Текст книги "Стаб (СИ)"

Автор книги: Мари Явь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Сейчас проверим. Отойди-ка в сторонку.

– Извини, но я не собака и не твой солдат, чтобы выполнять твои команды. Я ничуть не ниже тебя по положению. И это мой дом.

– Ничуть не ниже, да? – заговорил Зоркий, очевидно, оскорбленный таким сравнением. Пусть чистильщики и Зоркие служили одной цели – правосудию, у каждого из них были свои методы. К тому же все знали, что элиминаторы не гнушаются брать работу со стороны. И у них не было кодекса и дисциплины – святых понятий Зорких. – Тогда, может, ты пригласишь меня в свой дом? Из, так сказать, профессиональной солидарности?

Я весь обмер, потому что Многорукий после недолгого раздумья бросил:

– Заходи. Но только ты.

– Командир... – окликнул его кто-то, но командир кинул:

– Ждите здесь. Я скоро.

Дверь закрылась, и я съежился. Господи, только не снова. Неужели это опять происходит со мной?

– Сколько тебе, парень?

Я слышал чужие шаги.

– Не знаю точно... Двадцать? – ответил Многорукий.

– Значит, обучаться вместе мы не могли... А я тебя точно где-то видел.

– Может и пересекались где. Нам часто приходится прибирать за Зоркими.

– Ага, по тебе прям видно, какой ты хороший уборщик. Что за хрень у тебя в руке? Решил мне бутербродов сделать?

– Обычно я его использую, чтобы отрезать яйца всяким трепачам. Но если ты не брезгливый...

– Спасибо, я не настолько голоден, чтобы просить тебя идти на такие жертвы ради гостеприимства.

– Можешь даже не мечтать. Я кому попало свои причиндалы в рот не сую.

Да что с этим парнем? Зачем он его провоцирует?!

– Да я знаю, что ты нашел, куда их засунуть.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что вчера при перевозке был утерян ценный груз, и всё указывает на то, что ты припрятал его у себя. Конечно же, для пущей сохранности, в качестве одолжения лично для меня. Я же правильно понимаю?

– Ценный груз? Насколько ценный? Если вдруг мне подвернётся под руку что-то похожее, я хочу знать, на что могу рассчитывать.

Меня замутило. Он собрался торговаться?

– Ха-ха, как это похоже на вас, элиминаторов. Продажные шкуры. Но так уж получилось, что это уникальный экземпляр.

– Какая жалость, что вы его – такого уникального – потеряли, правда? А теперь просите помощи у элиминатора. Как это похоже на вас, Зорких.

– Я не прошу помощи. Я требую, чтобы ты вернул нам то, что тебе не принадлежит.

– А кому принадлежит?

– Значит, ты признаешься, что держишь его у себя?

– Я даже понятия не имею, о чём ты. Может, у этого груза есть особые приметы?

– Я бы сказал их предостаточно

– Да? И какие же?

– Скажу так: ты бы сразу понял, что это он.

Многорукий присвистнул.

– Вчера мне ничего подобного на глаза не попадалось. Лучше загляните к Мэду... я слышал, у него как раз появилось что-то интересное. Наверняка, именно то, что вы ищите.

– Поразительно, он сказал мне то же самое про тебя... И знаешь что?.. – Его шаги приближались. Он уже стоял у подножья лестницы. – Я уверен, что слышал голоса сверху.

– Это говорящий попугай.

– Чего-чего?

– Птица такая.

– Любишь диковинных домашних зверушек, да?

– Обожаю.

– Может, и мне покажешь?

– Почему нет? Поднимайся.

Казалось, командир был удивлен ответом, ожидая услышать сбивчивый поток из "нет-что-ты-там-не-на-что-смотреть". Что самое интересное? Я ожидал того же самого.

Шаги зазвучали на ступенях. Я отползал назад, пока не свалился с софы.

Ауч!

Всё вокруг на пару секунд окрасилось в красный, но я нашел в себе силы заползти за софу и забиться в угол. Самое безопасно и недоступное место на свете. Теперь я спасен. Ага.

Я слышал, как они поднялись наверх. Командир на минуту замер: осмотрелся и направился в мою сторону. Безошибочно. Словно уже много раз имел дело с проблемным "грузом" и знал, где надо искать. Либо мои зубы стучали слишком громко.

– Сукин ты...

Он уже стоял надо мной, и по мере того как я поднимал голову, в поле моего зрения появлялись его сапоги... серый комбинзон... мужское лицо было идеально симметричным – фирменный знак всех лабораторных моделей. Так уж получилось, что Зоркими могли стать исключительно люди, выращенные в репродуктивных центрах. Люди из пробирки.

– Ну как тебе мой питомец? – поинтересовался Многорукий, стоя позади.

– Да ты... грязное животное. Что ты с ним сделал?

– Хочешь сказать, это и есть ваш ценный груз?

– Ха?! – воскликнул я.

А то ты раньше этого не понял.

– Поднимайся, – приказал мне командир, после чего повернулся к элиминатору. – Не думай, что эти игры сойдут тебе с рук. У меня есть связи, и я сделаю всё, чтобы у тебя, мудила, отобрали лицензию.

– А-а, делай после этого добро людям, – протянул Многорукий, смотря на меня. – Видишь, из-за тебя у меня проблемы. Что мне теперь делать?

Я скосил взгляд на его нож.

Как будто ты не знаешь.

– Давай, идём со мной. – Командир протянул ко мне руку. – Я отведу тебя в твой новый дом. Тебя там уже все заждались.

На ум мне тут же пришло все то, что я слышал о ферме, воображение проиллюстрировало мое скорое будущее... которое продлиться в лучшем случае лет пять.

Я прижал колени к груди и обхватил их руками.

– Не заставляй меня ждать. – Командир начал терять терпение, а я просто не мог себя заставить добровольно сделать это – смириться с такой жизнью (смертью). – Не бойся. Никто тебя больше не тронет. И уж тем более этот...

– Спаси меня, – прошептал я в колени.

– Я и собираюсь, – ответил Зоркий, не понимая, что я обращался не к нему.

– И как же ты предлагаешь мне это сделать? Передо мной служитель закона, а внизу ждут еще десять таких же.

– Ты сказал, что убьёшь Рэймса. Он сильнее их всех вместе взятых, а значит, ты не должен задавать таких вопросов!

– Ты предлагаешь мне убить командира отряда Зорких? – Многорукий прикрыл рот рукой, словно шокированный тем, что я вообще мог до такого додуматься. – Прости, не могу. Убей я кого-то из них, на меня объявят охоту и уже совершенно точно лишат лицензии. Ради призрачного вознаграждения за убийство – на минуточку – чёрного иерарха я не стану влезать в это.

– Так ладно, пора с этим кончать, – утомлённо вздохнул командир, дёргая меня за руку. И тут я выпустил всю свою ярость, чего не делал никогда: я дергался, пинался, извивался и шипел... но мужчина этого даже не заметил, хватая меня в охапку.

– Приблизительно так же с тобой обошелся Рэймс? – крикнул нам вслед Многорукий. Я извернулся, чтобы направить на него взгляд полный отчаянья и ненависти. – Когда ты уже поверил в своё спасение, он дал понять, что и не думал тебя спасать. Он просто ничего не сделал, когда ты умолял его о помощи, да?

– Ублюдок! – взревел я, не узнавая свой голос. Это было еще более подло, чем просто предательство! Я никому кроме него об этом не рассказывал... я решил, что он понял меня...

– Хм... что-то новенькое. – Он посмотрел на меня так, словно я был тем самым попугаем, выучившим новое слово.

– Я не умру! Я выберусь оттуда и найду тебя!

– Ого.

Не обращая на нас внимания, Зоркий нёс меня вниз по лестнице. Он просто был рад, что выполнил задание, поэтому не мешал нам проститься, как положено.

– Я поверил тебе! Я тебе поверил! А ты... ты ещё пожалеешь об этом!

– Глянь, командир, он пропустил только вечернюю и утреннюю дозы, а уже похож на буйно помешанного. Уверен, что справишься с ним?

– Я не прощу вам этого! Ни Рэймсу! Ни тебе! Ни Задире!

– Задире? Про него ты ничего не рассказывал. Кто такой Задира? – Он пошел за нами следом. – Заводила кодлы, которая тебя регулярно поколачивала? Так почему ты хочешь убить именно Рэймса, а не его? Любого из тех, кто превратил твою жизнь в ад? Почему ты выбрал того, кто просто не захотел тебя оттуда забрать?

Я ничего не ответил, стиснув зубы от злости и давя в себе желание зареветь. Я никогда не впадал в такие крайности раньше, но теперь что-то внутри меня сорвалось с цепи. В другой раз я бы просто включил голову, подумал бы о бесполезности этой истерики и не произнёс бы ни слова. Смирился без лишнего расхода калорий. Теперь? Я знал, к чему это приведет, но все равно трепыхался.

Я сошел с ума.

Точно сошел... потому что в следующее мгновение Многорукий, который все это время вяло плелся позади, оказался перед командиром. Он не направил на него оружия, но мужчина замер так, словно ему в лицо смотрело дуло пистолета.

– Я ещё не договорил, чтоб тебя. – Я не узнавал этот голос. Из него исчезла шутливость, он зазвучал ниже, глубже. По моей спине пробежал холодок, и я зажмурился в ожидании боли. – Кто тебе разрешил выходить? И забирать мою говорящую птичку?

Когда я почувствовал дрожь, то понял, что она не моя.

– Птицу? – повторил командир по слогам и, глянув на меня, пошатнулся.

Через секунду он разжал руки, и я грохнулся на пол, хотя, по замыслу командира, должен был взлететь.

Тогда я понял, почему этого шута так боялись все в этом городе.

– Ч-что произошло?.. – прошептал я, отползая от них. – Что ты делаешь? Почему он...

– Тебе приглянулась моя болтливая птаха? Похоже, она смерть как хочет остаться со мной.

– Не понимаю, – пробормотал командир, прижав ладони к вискам. – Не помню, зачем схватил его...

– Это ведь совсем не похоже на то, что ты ищешь?

– Нет... нет...

– Я так и думал. – Приблизившись к командиру, Многорукий зашептал ему на ухо: – Как я и сказал, я не имею ни малейшего понятия, где находится то, что вам нужно. Поэтому просто проваливайте отсюда и ищите свой ценный груз в другом месте.

Я понял, что он мог разрулить эту ситуацию и по-другому: сказать гостю, что он – собака и командир бы выбежал из дома на четвереньках и всю оставшуюся жизнь мочился, задрав ногу.

Командир пошел к двери, открыл её и просто... вышел, оставив меня Многорукому.

– Ну что? – кинул кто-то из Зорких. – Мы уже собирались вмешаться.

– Уходим, здесь ничего нет.

– Да? Мы слышали голоса. Там точно был кто-то третий.

– Это говорящий попугай.

– Говорящий... чего?

Дверь захлопнулась сквозняком, и я вздрогнул, едва сдержав крик. Мне следовало бы радоваться, что всё разрешилось так быстро, без жертв, в мою пользу... Но я не мог.

Я посмотрел на Многорукого, и мне стало по-настоящему жутко.

Что ты такое?

Ответ был очевиден.

И когда я подумал так, он повернулся ко мне.

– А-а, крошечная женщина. Ты прикроешься наконец?

Так я впервые услышал это слово.

ГЛАВА 6

Он сжал голову ладонями, словно она могла расколоться в любой момент. Что бы Многорукий ни сделал с тем человеком, это срикошетило и по нему тоже. За минуту он посерел, его кожа покрылась бусинами пота, дыхание стало рваным.

Оттолкнувшись от стены, он поплёлся к лестнице, поднялся наверх, держась за перила. И на этот раз я слышал каждый его шаг. А потом наверху что-то грохнуло, и я понял, что дело – дрянь.

Через пару минут я нашел в себе силы встать с пола и забрался наверх. Многорукий стоял на коленях перед своими растормошёнными вещами.

– Иди сюда, – подозвал он меня, и я увидел, как сильно у него дрожат руки, в которых он держал... папиросную бумагу. – Скрути мне сигарету.

– Что ты сделал? – спросил я, чувствуя свое превосходство в этой ситуации. Он казался невероятно уязвимым, и я понял, что у меня больше не будет возможности узнать то, что я хочу.

– Спас тебя? В очередной раз.

– Что ты сделал с ним?

– О, тебя серьезно это беспокоит после того, как ты умолял его убить?

– Ты... энит? – спросил я, зная ответ заранее.

– Дебил, что ли? – прохрипел Многорукий.

– Ты использовал мысленный контроль. Такое могут только эниты.

– И люди из пробирки.

– Неправда, – сказал я, хотя не был в этом уверен.

– Ты только вчера на свет вылупился, а уже споришь со мной? – когда я не ответил, он проворчал: – Делай, что я говорю, чёрт возьми, если решил тут остаться.

Не знаю как это возможно, но в тот момент я ненавидел и в то же время любил его до беспамятства. Потому что понял, что он меня не отдаст. Он мог ходить по грани, но никогда не переступит ее.

– Возьми больше.

Я собрал в щепотку немного сушёной травы из банки, которую он мне протянул.

– Положи вот сюда. Распредели... А теперь оближи край.

Я не умел скручивать сигареты, о чем ему и сказал.

– Черт возьми, от тебя никакой пользы, – пробормотал Многорукий, когда убедился, что я, действительно, ни на что не способен.

Тонкая бумага рвалась, трава высыпалась. У меня раньше не было проблем с мелкой моторикой, но такой ювелирной работой я никогда прежде не занимался.

Многорукий попытался справиться с этой задачей сам, но его так трясло, что он в итоге зашвырнул всё в угол.

– Сгоняй за выпивкой.

– Что?

– Я тебе дважды жизнь спас, принеси мне целум.

Я уставился на него. Как он себе это представлял? Я же только вчера вылупился на свет. Кроме того? Меня разыскивает отряд Зорких. По этому поводу у меня была целая куча вопросов, но всё что я спросил:

– И где мне это взять?

– Ах да, ты же у нас совсем еще птенчик. – Он вытащил из вороха одежды футболку и протянул мне. – Переоденься. Тебя неправильно поймут, если будешь ошиваться по улице с сиськами наружу.

Похоже, если я надену что-то из его вещей, меня тут же поймут правильно. Хотя, как оказалось, он на этом не остановился. Потянувшись к раскиданным по полу вещам, он взял маркер. Его руки дрожали, когда он пытался написать что-то на ткани. Поэтому он толкнул меня на пол и навис, с усилием впечатывая слова в ткань. Большими буквами. Поперек груди. Слева направо. И ещё раз, чтобы наверняка.

– Не елозь.

– Щекотно.

– Здесь?

– Да.

– Ха-ха, а если так? Какая чувствительная доска... кажется, я нашел тебе применение, – бормотал он, уже выходя за границы ткани. Повторяя символы на коже, снова и снова, везде, на руках, на шее... Он впервые оказался так близко ко мне при свете дня, и надо было мне в этот момент вспомнить, что он – не то, чем кажется. Я отвернулся, чтобы не разглядывать его, и поэтому он написал что-то на щеке, которую я подставил. – Так всем будет ясно, кто ты.

Даже я этого не знаю. А ты за день во всём разобрался? Неужели я так прост?

Приподнявшись, я посмотрел вниз, на исписанную футболку.

– Ну, как тебе твой бронежилет?

– Я не умею читать.

– Даже обидно немного. Я так старался. – Многорукий упал на софу и закрыл глаза предплечьем. – И что вы только делали в этом своём приюте? Кроме того, что следили за младшим поколением, драили полы, жрали, дрались и мечтали однажды попасть на глаза какому-нибудь генералу?

Ну, он довольно точно описал нашу жизнь.

– Нас тренируют ещё...

– Даже таких, как ты?

– Всех. – Я немного оскорбился.

А что со мной не так? Ну... кроме прочего?

– Ты, конечно, был худшим во всех состязаниях.

– Нет, я бегал быстро.

– Сейчас мы это проверим.

Я понял, к чему он клонит, вот только...

– Я не знаю, куда идти.

– Прояви фантазию.

– А?

– Хочу посмотреть, как ты с этим сам справишься.

– Разве мне дадут целум за так?

– Не узнаешь, пока не попробуешь.

Это было бессмысленно.

Я нарочито медленно поплелся к лестнице, спустился с неё и услышал уже у самого порога:

– Думаю, Зоркие всё ещё в городе или ошиваются поблизости. Собаки учуют тебя и тогда тебе крышка, потому что они тоже читать не умеют. Но бегают быстрее тебя, поверь. – Ладно, по крайне мере он не сказал что-то вроде "пошевеливайся, я ненавижу ждать". Его слова можно было даже принять за заботу... – И я ненавижу ждать. Так что шевели задницей.

Если бы я знал чуть больше ругательств, я бы, может, и осмелился что-нибудь шепнуть. А так я просто громко захлопнул за собой дверь.

Это было не похоже на меня... Мне хотелось ответить на его злость равной злостью, хотя в прошлом я бы просто тихо ускользнул. Со мной творилось что-то странное, и я еще не определился с тем, нравится мне это или совсем наоборот.

Я решил подумать над этим по дороге... куда-то-там.

Мне нужно было побыть в одиночестве и разобраться с тем, что со мной произошло. То место, которое я стремительно оставлял за спиной, подавляло меня. Не так как приют, иначе. Приют был моим домом, я ничего кроме него не знал, он был скучным, мрачным, все хорошее и плохое было связано с ним (плохого больше). Дом Многорукого представлял собой противоположность всего, что я знал. Он был старым, двухъярусным, с высоким потолком и широкими окнами, он был загроможден вещами, пах пылью, алкоголем и табаком, а по вечерам в нём не горел свет. Но я почему-то впадал в отчаянье от мысли о том, что мог его не увидеть.

Мне хотелось сбежать оттуда лишь для того, чтобы как следует соскучиться.

Хотя это вряд ли получится: на мне была чужая футболка – портативная клетка, и её запах создавал иллюзию чужого присутствия. Многорукий словно был совсем рядом. Шел следом. Очень близко.

На моё плечо опустилась тяжелая рука, и я едва не выскочил из штанов от страха.

– Эй, я тебя здесь раньше не видел. Ты случайно не тот крендель, которого ищут?

До меня добрались?

Здоровенный амбал нависал надо мной, и я знал заранее, как закончится эта встреча. Он заглянет в моё лицо, поймёт, кто я такой, а потом... отдёрнет ладонь и попятиться назад.

Я едва не принял его страх на свой счет.

– О, вот оно как, – пробормотал он.

Сработало?

Собственно, это был первый и последний человек, который решился ко мне подойти. А я не воспользовался случаем и не спросил у него:

а) кто такой этот алкоголик с частыми приступами мигрени и поганым чувством юмора?

б) где я могу купить целум для этого алкоголика?

Несмотря на то, что на улице было людно (народу становилось все больше, по мере удаления от его дома), никто не собирался мне на эти вопросы отвечать.

– Простите, мне нужно... – Стоило мне посмотреть на кого-то или заговорить, люди переходили на другую сторону улицы. Неужели этот гад написал, что я заразный? – Вы не подскажете...

Это был полный провал, и я решил понадеяться на интуицию. Я прикинул, что целум должен находиться там, где больше всего народа. Хотя я знал, что все наши надзиратели пили лишь поздно вечером, а сейчас был только полдень.

Я шел по улице и наблюдал. Люди сторонились меня. Не знаю, кем я был, но я был неприкосновенен.

Это была очередная шутка Многорукого, но никто кроме него не посмел бы над ней смеяться. Я точно. Мне было не до смеха.

Моё плечо болело, в горле уже давно пересохло. Я был еще слабее, чем вчера, хотя уже тогда считал себя совершенно беспомощным. Но я понял, что сейчас это не так уж и важно. Я могу быть слабаком, Многорукий разрешил мне это.

Но не глупым... нет, дураком он мне быть не разрешал. Поэтому я старался быть собранным и отстраненным, несмотря на то, что люди (такие разные), их одежда, речь, редкий, но очень шумный транспорт отвлекали внимание на себя.

Я словно свалился на другую планету, где всё было по-другому, совсем наоборот по сравнению с тем, к чему я привык. Драные вывески, безвкусно яркие витрины, пыльные дома... я изучал их так, будто пытался отыскать какой-то знак, пока в итоге не вышел к месту, окруженному музыкой.

Меня парализовало. Я слышал несколько раз торжественные гимны и военные марши, но никогда ничего подобного. Ничего такого обычного и в то же время настолько волшебного. Все вокруг стало прекрасным... Грязные улицы, покосившиеся, ржавые фонарные столбы, мочащийся у стены пьянчуга.

– На что уставился, а? Мой член приглянулся? Иди сюда, дядя даст тебе соску пососать...

– Ну-ка спрятал свою соску, пока я тебе её не отстрелил. Тут тебе не общественный сортир, мля. – Мужчина, который вышел из дома с музыкой, направил в сторону пьянчуги пистолет. – Ещё раз увижу, как ты ссышь возле моего бара, я тебя заставлю всё это языком собрать и проглотить.

– Напугал. На вкус что твоя выпивка, что моя моча – одно и то же. Последнее хоть бесплатно.

– Ах ты сука...

После короткой перебранки – жесткого мата под аккомпанемент прекраснейшей музыки – они разошлись в разные стороны. Пьянчуга поковылял прочь от бара, мужчина с пистолетом повернулся к дверям. И обратил на меня внимание, просто потому что нельзя было не обратить.

– Ни хрена ж себе, – выдохнул он, поправив шляпу. Он прищурился, приблизился на шаг. Он вёл себя смелее любого, кого я встретил по дороге, поэтому я тоже набрался смелости.

– Мне нужен... э-э-э... целум. Думаю... бутылки хватит. – И решил добавить: – Это не для меня.

Хотя хотел сказать, что у меня нет ни гроша. Это было куда важнее.

– Пошли, – бросил он, скрываясь за дверью, и я шмыгнул следом, думая:

Вот так просто?

Запах внутри был такой же, как у Многорукого дома, и я понял, что попал куда нужно. В баре было сильно накурено, хотя и малолюдно.

– Присядь. – Мужчина в шляпе указал на стул, зашел за барную стойку и крикнул: – Эй, Майлз! Иди взгляни на это.

Я сел на высокий стул, каких раньше не видел, облокотился на деревянную столешницу. Она была вся в щербинках, следах от сигарет и тёмных кругах от стопок, в которые наливали какую-то ядерную дрянь.

– Хочешь чего-нибудь? – спросил мужчина, после чего снова окликнул своего друга.

– Воды... – прошептал я, все еще до конца не веря, что не ослышался. – Пить хочется до смерти.

Уже через три секунды стакан, наполненный доверху прохладной водой, стоял передо мной. Я осушил его ещё быстрее.

– Повторить?

Я кивнул. Приютский инстинкт "бери, пока дают" сработал против моей воли. Хотя не то чтобы я утолил мучительную жажду одним стаканом. К тому же я просто был рад, что у меня появилось что-то, на чем я могу остановить взгляд,

Я выводил пальцем узоры на запотевшем стекле, понимая, что не скоро отсюда уйду. И не только потому, что Майлз не торопился. А потому что из колонок, развешанных по углам зала, зазвучала новая песня, еще лучше предыдущей.

– Майлз, чтоб тебя!

– Заткнись! – проворчало откуда-то снизу, из-за занавески, которая вела, по-видимому, на кухню. – Я видел, что толчок забит. Разберусь с этим позже.

– Я хочу тебе показать кое-что поинтереснее, – проворчал мужик в шляпе. – Паренек пришел за целумом. Выбери ему что-нибудь поприличнее.

– Ну так а ты тут на кой чёрт... – Майлз оказался рыжеволосым крепышом и настоящим хозяином бара. – Чёрт... чёрт возьми.

– Он, похоже, совсем с катушек съехал.

– Ага, просто взбесился.

– Это как-то связано с Зоркими?

– Сто пудово из-за них.

Я отхлебнул из стакана.

– Как жизнь, парень? – спросил Майлз, выдавливая из себя не очень искреннюю улыбку. Я пожал плечами. – Как тебя зовут?

Я повторил движение, но перед эти задумался. Чёрт, как я могу стать хоть кем-то без имени? Чьим-то другом, героем... героем этой истории?

– Это он так с тобой, да? – Мужик в шляпе указал на мою разбитую физиономию.

– Нет, это я упал.

Они понимающе переглянулись, и я понял – не поверили.

– Ну так... целум, да? – протянул Майлз. – Фрик, достань вон ту парочку. Ага.

– Насчет денег... – начал я, собираясь объяснить ситуацию.

– Забудь. Это в счёт фоток.

– Фоток? – повторил я, и Майлз достал из заднего кармана брюк карточки. Я заметил, как Фрик при этом закатил глаза и пошел за бутылками.

– Я обещал ему их вернуть, как он снова появится, но он всё не заходил... Они немножко помялись. И вот тут я их чуть испачкал, но у него же таких штучек – туева куча, я знаю.

Он положил на столешницу карточки, на которых были изображены... ну, люди. В разных позах. Некоторые голые, некоторые нет. Некоторые в тех "чулках", которые я принял за головной убор. Но обязательно с пышной задницей, узкой талией, большущей грудью и шикарными волосами.

Не знаю, почему, но я засмущался. Я глотнул воды, чтобы остыть и отвлечься. Я не хотел смотреть на эти карточки, но просто не мог не смотреть на них. Кроме того, что я никогда ничего подобного не видел, в них было что-то...

– Нравятся?

Нет.

– Ага.

– Каждая стоит целое состояние. Всю порнографию уничтожили еще до моего рождения. А были раньше и журналы, и литература, и фильмы там всякие. А теперь даже эти фотки – риаритет.

– Раритет, – вяло поправил Фрик.

– Похер. – Майлз нагнулся над столешницей, а я подался навстречу. – Слушай, судя по всему, ты тут надолго. Может, как-нибудь еще сюда заглянешь?

– Можно? – Я не мог поверить своему счастью. Что за прекрасные люди.

– Да, я приготовлю тебе молочный коктейль. Из настоящего молока.

Не знаю, что это, но звучало соблазнительно.

– А сейчас могу угостить тебя яблоками. Пробовал когда-нибудь? – Я замотал головой. – Фрик принеси. И печенье захвати.

Это был примитивнейший подкуп, и я понимал это, но не смог противостоять "яблокам" и "печенью". Майлз хотел иметь своего человека в доме Многорукого уже давно. Наверное, он не верил, что когда-нибудь это вообще случится.

– Отдашь ему их, ладно? – Он подтолкнул фотографии ко мне, и я их поспешно спрятал в карман. Совсем не так аккуратно, как требовала такая драгоценность. – А в следующий раз, как придёшь, захватишь таких же красоток? Может даже журнал? Многорукий говорил, у него куча журналов с обнажёнкой.

– Ладно. – Я отвечал только на самый первый вопрос, но Майлз так просиял, что мне стало совестно его переубеждать.

– Отлично! Я знал, что на тебя можно положиться, братишка.

Фрик принёс угощение и сел рядом со мной.

– Жуй, не стесняйся.

– На самом деле... мне нужно идти...

– Да брось, посиди ещё, – настоял Майлз. – У нас тут новые лица – редкость.

– Но не сегодня. – Фрик имел в виду Зорких, которые и к ним нос сунули.

– Да, сегодня у нас с самого утра много посетителей. Но такого на моей памяти не было.

Я откусил от печенья, и понял, что пропал.

– Вкусно?

Я почувствовал, как глаза защипало, слезы скапливались на нижних веках.

– Так к Многорукому тоже Зоркие заглядывали?

Печений хватило как раз на то, чтобы я рассказал эту историю.

– Он что-то сделал с командиром, – закончил я. – Я такое видел только раз. Когда иерарх прикоснулся к парню, и тот обмочился. Это – то же самое. – Я посмотрел на их впечатлённые лица. – Он сказал, что так могут все искусственные люди.

– Не знаю, кто он такой, но точно не из пробирки, – пробормотал Фрик.

– Да, все из пробирки – химические кастраты. Если он импотент, зачем ему столько порнухи?

– С такими дебилами, как ты, расплачиваться.

– Он отдал за свою коллекцию кучу бабла, вряд ли это окупается, если брать дешёвую выпивку в такой дыре. – Майлз помахал рукой, словно отгонял все возможные предположения друга. – В любом случае, не советую тебе лезть к нему в душу. Очевидно, сейчас Многорукий заинтересован держать тебя рядом, но у него настроение меняется на раз-два.

– Да, как у грёбаных энитов.

– Почему его так зовут? – спросил я. – Это же что-то значит?

Мужчины переглянулись. Очевидно, слова о том, что копаться в прошлом местного элиминатора опасно, я пропустил мимо ушей

– Не знаю, его так звали еще до того, как мы тут появились.

– Говорят, еще до Мэда.

– Он сказал, ему только двадцать, – вставил я.

– Не, вряд ли. – Майлз загибал пальцы. – Я обустроился здесь три года назад, Фрик подгрёб через год. А через неделю Мэд отмечал пятилетие своего воцарения. Получается, Многорукий появился здесь в тринадцать? И он уже был элиминатором.

– Лицензию выдают с шестнадцати, – добавил Фрик. – А значит ему как минимум... двадцать три.

Я восторженно на них уставился. Эти двое в совершенстве знали язык и арифметику. Могли читать, писать, делать сложные вычисления и вообще вытворять такое, о чем неграмотные приютские мальчишки могли только мечтать.

– Да, так повышаются шансы на выживание, – согласился Майлз.

Я оттянул футболку на груди.

– Тогда скажете, что здесь написано?

ГЛАВА 7

Я тащил бутылки, по одной в каждой руке, и думал: такие отношения нормальны? И я сейчас говорю не о надписях на футболке, а о том, что я несу крепкий алкоголь мужику, о котором ничего толком не знаю. Кроме того, что он дважды спас меня, ага.

Теперь я уже не обращал внимания на прохожих и не сомневался в правильности пути – Фрик объяснил мне, как быстро выйти к дому Многорукого.

– Не знаю, какие у вас там отношения, но если это в твоих силах, не давай ему много пить, – вспомнил я его напутственные слова.

– А?! – Разве это должен говорить мужик, после того, как всучил мне два литра целума?

– Его клинит, когда он перестарается с этим делом. Творит всякое... ну, знаешь... В общем, лучше ему пить поменьше или никуда не выходить, если напьётся. Может, он и тебя подобрал, когда не в себе был?

Да, потому что по мне видно, что спасти меня может лишь надравшийся психопат.

Меня замутило, и я остановился, чтобы перевести дух. Ладони стали скользкими от пота, хотя мне не было жарко, и я совершенно не устал. Я перехватил бутылки поудобнее. Голова кружилась, и у меня не было никаких идей по какой причине.

Я пошел дальше, дыша глубже, веря, что дурнота скоро пройдёт. На меня мог так подействовать только разговор. Но злость никогда раньше не проявлялась на физическом уровне и так явно.

Когда до крыльца оставалось всего несколько метров, я понял, что умираю. Я буквально заполз на ступеньки, дотянулся до ручки, толкнул дверь. И как только я оказался за порогом, внутри меня что-то щелкнуло.

Стоя на четвереньках, я освободил свой желудок от печенья и яблок. Я никогда раньше не болел, поэтому не знал, что со мной и как себя вести. Я был напуган. Меня всего трясло. Я прислушивался к своему телу в ужасе от того, что чувствую его слишком хорошо. Каждую клетку, разрываемую болью. Я заскулил, свалившись на бок, хотя мне меньше всего хотелось, чтобы меня таким видел Многорукий.

– Три часа и тридцать две минуты. – Он спускался с лестницы. Так же медленно, как я уходил. – Бегаешь ты отстойно. И если уж ты так гордился своей скоростью, страшно подумать, как ты делаешь то, в чем ты профан.

Я хотел огрызнуться:

А ты минуты считал?

Но простонал лишь:

– Я умираю...

Многорукий присел передо мной, подняв с пола одну из бутылок.

– Ты как настоящий солдат выполнил приказ ценой жизни. Но если ты всерьёз собрался сдохнуть, сделай это на улице.

– Меня отравили...

– Правильно сделали. Я сказал тебе метнуться туда и обратно, а ты там решил остаться на фуршет. Мило посидели?

Он отвинтил крышку и приник к бутылке. Я смотрел, как быстро двигается его кадык. Он хлестал выпивку, как воду, не морщась и не отрываясь до тех пор, пока не осушил половину.

– Прости... спаси меня... – Не знаю, с чего я взял, что он может справиться и с этим. Он не был похож на лекаря. Скорее даже наоборот.

– А-а, это уже второй раз за день. – Он наклонился надо мной, и я весь замер в ожидании облегчения. Но Многорукий лишь запустил руку в мой карман, доставая торчавшие оттуда фотографии. – Это еще что за хрень?

А то ты не знаешь.

Он разглядывал их неторопливо, словно видел впервые.

– Нашел себе объекты для подражания?

Я не понимал его. На этот раз и не хотел понимать, если честно.

– Вот эта – ничего. И эта тоже. Да все они – горяченькие. Окажись здесь любая из них, началась бы новая война, представляешь? А этого наши иерархи ни в коем случае не допустят. – Он приблизил одну из картинок к моему лицу, словно оценивая различия. – Непохож.