Текст книги "Великолепная семёрка (СИ)"

Автор книги: Merlin

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Глава 6

– Есть мнение, таварищ Дабрыня, и нэ только маё – Сталин обвел рукой с трубкой сидящего за столом Берию – что ваш талант слишьком ценен для савецкава народа чьтобы бездарна тратить его на фронте. Ми думаем – он опять обвел рукой Берию – чьто Ваши таланты лучьше могут быть применены в тылу. Вот ви изобрели столь нужный савецькаму народу автамат. Я уже не говорю а прамежуточьном патроне. Так давайте же ви же и будете внедрять этат автамат и патроны в праизводстве! А заадно – паставите эту вашу башенку на башню и павернете матор паперёк!

– Я постараюсь, товарищ Верховный Главнокомандующий! Только я в производстве ничего не понимаю. Могу чего-нибудь напутать, не так сделать. Да и товарищи мои – что подумают? Что сбежал с фронта?

– Не ашибаеца толька тот кто ничего не делает, таварищ Мериновский! И вам не надо будет ставить изделия на производство – неожиданно акцент в речи Сталина практически пропал. – Вы будете только наблюдать, как это ставится и сообщать мне о трудностях, если не сможете разрешить проблемы на месте. А чтобы Вам было проблемы легче решать, вот вам соответствующий документ.

Я с некоторым волнение взял протянутую мне красную корочку, развернул ее и прочитал:

То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. 5 августа 1941 года.

Сталин И.В.

Берия Л.П.

Меркулов В.Н.

Молотов В.М.

Каганович Л.М.

Ворошилов К.Е.

Буденный С.М.

Калинин М.И.

Подлинность подписей удостоверяю: Государственный нотариус Горский Исаак Наумович

– Думаю что этот документ поможет Вам справиться с заданием. Что же касается фронта… Мы думаем, что после выполнения этого задания никто вас насильно держать не будет. Кто мы такие, чтобы вас держать? Так что через пару недель сможете вернуться на фронт. Устраивает вас такое предложение?

– Вполне, товарищ Сталин.

– Ну вот и хорошо. И в дальнейшем можете обращаться ко мне просто: Иосиф Виссарионович. Ладно, с делами покончено. Я думаю, что наступило время чтобы немного подкрепиться.

Сталин хлопнул в ладоши, и тут же Власик вкатил сервировочный столик, уставленный бутылками с Киндзмараули, хачапури, сулугуни и сациви. Мы выпили, сначала за победы Красной Армии, потом за Русский Народ, потом за победу над врагом. Сталин попросил меня спеть, но Берия сказал что я устал, не в голосе, и что потом Сталину споет хор Александрова. Тогда Сталин сам спел «Сулико», затем сплясал «чурчхеллу» и мы на этом разошлись по домам. А рано утром я уже улетел в Ижевск.

Глава 7

Ижевск встретил меня не по-осеннему холодной погодой. Пока я шагал от аэродрома к заводу, мелкая снежная крошка буквально исполосовала мне лицо. Но еще на полдороге я увидел что-то, в местный пейзаж явно не вписывающееся.

– Что это? Откуда? – спросил я случайного прохожего.

– Это-то? Это бурильная установка, артезианскую скважину бурить собирались. Но война вот, бурильщиков всех призвали, они сейчас в военкомате сидят. А установка тут осталась.

Я немедленно повернул к военкомату.

– А чё? – военком сделал совершенно невинную физиономию. – У меня приказ: призвать возраста. Вот я и призвал. С завода-то я призывать никого не могу, бронь у них. А у меня – план, между прочим!

Я достал сталинскую бумажку, и, суя ее в нос зарвавшемуся военкому, попросил:

– Бурильщиков – ко мне.

Военком оказался мужиком хорошим, просто он за свое дело болел. Но раз надо – бурильщики были доставлены к мне буквально через пять минут.

– Мужики, на шестьсот восемьдесят метров пятнадцать сантиметров ваша установка пробурить сможет?

– Да хоть на шестьсот восемьдесят один! Только вот, сам понимаешь, сама она бурить не умеет.

– Ну и я об том же. Я вас забираю, а вы мне пробурите скважину, где скажу, за неделю. Пробурите за неделю?

– Не-е, за неделю только метров триста дадим. А семьсот – это месяц бурить надо, не меньше!

– Мужики, война же на дворе!

– Спасибо, нам уже сообщили. Но это только синус в военное время может достигать четырех, а буровая – она какая есть. Простаивать зря конечно не станем, но и бурить быстрее чем можно – нельзя. Сломаем установку, тогда вообще бурить нечем будет.

– Ладно, ваша взяла. Собирайтесь, поехали.

Бригада разобрала вышку очень споро. К вечеру ее уже грузили на платформы. На станции народ оказался вполне понимающий, ксиву свою мне светить не потребовалось. Железнодорожники даже выделили мне специальный паровоз с двумя сменами машинистов, и уже к полудню следующего дня, как мне сообщили, все оборудование было перегружено в Уфе с железнодорожных платформ на баржу на Белой. Смешной буксирчик перетащил баржу в нужное мне место, и на третий день с полудня началось сверление скважины. Буровики на буровой трудились не покладая рук, но скважина явно была трудной. Впрочем, когда я на следующий день прибыл на буровую, скважина была уже готова и давала нефть. Не желая больше простаивать без пользы, я отправился обратно в Уфу и, снова применив волшебный документ, подпряг местную промышленность на изготовление нужного мне оборудования. Так что к концу недели мне уже сделали «чеченский самовар», производящий по три тонны бензина в сутки. Я распорядился сверлить новые скважины, велел построить еще сотню перегонных установок и озаботиться доставкой бензина к железной дороге. И отправился обратно в Ижевск.

Народ в Ижевске встретил меня без особого энтузиазма. Но выписанная Сталиным бумажка и тут оказала свое магическое действие: мне сообщили, что к концу августа уже заработает роторно-конвейерная линия по производству двухсот миллионов промежуточных патронов в месяц, а с конвейера завода пойдут вполне рабочие АКМы по десять тысяч штук в сутки. И по тысяче РПК.

Затем я отправился в Челябинск. Ох, прав был товарищ Сталин, за заводчанами этими глаз да глаз нужен! Они за прошедший месяц не сделали ничего из указанного им. К счастью, в моем присутствии они немедленно поставили двигатель поперек танка и на башню водрузили башенку. Сразу видно, что командирская, а зубцы, как мне объяснили, нужны для того чтобы за ними командир прятаться мог. Пушку тоже рассверлили, даже с запасом. Правда дульный тормоз был похож на консервную банку, но держался крепко. А дырку в нем я лично штангелем измерил: получилось даже не 85, а целых 89 миллиметров. Хоть на миллиметр, но больше чем у ихнего ахтахта!

В Москву я вернулся проездом через Ижевск, где захватил себе один из новеньких «Калашей». Переночевав, я поехал на фронт.

Однако, подъезжая к фронту, я неожиданно увидел, что идущая впереди колонна пехоты как-то вдруг резко свернула с дороги на въезде в какой-то поселок и дружно попрыгала в придорожные канавы. А впереди раздался какой-то звук, напоминающий звук стрельбы из пулемета.

Я вышел из машины и спросил:

– Какого хрена?

– Да танк там немецкий застрял, на выезде из деревни. Ехать не может, но из пулемета лупит мама не горюй. А у нас кроме винтовок и нет ничего, вот противотанкистов вызвали уже, ждем когда подъедут.

Я осторожно выглянул из-за сарая.

– Да разве это танк? Это же вообще Pz-2! Его и из винтовки прошить – раз плюнуть! С этими словами я вышел на дорогу и влепил в эту танкетку очередь из автомата.

Но то ли танк оказался бракованный и пробиваться не стал, то ли немецкий фашист в танке из последних сил постарался – не знаю. Но очередью из танкового пулемета меня почти что разрезало пополам.

Глава 8

Очнулся я в госпитале. Вокруг меня сидели Петров и Кобылкин, а все остальные ребята из нашего взвода сидели вдоль стеночки. Я посмотрел на них и растрогался. А еще я подумал что неплохо было бы отлить. Я встал, поискал треники, но их почему-то рядом не оказалось. Тогда я пошел в сортир в одном халате. Пока я шел в сортир, все встречные врачихи и медсестры смотрели на меня круглыми глазами. Нет, конечно орган мой заслуживает всяческого уважения, но он, как мне кажется, все же из-под полы халата не очень сильно выглядывал.

Когда я вернулся, в палату влетел главврач больницы, в халате поверх генеральского мундира. Он сразу стал разглядывать мой живот (а пришедшие с ним сестры – нечто пониже). Потом он всплеснул руками и сказал:

– Удивительная скорость регенерации! первый раз вижу, чтобы после попадания десятка разрывных пуль не только печень за неделю восстановилась но и позвоночник перепиленный сросся!

– Бывает – сказала одна из сестер. – Вот, помню, в первую мировую тоже один попался, у него еще и побольше было, до колена буквально. И ничего – на третий день уже встал! А ранение у него посерьезнее было – прямо, можно сказать, между колен!

– Ну тогда ладно. Если больной хорошо себя чувствует, то сегодня же и выпишу. Вы хорошо себя чувствуете, больной?

– Хорошо.

– Ну и хорошо, выписываю.

И меня выписали.

Я вернулся в ставшую мне уже родной часть. Встретили меня так как родного. Лейтенант Кабальевский похвастался, что за плененного им генерала ему дали орден Красной Звезды и подарил мне сшитую той же бабкой из того же материала адидасовскую куртку-олимпийку, еще одни адидасовские треники, китайские кеды и кепку, полную семечек.

В этом костюме я и поехал с Петровым на следующее задание. Задание, впрочем, было несложным – оборона Киева, которые немцы собирались взять. Поскольку было ясно, что я там снова проявлю героизм, Сталин меня заранее наградил званием Героя Советского Союза за оборону Киева и попросил Киев немцам не отдавать. По возможности, конечно. Я пообещал.

Провожать нас с Петровым на вокзал приехал лично Лаврентий Павлович. Пирожков привез, с мясом и с капустой, сказал что Нинель лично для нас напекла. И намекнул, что поскольку я сам по себе являюсь стратегическим оружием, живым мне в плен к немцам лучше не попадать. Для предотвращения такой неприятности он выдал Петрову наган, из которого в свое время стрелял лично Феликс Эдмундович. И на этой высокой ноте мы простились.

В Киев мы ехали целую неделю. И пока ехали, немцы город практически окружили. Однако проводница вагона, в котором мы ехали, нас об этом не предупредила и в город мы прибыли уже после того как советские войска его покинули. Выйдя на перрон вокзала, мы с удивление обнаружили что кроме нас двоих в городе советских войск не осталось. Пока мы недоуменно озирались, поезд быстренько тоже уехал и мы остались в городе одни.

Петров предположил, что наверное в городе все же какая-то власть осталась и пошел искать эту власть. Я же остался караулить наши чемоданы. Однако через некоторое время я увидел, что вместо Петрова вокзал стал заполняться солдатами в фельдграу и понял, что из-за моего случайного ранения я опоздал спасти город от захватчиков.

Конечно, я оказался в окружении. Но окружение – еще не плен, да и Петров с именным наганом куда-то делся, так что мне не оставалось ничего делать кроме как пробираться по тылам обратно к своим. Чем я и занялся. Поскольку пешком идти было явно слишком далеко, я ловко спрятался в товарном вагоне, набитым каким-то сеном. Очевидно, что сено, в качестве корма для лошадей, повезут  на фронт, а уж оттуда-то я до своих доберусь быстро. С этими мыслями, закопавшись поглубже в сено, я спокойно заснул.

Проснулся я уже в сумерках. Вагон стоял на какой-то станции, и какие-то люди что-то под этим вагоном делали. Через некоторое время раздался свисток паровоза, вагон дернулся и поезд поехал дальше. Подумав, я достал из чемодана бериевский пирожок, подкрепился, облегчился в дырку в полу вагона и снова лег спать. Силы стоило не просто беречь, а копить – ведь никто еще не знал что мне предстояло пережить дальше.

Я копил силы ещё двое суток. Копил бы и больше, но пирожки закончились. Как и вода во фляжке. Тогда я выглянул в щелку в стенке вагона и увидел, что поезд медленно, очень медленно проезжает мимо какой-то маленькой станции. Решив, что голод – не тетка, а на станции я чего-нибудь пожрать найду или хотя бы попить, я довольно ловко выпрыгнул из вагона прямо на платформу и делая вид, что никуда не спешу, пошел к вокзальчику. Когда я уже собрался открыть дверь, какая-то странность заставила меня поднять голову и прочитать название станции. Название меня сильно смутило – на вывеске было написано немецкими буквами слово Eggingen. Я собрался было запрыгнуть обратно в спасительный вагон, но дверь вокзала открылась и из нее вышли два немецких фашиста в форме и с пистолетами.

Один немецкий фашист спросил меня по-немецки:

– Эй, господин, вы что, на товарняке приехали?

– Э… Nein – ответил я на том же языке.

– Да это небось опять турист из Швейцарии заблудился – произнес второй фашист. – Видишь, в пижаме прямо сюда пришел, из санатория с той стороны дороги небось. Эй, герр неизвестный, вы из Вундерклингена пришли?

– Ja, natürlich – ответил я.

– Давайте, идите обратно. Здесь уже не Швейцария, а Рейх. Или лучше я вас провожу, пойдемте, а то опять заблудитесь.

Фашист довел меня до моста, показал пальцем тропинку и строго сказал:

– Идите по тропинке и никуда не сворачивайте! Через шестьсот метров вернетесь в свою Швейцарию. А сюда больше не ходите, в следующий раз вам придется заплатить штраф в двенадцать марок. Вам бы и сейчас следовало бы штраф заплатить, но в пижаме-то вы бумажник точно не носите. Так что идите!

С этим напутствием я пошел по тропинке и через пять минут оказался в Швейцарии.

Глава 9

Поздняя осень в Швейцарии оказалась довольно прохладной. Впрочем, и в Германии мне погода не очень-то понравилась. Поэтому, увидев несколько домиков, я быстро направился к ним. Один из домиков показался мне похожим на небольшой отель, и я смело открыл дверь.

Внутри было довольно тепло и в холле за небольшим столиком оказался какой-то мужчина, толстенькой наружности и небольшого роста. Увидев меня, он поинтересовался:

– Вы к кому-то в гости?

– Я даже не знаю, как объяснить – ответил я. – Я – русский.

– А, так вы к князю Богаевскому! Сейчас я ему сообщу – и с этими словами он скрылся за внутренней дверью. Через минуту он вернулся с милой девушкой.

– Здравствуйте, – сказала она нежным мелодичным голосом, – я Лиза, дочь Африкана Петровича. Его сейчас пока нету, пройдемте со мной, он скоро должен вернуться.

Мы прошли внутрь домика, действительно оказавшемся гостиницей. На мое счастье, как раз в момент моего перехода германско-швейцарской границы в ней остановился царский генерал Богаевский, Африкан Петрович с дочерью. Я рассказал Лизе о той странной случайности, приведшей меня в этот богом забытый Вундерклинген. Она смотрела на меня такими восторженными глазами, что я не смог не ответить ей взаимностью.

Где-то через полчаса вернулся с прогулки и Африкан Петрович. Лиза тут же заказала в номер бутылку французского коньяка и я, вкратце рассказав о себе (в пределах легенды естественно) попросил руки его дочери.

– Молодой человек, а вы уверены, что со стороны руководства вашего НКВД ни к вам, ни ко мне в результате этого брака не будет никаких претензий? Насколько я понимаю, вы являетесь доверенным лицом этого вашего Сталина, а он на брак своего доверенного лица с представителем царского режима может посмотреть очень отрицательно.

– Обещаю вам, что никаких неприятностей со стороны советских властей не будет. Напротив, я могу вам пообещать какой-нибудь выгодный бизнес в Советской России. Допустим, вы получите эксклюзивное право на продажу черной икры а Европе. Да, именно черной икры, и именно эксклюзивное право! Я готов подписать договор об этом прямо сейчас!

– Вы знаете, я тоже готов подписать договор, что за миллион франков (швейцарских, разумеется) я вам продаю Луну.

– Вы не поняли – я достал из нагрудного кармана  адидасовской олимпийки свою ксиву. – Вот мои полномочия, ознакомьтесь.

Африкан Петрович внимательно прочитал бумагу, внимательно меня оглядел…

– Лиза, собирайся. Сейчас же едем Цюрих жениться. Нет, до Цюриха ехать слишком долго, едем в Шаффхаузен, это всего пятнадцать километров. У тебя полчаса чтобы купить подвенечное платье и… впрочем, товарищу фрак возьмем напрокат. Быстрее получится. А венчаться будете уже потом, когда в Цюрих вернемся. Слава Богу, мы живем в цивилизованной стране, с венчанием можно и подождать.

Глава 10

Через неделю я зашел в Берне в Советское посольство и отправил Сталину шифротелеграмму:

«Женился, продал швейцарцам черной икры на сто миллионов франков. Готовы оплатить стратегическими материалами. Что брать? – Мериновский»

Ответ я получил через полчаса:

«Бери бериллиевую бронзу, в пружинах для авиапушек и Цейсовские прицелы для всего. Поздравляю. Высылаю самолеты. – Целую, Сталин»

Прямо к ноябрьским праздникам я с молодой женой, пружинами для пулеметов и цейсовскими прицелами я прилетел в Москву. Прицелы, впрочем, я привез не все-все в самолет не поместились. Африкан Петрович на твердую валюту скупил все прицелы, которые Цейссовские заводы смогут произвести в ближайшие полтора года, так что я не только обеспечил оптикой советскую армию, но и лишил ее армию немецкую. За это, естественно, я получил и звание Героя Социалистического труда.

Кроме очередной Звезды я получил еще пару – уже генеральских – на погоны, пятикомнатную квартиру в Москве и дачу в Крыму. У меня, впрочем, было некоторое подозрение что Сталин с этой дачей преследовал корыстные цели – он понимал, что до своей-то дачи я немцев точно не допущу. И в этом он не ошибался.

Медовый месяц мы провели в Москве. Немцы, лишившись практически всех запасов бомбовых прицелов, Москву бомбить перестали, поэтому никто нас с Лизой особо не беспокоил. Однако, помня из свой прошлой истории, что Крым немцы собираются не просто захватить, но и разрушить там все что только можно, я разработал гениальный план обороны полуострова, не оставлявший фашистам никаких надежд. С этим планом в начале февраля и отправился в Кремль.

Поскольку я заранее не предупредил о своем визите, Сталина в Кремле не оказалось. Поскребышев предложил мне подождать его в комнате отдыха. Кресло там было очень удобное, и я, как-то незаметно для самого себя, задремал в нем. Проснулся я от голосов, раздававшихся в приемной. Разговаривали, насколько я разобрал, Берия и Поскребышев.

– Лаврентий Павлович, это тот идиот, который приказывал заново открыть нефтяные поля в Ишимбае? И остановить ижевский завод на переоборудование в самом начале войны?

– Да, тот самый, который пытался мотор в танк поперек впихнуть. Ребята на ЧТЗ сообразительные попались, поставили на танковую башню обечайку от канализационного люка, он и доволен. Ижевцы тоже молодцы – дали ему ППС с рожковым магазином – он и счастлив.

– Так почему же товарищ Сталин с этим придурком носится как с писаной торбой?

– Ну ты же помнишь того жулика-предсказателя? Как его, Мессинг, что ли? Который все врал что Сталину советы давал? Так вот про этого кретина он все точно предсказал, что появится, мол, идиот, который будет давать тупые советы и лезть во все. Но, если ему не мешать, а советы игнорировать, то сделает он стране одно доброе дело, затем миссию какую-то выполнит – и сгинет. Сейчас пружины мы для авиапушек получили считай бесплатно. Ну а миссия, по предсказанию, СССР вообще никак не коснется. Пусть выполняет. А товарищ Сталин когда сюда вернется?

– Обещал послезавтра. Он сейчас на Ближней даче, у него совещание до четырех. Вас записать к нему?

– Нет, это не срочно. Ладно, пошел я.

Голоса стихли. Так, значит меня за идиота держат? Сейчас я все этому Кобылкину выскажу!

Я сухо попрощался с Поскребышевым и не заезжая домой помчался к себе во взвод. Всю дорогу я представлял, как и что я скажу генералу Кобылкину. Нет, я даже говорить ему не буду, а просто морду набью! У меня от самого Сталина разрешение на это есть!

Кобылкин увидел меня, выскакивающего из моего личного ЗиСа, в окно. И встретил на крыльце.

– Мериновский, не кипятись! Ну чего ты, в самом-то деле! Ну подумаешь, автомат твой сделать не успели! За две недели никто бы не успел, а так знания твои после пригодятся! Ну не кипятись же!

Но я понял, что тут больше оставаться не желаю. И молча направился в свою комнату, забрать оставшееся личное имущество. За мной угрюмо шагал взводный интендант, пожилой нестроевик Сидоров. Он давно уже прибился ко взводу со своей дочерью Марьяной, которая работала во взводе поварихой. Я его вызвал специально, чтобы строго по описи сдать казенное имущество в виде койки с матрацем и бельем.

Пинком, все еще никак не успокоившись, я распахнул дверь в комнату. Ой, блин!

Сидоров, потеряв голос от возмущения, пытался достать из кобуры наган и что-то высказать своей дочери, а лейтенант Кабальевский, судорожно застегивая штаны, лепетал:

– Степан Федорович, мы уже и пожениться решили, вот сегодня же и заявление подадим…

Неожиданно в моей голове раздался голос:

–Mission completed. Marriage and son guaranteed now. He’ll shit them all the brain. Let pass aborigine back.

И меня окутала тьма.