Текст книги "Стаб (СИ)"

Автор книги: Мари Явь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Кинув фотографии себе за спину, словно ничего не стоящий мусор (за который Майлз продал бы душу), Многорукий выпрямился и пошел наверх. Он забрал бутылки с собой, а меня оставил на полу, давая поразмыслить над моим положением в этом доме.

Я уже давно раскаялся во всех грехах, но боль не утихала. Меня выворачивало снова и снова, пока не осталось ничего. Я чувствовал себя полым, словно труба – и морально, и физически. И когда я уже смирился со смертью, передо мной вновь появился Многорукий. Он успел переодеться во что-то настолько крутое, что даже умирающий я оценил.

– Это всего лишь адаптация к новому меню. Твоё тело требует того психотропного дерьма, которым тебя пичкали в приюте. Привыкай. Ты ещё долго отходить будешь. – Я не умру?! – Приведи себя в порядок. Больше пей. И для твоего же блага никуда не лезь.

Если эти три пункта – гарант моей жизни? Без проблем.

Многорукий перешагнул через меня.

Дверь захлопнулась, и я понял, что пренебрег предостережением Фрика. Ну, в том смысле, что Многорукому нельзя выходить из дома пьяным, а он вышел. С оружием наперевес. Но, честное слово, я и в лучшем состоянии не смог бы ему помешать, поэтому не чувствовал угрызений совести совершенно.

Кажется, я вздремнул. Жажда и голод подняли меня на ноги через часок. Но, вспомнив указания Многорукого, я даже не пытался найти, где он держит что-нибудь съестное.

Меня почти не интересовал интерьер, когда я бродил по дому. Но я оживился, когда наткнулся на ванную. Умывшись и напившись, я набрал воды для уборки. А когда с ней было покончено, вернулся, чтобы вымыться самому. Я настроил воду и забрался в ванну.

Меня снова начало клонить в сон и я, наверняка, утонул бы, если бы вода так быстро не остыла. Мне стало неуютно, и я выбрался. Кожа тут же покрылась мурашками, и я поторопился завернуться в полотенце. Вытираясь, я разглядывал себя. Слишком много синяков – на плече, рёбрах, ногах. Я подумал, что неплохо бы посмотреть на себя со стороны, но не нашел в ванной зеркала. Я не нашел его и в других комнатах. Похоже, Многорукий был не таким уж и самовлюблённым, при том что выглядел так, как мечтал выглядеть в будущем любой мальчишка. И я не об атлетическом телосложении.

Несмотря на то, что в нынешнее время никто уже не заботился о красоте, он был красивым словно против своей воли. Это тоже казалось мне неправильным, потому что он занимался всеми этими вещами, которые полностью противопоставлялись красоте.

Хотя, как мне доведется узнать, он совмещал в себе много противоречивого.

Бродя по дому, я пытался отвлечься от голода, но в то же время не лезть, куда не надо.

Дом показался мне не таким уж и большим, наверное, из-за того, что был захламлён. Здесь была только одна дверь (в уборную), если не считать входной и металлического люка, ведущего в подвал. В самой дальней комнате была кровать, и я поспешил оттуда убраться, потому что слишком хотел спать, но это была его кровать и его комната. Если тут и было место, куда не стоило лезть – то это она. Даже не подвал, хотя, наверняка, именно там он прятал свои самые страшные секреты. Попади я туда, сразу же понял, с кем именно имею дело...

Но я вернулся наверх, к софе. Я упал на неё, глядя за окно, которое медленно темнело, теряло очертания. Словно из него, как из пробоины, в комнату заливалась ночь.

Я понял, что никогда прежде не оставался один надолго. Я неосознанно стал прислушиваться к каждому шороху снаружи, и тут вспомнил, что на входной двери нет замка, потому что Многорукий ничего не боялся. Но я... я боялся всего.

Когда я, провозившись пару часов, так и не смог заснуть, я спустился вниз. Мне в голову пришла замечательная идея. Я вспомнил, как много многоруких статуэток видел, пока бродил по дому. Одни были маленькими, другие доставали мне до пояса. Одни застыли в неистовом танце, другие спали. Я перетащил их все наверх и сделал из них забор. Мне потребовалась куча многоруких стражей, чтобы почувствовать себя в относительной безопасности, хотя раньше хватало лишь одного.

Засыпая, я думал о том, как они связаны с хозяином этого дома, откуда он берет такие вещи, чем сейчас занят и где мне достать деньги.

Где мне их достать... где взять столько денег... денег нужно очень-очень много... Рэймс стоит дорого. Могу ли я себе представить, сколько именно? Намного дороже меня. Но почему тогда Многорукий на моей стороне?

Это его очередная шутка?

Почему я ему так доверяю?

Он же совсем не добрый... Он – само зло во плоти. Но именно поэтому я до сих пор жив.

ГЛАВА 8

Он вернулся на следующий день под вечер, весь мокрый от дождя и пропахший кровью. Сидя наверху со своими многорукими куклами, я не сразу заметил его. Но потом раздался стук – мужчина отстегнул пояс с оружием и оставил его на полу. Потом снял куртку. Стянул футболку. Скинул ботинки. Взялся за застёжку на штанах. Он шел, оставляя одежду вместо следов, пока не добрался до ванны.

Я не знал, в каком он настроении и безопасно ли к нему приближаться, но всё же спустился и пошел следом. Как натуральный питомец.

Многорукий до последнего отказывался обращать на меня внимание, а когда посмотрел, то его взгляд был лишен узнавания.

А ты еще кто, ха?!

– Я ждал тебя, – пробормотал я. Просто чтобы он знал. Чтобы у него появилась хотя бы капля ответственности.

Но Многорукий промолчал, поэтому я добавил:

– Думал, ты не вернёшься.

– Это мой дом, балда, – напомнил он, забираясь в ванну.

– Тебя целый день не было.

– Да, бери пример. Вот как надо бегать. – В его голосе появились знакомые интонации, и я понял, что тот его ничего не выражающий взгляд – банальная усталость. – Боишься, что тебя вновь оставят? – Я вздрогнул. – Напомни, как там было?

Меньше всего мне хотелось вспоминать эту историю. Поэтому я молчал, скобля ногтем пожелтевшую от сырости и времени кафельную плитку.

– Расскажи мне. И ничего не пропускай. – Я молчал, и тогда он пошел на хитрость: – Всё, что я слышал последние сутки – вопли и визг. У меня в ушах до сих пор звенит. Мне нужно с кем-то поговорить, понимаешь?

Как это прозвучало?

Делай, как тебе говорят, если не хочешь, что бы на этот раз я слушал твои вопли и визг.

Не поворачивая головы, я исполнил его просьбу. Без энтузиазма, с которым когда-то хвастался той же самой историей перед сверстниками. Почему со временем она стала звучать настолько жалко? Или же всё дело в слушателе?

– А я всё гадал, чего ты так прикончить его хочешь, – сказал Многорукий после сотни наводящих вопросов.

– А? – Я не мог скрыть удивления. До него так медленно доходит?

– Говоришь, что ненавидишь его...

– Я ненавижу!

– Брехня. Я видел людей, которые ненавидят.

– Ну ещё бы.

– А ты им восхищаешься.

– Нет!

– Ого, обожаешь просто. Боготворишь больше, чем все твои дружки-сопляки.

– Придурок! – крикнул я, выбегая из комнаты, наполненной паром. Но я не стал далеко уходить. Завернув за угол, я прижался к стене. Меня трясло от злости, но я слушал:

– С ума по нему сходишь. А честолюбивый сукин сын отверг тебя, выбрав какого-то ссыкуна. И ты понимаешь, что он выбрал бы того трусливого засранца, даже если бы тот его с ног до головы облевал.

– Он сделал это мне назло! – закричал я.

– Много на себя берёшь.

– Он сделал это, потому что я попросил его об обратном!

– Это уже похоже на правду.

– Потому что я говорил с ним, как с человеком.

– Точно.

– Потому что я решил, что он человек.

– Странно, что он тебе башку не открутил за такое оскорбление.

– Потому что я никогда не стану лучшим, несмотря на то, что обещал! Я солгал ему! Я другой! Такие, как я, лепят слуг таким, как он, и умирают разжиревшими на фермах, а не становятся героями.

Многорукий ничего не ответил. Сползя по стенке на пол, я подтянул колени к груди.

– Ты думаешь, быть женщиной настолько плохо? – спросил Многорукий, и я скривился.

Ты что, смеешься?

– Тебе не понравились те фотографии?

Я изобразил рвотный позыв.

– Думаешь, будь ты похожа на одну из тех красоток, он прошел бы мимо?

– Не разговаривай со мной так!

– Крошечная женщина, ты хоть представляешь, на что способна? Моя помощь тебе не нужна, веришь? Тебе достаточно только смириться с тем, кто ты есть, и нарастить мясо в нужных местах.

– Не называй меня так! Я ничего тебе плохого не сделал!

Я тяжело дышал, накрыв голову руками, и мечтал, чтобы это унижение поскорее закончилось.

– Ладно, я понял. Тебе нравятся другие фотографии. Я как раз принёс, что нужно. Они в кармане джинсов, подай мне.

Встав, я поплёлся обратно в ванную. Подобрав его штаны, я вытащил из заднего кармана несколько карточек и не глядя протянул ему.

– Я сегодня работал в частном порядке, и клиенту понадобились доказательства. Моя репутация ни о чём ему не говорит. Хреново, когда тебе не верят на слово, понимаешь? Поэтому я особенно постарался в этот раз. – Он тасовал фотографии, выбрав одну. – О, вот это моя любимая.

Он протянул её мне, и я взял, зная, что именно он хочет мне показать. Я подготовился и бросил хладнокровный взгляд на картинку... и тут же отбросил её, как если бы мне в руку вложили дохлую крысу.

– Этого ты хочешь?

Я развернулся, но на этот раз далеко не убежал.

– Ты этого хочешь, я спрашиваю? Стоять! – Он догнал меня и схватил за руку, поворачивая к себе. – Детство кончилось, как только ты переступил этот порог! Баста! Учись отвечать за свои слова. Не хочешь быть женщиной? Тогда будь мужиком, а это значит смотри на эти фотографии и улыбайся! Это значит – не смей реветь при мне! Это значит, я дам тебе по роже, если ещё раз вякнешь что-то поперёк!

– Я никогда не ревел! Ни при тебе, ни вообще!

– Да что ты? А сейчас что это за хрень у тебя на лице?

– Вода! Я из-за тебя весь мокрый!

– Скажи "я из-за тебя намокла", и я тебя тут же отпущу. – Он улыбнулся, и я совершенно растерялся. – А может, и нет.

– Не скажу! Пошел к чёрту!

Он замахнулся, словно говоря "я тебя предупреждал", но я не закрыл глаза и не отвернулся.

– Выбирай. Либо стань офигенной женщиной, либо отстойным мужиком.

Офигенная женщина? А снег горячий, да?

В тот момент я понял, что у меня есть другой выбор: схлопотать за упрямое молчание или за неправильный ответ. Я выбрал первое.

– Ладно, мы ещё вернёмся к этому разговору, – сдался Многорукий, отпуская меня. – Только не пойми меня неправильно. Я не говорю, что убивать – плохо. Я занимаюсь этим, сколько себя помню, и мне просто надоели такие дураки, как ты. Вы думаете, что отомстить можно, отвалив элиминатору кучу денег и потребовать фотки в качестве доказательства. Тц, вода остыла...

Теперь пришла моя очередь смотреть на него, как на идиота.

А как еще можно отомстить?

ГЛАВА 9

Многорукий сходил с ума. Вседозволенность превратила его жизнь во что-то очень длинное, скучное и даже при всех опасностях его профессии – однотипное. В затянувшийся зевок.

Поэтому он искал веселье повсюду, даже там где его по определению быть не могло.

В работе, в садизме, в пьянстве, во мне.

Совместив последние два пункта, он решил, что пришла пора научить кое-чему такого птенца. Тому, что должен уметь любой уважающий себя мужик и без чего просто не прожить в этом мире.

Тасуя колоду порно-карт, он пинком придвинул стул к столу, за которым я доедал консервы.

– Это азартная игра, – сказал Многорукий, когда объяснил мне правила.

– Что это значит?

– Значит, в неё играют на какую-то выгоду. Чаще всего на деньги.

– У меня нет денег.

– Это очевидно.

– Где мне их взять?

– В подвале есть сейф. – Он назвал мне код. – Осторожнее только с лестницей, там ступеньки держаться на честном слове.

– Я не о том. Мне не нужны твои деньги. Где мне взять свои?

– Ты куда-то собрался? На кой хер тебе свои деньги?

Как если бы мои потребности становились его потребностями, но только при условии, что я буду рядом. Как только я выходил за пределы его территории? Я становился нищ.

– Я должен платить за еду, жильё, одежду – повторил я те правила жизни, которые узнал за несколько дней в городе. – Я должен заплатить тебе за Рэймса.

– Если согласишься с тем, что ты женщина, я не возьму с тебя ни гроша, просто потому что я – джентльмен старой школы.

Словно жизнь велась по тем же правилам, что и азартная игра, где дама была самой сильной картой в колоде.

Как же.

– Лучше я тоже буду джентльменом старой школы, – ответил я.

– Чем же это лучше?

– Хотя бы тем, что я не закончу на ферме тухлым куском бесполезного жира.

– Ферма-ферма, чего ты заладил? Не собирались тебя забирать на ферму! С чего ты вообще это взял?!

На пару мгновений я потерял дар речи. С чего я взял? Потому что это все знали. И сейчас эти его вопросы... как будто он не был умнейшим человеком из всех моих знакомых.

– Сколько я себя помню, мне все говорили, что это произойдёт со мной. Так заканчивают все бракованные.

– Бракованные? – Он швырнул карты, голые женщины разлетелись по столу. – Думаешь, если бы ты был таким бракованным куском дерьма, за тобой бы послали Зорких? Дай-ка я тебе кое-что расскажу про этих ребят. Это элитное подразделение, гвардия энитов, их сторожевые псы и гончие, лучшие из лучших. Ими могут стать только люди из пробирок. Новейшие модели. Подбирать всякий мусор их не посылают. – Подведя итог, Многорукий бросил: – Тебя купил кто-то, балда.

– Купил?

– Ты должен был стать "куколкой". – Откинувшись на спинку стула, он достал сигареты. – Судя по всему, какой-то энит-извращенец отвалил за тебя немалые деньжищи. Причем сделал это тайком.

– Извращенец? – повторил я по слогам.

– В покупке "кукол" нет ничего плохого. Но тебя везли через нашу свалку, по заброшенным маршрутам на какой-то развалюхе. А значит, кто-то не хотел, чтобы о его покупке знали, дабы она не повредила его репутации.

– Но ты же сам сказал, что в покупке "кукол" нет ничего плохого.

– В покупке – нет. В некоторых видах использования – да. – Он взял в руки ближайшую к нему карту и повернул ко мне. Мне подмигивала блондинка в коротенькой юбчонке. – Эниты никогда, ни при каких обстоятельствах не должны трахаться с людьми, ясно?

Я покачал головой.

Я уже успел понять, что не знаю чего-то очень важного, что объединяет всех здесь, вокруг чего вращалась вселенная этого города. Словно помимо домов, транспорта, людей здесь было еще что-то, присутствовало незримо, ощущалось в воздухе. Какая-то жажда. Болезнь. Слово "трахаться" было самым распространённым, я мог услышать его за день раз сто, если не боялся выйти на улицу. При том что в приюте никто ни о чём подобном слыхом не слыхивал.

– Да потому что вы в своём приюте все поголовно сидели на стабе, – пояснил Многорукий. – И взрослые, и дети. Это касается не только вашего приюта, вообще всех людей, подчиняющихся системе. "Мебель", "кукол", солдат, простых работяг – всех. Кроме нас. Нас система пережевала и выплюнула, и мы выживаем здесь без стаба.

– Он дорого стоит? – спросил я.

– Да нет, не особо.

– Тогда почему его просто не купить?

– Потому что секс – смысл жизни. Это единственное удовольствие, которое можно получить в этой поганой дыре.

Я размышлял над его словами минуту-другую, разглядывая женщин на картах. Я был на них совершенно не похож. Какое облегчение.

– И для тебя тоже?

– Со мной всё немного иначе, – проворчал Многорукий, держа сигарету между зубами.

– Потому что ты – энит?

– Чёрт тебя дери! Да с чего ты это взял?!

Я помялся, прежде чем напомнить:

– Ты использовал контроль в тот раз.

– Я же тебе говорил: так могут все новые модели.

– Ты здесь живёшь уже больше шести лет. Так Майлз сказал.

– Майлз? – повторил он, словно не знал никого с таким именем. – Мало ли что тебе наплёл этот мудозвон. По-твоему здесь лучшее местечко, чтобы пустить корни кому-то из элиты? Или, может, я один в один похож на того иерарха, с которым ты столкнулся в своём приюте? Я похож на него?

Я молчал, потому что не знал, какой ответ правильный. Был ли он похож на иерарха? Однозначно, нет. Но он и на человека не был похож.

– Майлз сказал...

– Не слушай ты всяких придурков.

Но я не унимался.

– Если бы ты был из пробирки, тебе бы не нужны были те фотографии или эти карты.

– А если бы я был энитом, мне бы они охренеть как понадобились, так что ли?

Я настаивал на своём, потому что инстинктивно понимал: он бы не стал так рьяно доказывать обратное, если бы его это не задело. Он бы сказал мне убираться, потеряв интерес к спору. Я надавил на больное место, и он отреагировал протестом, как и полагается любому живому существу.

– Знаешь, как называется такая логика? Женская. – Многорукий перешёл в контрнаступление.

– Любой на твоём месте был бы рад услышать, что его приняли за энита. А ты... словно отмыться от этого пытаешься.

– Может, я их ненавижу, а?

– Тогда ты тем более не из пробирки. У искусственных на генном уровне прописана любовь и бесконечная преданность энитам.

– Это тебе тоже Майлз сказал?

– Нет, это любой дурак знает.

– Даже такой как ты?

– Как видишь.

Затягиваясь, он смотрел на меня уже не как на крошечную женщину, а как на большую проблему.

– Какая тебе вообще разница, кто я такой? Если это просто любопытство, то это тоже сугубо бабская черта характера.

Он бил по самым очевидным уязвимым местам. Я его просто не узнавал. Это же было слишком просто в его понимании. Тогда зачем опускаться до такого примитивизма в разговоре с сопляком вроде меня?

– Я ухожу, – пробормотал я, собирая карты со стола.

– Решил сбежать? Это опять-таки бабский поступок.

Я не собирался спорить, пряча колоду в карман и направляясь к выходу. Многорукий меня не останавливал, лишь кинул вслед:

– Принеси мне выпить!

Когда я оказался за дверью, то сообразил, что на мне не было "бронежилета", но возвращаться за ним не стал.

ГЛАВА 10

Это был первый раз, когда я вышел на улицы поздно вечером. Если не считать, конечно, той ночи, когда я вообще здесь появился. С тех пор прошло не так уж много времени, но почему-то я чувствовал себя повзрослевшим на несколько лет.

После захода солнца в городе становилось особенно людно и, как ни парадоксально, ярко. Вечером на улицах было светлее, чем в иной день. Разноцветный неон и фонари превращали эту дыру в пёстрый калейдоскоп.

Но сегодня всё было иначе. Темноту рассеивал лишь тусклый свет из окон, в которых горели свечи. Я еле добрался до бара Майлза и Фрика, и маршрут показался мне совершенно незнакомым.

Музыка не встретила меня с порога. Внутри было мрачнее, чем обычно, но это добавляло атмосфере шарма, а сигаретный дым – мистики.

Людей было мало.

Я прошел к барной стойке чуть ли не на ощупь, наступив на ногу кому-то из гостей и услышав о себе много нового.

– Пошёл отсюда, шкет, малолеткам не подаём! – рявкнул Майлз, когда я сел на высокий стул.

– Я карты принёс.

– А, это ты! Глаза совсем паршивыми стали, а тут еще свет отрубили. – Он приблизил импровизированный подсвечник из бутылки. – Тебе принести чего?

– Я не голоден.

– Ничего не говори. Сейчас дам тебе попробовать сыра и вяленого мяса, а?

– Звучит круто.

– И молока. – Он убежал, наплевав на требовательных клиентов, которых пришлось обслуживать терпеливому Фрику.

– Почему нет света и музыки? – спросил я у него, и он махнул рукой.

– Неполадки на подстанции. Такое часто бывает.

– У нас свет был, когда я выходил.

– У Многорукого свой генератор. Весь остальной город платит Мэду за электричество.

– А почему вы не поставите свой генератор, как Многорукий?

Фрик посмотрел на меня, как на чокнутого.

– Нельзя.

– И долго так будет?

– По-разному. День-два. Бывало и на неделю отрубало.

Я тоскливо посмотрел на пыльные колонки, висящие по углам, и Фрик догадался, что именно меня так волнует.

– Не вешай нос, сейчас будет чуть веселее.

И он указал на то, что невозможно было не заметить, но чьё предназначение оказалось трудно угадать. Скорее уж эта громадина походила на тот самый генератор, которого этому бару сейчас так не хватало. И это был генератор, в каком-то смысле...

Музыки.

Когда за барной стойкой вновь появился Майлз с тарелками, Фрик что-то шепнул ему и пошел к этой громадине.

– На самом деле, он только и ждёт момента, чтобы похвастаться своим талантом. Когда отключают ток, это ему всегда на руку. А вот мне нет. – Майлз кивком указал на практически пустой зал. – Этому роялю уже лет триста. Расстроенный к чертям. Лучше заткни уши.

Но я не стал.

Фрик утроился перед этой штуковиной на низкой табуретке, открыл крышку, его пальцы коснулись белых и чёрных клавиш, и... я понял, что с места до утра не сдвинусь.

– Э-э, нахер эту кислую выпивку и музыку... – проворчал своему товарищу алкаш, сидящий рядом. – Пойдём к Мэду.

– Да. У него там и посветлее будет.

– Может, увидим его "женщину". Слышал, ему там реально сделали щель.

– Гонишь.

– Да чтоб я сдох! Говорят, Мэд нашёл какого-то доктора, тот отчикал мальцу член и бубенчики и сделал стопроцентную вагину.

– А сиськи?

– Не, на сиськи денег не хватило.

Я почти не слушал их болтовню, сосредоточившись на еде и музыке. Тот, кто первым заговорил о гармонии, вероятно, имел в виду именно это сочетание. Фрик играл долго, с наслаждением, не замечая ничего вокруг. Ему даже свет не нужен был, руки сами знали, что делать.

– Никак не могу понять... В одну и ту же минуту, я – самый несчастный придурок на свете, а он – самый счастливый, – пробормотал Майлз, наливая себе стопку. – Скоро я обанкрочусь и повешусь.

Стукнувшись с моим стаканом молока, он запил свою досаду. А когда Фрик поднял руки от рояля, захлопал в ладоши, как бешеный. Я тоже. Мне сразу понравилась эта традиция. Я хлопал до того момента, пока Фрик не вернулся к барной стойке.

– Без женского вокала звучит, как отстой.

– Звучало обалденно! – воскликнул я.

– Правда? – Он посмотрел на меня так, что я понял – мы с ним друзья навек.

– Звучало как всегда, Фрик, – сказал Майлз.

– Вообще-то, это кое-что новенькое. Я разучивал её месяц.

– Ты, блин, всех клиентов распугал.

– Без музыки совсем тоска, ну? – Фрик посмотрел на меня, зная, что я его поддержу. Чистосердечно. – А клиенты ушли, потому что у Мэда свой генератор. Там хоть и светло, но музыка – дерьмо.

– Многим нравится.

– К Мэду все здесь подлизываются.

– Нет, он просто позволяет в своем клубе то, чего не допускает в остальных. Драться, ширяться, трахаться, – пояснил Майлз мне. – А у нас даже в карты нельзя играть... О, кстати. Говоришь, ты принёс ту самую колоду?

Я вытащил из кармана карты, и Майлз сразу же раздал на троих.

– Хо-хо-хо, – гаденько рассмеялся он, разглядывая свой "веер". Фрик рассматривал свой молча, но если бы здесь было чуть светлее, я бы сказал, что он покраснел.

Они долго не могли начать игру, ерзая на стульях, поправляя штаны и переглядываясь.

– Ты же говорил, играть в карты запрещено, – заметил я.

– На деньги нельзя. – О, это как раз так, как я не умел. – Сыграем на выпивку. Проиграешь – пьёшь.

– Мы на работе, – напомнил Фрик.

– Посетителей всё равно нет. И уже не будет... до следующей недели. – Майлз выкинул на стол между нами первую карту. – Понеслась.

Игра набирала обороты, подогреваемая не столько выпивкой, сколько изображениями на картах. Майлз грёб их себе, как сумасшедший, хотя я знал, что это предвещает его проигрыш. Но его это не расстраивало. Он стал ещё болтливее. Фрик же наоборот притих, долго думая, прежде чем бить карты, словно не хотел расставаться с некоторыми экземплярами.

В двух словах – я просто не узнавал этих парней. И почти не удивился, когда выяснилось, что во всех партиях выиграл я.

– Мне просто трудно соображать, когда я на них смотрю! – оправдывался Майлз.

Фрика же эта игра, похоже, вогнала в депрессию. Откинувшись на спинку стула, он запрокинул голову и свесил руки.

– Мы родились не вовремя, – подытожил Майлз, раскладывая пасьянс. – Открой я бар лет триста назад, у меня от посетителей отбоя не было бы. А знаешь почему? – Он не обращался ни к кому конкретно. – Потому что я сделал бы так, чтобы тут крутились женщины. Ничего бы не делали, просто сидели, качали ножками... улыбались... пили сладкие коктейли... хихикали...

– Я бы играл, – прошептал Фрик в потолок, – а женщина в платье лежала бы на моём рояле. Она могла бы не петь даже, а просто... ну подпевать... постанывать там, вздыхать...

– Или ходить по моей барной стойке на вот таких вот каблучищах. – Майлз налил им ещё выпить, теперь уже просто так. – Да, танцевала бы на моей барной стойке...

Возможно, подумал я, триста лет назад я бы тоже согласился быть женщиной. Судя по всему, тогда это было не только безопасно, но и престижно.

Опасаясь разоблачения, я осторожно спросил:

– Вы же их... не видели никогда, да?

– Только на картинке, – бросил Майлз, демонстрируя мне двойку пик, на которой из одежды были лишь микроскопические трусики.

– Интересно... – пробормотал Фрик. – Каковы они настоящие на ощупь... должно быть мягкие... везде очень мягкие, гадкие... грудь, бёдра...

– А мне бы только посмотреть хватило. Разок увидеть.

– Ну да, ври дальше.

Я почувствовал себя так, словно оказался в заброшенном храме уже давно умершего бога. Они покланялись ему, тосковали без его милости и любви и как верные последователи жаждали встречи с ним. И несбыточность этого желания, как ни странно, делала их веру такой крепкой, яростной, насущной.

– Мечты сбываются, мальчики, – раздалось за моей спиной. – Нальёте девушке выпить?

ГЛАВА 11

Несмотря на то, что у Майлза и Фрика одномоментно исполнилась заветная мечта, счастливыми они не выглядели. Повернув как по команде головы к новому посетителю, они так же дружно выругались.

– Кристиан, какого хера ты тут оставил?! – протянул Майлз и тут же расхохотался, поняв, как удачно пошутил.

– Кристина. Можно просто Крис.

Кристина села слева от меня, и я покосился на неё. Думаю, она для этого рядом со мной и села, чтобы я оценил различия. Я был грязен, взъерошен, неопрятен. Крис же была похожа на ожившую трефовую королеву – глянцевая, лощённая, с шикарными светлыми волосами и ангельским личиком. Только в платье и без груди.

Я вписывался в дешевую обстановку замечательно.

Она же была из параллельной вселенной.

– Ты так встречаешь всех своих гостей?

– Не твоего ума дело, как я их встречаю.

– Я передам Мэду твои слова. Он давно хотел узнать, как ты ведёшь свой бизнес.

– О, так ты тут от Мэда?

– Пока ещё не решила. – Крис достала из крохотной сумочки портсигар и вынула тонкую сигарету. – Так ты мне нальёшь?

– И что её королевское величество желает? – нехотя поинтересовался Майлз, вставая на ноги и тут же падая. Фрик поспешил ему на помощь. – Со мной всё в полном ...

Его язык заплетался.

– Я налью, – вызвался я, слезая со стула и заходя за барную стойку. Которая конечно была для меня слишком высока.

– Не уходи далеко, Фрик, – позвала его Кристина, когда мужик поднял своего друга с пола и поковылял с ним к лестнице. – У меня от басов голова разболелась, хочется послушать классику.

– Давайте вернёмся. Шеф будет недоволен.

Встав на цыпочки, я разглядел того, кто её сопровождал. У неё был свой телохранитель, ничего себе. Здоровый лось. Как я его сразу не заметил?

– Иди подыши свежим воздухом, – отмахнулась от него Крис, и тот подчинился, хотя и не хотел. Но на то она и королева. Я понял, что Майлз хамил ей лишь потому, что был вдрызг пьян.

Я придвинул к ней пепельницу, и Крис прикурила от догорающей свечи.

Сладко запахло.

– Что налить? – спросил я, убирая огарок и вставляя в горлышко бутылки новую свечу.

– Если честно, я пришла сюда не за этим. – Она поднесла сигарету ко рту, и я уставился на её руку. У неё ногти были покрашены в красный. На лице – макияж. – Несмотря на то, что мне здесь не рады, я люблю это место. Не такое безнадёжное, как считает Мэд. А когда обрубают ток? Здесь начинают играть единственную музыку, которую я выношу. И свет не бьёт по глазам... Ты когда-нибудь был в Блазаре? И музыка, и свет там такие, что хоть стреляйся. – Она проследила за мужчиной взглядом, когда Фрик вернулся и пошел к роялю. – Если бы у меня помимо женской вагины был ещё и голос, я бы ему подпела.

– О.

– А у тебя голос интересный. Может, споешь что-нибудь?

– Я не умею.

– Ну, все мы когда-то начинали.

– Тут и начинать не стоит.

– Тебе что, страшно? При том, что ты живёшь под одной крышей с самым злобным ублюдком на свете? – Она прищурилась, глубоко затягиваясь. – Ты же штучка Многорукого, не так ли?

"Штучка", а?

– Я думал, самый злобный ублюдок – Мэд.

Не знаю, на что я рассчитывал, говоря всё это. Точно не на то, что Крис усмехнётся.

– Ну разве мы с тобой не счастливчики? – Она стряхнула пепел. – Мэд – безумен. В прошлом, когда он набрасывался на меня, я думала, что эту-то ночь точно не переживу. Поэтому я с лёгкостью согласилась на операцию, понимаешь? Как будто у меня был выбор... Там всё так долго заживало. Я ссать нормально не могла несколько месяцев. Так что я достойна называться женщиной больше, чем любая реальная женщина.

Я не понимал, зачем она мне это рассказала. Пока Крис не заговорила снова.

– Теперь твоя очередь... Нет, погоди, такие истории только под выпивку пойдут. – Когда я снова спросил, что она предпочитает, Кристина подпёрла кулаком подбородок, пристально на меня глядя. – А что предпочитает твой хозяин?

Я переставил стул и достал с верхней полки целум. Наполнив стопку наполовину, я толкнул ее к королеве, и та осушила ее залпом. Впрочем, тут же закашливаясь.

Размеренная музыка и надсадный кашель.

Я видел, как в дверном проёме беспокойно бродил телохранитель.

– Ясно... – Она вытерла обожжённый, но все равно улыбающийся рот. – Так вот каков он на вкус.

Я по своей наивности решил, что она говорит о целуме.

– Горячо, – прошептала Крис, глядя на меня исподлобья. – Но всё равно ещё хочется, правда?

– Я никогда не пробовал, – признался я, наливая ей снова.

– Думаю, когда живёшь с ним, пить совсем не обязательно. – Она затушила сигарету и на этот раз выпила порцию медленно, пытаясь почувствовать вкус. – Тот самый случай, когда опьянеть можно от одного поцелуя, полагаю. Буквально.

Трудно сказать, о чём она там себе думала, уставившись так на меня.

– Ещё?

– Нет. Теперь твоя очередь.

– Я не пью.

– Ну, мы это уже выяснили. Я говорю про другое. – Она имела в виду мою историю, очевидно. – Как тебя зовут?

Я пожал плечами. Как всегда. Думаю, именно так меня и звали.

– Лет сколько?

– Не знаю.

– Меня вышвырнули на улицы в шестнадцать. – Выпивка развязала ей язык совершенно. – Я принадлежала одному из советников консула. О роскоши, в которой я жила, никто здесь не слышал. Меня обучали, для того, чтобы я могла поддержать любой разговор. И выглядела всегда прекрасно. Я была неприкосновенна. Представь себе, какой ужас я испытала, попав сюда. – Её взгляд стал рассеянным. – Несмотря на слухи, которые ходят здесь, "куклы" – совсем не секс-игрушки. Поэтому я и понятия не имела о том, как именно меня будут использовать в дальнейшем. Я даже сочла себя проклятой, когда попала к Мэду. И я долго верила в это, кляла судьбу и всё такое... пока не услышала, что Многорукий завёл себе игрушку на постоянной основе. И я подумала, вот этому бедняге, в самом деле, не повезло.