Текст книги "Вчерашний вечер (СИ)"
Автор книги: maryana_yadova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Он даже сходил в тот бар в Стоунволле, где подцепил Артура. Безрезультатно.
И вот теперь он, обдолбанный, неровной походкой брел домой по ночным улицам Манхэттена, пытаясь справиться с тем, что на самом деле знал с самого начала, с того самого момента, как проснулся в квартире один – искать было бесполезно. Все, что Имс предпринял с утра, все это было самоутешение. Попытка отвлечься от правды – Артура больше нет. Пропал с концами. Куда, как, почему – этого Имс тоже никогда не узнает.
Он дополз до квартиры, долго не мог открыть дверь – замок, сука, словно елозил туда и сюда, убегая от ключа, потом все-таки попался, и Имс кое-как ввалился в квартиру, чуть не сорвав дверь с петель. А вот Артур накануне вернулся гораздо спокойнее, ничего не сломал и не снес с места, хотя мог бы, думал Имс, тупо разглядывая осколки напольной вазы. Ну и хрен с ней.
Цепляясь руками за мебель, он доковылял до тахты, забыв, что у него, вообще-то, есть спальня, и повалился навзничь. О том, что надо снять одежду, Имс даже не вспомнил. То есть он вообще не помнил, одет он или раздет, обут ли – ему просто было похуй. Он рухнул носом прямо в кусачий ворс покрывала, и в ноздри ему шибануло запахом высохшей спермы, пота и одеколона Артура. И вот тогда Имс завыл прямо в это покрывало, комкая его скрючившимися пальцами, зажимая в зубах, завыл, как зверь, надрывая глотку, а жесткие шерстяные волоски царапали ему веки, впиваясь иголками в пересохшую слизистую.
***
На следующий день Имс встал, отлежался в ванне, до скрипа вычистил зубы, сварил кофе и приказал себе после первой сигареты забыть обо всем. В неожиданное появление Артура на своем пороге он не верил, французские мелодрамы ценил только за хорошую музыку, а вовсе не за идиотские сюжеты, и ничего больше не ждал. Жизнь не кончилась, а значит, все будет хорошо. Когда-нибудь будет, надо только переждать.
«Да и что с тобой случилось? – спрашивал циничный внутренний Имс. –Подумаешь, от тебя сбежал любовник. Ты, что ли, ни от кого не сбегал? Ты о нем ничего не знаешь, нахуй он тебе не нужен, Имс, разуй глаза, ты радоваться должен, мудак, а не романтические розовые сопли пережевывать». Имелся и другой внутренний Имс, тоже циничный, но зато с другим вектором. Тот говорил: «Ну что, милый мой? Все проебал и даже не заметил? Вот молодец! Один раз тебе по-настоящему повезло, а ты и этого ухитрился не заметить. Опомнился, только когда поезд уже ушел». От этого бесконечного внутреннего диалога Имсу было херово, физически больно, но сделать ничего было нельзя.
Он заставил себя жить как всегда, вставал-ел-пил-мылся-работал, но боль как-то незаметно для него пробралась внутрь, как паразит, прижилась там и разжирела, расползлась отростками по венам и нервам, присосалась к сердцу и желудку и пировала вовсю. Имс смотрел на себя в зеркало и видел собственную тень, с синими подглазьями, чумными глазами, откуда через расширенные до предела зрачки глядела тупая тоска, видел лицо человека, который знает, что его вот-вот ударят в спину. До кучи Имс не мог теперь писать, кисти плясали в руках – донимал тремор, пальцы тряслись так, словно их поразила локальная версия пляски Святого Витта. Оба циничных внутренних Имса иногда, не стесняясь, намекали, что таким дивным внешним видом Имс обязан не сжиравшей его изнутри боли, а волшебному белому порошку, который он уже вот две недели потреблял без перерыва, но Имс привык к бубнежу внутри головы и просто не обращал внимания. Все он знал про кокс прекрасно, не ребенок, в конце концов, зато хотя бы раз в сутки получалось отвлечься. Без дозы Имс не мог лечь спать – было страшно. Едва он ложился в кровать, как тьма схлопывалась над ним, и ему мерещилось, что сон, как огромное черное чучело, распахивает перед ним тяжеленные высокие двери, а за дверьми – ни ада, ни рая, а только боль, боль, боль, океаны боли без конца и края…
Нет, лучше уж кокс и сиюминутное облегчение.
Однажды вечером, после очередной дорожки, Имса посетила светлая мысль. Идея была неоригинальная, но, по мнению Имса, вполне себе действенная. Он только подивился, почему она не пришла ему на ум раньше, ведь все же на ладони лежало! Лечи подобное подобным – спасибо умнице Парацельсу, думал Имс, натягивая на тонкую белую майку кожаную куртку.
Кажется, он просидел за стойкой любимого клуба не больше получаса, прежде чем снял нового мальчика. Дурное дело нехитрое, и почему только он не додумался до этого сразу? Мальчика Имс толком не разглядел, да и какая разница? Главное, он был темноволосый и кудрявый, ни разу не похожий на Артура, да это и не требовалось. Воображение у Имса, вштыренное немаленькой дозой кокса, работало безупречно. Пятнадцать минут ушли на то, чтобы обменяться парой-тройкой стандартных намеков, угостить паренька порцией виски, и вот уже Имс втолкнул паренька в один из кабинетов позади сцены.
Брюнетик драматически постанывал. Имс задрал на нем майку и деловито мял бока, то и дело цепляя большими пальцами соски. Тогда пацан вздыхал и закатывал глаза, дергал бедрами, стараясь притереться пахом потеснее. Имс забрал в горсть завитки на затылке, дернул вниз, заставляя открыть шею. Мальчишка послушно откинул голову назад, прижался нетерпеливо, застонал мастерски, словно на сцене.
Все шло просто отлично.
Все было пиздец как фигово.
У Имса не стояло, парень был никакой, пахло от него не так, как надо, голос был не тот, ощущение волос в ладони было такое, что блевать хотелось.
Имс справился с подкатившей тошнотой, сунул хастлеру за пояс джинсов полтинник и вышел из кабинета, скорее-скорее по коридорам, к двери наружу. Там его вытошнило на сухую, после чего знакомый вышибала поймал ему такси, запихнул внутрь и отправил по известному ему домашнему адресу Имса.
Дома Имс обнаружил, что кокаин кончился. Имс перевернул вверх дном всю квартиру, озвучив весь свой богатый запас матерщины в разных вариациях, но не нашел даже остатков в каком-нибудь пакетике: Имс в этом отношении был человек очень ответственный, и использованные упаковки спускал всегда прямо в унитаз, о чем теперь жалел несказанно. Выбор был небольшой – либо возвращаться куда-то, чтобы купить дозу, либо же перейти на алкоголь, которого, слава богу, было в достатке.
Имс в задумчивости вытянул губы трубочкой.
Через минуту он лихорадочно рылся в кухонных ящиках в поисках штопора – первым под руку попался настоящий ирландский односолодовый, на совесть закупоренный пробкой. Трясущимися руками Имс выдернул пропахший сивухой батончики из горлышка, глотнул прямо оттуда же и блаженно рухнул в кресло.
После еще нескольких глотков стало окончательно по барабану, что у него не стоит, что никому он не нужен, и даже терзавшая его последнее время боль тоже, кажется, отступилась. Плевать, что он, может быть, сдохнет тут между делом, что найдут его уже раздутым трупом с червями в глазницах, обмотанным провонявшим покрывалом в подозрительных пятнах.
И что вся неожиданно навалившаяся на него любовь, с которой он не смог справиться, останется только отзвуком в ночи, растаявшим воском на щеке…
С этой мыслью Имс просто отключился.
И настало блаженство.
***
А вот воскресать оказалось очень и очень неприятно. Больно и гадко. Почему-то нигде не написано, что, воскресая, приходится выслушивать ругань в ухо, что при этом тебя колют иголками, унизительно трогают за гениталии, растирают мерзкой шершавой тряпкой подмышки, суют в рот какую-то склизкую гадость, и при этом у тебя так ломит башку и крутит тело, что все остальное действительно отходит на второй план.
Имс едва сумел приоткрыть глаза. Картинка расплывалась, мельтешили пятна, но через несколько минут усилий, давшихся ему чуть ли не кровавыми слезами, он сумел сложить разбегающиеся пятна в одно смутное пятно, в котором опознал Кобба, хоть пятно тряслось и бухтело что-то невыносимо мерзкое и занудное.
– Грх-кхр… – проскрипел Имс, и ему тут же заткнули рот опять. Об опухший язык потерлось что-то гладкое.
Имс сглотнул и отрубился.
Когда он пришел в себя во второй раз, Кобб уже просматривался вполне прилично, хотя все еще пребывал не совсем в фокусе.
– Дай пить…– попробовал Имс, но даже ему самому свои слова показались неразборчивым хрипом.
Однако Кобб сообразил, подсунул ему трубочку, и в горло полилась прохлада. Часть пролилась мимо, потекла по подбородку на шею, но зато теперь Имс мог более-менее внятно разговаривать.
– Что случилось? – спросил он.
В ответ на это Кобб произнес длинную прочувствованную речь, на которой Имс не смог сосредоточиться целиком и уловил только основные пункты: он, Имс, мудила и дурак, задумал угробить себя и Кобба вместе с собой, безответственная дрянь, урод и козел, срать хотел на все и вся, и как только он придет в себя, вот тут Кобб и прирежет его собственноручно.
Имс пожал плечами. Внутренне он ощущал желание противоречить, но вот организм сопротивлялся: язык еле-еле ворочался, в висках звенело. От пожимания плечами в ключице разлилась тонкая острая боль, и, скосив глаза, Имс увидел, что прямо в шею ему воткнут катетер, который тонкой прозрачной медицинской трубкой соединен с капельницей. На стойке висел полнехонький мягкий контейнер с чем-то прозрачным.
– Я умер? – индифферентно поинтересовался Имс, продолжая оглядываться.
Он ожидал увидеть вокруг себя больничные крашеные стены, однако вместо этого глаза наткнулись на затянутые диким шелком стены цвета египетского папируса и тяжелые винно-пурпурные шторы. Имс с легким удивлением понял, что лежит в собственной кровати. От этого стало легче и даже в голове как будто прояснилось.
Кобб продолжал орать шепотом, встал и начал расхаживать перед Имсом, как по авансцене, делая такие жесты руками, будто учился у Сары Бернар. Имс моргнул и принялся любоваться: Кобб, мужик высокий и довольно крупный, имел поразительную животную пластику и богатую мимику, и, если не вслушиваться в смысл его тирад, можно было неплохо отвлечься от ноющих висков и противной ободранности в горле.
– Ладно, Дом, хватит, – устало попросил Имс. – Скажи лучше, сколько вы выводили меня из запоя?
Кобб, прекратив обвинительную речь на полуслове, присмотрелся к Имсу и сказал:
– Медсестра сидела при тебе трое суток. Сегодня утром я отпустил ее домой. Сейчас шестой час вечера.
– Что, совсем плохо было? – поинтересовался Имс, ворочаясь в кровати. Ребра сзади справа ныли, он их, похоже, отлежал, ужасно хотелось сменить позу.
Кобб подошел, поправил подушку и вздернул Имса за подмышки без всякой брезгливости, несмотря на пропотевшую майку. Имс вздохнул с облегчением и попросил Кобба открыть окно.
Из распахнутой створки потянуло чуть сырым воздухом с примесями моря, бензола и весны. Да, весной пахло отчетливо, казалось, там за окном прошли века с тех пор, как Имс последний раз выходил на улицу. Имс потянул носом, запах потек внутрь, как лекарство, с каждым вдохом принося облегчение.
– Имс, ты меня убил, – проговорил Кобб расстроенно. – С нашего последнего разговора прошло всего две недели, и что? Я нахожу тебя в таком состоянии, что первые несколько часов даже не был уверен, удастся ли тебе выкарабкаться. И это слава богу, что я зашел! А если бы я уехал в Лос-Анджелес? Или в Париж? Или еще куда-то? А?
– Ну, ты же не уехал, – равнодушно ответил Имс. – Дай еще попить.
Кобб снова сунул ему пластиковый медицинский поильник с витаминным раствором.
– Слушай, кофе или чая у тебя, конечно, смысла просить нет? – спросил Имс на всякий случай.
Кобб сделал возмущенные глаза.
– Хорошо, хорошо, все понял, не дурак, – закивал Имс. – Дай тогда, что ли, хоть воды с лимоном? Это такая гадость, чтоб ты знал…
– Я нашел у тебя в квартире двенадцать пустых бутылок из-под виски, – мстительно сказал Кобб. – И все литровые, эти твои, эксклюзивные, прямо из Ирландии!
Имс изумленно поднял брови. Потом снова глубоко вдохнул – весна вливалась в вены почище раствора из капельницы. Он боялся прислушиваться к себе, но вроде отпускало. Постепенно, пронизывая головной болью, спазмами в желудке, выходя вонючим потом, но отпускало. Не было больше в груди саднящей боли, и терпкой тоски тоже больше не было.
Там теперь вообще ничего не было, и Имс наслаждался этой пустотой. Поэтому и дышал весной, надеялся, что апрель по новой заполнит эту чистую пустоту, и все пойдет своим чередом.
– … и ведь ты не только пил? – полувопросительно-полуутвердительно сказал Кобб.
– Не помню, – тут же признался Имс, сделав честное лицо.
– Так я и думал, – заявил Кобб. – Идиот.
В спальне постепенно синело. Имс снова съехал по подушке вниз и прикрыл веки.
– Дом, не зуди, – проговорил просительно. – Ну, дал себе волю, один-то раз в жизни можно или нет?
– Ты совсем умом тронулся из-за этого мальчишки, – сказал ему Кобб грустно и понимающе.
– Пройдет, – ответил Имс, совсем не ощущая этой уверенности.
Повернулся на бок, насколько позволяла капельница и заснул.
***
На окончательное избавление от последствий алконаркотической интоксикации, которую себе так изобретательно устроил Имс, ушло еще около недели. Кобб носился с ни, как нянька, а с тех пор, как надобность в услугах медсестры отпала, так и вообще чуть ли не переселился к Имсу, являясь с утра и болтаясь в квартире до вечера. Он бы, возможно, и на ночь оставался, но тут уж Имс потерял терпение и даже некоторое время орал. Недолго, потому что запал быстро кончился, но Коббу и этого хватило. Больше остаться ночевать он не пытался, но, вваливаясь в дверь утром, придирчиво обходил комнаты, шевеля бровями и дергая носом. Наверное, вынюхивал недопитый виски и не всосанный до конца кокаин.
Имса это развлекало. А еще ему нравилось, что в доме присутствует кто-то посторонний, потому что это создавало у него иллюзию неодиночества. Шорохи, которые производил Кобб, разговоры, которые он заводил с Имсом, обсуждая текущие планы, нытье насчет здорового питания и вреда курения здорово маскировали от Имса пустоту, повисшую замком внутри грудной клетки. Вечером Кобб уходил, предварительно впихнув в Имса пригоршню витаминов, и тогда Имс поднимался в спальню или же ложился прямо на тахту внизу, раскрыв окна. Он все еще надеялся, что весенний сквозняк выдует цепи, стискивавшие ему ребра, и высвободит застрявшую там пустоту, но надежда эта таяла все больше и больше с каждым закатом, с каждым очередным синим вечерним небом, расчерченным небоскребами.
Погода испортилась. Теперь вечером, как по заказу, около восьми часов начинался ливень, и последние пару дней Имсу даже казалось, что где-то далеко, за пределами домов и дорог, к городу подбирается еще юная неловкая гроза, с робкими раскатами грома и неуверенными молниями. Дождь, однако, хлестал без всяких оговорок, дробно гремел по жестяной крыше и пожарной лестнице, капал на подоконники.
Имс расположился на тахте с «Братством кольца». Через полчаса такого чтения, да еще под шуршание воды снаружи, можно было смело рассчитывать на то, что сном накроет мягко и незаметно. Имс мимолетно пожалел, что так и не купил нового пледа взамен старого: пока он лежал в отключке под капельницей, Доминик выкинул старое покрывало, а до покупки нового руки так ни у кого и не дошли.
На площадке перед дверью заскреблись. Кобб, верно, не смог поймать такси и решил вернуться за зонтиком, подумал Имс, поднимаясь на ноги. Крошечная лампа на кронштейне у изголовья тахты освещала только маленький уголок, отчего тени в комнате становились как будто еще гуще. Имс чуть ли не на ощупь пробрался к двери и, сказав: «Погоди, сейчас открою», провернул ручку замка.
Он едва успел увернуться, торец двери чуть не приложил ему в лоб. Имс отшатнулся назад и машинально поймал свалившееся ему прямо в руки тело. Если бы это был Кобб, они бы рухнули на пол, но Кобб и не рвался бы в квартиру так, чтобы терять равновесие.
А вот Артур рвался.
И тут же в темноте вцепился в Имса так, словно тонул, тонул уже безнадежно, пропадая в черной стылой воде, и вдруг нежданно-негаданно нашел опору. Он хватал мокрыми холодными пальцами Имса за шею, тыкался ледяными губами в лицо, не разбирая куда, целовал и тут же шептал что-то неразборчиво-торопливое, жадное, истерическое. Что-то вроде «...мой-мой-мой… а все же сумел, блядь, у меня получилось!.. сдохнуть можно, получилось, это какой-то пипец, обалдеть, сам себе не верю…» Хлюпал носом, гулко сглатывал, вис на Имсе, пытаясь зацепиться ногами.
Имс решил: хорошо, что напольная ваза уже разбилась. Иначе они своротили бы ее сейчас. Не сказать, что Имс оправился от своей эскапады окончательно, слабость еще давала о себе знать, но Артура он бы дотащил куда угодно. Хоть на край света. Не говоря уж о тахте, до которой было значительно ближе.
Они рухнули на нее клубком из рук и ног, как какие-нибудь игроки в американский футбол. На попытки Имса чуть-чуть отстраниться Артур реагировал неадекватно, цеплялся еще сильнее, Имсу даже показалось, что Артур вцепился зубами в его майку на плече. Пришлось тоже бормотать какую-то успокаивающую чушь, лишь бы заговорить зубы, дать себе возможность сдвинуться хоть на пару дюймов – Артур был весь мокрый насквозь, видимо, долго шел под дождем пешком. А еще он был холодный, и одежда противно липла к коже, да и самого Имса промочила.
– Дай хоть куртку сниму, да подожди же ты… Артур… – выговорил Имс между поцелуями.
Артур затряс головой, замычал протестующе, но Имсу все же удалось сесть на пятки. Артур тут же рванул за ним, но Имс уже тянул с него скользкую кожаную куртку. Артур, сообразив, видимо, что его никуда не гонят и ни отталкивают, а наоборот даже, раздевают, принялся решительно помогать.
– Господи, холодный, как лягушка… – пробормотал Имс, зарываясь с оставшимся в одних трусах и майке Артуром в подушки и покрывала.
Артур только бубнил, как заведенный: «не отпущу, не отпущу» и снова цеплялся так, как будто за ним гнался легион врагов.
Наконец Имсу удалось прижать буйного Артура так, что тому почти не удавалось больше трепыхаться. Артур еще немного подрыгался, посопел и расслабился, растекшись под Имсом мягкой тряпочкой.
– Ты не будешь спрашивать, где я был? – опасливо спросил он совершенно нормальным голосом.
Имс отчетливо слышал, как Артур вздрагивает, отчаянно труся в ожидании ответа.
– Плевать, – сказал Имс глухо. – Главное, вернулся.
Артур длинно выдохнул, подрагивая голосом, с явными перебитыми слезами в горле, и внезапно заснул, как будто его выключили.
А Имс так и остался лежать, спеленутый Артуровыми конечностями, в легком одурении размышляя о безмозглом молодняке, которому бы только с горящими глазами что-нибудь испортить, со всем пылом безоглядного идиотского максимализма разрушить весь мир до основания. А потом, рыдая, прибежать к какому-нибудь циничному взрослому дядьке вроде Имса, назначить его на роль няньки и жилетки и беззастенчиво требовать утешений. И никому никогда не приходит в голову, что старым циничным дядькам тоже может быть больно до визга от того, что им легкими движениями выворачивают наружу все внутренности, включая душу. И, что характерно, никто этого так никогда и не узнает. Потому что они той породы, что даже на плахе будет шутить и улыбаться, только чтобы никто не догадался…
На этой мысли Имс отрубился тоже, стиснув руки покрепче у Артура на талии, чтобы уж в этот раз…
Глава 10
Артур благовоспитанно дождался, пока официант заберет меню и удалится, чинно разгладил на коленях салфетку, поправил нож, чтобы лежал симметрично, и отодвинул узкогорлый хрустальный стаканчик с одинокой веточкой фрезии – вазочка мешала ему смотреть на Имса.
– Почему это мне лимонад? – недовольно поджав губы, спросил он.
– Потому что кому-то точно нет двадцати одного года, – объяснил Имс.
– Ты все равно не знаешь, сколько мне лет, – брякнул Артур. – И, между прочим, утром, когда… – тут Артур все же оглянулся по сторонам, удостоверяясь, что его никто не слышит, – … утром тебя это не остановило.
Имс покладисто кивнул. Ворчание Артура его развлекало.
– Как только ты мне покажешь документы, где черным по белому будет написано, что ты совершеннолетний, я тут же закажу тебе и виски, и вино, и коньяк, и все, что твоей душе угодно. А до тех пор бухать будешь только там, где нет посторонних глаз.
– Меня поражают твои двойные стандарты, Имс, – обвиняюще заметил Артур.
– Меня они самого поражают, детка, – цинично сказал Имс и пригубил рислинг.
Артур, все так же корча недовольные рожи, отпил свой лимонад. В темно-синем костюме и голубой полосатой рубашке Артур выглядел ровно так, как и было задумано: юным студентом-первокурсником, который на пасхальные каникулы явился отдать дань уважения своему одинокому дядюшке. Тот факт, что вельветовые штаны и твидовый пиджак надевали на дядюшку в два приема с перерывом на внезапный минет, всем, кроме участников сего действия, остался не известен.
– Лучше бы пошли в тот клуб, – буркнул Артур, чтобы оставить за собой последнее слово, и начал с интересом оглядываться.
– Чем тебе не нравится Fraunces Tavern? – поинтересовался Имс. – Прояви уважение, тут когда-то Джордж Вашингтон произнес речь в честь победы в войне за независимость. Где бы мы сейчас бы были, если бы Америка так и осталась колонией? А потом тут все-таки отлично кормят.
Артур скептически посмотрел на Имса и хмыкнул.
– И это мне о независимости Америки вещает человек, который большей частью времени даже не утруждается замаскировать свой британский акцент? – ехидно сказал он.
– Я человек мира, – парировал Имс. – И что такое вообще британский акцент?
Тут им пришлось прерваться, потому что прибыли закуски.
– Тут слишком пафосно, – пожаловался Артур, разглядывая композицию на своей тарелке и снова заныл, – можно было бы пойти в тот клуб, где мы познакомились. Там можно было бы послушать музыку, потанцевать…
– В Стоунволл? – переспросил Имс. – Не люблю это место.
– Почему не любишь? – удивился Артур. – А мне понравилось.
– Слишком много пидорасов, – сказал Имс. – А у тебя романтическая ностальгия.
Артур подавился. Потом вытаращил глаза, налил себе из кувшина воды, выпил и уставился на Имса с неописуемым выражением лица.
– Что? – спросил Имс.
– А чем тебя не устраивают пидорасы, хотелось бы знать? – Артур склонился над столом и хотя бы догадался понизить голос.
Имс прожевал кусок артишока, прежде чем ответить. Артур ждал, открыв рот.
– Ты есть-то не забывай, – посоветовал Имс. – Всем не нравятся. А что, тебе нравятся?
– Имс, ты меня убиваешь! – сказал Артур. – А мы кто?
– А кто мы?
– Мы разве не пидорасы, как ты выражаешься? – возмутился Артур.
– Я – нет, – сказал Имс, прикуривая.
Артур раздул ноздри и, кажется, собрался броситься на защиту всех геев мира. Имсу очень хотелось заржать, но он сдержался.
– Дорогуша, давай ты все же сделаешь голос потише, а еще лучше, вообще замолчишь и доешь свой салат? Ок? Ну и отлично.
Артур послушался, но всем своим видом напоминал Имсу готовящийся закипеть чайник. Он сжал губы в тоненькую ниточку и покраснел ушами. Видимо, от общей мировой несправедливости.
– Детка, не заводись, – сказал Имс, разглядывая вино на свет. – Я надеюсь, ты в курсе, что за это, на минуточку, сажают?
Артур открыл рот, будто хотел что-то сказать, но потом передумал, закрыл рот и промолчал.
– Вот именно, – кивнул Имс. – Я что-то не ощущаю в себе зуда защищать права, бегать по демонстрациям и подставляться полиции. Пусть демонстрируют те, кому заняться больше нечем. А у меня и так достаточно причин избегать внимания копов, чтобы еще и такой повод создавать. Пока не пойман – не вор, знаешь ли. Ну и, чтобы уж расставить все точки над «и», если тебе интересно, то мне вообще по барабану, кого трахать.
Тут уж Артур совсем раскраснелся, и Имс сообразил, что мальчишка принял его последние слова на свой счет.
– Я имею в виду – было все равно. До. Так что не раздувайся, пожалуйста.
– А какого черта ты меня тогда притащил сюда, в такой приличный и пафосный ресторан, раз ты так меня стесняешься? – прошипел Артур, уткнувшись в тарелку.
– А с чего ты взял, что я тебя стесняюсь? – удивился Имс. – Я просто не считаю нужным ставить окружающих в известность о подробностях моей личной жизни. И уверяю тебя, это касается не только моих… э-э… предпочтений в постели. Ты ж не рвешься поведать всему миру о том, как мы ловко провернули то дело с набросками и техасским миллионером?
– Ну это! – вскинулся Артур. – Это совсем другое дело!
– Да чем же это оно другое? – хмыкнул Имс. – Точно такое же. А сюда я тебя привел просто потому, что мне нравится местная кухня. И тебе тоже понравится, если ты на минутку перестанешь думать о судьбах мира и вспомнишь о хорошей еде. В тот клуб я на самом деле стараюсь попадать как можно реже, – пояснил он, – народ, который там собирается, уж слишком все напоказ стремится сделать. И полиция там постоянно кружит, так что, сам понимаешь…
– А что, могут действительно посадить? – спросил Артур так, как будто Имс ему глаза открыл.
– Арти, дорогуша, ты с какого дерева упал? – в свою очередь искренне поинтересовался Имс. – Купить тебе газету?
– Не надо.
Артур вдруг решительно занялся салатом. Имс тоже не прочь был сменить тему. Ресторан был не лучшим местом для подобных дискуссий, да и не очень-то Имсу было это в принципе интересно. Имс оглянулся и неожиданно для себя обнаружил прекрасный повод переключить внимание Артура.
– Посмотри мне за спину, – сказал Имс. – Видишь седого мужчину? В коричневом костюме?
Артур оторвался от салата и заглянул Имсу за плечо.
– Ну? Вижу. И что?
– Знаешь, кто это? – спросил Имс.
– Похож на какого-нибудь университетского профессора, – сказал Артур. – А что?
– Знаешь, кто такой Рэй Брэдбери? – поинтересовался Имс.
Артур замер и вытаращил глаза.
– Да ты что? – прошептал он с восхищением. – Это на самом деле он?
– Ты только не кидайся за автографом, – предупредил Имс. – Ты знаешь, кто это? Поразительно!
– Чем это поразительно? – удивился Артур. – Поразительно, что ты знаешь, кто это!
– У меня иногда складывается впечатление, что ты держишь меня за необразованного дебила, Арти, – покачал головой Имс.
Артур ничего не сказал и только скептически на него покосился.
– Ты разве читаешь фантастику? – спросил он, наконец.
– А ты не читаешь? – в свою очередь спросил Имс.
– Читаю, но… – Артур замялся и посмотрел на Имса с каким-то непонятным выражением. – Ты читал «Марсианские хроники»?
– Представь себе, читал, – сказал Имс, приступая к стейку. – Но я больше люблю Гарри Гаррисона и Хайнлайна. А тебе нравятся «Марсианские хроники»?
– Очень, – Артур с энтузиазмом затряс головой. – Это же такая квинтэссенция мира: все самое главное. Ненависть, самопожертвование, глупость, любовь… Это как смотреть через замочную скважину на мир, где ты никогда не будешь, и тосковать по нему. Обожаю. Ты помнишь тот рассказ про ксенофобию? Ты же понимаешь, что он хотел сказать кое-что совсем другое...
Артур осекся, потом мотнул головой и с загоревшимися глазами принялся пересказывать Имсу содержание «Хроник», видимо, напрочь позабыв, что, вообще-то, Имс тоже в курсе.
– Я все же больше люблю Гарри Гаррисона, – повторил Имс. – «Хроники» уж слишком печальные, я такое не очень. А ты читал «Фантастическую сагу»?
– Эту поверхностную ерунду? Антинаучный бред про путешествия во времени? Имс, я тебя умоляю!
Артур пренебрежительно фыркнул, и они чуть не сцепились прямо в ресторане, яростно защищая каждый свое. Артур обзывал Гарри Гаррисона конъюнктурщиком, гоняющимся за сиюминутной славой, потакающим низменным вкусам публики, а Имс ярился, выстреливая едкими комментариями. Наверное, Брэдбери очень понравилось подслушивать.
Имс уже расплатился, они вышли из здания на улицу и побрели по тротуару, а Артур все вещал и вещал, обличая теперь уже хайнлайновский «Звездный десант». Он что-то пылко бухтел о политических правах, об этике, о социальной ответственности перед обществом и, кажется, снова собирался произнести речь о двойственной природе понимания всеобщего равноправия в Америке, но Имс уже обалдел. Он и сам был не рад, что завел разговор о литературе. А всего-то и хотел столкнуть Артура с дурацкой гейской темы.
– … и потом, я считаю, там откровенно несет пропагандой тоталитаризма! – негодовал Артур. – Как тебе может нравиться?! Это же муштра, армия в худшем ее проявлении, полное отсутствие выбора…
– Наверное, да, – сказал очумевший от такого напора Имс и предложил: – Пойдем в кино? Смотри, вот как раз по дороге. Хочешь?
– Хочу, разумеется! – с удовольствием согласился Артур. – А на что пойдем? Что там?
Артур перебрасывал картонный стаканчик с кофе из руки в руку – по дороге они набрели на кофейню. Он задрал голову вверх и рассматривал названия фильмов над входом в кинотеатр. Разноцветные сполохи от витрин и афиши кинотеатра ложились на него, расписывая синий костюм пестрыми пятнами, и превращали Артура в подобие космической конфеты. Имс залюбовался, не в силах избавиться от ощущения, что ему в руки, откуда ни возьмись, вдруг свалилась райская птичка и почему-то решила задержаться. Он как будто выпал из реальности на несколько мгновений, задумавшись о том, как все странно и неожиданно случается в жизни, и очнулся, только когда Артур помахал у него перед лицом рукой.
– Ну что? Ты что застыл, Имс? На что пойдем, а?
– А на что ты хочешь, – спросил Имс, задирая голову к афише.
– Честно сказать, я не могу выбрать между «Беспечным ездоком» и «Полуночным ковбоем», – признался Артур. – Они оба такие классные!
– М-да? – пробормотал Имс. – А я не смотрел ни тот, ни другой.
Еще бы, в запое как-то не с руки было ходить на киносеансы.
– Тогда пошли на «Полуночного ковбоя», – как-то двусмысленно захихикал Артур. – Тебе точно должно понравиться.
***
Вазу так и не купили, как, впрочем, и плед. Теперь каждый раз, вешая куртку в шкаф, Имс смотрел на пустой угол и думал, что в выходные стоило бы сводить Артура в Сохо, поболтаться по галереям и антикварным лавкам и выбрать что-нибудь подходящее. Разумеется, Имс прекрасно мог бы отправиться туда и один. В антиквариате Артур разбирался, мягко говоря, никак, а с какой стати непременно нужно было выбирать вазу вместе – вот об этом Имс предпочитал не задумываться, обходясь универсальным объяснением, что так ему больше хочется.
Еще ему хотелось таскать Артура за собой по ресторанам, магазинам и театрам, несмотря на то, что во время таких выходов приходилось возвращаться к удобному образу дядюшки и племянника. Артур веселился и втихомолку Имса высмеивал, однако на публике все же держался прилично. На попытку Имса рассказать ему всякие ужасы о тяготах жизни людей нетрадиционной ориентации в тюрьме Артур отреагировал вяло, мимоходом заметив, что вполне насмотрелся всего этого в сериалах и что Имсу не стоит напрягаться, расписывая кошмарные кошмары. Имс сначала немного растерялся, а потом даже думал поинтересоваться у Артура, на каком же загадочном канале он увидал такие интересные сериалы, если учесть, что дома телевизора Имс не держал. Но потом все же передумал и снова сделал вид, что ничего не заметил, только порадовался про себя, что Артур, слава богу, перестал пытаться проповедовать Имсу о правах разных слоев населения. Дискуссии о дискриминации Имс находил смертельно скучными, однажды популярно объяснив Артуру, как именно тот может побороться за права гомосексуалистов вместо произнесения горячих речей. Артур обиделся, Имс остался без минета, но зато с приятным чувством победы. Никто из них так и не вспомнил, что по изначальному уговору такие предложения Артур обязан был воспринимать как приказ к немедленному исполнению.
