Текст книги "Вчерашний вечер (СИ)"
Автор книги: maryana_yadova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
ВЧЕРАШНИЙ ВЕЧЕР
Авторы: Власть несбывшегося, maryana_yadova
Жанр: фантастика
Фандом: Inception
Тип: романс, слэш
Рейтинг: NC-17
Размер: макси
Пейринг: Имс/Артур
Февральским утром выйду слишком рано,
Вчерашний вечер остается смутным.
В конце концов, зачем об этом думать,
Найдется кто-то, кто мне все расскажет.
Горсть жемчуга в ладонях –
Вот путь, который я оставлю тайной.
Благодарю тебя за этот дар:
Уменье спать и видеть сны –
Сны о чем-то большем...
Когда наступит время оправданий,
Что я скажу тебе?
Что я не видел смысла делать плохо,
И я не видел шансов сделать лучше.
Видимо, что-то прошло мимо,
И я не знаю, как мне сказать об этом.
Недаром в доме все зеркала из глины,
Чтобы с утра не разглядеть
В глазах
Снов о чем-то большем...
(с, БГ)
Глава 1
На улице уже начал сгущаться синий дым сумерек, когда Артур выскользнул из дома; натянув шапку до глаз и засунув руки в карманы, загашал к сабвею.
Официально он направлялся навестить бабушку в Нижнем Ист-Сайде, и вязаная шапочка на нем была темно-красная, вот разве что корзинку с пирожками и маслом он не взял. При этой мысли Артур усмехнулся и нащупал в кармане пачку сигарет. Нет, ну лезет же в голову всякий бред!
На самом деле он хотел быстрее свалить из дома – из этой прекрасной, позитивной, почти кукольной атмосферы богатого дома, где проживала до тошноты правильная и очень успешная семья. Как и полагалось еврею из Ривердейла, Артур был сыном стоматолога и психиатра, жил в величественном особняке в стиле Георгов и еще совсем недавно ходил в элитную частную школу по красивой извилистой улочке, в просветах которой открывался потрясающий вид на Гудзон.
Сейчас Артур учился на первом курсе Колумбийского университета, на факультете искусств – намеревался стать архитектором. Как бы ни хотел отец видеть его юристом или экономистом, а лучше всего зубным врачом, мечтам его сбыться не удалось. Артур до кончиков волос оставался типичным хипстером, начиная от очков Ray Ban Wayfarer и рубашек цвета японской сливы в крупный горошек, надеваемых в паре с узкими брючками, и кончая поклонением Canon и блужданиями по крышам, заброшенным дворам и пустошам в поисках редкой фотографической натуры. Фотоохота была вторым увлечением Артура после охоты модной – его хорошо знали как продавцы дорогих бутиков, так и владельцы винтажных магазинчиков типа Beacon's Closet. Если уж Артур надевал шарф, то следом обязательно надевал и очки в оправе цвета шарфа.
Этим летом он днями напролет болтался в Уильямсбурге, где фотографировал настоящих хипстеров – не стилизованных под показные луки в Instagram модников, а небрежных бородатых интеллектуалов в клетчатых рубашках. Снимал он и заброшенные фабрики и склады, и модные лофты, размещенные в них, и крошечные книжные и музыкальные магазинчики, где иногда можно было отрыть подлинные сокровища букинистики и меломании по цене стаканчика дрянного кофе. Здесь из окон еще слышался джаз, а в переулках витал сладкий запах марихуаны, однако цены на недвижимость неумолимо начинали расти, уже рыскали везде агенты-ловчилы, а значит, и этой хипстерской Мекке скоро грозило превратиться в новый продвинутый, а потом и фешенебельный район. Здесь еще оставались здания, которые выглядели как настоящие хиппи-сквоты, но и в них квартиру стало снять уже дороговато. Вместо баров, стилизованных под времена «сухого закона», с их условием «speak-easy», отсутствием вывесок и закрашенными матовой краской окнами, всюду появлялись разрисованные, кричащие устричные бары, да и педикюрные салоны сильно потеснили расслабленные кабаки. Богема догуливала свои последние годы даже в этом квартале.
Но пока – пока Артур попадал сюда как в другое измерение, где исчезали даже желтые машины такси, и сполна наслаждался джазово-марихуановой атмосферой. Он сходил с ума по семидесятым, и национальная привычка родителей хранить содержимое гардероба до следующего вселенского потопа только усугубила эту страсть. Папа хранил Ray Ban первых лет производства, выпендрежные цветные пиджачки и умопомрачительные рубашки, которые сейчас как раз пришлись впору Артуру, тонкому, как тростинка. Ему даже не приходилось шататься по блошиным рынкам, хотя из исследовательского интереса он, конечно, туда наведывался.
В общем-то, Артур не доставлял больших хлопот своим родителям. При том, что он не собирался становиться юристом, врачом или финансистом, при том, что, пожалуй, слишком много времени тратил на создание замысловатого гардероба, при том, что покуривал травку и бродил по крышам с камерой на шее, при том, что в голове у него болталась нелепая смесь идей, почерпнутых из арт-хаусного кино, битнической литературы и социальных сетей, – при всем при том он оставался золотым, чистеньким мальчиком. Учился всегда хорошо, продолжал быть одним из лучших учеников в университете, пусть даже на факультете искусств, друзья у него всегда водились положительные, с девочками он знакомился серьезными, с виду невинными и до воздушности одухотворенными, так что беспокоиться семье особо было не о чем.
Вчера Артуру исполнилось восемнадцать.
Сегодня он, как послушный внук, направлялся к любимой бабушке, дабы получить от нее некий особый подарок. Он не питал иллюзий насчет обещанной «особенности», да вышел уже из возраста, когда без тихого ужаса ждут подарков от родственников, но бабушка – это святое.
Бабушку звали Эсфирь, она была величественной старой еврейкой, до сих пор стройной и прямой, с длинными черными курчавыми волосами, которые в распущенном состоянии, должно быть, доставали до пояса. Однако Артур видел их только в строгой прическе. Когда они прогуливались по улицам, Эсфирь плыла гордым фрегатом, рассекая людские волны, и Артур всерьез удивлялся, почему им никто не кланяется, ну хотя бы не приподнимает шляпу, как в старом кино.
Они часто гуляли по Нижнему Ист-Сайду, и дорога неизменно выводила их на Хаустон-стрит: там они прекрасно проводили время либо в закусочной Katz’s Delicatessen, где с 1888 года продавали огромные сэндвичи с копченым мясом и огурцами (огромный зал, кажется, не ремонтировался с момента основания, а заказы принимались и оплачивались по талонам), либо в магазине деликатесов Russ&Daughters, один вид рыбных прилавков которого, как написал один русский журналист, мог довести голодного человека до обморока, либо в старинной пирожковой Yonah Schimmel Knish Bakery, где хмурые, погруженные в себя пожилые посетители поглощали картофельные кныши, домашний суп и фирменный йогурт. Когда-то сюда захаживал Троцкий, и этот факт имел для бабушки не последнее значение – она была из русских, эмигрировала после революции сначала в Польшу, а потом в Штаты. Правда, проходя мимо дорогого многоквартирного дома на Норфолк-стрит, носившем название Red Square, бабушка всегда корчила презрительную мину: с его крыши на Нью-Йорк вдумчиво смотрела статуя Ленина, привезенная из Союза в 1989 году. Рядом с Ильичом пялились на мир часы с перепутанными цифрами.
В последнее время жизнь бабушки капитально подпортил артрит, поэтому традиционная прогулка отменялась. Поэтому-то Артур и выехал к ней уже вечером, когда смеркалось.
Эсфирь жила на Орчард-стрит, в огромном многоквартирном доме из красного кирпича, сплошь испещренном знаменитыми пожарными лестницами. Нижний Ист-Сайд всегда был интересен Артуру, вобрав в себе пестрые и ранящие осколки истории разных лет, и он до сих пор не мог утверждать, что знает его от переулка до переулка, от угла до угла, хотя побродил по нему немало. Вот и сегодня, несмотря на сумерки, он на всякий случай прихватил с собой Canon.
Бабушка встречала его торжественно, восседая в кресле, как герцогиня: в ушах, на шее и на пальцах – темный тяжелый янтарь, ресницы и губы – тщательно накрашены. Во всеоружии к приходу любимого внука. Они сидели и пили кофе, сваренный в древней турке, и бабушка без конца предавалась воспоминаниям – на самом деле она была уже очень стара и помнила те времена, когда на Орчард-стрит еще не понастроили дисконт-центров, а на Ривингтон-стрит – дорогих бутиков и карибских ресторанов, а Квартирный музей около Уильямбургского моста был историей живой и текучей, а не законсервированной. Тогда в этом доме теснились иммигранты: одинокий мужчина обычно снимал угол с чашкой кофе на завтрак и ужин, а в двухкомнатной квартире могли ютиться семья из двух родителей и шести детей и шестеро квартирантов. Летом же, в жаркие, душные ночи, когда из переполненных комнат воздух словно выкачивали в никуда, сотни людей спали на крышах, тротуарах и в парках, и Нижний Ист-Сайд превращался в одну большую ночлежку.
Артур всегда внимательно слушал: бабушка подавала ему хорошие идеи для фотоохоты, некоторые снимки он потом продавал крупным журналам, к серии фотографий всегда прилагая истории, которые сегодня мало кому были известны – чтобы раскопать их, пришлось бы провести целое журналистское расследование, но у Артура была бабушка, заменявшая ему бесчисленные архивы и подшивки. Он фотографировал, например, старинные кофейни, которые отыскивал на забытых городом улицах, где евреи обменивались новостями еще в начале двадцатого века – тогда эти кофейни были главными культурными центрами шумного, многослойного иммигрантского гетто, и их насчитывалось на Нижнем Ист-Сайде больше двухсот пятидесяти.
Сегодня он особенно навострил уши: Эсфирь вещала о заброшенном доме на задах знаменитого магазина Economy Candy. Когда-то домом владел известный в квартале врач-акушер, одинокий богатый еврей, после его смерти в 70-х владельцы менялись, как песок на берегу, в нулевых дом выкупила под снос какая-то строительная компания, которая обанкротилась с кризисом, и дом так и остался стоять, ожидая своей судьбы. Судя по рассказам, это был богатый и причудливой постройки дом, так что Артур сразу загорелся. А когда бабушка упомянула, что долгое время пресловутый врач жил с некой дамой, которая гадала на картах, кофейной гуще и хрустальном шаре, и что потом у этой парочки появилась весьма странная слава, то в нем вспыхнул подлинный азарт – что-то так и перекатывалось холодком в груди, так и подзуживало, так и посылало мурашки по всему телу.
По улицам уже разлился, как густые чернила, глубокий вечер, когда Артур вышел от бабушки, засунув в сумку загадочный небольшой сверток, который пообещал развернуть только дома, – и, конечно же, презрев безопасность, сразу же направился к заброшенному дому. Ему было страшновато, но это был особого рода ужас – сладковатый, который еще больше подогревал любопытство.
Артур шел быстро и бесшумно, точно бы крался, хотя и сам не очень понимал, почему: город не спал, улицы были ярко освещены, кафе и бары продолжали работу, и в них кипело веселье. Ярче всех светился El Castillo de Jagua на Ривингтон-стрит, оттуда доносилась громкая живая музыка, а значит, еще даже полночь не наступила – этот лучший карибский ресторан Нижнего Ист-Сайда закрывался ровно в ноль-ноль-ноль.
Однако Артур быстро оказался в каких-то довольно темных переулках, на задах освещенных улиц, и ему стало не по себе. Хорошо хоть, дом найти не составило труда – магазин сладостей оказался хорошим ориентиром, хотя и стоял вовсе не так близко к бывшему дому акушера и гадалки, как рассказывала бабушка. Но Артур сразу его узнал, как будто уже видел где-то на старых фотографиях – или во сне.
Постройка была в самом деле оригинальная – не дом, а целое здание, причем сплетенное из десятка стилей, среди которых ярче всех просматривался мавританский, явно сооруженное еще в конце девятнадцатого века. Дом был малоэтажным, но тоже кирпичным и многоквартирным, очевидно, врач сдавал квартиры внаем, и Артур представил, сколько же сотен человек прошло через них. Сейчас здание обветшало настолько, что некоторые комнаты просматривались насквозь через выбитые окна, в них гулял ветер, входные двери болтались на сорванных петлях, сквозь ступени лестниц проросли побеги деревьев, стены частично покрылись бархатным темным мхом. Но некоторые квартиры сохранились на удивление хорошо и сейчас мрачно прятались за закрытыми ставнями уцелевших окон.
В одну такую квартиру и зашел Артур, толкнув тяжелую красную дверь с тускло блестевшими латунными цифрами номера. Дверь оказалась вполне функциональной, как в обычном жилом доме. Квартира тоже отлично сохранилась – более того, в бывшей гостиной стоял огромный старый продавленный диван, а на стене висели часы с боем. Стены здесь были частично выкрашены в красный цвет, частично – в зеленый, а под потолком позванивала на ветру черная от грязи старинная люстра.
Артур осветил все это фонариком, ощущая нехорошую дрожь: все-таки зря он поперся сюда ночью совершенно один, но потом решил, что ночная съемка в заброшенном доме может получиться весьма оригинальной в своей жутковатости и он сумеет ее выгодно пристроить, поэтому настроил камеру и принялся снимать. Бой часов, отметивших полночь, застал его врасплох и наполнил настоящим ужасом – он подпрыгнул, чуть не выронив камеру, долго не мог выровнять дыхание и с содроганием ощутил, как по спине медленно и противно ползет холодный пот, и такое было ощущение, что это не его вовсе пот, а чей-то чужой. Он быстро закрыл объектив, поправил на плече сумку и торопливо выбежал из заброшенной квартиры, а потом и из самого дома на улицу.
До Ривердейла он доехал без приключений, хотя его все еще потрясывало, будто бы в пустом доме он повидал нечто ужасное, хотя на самом деле ничего такого не было, а в россказни о привидениях и прочей потусторонней ерунде он не верил. За переживаниями он даже забыл развернуть подарок от Эсфири. Наскоро приняв душ, забрался в кровать и с головой залез под одеяло, как делал маленьким ребенком, когда боялся чудовищ из телевизора.
Впрочем, совсем скоро страшно ему быть перестало, в конце концов, он давно уже не был ребенком, – и его быстро сразил сон. Однако же и во сне он опять оказался в доме бывшего врача и снова толкнул ту самую красную дверь, правда, теперь уже изнутри странной квартиры с диваном и часами – выходя на улицу.
Только вот улица почему-то оказалась не та.
Глава 2
Улица перед ним открылась по-прежнему темная, но гораздо более мрачная, чем он помнил: никакой иллюминации, да и фонарей ничтожно мало. Сами дома выглядели как-то иначе: многие покрашены в другие цвета, а окна – забраны решетками. Прямо перед Артуром маячила какая-то древняя, замызганная лавка – по всей видимости, магазинчик пластинок, стоявший на месте привычного для Артура бутика мужской одежды. Впрочем, здесь продавали не только пластинки – в мутноватых окнах, которые служили одновременно витринами и сейчас были едва освещены красноватым светом, можно было разглядеть массу разных вещей: от книг и альбомов с фотографиями до больших фарфоровых кукол, вееров, кофейных мельниц и резных шкатулок – словом, всяких дурацких сувениров.
Артур чувствовал себя странно: воздух вокруг казался ему густым, как желе, колыхался вокруг. Внутри сгущалась паника. А когда к магазинчику плавной неслышной тенью медленно подкатила темная машина старинных очертаний (Артур даже не смог разобрать, какой марки это силуэт) – паника превратилась в склизкий холодный сгусток в животе.
Из машины вышли двое и вразвалочку зашли в музыкальную лавку. Еще через несколько минут из лавки послышался шум, крики, потом несколько выстрелов, двое выбежали, сели в машину, та взвизгнула шинами, разворачиваясь, и исчезла в сумерках. Артур некоторое время стоял столбом, хлопал глазами, потом вздрогнул и побежал.
Бежал недолго – заворачивая за угол, с размаху врезался в какого-то человека, прямо в чью-то грудь в черной потертой кожаной куртке. Обладатель куртки охнул, потом выругался таким замысловатым и грязным матом, какого Артур отродясь не слыхал, и больно ухватил за шею. Пальцы были стальными и горячими, и Артуру показалось, что его держат щипцами для угля.
– Куда спешим, детка? – услышал он сиплый голос с каким-то легким акцентом, сразу не внушивший доверия, и медленно, чуть щурясь, поднял глаза. – Кто-то гонится за тобой, а? От кого бежим?
– Я видел кое-что, что мне совсем не понравилось, – выговорил Артур, пытаясь отодвинуться.
– Да ты что? Очень печально, – ухмыльнулся человек в куртке – парень лет тридцати-тридцати пяти с подозрительными серыми глазами и крайне похабной ухмылкой. В ухе у него тускло блестела серьга, а нос, кажется, перебили когда-то в юности. На безымянном пальце красовалась чудовищная печатка. От парня за милю шибало чем-то диким, звериным, и Артур понял, что вот сейчас, кажется, крепко влип.
– Отпустите? – вяло спросил он и еще раз попробовал дернуться, хотя узел в животе уже завязался намертво. С ужасающей четкостью он, наконец, понял, что с ним случилось что-то дикое, кошмарное и что весь этот мир вокруг – чужой, параллельный, враждебный, и то, что с ним происходит, может происходить только в дурном сне.
А может, он действительно спит? Артур не помнил. Не знал. Не мог утверждать с уверенностью. По крайней мере, мозолистые пальцы, которые он чувствовал на своей шее, потрескавшаяся кожа куртки, маячившая перед его носом, и легкая рыжеватая щетина на подбородке внимательно рассматривавшего его парня выглядели отвратительно реально, отвратительно убедительно.
– Вряд ли, пупсик. Сколько берешь? – разглядывая его, спросил этот опасный небритый мужик.
– Что? – ошарашенно спросил Артур.
– Сколько, говорю, за час берешь, дорогуша? Я не обижу.
– Вы… вы не то подумали! – возмущенно вскинулся Артур. – Я не… не… не зарабатываю этим!
– Ради любви к искусству работаешь, пупсик? Да не может быть, чтобы такая краля давала бесплатно! Не бойся, я не из полиции нравов. Сам видишь.
Артур начал вырываться с удвоенной силой и подумал, не закричать ли.
– Отпустите меня! Отпустите! – в былые времена, услышав такие визгливые нотки в своем голосе, он бы поморщился – никогда не любил истерик. Но сейчас было не до того.
– Ладно, давай так. Сделаем вид, что я тебе поверил – и просто пойдем выпьем? Со мной тебя куда угодно пустят. Просто выпьем, окей? Чего-то ты реально слишком чистенький для здешних. Недавно на улице?
– Я не с улицы! Вы ошиблись, ошиблись!
Тут Артур почувствовал, как что-то уперлось ему в ребра, и, скосив глаза, увидел блестящее лезвие ножа. Страх заполнил его моментально и с такой силой, что, казалось, сейчас кровь хлынет из ушей. Если бы парень его не держал, он бы сполз к его ногам. Колени дрожали, превратившись в кисель, ужас вполз в сердце, как червяк в яблоко. Артура начала бить дрожь, и, видимо, в этот момент он выглядел натурально хреново, потому что парень его с озабоченным видом встряхнул и прижал к себе крепче.
– Да не трусь ты так, что за дерьмо? Как зовут?
– Артур, – выдавил Артур.
Его аж мутило.
– Артуууур… – по-кошачьи протянул парень. – А меня – Имс. Пойдем-ка развлечемся, Артурчик. Бабло у меня имеется, не волнуйся.
У Артура в груди что-то заклокотало, но дергаться он перестал – только дрожал мелко. Имс принял эту дрожь за озноб от холода – вечер действительно стоял нежаркий. Он легонько подтолкнул Артура в спину, понукая, и они двинулись вниз по улице. Спустя минуту Артур увидел машину Имса и в очередной раз почувствовал, как его колени резко ослабели. Ему было страшно до опизденения, но что-то в солнечном сплетении шевелилось еще, неопределяемое, снова посылавшее по коже мурашки. И как раз из-за этих мурашек, из-за этого чувства, рассылавшего по телу непонятные сигналы, он не побежал, не стал вырываться, не стал даже сопротивляться в очередной раз, а покорно сел в машину. Сам себе не мог объяснить, почему. И все время думал: бежать, бежать, быстрее, нельзя, опасно, невозможно! – а словно бы кто-то невидимый за ниточку потянул.
Машина, кстати, была черная «шевроле импала», Артур как-то видел точно такую же по телевизору в одном мрачном сериале про каких-то безумных братьев – охотников за привидениями. Выглядела она со всем возможным достоинством, хотя и была уже изрядно покоцана.
– Куда мы? – спросил он, с трудом поворачивая будто бы распухший язык.
– О, мы в местечко, которое тебе наверняка понравится, пупсик, – подмигнул Имс и завел машину.
Артур промолчал. Слабость навалилась на него, и в животе ворочался все тот же комок, только теперь он был не холодный, а жаркий, как небольшой огненный шар.
Артур же был не совсем идиот, понял, что Имс принял его за хастлера. Также он понимал, что находится в каком-то другом времени, хотя вроде по-прежнему в Нью-Йорке. Определенно, это было похоже на кошмар. Или… или просто было похоже на то, как что-то темное, тайное, тщательно запрятанное и удушенное постепенно выползало из милого чистенького мальчика Артура на свет божий и щурилось, поворачивая в разные стороны змеиные головы. Поэтому и ноги так дрожали. Поэтому и слабость во всем теле. Поэтому и бежать не смог.
Он же ничего не может сделать в данной ситуации, думал Артур. Ну, вообще ничего. У этого… Имса – нож. Да и вообще: стоит на него только посмотреть: бычара же, прожженный бандит, глаза вон какие тигриные. Хотя был в его лице отблеск какой-то красоты даже – уж уродливым Имса никто бы не назвал. Артур искоса его оглядел. И голос у него был такой… царапающий какие-то извращенные местечки в мозгу Артура.
Ехали они довольно долго, Артур даже не смотрел в окно (смысл?), тормознули в какой-то подворотне, а потом еще минут десять шли пешком по совсем уж темным улицам. Остановились перед домом с кирпичным первым этажом, а во весь второй этаж мигала вертикальная неоновая розовая вывеска с надписью «Стоунволл Инн». Окна в доме были узкими и прямоугольными, входная дверь точно вышла из кинофильмов про средневековые харчевни – деревянная, тяжелая и полукруглая наверху.
Имс постучал – кто-то за дверью что-то проворчал, потом долго изучал обоих в дверной глазок – да, здесь был дверной глазок! – потом их впустили, и Имс о чем-то мельком весело потрепался с огромным вышибалой-блондином на входе. Видимо, его тут хорошо знали. Артура этот неестественно брутальный блондин окинул подозрительным взглядом, но ничего не сказал. А потом Имс схватил Артура за его хипстерский твидовый пиджачок и потянул за собой. Артур успел только заметить, что Имс купил что-то похожее на входные билеты и отдал за них три доллара.
Они ввалились в большой бар с двумя танцполами; здесь все было окрашено в черный цвет, и это делало помещение очень темным. По периметру бара висело несколько прожекторов, но сейчас они были погашены все, кроме одного. На танцполе медленно переступало в обнимку несколько мужских пар. Заметив это, Артур дернулся было назад, но Имс схватил его за локоть крепко, как клещами, и потащил к бару. Там он обменял билеты на выпивку и ловко пустил по стойке к Артуру стакан со скотчем, почти полный. Сам тут же присосался к такому же стакану.
– Пей, дорогуша, ты какой-то нервный совсем, – бросил он и отвлекся на разговор с барменом.
Артур послушался. Алкоголь разлился по жилам жидким огнем, и озноб малость отступил, а дрожь в коленях поубавилась. Но Артура все еще трясло – от какого-то гадкого предвкушения, от ощущения абсолютной грязи происходящего. Что он тут делает? Почему не бежит, не кричит? Ведь его просто мутит от мысли, зачем его сюда привел Имс. Ведь никаких вариантов нет, что произойдет дальше. А кто знает этого мужика – может, он любит калечить своих… своих… И рука у него тяжелая. Может, он вообще маньяк, и Артура найдут в виде мясной нарезки в той же подворотне, где стояла сейчас «импала». Все это походило на худшие из рассказов Буковски, но Артур выхлестал весь виски и все так же ощущал себя прилипшим к табурету. В глазах у него все плыло.
Имс не торопился – продолжал болтать с барменом, осклабясь, изредка хохотал и поглядывал мельком на Артура. И чем дольше тянулось это ожидание, тем больше Артур изводился. Его снова начала бить крупная дрожь. И вот тогда Имс встал, взял его за руку и повел вглубь клуба – в темные, тайные комнаты. Навстречу им, пока они шли, попалось несколько мужчин в гриме и с длинными волосами, в ярких платьях с блестками.
Остановились они в маленькой комнате с двумя диванами, обитыми искусственной черной кожей. Свет падал только от маленького светильника на стене и был отвратительно, вызывающе, нарочито розовым. Самым пошлым, что приходилось видеть Артуру в жизни. Вообще все было, как в самом низкосортном порно. Артур сглотнул и попытался начать нормально дышать, однако ему это плохо удавалось. Имс развалился на стоявшем у стены диване и похлопал рядом с собой.
– Ну? Иди сюда, Артур. Дядя Имс тебе ничего плохого не сделает. Только хорошее.
Артур не двигался – его точно парализовало, только судорожно облизывал губы. Тогда Имс потянулся, схватил его за запястье и повалил рядом с собой на диван. И тут разум Артуру отказал полностью, мозг и тело завыли на разные лады, как десятки сирен, посылая противоречивые сигналы, так что он заметался под Имсом, в панике ощущая его руки – мозолистые, холодные с улицы – под модной своей тонкой рубашечкой и в модных же штанах.
Имс зря времени не терял – уже гладил спину, теребил соски и вовсю мял Артурову задницу, как бы тот ни выворачивался, пытаясь уйти от контакта. Ему моментально стало жарко, душно, мутно, но хуже всего было то, что вместе со страхом он почувствовал возбуждение. И пока он над этим думал, Имс запустил ему в рот язык и теперь уже вовсю хозяйничал в нем, как в своем. Артур замычал, но ни отодвинуться, ни сомкнуть губы не смог, и ему пришлось покориться – рот у Имса был жесткий, жаркий, пах алкоголем и застарелым табаком, и еще Имс царапал щетиной и вылизывал Артура крепко, так что тому показалось, что рот наполнился острым, жгучим перцовым соусом. Когда Имс от него оторвался, наконец, у Артура горели и язык, и губы, и щеки, и подбородок, и даже шея – словно тёркой продрали.
– Вообще, – сообщил Имс, ухмыляясь и поглаживая Артура по ключице, – я с хастлерами не целуюсь, но ты выглядишь таким чистеньким… точно и не блядь вовсе. Словно я у тебя первый. И дергаешься еще, будто стесняешься. Сука, так приятно. Ты редкий экземпляр, дорогуша. Эксклюзив прямо.
Артур издал нечто похожее на всхлип. А Имс снова ухмыльнулся, расстегнул на нем рубашку и принялся за соски – так же царапал их колючим подбородком, и вылизывал без нежности, и кусался, и вот тогда Артур почувствовал, что крыша у него едет окончательно. Кажется, он начал вскрикивать, но дверь в комнату была закрыта, и коридоры за ней были пустынны, да и кто здесь обращал внимания на крики? Тем более что кричал Артур пока тихо, полузадушенно – не сопротивляясь даже, а потому, что не мог вынести все это молча. Это было невыносимо, невозможно… и в то же время так буднично, словно он только и делал, что трахался с незнакомыми мужиками в задних комнатах нелегальных клубов.
И когда Имс отвалился, уселся поудобнее, расстегнул штаны и пригнул голову Артура к своему члену, тот принял его в рот без сопротивления. Отключить мозг совсем не получалось, но тот уже не играл ведущей роли, поэтому Артур только ловил фоном панические мысли, вопли инстинкта самосохранения и душераздирающие стенания своей невинности – пока лизал соленый толстый ствол, прослеживал языком вены на нем, подрачивал рукой у основания, прятал зубы, стараясь округлить губы в плавную букву «о», как видел в порно, а Имс все это время тяжело держал руку у него на загривке и периодически ерзал задом, пытаясь задвинуться в Артурову глотку глубже.
Артура по-прежнему терзал страх, и при этом до чертиков возбуждало собственное бессилие, у него самого член разбух от прилившей крови и тяжело выпирал в узких брюках. Имс мычал сквозь зубы – видимо, ему нравилось. Артур сосал и сосал и думал, что это никогда не кончится. Он уж подумал было, что легко отделался – ему вовсе не было так уж противно. Да и приноровился быстро, в конце концов, он всегда все схватывал на лету.
Однако вскоре Имс крепко взял его за отросшие сзади волосы и отодвинул от уже стоявшего колом, налитого члена.
– Поигрались, и хватит, – сказал он Артуру – видимо, засек вопрос в его глазах. – Хочу выебать тебя, сладкий. Штанишки снимай.
– Нет, – сказал Артур.
– Да что ты говоришь? – осклабился Имс, и вот тут Артура захлестнула паника: он рванулся к двери, успев вскочить с колен, но не ушел далеко – его снова повалили на диван.
– Да что ты как целка, в конце-то концов? – возмутился Имс и принялся сдирать с него брюки, прижав к дивану коленом. Этим же коленом раздвинул ноги Артура, и это было последнее, что ясно у того отобразилось в голове.
Он продолжал повторять «Нет, нет!» по инерции, бесконечно, как заевшая пластинка, нисколько не надеясь, что Имса это остановит – и все же где-то в уголку мозга мерцала крошечная искорка надежды. Вот сейчас происходило что-то действительно ужасное, но сопротивляться он все так же не мог – Имс навалился на него, облапал задницу, пару раз с оттягом шлепнул по ней, так что Артур подскочил, потом чем-то намазал анус, и это было самое стыдное, что Артур испытывал в жизни. Вот эти скользкие пальцы, хозяйски обводившие его дырку и потом с любопытством нырявшие внутрь.
– Давно никого не было, что ли? – удивился Имс. – Сосешь только обычно? Легкие бабки, да, Артур?
– Да, – прохрипел Артур, ничего не соображая, и тут же заорал, потому что Имс принялся вталкиваться в него, что-то приговаривая с почти деловитой интонацией – Артур уже не вслушивался, ему казалось, что в него пихают, по меньшей мере, бейсбольную биту. Задний проход зажгло, защипало, словно бы даже разорвало, но эта боль, скорее жгучая, чем сильная, тут же отошла на второй план – Артур, наконец, прочувствовал, как его заполняет чужая плоть, и это было невыносимо. Он дернул задом, попытался вытолкнуть член, но только добился того, что Имс вошел еще глубже, до самого конца, удовлетворенно хмыкнув. Потом остановился и погладил Артура по спине, враз покрывшейся потом. Артур тоненько выл, потому что это было больно, но еще больше было так странно, что тело отказывалось понимать, что с ним делают, пыталось бороться – и не знало, как. Надо было избавиться от этой огромной жгущей штуковины внутри во что бы то ни стало, избавиться от этого распирающего, растягивающего, неестественного ощущения, и Артур стал ерзать и зажиматься, но все больше, наоборот, втягивал Имса и уже всерьез задыхался, давился воздухом.
– Ну хватит, – сказал Имс. – Расслабься, пупсик. Я смотри какой терпеливый. Не долблю с места в карьер… Но пора бы уже, я и так дал тебе время.
