Текст книги "Сын вождя и рубашка с секретом (СИ)"
Автор книги: Марушка Белая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Каратель сидел за огромным столом из массивного дерева почти черного цвета. Его внимательные карие глаза следили за гостем привычным и неприятным цепким взглядом. Взглядом, который больше подошел бы начальнику тайной полиции, но никак не высшему существу. Впрочем, видимо, представители закона везде одинаковые. Юлиан отметил, что каратель повзрослел, будто бы окреп, возмужал. Его недавно назначили хранителем земель в Париже, он помогал местному судье, Аматее, древнему карателю, который поселился здесь еще тогда, когда Париж назывался Лютецией Паризиорумом. Словом, очень давно. Хотя что такое несколько веков на языке вечности?
- Юлиан.
- Великий.
Вампир поклонился и, дождавшись приглашающего жеста, опустился в большое кресло, обитое дорогой тканью. Амир зачесал волосы назад, открыв высокий лоб. От этого взгляд становился еще более жестким. Тонкие черты лица, упрямая складка губ. Все в нем говорило о том, что он привык указывать, но знает, что такое подчинение. Идеальный полководец, который может вести за собой, но при этом остается солдатом, слепо преданным своему королю. Юлиан хотел бы ощущать, что у него есть король, но не мог. Из клана он ушел давно, а в Орден так и не пришел. Пришлось занимать свое место среди людей.
- Твой орден пал.
- Да, - кивнул Юлиан.
- И ты ничего не сделал.
- Моя вина, Великий.
Амир едко улыбнулся.
- Наша работа потеряна?
Юлиан достал бумагу, которую на скорую руку написал перед тем, как приехать сюда. Список потерь. Люди Филиппа накрыли все части ордена одним днем. Арестовали почти всех рыцарей. Изъяли бесчисленное количество сокровищ. Но Жак де Моле успел вывести целый корабль реликвий в то место, которое они выбрали с Юлианом еще двадцать лет назад на случай, если нужно будет быстро уходить. Король Филипп ничего не получил. Вернее, он не получил всего, что хотел. И сам этот факт радовал вампира.
- Не совсем.
- Тамплиеры всего лишь прикрытие. Арест уничтожил крупнейшую финансовую структуру. Это меня печалит. Я не успел проработать вопрос векселей, займов и влияния на королевские дома через деньги. Ты должен сделать другой орден.
Юлиан резко выдохнул.
- Де Моле сожгли меньше суток назад! Прости, Великий, я не понимаю…
Амирхан изогнул бровь, демонстрируя вежливое нетерпение.
- Я доподлинно знаю, что ты не любитель мужчин, тем более, смертных. Откуда столько разговоров о каком-то человеке? Король Франции сжег того, кто ему мешал? Это не трагедия, Юлиан. Трагедией будет, если три века нашей с тобой работы не принесут ничего.
Амирхан протянул руку, и вампир отдал ему бумагу. Карие глаза карателя быстро пробежали по строчкам. Он нахмурился.
- Этих потерь не было бы, если бы тамплиеры научились договариваться с монархами. А не думать, что им все позволено.
Юлиан проглотил замечание.
- Работай дальше. Отдохнул ты достаточно.
- Но, Великий, неужели мы оставим действия короля безнаказанным?
- Мне нет дела до человеческих королей. Восстанови то, что было разрушено. Как можно скорее. Мне нужна транспортная сеть, гонцы, доходные дома. Все, что отняли у тамплиеров, нужно создать заново. Втрое быстрее.
Юлиан встал, поклонился и вышел.
«Мне нет дела до человеческих королей». Это значит, что он может делать все, что угодно.
1317
Жизор, Жизорский замок
Юлиан прохаживался по двору Жизорского замка, бывшей крепости, а потом и тюрьмы тамплиеров. Он уничтожил личность Гильома де Шарона, подстроив несчастный случай, в который поверили. Сменил имя на графа де Бательера и затерялся среди знати, приближенной к новому королю. Он испытал странное чувство разочарования и восхищения одновременно, когда средний сын короля Филиппа IV узурпировал власть и добился коронации. Он восхищался тем, как был спланирован поход, как жестко и безапелляционно юноша поступил с церковной братией. И напоминал себе о клятве, которую дал когда-то. Довести проклятие де Моле до логического конца. Но пока он решил немного отступить.
Почти два года назад он разорвал свою связь с Домиником, а теперь мучился, впервые узнав, что такое на самом деле подарить кому-то темную жизнь. Этот упрямец налагает свою печать на все, к чему прикасается. Им невозможно управлять! Он исказил даже темное имя! Сходя с ума от естественного ужаса, который испытывает каждое новообращенное существо, он гордо и не без издевки уведомил создателя, что будет зваться Домеником. Юлиан не нашелся с возражениями, но в душе называл сына так, как планировал. Его идея с вечной памятью обернулась против него. Вампир привычно считал людей слабыми существами и думал, что новое положение уничтожит саму душу Филиппа Красивого. Но вышло наоборот – несгибаемая королевская воля дала мощный отпор. И Доминик не только все помнил – он умудрялся вести себя, как король Филипп Красивый, которого еще при жизни окрестили Железным королем.
Юлиан так и не рискнул рассказать карателю Амирхану о том, что на самом деле стало причиной исчезновения монарха, воспользовавшись тем, что тот не задавал вопросов. Видимо, ему и правда не было дела до человеческих королей. До настоящего момента вампир не знал, что делать. Он собственными руками подарил Доминику неограниченную власть. Почему-то Юлиан не сомневался, что тот научится жить под солнцем и очень быстро сможет найти свое место под ним. Снова вернется к политике, пусть и останется в тени. Или, чем черт не шутит, сменит внешность и заменит собой кого-то из сыновей. Он может дать стране такое будущее, о котором не мог и мечтать при жизни.
Юлиан остановился и посмотрел в небо.
И при этом Доминик страдал так, как страдал бы обычный человек. Пусть и железный. Пусть и король. Вампиру донесли, что он приезжал в Париж. Что был на похоронах Шарлотты и виделся с сыном. Смерть его возлюбленной поразила Юлиана. Он не ожидал, что кто-то еще станет действовать. Он прислал Доминику сон. И потом долго еще спрашивал себя, зачем же это сделал. Юлиан мучился сам. Он понимал, что месть - это дань уважения де Моле и жест слабака, который не смог предвидеть очевидных на самом деле действий короля. И от этого злился еще больше. Разорвать связь с новообращенным было верным решением. Доминик получил свободу, а его создатель - возможность проверить, насколько первоначальные замыслы воплощаются в жизнь. И немного побыть наедине с собой.
Как сломить уже сломленное, но по-прежнему всемогущее существо? Юлиан все чаще запрещал себе задавать вопрос «зачем». Верный слову, он стремился довести начатое до конца, чего бы это ни стоило. Даже если желание мстить растворилось. А долгое общение с Домиником, его неизменно отсутствующая реакция на все козни, на сны, на места и разговоры заставили его уважать. Юлиан ловил себя на мысли, что находился рядом с ним не потому, что выступал в качестве палача, а потому, что действительно хотел быть рядом. Испугавшись неожиданно теплых, почти отеческих и одновременно сыновьих чувств, которые пробудил в нем бывший король, вампир оборвал контакт. Он чуть не умер от боли в тот момент. Знал, что и Доминик лишился почвы под ногами – и эта мысль окончательно доконала вампира, который решил искать успокоения в труде во благо Темного Ордена и братьев-тамплиеров. И сейчас он приехал в Жизорский замок, в котором оставили малочисленный гарнизон, чтобы посмотреть на тюрьму, каждый камень которой излучал страх, боль, озлобленность и надежду. Когда-то здесь томились его братья. Названные братья. Всего лишь люди. Жертвы алчности Железного короля.
Но алчности ли?
Юлиан, в момент обращения заглянувший в саму душу Филиппа IV не увидел там жажды денег. Даже жажды власти для себя. А то, что увидел, невозможно было охарактеризовать. Филипп был прирожденным правителем. Человеком, один вид которого заставлял людей склоняться перед ним. Человеком, обладающим почти сверхъестественным даром убеждения. А ведь он почти не говорил! Все, кто знал его, отмечал необычную силу, окутывающую монарха подобно покрывалу. Филиппу не нужны были деньги для личных нужд – он славился своими скромными запросами, почти аскетичным образом жизни. Роскошь только там, где того требует престиж королевской власти. Лично для себя – зачем? Для чего ему понадобились богатства тамплиеров? Для укрепления королевской власти. Для создания мощной страны, цельной и просторной.
Он был человеком. И все же больше, чем просто человеком, ведь вампир проникся-таки тем разрушающим ненависть уважением, с которым невозможно бороться. Если ты уважаешь своего врага, значит, ты и сам чего-то стоишь. Но враг ли ему теперь Доминик?
Юлиан сжал виски руками. Эти сумбурные мысли крутились в его голове, наверное, тысячу лет. Он перестал спать, разучился общаться, ограничиваясь короткими приказами. Он не мог думать ни о чем, кроме сына. И, несмотря на разорванную связь, чувствовал, когда тот испытывает сильные эмоции. Последняя такая вспышка была в день коронации. Доминик изменился. Слишком изменился. Он стремительно взрослел, превращаясь из новообращенного в мощное бессмертное существо. Он начинал понимать, что границ теперь для него нет.
- Я знала, что найду тебя здесь.
Он резко обернулся. Она стояла перед ним, кутаясь в теплый подбитый мехом плащ. Странные глаза цвета фиалки, молочная кожа. Он знал ее под именем Александрин. Эта женщина свела его с ума. Эта женщина приковала его к себе на двадцать лет, а потом просто исчезла, забрав с собой-то что-то важное, тонкое. Он был слишком вампиром, чтобы признать, что влюбился. И слишком мужчиной, чтобы просто забыть.
- Я тебя не ждал, - прохладно произнес он.
Мысли о Доменике из головы выветрились. Вампир следил за тем, как она изящными жестами поправляет плащ, как смотрит на него, чуть опустив ресницы, как улыбается лишь уголком губ, манящей, загадочной улыбкой женщины, которая точно знает, насколько она прекрасна. Александрин приблизилась. Выудила из широких рукавов тонкую руку, обтянутую в перчатку из белой кожи. Прикоснулась к его щеке. Юлиан закрыл глаза. Он был готов биться об заклад, что эта женщина соткана из магии. Он должен злиться, проклинать ее, требовать, чтобы она ушла. Но вместо этого стоял, моля все силы неба и земли, чтобы ее маленькая ладонь не отрывалась от его щеки.
От внутренней борьбы его черноглазый взгляд вспыхнул красным, а губы сжались. Александрин улыбалась. Он понимал, это имя - фальшивка. Все, что он о ней знал - фальшивка.
- Лжешь, - улыбнулась она. - Ждал и надеялся.
Юлиан посмотрел на нее с высоты своего роста, думая о том, что ее появление - закономерное течение событий, а он ведет себя как последний дурак. Из-за нее он потерял тамплиеров, а вместе с ними и расположение карателя Амирхана. Что он потеряет из-за нее в этот раз?
- Раз ты нашла меня, у тебя есть какая-то цель?
Александрин улыбнулась. Снова. И Юлиану не понравилась эта улыбка.
- Я же говорила, что вернусь.
- Но ты не говорила, зачем уходишь.
Юлиан нахмурился. Он предложил женщине руку и двинулся по замку. Отчаянно хотелось скрыться в тепле. И уйти от этого странного разговора. Слова Александрин его задели. Неестественное желание обладать этой женщиной становилось все сильнее, и он понимал, что снова сдается. Ее власть над ним была почти безграничной. И это не власть мужчины над женщиной. Он чувствовал себя одурманенным, околдованным. И при этом четко понимал, что происходит.
- Мы не всегда делаем то, что хотим, Юлиан. Верь мне.
- Верить тебе, Александрин? После всего, что случилось? И каким образом ты сможешь убедить меня в том, что я снова могу тебе верить?
Она примирительно сжала его пальцы.
- Поехали на юг, Юлиан. Тебе нужно отдохнуть, я побуду с тобой. И спокойно решим, что нам делать.
- Нам?
- Пара дней в пути, и все изменится.
Адриан
Глаза колючие. Синие. Ледяные. В них никогда не было глубины. Только мрак безумия, жестокости, которой он никогда раньше не встречал ни в смертных, ни в бессмертных. И сумасшедшая, абсолютная жажда крови. Она называла себя Лисой и требовала, чтобы он звал ее Лисенком. Первые годы он каменел при мысли, что нужно произнести это имя. Произнести мягким, свободным тембром, который она так любила. Голос не слушался. Каждый сорвавшийся звук не той интонации, которую требовала Лиса, влек за собой жестокие побои. Она никогда не била и не кусала за лицо. Ей нравилось совершенство красоты темного эльфа. Ей льстило то, что она смогла найти себе игрушку благородных кровей. Практически принц, хотя в деревне, которой правил его отец, имена звучали иначе.
Лисенок долго искала его. Долго охотилась, выслеживала. Она приметила эльфа еще когда он жил в деревне. Мальчиком он видел синие глаза и даже рассказывал о них отцу, но тот лишь качал головой - деревня в безопасности. Нельзя было сказать, что Герелен слеп или не был в курсе происходящего в мире, но отчего-то он решил, что Незнакомцы не подберутся к его деревне, спрятанной от всего мира горным хребтом. Адриан видел ее с раннего детства. Даже слышал ее голос. И бежал от него.
Он ушел из деревни, только встретив совершеннолетие, которое у темных эльфов наступает в пятнадцать лет. Он мастерски владел парными клинками, луком, уже выучил несколько языков, в том числе тот французский, который мог использоваться в первых годах одиннадцатого века, знал историю. Герелен заботился о том, чтобы его дети получали лучшее образование, и каким-то образом сумел договориться с человеческими друидами, которые согласились обмениваться знаниями. Чтобы темные эльфы могли выстраивать жизнь в новом мире. В том мире, которым все же правили люди по праву большинства. Но Адриан, младший сын в правящей семье, не видел себя и дальше по правую руку от Жреца, отца ли, брата ли. Не видел себя в маленькой деревне. Он хотел большего. Он хотел жить среди людей.
Он написал отцу письмо. Брату Лестинелю, наследнику - короткую записку. Взял небольшую дорожную сумку, немного драгоценностей, которые принадлежали ему, и ушел. Его гнало юношеское ощущение, в котором так легко увидеть цель-обманку. Он шел в город, который сейчас называют Парижем, представляя, как сможет помочь людям, как сможет поделиться с ними своими знаниями по стратегии и тактике военных сражений, по управлению и градостроительству, ему казалось, что он может что-то изменить, стать кому-то нужным. И он совершенно не думал про преследовавшие его с детства синие глаза.
Лиса пошла за ним. Иногда Адриан замечал ее тень или взгляд, но она никогда не приближалась достаточно близко, чтобы он уловил ее запах. Он понимал, что не может находиться один на дороге или в лесу, но не думал о том, что совершил ошибку. Его должны были защитить парные клинки, но не защитили. Она напала стремительно. Предрассветный час - то время, когда никто не ждет нападения, когда сон особенно глубок. Адриан помнил только жгучую боль в районе шеи - его душили.
Пришел в себя он в каком-то помещении в кромешной тьме. Сначала он кричал и звал на помощь, потом молчал. Ему было пятнадцать лет, но он не позволял себе проявлять эмоции, как мог бы сделать ребенок или человек. Лиса явилась на третий день, когда мальчик лежал, совершенно обессиленный от голода и жажды, забившись в дальний угол. Она швырнула ему помятое яблоко. И заявила, что теперь он принадлежит ей, а она - его Лисенок. Адриан рассмеялся. И тут же получил удар коротким кинжалом из храмового серебра в грудь. Он был настолько маленьким, что рассекал только мышцу. Но острое, особым образом заточенное лезвие, наносило необычайно болезненные порезы, которые долго не заживали.
Больше он не смеялся. Со временем он научился показывать улыбку, но смех - никогда.
Лиса была хорошим учителем.
***
Скрип тайной двери, которую невозможно найти изнутри. Короткий вздох. Тонкий световой луч выхватывает силуэт незнакомки, высокой, изящной, наверное, очень красивой, но вызывающей в нем лишь жгуче-горький ужас. Дверь медленно закрывается.
- Я давно тебя не видела, мой эльфеночек, - этот голос убивал в нем крупицы надежды. - Иди к Лисенку, я тебе кое-что принесла.
Он поднялся со своего места, пошел к ней медленно и осторожно. Он не помнил, когда в последний раз ел. Солома, из которой сделали лежанку, была горькой на вкус, она раздирала язык и небо, оставляя после себя только железно-соленые капли крови. Язык давно распух, Адриан не мог говорить. Больше всего не свете он боялся, что Лиса придет. Но еще больше - что она не придет, и он умрет от голода.
- Но сначала ты должен заслужить свой обед! Сегодня праздник. У нас десять лет, представляешь, малыш.
Долгая дрожь пробежала по его телу. Десять лет. Значит, ему двадцать пять? Такой смешной возраст для темного эльфа. Такой страшный возраст для него. Десять лет. Лиса иногда выводила его на улицу, приковывала во дворе замка, чтобы солнце прикоснулось к его лицу и вернуло ему цвет, который ей нравился. Но почти все время он находился здесь. В подвале. Сыром и темном, без окон и с единственной дверью, которую можно было открыть только снаружи. Эльф медленно шел к ней. Лиса стояла у двери. Он уже видел в темноте, и понимал, что в одной руке она держит корзинку с едой. В другой, конечно же, кинжал. Или хлыст. Или еще что-то.
- Сыр. Фрукты. Вино. Ты давно не ел сыр?
Он кивнул. Раньше Лиса начинала кусаться, если он не отвечал, но потом поняла, что говорить он не может. Кивок ее удовлетворил.
- И еще кое-что. Дай руку.
Он опасливо протянул к ней ладонь. Вздрогнул, когда она бросила в нее что-то металлическое. Несмотря на слабость, Адриан не уронил предмет.
- Я надену это на клыки. Мы развлечемся. А потом ты поешь.
Раны, нанесенные храмовым серебром, никогда не исчезают бесследно. Кто мог подумать, что ей будет мало кинжала, и она сделает накладки на клыки?..
Январь 1317
Эперне, Шампань
С глухим криком Адриан подскочил на постели. Выхватив из-под подушки кинжал, он тяжело огляделся, но уже мгновением спустя рухнул обратно на подушки - страшная боль пронзила все его тело. Он слишком хорошо знал боль, которую приносили пытки физические. Но эта была иной - как будто сама суть его распадалась на части, разрывая душу, а вместе с ней и тело.
Чья-то знакомая прохладная ладонь прикоснулась к его щеке. Влажная ткань легла на лоб.
- Снова она?
Адриан мучительно и коротко кивнул, сжав зубы. Все прошло. Лиса давно мертва - он растерзал ее собственными руками. Конечно, не без помощи. Но каждый раз Незнакомка врывалась в его сны, стоило слегка ослабить волю. Видимо, удар знакомого Сет выбил эльфа настолько, что разум отключился. И снова вернулись кошмары.
- Тебя потрепало.
- Незнакомец, - глухо проговорил он. - Обращенный король. Его увели к Ролану…
- Тсс, мой хороший, - женщина улыбалась, это слышалось в каждом звуке. - Я все знаю, я здесь была. Ты чуть не погиб, хотя он явно не хотел причинить тебе вред. Пока не умеет себя контролировать.
Адриан открыл глаза. И память снова перенесла его в прошлое. В тот самый день, когда он увидел эту женщину в первый раз. Через всю жизнь он пронесет ее магический образ: светящиеся фиалковые глаза и лунного цвета волосы, которые иногда казались живыми. Он знал ее под разными именами, но некоторое время назад она назвала настоящее - Лейла. Простое, незамысловатое имя, за которым пряталось существо, название которому еще не придумали.
В тот день Лиса, которая наигралась и накусалась вдоволь, находилась в прекрасном расположении духа. Настолько, что впервые оставила эльфа одного во дворе. Конечно, на цепи, на тяжелой цепи с вставками из храмового серебра для прочности. Но одного. Сама забралась в спальню и уснула. Адриан научился на большом расстоянии ощущать состояние Незнакомки, это помогало выбрать правильную линию поведения. Он лежал на земле без рубашки. Летнее солнце жгло израненную грудь. На ней уже было несколько десятков шрамов, больших и маленьких. Адриан чувствовал себя мертвым, хотя начал отсчитывать дни, и знал, что ему нет и сорока. Но больше двадцати весен он встретил здесь. Только за счет удивительной силы воли, присущей многим темным эльфам, он смог сохранить рассудок и даже какие-то ошметки памяти о прошлом. О том, кто он. О том, кем он мог стать. Хотя все его попытки бежать заканчивались одинаково - его находили. Жестоко избивали. Вырезали на спине или на груди какой-то узор особым лезвием, и бросали на неделю без еды и воды. Так Адриан узнал, что Незнакомцы - лучшие ищейки.
Он лежал, позволяя солнцу жечь его кожу, концентрируясь на этой боли - другой боли. Не металлической, а живой, светлой, вроде даже восстанавливающей. Неожиданно атмосфера изменилась. Рядом с ним кто-то появился, но это не была Лиса. Адриан поднял голову. Перед ним стояла женщина. Несмотря на жаркий день на ней был длинный темный плащ.
- Отдыхаешь? - спросила она.
Адриан не ответил. Он решил, что она - одна из многочисленных подруг Лисы, а это значит, что вечером и ночью от него не останется ничего. Он бы понял, если бы Незнакомка спала с ним. Но ведь нет. Ее и ее дружков интересовала только кровь, только раны. Только тот момент, когда лезвие рассекает кожу.
- Хочешь отсюда выбраться?
Он пожал плечами.
- Если хочешь, продержись еще немного. Я помогу.
- Я тебя не знаю, - наконец ответил он, удивляясь собственной наглости.
Женщина подошла. Положила руку ему на грудь. Он чуть не закричал от неожиданности - рука была ледяной.
- Это пока все, что могу, - прошептала она, поцеловав его в лоб. - Продержись еще немного, я тебя отсюда вытащу.
Она исчезла. А он с удивлением обнаружил, что все свежие раны затянулись.
Вернувшись в себя, Адриан посмотрел на Лейлу, сидевшую на его постели, с мягкой улыбкой. Она ответила ему тем же.
- Я знаю, что ты благодарен, но зачем же каждый раз вспоминать именно этот момент, - проговорила она.
- Без тебя я бы погиб.
- Ты сполна отработал свой долг. - Она сняла ткань с его лба, смочила ее в каком-то отваре и вернула на место. - И угораздило тебя нарваться на взбешенного Незнакомца.
- Я должен был сблизиться с этой девчонкой и выяснить, кого она ищет.
- Сблизился? -рассмеялась Лейла.
Адриан закусил губу. Разумеется, приказа сближаться настолько у него не было.
- Это бывший король. Как такое возможно?
- Возможно и не такое. Ты еще многого не знаешь. Но ты молодец. Уверена, Он будет доволен. Продолжай делать то, что делаешь. Но, пожалуйста, будь осторожен. И зови меня в минуту опасности, я приду.
Адриан закрыл глаза.
- Я не хочу, чтобы ты меня все время спасала.
- Мой маленький упрямый и гордый эльф. Я восхищаюсь тем, каким ты стал. Ты выбрался из плена. Собрался с духом и стал одним из влиятельнейших существ во Франции. Хитрый план занять Шампань. Да, вы потеряли суверенитет, но это ерунда по сравнению с тем, какие возможности тебе дает французская корона.
Он улыбнулся.
- Тебе плевать на Францию.
- Конечно. Но не плевать на тебя. Отдыхай.
Глава Тринадцатая. Я дам тебе то, что ты просишь
Доменик
Рим, 1335 год
В его памяти навсегда останется тот день, когда он вышел на солнце. Он не взял с собой плащ или рубаху. Он ждал светило, стоя у двери дома, который купил на странно заработанные деньги. Он стоял, прислонившись плечом к стене, смотрел на восток и думал о том, как лихо изменилась его жизнь. Первые мгновения, когда еще несмелое солнце прикоснулось к его коже, было жутко страшно и больно. Он даже подумал, что это конец. Но затем жжение сменилось телом. Он открыл глаза, затопленный светом и ощущением, что получилось.
Ролан, находившийся рядом, улыбнулся. Он выглядел утомленным, но довольным. Незнакомцы ничего не сказали друг другу - все передал взгляд. Ролан поднялся с места, взглянул на Доменика и, развернувшись, отправился за горизонт. Так они договаривались - мудрый Незнакомец пробудет рядом ровно столько, сколько нужно, и ни днем больше. Он должен был вернуться к своему вождю. А Доменик, за эти годы так и не проникшийся парадигмой мышления Незнакомцев, должен был пойти своей дорогой. А для этого ее еще предстояло выбрать.
Молодой Незнакомец следил за удаляющимся Роланом, и думал о том, что с этим существом его роднит нечто, что не имело названия. Будто в какой-то далекой прошлой жизни они были братьями или просто друзьями. Встретившись с Роланом, Доменик подумал, что обрел дом, но это оказалось не так, ведь другие ни в чем не походили на него. Другие оказались дикими, неуправляемыми, жестокими. Они нападали на всех без разбору, не признавали правил. Доменик же не терпел хаос. Он понимал, что объединить Незнакомцев не сможет, у него не было ни права, ни авторитета, к тому же, они прислушивались к кому-то по имени Пифон. А наблюдать за стихийными перемещениями и не связанными действиями он не мог.
Доменик разочаровался. И Сет, которая не покидала его ни на миг, терялась в догадках, что предложить. Она чувствовала вину. Но теперь, когда ее обещание сбылось, и он научился жить под солнцем, она сможет вздохнуть свободно и наконец посвятить себя этим отношениям, которых она так ждала. Она обещала ему общность, друзей и солнце. Что ж. Хотя бы в одном эльфийка оказалась права, и потраченное время, силы и пережитая боль были не зря.
Доменик провел по лбу и посмотрел прямо на золотой диск. Глаза мгновенно увлажнились, но взгляд выдерживал этот свет. Еще одна интересная особенность тела бессмертного существа. Он ощущал, как ласкают его кожу лучи, улыбался сам себе - как такое возможно, что еще вчера оно обжигало, а сегодня стало другом? Он не понимал, что с ним делал Ролан, но чувствовал, как поменялось восприятие и он сам. Он будто прозрел. Мир стал ярче, мысли - четче, прошлое уходило все дальше, и Филипп забывался. Вести о смерти Филиппа V и дальнейшей смуте его не тронули. Франция стала одной из десятков стран одного из миллиона миров. Единственное, чему не суждено было также померкнуть - образ Шарлотты и Шарля. Доменик не понимал, почему они до сих пор для него так важны. Не понимал, почему, обнимая Сет, думал о другой женщине и тосковал о ней. Он пытался выяснить у Ролана, был ли хоть малейший шанс воскресить Шарло, но тот уклонялся от ответа.
А Сет чувствовала. Чувствовала, что он отдаляется, приближается и снова отдаляется и читала в волчьих глазах то, что некогда видела в спокойном взгляде своего короля. Доменику было все равно, о чем она думает. Он был благодарен ей за то, что она стала проводником, не дала ему погибнуть. Он был благодарен ей за знакомство с Роланом. Но и Ролан уходил, уходил все дальше. Доменик уже не видел его на дороге, и мысли уже отпустили его.
Он знал одно: придется заново учиться жить. Нужны деньги, нужны связи, нужны руки, глаза и уши. Он останется в Европе, попробует разные жизни. А Сет… Она может остаться с ним.
Подумав об этом еще некоторое время, Доменик оторвался от стены и вернулся в тень дома. Он смертельно устал. Незнакомец сбросил с себя одежду. Дошел до кровати, где дремала эльфийка, лег рядом с ней, поцеловал смуглое плечо и, немного поразмыслив, не стал ее будить. У них есть все время в двух мирах, а он пока сыт. Можно растянуть удовольствие, сделать его более ярким, более сочным. Иногда для этого достаточно просто немного потерпеть.
Улыбнувшись, Доменик провалился в глубокий неестественный сон.
***
Дом Шарлотты. Он так и не научился называть это место отелем Гресси, хотя именно он, будучи королем Франции Филиппом Четвертым, когда-то подарил мужу Шарлотты дом в Париже вместе с титулом и поместьем де Гресс. Ночь. Из тех лунных прозрачных ночей, когда сам воздух кажется пристальным, а каждое сказанное слово воспринимается как выстрел пушки. Он находился в том сне, который уже снился ему однажды. В самом страшном сне. В самом страшном воспоминании его жизни, хотя он и не был свидетелем этим событиям.
Высокая статная фигура Юлиана появилась в глубине сада. Вампир, облаченный в мантию, серебряное шитье которой блестело в свете невозможной в ту ночь луны, не торопился шевелиться. Позже Незнакомец неоднократно подумает о том, как так несправедлива природа, что в ночь смерти самого светлого, самого прекрасного существа, такая яркая, наглая, серебряная луна.
Доменик медленно, тяжело повернул голову, чтобы посмотреть на того, кто перечеркнул его жизнь и тем самым изменил все. И для него, и для Франции.
- И что ты намерен мне показать в этот раз, вампир? Я думал, мы закончили.
- Реальность.
Юлиан растворился во мгле, как и в прошлый раз. И - как и в прошлый раз - Доменика затопило сумасшедшее, обезоруживающее чувство пустоты. Он уже знал, что увидит. Внезапно окаменевшими ногами он аккуратно идет по дороге, делая несколько неуверенных шагов по направлению к дому, в котором изменилось все. Сейчас Доменик знал точное время, минуту, мгновение, в которой очутился. И не понимал, что он здесь делает. И зачем ему снова видеть смерть той, которая была и оставалась смыслом его существования.
Чья-то тень привлекла его внимание. Женщина. Он знал ее, видел в прошлом сне. Сильное, гибкое тело хищника, плотные кожаные одежды, похожие на вторую кожу. Волосы собраны, на лице маска, на плечах плащ. И зачем он?.. Она держала что-то за пазухой. Обернулась. Их взгляды встретились, и Доменик почувствовал, что ему стало трудно дышать. Он узнал ее. И ее невозможные, яркие, серебряные глаза.
***
Следующие дни Доменик провел в удушье. Когда он пришел в себя, Сет не было. А он мучительно боролся с тем, что увидел и узнал, пусть и понимал - нутром чуял, что Юлиан показал ему правду. Раскрыл убийство Шарлотты. Чтобы помучить? Нет, чтобы открыть глаза на ту, которая делила с ним постель.
Видения сменял бред. Доменик думал о том, что его предки сходили с ума от страха быть преданными. Они всюду видели заговоры, разжигали войны только для того, чтобы на корню пресечь инакомыслие. А он не разделял такой крайности, что в итоге привело к потере и жизни, и короны, и любимой женщины. Доменик думал о том, что нанести смертельный удар может либо тот, кто обладает властью, на голову выше твоей собственной, либо тот, кого ты подпустил слишком близко.
