Текст книги "Вчерашний вечер (СИ)"
Автор книги: maryana_yadova
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
И на этой безумной мысли Артур сжался и кончил, разбрызгивая сперму так, что поймал ее собственным ртом.
– Ты невероятный, – чуть задыхаясь, сказал дракон, и чуть погодя с Артура сняли повязку.
Тотчас же словно бы в горло хлынул свежий воздух, и Артур очумевшими глазами заозирался, узнавая комнату с желтыми в алое ширмами, и огромную кровать, и закрытые коричневыми жалюзи окна, и алую лампу на столе, и кресло, и веревки, стягивавшие его запястья, плечи, колени, лодыжки, и бронзовое лицо полузнакомого японца над собой – уже не такое невозмутимое, как раньше.
– Мы называем это шибури, – проговорил Сайто и провел пальцем по воспалившимся, искусанным губам Артура. – Я думаю, тебе было хорошо.
Артур вспыхнул, вспомнив, как поплыл и какие дикие картины ему привиделись, и отвернулся, ожидая, что Сайто его развяжет и отпустит. Ему было стыдно так, что румянец, казалось, достиг даже пяток. Но это ничего, упорно думал Артур, сейчас он уйдет отсюда и забудет обо всем случившемся. Да этого просто не было – всего лишь чертовы галлюцинации (это все музыка, и веревки, а может, еще и распыляет здесь что-то японец, кто его знает),
Но Сайто ласково взял его за подбородок и повернул его лицо к себе.
«Что?» – хотел спросить Артур, но слова застряли у него в горле – он понял, что.
Ничего, оказывается, еще не закончилось, да и с чего бы он вдруг так обнадежился? Сайто заказывал его на всю ночь.
Он пожалел, что с него сняли повязку – теперь он отчетливо мог видеть, как перед его губами недвусмысленно покачивается впечатляющий, уже снова возбужденный, красивый член японца. Сайто не принуждал, не просил, не пригибал голову – он просто ждал. Артур ждал тоже, сколько мог оттянуть неизбежное, и так прошло несколько секунд, но потом покорно открыл рот и вобрал член.
Сайто не насиловал горло, и Артуру не пришлось слишком тяжко – его просто методично, аккуратно трахали за щеку, как школьницу, придерживая за скулу и иногда пальцем очерчивая контуры ходящего внутри рта пениса. Но это продолжалось довольно долго, и вскоре у Артура онемели губы, зато член потек, и потек сильно, оставляя на животе лужицы смазки. Артур был возбужден, и хорошо осознавал это, и от этого хотелось плакать, от этого ненависть к себе разливалась чернильным облаком, но – где-то на дальнем плане, на самом горизонте сознания.
Когда Сайто взял его второй раз, и потом третий, и, под утро, после отдыха, четвертый, то не было больше никаких золотых драконов, никаких жертвенных камней и огромных крыльев, и все же Артур кричал – японец трахал его сильно, ровно, ритмично, не знал усталости и походил на какого-то робота со стальным хуем из комиксов. А вот пальцы у него были чуткие, нежные и прохладные, и Артур каждый раз вздрагивал, когда они гладили его соски, шею или проходились по члену: Сайто без устали дрочил ему, и, хотя в заднице горел настоящий пожар, Артур кончал без всяких скидок, трясся, как припадочный, и мучительно исторгал стоны, похожие на мартовские кошачьи завывания,
Ему не удалось отстраненно полежать и повтыкать в потолок, как изначально предполагалось. Его поимели по полной, да еще с фантазией, да еще так, что по мозгам шарахнуло. Ад кромешный.
Водитель Сайто отвез его домой на той же черной машине на рассвете – Артур отупело смотрел, как медленно окрашивается серое небо в алый цвет, точно по нему не торопясь разливали кровь, и ему казалось все нереальным, сюрреалистичным, как на картинах Дали. Дома словно плавали в воздухе, автомобиль – тоже, и когда он поднимался по лестнице к квартире Имса, то не чувствовал ног и рук, хотя хорошо ощущалось жжение в заднице и в тех местах, где его слишком крепко поцеловали веревки.
Кстати, Сайто его так ни разу и не поцеловал. Ну правильно, одноразовых шлюх не целуют, с чего бы?
Имс что-то задумчиво рисовал, стоя с кистью перед мольбертом, когда Артур ввалился в дверь и, не глядя вокруг, потопал по лестнице на второй этаж, в спальню.
– Все прошло нормально? – спросил Имс снизу.
Артур оглянулся – тот стоял у подножия лестницы и внимательно смотрел, очень внимательно, будто искал какие-то следы на Артуре. А, может, и не искал, а уже нашел.
– Более чем, – хрипло каркнул Артур натруженным горлом. – Получил новый опыт. Интересные ощущения. Спасибо.
У Имса слегка порозовели скулы и почти незаметно двинулись на скулах желваки. Он выпрямился и засунул кулаки в карманы заляпанных краской джинсов. Опять, что ли, подделывал очередного Модильяни или, может быть, Пикассо?
– Понравилось, значит?
– А ты чего хотел, Имс? – устало отозвался Артур. – Твой деловой партнер оказался с выдумкой. Японские сексуальные методики, все дела.
– Ну вот видишь… – медленно сказал Имс. – Я же говорил – ничего страшного. Никто не умер.
Артур некоторое время стоял и неверяще на него смотрел. Просто – с огромным удивлением.
– А ты что, правда считаешь, что смерть – самое страшное в жизни? – наконец спросил он.
Теперь Имс стоял и смотрел на него те же несколько долгих секунд.
– Когда у тебя появится возможность сравнить, дорогуша, ты поймешь разницу. И с той самой минуты засунешь свои нежные переживания в свою нежную жопу.
Артур помолчал, кивнул и продолжил подниматься по лестницу.
– Извини, но сегодня на еблю не рассчитывай, – крикнул он сверху. – Мне хватило. И я надеюсь, твои чертовы бумаги в полном порядке.
Глава 7
Очень может быть, что именно так чувствовали себя те, кто в Древнем Риме бросал девственниц в пасть львам. Ну, по крайней мере, Имсу представлялось, что именно так они себя и должны были чувствовать. Собственно, в наличии у Имса как раз была и девственница, хотя и условно, но все-таки, и лев, хотя и азиатский, – тут уж у Имса сомнений не было.
А если серьезно, то Имс едва-едва удержался, чтобы не отыграть все назад. Артур, уходя из кафе, смотрел на него такими больными глазами, мокрыми и умирающими, какие Имс видел однажды у котенка, брошенного в мусорный контейнер у супермаркета. Имс сунулся туда выкинуть картонный стаканчик из-под кофе, а ушел с коробкой от китайской лапши и плачущим комком шерсти внутри. Артур в этот вечер выглядел в точности как тот котенок: тщедушная спина, дрожащие пальцы – чашка постоянно звякала о блюдце, пока они ждали Сайто. Имс действительно уже готов был сказать: «Все, сделка отменяется!», но удержался и был прав. Он был прав, черт подери, а как же иначе? Он пятнадцать лет положил на то, чтобы достичь своей цели, и, между прочим, не только деньгами пришлось жертвовать. Но цель того стоила. И вот теперь все было у него в руках – вожделенные бумаги: купчая на дом и землю, нотариально заверенные акты купли-продажи, свидетельство на собственность, все на его имя. Весь пакет документов находился в дорогом кожаном портмоне, спрятанном в левом внутреннем кармане его пиджака, и последняя жертва, которую пришлось принести ради этого, даже и жертвой-то считаться не могла. Подумаешь, какая трагедия – мальчишке придется поебаться с кем-то еще. Переживет. Тем более что Имс позаботился о его полной безопасности. Сайто был порядочной сволочью, но сволочью с крепким словом, если это слово удавалось из него выбить.
Раздражение, однако, поднималось грязной жирной пеной все выше и выше, прогоркло отдавало в корень языка и портило Имсов триумф.
Да боже мой, что такого особенного произошло? Если бы Сайто потребовал бы ночь не с Артура, а с самого Имса, он и думать бы даже не думал. Тут же и поехал бы, не откладывая. И не факт, что не получил бы при этом массу удовольствия – была как-то у Имса японская любовница, и до сих пор он еще припоминал ее изобретательность с приступами веселого изумления. Имс рассердился, когда Артур начал устраивать трагедию из ситуации, в которой лично Имс не усматривал абсолютно ничего особенного. Да и вообще, его всегда бесила повадка некоторых людей преподносить свое тело как некий храм и сооружать целый свод правил, что с этим телом можно делать, а что нельзя и по каким случаям и поводам. Жить надо проще, дорогие господа, тогда и жизнь будет приятнее. Имс же телу вообще и своему собственному в частности никакого сакрального значения не придавал, поэтому и рефлексий никаких особенных не испытывал. Тело для него было – инструмент. Да, бесценный, да, эксклюзивного исполнения, да, за ним надо было следить и ухаживать, но все же это был лишь инструмент, обеспечивающий достижение поставленной задачи. Не то чтобы Имс расходовал свой инструмент направо и налево, отнюдь. Для этого и задача должна была быть адекватной, соответствующей цене, но в общем и целом…
Но вышло так, что Сайто понадобился Артур, а не Имс, и он вдруг понял, что все его принципы, в непреложности которых он и сейчас нисколько не сомневался, не стоят и выеденного яйца. Вообще. Нужен был бы он сам, никаких вопросов не было бы, но вот требование отдать Артура… Когда японец только озвучил свое желание, первым порывом Имса было отказаться, правда, он тут же и заткнулся, не произнеся и слова, – уж слишком близко была заветная мечта. И все равно – он потом долго торговался и ставил условия, но гребаный узкоглазый был непреклонен. Он соглашался на все, но в одном был несгибаем, как эти их косые мечи, – он хотел Артура. На одну ночь. Всего лишь на одну.
На целую длинную ночь.
Имс очень не хотел делиться игрушкой. Потому, что это была только его игрушка, и потому, что он вообще не любил делиться. Даже в детстве терпеть не мог отдавать свои игрушки и не понимал, зачем это вообще надо. Однако Сайто держал его за яйца, выбор стоял: или-или, и Имс не мог послать японца. Просто не мог.
А еще, парадоксальным образом, его до крови в глазах взбесил Артур. Какого хера он согласился? Имс оставил ему выход, ему и себе, ладно уж, будем честными. Но придурок согласился, мычал там что-то, кажется, даже рыдал в темной гостиной, прежде чем подняться в спальню – и все же не отказался! И ведь мог бы послать Имса, запросто мог бы послать. Имс ждал этого, вот честно, ждал. Но и с собой поделать не мог ничего – почуяв слабину, не мог не дожать. Не мог не добить. Это был инстинкт выживания хищника, так что Имс ничего не мог с собой поделать. Наверное.
Поэтому вышло все так, как вышло.
***
Домой он не пошел. Делать там ему было нечего, а кроме того, хотелось людей вокруг, сутолоки, где ему удалось бы отвлечься от собственного противного состояния. В воздухе отчетливо, дразняще пахло весной, запах от набухших почек деревьев смешивался с чем-то непонятным и неуловимо знакомым, манящим, словно мелькнувший за поворотом шелковый шарф, струящийся на ветру. Имс шел без всякой цели куда глаза глядят и неожиданно оказался около любимого бара Кобба. А поскольку вероятность наткнуться на Кобба в его любимом баре была очень высока, то Имс на него и наткнулся. Кобб при этом ничуть не удивился, кивнул и сделал знак бармену, пока Имс устраивался рядом с ним у стойки.
– Как жизнь? – спросил Кобб, улыбаясь глазами, отчего даже дежурный вопрос приобрел оттенок искреннего интереса.
А хотя... как раз Кобб спрашивал на самом деле искренне. Это в том случае, когда он вообще давал себе труд спрашивать.
– Великолепно, – ответил Имс и, в свою очередь, улыбнулся так, что, наверное, даже зубы мудрости стали видны.
Бармен поставил перед Имсом стакан с виски, и Имс тут же показал, что ему понадобится еще. И еще.
– Что-то празднуешь? – осведомился любопытный Кобб.
– Дом отца теперь – мой, – сообщил Имс.
Кобб был в курсе истории, поэтому понятливо закивал и от души хлопнул Имса по плечу.
– Ну наконец-то, Имс! – сказал он с одобрением. – Это сколько же лет ты пытался его выкупить? Дорого обошлось?
– Пятнадцать. Да так, пустяки, – Имс уклончиво мотнул головой, и Доминик не стал настаивать, сменив тему:
– А где же твой Артур? Ты его дома, что ли, засадил, от греха подальше?
– Он занят, – поморщился Имс.
Лучше уж продолжал бы расспрашивать про дом, в сердцах подумал он. Он уж было решил, что избавился от неприятных мыслей, когда окунулся в сдержанный гул бара, и виски тоже вроде помог, смыв из пищевода отвратительную изжогу, так вот нет, нужно было снова все разбередить. Чертов Кобб. Иногда сидит месяцами, как слепая сова, а иногда как скажет что-нибудь – хоть стой, хоть падай.
Кобб тем временем откровенно разглядывал его самого. Склонял голову то к левому плечу, то к правому, и Имсу это рассматривание быстро надоело. Не нравилось оно ему, потому что вид у Кобба был подозрительный. Когда Кобб впадал вот в такое задумчивое оцепенение, Имс пугался. Ничем хорошим это обычно не заканчивалось.
– Что? – буркнул Имс.
С Коббом можно было особенно не притворяться, слишком уж давно и хорошо они друг друга знали.
– Что-то ты дурно выглядишь, Имс, – сказал Кобб. – Ты в курсе, что у тебя глаза, как у вампира? Все красные, похоже, сосуды полопались. У тебя с давлением все в порядке?
– Кобб, ты спятил, что ли? С каким, нахуй, давлением?
– Перепадам давления и сосудистым кризисам молодые люди подвержены так же, как пожилые, – проинформировал Кобб тоном опытного ведущего оздоровительных телепрограмм.
– Да иди ты… – предложил ему Имс, отмахиваясь. Бармен как раз в третий раз поменял ему стакан.
Внезапно до Имса дошло, что напиться сегодня будет определенно очень уместно. Он же отмечает покупку дома, не так ли? Ну и вот, как раз отличный повод слегка расслабиться.
На экране телевизора, подвешенном над стойкой в углу, показывали супербоул прошлого года, и гвалт с трибун мешался с музыкой и голосами посетителей в баре, приятно забивая эфир. Во всяком случае, теперь было гораздо легче сосредоточиться на выпивке, чем еще час назад.
– Я слышал, сделка была с тем японцем, как его?... Сайто, кажется? – вдруг сказал Кобб. – Коллекционирует Родена, да?
Имс медленно повернулся к Доминику всем корпусом. Табурет под ним скрипнул. Пока Имс думал, что бы такого сказать, Кобб снова кивнул бармену. Бармен понятливо засуетился, зазвенел стеклом.
– Говоришь, Артур занят? – растягивая слова, продолжил Кобб, внимательно следя за Имсом. Он даже не пытался притвориться – откровенно следил за реакцией и ждал ответа. – Было дело, жил я как-то в Японии пару лет…
– Ну да, – признался Имс, не выдержав пытки медленным допросом. – Он попросил Артура. И что? Я, между прочим, никого не заставлял. И заметь, я не оправдываюсь, а констатирую факт. Я Артуру дал возможность отказаться.
– Ну конечно, – усмехнулся Кобб. – Я очень хорошо себе представляю, как ты даешь человеку сделать выбор. Это, знаешь ли, все равно, что выбирать, на чем тебя повесят: на шелковом галстуке или на веревке из магазина стройтоваров. Галстук, понятное дело, не так натирает, результат зато один и тот же.
– Еще виски, – велел Имс бармену, притворившись глухим.
Все эти сентенции Кобба досаждали ему ужасно. Неужели нельзя позволить человеку напиться в конце тяжелого дня? Какого хуя все лезут со своим морализаторством?
– Дом, отвяжись, – сказал Имс в итоге. – Никто никого не заставлял насильно. Блядь, да в чем дело вообще?! – вдруг заорал он так, что перекрыл голосом и шум в зале и трескотню телевизора. На них начали удивленно оглядываться, и Имс сбавил накал, – что, блядь, такого вообще произошло? У меня попросили мальчика, мальчик согласился, ему ничего не угрожает, все живы-здоровы – что еще?
Кобб молчал.
– Я дал на время попользоваться своей игрушкой, – буркнул Имс устало. – Просто мне пришлось уступить, а я не хотел, и от этого страдает мое самолюбие. Я не люблю проигрывать, тебе отлично известно. А с ним ничего не будет. Получит новый опыт, вот и все.
– А что будет с тобой? – спросил Кобб тихо.
– Я в порядке, – машинально отбил Имс. – Я всегда в порядке, Дом, ты же меня знаешь.
– Ты прав, я тебя знаю, – ответил Кобб. – Поэтому не надо стараться казаться хуже, чем ты есть на самом деле. Передо мной – не стоит, все равно не получится. Тебя не ущемленное самолюбие мучит, Имс.
Имс расхохотался.
– Дом, ты сначала со своими бабами разберись, вот что. А уж потом будешь мне объяснять, как жить. Тоже мне, знаток человеческой природы выискался…
– С нашей профессией нельзя не быть знатоком человеческой природы, – слова Имса Кобба ничуть не задели. – А твоя избирательная слепота меня иногда прямо поражает до глубины души. Удивительно, как человек с твоей наблюдательностью, с твоей интуицией, может быть настолько слеп. Имс, господи, этот мальчик смотрит на тебя такими глазами…
– На меня многие мальчики смотрят такими глазами, Дом, – какая это была порция? Восьмая? Пиздец, они, виски тут, что, разбавляют? – И девочки тоже. Что ты тут углядел такого особенного? И ничего рассматривать меня с таким любопытством, как будто у меня третий глаз открылся.
– Третий глаз у тебя не открылся, это точно, а вот ослиные уши определенно пробиваются, – заметил Кобб. – Иногда ты такой тупица, Имс, это нечто. Я ведь замечал не только то, как он на тебя смотрит. Но и как ты смотришь на него. И если ты все еще думаешь, что бесишься от пораненного самолюбия, то можешь расслабиться, старик. Это не самолюбие, Имс.
Имс с насмешкой уставился на Кобба. Давно он не видел того в таком лирическом настроении. Прямо загляденье. Французская мелодрама.
– Ну? – подтолкнул он. Было очень интересно, что еще такого пафосного родит Доминик.
Кобб, между тем, вынул бумажник, вытащил оттуда несколько купюр и подтолкнул их по стойке к бармену. Потом спрятал бумажник, достал из кармана шарф и не торопясь обмотал его вокруг шеи.
И только когда он уже слез с высокого барного табурета и сделал шаг в сторону, он наклонился к Имсу и сказал вкрадчиво:
– Это называется ревность, Имс. И глаза у тебя кровавые, и колбасит так, что даже вискарь тебя не берет, только от одного – потому что ты очень стараешься не думать, чем же там таким занят твой Артур. Не так ли? Что вот он делает прямо в этот момент? А-а, вот видишь! – удовлетворенно заключил он, когда Имс подавился вертевшимся на языке ответом. – Это ревность, Имс.
– Да иди ты в жопу, Кобб! – ощерился Имс. – Как-то не вовремя у тебя приступ прозорливости случился!
– Во мне масса скрытых достоинств, – с апломбом заявил Кобб. – А в жопе не я, а ты. И в этом принципиальная разница.
Кобб ушел прогулочным шагом, а Имс остался один и прикончил всю бутылку виски, но без толку. Алкоголь не действовал вообще, а только наоборот, складывалось ощущение, что его накачали каким-то допингом, при этом ограничив в действиях. Было правдой или нет то, что Кобб бормотал про ревность, Имс не знал. Но накрыло его после этих слов так страшно, что он решил от греха свалить из бара подальше. Вообще подальше от людей. Хваленое богатое воображение Имса, кажется, первый раз в жизни сыграло против него, в паре с его же не менее богатым жизненным опытом. Картины, которые разворачивались перед его внутренним взором на пути домой, отличались избыточной красочностью и ненужными подробностями, но деться от них он никуда не мог, точно обдолбанный ЛСД. Имс шел по улице, и вместо домов и фонарей видел перед собой влажную спину Артура с каплями пота вдоль позвоночника, видел закушенные губы и оскаленные зубы, когда Артур кончал, вместо шума проезжавших машин слышал хриплые стоны и гортанные крики. И в это же время кто-то скрипучим и въедливым голосом, мерзко подхихикивая, все время бормотал внутри него: «И все это не с тобой, не с тобой! Это с кем-то другим ему хорошо, это кто-то другой сейчас трахает его так, что он сознание теряет, это кто-то другой, другой, другой! А ты все проебал, сам отказался, и теперь он всегда будет сравнивать, всегда-всегда…»
Имс пытался заткнуть этот внутренний монолог, это вообще не его был монолог, чей-то чужой, он не мог так думать! Он никогда так не думал вообще-то, откровенно плевать всегда хотел на чужое мнение, но гадкий слащавый шепот не затыкался никак, обстоятельно расписывая, в какой позе, как медленно и как долго Артур получает санкционированное Имсом удовольствие.
К моменту, когда Имс добрался до своей квартиры, до рассвета оставалось часа полтора, не больше. Где его носило, он и сам не помнил, только вот ноги едва держали, а ладони и ступни оледенели так, что пальцы ног не ощущались вообще, а в замочную скважину он попал ключом только с третьего или четвертого раза. Когда он ввалился в холл, в левом боку внезапно так резко кольнуло болью, что он вынужден был даже схватиться за стену. Туда словно совали нож, раз за разом, с проворотом, в голову от этого бухало тяжелым жаром, заливало от боли кипятком глаза и одновременно судорогой отдавало в низ живота и в яйца. Имс еле добрался до туалета, повис на унитазе, где его рвало, долго, судорожно, выкручивая мышцы пресса в жгут. Проблевавшись, он все же нашел в себе силы встать и забраться в душ. Раздевался прямо под водой, широко открывая рот и жадно глотая теплые капли с запахом водопровода. Тряпки отвратительной вонюче-мокрой кучей развалились на полу, так что Имс еще одним усилием воли собрал все в мешок и даже вынес на улицу к ближайшему мусорному контейнеру. Впрочем, после душа стало гораздо легче. Он вернулся, мельком глянув на серо-розовую полосу над домами, вскипятил воду и приготовил себе чай, ушел к мольберту в дальнем конце гостиной и разложил кисти, хотя руки тряслись и измученный пресс болел так, что хотелось лечь и забыться. В голове гудело, но Имс был бы не Имс, если бы позволил себе показаться слабым. Перед кем угодно. Особенно перед Артуром. Особенно этим утром.
А ничего и не произошло. Он просто отравился. Бармен явно мухлевал с виски, уж Имсу ли не знать, как это бывает.
Он слышал в предусмотрительно открытое окно, как у дома остановилась машина, как хлопнула дверь и снова заурчал двигатель и зашуршали шины. Он тут же старательно начал малевать что-то бессмысленное на холсте, когда Артур ввалился в квартиру, производя массу бестолковых и очень громких звуков. Словно хотел, чтобы Имс его услышал. Артур затопал по лестнице, Имс вздохнул и отошел от мольберта так, чтобы его было с этой лестницы видно.
– Все прошло нормально? – как мог более нейтрально спросил Имс.
Но это оказалось все, на что он был сейчас способен: удержаться от того, чтобы жадно не рассматривать Артура, с саднящим мазохизмом ища на том следы этой ночи, он не мог. Хорошо, что квартира еще тонула в сумерках. Да и Артур, если бы был хоть чуть посообразительнее сейчас, додумался бы, что при таком освещении никто в здравом уме за кисти не возьмется.
Но Артур не сообразил, что-то там обиженно и хрипло вещал с лестницы и, кажется, даже угрожал, и Имс ему что-то отвечал, не слыша сам себя, потому что в ушах опять начало гудеть набатом.
Сейчас ему хотелось только одного – чтобы Артур уже угомонился там, в спальне, а сам он пошел бы на широченную тахту в мастерской, и лег бы, и забылся бы уже, наконец, сном. В тишине.
А обо всем остальном он подумает завтра.
Он укрылся здоровенным индейским пледом, закутался так, что даже макушка была прикрыта, свернулся в клубок, и сон начал наползать на него медленно и неотвратимо, как наползает туман с болот Новой Англии холодными осенними ночами, размывая контуры. В помещении, несмотря на высокие окна до потолка, все еще было сумрачно, фигуры мифологических индейских зверей на пледе, казалось, жили своей жизнью, еле заметно, тайно шевелились в складках грубой ткани. Имс пригрелся, и его слегка отпустило, мозг перестал крутить бесконечным рефреном это свое «будет сравнивать, будет сравнивать», сознание поплыло, сглаживая горячечный сумбур. Он, наверное, даже все-таки успел провалиться в сон, потому что явственно вдруг услышал голос отца, и как тот говорит своим рокочущим баритоном: «Ничего страшного, мальчик. Видишь, никто не умер. Все будет хорошо». И в этот момент его куда-то дернуло и потащило, так сильно, будто он попал в водоворот, и Имс судорожно замахал руками и ногами, сопротивляясь навалившейся темноте, сковывавшей движения.
Однако никто его никуда не тащил и не душил, а просто он самым прозаическим образом запутался в одеяле, разбуженный Артуром. Тот сидел рядом и тряс его за плечо, причем весьма грубо.
– Что случилось? – прохрипел Имс и закашлялся, подавившись собственной слюной.
– Ты что, спишь?! – спросил Артур с таким выражением, словно Имс только что у него на глазах сожрал пару невинных младенцев.
– А что такое? – поинтересовался Имс, садясь на тахте и окончательно выпутываясь из пледа.
Он поморщился – видимо, успел вспотеть во сне, и когда шевельнул рукой, уловил легкий запах пота. Артур, напротив, благоухал: наверное, перевел половину всех средств в ванной комнате. Весь он был чистенький и свежий, прозрачно-карамельно-розовый, юный и бодрый до отвращения. Имс скривился, потянулся, снял с подоконника пустой глиняный горшок, который иногда использовал как реквизит для набросков и в котором никогда не росло ни одно растение, и смачно туда плюнул. Ему все казалось, что он никак не может избавиться от привкуса рвоты, хотя еще до прихода Артура он почистил зубы раза три.
Артур выглядел шокированным выходкой Имса.
– Ну, что еще? – утомленно спросил Имс, снова откидываясь на подушки и складывая руки на животе.
Артур хлопнул глазами, дрогнул губами – хотел что-то сказать, понял Имс, но передумал, сжал губы в тоненькую линию, практически незаметную. Метнул на Имса возмущенный взгляд, запустил руки в волосы, подергал, потом закрыл лицо ладонями и застонал.
Имс сидел и думал, как это так может быть, что человек одновременно испытывает два взаимоисключающих чувства? Ему страшно хотелось Артуру врезать, влепить изо всех сил прямо в рожу, непотребно целомудренную для этого утра, на взгляд Имса. Хотелось повалить его на пол, и, схватив за локоны на затылке, раз за разом прикладывать лицом прямо в корабельные сосновые доски, которыми был выложен пол.
И в то же время ему хотелось сунуть Артура этим нежным лицом себе в подмышку и гладить по волосам, приговаривая какую-нибудь чушь и глупость, чтобы уж продрало как следует обоих, чтобы потом отпустило, и все бы закончилось. Имс терпеть не мог драм, не знал, что и как делать, не умел утешать, поэтому злился. На Сайто, на Артура, на себя – что так подставился и так грандиозно сел в лужу, влипнув как раз в ту самую ситуацию, которых так успешно и старательно избегал.
Артур отнял руки от лица и сказал:
– Я уснуть не могу… Ну вот как ты мог, Имс? Вот так просто взять и отдать меня, а? Я ж человек все-таки, а ты мной попользовался, как предметом… как рабом каким-то...
Имс скрипнул зубами от злости. Вот не вовремя, очень и очень не вовремя явился к нему Артур выяснять отношения. Если честно, Имс вообще предпочел бы спустить все на тормозах, но, кажется, других таких же здравомыслящих тут больше не наблюдалось.
– Послушай, детка, – сказал он с утомленным вздохом. – Давай-ка проясним. Скажи-ка мне, у тебя что-нибудь болит? Где-нибудь вывих, побои, разрывы там, например? Тебя избили, может быть, до потери сознания, и теперь тебе грозит инвалидность?
– Н-н-нет… – протянул Артур, не понимая, куда клонит Имс.
– Ты загибаешься от голода, поражен смертельной неизлечимой болезнью, тебя выбросили на улицу в мороз и холод – и тебе негде переночевать? Что молчишь? Отвечай мне!
– Нет.
– Тогда объясни мне, пожалуйста, по какому поводу такая вселенская тоска? Что такого ужасного и непоправимого случилось? Попользовались твоей дыркой? И что? Насколько я знаю Сайто, а он всегда держит свое слово, никакого ущерба тебе не нанесли. В круговую не пускали, публично не ебали, на улицу не выставляли, в рот не ссали, ведь нет? И, кстати, это все тоже можно пережить, уж поверь мне, пупсик. Ты хочешь знать, на самом ли деле я считаю, что хуже смерти быть ничего не может? Да, я так считаю на самом деле. Пока ты жив, все впереди. И можно смотреть либо вперед, либо оглядываться назад и жалеть себя. Что угодно можно. Но если ты умер – тогда все. Просто – все. Больше ничего не будет, ни плохого, ни хорошего. Потому что на этом все кончится.
– Ты вот этим оправдываешься перед собой? – бросил Артур, презрительно скривив губы.
Тут Имсу ударило в висок такой нерассуждающей яростной ненавистью, что в глазах на пару секунд свет померк. Да и не только в глазах, его этой ненавистью накрыло с головой, как шквалом, и понесло дальше в горящую тьму. Он с места, прямо из сидячего положения прыгнул вперед, подгребая под себя Артура, хватая его за шею обеими руками. Тот и глазом не успел моргнуть, как Имс уже сидел у него на груди, намертво прижимая коленями локти, и крепко держал его за горло, сдавливая большими пальцами на кадык.
Артур вытаращил глаза. Испуг в них сейчас читался настоящий, качественный. Совсем не такой, как тогда, во время их первого разговора насчет ночи с Сайто. Кажется, вот сейчас до него начало доходить, что имел в виду Имс, говоря о жизни и смерти.
– Запомни, Артур, я никогда не перед кем не оправдываюсь, – рыкнул Имс. Слова вылетали из горла с каким-то звериным клокотанием. – Понял?
Артур утвердительно моргнул несколько раз. Сказать он все равно не смог бы ничего, так Имс его держал. При взгляде на эти дрожащие ресницы у Имса опять случился приход злобы и непонятного жара, так что, возможно, одно-два мгновения Артуру на самом деле грозил летальный исход. Ощущая, как его заливает этой жаркой, едкой злобой дальше, Имс чуть разжал пальцы, только чтобы позволить Артуру говорить, не больше. Да тот и не пытался сопротивляться, лежал под Имсом покорно и смирно, замерев как кролик в зубах у волка.
– Значит, говоришь, тебе сегодня хватило? – с обманчивой кротостью осведомился Имс. – Ну так поведай мне, чем же господин Сайто так укатал мою ненасытную сучку?
Артур опять захлопал глазами и опять начал открывать и закрывать рот, прямо как рыба, вытащенная на воздух. Он весь покраснел, да что там, сделался чуть ли не пурпурного цвета, а кроме того, похоже, избавился от испуга, потому что Имсу со всем его обширнейшим лексическим запасом на четырех языках никогда не приходилось выслушивать потока такой отборной, изобретательно-грязной, цветистой матерщины. Чтобы вклиниться в беседу, пришлось придушить Артура еще раз. Правда, Имс уже на самом деле сам себя не контролировал и даже не слышал, что вопил ему прямо в лицо Артур: в мозгах взорвали термическую бомбу, так что там все пылало и кипело, а он тряс Артура и орал, плюясь слюнями:
– Значит, наебался всласть? Ну и как, понравилось? За чем же дело стало, может, тогда прямо сразу вернешься? Зачем время терять, я позвоню япошке, пусть пришлет лимузин! Сука похотливая, что ж ты не отказался-то, а? Что ж ты поперся туда? Ты же просто удержаться не можешь, чтобы под кого-нибудь не лечь, тебя ж прет эксперименты ставить, так что не надо заливать мне тут, блядь, про мораль!!! У изнасилованных таких рож не бывает, с какой ты домой приполз, шалава!
