из виду, он ухмыльнулся и выкрикнул:

– Кто последний, того и Тори!

Кэйто вздохнул, вернулся за оставленной девушкой и, ухватив её под локоть, потащил к служебному выходу. Не преминув напомнить, чтобы провинившаяся вела себя тише воды ниже травы. По крайней мере, до тех пор, пока они оба не окажутся под крышей "Затейницы Джеймисин". А там пусть с ней разбирается госпожа Мейдж Сирил.

2.4 Иллюзия убийства

Бравый ночной охранник «Затейницы Джеймисин», с нетерпением ожидавший утренней смены, даже не вздрогнул от очередного женского крика, разлетевшегося на весь этаж. Что с них взять, бабы и есть бабы. Сначала у одной четыре монеты из тайника украли. Потом две других перепились до потери сознания. То ли дело его приятель, служащий в городской страже. Там такие дела расследуют, что ух! А тут… Скукота.

Он отлепился от стены, которую лениво подпирал, и пошёл проверять, что случилось на этот раз. Услышав, как хлопнула дверь спальни владелицы, ускорил шаг, а в конце даже перешёл на бег. В конце концов, деньги ему платят не за то, чтобы сапоги простаивал.

Крик доносился из комнаты новенькой ночной пташки. Кричала служанка. Как там её имя, кажется, Тьярви. Нет, не служанки, не хватало ещё всех подряд прислужниц запоминать. Тярьви – так звали рыжую северянку, что две месяц назад появилась в "Затейнице" и только-только закончила обучение. Когда там должен быть её первый приём? Сегодня?

Охранник и сам засматривался на своенравную девицу, которая и впрямь напоминала взъерошенную северную белку и отличалась от прочих девушек не только дикой необузданной красотой, но и повадками. Живая и непосредственная, она как губка впитывала в себя всё, чему её обучали, с одинаковым интересом пробовала вино и горькую каву. Причмокивала, наслаждаясь терпким вкусом виноградной лозы. Плевалась невкусной коричневой жижей, которую могут пить только ничего не понимающие в хороших напитках южане. Девственницей она не была, и в отношениях с противоположным полом ничего зазорного не видела – там, где она жила ранее, такое даже приветствовалось: женщин было много, а мужчин мало, да и те, в основном, старики и дети.

Она даже стражникам вовсю строила глазки и смеялась, широко открывая рот и показывая зуб со щербинкой. Но этот неправильный кривой зуб даже как-то по-своему ей шёл, непостижимым образом добавляя очарования.

Вбежав в опочивальню Тьярви, охранник окинул взглядом комнату и сразу понял, что глубоко и жестоко ошибался. Бабскими истериками тут и не пахло, тут пахло самым настоящим убийством. Или, точнее сказать, убийством и самоубийством сразу.

У входа, приложив руки к щекам, истошно орала служанка. На полу перед ней, чуть дыша, в луже рвоты слабо стонал единственный сын почтенного градоначальника Бартоломео Рицхе, а на кровати ничком распростёрлось неподвижное тело смешливой Тьярви. На полу рядом с мужчиной стояла початая бутыль вина и опрокинутая чаша, из которой выпала соломинка. Вторая опустевшая чаша стояла прямо под женской ногой, безжизненно свешивающейся с кровати.

Охранник тут же взял дело в свои мужские руки. Срочно отправил дуру-служанку за лекарем, приподнял голову постанывающегоБартоломео и подпихнул под него подушку, стащенную с кровати. Не хватало ещё, чтобы бедолага до прихода лекаря рвотой захлебнулся. А затем, печально вздохнув, бережно накрыл покрывалом неподвижное тело Тьярви. И, гордый своими действиями, повернулся встретить хозяйку, стук каблучков которой раздавался уже у самого входа.

Госпожа Мейдж Сирил, с растрёпанными со сна густыми чёрными волосами, в белой ночной сорочке, казалась куда моложе своих сорока с лишним лет. В два счёта осознав, что произошло в опочивальне новенькой, она вытолкала ошеломлённого охранника из комнаты, захлопнув двери с той стороны. Затем приоткрыла на мгновенье, высунулась в щель и прикрикнула:

– Не стой столбом, дубина! Воду и тазик неси, живо! И побольше! Воды, а не тазик!

Вот бабы! Что она собирается там делать в одиночку? Воскрешать умершую что ли? Или проводить ритуальное омовение? В том, что парень выживет, охранник не сомневался. Видал он уже такое, и не раз. Коли проблевался, а не отбросил башмаки сразу, значит повезло, успеет дождаться лекаря. А вот Тьярви по-настоящему жаль. Да, жаль. И чего ей вздумалось сводить счёты с жизнью, ведь всё вроде как в порядке было? Или притворялась? Рутр их разберёт, этих женщин.

На крик тем временем успели сбежаться прочие домочадцы. Охранник перехватил служанку посимпатичнее и передал ей просьбу госпожи о тазике с водой. Не его это дело, с тазами по коридору бегать. Он должен защищать. И оберегать. Ну и расследовать, да, не без этого! Наконец-то будет, чем утереть нос приятелю-стражнику. Да и посплетничать за кружкой-другой пива, что знатным да богатым тоже перепадает. Особенно если они по ночам по строптивым ночным пташкам шастают. Да и пташкам тоже лишний раз носу из клетки совать не стоит. Вон, Тори, красавица из красавиц, а вчера вернулась с каким-то иноземцем не солоно хлебавши, вся потрёпанная, заморенная. Рыдая за госпожу цеплялась, клялась, что больше так не будет. А нечего было убегать и за спиной у госпожи делишки с богатыми клиентами проворачивать! Всё ж таки здесь безопаснее, здесь их могут защитить такие, как он!

Охранник довольно приосанился и принялся командовать, разгоняя толпу любопытствующих. Пропустил в опочивальню служанку с тазиком и кувшином воды. Уважительно проводил внутрь пожилого сухопарого лекаря с позвякивающим склянками ящичком. Пустил скупую мужскую слезу при виде носилок с телом рыжей Тьярви и согнулся в глубоком поклоне перед градоначальником, лично прибывшим проведать сына.

На господине Рицхе лица не было, когда он проходил внутрь. Вошёл белый, как смерть, а вышел красный, как варёный краб, кипя и брызгая слюной от ярости:

– Да я вас тут всех, к рутровой отрыжке, позакрываю! Смотреть надо лучше, кого в девки набираете! Не хотела, так и нечего было тащить силком! Эка цаца, и без неё бы нашлось желающих! Если бы уже не сдохла, собственными бы руками придушил, это ж надо на моего Барти покуситься!

Упомянутый Барти шёл рядом со своим отцом сам, своими ногами. Он пошатывался и опирался на слугу, который угодливо поддерживал юного господина под локоть, но выглядел вполне неплохо для того, кто всего пару часов назад находился при смерти. Вот разве что слугу, который с самого детства за ним ухаживал, не узнал, ну да это не беда, восстановится память помаленьку.

Вслед за ним в сопровождении доверенной Иннуар и лекаря за дверь неторопливо вышла госпожа Мейдж. Служанки уже успели принести ей расшитый халат, сделать неизменно высокую причёску и подкрасить лицо. Эта уверенная в себе спокойная и статная дама ничем не напоминала ту растрёпанную со сна женщину в ночной сорочке, которая совершенно неприличным образом выталкивала из опочивальни бравого мужчину. И ведь даже не поблагодарила этого самого мужчину за помощь! Ведь если бы не он, то молодому Барти пришлось бы гораздо, гораздо хуже.

Хозяйка при виде охранника досадливо поморщилась, но отдала распоряжение, пролившее целительный сироп на раненое самолюбие:

– До завтрашнего дня можешь быть свободен. За наградой обратись внизу на стойку, передай, что я лично распорядилась. Двойная выплата. О том, что здесь произошло, не болтать!

И двинулась по коридору дальше, попутно осведомляясь у наперсницы, отправила ли та кабусы за двумя уважаемыми господами, о которых недавно шла речь.

Одним словом, бабы. Ну, не хотите раскрывать свои секреты, и не надо. И так будет, о чём вечерком с приятелями побеседовать за парой-тройкой бутылок пива.

Госпожа Мейдж, убедившись, что за ними не наблюдают, отправила Иннуар встречать уважаемых гостей у входа, а сама вместе с лекарем свернула в кладовую на первом этаже, куда временно занесли носилки с телом погибшей.

– Надеюсь, уважаемый целитель сдержит своё обещание. Вы же видели, как разъярён господин Рицхе! У меня просто не оставалось иного выбора, кроме как скрыть, что малютка выжила. Счёт за лечение будет оплачен в тройном размере, вы и можете не стесняться в пожеланиях, я постараюсь заказать все требуемые для лечебницы инструменты.

Пожилой лекарь устало вздохнул, склонившись над Тьярви, что полулёжа разместилась на узенькой кровати для слуг. Поправил за её спиной подушку, осмотрел глаза, подсвечивая зрачки лантерницей. Проверил пульс. И поспешил уверить госпожу, что тайна воскрешения девушки останется между ними.

– Я всё понимаю, госпожа, не стоит далее объяснять. Сильным слабого раскатать – что тростинку переломить. А дар милосердия в наши дни доступен не каждому. Не в моих правилах давать непрошеные советы, но эта юная красавица и впрямь не подходит для той роли, на которую её выбрали. Живая слишком. Душой живая. У вас она зачахнет да загнётся, не успев толком расцвести.

Госпожа Мейдж выразила своё полное согласие со словами уважаемого целителя, получила от него уверения, что опасность миновала, и больной теперь для восстановления потребуются только покой и время. Морской воздух тоже полезен, но, самое главное, чтобы девушка ни о чём не переживала и по возможности меньше двигалась.

Проводив лекаря, Мейдж присела на краешке кровати рядом с Тьярви и сразу перешла к делу:

– Думаю, ты уже поняла, что остаться здесь не сможешь, Рицхе ни за что не оставит безнаказанным покушение на жизнь его единственного ребёнка. А выдать тебя за кого-то другого не выйдет, слишком уж ты приметная.

– Понимаю, – слабым голосом отозвалась девушка.

Видно было, что говорить ей больно и трудно, судя по всему, горло распухло от отёка, вызванного отравой. Но живой взгляд оставался по-прежнему ясным.

– Госпожа, – продолжила она, – Вы, скорее всего, мне не поверите. Но этот человек сам принёс то вино, что мы пили. Он сказал, что вкус просто невероятный, и я что никогда его не забуду. Но я ничего, ничего туда не добавляла.

Тьярви закашлялась, прикрывая рот ладонью, и Мейдж успокаивающе похлопала её по второй руке, бессильно лежащей на коленях.

– Я тебе верю, – успокоила госпожа свою бывшую пташку.

Но девушка не унималась:

– Я не хотела пить сразу, но он настаивал! Сказал, что сегодня благословенный день его рождения, и это непременно надо отметить. Госпожа, я не хотела, я правда не хотела, чтобы так вышло.

Мейдж нахмурилась. Благородный Бартоломео Рицхе родился на излёте зимы, пять с лишним месяцев назад. И уж точно не жарким летом. Значимые для клиентов даты, она, разумеется, не помнила. Но Рицхе отмечал празднование с таким размахом, что не знать, когда у него день рождения, могла только новенькая.

Решив лишний раз не беспокоить Тьярви, она ещё раз уверила ту, что не сердится.

– Всё хорошо. А теперь лежи, отдыхай. И постарайся вести себя тихо. Чуть позже тебя зайдёт навестить один уважаемый господин. Он задаст пару вопросов и отвезёт в безопасное место. Отвечай ему так, как отвечала бы мне лично. Ничего не бойся. И пусть твоя жизнь сложится удачнее, чем некогда сложилась у меня.

Госпожа Мейдж встала и направилась к выходу. И за спиной услышала прощальное:

– Да пребудет с вами благословение Индра, милостивая госпожа.

Не Индра. Индр. Именно так принято говорить в империи, в отличие от королевства.

От этих слов у Мейдж, а, точнее, госпожи Ки Рей Лянь, пробежали по спине мурашки, но она, выходя за дверь, не задержалась и не оглянулась.

То, что мертво, должно мёртвым и остаться. Даже если оно вдруг оживёт.

Рыжую весёлую белокожую Тьярви она уже больше никогда не увидит. Так же как и не менее смешливую и сообразительную смуглянку Райну.

В коридоре, по счастливому совпадению, которому госпожа Мейдж уже не удивилось, она столкнулась с Иннуар и следующими за ней господами Аруной и Кэйто, которые прибыли почти одновременно. И незамедлительно пожелали осмотреть комнату, где всё случилось.

Отослав Иннуар заниматься текущими делами, и оставшись наедине с господами, Мейдж поведала обо всём, что узнала от Тьярви, не преминув отметить странности с датами рождения пострадавшего. Ещё вчера, выслушав исповедь Тори, которую привёл Кэйто, она убедилась, что любая деталь может иметь значение, пусть на первый взгляд самая незначительная.

Одобрительный кивок Кэйто и лёгкая улыбка Аруны подтвердили, что она всё сделала правильно.

Аруна, протянув руку, забрал у госпожи Мейдж опустевший флакончик с антидотом.

А затем, склонив голову и словно прислушиваясь к невидимому тиканью часов, повернулся к Кэйто. И спросил, казалось бы, невпопад:

– Господин дознаватель, если бы перед вами стоял выбор: верность клятве или благополучие сразу двух государств, как бы вы поступили?

Кестрель ни на секунду не задержался с ответом:

– Это не выбор. Это один единый сосуд, где на поверхности – клятва, а в основе – мир.

– Что ж, это весьма неплохая линия вероятностей. Продолжайте, господин дознаватель.

И он отошёл в сторону, не мешая имперской ищейке делать свою работу. И непринуждённо устроился на краю стола, болтая ногой. Мейдж, последовав его примеру, тоже уселась, но на кресло, стоящее у стола, и приготовилась ждать.

Кэйто управился быстро. Он внимательно осмотрел чаши, из которых пили мужчина и женщина, поставив их рядом друг с дружкой. Сравнил цвет капель, покрутил чаши в руках. Вопросительно поднял бровь, приметив, что потёки на стенках чашах отличались. В той, из которой пил Бартоломео, жидкость была чуть темнее и гуще, чем в предназначенной для Тьярви. Оглядевшись, кестрель нашёл стоящий на отдельном столике нетронутый кувшин с сиропом и вазу, полную прохладной воды. Уточнил, была ли они на момент происшествия в комнате, и получив утвердительный ответ, налил в одну из чаш сначала вино, а затем сироп. Покрутил. Затем поискал и нашёл на полу, неподалёку от места, где лежала опрокинутая чаша мужчины, соломинку, погрузил её в чашу с вином и сиропом и на мгновение задумался.

– Единый сосуд, значит? Если я правильно предполагаю, то в вазе, до того как растаять от жары, были кубики льда. А мужчина пил свой напиток охлаждённым и через соломинку. Вы разрешите мне поговорить с пострадавшей и подтвердить или опровергнуть эти подозрения?

Госпожа Мейдж, само собой, разрешила. И попросила в ответ позаботиться о девушке.

– Знаете, господин кестрель. Ещё год назад я считала вас моим самым опасным врагом. Но сейчас я доверяю вам больше, чем самой себе, пусть даже это не делает нас друзьями или хотя бы напарниками. И почему-то мне кажется, что вы выполните эту мою маленькую просьбу, хотя ничем мне не обязаны, скорее, напротив. Во имя Индра.

Она печально улыбнулась и испросила соизволения оставить уважаемых господ:

– Мне необходимо время на то, чтобы кое-что подготовить. Для господина Аруны, и для вас, достопочтимый Кэйто Шуань. Пусть это и не будет полноценной платой за ту неоценимую помощь, что вы мне оказали, но моей душе станет немного легче, когда я верну то, что мне никогда не должно было принадлежать.

– Вот и отлично, – хлопнул в ладони Аруна, вскакивая со стола, – значит все мы встретимся в моём особняке примерно через три часа. В конце концов, уважаемому Кэйто понадобится время, чтобы отвезти пострадавшую к лекарям Индры и вернуться, а госпожа Мэйдж ещё должна сделать некоторые распоряжения, не так ли?

Распростившись с хозяйкой "Затейницы Джеймисин" на втором этаже, господа спустились на первый, где Аруна нырнул в пышущий жаром раскалённый воздух улицы, а Кэйто направился проведать раненую пташку.

Перемежая слова кашлем, Тьярви подтвердила догадки кестреля: клиент, сетуя на жару, и впрямь сделал себе двойной напиток, налив снизу сироп со льдом, а сверху вино. И пил из соломинки так, чтобы не касаться губами кубиков льда. В итоге большая часть отравы осталась не выпита и расплескалась при падении.

Вот только зачем сыну градоначальника потребовалось делать вид, что он был отравлен? Да ещё и обвинять в собственном убийстве девицу из увеселительного заведения? Из прихоти? Желания поиграть с беспомощной жертвой? Или ему зачем-то понадобилось подставить хозяйку "Затейницы Джеймисин"?

Впрочем, если он правильно понял, менее чем через три часа есть вероятность появления очередной подсказки.

А пока стоит в прямом смысле воспользоваться выражением "время лечит" и тайно переправить Тьярви в лечебницу при храме Индры.

Разузнать адрес особняка Аруны у имперского дознавателя труда не составило. Он не стал мудрствовать, и спросил его у Хранителя напрямую, когда они встретились на пороге “Затейницы Джеймисин”.

Услышав номер дома и название улицы, Кэйто понимающе хмыкнул. От места обитания хранителя до засекреченной подземной линии монорейла, связывающей между собой Сантерру и пригороды имперского Джайсура, оказалось рукой подать. Если, конечно, знать, где и когда именно можно пройти. Ловушки временных аномалий караулили неосторожных путников не только вдоль высохшего русла приграничной реки. Полагать, что один из самых скоростных путей от столицы королевства до центра империи не имеет надёжной защиты, мог только самонадеянный дурак.

Кэйто таковым не был.

Он не стал спрашивать впустую, почему Хранитель так легко выдал тайну своего местонахождения. И без того ясно, что если к особняку номер семь на Сумеречной улице подойдёт тот, кого не должно там быть именно в это самое время, он застанет или давно заброшенные руины или другой дом, в котором всегда обитали совершенно иные люди.

Управившись с делами чуть быстрее, имперец решил выйти из кабуса чуть пораньше и прогуляться пешком. Новость, которую он привёз с собой из лечебницы, хоть и весьмалюбопытна в своём роде, но вполне могла подождать до наступления означенного часа. А где-то в этом районе, кажется, был небольшой магазин широко известных в узких кругах магомехаников Йен и Ко.

Кэйто не гнался за новинками технического прогресса, но обновлять рабочий инструмент было нелишним. Вдобавок сейчас он не так выделялся в толпе, сменив имперское иньфу на одежды жителей королевства. Длинные волосы, заколотые шпилькой, скрывала шляпа, а что до лица, то хватило лёгкого грима и защёчных накладок, чтобы до неузнаваемости изменить черты.

Причина была проста: Тьярви. Без маскировки что имперец, что северянка – слишком приметные личности, чтобы на них не обратили внимания в лечебнице. К тому же женщину на некоторое время требовалось оставить под присмотром храмовых лекарей. Из рыжей северянки вышла вполне симпатичная ируанская полукровка с двумя задорными каштановыми косичками. Экзотично, но не настолько редко. А сам Кэйто остановился на облике уроженца Себастуса, одного из двух единственных морских фортов королевства.

Договориться, чтобы полукровку с гор приняли подлечиться на неделю, труда не составило. В конце концов, золотые рууры часто творят чудеса. И развязывают языки.

Но где же, всё-таки, этот магазинчик? Улица Мантекозы почти кончилась, а интересующая Кэйто вывеска пока так и не появилась.

Вдруг на другой стороне улице что-то сверкнуло. Статная высокая леди в модном платье с корсетом, словно вынырнула из полуподвального помещения, поправила шляпку и уверено зашагала туда, откуда только что пришёл сам Кэйто. Но внимание имперца привлекла не яркая внешность леди. На её модной шляпке вокруг тульи обвилась стальная широкая лента, сделанная из сегментов. И Кэйто был готов поклясться, что лента шипела. Точь в точь, как имперская пустынная кобра.

Женщина, которая любит механических змей. Та, о которой упоминал Аруна? Или простое совпадение. Впрочем, следовать за леди времени не было. А вот полюбопытствовать, откуда она вышла…

Кэйто легко сбежал вниз по ступенькам и уткнулся в низенькую дверку со скромной надписью "Йен и Ко", выложенную из разномастных шестерёнок, врезанных в дерево. Он постучался, отворил дверь, зашёл внутрь… и пропал, чуть не опоздав на встречу с Хранителем!

Кто бы мог подумать, что магазинчике провинциальной Сантерры отыщутся диковинки, которых не сыскать даже в просвещённом Джайсуре! Это настоящая удача – заглянуть в подобное место. И ещё большая удача вовремя оторваться от разглядывания выставочных образцов и вспомнить, что ровно через пятнадцать минут надо быть у ворот дома номер Сумеречной улицы.

Впрочем, Кэйто даже не запыхался. И даже не удивился, увидев перед калиткой госпожу Лянь со свёртком в руках. Та поприветствовала кестреля лёгким поклоном.

– Достопочтимый Кэйто Шуань, надеюсь, вам доставила удовольствие прогулка.

– Возвращаю вам ваш же вопрос: неужели моё искусство маскировки настолько незначительно, что не стоит и упоминания?

– Просто я начала вспоминать, что значит видеть суть за формой, не обманываясь внешним содержанием. И в этом есть и толика вашей вины.

Женщина впервые с тех пор, как они познакомились, улыбнулась. Едва заметно, уголком губ. Но Кэйто почему-то почувствовал себя польщённым.

Вдвоём они зашли за ворота через распахнутую настежь калитку и прошли по серой дорожке к крыльцу, которое охраняли каменные виверны. Говорить по пути не хотелось, и только стук бронзового кольца о входную дверь нарушил тишину.

Вместо уже знакомой госпоже Лянь экономки дверь открыл какой-то лопоухий светловолосый паренёк, ойкнул при виде гостей и выронил полную до краёв лейку, облив себя самого по пояс. Часть капель попала на свёрток в руках гостьи, из-за чего паренёк совсем расстроился и затараторил, скрывая волнение:

– Да я просто заглянул водички набрать, бархатцы уже почти все повяли, а дождя всё нет и нет. А тут смотрю – вы. А я на вас водой. Вы уж простите, не ожидал просто. Эмили только не говорите, заругается. Она правильная такая, не любит, когда я через парадный ход шастаю. Хиккер меня зовут, то есть, садовник Хиккер. Но вы проходите, господин в кабинете наверху, ожидает. А я побежал. Только Эмили не говорите!

Выпалив всю тираду на одном дыхании, паренёк выскочил, размахивая опустевшей лейкой, и скрылся в глубине сада.

Гости поднялись по винтовой лестнице, причём госпожа Лянь, в нарушение имперских обычаев, шла впереди мужчины. Но она уже была в доме Аруны, и это оказалось важнее традиций.

Дверь в кабинет снова оказалась чуть приоткрыта. Но на сей раз шторы были отдёрнуты, пропуская внутрь поток яркого дневного света.

На широком столе Аруны, разложенные по стопкам, лежали записи, в которые тот зарылся по уши, при виде гостей лишь взмахнув рукой в знак приветствия.

– Представляете, этот самый Леон, хоть и подлец, но при этом настоящий гений! Он ухитрился расшифровать код Предтеч, с которым не могли справиться даже предки нашей уважаемой госпожи Лянь! Вот, взгляните сами.

Кэйто и госпожа Лянь приблизились к столу и с изумлением уставились на превосходно исполненную схему ритуала Повелительного Обмена. Детальную, чётко прорисованную, с примечаниями во всех ключевых точках.

– Леон предположил, что активаторы дают возможность использовать маску Феникса, чтобы обменяться сознанием с кем угодно, компенсируя силу крови императорского рода, и он оказался прав! – с энтузиазмом продолжил Аруна, – это прекрасно всё объясняет, не находите ли?

Госпожа Лянь и кестрель молча обменялись взглядами. Сведения, засекреченные так, что ради сохранения тайны не один подданный империи лишился жизни, раскрывались перед ними здесь и сейчас легко и непринуждённо. Так, словно они не стоили и медяка, не говоря уж о полновесном рууре.

– Вот, это черновик письма заказчику. "Уважаемый господин Ир-Ша…" Где-то я уже слышал это имя, но забыл. Впрочем, вспомню, когда понадобится. Но это точно не тот, с моноклем. Да и в любом случае, письмо не дописано, встреча не состоялась и на этой линии вероятностей уже не состоится. Благодаря вам, госпожа Лянь, и вашим преданным ночным пташкам.

– Но как же украденные монеты? Если бы я не доверилась столь неосмотрительно Ториили хотя не побежала сразу же проверять посмертную маску…

Аруна не дал госпоже Лянь договорить, мягко, но твёрдо прервав сетования:

– То, что вы самостоятельно вышли на нить своей судьбы и начали понемногу видеть суть некоторых вещей, ещё не делает вас Магистром времени. Не говоря уж о том, чтобы претендовать на моё место.

Холод в зелёных глазах дал понять, что дальнейший спор неуместен.

Сжато и коротко Аруна поведал о том, что ещё обнаружил в записках.

– Опасаясь проверять на себе, Леон сначала провёл эксперимент на Тори. Когда перенос не сработал, он разочаровался и собирался связаться с заказчиком, передав ему за дополнительное вознаграждение монеты и маску. Но когда узнал, что обмен всё-таки состоялся, догадался, что отсрочка вызвана количеством монет. Четыре активатора из тринадцати давали задержку на двенадцать часов. Следующим шагом стал его собственный переход в чужое тело. Догадайтесь, чьё именно.

– Бартоломео!

– Сын градоначальника Рицхе.

Госпожа Лянь и Кэйто озвучали ответ одновременно, даже не сомневаясь в правильности догадки.

– Именно, – подтвердил Аруна, – А что, вполне себе подходящая цель. Богатый, знатный, пользуется успехом у дам и, вдобавок, красивый. А умственные способности в расчёт можно не принимать, всё равно будут затёрты новым сознанием.

– Так вот почему он выбрал Тьярви! Она не знала старых привычек Барти и не могла ничего заподозрить, – ахнула госпожа Лянь.

– А попытка отравления – неплохой повод скрыть разницу в поведении и провалы в памяти, – подхватил Кэйто, – И заодно подставить владелицу, отвлекая её внимание от поиска украденного.

– Кстати, ещё одно, – дополнил он, – в лечебнице, куда я отвёз пострадавшую, сегодня появился новый пациент. Его привезли прямиком от дома градоначальника, где он пытался прорваться внутрь, утверждая, что является Бартоломео Рицхе. Вероятнее всего, тело принадлежит библиотекарю Леону Ирму. Но убедиться лично я не успел, так как больного сразу увели в отделение для душевнобольных и заперли в отдельной комнате до установления личности.

Повисшее молчание прервал Аруна, поинтересовавшийся, что за странный свёрток держит в руках госпожа Лянь. Та послушно развернула пёструю ткань, хоть и знала, что Аруна и без того всё прекрасно видит.

Внутри лежали красно-жёлтые одежды из невесомой, но гладкой и прочной на ощупь материи. Просторные широкие штаны, туника с длинными рукавами, треугольный платок, который можно было повязать вокруг бёдер или накинуть на плечи. И всё по краям расшито бубенчиками, которые не звенели.