Текст книги "Вчерашний вечер (СИ)"
Автор книги: maryana_yadova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Артур брыкался и что-то тоже орал в ответ, что-то язвительное и явно оскорбительное, но Имс ничего не слышал, кроме своего голоса. Будто все остальное убрали, как лишнюю звуковую дорожку. И он был много, много сильнее, чем Артур. Поэтому ему удалось одной рукой удерживать Артура за горло, а второй подцепить мягкие домашние штаны и залезть в них рукой, бесцеремонно проталкивая пальцы между горячей кожи бедер, внутрь, нащупывая воспаленное отверстие. Имс воткнул туда два пальца, свел их, насколько мог, кружком с большим и дернул, растягивая мышечное кольцо, взревев Артуру прямо в рот:
– Ты ведь там обкончался весь, дрянь, я же знаю! Сколько раз ты кончил под ним, сучка ебливая?!
Артур истошно орал в голос, надрывая грудь, вцепился Имсу в волосы и рвал их безжалостно, захлебываясь слюнями, соплями и слезами.
Имс отпустил его, отпихнув так, что Артур съехал с тахты вместе с пледом и кучей подушек прямо на пол. Сам Имс тоже чуть не свалился с другой стороны, в последний момент зацепившись рукой за изголовье. Странное дело, но Артур тут же перестал завывать, хотя и шмыгал носом, и полез обратно. Наверное, в атаку. Имс стоял на четвереньках на тахте, расставив руки, сипло дышал и смотрел, как Артур поддергивает стянутые до колен штаны, как утирается рукой и так же, на четвереньках, ползет ему навстречу. Имс смотрел исподлобья, ожидая броска Артура, но тот, подобравшись вплотную и вздохнув со всхлипом, протянул руку, положил ее Имсу на шею и потянул на себя.
И тянул до тех пор, пока Имс не впечатался в его рот своим, а тогда уж Артур опять повалился на спину, почти в точности повторяя позу, в которой они только что побывали. И, все так же всхлипывая, судорожно екая чем-то в груди, начал истово вылизывать Имсу губы, толкаться языком, еще умудряясь что-то причитать в промежутках на вздохи. Имс едва разбирал болезненно-торопливый горячечный шепот:
– …хочу, хочу, хочу тебя, боже, боже, о боже мой, хочу, сделай, быстрее, ну же!.. ничего не было, ничего-ничего не было, хочу, чтобы только ты… бля-адь, Имс, быстрее, выеби меня, чтобы мне память отшибло, люблю, ничего не хочу… а-аххх… по-помни-нить… еще, еще, еще!.. хочу под тобой сдохнуть, Имс, хочу тебя, люблю, не могу… Имс…
Имс был не уверен насчет «чтобы отшибло память». Ему едва удалось опять сдернуть вниз резинку штанов Артура, так что веревочки с завязанными кончиками неприятно царапали яйца, и непослушными пальцами расстегнуть болты на джинсах, да и хватило-то его всего на пару фрикций, хотя поначалу, в первое мгновение, он даже не понял: то ли его все еще колотит, то ли уже накрывает оргазмом. Главное, что он почувствовал, как вздрагивает у него на лобке Артуров член и как щекотно елозит уже по влажной скользкой коже.
После этого Имс сразу отрубился, и никакая иерихонская труба не смогла бы его разбудить. Сколько он проспал, было неизвестно, а проснувшись, обнаружил, что квартира все так же затоплена сумерками, темная и серая, как не сфокусированное черно-белое фото. И в этой серой дымке он был в квартире один-одинешенек.
Артур пропал.
Глава 8
Ничего не изменилось.
Ровным счетом ничего – и Canon лежал на столе, вот он, родной и знакомый до мельчайшей детали, и полосатые носки валялись у кровати – сейчас они показались Артуру совсем детскими.
Внезапно навалилось впечатление, что Артура взяли двумя пальцами, как оловянного солдатика, и поместили в центр старой выцветшей фотографии. Ну, то есть, цвета вокруг были, и звуки, и запахи, но все какое-то чужое – не то, не то.
Как раз то, устало подумал Артур, снова ложась на спину и закидывая руки за голову. Это вот – оно как раз и есть, не чужое, близкое, и, что самое главное, нормальное, не вывихнутое. Не будет он больше глупостями заниматься. Добудет у матери снотворных под предлогом нервного переутомления – хотя, какое, к черту, переутомление, если сейчас рождественские каникулы и еще несколько дней назад его самого можно было смело снимать в рекламе бодрости и апельсинового сока! Но сейчас им владела полнейшая апатия, он даже шевелиться не хотел. И анализировать ничего – не хотел. На удивление, он воспринял очередной переход без шока, без изумления, как в тот, первый, раз, но, пожалуй, так было еще хуже.
И некому было задать главный вопрос.
Да, впрочем, уже, наверное, все равно. Хватит. Дедушка Фрейд показал свое лицо во всей красе, но, блядь, не вся же жизнь расписана по правилам австрийского докторишки. Тем более что если мы знаем проблему, она уже наполовину решена – кажется, так завещал нам психоанализ? Ну вот и Артур признавал, что да – имелись у него тайные фантазии и подавленные желания, да – подсознательное его оказалось темным, с извилистыми тропами, с дремучими чащами, но, слава богам, у человека есть еще и эго, и супер-эго. Как-никак, Артур прекрасно знал основы психологии.
Однако он не мог проглотить поселившееся во рту горечью – и сразу ставшее таким застарелым – чувство, что его кто-то выкинул сюда – в мирную, тихую, полосатую, розоватую реальность – с места сильнейшего взрыва. Там было дико, и страшно, и порой неуютно, и опасно, но там кто-то сильный прикрывал его и поэтому все было на своих местах. А здесь он оставил его, оставил! Но сейчас ведь и не было никакой потребности в защите, вокруг – родительский дом, дружелюбный быт, всеобщая любовь и благополучие. Одни серебряные ложки.
Кстати, о ложках. Судя по времени на часах, попал он прямо в утро нового дня. И да, точно – через несколько минут в дверь деликатно постучали, и мама напевно сказала:
– Артууур, завтрак на столеее!
– Иду, мам, – хрипло отозвался Артур и схватился за горло.
Он не будет ничего вспоминать. Никогда.
А если и вспомнит вдруг, то посмеется. Надо уметь смеяться над собой, правда же?
Ну, был кто-то, шибанувший по мозгам, как первая сигарета, выкуренная натощак. Ну, был. Но лишь во сне же.
Странно только, что в солнечном сплетении болело так, словно от души ударили кулаком под дых.
И Артур еще долго, очень долго, забыв о завтраке, лежал на кровати и таращился в потолок.
***
Идея скататься в Атлантик-Сити на денек-другой принадлежала, конечно же, главному университетскому денди и зазнайке Роберту Фишеру.
Роберт воображал себя азартным игроком, богом покера и преферанса, хотя, как подозревал Артур, ни в одном по-настоящему крутом казино еще не бывал. И вот теперь, видимо, созрел.
В общем, Роберт сейчас даже мог себе позволить проиграть пару тысяч долларов – его отец, крупный медиамагнат, от такого расхода явно не обеднел бы. Так что на этот счет переживать не стоило. Но Артур не ожидал, что внезапный план начинающего игромана поддержит вся остальная компания: толстенький чернявый Юсуф, отец которого держал сеть аптек и, видимо, с генами передал сыну страсть к фармакологии, которая у того выражалась в нелегальных формах; Сара с губами сердечком; миниатюрная кудрявая Ариадна, которую можно было воспламенить легким упоминанием о любых памятниках архитектуры (а в Атлантик-Сити этого добра имелось в достатке, взять хотя бы их семимильную деревянную набережную). Ну и, конечно, аттракционы – только Артур и только сейчас мог начисто забыть про аттракционы Атлантик-Сити.
– Ты же любишь редкие вещицы, – добил его Роберт. – Не бывал ни разу в музее Рипли? Во-от, Артур. Там, между прочим, много занятных штук. Не узнал толком ничего, а уже кислые рожи корчишь!
– А я хочу покататься в слонихе Люси! – жизнерадостно сообщил Юсуф, дожевывая сэндвичи мамы Артура.
Девушки уже вовсю листали блоги фотопутешественников на айпаде, и Артур сдался. На него давили вовсе не из дружеской солидарности: везти великолепную четверку в одну из игорных столиц мира выпадало именно ему и его старому зеленому кадиллаку.
На самом деле, если уж признаться честно, все оказалось неплохо. Настолько неплохо, что Артур забыл о пресловутых кислых минах уже через три с половиной часа, когда прибыли в Атлантик-Сити. Город кипел, шумел и весь словно был пропитан густым мерцающим веществом радости, азарта и туристического любопытства. Выпавший еще утром снег скоропостижно растаял, но всеобещающий дух Рождества носился в воздухе, переливался вокруг огнями, горевшими даже в светлое время суток, и, конечно, щебетал толпами приезжих. Правда, от Атлантики веяло вселенским холодом, но это никого не смущало.
И никому ничьи глаза океан не напоминал своим зеленовато-стальным отливом. Иначе все было бы так по-бабски. Впору разреветься, сесть прямо на эту самую гребаную деревянную набережную и размазывать по морде пузырящиеся сопли.
Но нет – зеленый кадиллак весело катился по улицам города, и прохожие улыбались, глядя на ярко одетых студентов в длинных шарфах и смешных шапках. Роберт надменно сказал, что экскурсию он проведет сам, специально для этого взял с собой карту города и список достопримечательностей. Гид из него получился весьма забывчивый, половину информации он безбожно путал, зато проехались они по внушительному количеству интересных местечек.
– Здесь хорошо летом, – вздохнула Сара, опустив подбородок в высокий ворот своего модного розового свитера. – Четыре мили белого песчаного пляжа, серфинг… Летом надо сюда ехать. Почему мы раньше так не делали?
– Потому что зануды и заучки, – ответил Юсуф, пожирая шоколадное мороженое в вафельном рожке и вертя головой по сторонам. – А еще потому, что Роберт тогда не мог так беспечно тратить папины денежки, а Артуру еще не подарили этой колымаги.
– Эй, полегче, – сказал Артур. – Обратно поедешь на автобусе.
– Напугал, – осклабился Юсуф. – Тут всего-то ехать часа четыре. Я понимаю, если бы ты меня в песках Сахары бросил… или на Южном полюсе…
Они прокатились на колесе обозрения, пробежались по музею «Веришь или нет», зашли в Музей маяков и там проторчали неожиданно долго – поднялись на старейший маяк Абсекон, откуда открывалась космических масштабов панорама Атлантики, поглазели на линзы Френеля в Доме нефти, а потом исполнили мечту Юсуфа – забрались внутрь огромной раскрашенной деревянной слонихи и сделали несколько кругов по улицам, наблюдая за прохожими через прорубленные в слоновьих боках окошки. Между развлечениями постоянно что-то жевали – то пиццу, то гамбургеры, то мороженое, потом в ход пошли алкогольные коктейли, а потом и вискарь, бутылка которого оказалась заботливо припрятана Юсуфом в багажнике кадиллака.
– Ну а теперь, – провозгласил Роберт, когда время приблизилось к вечеру, а все уже дошли до нужной кондиции. – Куда труба зовет? Конечно, под вот эту кровавого цвета вывеску! У нас будут свои каникулы, с блэкджеком и шлюхами! Прошу прощения у присутствующих дам…
Отель-казино Трампа «Тадж-Махал» показался Артуру невыносимо пафосным и при этом – безнадежно стандартным. Все тот же набор: торговый центр, казино, отель, шоп-галерея, SPA. Кажется, здесь была даже русская баня, насколько Артур сумел опознать вывеску. Потолки и люстры, конечно, сразу били по воображению наотмашь, вызывая в память смутные ассоциации с индийскими магараджами, но, верно, так и было задумано. В самом казино можно было свободно кататься на том же каддилаке, нарезая круги по красно-желтым коврам с восточными узорами, бар тоже впечатлял ассортиментом. Однако все чувствовали себя в этом царстве вселенских масштабов и восточного колорита несколько неловко, поэтому сразу же уселись в бар продолжать начатое. И только Роберт черным лебедем поплыл к карточным столам, где народу еще сидело очень мало. Артур было пытался друга сопроводить, чтобы тот не наделал глупостей, но Юсуф дернул его за полу пиджака, принуждая снова сесть.
– Пусть мальчик почувствует вкус жизни, – заметил этот мудрый не по годам пухленький индиец. – В конце концов, ему уже двадцать один, и он богатый наследник. Удивительно, как он до сих пор оставался таким паинькой. Мы еще найдем его в постельке небритого татуированного бандита, вот увидишь.
Артур вздрогнул при этих словах, да так явно, что Юсуф крайне подозрительно на него посмотрел.
– Ты какой-то вареный со вчерашнего дня, наш заводной еврейчик, а на тебя это вовсе не похоже. Втрескался, а? Ну давай же, расскажи дяде Юсуфу подробности, пока твоя Сара дует «Космополитен». Им обеим сейчас не до нас – видишь, какие у этого бармена мускулы?
– Да ничего нет, – отмахнулся Артур. – Не о чем рассказывать.
– А что же в наших глазах застыли океаны вселенской тоски, а?
– Отъебись, Юсуф! Может быть, сразу заглянешь в мой розовый дневничок?
– А у тебя есть розовый дневничок? – округлил глаза Юсуф. – И ручка с нежным пушком на конце и ароматизированной пастой? Я всегда говорил, что метросексуальность вас с Робертом до добра не доведет…
Артур закатил глаза и пододвинул к себе стакан с ромом и колой. Роберт, перед тем как картинно удалиться вглубь зала, не менее картинно сообщил, что решил устроить «настоящие каникулы, а не задротскую экскурсию» и снял многокомнатный номер с джакузи в том же «Тадж-Махале». Так что все имели возможность расслабиться без последствий.
Фишер проиграл, что нетрудно было предсказать – спящих доселе талантов в нем не обнаружилось. Грусть заливали бурно – сначала в баре, потом в отеле, пока не вырубились кто где упал. Даже девушки отличились – такой пьяной Артур Ариадну не видел никогда, она поминутно икала, а Сара так вообще весьма решительно попыталась залезть в Артуровы штаны – и куда только делась прежняя томность?
Хотя, впрочем, не Артуру было кидать камни в чужой огород – сам он нарезался так, как никогда еще за все восемнадцать лет. Втайне он надеялся, что завтра проснется вовсе не в отеле, что алкоголь вкупе с его отчаянной мысленной мольбой нарушит все временные схемы, но нет – утром он увидел все же те желто-красные ковры «Тадж-Махала», радиочасы и маячивший прямо перед носом бок тумбочки в золотых завитках.
Встали поздно, штормило всех изрядно, выглядела компания помято, но Роберт, воскреснув после душа и нескольких галлонов кофе, заявил, что им нельзя пропустить еще одно казино, «намного более впечатляющее для ценящих историю людей».
– Это старейшее казино Атлантик-Сити, построено во времена сухого закона и тогда было нелегальным, конечно, – вещал Фишер. – Сейчас это и казино, и музей. Очень аутентично.
Чтобы добраться до сего сакрального места, пришлось немало попетлять по улицам, но все же они его нашли: приземистое здание желтоватого оттенка, с сияющим белым электричеством названием над входом – Bylli’s Band. Внутри его, видимо, подлатали, подлакировали, а потом уже эстетически состарили, стилизовали под романтику 30-х, но кое-какие вещи действительно оказались «аутентичными» – Артур заметил, он как-то сразу чувствовал подлинное ретро. Некоторые столы – тяжелого дуба, кое-где совсем уж вытертое сукно, черные матовые лампы в стиле ар-деко, потайные бары, которые сейчас, конечно, выставлялись на обозрение. Хотя несколько красных кожаных кабинок и зеркальный потолок явно были новоделом. А вот фотографии на стенах, похоже, тоже были реальными – слишком уж характерно выглядели, да и старый добрый контактный метод с его способностью вырисовывать самые мелкие черточки, ниточки и травинки Артур не мог не узнать.
Крупье здесь походили на кабинетных курьеров 20-х годов, но Роберта это не остановило, он сразу ринулся к столам. Что делала вся остальная компания (вероятно, следила за Робертом?), Артура уже не интересовало – он полностью погрузился в изучение обнаруженных фото. Лица на старых снимках всегда казались ему сверхинтересными, совершенно не похожими на современные, словно бы запечатлелась на них иная раса, которой больше не существовало на земле. В какой-то мере так оно и было. Фотографии демонстрировали из ряда в ряд бег времени, ускорение цивилизации – вот 30-е, вот 40-е, 50-е, вот 80-е…
Медленно и внимательно он двигался вдоль стены, словно вдумчивый червяк, не пропуская ни одного снимка, подолгу залипал на некоторых и вдруг, когда дополз до угла с шестидесятыми, почувствовал, как сердце растет в груди, точно сказочный монстр, до поры до времени маленький и незаметный – и вдруг превратившийся в Левиафана, поднявшегося из вод.
На одной из пожелтевших, выполненных в сепии фотографий размахивал руками и смеялся белозубо совсем молодой, коротко стриженый парень с острыми глазами и пухлым ртом, и остальные люди на снимке – четыре мужчины разного возраста, два из них в шляпах – искренне хохотали в ответ. Им было очень весело. Но глаза у шутившего парня не смеялись. Как-то нехорошо не смеялись, однако, похоже, никто этого именно в ту минуту не замечал.
Артур грузно, будто ему враз исполнилось все восемьдесят, сел на вовремя подвернувшийся стул и сцепил руки в замок. Он не мог оторваться взглядом от фотографии, так и сидел, хотя на сложившемся расстоянии почти ничего не видел. Ему было достаточно того, что он знал. Знал, что там. Кто там.
Он пытался подумать о чем-то, но все мысли обрывались, не успевая оформиться.
А потом одна все же пробилась, как настойчивый, раздражающий звон колокольчика. Он был. Был. Вправду, живой, на самом деле. Из плоти и крови. Там, почти сорок, нет, почти пятьдесят лет назад его можно было потрогать… понюхать… поцеловать, ударить, укусить.
И что – сейчас? Где он? Старик уже, наверное… Да, скорее всего, уже и нет его… Но даже если есть, ему, наверное, под семьдесят… Ну и что? Артуру вдруг стало совершенно плевать на возраст и внешний вид Имса. Ему стало в этот момент плевать на страшную мысль о том, что вместо молодого, хищного, сексапильного любовника он имеет шанс встретить только живую развалину, неприятного старика, быть может, уже повредившегося умом. Чудес не бывает. Но Артур готов был бежать даже к такому старику – только бы живой, только бы живой! Реальный… Не сон, не иллюзия, не выверты взбесившегося воображения.
Но где его искать, у кого спрашивать? Здесь не осталось давно людей, который бы знали, что там, на старом фото, – Имс. Да и остался ли он жить в Атлантик-Сити? Да и кто сказал, что он здесь жил – был проездом наверняка, ездил играть или свои дела проворачивать, уже тогда наверняка занимался каким-нибудь криминалом – несмотря на более юный возраст по сравнению с тем, когда его встретил Артур. На фотографии ему было лет двадцать, наверное, а может быть, даже и восемнадцать – как сейчас Артуру. Так странно. Господи, как же странно!
Артур закатил глаза, чтобы не зареветь. Почему, почему со всеми всегда можно говорить на любые темы, кроме тех, что тебя действительно волнуют? Почему нельзя рассказать правду без риска выставить себя сумасшедшим? К кому он должен обратиться, кому должен прокричать, что Имс ему нужен, нужен больше всего на свете, любой – неважно, старый или молодой, призрак или во плоти? Только пусть он вернется. Пусть вернется. И пусть сейчас.
А может быть, это Имс остался где-то таким же живым, как Артур его оставил, а вот сам Артур уже давно мертв, почернел, сгнил? Как упавшее яблоко на чьей-то террасе?
Но если можно было попасть туда, к Имсу, второй раз, почему нельзя сделать этого в третий? Кто сказал, что это больше невозможно? И почему его вообще выбросило? Если бы это произошло утром после Сайто, Артур бы еще мог понять. Но тогда, когда они только все выяснили, и все должно было стать навсегда хорошо. Все должно было стать просто навсегда. Неважно, хорошо или плохо.
Компания разбрелась по казино, а Артур, незаметно отсоединив фото от стены, спустился в кафе находящегося напротив Bylli’s Band небольшого отеля. Там он заказал уже пятый по счету за сегодня латте и принялся рассматривать людей на фото. Он обратил внимание, что снята эта живописная группа не на фоне игральных столов, а на фоне какого-то дома, весьма заметного. Такие дома в старину обычно считались самыми известными городскими особняками.
Подняв голову, он огляделся и спустя несколько секунд выцепил взглядом то, что искал: пожилую сухую даму неспешных манер в плотной накидке из красной шерсти. Дама церемонно поедала крошечные пирожные и пила чай со сливками. Лишний вес ей, судя по всему, никогда не грозил.
Артуру повезло: дама оказалась коренной жительницей, и скоро он уже знал, где искать дом с фотографии. Да, дом отлично сохранился и находится совсем недалеко, на соседней улице, в этом ничего странного, благожелательно пояснила миссис Кингси, ведь построил казино Bylli’s Band и владел этим домом один и тот же человек, да еще какой: знаменитый мафиози времен сухого закона, теневой мэр, в свое время построивший треть Атлантик-Сити и многие годы жесткой рукой управлявший всеми видами криминального бизнеса, которые только здесь прижились. Особняк его действительно был знаменит на весь город, а сейчас стоит пустой и запертый, о современном его владельце ничего не известно, но дом не сдается, не продается, да и под снос не назначен, ибо памятник архитектуры.
На ту самую соседнюю улицу Артур почти бежал, сам себе не в силах объяснить, что хочет найти, и вид внезапно появившегося из-за угла особняка заставил его затрепетать, хотя ничего ужасного в этой картине не находилось. Это был роскошный многоэтажный дом в колониальном стиле, холодного розового цвета, с богатой лепниной – большой, старинный, великолепный.
Артур обошел здание, насколько позволяла улица, но даже за ограду проникнуть при свете дня оказалось невозможно: она была заперта, как и все двери и окна, а взлом чужой собственности, ибо дом явно оставался не бесхозным, да к тому же взлом без причин и всякого смысла… – в общем, в последний момент здравый смысл Артура победил. Хотя были мгновения, когда он уже рвался перелезть через ограду, наплевав на все. Остановила его вовсе не мысль о неправомерности поступка, а мрачная аура одиночества, нелюдимости и пустоты, окутывавшая дом. Здесь никого нет, словно шептал особняк, здесь ты никого не найдешь, все здесь живет лишь воспоминаниями. Тем не менее, этот признак былого великолепия так необъяснимо врезался в Артурову память, что стер почти все воспоминания об экскурсиях и еще долго маячил призраком на периферии сознания, даже когда зеленый кадиллак уже летел по автобану обратно, в Нью-Йорк.
Артур гнал на предельно возможной скорости, словно бежал от кого-то. Остальная компания вновь была пьяна, поэтому сильно не истерила на этот счет. Роберту на этот раз повезло, он выиграл, хотя и немного, и впал в эйфорическое состояние, из которого вытряхнуть его представлялось делом невозможным. Сара с Ариадной накупили сувениров и теперь упоенно шептались над ними, а Юсуф просто спал, уронив голову на оконное стекло кадиллака, – умаялся за два дня экскурсий и возлияний, для парня с солидным внешним весом такое сочетание не шутка.
***
По возвращении в Ривердейл Артур сразу же попал на семейное торжество – и с удивлением лицезрел не только неожиданно разряженных родителей, но и тетушку с дядюшкой, а также двоюродную сестру с двоюродным братом – оба были самого гнусного подросткового возраста и почему-то огненно-рыжие, хотя Артур помнил их нейтрально-русыми.
– Артуууур! – протянула мама, покачивая фамильными сережками с изумрудом. – Ну ты что, чуть не опоздал к ужину!
Артур еще раз очумело оглядел нарядную стайку родственников, скользнул взглядом по гостиной, увидел накрытый стол, зажженные свечи и горку коробок с бантами… что это, подарки?..
Господи, да сегодня же сочельник, как он мог забыть!!!
Мама с папой, хоть и были чистокровными евреями, истово исповедовали католическую религию. Для них Рождество являлось главным праздником в году – и как он мог забыть? Просто там, в другом Нью-Йорке, уже начиналась весна, и…
В жопу весну. Сейчас у него будет самое лучшее Рождество в жизни – с любящими родителями, в родном доме, у жарко растопленного камина, с настоящей индейкой и подарками от души… А не где-то на краю времени, в чужой квартире, где он был никем и ничем, где подозрительные люди занимались подозрительными делами, где все продавалось и покупалось, где в пальцах покалывало электрически от…
В жопу. Клюквенный соус и дядюшка с тетушкой выглядели замечательно. Артур очень соскучился по своим родителям за тот месяц, что провел в сонной реальности, и подумал, что ни за что не захочет больше с ними расстаться. Да, он был в этом абсолютно уверен. Индейка, кроме клюквенного соуса, радовала чудесной начинкой из яблок, трав и орехов, в Артуровых коробках с бантами скрывалась куча стильных шмоток, и все это вместе выглядело просто сногсшибательно.
Уже через полтора часа, отпросившись под нелепым предлогом поздравить Сару, Артур трясся в вагоне метро Западной линии, кутаясь в тонкую курточку – холод к ночи стремительно усиливался. Он доехал до станции Кристофер-стрит и быстро пошел знакомым маршрутом. Многое вокруг изменилось, но при желании можно было повсюду отыскать черты облика здешних мест начала 70-х. Книжный магазин имени Оскара Уайльда, например, стоял на своем месте, и Артур не сдержал дрожи, завидев его, сохранился и Стоунволл-Инн, однако Артуру нужны были вовсе не они, он шел дальше по специфическим улочкам Гринвич-Виллиджа, кривым и узким, пересекавшимся под острыми углами. 4-я улица перебегала здесь 10-ю, 11-ю, 12-ю и 13-ю, нарушая все правила планировки Манхэттена.
Дом на Мортон-стрит, 44 остался в живых. Удивительно, что его не снесли, учитывая его крайне низкий «рост» – всего-то три этажа. В знакомых окнах горел свет, оттуда доносились оживленные, громкие голоса, смех и музыка с узнаваемыми мелодиями – какая-то большая семья весело праздновала Рождество. Тут только Артур осознал, насколько нелепо выглядит его скоропалительный приезд сюда. С чего он решил, что здесь его ждет нечто особенное?
Однако он не смог сразу заставить себя уйти. Долго бродил вокруг, сидел на скамейке недалеко от дома, смотрел и смотрел в ярко освещенные окна. Потом все же поднялся и побрел к Хадсон-стрит, туда, где, как он знал, стояла раньше одна из самых старых в Нью-Йорке церквей – церковь Святого Луки. Когда она строилась, берег Гудзона проходил всего в квартале от этого места, а вокруг находились только фермы, и прихожане приплывали сюда из нижнего города на лодках. Артура успокаивала эта независимость от времени. Церковь была здесь и сегодня, светилась особенно призывно, в нее потоком прибывали люди, но Артур не стал заходить внутрь. Он снова направился к сабвею.
Обратный путь оказался еще более некомфортным. Артур забрался на сиденье с ногами – откуда-то страшно дуло, причем периодами, будто бы из какой-то неведомой громадной дыры вдруг прицельно веяло холодом. В вагоне он был всего лишь вторым пассажиром, а лицо первого полностью скрывал капюшон – тот спал, опустив голову, так что Артур даже не мог разглядеть, черный он, или белый, или азиат. Все это показалось ему очень странным, но, впрочем, какое ему дело? Он попытался устроиться удобнее, засунул руки в рукава и тоже надел капюшон куртки. Мерный звук движения убаюкивал, Артур пригрелся, нахохлившись, как замерзший воробей, и сам не заметил, как задремал.
Это же Рождество, мелькнула уже в полусне у него мысль. Рождество… Машинально он крепче прижал фотографию, засунутую во внутренний карман куртки, к груди. И, уже засыпая, удивился, когда сквозь традиционные для метрополитена запахи сырости и затхлости, сквозь леденящие сквозняки, потянуло чем-то свежим, сладким, словно где-то совсем рядом уже весело лопались зеленые почки и курился от нараставшего тепла влажный асфальт…
Глава 9
Разумеется, он не оставил все как есть.
Отродясь не было у Имса такой привычки – сидеть и ждать милостей от мира. Взять их у него – вот по какому принципу жил Имс. Поэтому тем пустым утром он лежал в кровати и рассматривал, как светлеют тени на потолке до тех пор, пока с улицы не стало слышно тарахтенье проезжающих машин и зычные голоса грузчиков, разгружавших лотки с овощами и фруктами у магазинчика по соседству. Тогда Имс встал, вымылся, собрался и поехал на другой конец города, тщательно меняя такси и метро, не забывая проверяться, частично по въевшейся привычке, частично потому, что исчезновение Артура все-таки казалось ему странным. Неправильным. А значит, стоило поберечься самому.
Ну, или это сам Имс был странным и неправильным. Вероятно, с банальной точки зрения среднестатистического обывателя, Артур и должен был сбежать, обязан был сбежать – после того, как Имс отдал его Сайто. Заставил отдаться Сайто, если по-честному. Попранная честь, преданное доверие, что-то там еще такое же глупое, тупое и искусственное как пластмассовые цветы на кладбищах… Но Имс знал нутром, кровью чувствовал – нет. Никуда бы из-за этого Артур не сбежал бы. После последней бешеной, вывернувшей их обоих наизнанку ночи, после драки и воплей, после сумасшедшего, животного секса с сорванным горлом от рыданий и криков наслаждения, после этого Артур стал его, Имса. Полностью, до потрохов, и уйти не мог никуда. Имс всегда верил своей интуиции. А в этом случае он верил ей слепо, без оговорок. Потому что иначе было никак нельзя.
Имс сделал несколько телефонных звонков, разговаривая каждый раз не больше минуты. В одном случае сошлись на ответной услуге, в другом – на деньгах, в третьем – уже сам Имс напомнил о том, что услугу задолжали ему. По пути домой он завернул в один из своих банков, где полностью опустошил личную ячейку. Дома он методично рассортировал деньги по конвертам, завернул в пластиковые пакеты, перетянул канцелярскими резинками и принялся ждать. Зная за собой склонность психовать от бездействия, он намеренно себя отвлекал: пристроил на штатив репродукцию Ван-Гоговских «Подсолнухов», разложил тюбики с красками и приступил к подготовке. Он сосредоточился на простых действиях: растирании пигмента в льняном масле, пробах получившихся оттенков на грунтовке холста, а в это время сердце внутри его груди все ускоряло и ускоряло темп. Наконец тахикардия стала такой, что Имс сдался. Ожидание всегда давалось ему с трудом, и проще было поддаться. Стрелки на часах показывали, что до первой назначенной встречи оставалось всего лишь полчаса. Имс снова собрался, вышел на улицу и отправился пешком – до нужного бара идти предстояло четыре квартала, и он надеялся, что его отпустит.
***
Домой возвращался какими-то пустырями под утро, так и не узнав ничего. Редкие фонари слепыми бельмами светились над его головой. Имс выбрался на улицу, брел вдоль домов и запертых магазинов по пустынному тротуару, а мусорные баки и составленные на столы стулья запертых кофеен представлялись ему членистоногими чудищами из бредовых фильмов. Хотя, конечно, может, в этом была виновата та короткая белая дорожка кокса, которую он купил у дилера у туалета последнего бара и втянул в нос прямо в том же самом туалете, насыпав порошок прямо на пластиковую столешницу, в которую были вставлены дешевые фаянсовые раковины. После стало легче, и даже то, что он не получил ровным счетом никакой информации, за один день угрохав около тридцати тысяч баксов, Имса уже не расстраивало так сильно. По крайней мере, в исчезновении Артура точно не был замешан Сайто. Хотя если бы был, Имс, наверное, обрадовался бы. Тогда это позволило бы Имсу начать изобретать планы, как переиграть, прижать, убить, забрать свое, вернуть. Но нечего было возвращать, мальчишка как испарился, и никто не мог сказать Имсу ничего, а ведь люди, к которым он обратился, славились тем, что могли отыскать брильянт в брюхе у сбежавшего аллигатора. Конечно, Имса заверили, что поиски будут продолжаться, но это все было пустое. Если человек не нашелся в ближайшие сутки, вероятность его обнаружения начинала стремительно уменьшаться, и кому, как не Имсу, это было преотлично известно.
