Текст книги "Белая королева (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Крепко зажав в горсти обещанную контрамарку, упрятав (не без дрожи – сознаюсь) другой подарок в карман, я выскользнул в дверь, оглянувшись напоследок. Дина жадно следила взглядом за моей удаляющейся стройной фигурой или просто созерцала мир, который до поры был для неё под запретом. Я слабо махнул рукой, и дверь затворилась.

Впереди оставался ещё изрядный кусок ночи, потому домой я не пошёл, а отправился бродить по подземному городу, отшивая усталых проституток и заглядывая в ночные заведения. Оттуда меня прогоняли, взирая на дрянную одежду и потасканный вид. Я послушно уходил, вспоминая Дину. Она меня приютила. Позволила как побитому псу отлежаться в своей норе, и это согревало душу. Мягко становилось на сердце, словно нежданный подарок нашёл и трепещешь, предвкушая открытие, заглядываешь под обёртку и в карту. В недобром бытии кровососа редко случаются светлые моменты, в последнее время их просто не стало. Я привык цинично презирать этот суетный мир, а сегодня на диво размяк. Вот так захочешь разувериться в человечестве, и опять ничего не получится.

Я нашёл тихое место, где никто не мог помешать, сел на каменную скамью и достал из внутреннего кармана подарок. Лепестки сияли всё так же свежо, не измялись, не изломались. Игрушка даже пахла – слабо. Кажется, фиалками. Я вспомнил холодный лик, не Динин, конечно, тот, другой и едва не смял нежное растение в пыль. Радость растворилась в угрюмой печали. Как я не хотел, чтобы прошлое возвращалось!

Глава 3

Домой вернулся не открыто через парадный ход, а сквозь окно. Вела к моей скромной спаленке тайная дорога по крышам и временами я бегал по ней как кот, не потому, что чего-то боялся или стыдился – просто остерегаясь шокировать обслугу внешним видом.

Сбросив ночные тряпки, я помылся и надел приличный костюм. Судя по шуму внизу, у нас были гости, а тереться среди всех, кого насылала судьба, являлось моей прямой обязанностью. Поэтому прихорошившись перед зеркалом, расположив в романтическом беспорядке короткие светлые локоны, я томно спустился по парадной лестнице.

Пахло людьми и вампирами, многих я узнал издали и соорудил на лице подходящую улыбку ещё раньше, чем сквозь широкий портал вошёл в главную комнату для приёмов. Шерил скользила среди гостей, подобная светлому и очень порочному ангелу. Длинные волосы спиралями скользили по спине, по плечам, перемещались как живые, когда она переходила с места на место или просто поворачивала голову. Кипенно-белое платье казалось сотканным из облаков. Что-то начал раздражать меня этот девственный цвет, но нашей подругой я любовался с удовольствием.

Саторин величественно сидел в кресле с бокалом в руке и дежурно-приветливым выражением на физиономии. Все мы лицедеи, а как хочется иногда дать себе волю и не врать никому. Весело так пожить, хотя и недолго. Я непринуждённо включился в процесс: бросил слово одному, улыбку другому, взгляд третьему. Меня знали, и я весь этот паноптикум выучил наизусть. И люди, и вампиры – все были дрянцо. Та публика, что кормится вокруг бессмыслицы. Нужный всё контингент. Каждый раз, подавляя естественные чувства: от заурядной брезгливости до горячей ненависти – я терял часть себя. Когда душа тает, как кусок сахара в кипятке, это никому не видно, хотя и больно. Впрочем, со временем я приспособился. С неизбежным полезно смиряться без досады.

Меня облапил Рензо – здоровяк с широким лицом, жёсткими курчавыми волосами и злобными искорками на дне зрачков.

– Малыш Тач!

Как уже говорил, такое у меня прозвище, право, и не соображу, откуда оно взялось, да и всё равно мне.

– Рад тебя видеть, старина! – воскликнул я, радостно улыбаясь.

Оба мы охотно перегрызли бы друг другу глотки, но всегда изображали сердечное согласие. Так проще. Обычно он с объятиями не лез, так что я догадался о предстоящем неприятном разговоре. Действительно, Рензо увлёк к бару, словно ему захотелось со мной выпить, но глаза глядели трезво и беспокойно. Мы обзавелись бокалами и уселись друг против друга как добрые товарищи.

– Тач, до выборов осталось не так много времени, а вам словно и дела нет! В чём здесь расчёт?

Мне на все времена глубоко безразличны оставались ритуальные пляски самолюбий вокруг должностей и тронов, но я тут же сделал озабоченное лицо и чуть придвинулся к собеседнику, словно всю жизнь или хотя бы последние два-три дня только и мечтал, поговорить о выборах нового короля вампиров.

– У Саторина сейчас очень напряжённый момент, Рензо. Если он начнёт отвлекаться на пропагандистскую работу, то не сможет сосредоточиться на поединке.

Мой бессовестный собеседник недоверчиво прищурился.

– То есть, ты хочешь сказать, что он, выдвинув свою кандидатуру, не намерен её отстаивать?

Меня словно святой водой ошпарило, хотя я естественно постарался ничуть не измениться в лице. Этот гад Саторин влез в политику и мне ничего не сказал? Убить мало! Разве не я его законный представитель? Или он посвятил в свои безумства только Шерил? Разберусь с ними обоими, а пока надо обставиться как положено и выведать всё что удастся.

Я загадочно улыбнулся, наполнив взор ледяной стужей:

– А ты откуда знаешь?

Надменная отстранённость бесит собеседников, и полезные сведения порой начинают сыпаться как град из прохудившейся тучи. Рензо рассердить вообще было нетрудно. Его глазки засверкали злобно, и он ответил с нешуточным раздражением:

– Тач, не строй из себя тайного советника! Я участвую в контрольной комиссии и, естественно, знаю всех кандидатов!

Лень, подруга моя беспробудная! Чья вина, что ни разу не поинтересовался грядущим политическим шоу? Глупо наезжать на Саторина, когда сам дурак, хотя я ведь всё равно наеду. Ладно, можно в доверительность поиграть, это тоже временами забавно. Я вздохнул, словно признавая своё поражение и полную правоту противника:

– Рензо, ты же понимаешь, дорогой друг, что лучшим козырем в выборах будет победа Саторина над неизвестным могучим противником?

Надеюсь, поединок состоится раньше финальной грызни за трон, а не то я опять облажался. Вечно я путаюсь в датах.

Собеседник изумлённо покачал головой:

– Вы так ослеплены дешёвым успехом на подмостках, что считаете его существенным? Надеетесь, что шута охотно изберут в короли?

Треснуть бы его по наглой вампирской роже, жаль, не принято это сейчас. С чего вдруг Рензо начал строить из себя фигуру, когда он пешка? Можно подумать, добывал деньги на золотых приисках, а не точно так же как я опекал бойца-творца, только рангом помельче Саторина. Все мы кормились воздухом и неплохо зарабатывали, так стоило ли хаять человеческую жажду ослепления, служившую щедрым навозом для нашей нивы?

– Популярность среди смертных не помеха, да и многие вампиры охотно посещают представления и всегда готовы поддержать собрата, сумевшего подчинить себе пристрастия толпы.

Мы с Рензо посверлили друг друга недобрыми взглядами, потом я примирительно сказал:

– Ну хорошо, следующей ночью явлюсь в вашу комиссию, обсудим программу участия.

Можно подумать, он желает Саторину успеха. Хотя, кто знает: если мой господин и повелитель нырнёт с головой в политику, на пьедестале творцов освободится тёплое место, и подопечный Рензо поднимется на очередную ступеньку, соответственно увеличив доход присосавшейся к нему бессмертной пиявки.

Разберёмся. Утро на подходе, и вскоре гости начнут расползаться по дневным норам, а надо поболтать ещё кое с кем прежде чем я возьму за шиворот моего работодателя и примерно встряхну его несколько раз на предмет обнаружения внутри разумного содержимого.

Я ринулся в пучину общения и последующий час томно заигрывал с дамами и дружески болтал с мужчинами, снимая пенку настроений с собравшегося у нас зверинца. Не было здесь ни одной персоны, всё равно живой или не очень, которая могла бы вызвать хоть мимолётную симпатию. Все подличали и ловчили, продавая всё, что могли и покупаясь не за такие уж значительные суммы. В ушах звучали голоса, в сердце копилась брезгливая ненависть. Я жил в этой среде долгие годы, привык ко многому, но временами она раздражала с первозданной силой. Тем не менее, работу я делал хорошо, поскольку не любил к ней возвращаться, и отцедил нужный для понимая ситуации мерзкий осадок достаточно успешно.

Почти все уже разошлись, и я предвкушал, как здорово развлекусь, когда в особняке не останется никого, кроме своих, и тут меня взяла под руку милая Лорелея. Нет, иначе: Милая Лорелея – поскольку все называли её именно так, прилагательное тоже приняло статус прозвища.

– Да, дорогая? – спросил я нежно.

Терпеть не могу её сложно произносимое имячко. Пусть я вампир, язык у меня не сломается, но ведь и совесть иметь надо.

– Приходи поболтать, малыш, – страстно дохнула она мне в ухо.

– Ты тоже в комиссии? – догадался я, ничуть не обольщаясь на свой счёт. Милая Лорелея питала симпатию к особам своего пола и крайне редко допускала до тела мужчин, я в этот круг в любом случае не попадал по рангу. Хотя, помнится, в прежние времена, пару раз мы не без приятности провели время.

– Будет интересно! – проворковала она и пошла прочь, делая всё возможное, чтобы я не отрывал взгляд от её тела, такого доступного на вид под полупрозрачной тканью.

Я с удовольствием разглядел всё, что мог, но душой не смягчился. Понятно теперь, почему Саторин собрал у нас именно этих уродов, а не каких-либо других. Он всерьёз ослеплён блеском короны. До такой степени запал на это милое украшение, что скрыл от меня сам факт участия в выборах, зная прекрасно, насколько я равнодушен к регалиям.

Я раздул ноздри, наполнил всё своё существо справедливым гневом и, широко шагая, отправился к господину и повелителю.

У Саторина был утомлённый вид, я перехватил его уже на пороге спальни, точнее шагнул в комнату следом за ним и затворил дверь. Никого не удивит, если я проведу здесь какое-то время, все же знают, что мы любовники.

– Алек, не подождёт твоё дело до вечера? Репетиция, потом эти гости. Я устал.

Ага, так умаялся, что даже не счёл нужным интересоваться успехом или провалом моего предприятия. Заслужил он взбучку, чего уж там! Пальцы чесались действительно пустить в ход суровые и действенные приёмы укрощения политических амбиций, но я собирался немного поругаться с Саториным, а не основательно испортить отношения, потому сдержал порыв.

– И когда ты собирался поставить меня в известность о столь серьёзном шаге, который может существенно изменить твою, а, следовательно, и мою жизнь? – спросил я холодно.

Того, кто подличает и ловчит, просмотреть сравнительно просто, может потому, что я сам такой? С гениями же никогда не знаешь, пытаются они тебя обмануть или действительно одержимы, потому серьёзное, даже торжественное выражение лица Саторина ничего внятного мне не сказало.

– Не хотел отвлекать от основной работы, – сказал он. – Организация поединка отнимает много времени и сил, а политика никогда не интересовала тебя всерьёз.

И не поспоришь ведь. Ничто так не греет душу лентяя вроде меня, как заботливое освобождение от лишних обязанностей. Саторин, видимо, успел неплохо меня изучить. Тем не менее я не спешил умиляться и благодарить за заботу.

– Ладно, творец, задам другой вопрос: зачем ты вообще в это влез?

– Потому что я хочу добиться большего, чем уже достиг.

Мы стояли друг против друга, словно разговаривать собрались считанные мгновения, но тут я рассердился всерьёз и демонстративно плюхнулся в кресло. Саторин поморщился, однако ситуацию принял и с достоинство опустился на стул у гримировального столика, поскольку больше сесть было негде. У него есть целая комната для наведения красоты, а в спальне он так – любуется собой по мелочи.

– Хорошо! – сказал я. – Готов понять неудержимое стремление к власти, почестям и бриллиантам, но ты отдаёшь себе отчёт в том, что выборам предшествует поединок, и, если ты его проиграешь, второй провал почти неизбежно последует за первым? Догадываешься, в каком именно месте окажется твоя репутация после двух сокрушительных поражений? В том, которое мы за ненадобностью не посещаем.

Он смотрел на меня даже не сердито, а с той усталой снисходительностью, с какой взрослый слушает неразумный лепет ребёнка. Конечно, я преувеличивал, совсем на мели мы бы не остались, но ведь беспокоился о реноме Саторина ради него самого, я в любом случае пребывал в тени и шоколаде. Это чокнутые гении не в силах перенести, когда их возят мордой по битому стеклу, низводят до балаганного чуда их великий дар и показывают наглядно, чего они доподлинно стоят: всем и всему есть цена. Я – заурядность, от меня не убудет, а в каком виде он предстанет перед публикой, когда мелкая девчонка положит на обе лопатки в игре, где он слишком долго блистал победителем?

– Я справлюсь! – сказал этот ненормальный с тем же подспудным высокомерием. – Ты мог бы уже понять, что я доподлинно компетентен и не сомневаться в успехе. Просто поверь мне, Алек. Делай своё дело, а уж я сделаю своё.

На краткий миг я заколебался, может быть потому, что устал и поглупел, или желал ему победы, или моя извечная лень шепнула, что не стоит выправлять страховку, пока потолок ещё не рухнул на голову. Секунду спустя я вспомнил девочку в подземном замке, белый цветок, который она слепила из мирового эфира, энергию, что ощутил в ней острым восприятием долгоживущего существа и разуверился. Я не гений, но и не дурак. Обманывать других – всегда пожалуйста, себя – глупейшее занятие на свете. Я сказал:

– Ладно! Нам всем полезно отдохнуть, а уже потом поговорить обстоятельно. Ну так я пошёл, если, конечно, ты не нуждаешься в моих услугах на этом роскошном ложе.

– Ты совсем не хочешь взрослеть! – с оттенком осуждения сказал Саторин.

Он не слишком противился распространению слухов о собственной сексуальной мощи. Иногда мне казалось, что его упорное воздержание однажды прорвётся взрывом страсти, и он уложит под себя любое существо, которому не повезёт оказаться рядом. Меня давно беспокоил этот момент, потому что подвернуться мог кто угодно, а насилие такого рода нам очков бы не добавило. Сложно присматривать за тем, кто сам за собой присмотреть не может.

Убедившись, что моё щедрое предложение не разбудило в Саторине похотливого безумия, я покинул его спальню и отправился к себе. Знакомый запах подсказал, что сюрпризы ещё не закончились, и действительно в той комнатушке, где я проводил редкие часы сна, восседала Шерил. Она занимал единственный стул, потому я без стеснения плюхнулся на кровать и принялся раздеваться.

– Да, дорогая, я весь к твоим услугам.

Подруга смотрела сердито и не спешила ни в мои объятия, ни в мою постель. Я, впрочем, и не рассчитывал. Пришла Шерил затем, чтобы обыскать мою комнату, но не на того напала. Естественно, всю одежду, в которой ходил в подземный город, я закинул в машину и задал режим тройной очистки, не упустил из виду и обувь, и бельё. Цветок же, подаренный мне Диной, перепрятал в карман вечернего костюма, в котором спустился к гостям.

– Ты узнал кто наш противник? – спросила Шерил прямо.

Я бы так же и ответил, но разозлили они меня оба, да и не хотелось ничего обсуждать пока не отдохну, потому я задумчиво стащил рубашку и привычно соврал:

– Нет, но дорожку нащупал. Познакомился там кое с кем, пойду следующей ночью и разведаю окончательно.

– Что бы ты, да не справился сразу? – подначила она.

– Не льсти, я на это не падок. Что есть, то и говорю. Люди – материал ненадёжный.

– Получается, это человек, не вампир?

– По всей вероятности. Бессмертных я там и совсем не учуял.

Я спокойно разделся догола и забрался в постель. Шерил наблюдала без стеснения, пожалуй, даже с интересом. Забыла, как я выгляжу совсем без всего? Так это не моя вина.

– Или залезай на кровать, и мы чудно проведём время, или уходи и дай возможность выспаться, что тоже неплохо.

Она не сдвинулась с места.

– Ты в курсе, что Саторин хочет принять участие в выборах?

– Да, хотя я был бы добрее, узнай эту дурацкую новость от кого-то из вас двоих, а не от мерзавца Рензо.

– Саторин действовал спонтанно, кроме того опасался, что ты станешь возражать.

– Я и стал. Зря вы не слушаете. У меня одного здесь ясная голова на плечах.

Одеялом прикрыться я и не подумал, лежал как есть, поскольку стыдиться было нечего. Шерил разглядывала моё поджарую фигуру, светлые кудряшки в паху. Я натуральный блондин, это видно, хотя у вампиров на теле почти не остаётся волос – на груди и под мышками точно вылезают, но я считаю, что от этого мы выглядим только привлекательнее.

– Не приценивайся – бери! – предложил я подруге. – Товар хорош. Попка вообще ядрёная, показать?

Видела она мою задницу, но напомнить ведь не вредно. Что там сварилось в прелестной голове, я не знал. Шерил встала и ушла, едва слышно шелестя белоснежным платьем. Я не расстроился. Заперев дверь, проверил, не подсадила ли мне моя милая компаньонка жучков или других вредных насекомых, но ничего лишнего не обнаружил. Судя по запаховым следам, Шерил даже в вещах не рылась. Зачем тогда приходила?

Я вернулся в постель и достал из внутреннего кармана смокинга цветок. Он ничуть не изменился, слабо нежно благоухал и сиял неповреждёнными лепестками. В душе шевельнулось тепло, такое же сладкое как запах. Думать о Дине было приятно. Я не вожделел её ни как женщину, ни как корм, но вспоминая голос, аромат, движения, взгляды – мечтал встретить вновь, чтобы просто пообщаться. Так здорово у нас вышло, что я ощущал себя более человеком, чем когда-либо прежде, а таким чудом дорожишь сильнее по мере того, как время неумолимо отдаляет твой исток.

Положив драгоценный подарок возле подушки, я долго смотрел на него, пока здоровый сон не смежил мои веки.

Глава 4

Вампиры мало спят, два часа спустя я уже очнулся бодрый и полный сил. В комиссию по выборам раньше заката идти не стоило, видеть Саторина и Шерил я не хотел, поскольку на них старательно обижался, потому решил посвятить остающиеся до заката полдня самому себе.

Добросовестность всё же повлекла в апартаменты господина и повелителя. Саторин тренировался. В специальном зале слабо гудела и пахла неживой техникой аппаратура творцов, выше располагалась собственно мастерская. Я остановился понаблюдать. Саторин создавал скалу, насыщенную сверкающими минералами. Кристаллы поблёскивали тускло и остро, переливались красками. Я знал, что их можно потрогать, ощутить жёсткость рёбер и шероховатость граней, проникнуться немыслимым сочетанием цветов, стать естественной частью искусственного мира, но не спешил восхищаться. Во-первых, я видел результат неоднократно, это туристы из провинции могли восторженно замирать и свято верить в чудо. Во-вторых, лишь здесь и сейчас я понял одну вещь, которая и прежде тиранила подсознание, но теперь окончательно вылупилась на свет. Всё, что воплощал Саторин, несло на себе отчётливый отпечаток его личности, а он был вампиром, и любую суть возводимого мира сам того не сознавая насыщал кровью.

Люди восхищались его искусством, но не любили, оно трогало воображение, но не сердца. Оно пугало, заставляя проживать не самую весёлую страницу жизни.

Я подумал о том, каким увижу творчество Дины и ощутил внутри неясную тоску. Словно отняли у меня что-то хорошее, хотя у вампира не очень-то отберёшь. Странно, но мне понравилось общаться с человеком, да ещё столь юным. Те недолгие минуты, что мы с Диной провели вместе, два чужака в большом неуютно мире, насытили душу как еда – тело. Стерли местами налёт неправильности, словно вознамерились показать мне, есть ли под ним здоровая ткань. Сохранилась ведь? Забавно. Я украдкой достал и обозрел цветок. Он более не пугал, был просто знаком внимания, маленькой частицей заурядного бытия, не имевшего никакого отношения к мрачной культуре вампиров. Я убрал его в карман, бросил взгляд на гротескное творение Саторина и решил, что обязательно встречусь с Диной ещё раз.

Хочу сразу пояснить: я не влюбился. Это странное помешательство никогда не выносило мне мозг. В человеках был слишком юн и занят борьбой за выживание, в вампирах и совсем смешно казалось носиться с нежными чувствами. Влечение к Дине объяснялось иными причинами. Я жаждал чего-то неопределённого.

Наверное, окружающие меня вампиры и люди несли на себе столь явственный отпечаток лицемерия, что даже для такого весёлого циника как я оказалось чересчур. Я хотел глоток не крови, а чистой воды.

За века существования привыкаешь к тому, что голова от скуки обзаводится не только обычными, но и извращёнными мыслями. Любые желания перестают страшить, лишь ненавязчиво взывают к действию. Я без тени сомнения отправился к себе переодеться, а потом покинул особняк и ринулся в людской океан.

Солнечный свет тяготил, потому я старался держаться в тени, хотя обгореть не слишком боялся. Транспорт у нас разнообразный, и сутолока свела бы с ума любого, но я вырос не во дворце и любил болтаться в толпе. Поскольку костюм мой был лишь немногим лучше того тряпья в котором бродил по подземному городу последний раз, престижными каплями я не воспользовался, втиснулся в общую змею, где весёлые и грустные, общительные и отстранённые люди спешили куда-то по своим делам. Вместе с ними я добрался до пещер и охотно нырнул в прохладное сложно пахнущее нутро.

Проникнуть в замок моей принцессы я мог и днём, но решил для начала проверить, нет ли возможности встретиться с ней в городе, потому подобрался к парадному входу в дом и начал отцеживать запахи, тянувшиеся вдоль улицы. Как я и предполагал, совсем взаперти девочку не держали, выводили на прогулки. Не стоило надеяться, что её выпустят на свободу одну, без сопровождения, но и на сей предмет у меня имелись дельные мысли. Я выбрал подходящую позицию и принялся наблюдать.

Время от времени приходилось перемещаться и создавать иллюзию обоснованности моего присутствия здесь. Минуты пробегали безрезультатно. Я уже решил, что сегодня Дину не выведут для моциона, и удача, всегда так меня любившая, ныне позабыла дорогу к своему привлекательному избраннику, когда дверь солидно отворилась и выпустила наружу ту пожилую пару, что я в бытность свою внутри вынюхал на втором этаже. Дина как примерная дочь или внучка шла между супругами, и всё это семейное предприятие чинно двинулось вдоль улицы.

Я потёк следом, позволил себе подойти довольно близко, поскольку никто кроме Дины меня не знал, а она любопытная и зоркая, как все девушки, очень скоро рассмотрела меня в редкой веренице прохожих.

Щёки вспыхнули румянцем, заблестели оживлением глаза. Дина постаралась опустить взгляд и принять благопристойный вид, но оно того не стоило. Пожилая пара обращала на неё мало внимания: идёт рядом, ну и чего ещё напрягаться?

Я умильно улыбнулся, издали показал сложенную бумажку, а потом, нагнав группу, быстро сунул листок в доверчиво подставленную ладонь. Как дети. Как в прекрасном прошлом. Современные навороты иногда делают жизнь такой пресной. Я избегал их, как только мог и совсем не потому, что неведение позволяло лишний раз отвертеться от работы, хотя что скрывать – и это тоже. Сейчас, играя роль бедного паренька с окраин, я вообще ничего с собой не взял.

Дина весьма ловко смогла, чуть отстав, развернуть и прочитать моё недлинное послание. Оглянувшись, она энергично кивнула и тут же принялась претворять в жизнь мой план. Мне нравился её азарт, зажигал, наполнял сдержанным весельем, томным, как предощущение безоблачного будущего. Дина справилась почти без усилий. Надсмотрщики, по-видимому, не отличались сообразительностью и на уговоры поддались быстро.

Массажный салон, в который я предложил Дине затащить эскорт, предоставлял множество услуг. Нет, не подумайте, всё в пределах приличий и закона. Здесь тело получало немало услад, и вся процедура продолжалась два часа или чуть больше. Хозяйка была одной из моих подружек и без возражений согласилась помочь, даже не приревновала, хорошо понимая, насколько это бесполезно.

Таким образом пока пожилая пара постигала тайны возрождения плоти, мы с Диной выскочили через неприметную заднюю дверь и оказались на улицах без всякого присмотра. Маленькая ладошка доверчиво умостилась в моей, глаза сияли предвкушением. Я и сам радовался как мальчишка, взрослый человек, ухвативший шанс вернуться ненадолго в сияющую юность. Вампиру просто выглядеть свежим наружно, гораздо сложнее вернуть это ощущение многое пережившей душе. Улыбка сама теребила губы – не по принуждению, а от довольства.

Стратегия и тактика не мои сильные стороны, но из первой нашей беседы с Диной я уяснил, что она родилась в пыльном захолустье Долгих степей и решил показать ей море. Из окон подземного дома она могла видеть край бухты, где выращивают моллюсков – скучные расчерченные сетями плантации и не более того. Я повёл сквозь хитросплетения рынка прямо к скалам, где грохотал великолепный прибой, откуда просматривался весь залив и Панцирные ворота в широкий океан.

Разговаривать в шуме и гаме базарных улочек почти не удавалось, но моей спутнице всё было равно интересно. Она жадно разглядывала товары, людей, причудливые уступы домов. Она наслаждалась приключением, в юной наивности ничуть не опасаясь дурных последствий. Иногда я корил себя за несерьёзность, но потом приходил к мысли, что виноваты оба и успокаивался. У меня вообще очень гибкая совесть – вся в своего хозяина акробата.

На мой счастье солнце частенько пряталось в облаках, позволяя обойтись без заметного ущерба. По ощущениям, кожа лишь немного покраснела, но для блондина это не криминал.

Мы долго бродили над обрывом. Заглядывая вниз, Дина вздрагивала от страха, хотя ограждение надёжно предохраняло от падения. Чаще всего же её взор устремлялся в даль где сходились вода и воздух. Она дышала морским ветром, смеялась, когда он трепал волосы. Глаза сияли, в них переливалось отражение волн. Пальцы иногда шевелились, словно сплетали узор творения, я следил за ними не без опаски, но ничего лишнего не появлялось в ладонях, и хорошо.

Мальчишки бродили по обзорной площадке, предлагая раковины и другие морские диковинки, Дина восхищалась ими, но купить не рискнула: как бы она объяснила такое приобретение дома?

Время нашего свидания истекало и под конец прогулки я повёл Дину в маленький непритязательный ресторанчик у заводских стен. Снаружи заведение выглядело неказистым, но внутри царил уют особого рода. Стены и лампы украшал битый перламутр, а оконные ниши занимали аквариумы. Неторопливо плавающие рыбки выглядели на фоне скучного городского пейзажа загадочно и забавно. Процеженный водой свет мягко лелеял полумрак.

Я заказал Дине моллюсков, запечённых в водорослевых лепёшках, а себе взял лишь воды, отговорившись недавним обедом. Подруга моя, кажется, подумала, что у меня не хватает денег на две порции, но предложить свои средства постеснялась. Она совершенно не представляла, как вести себя в подобной ситуации. Девочка, у которой, похоже, и мальчиков-ухажёров никогда не было. Ну и ладно.

Насколько мне хорошо в её обществе я понял только когда пришла пора идти в массажный салон и возвращать Дину телохранителям. Мы шагали медленно, почти всё время молчали. Дина выглядела грустной, словно и ей эти два часа безбашенной свободы проветрили душу от скопившейся внутри удушливой пыли, хотя откуда у юной девушки могли взяться эти горькие запасы?

– Было замечательно, Лек! Спасибо!

– Должен же я был хоть как-то отблагодарить тебя за доброту и контрамарку.

Мы задержались у двери, и кажется, Дина надеялась, что я её поцелую, но я не собрался давать обещаний, частью из гуманных соображений, частью по привычке. Интимный и грустный момент истекал просто так.

– Ты приходи на представление.

– Обязательно! – горячо заверил я.

И тут она быстро написала номер на всё том же клочке бумаги, вложила послание в мою ладонь и, отчаянно потянувшись на цыпочках, чмокнула не то в губы, не в щёку. Поцелуй, который равно можно было счесть как дружеским, так и романтическим. Меня от такой смелости взяла холодноватая оторопь, и мелькнула на краю сознания трезвая до дистиллированной подлости мысль, что я уже настолько вошёл в доверие к этому почти ребёнку, что без труда могу сломать его настрой и перевести игру на своё поле, обеспечив победу моему бойцу. Неужели я между делом опустил себя на самое дно? Любопытно.

Дина, залившись густым румянцем быстро скользнула в салон, а я остался на пороге не то мечтать, не то смеяться.

К последнему я склонен более, потому выучив номер, а бумажку изничтожив в ближайшем уличном утилизаторе, зашагал, улыбаясь, к родному дому. Я запоздало вспомнил, что именно на сегодняшний вечер назначено интервью тому журналисту, Велерову, из-за которого Саторин устроил скандал два дня назад. Долг звал, и я шёл, пытаясь разобраться попутно с тем, что во мне ненавязчиво происходило. Я не большой любитель анализировать собственные побуждения, предпочитаю бездумно им следовать, но сегодня всё было не так.

Почему меня так неудержимо повлекло к этой милой, но не более девочке? Какая магия сделала её общество привлекательным? Я, циничный неглупый пресыщенный мерзавец, не заметил, как пролетели два бессмысленно в целом проведённых часа. Всё, что она говорила, отдавало банальностью, да и сложно ждать продуманных сентенций от провинциального подростка. Другую девчонку я уже завалил бы в койку, чтобы хоть как-то сделать общение занимательным, но Дины и касался-то считаные разы. Словно она не вульгарный человек, а существо неизвестной породы, которое интересно само по себе потому, что неведомо.

Я вспоминал улыбку то робкую, то дерзкую, блеск глаз, частое дыхание. Не знаю, чем эта прогулка была для меня, но для неё стала волшебным приключением, праздником, феерией. Потому что море и вкусные моллюски или потому, что я рядом? Что, если она влюбилась? Лестно, конечно, так полагать, но ведь пустое. Вряд ли мы и увидимся ещё раз, поскольку я уже разведал всё что требовалось, а после поединка нужда что-то знать о ней отпадёт окончательно. Саторин победит, и простушка исчезнет из жизни и из города. Верю я в это? Во что конкретно?

К счастью вырос из городской суеты наш особняк, и я, отбросив не без облегчения странные мысли, нырнул в боковую дверь. У парадной как всегда торчали поклонники в надежде полюбоваться кумиром, урвать слово или взгляд, взять автограф. Саторин иногда подкармливал их своим великолепием, даря не слишком щедро иные из перечисленных благ.

Я глянул на часы, прыгая через ступени, поднялся в спальню и запер за собой дверь. Вряд ли принёс много запахов, в коридорах они быстро рассеются, а все вещи, что были на мне во время прогулки я тут же отправил в очиститель, включил на полную мощность режим проветривания и принял душ. Не знаю почему я так тщательно скрывал эти встречи. На всякий случай?