Текст книги "Белая королева (СИ)"

Автор книги: Майский День

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Девенпорт был не глупее меня и действовал так же осмотрительно. Впрочем, кто знает. Если девицы обведут нас вокруг пальца хороши мы будем оба. Мне следовало меньше лежать на диване, а лучше присматривать за теми, кто судьбой или случаем стал сродни, но я лежал на диване, и теперь рисковал потерять всех, кто мне дорог. Саторин с разбитым сердцем и разломанными скульптурами, Шерил, исчезнувшая, чтобы показать мне, насколько я, дурак, её люблю. Весь мой привычный уют рушился потому, что каким-то идиотам восхотелось завладеть короной!

Все разом отмёрзшие чувства смешались в душе в такой крепкий коктейль, что я подхватился в кресле и зарычал, не в силах сразу разобраться в себе, не то что в других.

– Тач, ты лучше думай, клыками сейчас песню не исправишь.

Он был прав мой союзник и соперник, он был сокрушительно прав.

– Да! – сказал я. – Пожалуй, не лишена смысла твоя идея призвать на трон Белую Королеву.

– Ты раздобыл какие-то сведения? – оживился он.

– Нет, но раз игра пошла так грязно, надо обострить её до предела, тогда у нас появится шанс вытащить Шерил. Сказав «кысь», говори и «брысь», доводи начатое до конца, не напрягай вселенную.

Я втянул в себя воздух, чтобы разогнать боль в груди, не помогло, но кого волновали мои страдания? Следовало решаться, и я сделал это быстрее чем ожидал:

– Когда всё закончится, я дам тебе дорогу. Понимаю, для своенравной Шерил моё разрешение – пустой звук, лишний повод сокрушить о мою голову какой-нибудь подходящий предмет, но для тебя это имеет значение, ты чтишь правила. Допустим, она отвергла, и всё же, увидев в тебе спасителя и опору, она может смягчиться сердцем. Больше я ничего сделать не могу.

– И не надо. Что мы предпримем?

– Пообещай снять свою кандидатуру прямо на выборах при полном зале и лишь если Шерил будет у тебя на виду, живая и здоровая.

– Годится.

– Держись возле неё и используй свой шанс. Когда мы потребуем воплощения в жизнь старой легенды, неизбежно поднимется волнение. Саторин откажется от претензий на тех же самых условиях. Останутся лишь две наши дамы. Я не знаю, какую грызню они затеют между собой, но вероятное появление соперницы – древнего вампира, спутает их карты, а нам поможет отыграть самый важный козырь.

– А где будешь ты, Тач?

– Как ты знаешь, я организатор выступлений моего подопечного. Займусь тем, что умею делать лучше всего. Кто сказал, что выборы короля вампиров не повод для грандиозной мистерии? Ты прав, старый товарищ, я не сдаю своих и рассердить меня было самой большой глупостью, которую только могли сделать наши противники. Я сыграю в грядущем шоу самую важную роль.

Девенпорт глянул на меня внимательно, угадывая если не весь мой замысел, то значительную его часть. Я порадовался, что соображает он быстро и этапы представления долго излагать не придётся. Так и получилось. Мы наметили основные моменты, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что детальный план составить не удастся и придётся импровизировать по ходу дела. Я не слишком волновался за результат, поскольку, работая на Саторина, научился почти всем нужным вещам. Ну и старый актёрский опыт не следовало сбрасывать со счетов.

Девенпорт больше слушал, чем говорил, соглашаясь с моими выкладками, но некая мысль явно мучила его, правда и высказал он её без дополнительных увещеваний с моей стороны.

– Лишь бы ни одна из этих красоток в реальности не оказалась Белым Цветком.

– Лорелея, Арлена и Верея? Вполне тебя понимаю! А Шерил?

– Тач, да я всего себя готов ей отдать, неужели ты думаешь, что пожалею короны?

Я смотрел на него и видел перед собой, может быть, лучшего вампира этого поколения. Возьми его Шерил, глядишь и нашла бы счастье и покой. Я кивнул Девенпорту на прощанье и потащил свою боль к другим пределам.

Глава 17

В романтических историях герои грустят где-нибудь на берегу океана или в элегантной гостиной – страсть требует красивой упаковки. Меня же накрыло, едва я вышел от Девенпорта и ринулся куда-то сам не знаю куда. Очнулся в узком переулке, такой мрачной дыре, куда заглядывают только коммунальные роботы. Здесь хоть солнца не было, лежала густая тень и я побрёл к шуму новых улиц, то задирая голову вверх к скудной полоске неба, то глядя под ноги на вялый мусор и нечистые плитки.

Чувствовал себя хуже не придумаешь, стыдился раздетой души, хоть никто посторонний её и не видел. Как же так получилось, что я упустил Шерил? Почему не замечал, что она много для меня значит? Чем вообще думал, когда беспечно отодвигал от себя привязанность? Верил, что не нужна? Бестолочь я долгоиграющая.

Вспомнив нашу близость ту недавнюю, нечаянную я просто застонал в голос. Мне было так хорошо с ней! Все прочие девушки лишь развлекали беспечного любителя удовольствий Тача, но с Шерил я чувствовал себя правильно, уютно, ну и крышу от неё, конечно, сносило напрочь, недаром мы вдвоём разворотили мебель. Подумав, как я, идиот, собственной дуростью всё испортил, я завыл.

Больше всего сейчас хотелось кого-нибудь убить, просто чтобы развеяться, или взбежать к небу по этому коммунальному ущелью, отталкиваясь то от одной стены, то от другой, но ни город, ни человечество в моих бедах не участвовали. Следовало просто собрать себя в кучу и делать что должно. Нужен я Шерил или нет, в беде она или ведёт свои собственные игры, королева она или прачка – я всё равно был её, пусть даже она не моя. Вампир из моего гнезда… да осина меня побери, хватит себе лгать – любимая женщина!

Слова, произнесённые пусть даже не вслух, стягивали меня обручами обязательств, но ведь и куража добавляли. Оттесняя боль потери, во мне поднималось совсем иное чувство. В какой-то момент я опять полностью выпал из реального мира, так рвали на части внутренние демоны. Нежность к Шерил и клубок ненависти к тем, кто посмел на неё замахнуться. Иногда возвращалась боль, но я упорно скатывал её в комок и отодвигал на самое дно восприятие. Не следовало расслабляться, впереди простирались не самые простые несколько дней, и я не имел права стонать как привидение в старом замке, я обязан был выполнить свой долг. Пусть страдания возвращаются потом, я же гибкий как лоза, я переживу. Лишь бы всё обошлось сейчас.

К тому моменту, когда ущелье вывело на широкую улицу, я отчасти пришёл в себя, по крайней мере люди от меня не шарахались, значит я не пугал население злобно искажённой физиономией, и не устрашал вампиров распущенной для остережения сутью.

Саторину велел сохранять милую любезность, даже если вокруг гады, сейчас следовало повторить этот полезный императив самому себе. Я порепетировал немного, чувствуя, что никак не могу поймать ту нотку уверенности, что только и делает оскал улыбкой. Лицо оставалось мёртвым, я не видел себя со стороны, но опыт помогал понять. Потом нашёл зеркальную витрину, уставился на стройного паренька с растрепавшимися белокурыми волосами. Реальность оказалась даже хуже воображения.

Тут пискнул коммуникатор, я вытащил его и обозрел короткий текст. Условная фраза от Саторина, значит, переговоры с человеком он уже провёл, и завершились они благополучно. Теперь пришла пора забрать корм и вернуть его родителю уже в качестве сына. Что произойдёт со всеми нами дальше, я точно не знал, потому решил исполнить данное обязательство до выборов.

Цель, пусть и незначительная придала сил, я вскочил в каплю и полетел по назначению. Визит Саторина к Фениру опасений не вызывал, я хорошо знал этого бессмертного и давно убедился, что при легкомысленной внешности юного Аполлона он, тем не менее неглуп и рассудителен. В давние годы мы дружили, много времени проводили вместе, болтали о разных разностях, ухаживали за девушками. Когда приятель вышел в короли, я отдалился. Не знаю почему. Хотел обезопасить себя от лишних забот, клоп я диванный? Себе-то объяснил красиво: неделикатно продолжать знакомство, что может быть сочтено окружающими корыстным. Вот же я гнусное чудовище, кто же меня такого задаром полюбит?

Едва ступив на порог клуба и потянув носом воздух, я сразу понял, что влип в весь гадючник разом. Искушение тихо нырнуть вниз, в подвал, сделать своё дело и исчезнуть потянуло за рукав, но я за ним не последовал. Вместо этого взбежал по ступеням и влетел в малый зал, где и сконцентрировались наши противники. Я тут же воссиял широкой улыбкой, даже клыки не пряча: а чего стесняться, все же свои. Первым мне подвернулся Рензо, тот что, как вы помните, полез ко мне с объятиями на вечеринке в нашем доме. Я ничего не забыл и тут же бросился ему на шею, облапил так, что у него отчётливо хрустнули кости, но кто скажет, что это не от широты моей натуры? Я же Тач – всеобщая погремушка, весёлое ничто, от которого никому не произойдёт никакой угрозы. Любите и восхищайтесь, руками трогайте – пожалуйста, сам сейчас ко всем прикоснусь, чтобы не нанести обиды.

Мой язык заработал. Речи полились, а не то что вы подумали. Отстранённо наблюдая со стороны, я признал, что хорош. Немыслимым казалось заподозрить это существо в наличии за сияющими глазами хоть одной светлой мысли. Отпустив стонущего Рензо, я скоком подлетел к Лорелее, умильно заглядывая в лицо немедленно и со знанием дела похвалил платье, причёску, туфли. Я стоял вплотную, завладев ручкой, томно перебирал пальчики. Я умею быть ласковым котиком, потому и дама, несмотря на глубочайшее ко мне недоверие, всё же слегка оттаяла, коснулась как бы невзначай моей груди, плеча. Невинно, да только сладкая дрожь моего тела не могла не кричать об однозначности рвущихся наружу желаний.

Вы думали я скрещу руки на груди и буду гордо взирать на обидчиков с палубы тонущего корабля? Ничуть не бывало. Не мой стиль. Попробовать занять вышеуказанную позицию, возможно, стоило, только не теперь, когда ставки росли на глазах.

Мои рискованные действия не остались без внимания, и вот уже Арлена оттеснила помощницу, захватив почти целиком освободившееся поле зрения. Да, про неё рассказывали, что не охотница до мужчин, но когда это Тач отступал перед существом, облачённым в юбку? Причёска, кстати, заинтересовала меня больше. Длинные светлые волосы заплетены в строгую, лишь слегка распущенную на конце косу. Это же такой откровенный призыв!

Накручивая гладкие фразы на бобину разговора, я погрузил пальцы в якобы беспорядок и принялся интимно свивать пряди, не отводя взгляда от расширившихся зрачков будущей королевы. Сквозь податливые двери глаз, я вливал свои мысли в её разум, я верил доподлинно в то что говорил, потому что годы лицемерия приучили врать на пределе искренности. Кто сказал, что криводушие – ложь? Это временная истина.

Людям кажется, что никто не сможет ими манипулировать (вампиры в этом плане ничуть не умнее смертных, уж я-то знаю, сам дурак), но на деле надо лишь осторожно убеждать каждого, что он прав. Верьте в то, во что верит ваш собеседник, а потом смело слизывайте сливки. Он выхлебает снятое молоко, не замечая подставы.

Меня тоже так неоднократно обманывали, я не исключение из правил, но сейчас знал, что смогу устроить верную игру. Вдохновение вело или не знаю, как это назвать. Когда Саторин творит свои миры, он ведь в них живёт, потому-то они и получаются честными, видимо, я от него всё же чем-то заразился.

Далее меня вынесло на Верею, и вновь пошла эта невесомая игра прикосновений и слов. Богатый мой опыт общения с женщинами помогал моментально войти в нужную интонацию, подстроиться к расположению духа, существовать в унисон, а то и повести за собой там, где понадобится. Я царил в этом зале – точь-в-точь ласковый котёнок, которого все хотят погладить. Никто ведь не будет ревновать к такому милому пушистому существу, безобидному приёмнику избыточных умильных настроений.

С Вереей потолковать я толком так и не успел, Рензо злобно косясь оттеснил в сторону. Его моё мурлыканье не очаровало. Мужчины грубые существа, и не любят котят. Я оскалился прямо ему в лицо, а на Верею взглянул напоследок с глубинным почтением. Пусть запомнит именно это выражение, символическое преклонение колен побеждённого перед победителем. Каждая из блондинок получила мою вассальную преданность, каждая думала, что другим досталось лишь учтивое равнодушие. Таков был план, вполне вероятно, что удался он лишь отчасти, но и это могло обернуться нам на пользу.

Если я их и не перессорил, то каждого заставил задуматься о том, а так ли нужны ему другие?

Выжить я их из клуба всё-таки выжил. Разлетелись белокурые птички по своим делам, один я остался – утомлённый до предела и заметно охрипший. Эмоций во мне не уцелело, лишь боль так и не ушла, я к ней привык и почти обрадовался уюту нашего с ней пребывания в одном теле.

Плюхнувшись в ближайшее кресло, я минуту или две мог лишь бездумно созерцать потолок. Когда взгляд переместился на стены, а разум отметил, что всей комнате не повредил бы качественный ремонт, я решил, что достаточно пришёл в себя и потащился вниз.

В диспетчерской торчал знакомый ленник.

– Корм свой забрать хочу, – сказал я приветливо.

Всегда стараюсь держаться учтиво с осведомлёнными людьми, иногда это помогает разжиться полезными сведениями.

– Да, господин.

Запомнил и меня, и мою собственность, сразу включил обзор нужной камеры. Бент лежал на кровати, бессмысленно теребя пальцами край подушки. Шаровары на нём были другого цвета, значит и помыться разрешают, и сменную одежду дают, я одобрительно кивнул.

– Вы на своей машине или прикажете подать каплю на подземную стоянку?

Тут и обслуживание на уровне. Ещё бы, за такие-то деньги!

– Прикажу каплю, – милостиво позволил я себя ублажить. Добродушно улыбнулся, не показывая клыки. – Можешь снимать мальчика с довольствия. Больше он сюда не вернётся.

Дрогнули уголки губ, воздух этот человек втянул не плавно, а толчками, в два приёма. Неужели ему до сих пор не всё равно? Он ведь не первый день состоит при общинной кормушке. Получается, я наношу ему травму, хотя и повода нет? А мне-то какое до этого дело?

– Я не убью парнишку, – сказал, почти инстинктивно стремясь снять чужую боль, хотя и не мог избавиться от своей. – Верну отцу.

Ленник глянул с недоверчивой пугливостью, столь характерной для людей его звания и я добавил поспешно: и для правдоподобия, и чтобы не показаться слишком хорошим:

– За вознаграждение, разумеется.

Зачем я так с чужим вассалом? Откуда это лёгкий, но вполне ощутимый стыд? Словно обязан быть человеком. Какие глупости. Улетело то время и не вернётся.

Я пошёл знакомым коридором, отворил дверь. Бент вскинул голову, увидев меня, дёрнулся вскочить, но не рискнул пошевелиться, лишь съёжился, затравлено следя взглядом за каждым моим движением. Я ведь для него палач, хотя чего там было тех пыток?

– Привет! – сказал я, усаживаясь на кровать. – Иди сюда.

Он послушно спустил ноги на пол, позволяя мне коснуться губами его шеи. Я принюхался, лизнул для верности кожу. Яд почти переработался, позволяя пить кровь, хотя теперь и ни к чему было. Я спохватился, что юношу даже одеть не во что, следовало попросить принести костюм, который с него сняли, но целы те тряпки или давно уничтожены как улика, думать не хотелось. Он выглядел немного плотнее меня, но поскольку я предпочитал одежду свободного кроя, моя куртка вполне годилась. А что босиком и шаровары слегка просвечивают – так это не повредит: капли управляются автоматом, тому всё равно, как выглядят пассажиры.

Я заставил Бента сунуть руки в рукава и застегнуть пуговицы, подтолкнул к выходу. Шёл он как на казнь, ноги переставлял, словно не гнулись, пришлось положить на плечо ладонь, чтобы обеспечить какое-никакое управление. В капле он затих, овладеть сознанием удалось без труда. Для его же пользы не следовало оставлять в памяти маршрута. По-хорошему полагалось стереть всё, но я решил сохранить в сознании человека эти страшные дни, быть может, приобретённый опыт научит вести себя разумно. Укусов на теле не было, следовательно, и доказательств тоже, а про ужасных вампиров пусть болтает что хочет.

Лишь когда мы остановились у дома его родителей, я отпустил на волю восприятие. Живого привратника не наблюдалось, я сообщил сенсорам у входа, что привёз молодого господина, и ворота тотчас распахнулись. Общественные капли обычно не заезжали на частные территории, но здесь мы проникли беспрепятственно. Поднесло к боковому входу. Дверь тоже раскрылась автоматически. Как видно, благоразумный родитель позаботился удалить слуг. Неглупо, учитывая, что он не знал в каком именно состоянии получит блудного сына.

Я опять повёл мальчика, подталкивая в плечо, потому что он так и не пришёл в себя, даже родные стены не внушили чувства безопасности. Он не верил, что жизнь способна повернуться к лучшему.

Запах привёл меня в кабинет. Элегантная и строгая обстановка заставила устыдиться за себя и как ни странно, за подопечного. Я подпихнул парнишку к креслу, чтобы фривольные шаровары не так бросались в глаза. Высокий плотный мужчина лет пятидесяти стоял возле стола, насторожённо поглядывая то на меня, то на сына.

– Мы держим слово! – сказал я высокомерно, стараясь не думать о том, что мои штаны тоже не дотягивают до здешнего барского великолепия.

– Я могу узнать подробности?

– Ваш парень стечением злых обстоятельств оказался в заведении, где людей используют против их воли и не совсем так, как они рассчитывали. Физически он не пострадал.

Отец снова посмотрел на сына, нет бы обнять, прижать к сердцу, ведь метался он в поисках наследника, с ума сходил, но куда там, даже рожа не дрогнула. Марку держит? Как у богатых всё сложно.

– Вы потребовали мало денег. Почему?

Мучило, конечно же искушение просить больше, по сути я ведь затраты не вернул, вложил их в аренду, а от Фенни возмещения убытков не дождёшься, у него карманы всегда пусты, но я чиркнул в воздухе пальцами. Вампиры так общаются между собой, впрочем, человек понял.

– Мне пришлось выкупить Бента, расходы вы мне компенсировали, так что баланс сведён.

Он склонил голову к плечу, словно признавая за моими словами резон и какой-никакой смысл (хотя это, вроде бы, одно и то же), потом обратил взгляд на причину всех хлопот.

– Иди к себе, мальчик, поговорим чуть позднее.

Бент оглянулся недоверчиво на меня, но кажется всерьёз поверил, что честно отпущен на волю. Он вскочил, а я, спохватившись, стащил куртку с его плеч и полным достоинства движением облачил в неё свои.

– Это моё, – объяснил. – Дал на время поносить. Полагаю, у вас здесь и так найдётся, чем прикрыть наготу.

Парнишка резво исчез в глубинах дома, затих его топот. Отец смотрел на меня внимательно, словно пытался понять некий глубинный смысл происходящего, и я терпеливо ждал, когда он решится сказать то, что кирпичом лежало на душе – знакомы мне такие взгляды.

– Человек, который ко мне приезжал с вашим поручением. Я его узнал. Вы его помощник?

Вот в чём дело, решил, что раз мы с Саториным известны как любовники, то не могли не втянуть в такое дело и третье лицо. Извращенцы же, озабочены до невозможности. Смешно стало, и я улыбнулся, не особенно опасаясь, что мне здесь за это влетит.

– Мы храним верность друг другу! – произнёс я как мог серьёзно.

Не знаю, что думал обо мне этот очень богатый и явно несентиментальный человек. Прикидывал как смешать с пылью? Ему стереть память, чтобы избавить от соблазна? Я с любопытством ждал. Когда он шагнул и протянул руку, признаться, растерялся, но сжал тёплую ладонь и по вечной своей привычке слегка поклонился.

Дом я покинул беспрепятственно, никто не пытался поймать и отметелить за всё хорошее, и на душе потеплело. Странно, но раньше я вообще никогда не задумывался о том, как моё существование влияет на жизнь окружающих людей, они просто были, как питательная среда у микроорганизма. Они не знали, насколько я вредный и позволяли существовать в своём пространстве. Я ими пользовался и не считал, что должен испытывать благодарность. Это же люди. А ведь после общения с вампирами на их человеческой сути отдыхал мой бедный разум. Ленник в клубе, страдавший о судьбе едва знакомого парня. Отец Бента, переломивший справедливый гнев потому, что полезно отличать поправимые последствия от фатальных. Кто знает, быть может, я обрёл шанс завести смертных друзей? Интересная мысль, постараюсь её обдумать, если выборы не снесут в бездну дорогой ценой доставшийся порядок.

Глава 18

Саторин прислал новое сообщение, когда я уже подъехал к нашему особняку и, не выходя из капли, присматривался к дверям и окнам. Снаружи не наблюдалось признаков того, что кто-то проник внутрь, и я решил войти и проверить все комнаты до возвращения патрона. На всякий случай, да и просто привык.

В доме царила тишина, пустота, и я, радуясь кратковременной свободе от всех обязательств, послал вперёд тот самый импульс, который помогает вампирам избежать драк. Люди наверняка дали бы явлению какое-то наименование: аура там или сила. Я называл – восприятие, потому что, пользуясь этим умением, не только показывал себя, но и видел других. Не берусь объяснить подробнее, поскольку вампиры вообще на удивление редко задумываются о том, что они есть, а я, как ни крути, один из них. Сейчас, конечно, дом пустовал, но я мурлыкнул в его тишину, а потом сообразил, что веду себя как малолетка, что отрывается по полной, пока не видят взрослые, и деловито пробежался по этажам.

Везде было тихо, только в мастерской и под ней словно метался ещё от стены к стене крик разрушаемого имущества. Я плотно затворил двери, надеясь, что Саторин не сунет сюда нос до тех пор, пока не наведём порядок. В комнаты Шерил я войти не рискнул, лишь постоял рядом втягивая сохранившийся запах. Боль притихла, или я к ней привык.

Издали заслышав нашу машину, сбежал вниз. Мой гений выбрался на площадку и шагнул в дом. Даже носом не повёл, чтобы проверить запахи. Высокомерие в себе разбудил или легкомыслие – всё равно глупо было. Пусть он полагался на меня, но действия, направленные на безопасность гнезда, должны работать на уровне инстинкта. Проверять помещение, раньше, чем в него войти, надо всегда. Хотел поругаться, но Саторин выглядел таким усталым и присмиревшим, что я воздержался от запоздалых нравоучений. Сам же избаловал патрона, мне и расхлёбывать компот его беспечности.

– Всё в порядке? – уточнил для верности.

Он кивнул.

– Я лягу.

– Отлично, идём.

Он молчал, пока я спокойно шёл следом и возмутился, лишь когда ввалился за ним в спальню.

– Тач, я хотел бы остаться один.

Можно подумать, я – нет! Объясняй тут опять прописные истины. Сложно с молодняком: вечно он полагает, что уже достаточно вырос.

– Я тоже предпочитаю ни с кем не делить родное ложе, потому и гуляю на стороне, только дом наш, как выяснилось, не слишком надёжен в качестве крепости, и, пока мы не утихомирим всех, кто желает нам зла, спать будем в одной комнате и на одной кровати.

Саторин от возмущения вскинул голову и раздул ноздри. Я не убоялся. Смотрите-ка, шокировали мальчика. Давно ли просил его не бросать, а уже выталкивает любимого Тача из практически супружеской постели.

– Не вижу необходимости! – заявил он сурово.

– А это не тебе решать, – ответил я. – Как старший в гнезде я просто отдаю приказ.

Я отпустил немного восприятие, вроде и деликатно всё проделал, стараясь лишь намекнуть на порядок вещей, а не прибить к почве, но мой господин и повелитель попятился и шлёпнулся задом на покрывало. Многообещающе получилось. Никогда ещё он не смотрел с таким ужасом, я пожалел, что начал этот разговор, но с другой стороны, сколько можно прятать голову в песок? Доставать иногда приходится. Я постарался несколько сгладить суровость обстоятельств, заговорил мягко и мирно:

– Ринни, послушай, никаких существенных перемен в жизни не произойдёт. Ты всё так же останешься моим боссом, я твоим помощником. Я не собираюсь рушить устоявшийся порядок и своим правом старшего воспользуюсь, только когда избежать этого будет нельзя. Теперь мы на военном положении, на нас могут напасть. Чтобы защитить тебя в случае нужды, я должен находиться рядом. Доли секунды иногда решают дело, я могу не успеть прибежать из своей комнаты под крышей.

Он всё так же излучал враждебность, которой я не понимал.

– В обнимку спать не обязательно, – попытался вернуться к привычной лёгкости общения. – Кровать достаточно широкая.

Впрочем, как тут же выяснилось, волновали его другие аспекты совместного бытия:

– Почему скрывал от меня, что ты старше?

– Чтобы не травмировать твою тонкую душевную организацию, естественно. Ложись. Раздеваться не будем, если придётся быстро уносить ноги, штаны окажутся существенным моральным подспорьем в вышеуказанном мероприятии.

Ослушаться он не мог и угрюмо опрокинулся на спину, следя за мной насторожённо, пытливо и не очень-то по-доброму. Пусть. Я растянулся рядом. Что мы как новобрачные перед первым соитием? Смешно.

– Наши отношения не изменятся? Во всех смыслах этого слова? – спросил он настойчиво, когда я уже наладился спать.

– Ты про секс? Это сейчас надежда прозвучала в твоём голосе или разочарование?

Он злобно засопел. На объятия, пусть даже дружеские, мне теперь точно не стоило рассчитывать.

– Ты всё время смеёшься! Меня это раздражало, когда я считал себя сильнее, теперь меня это пугает.

– Извини, Ринни. Это не агрессия, поверь, лишь попытка скрыть грусть, которая не даёт покоя. Опять же для дела полезно, когда всегда весел, люди считают безобидным глупцом и сами себя обманывают успешнее, чем это сделал бы серьёзный умник.

Он, наконец, затих. Молодые вампиры отключаются сразу и уходят глубоко, только с возрастом появляется способность уверенно контролировать окружающую обстановку. Саторин лежал неподвижно, лишь редко и поверхностно дышал. Я дремал, время от времени просыпаясь, чтобы мысленно осмотреться, поймать звуки, втянуть запахи. Вечер наступил, а ночное время – пик активности обращённых, потому нападения опасаться следовало. Наивно было думать, что заложник оградил нас от агрессии, тем более, что я почти уверился в том, что Шерил захватила Арлена, а вандалов к нам подослала Верея, и информацией эти две милые дамы не обменивались. Три упокоенных на дне залива помощника вообще-то были довольно серьёзным поводом для повторной атаки. Вот её я в тиши и дожидался.

Проведя в чуткой дрёме около часа, я совершенно отдохнул. За это время границ наших никто не нарушил, но я не считал бдительность лишней, вот только с Саториным, вполне вероятно, поссорился основательно. Сейчас, на свежую голову, я понимал это отчётливо. Повернувшись на бок, поглядел на компаньона. Он спал, неподвижный, глубоко погружённый в состояние, близкое полному небытию. Приходи и бери, я ведь не для того чтобы его позлить или шокировать остался рядом. Жили на планете могущественные вампиры, большинство из них держалось вдалеке от возни претендентов, но кто знает? Каждого иногда тянет стряхнуть с себя пыль веков и занять кулаки и мозги живым делом.

Глядя сейчас на беспомощного Саторина, я вопреки логике и здравому смыслу даже захотел, чтобы вломился к нам кто-то действительно опасный, чтобы я мог драться за своё гнездо, доказать, что чего-то стою. Быть может тогда мой чувствительный гений спокойнее отнесётся к нашему новому статусу? Хотя, отчуждение могло и усилиться, а терять Саторина сейчас, когда я остался без Шерил, мне не хотелось. Представив, как вырастет боль, если и правда грядёт полное одиночество, я невольно съёжился, ощутив робкий, но настойчивый позыв вновь тихо заползти в уютную безопасную нору. Стоит ли показывать суть, если без неё тебя любят больше? Или это не любовь?

Плохо быть честным, как будто добровольно снимаешь с себя шкуру. Почти все, кто был с тобой хорош, отвернутся, останутся лишь не убоявшиеся кинжальной искренности истины. Если подобные особи есть в природе, конечно.

Да, я не хотел терять моего взбалмошного гения и недосягаемую подругу, но и себя тоже. Однажды ведь может случиться так, что маска прирастёт к лицу, и её уже не отдерёшь, а то и сам растворишься в том мире, который создал, чтобы тихо сидеть в тени. Покрывало превратится в паутину. Ум порастёт плесенью, темперамент рассыплется прахом. Есть такая степень ничтожества, которую не прикроет даже корона.

Я с надеждой прислушался. Захребетнику Тачу требовалась драка, бой, в котором можно выплеснуть накопленную муть, но злая судьба не внимала робким упованиям. Окружающий мир сокрушительно не желал нас обижать. Гадство!

Я снова перекатился на спину, терпеливо дожидаясь пробуждения партнёра. Пусть отдохнёт, ему пришлось много хуже, чем мне, а он держался, следовало поучиться у младшего мужеству.

Стоило расслабиться, как внутри вновь пробуждалась боль, и я опять казнил себя за собственную дурость и безнадёжно мечтал о том, чтобы жизнь просто вернулась к прежнему равновесию: Шерил осталась с нами, пусть даже сама по себе. Видеть её, слышать голос, смотреть, как летят неслышной метелью волосы, когда она ходит или поворачивается, да и по морде получать если увернуться не удастся – я мечтал, как о желанном чуде о том, что уже имел, хотя и не ценил нисколько. Стоит ли вообще тянуть вечность существования, если в конце его убедишься, что трепетно сберёг в себе дурака, каким и начинал путь?

Впрочем, что это я кокетничаю? Лишь умный способен назвать себя глупцом, потому что знает цену всему, ни один дурак никогда не признает, что он таков – это закон природы.

Саторин шевельнулся, вдохнул глубже, и я отодвинулся, чтобы не сердить его чрезмерной близостью. Пробудившись он минуту лежал, обдумывая что-то или просто копя претензии, потом сказал:

– Никто на нас не напал.

– Да, извини, что так получилось.

– Александр, ты опять смеёшься.

Значит, я уже не Тач? Гении так быстро приспосабливаются, или он не уймётся, пока не продемонстрирует насколько на меня сердит?

– Саторин, ты мне дорог, я всего лишь хочу защитить. Сходим, перекусим?

– Одного ты меня опять не отпустишь.

– Нет.

Он умолк, я терпеливо дожидался результата раздумий. Приспосабливаться ведь приходилось ему, а не мне. Самое смешное заключалось в том, что пожелай он выкинуть меня из своей жизни, я ведь мог этого и не позволить, хотя не уверен, что набрался бы храбрости так далеко простирать свою власть. С Шерил вот никогда не наберусь. Пусть я древний, но не настолько же вампир.

– Идём, – сказал Саторин.

Совместная охота прошла на редкость скомкано, словно мы едва познакомились и ещё не знали пристрастий друг друга. Я позволил компаньону выбирать жертву и темп, а его это заметно разозлило. Он дулся, мрачно шагая по улице и ни на кого не обращая внимания. Я шёл немного позади, чтобы полностью контролировать обстановку.