Текст книги "Долг и верность. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Малефисенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16. Почти забытое

Киан

– Я… – попробовал начать я, но не выдержал прямого взгляда этих ярких зеленых глаз. Вина топила, заставляя вспоминать то время, которое все больше походило расплывшееся красно-бурое пятно. А теперь я не мог понять, как же смирился со своим существованием, как столько лет просто следовал приказам и старался давить в себе любую мысль, любое желание, любую надежду? Сам себе выбрав наказание за не сохраненную жизнь Его Величества Императора… – Ты давно получила свободу?

Сейчас казалось, ответ на этот вопрос куда важнее всего остального. Важнее моей истории и той правды, которую от меня хотят услышать.

– Патриции, которым меня продала эта ищейка, Т’алонсы, не держали рабов. Они отпустили меня в мое совершеннолетие и устроили сюда, – тяжело дыша, ответила Келла. На последних словах Хайн, осторожно и тихо присевший рядом, чуть притянул ее к себе и успокаивающе коснулся носом растрепанных волос. Келла зажмурилась и повернула к Хайну лицо, почти касаясь щекой его лба.

– Я… рад, что ты… – договорить не получилось. Кашель просто распирал изнутри, и мне понадобилось время, чтобы остановить непроизвольно навернувшиеся на глаза слезы. – А вы… знакомы?

– Кто-то же должен был ее защищать, – холодно ответил Хайн, смотря на меня, как на угрозу. А еще в его взгляде, постоянно направленном на меня исподлобья, все четче виднелось разочарование.

– Давно, Киан. Давно… С тех пор как имперские солдаты покинули провинцию, у нас здесь все очень изменилось. Тот рабовладелец, которому Хайн принадлежал, после сильной засухи почти разорился, и этот… мешок с дерь… его свалила лихорадка. Тогда от болезни много горожан полегло. И рабов. Поля некому было убирать. В то лето, когда я уже была свободна, к нам не пришло ни одного каравана, дела стали совсем плохи, и губернатор взял оставшихся без хозяина полумертвых рабов под свою опеку. Хайн убедил его, что в качестве вольных от них будет больше пользы, и Каррел почему-то согласился, – Келла улыбнулась, крепче сжав руку Хайна и заглянула ему в глаза. – С тех пор в Заррэте не было ни одного невольника. Т’алонсы перебрались на юг…

Келла проговорила все это почти на одном дыхании, словно и сама не верила. Но при этом почти не смотрела на меня: наверняка, как и я, чувствовала эту не проходящую неловкость. А я лишь чуть приоткрыл рот, не зная, какой из разом появившихся вопросов задать первым. Неужели все так, и хоть где-то жизнь перестала походить на существование? В самой дальней, малонаселенной и малопригодной для праздной жизни провинции? Но мысли эти как появились быстро, так и исчезли. Не об этом хотела поговорить Келла, да и я тоже: лишь пытался отсрочить трудный для нас обоих разговор, чтобы успеть подобрать нужные слова. Чтобы меня поняли и действительно простили. И, как оказалось, чтобы услышали всю мою историю, если я и правда вижу перед собой возможного союзника, добившегося для рабов Азумы свободы.

– Киан, – позвала Келла, не выдержав тишины. – А что случилось с тобой?

– А что… со мной? – я щипнул себя за потрескавшуюся губу, хотя раньше вроде бы никогда так не делал, стараясь из всех тяжелых, тягучих воспоминаний выбрать самое хорошее, и как-то глупо улыбнулся сам себе. – А я полюбил…

Ариэн

Стоящие наготове мужчины тихо перешептывались, не сводя с нас глаз и не убирая пальцы с рукоятей мечей. Но удерживать больше не собирались. Так что самое время отдышаться и начать думать. Но сосредоточиться было, мягко говоря, сложно. Превозмогая боль в свежих неглубоких, но многочисленных царапинах, я так непосредственно, как умел, опустился на корточки за канделябром и собрал закатившиеся в прорехи у стены свечи. Пока поднимался, осторожно подсчитал оставшихся поблизости человек: пятеро, трое из которых всего в нескольких шагах крутились вокруг стонущего раненного. Эвели тихо командовала ими, полностью занятая процессом. Да… а нас, надо полагать, один с половиной.

Эрд вдруг тихо застонал, еще крепче впившись в предплечье пальцами, под которыми медленно расползалась кровь. Но выглядело это так, словно Эрд вообще был не здесь – даже не пытался промокнуть пот или смахнуть медленно текущую из разбитой губы кровь. Только морщился от боли в потревоженной ране, так и не переставая нервно бегать глазами по комнате и громко дыша.

– Покажи руку, – настойчиво попросил я его, пытаясь обратить внимание на себя. – Эй, Эрд!

Нужно было срочно подтянуть наложенную Эвели повязку, пока мы на неопределенное время перестали находиться в центре внимания. Как бы там дальше ни пошло, а умереть сейчас от кровопотери я ему не позволю. И так пытался хоть как-то прикрыть, когда мороз вдруг очень резко перестал быть главной проблемой, в итоге так и не удержав в онемевшей руке кинжал. Не обращая внимания на мужчин, вытянувшихся в ожидании от меня какой-нибудь гадости, я поднял перевернутую скамейку и посадил парня на нее.

– Я так и знал… – Он тяжело дышал, до сих пор справляясь с одышкой, но теперь уже не дергался, а растерянно смотрел на меня. Кажется, только сейчас он заметил, что по руке опять потекла кровь.

– Они думали, мы из Службы, – хрипло шепнул я, пытаясь его угомонить, но Эрд все еще непроизвольно дергался, как брошенная на берег полумертвая рыбешка.

– Они и сейчас так думают, – поправил меня он, помогая закатать широкий, пропитавшийся кровью рукав, – и, кстати, недалеки от правды.

– Так не усугубляй ситуацию.

– Мы умрем в одиночестве, – полностью игнорируя мою просьбу, просипел Эрд, – в какой-то заднице ми…

– Хватит! – гаркнул я, хоть почти не злился. На самом деле, что-то внутри противно сжалось от того взгляда, каким Эрд продолжал пронизывать пространство: сейчас он куда больше казался мальчишкой, который в некотором понимании тоже потерял семью.

Дабы избежать дальнейшего спора, я шикнул и наклонился к разъехавшейся повязке на плече Эрда и попытался подтянуть бурую от крови нить, топорщащуюся у последнего разошедшегося стежка. В лечении я был не силен, но отвлечь Эвели вряд ли бы получилось. Я лишь мельком глянул на нее, сгорбившуюся над мечущимся по столу мужчиной, и увидел эту странную сосредоточенность, почему-то знакомую мне. Кажется, это последнее, что осталось от ее прошлой жизни, последнее, что хотя бы немного приближает Эвели к той, кем она хотела быть.

– Все плохо? – безразлично спросил Эрд, смотря себе под ноги.

– Жить будешь, Эвели тебя быстро подлатает. А потом и разберемся, – на этих словах я демонстративно повернулся к нашей охране и продолжил уже чуть громче, не в силах скрыть злость на Природу, которая так над нами подшутила: – стоит ли продолжать махать кулаками просто так.

***

Времени прошло много. Даже слишком. Эвели уже успела успокоить буйного пациента и расправилась с открывшейся раной Эрда. И меня тоже осмотрела, хотя я настаивал отложить эти нежности. Обстановка нервировала все больше, будто дрожь Эрда передавалась по воздуху близ сидящим. А Эвели, как и всегда, молча и задумчиво смотрела куда-то вперед – кажется, на закрытые ставни, сквозь которые с порывом ветра иногда просачивалась пара снежинок.

Я уже почувствовал, как от навалившейся усталости клонит в сон, когда наверху наконец послышались одиночные шаги. Дернул плечами, прогоняя дрему, и поднялся вместе с Эвели. По лестнице спустился только командир – Хайк, Хейн… никак не мог вспомнить его имя. На последней ступени он как-то недоверчиво сощурился, смотря на меня, и несколько раз провел обломанным ногтем по заросшей черной щетиной скуле. Глаза он отвел первым, тут же переключаясь на своих, застывших в ожидании и готовности вновь нас атаковать.

Драки не было. Мужчина тихо раздал указания своим людям и подошел к нам – с сомнением человека, знающего о безрассудности будущего поступка. Эвели он проигнорировал и сразу шагнул ко мне, протягивая руку. Жест оказался слишком неожиданным, и ответил я чисто инстинктивно.

– Меня зовут Хайн, – с едва заметной ухмылкой проговорил он, интонацией отмечая отсутствие фамилии. Это была проверка? Что такого сказал Киан и почему не спустился сам? Можно ли вообще доверять этому совсем недавнему врагу?

Я попытался приложить все усилия, чтобы хоть как-то заглянуть в его воспоминания, используя этот недолгий контакт. Но ожидаемо не показались даже обрывки. И все же интуиция подсказывала ответить честно, и я произнес:

– Ариэн. Ариэн Витириис.

И, кажется, этот человек, вдруг протянувший мне руку, поверил.

– Хм… Я не склонен верить слухам и первым встречным, которые бросились на нас с оружием, спасая стража… – Только сейчас он разжал хватку, продолжая меня оценивать. Взгляд его не дольше секунды продержался на моем увечье, не скрытом никакой повязкой, и лишь тогда он продолжил своим чуть шипящим голосом, в котором почти отсутствовала буква «р»: – Киан сказал, ты лишился своего дара в Нордоне… И все-таки путь вы держите в столицу. Вчетвером… – Хайн задумчиво хмыкнул, соизволив глянуть на Эвели и Эрда. – Сложно поверить, знаешь ли… – обратился он уже к Эвели, явно сопоставляя ее с тем образом, который возник в голове благодаря словам той рыжей девчушки. – Но есть у меня одна идея.

Хайн отвернулся от нас, подходя к опешившему от всего услышанного соратнику, что до этого тихо сидел рядом с перебинтованным раненым. Тот все ворочался на своей подстилке около затопленного камина, но, кажется, нас не слышал. Хайн опустился на одно колено, правой рукой осторожно проведя по его мокрому от пота лбу. Может, этот удар мужчине нанес и не я, но все равно пожалел о том, что и мы, и они так быстро схватились за оружие, забыв про переговоры. Одной силой мир не завоюешь.

Хайн что-то тихо прошептал парню и, дождавшись, когда тот скроется за дверью, не вставая произнес с торжествующей улыбкой:

– Я покажу вам, чем на самом деле живут граждане Заррэта.

***

– Так, как Киан? – тихо спросил я у Эвели, чтобы никто из угрюмых сопровождающих нас не услышал.

Эвели глубоко вздохнула, недовольно поглядывая на блестящий на солнце снег, который и не думал таять, и чуть опустила шарф, чтобы я точно ее услышал:

– Как чувствовала, что ему нельзя было вставать. Пришлось опять отогревать онемевшие конечности. Он же и драться еще полез, одышка тоже свое дело сделала, – голос ее слегка подрагивал от напряжения, но все же оставался достаточно бодрым.

– Он что-нибудь сказал?

– При Келле не стал, – с едва заметной обидой ответила она, вжимая голову в плечи, так что теперь стоящий воротник закрыл ее лицо до самого носа.

Никак не комментируя сказанное, я выпрямился и в этот момент потерял равновесие в рыхлом снегу, под которым оказался то ли камень, то ли толстая ветка, навалившись на так не вовремя потянувшегося ко мне Эрда, которого я никак бы не смог увидеть раньше. Конечно, я умудрился с силой дернуть за зафиксированную на его груди руку, едва не разорвав повязанную на шею ткань. Эвели в последний момент схватила меня за одежду и, зло сопя, потянула назад. Сил ей было не занимать.

– Прости, – неловко прохрипел я, возвращая в вертикальное положение замершего от неожиданности Эрда. Но, не прошло и секунды, он тут же убаюкал потревоженное плечо и продолжил шагать вперед.

Двое идущих с нами в одну линию сопровождающих, у которых в отличие от нас было оружие, только с сомнением покосились на меня, но ничего не сказали.

– Да ничего. Что Эвели сказала? – махнул рукой Эрд, но теперь в его походке появилась заметная неуверенность.

Я коротко и все так же тихо пересказал. Повернулся к Эвели, которая чувствовала себя очень неуютно на тихой улице в компании незнакомых людей и вдобавок вообще без оружия. Может, это преувеличение, но мне казалось, что Эвели, как никогда, уверена в своей бесполезности для всех, кого мы могли бы встретить в этом городе. А это серьезная угроза собственной безопасности, я ведь помню, с каким выражением лица на нее смотрел Хайн. Но не стал заводить беседу по этому поводу. Определиться бы хоть со своей судьбой: не спроста же Хайн с такой уверенностью высказал свою идею. Только каких доказательств можно добиться от меня, когда силы уже нет? Последние свои силы после срыва казни в Нордоне я потратил на прошлое Эвели, которое само так и просилось быть увиденным в той пещере, и только чудом я сохранил возможность свои шрамы на щеке и запястьях.

Узкая улочка петляла по небольшому оврагу, постепенно поднимаясь к холму. Кое-где виднелись только-только протоптанные дорожки, но двери и ставни низких деревянных домов были плотно затворены, так что любоваться оставалось только белыми шапками на земляных крышах и редкими низкорослыми деревьями, красиво расписанными снегом. Постепенно издалека начал доходить слабый шум – как раз когда мы дошли до длинных рядов амбаров и хлевов. Резко пахнуло коровьим навозом и птичьим пометом, а на изрядно примятом снегу помимо человеческих ног появились следы копыт.

Нервы сами по себе начинали натягиваться, но я посильнее сжал руки в кулаки, чтобы случайно не выдать свою дрожь. Эрд как-то неосознанно замедлил шаг, уже с привычной нервозностью вертя головой. Из полуоткрытых дверей хозяйственных сооружений показались кутающиеся в меха и вязанные ткани люди. К моему удивлению, их любопытство длилось совсем не долго. Мы все еще шли дальше, огибая небольшую возвышенность.

– Нам сюда, – бесстрастно пояснил один из сопровождающих, на ходу снимая яркую лисью шапку и отколупывая с нее налипшие льдинки.

Я первым толкнул дверь и увидел обычную харчевню, в которой было удивительно людно по сравнению с мелким трактиром у самой границы. В затхлом почти горячем воздухе остро запахло жареной свининой и чем-то хорошо засоленным, так что желудок опять скрутило от желания хорошенько перекусить. К моему удивлению, потолок был высокий – я бы не смог дотянуться до него рукой, – а свет почти ничем не уступал дневному, так что все посетители, до этого в перерывах между очередной ложкой ведущие оживленные беседы, замолкли и повернулись к нам.

Двое мужчин, будто не обращая внимание на повисшую тишину, спокойно сняли верхнюю одежду, сбили снег с сапог и сцепили с пояса ножны, облокотив мечи о ближайшую стену. Я решил последовать их примеру, все равно внимание уже направлено на нас, странно только, что в нем не было той враждебности, с которой мы столкнулись на въезде в город. Как будто в этой восточной части Заррэта, которая пряталась за полями и домами от единственной широкой дороги, появлялись исключительно «свои». Возможно, я был недалек от истины: не прошло и минуты, как те несколько человек – два или три десятка – вернулись к своим делам, и длинное теплое помещение вновь наполнил привычный гул. Проходя мимо узких рядов, я невольно рассматривал суровые обветренные лица, нередко раскрасневшиеся и покрытые старыми глубокими язвами и рытвинами. Почти никто не провожал нас взглядом, только женщина, сидевшая одна в уголке за большим столом, задумчиво глянула на пустующие рядом стулья. Я мельком обернулся на Эвели, идущую сразу за мной, но она не заметила моего взгляда, с едва различимым удивлением рассматривая содержимое мисок, словно спрашивала у равнодушных окружающих: «Что мы здесь забыли?».

Мы быстро дошли до притворенной двери, за которой тоже слышался негромкий разговор, прерываемый чем-то взбудораженными голосами. Один из мужчин без предисловий мягко толкнул дверь, пропуская нас вперед. В тесной комнате, куда более темной из-за отсутствия открытых окон, поместилось еще человек двадцать. Часть из них стояла к нам спинами, не реагируя на пополнение, так что мы втроем просто втиснулись в комнату, приникнув к ближайшей от выхода стенке. Из общего гула нельзя было выловить ни одного слова.

– Что здесь происходит? – настороженно спросил Эрд. Я поднялся на цыпочки, стремясь увидеть ответ, но лишь интуитивно понимал, что в середине было пусто.

– Похоже на собрание, – предположила Эвели, и на ее лбу появилась вертикальная морщинка.

– Тишина! Хайн, ты и сам понимаешь, нас такой вариант не устраивает, – услышал я пробившийся сквозь шум недовольный женский голос, и ропот внезапно стих. – Торговля через наши земли – это не жест доброй воли. Каррел, сберегут духи его душу, тоже всегда так считал. И плата была оговорена заранее.

Я все силился увидеть обладательницу почему-то знакомого голоса, но собравшиеся в комнате мужчины почти все до одного оказались слишком высокими даже в сравнении со мной, что не могло не удивлять.

– А если они еще и на Возрождение хотят везти в Сенту свои товары, пусть платят сейчас же. В чем проблема, Хайн?

– Они решили нанять охрану из своих, – наконец-то подал голос Хайн, и, кажется, я увидел его черную макушку. «С кем же он говорит?» – недоумевал я.

– Так заставь их передумать, иначе могут не доехать, – ответил с угрозой женский голос.

Никто не оборачивался и не закрывал намеренно дорогу, и я невольно начал проталкиваться вперед. Появилось какое-то предчувствие, неприятно застывшее где-то в горле, и все нарастало с каждым услышанным словом.

– Этот торгаш, Роуок, оскорблен до глубины души происшествием на границе. А я не мастер вести переговоры, ты же знаешь, – не оправдываясь, а больше огрызаясь, ответил Хайн.

– Так извинись. Предложи что-нибудь, в конце концов, Хайн! Проведи дальше, через границу Вольных земель. Почему ты вначале грубишь, а потом начинаешь думать?

– Вот дурак упрямый… – тихо пробормотал кто-то рядом со мной, явно ведя одностороннюю беседу с Хайном, а я сделал еще пару шагов вперед.

– Туда-обратно… да это же почти две декады! – недовольно, но слишком слабо возразил кто-то другой.

– Да дай же ты мне объяснить, что случилось, Аннори!

Сердце пропустило удар, и оставшийся ряд людей я потеснил уже весьма грубо, лишь бы поскорее протиснуться вперед и убедиться. И увидел. Увидел поседевшие у корней и висков жидковатые локоны, собранные в низкий хвост, худую длинную шею, которую обвивали едва заметные белые полосы, постаревшее лицо, уже не симметричное из-за пересекающего щеку до самого подбородка шрама. Теплая одежда закутывала ее фигуру, но не могла спрятать прямую гордую осанку, как доходящая до мочек уха челка не могла укрыть выразительность ее светло-голубых глаз. Только больше не было на губах той ехидной улыбки опытной соблазнительницы и в глазах не осталось наивного ребячества. Время как будто действительно погребло ее под плотным белым снегом: от переливающихся в ярком свете черных локонов остались только воспоминания.

Кто бы мог подумать, что давно прожитая жизнь напомнит о себе такими теплыми воспоминаниями?.. Вечными попытками превзойти друг друга, которые – до совершенного братом и Светлыми переворота – все равно всегда оставались недостаточно серьезными, чтобы заканчиваться разладом. И тем более, удивительно видеть ее здесь, в глуши, где любой драгоценный камень, так ярко сверкавший на свету, покроется мутной болезненной пленкой. Лишь на секунду, но я задумался, кого на самом деле могла мне напоминать Эвели. Кажется, при дворе моего отца Анни была совсем другой. Впрочем, как и я…

Сердце ухало все сильнее, но я отказывался понимать природу его беспокойства, пытаясь держать себя в руках. Так не вовремя я вспомнил, как держал на руках ее обнаженное тело и с наигранным вызовом смотрел ей в глаза, не желая проиграть очередной поединок. И как потом…

– Что ты увидел? – внезапно у самого уха прошептала Эвели, слегка хватая меня за предплечье. Я дернулся от неожиданности и случайно задел локтем стоящего рядом мужчину, который с нетерпением мял в руках какие-то бумажки, видимо, ожидая своей очереди заговорить. Но тут повернул ко мне голову, недовольно фыркнув, и показательно отодвинулся.

– Вот. Из-за них. – Я еще не видел, куда показал Хайн, но уже ощутил проснувшийся у собравшихся интерес. Почему-то повернуться в этот момент к Анни оказалось слишком сложно: что-то рьяно протестовало, просило не показывать левую половину лица. Пусть мы оба уже не молодые и красивые, какими были прежде, пусть время постаралось выпить нас до самого дна… но Природа знает, как сильно я не хотел, чтобы она видела.

Стыдливо я все же поднял на нее оставшийся глаз и попытался невозмутимо кивнуть, игнорируя ее тихое «Рин?», всколыхнувшее старые, как сам мир, воспоминания. Она не пошевелилась, но я заметил, как глаза загорелись радостью. Прокашлялась, касаясь одной рукой стянутого к груди платка, и одним быстрым движением замотала им шею почти до подбородка.

Невозможно поверить, что передо мной стоял человек, который видел меня, сына Императора, на самой высоте. Но, возможно, теперь я был похож на отца куда больше, чем в беспечной юности. Кажется, рассматривая меня, она тоже пыталась что-то понять, увидеть детали из почти забытого прошлого. Я и сам узнавал Анни заново, подмечая, как когда-то до дрожи знакомые плавные жесты теперь стали более выверенными и импульсивными.

– Поясни, – потребовала она, вновь поворачиваясь к Хайну. Все вокруг до сих пор молчали. Я не оглядывался.

– За день до Заррэта нам по пути попался едва живой мужчина в изорванной одежде с солнечной символикой Службы. Роуок сразу хотел убить, я предложил довезти сюда, на допрос. Если нашелся один враг, рядом должны быть и другие. За ночь нас догнала троица. Та женщина, – Хайн мимолетно показал рукой на Эвели, – Роуока еще и в снегу изваляла. Наших двоих ранили и отбили своего. Конечно, Роуок мне все мозги промыл за свою уязвленную гордость, а я сам едва не напоролся. А уже тут, в Заррэте, как разобрались, что это они в Нордоне начали бунт…

Внезапный гомон голосов со всех сторон оглушил на оба уха, и я оказался словно в самой гуще событий, потеряв из виду Анни. Кто-то крепко сжал мои предплечья, пытаясь повернуть к себе, и восторженно охнул, увидев пустую глазницу – видимо, слухи о случившейся беде в Нордоне сохранили и такие детали.

– А ну, тихо! – громко приказала Аннори, и ее опять услышали с первого раза. Все замолкли, и, повинуясь немой просьбе, я шагнул вперед. К ней.

Она старалась не смотреть на мое увечье, но я все равно заметил, как ее взгляд несколько раз переместился справа-налево и обратно. Она не знала, как продолжить обсуждение, а я не представлял, с чего можно начать.

– До нас дошли слухи о троих незнакомцах и их участии в не свершившейся казни. Наши мольбы не остались без ответа, – перевела Анни взгляд на Эрда и Эвели и произнесла уже официально, склонив голову и положив ладонь на сердце: – Мы принесли дары Природе в память о повстанцах, при жизни попавших в огненную бездну.

В эту короткую паузу на меня с очень большим сомнением смотрел Хайн, словно не понимая, почему Анни до сих пор ничего не сказала о моем происхождении. Кажется, он вот-вот был готов сорваться с места и, повысив голос, выразить сомнение в том, кем мы ему представились.

– Я сожалею, что отсутствие взаимопонимания привело к не самым приятным последствиям. Однако, вы здесь. И мы готовы предложить помощь нашим собратьям по оружию, какой бы ни была цель вашего пути. Если никто не желает оспорить мое предложение о помощи, продолжим собрание через час.

Уже на выходе люди принимались оживленно обсуждать неожиданные события, тесня друг друга. Спустя пару долгих минут комната опустела. Только Хайн продолжал что-то говорить Аннори на ухо, при этом активно жестикулируя, но она лишь отстранено подняла руку, останавливая словами «я его узнала». Уверен, мне не послышалось.

Я оглянулся за спину, Эвели стояла справа от меня, смотря на Анни раненым хищником, застывшим перед последним прыжком. Слева, как оказалось, притаился Эрд. Он опять переминался с ноги на ногу, определенно чувствуя себя не на месте. Видимо, в предложение о помощи они оба не слишком поверили, но как-либо развеять их сомнения в своем состоянии я бы не смог. Все внутри дрожало, горело, дергалось, стенало от желания окунуться в воспоминания, но я опять не поддавался. Слишком иллюзорной и все равно желанной казалась та беспечность и легкость – наверное, в этом и была причина, по которой я старался никогда не выуживать из памяти жизнь до рабства. Это мнение до сих пор осталось неизменным. Смотря на изменившуюся Анни, я четко чувствовал, что рад видеть ее быстро повзрослевшей и потому – все еще живой.

– Вы можете подождать снаружи, – предложил – или попросил их – я, когда Хайн большими шагами направился к двери.

– Уверен? – беспокойно спросила Эвели, и я кивнул ей в ответ.

Эрд вышел последним, и мы с Анни остались вдвоем – в этой слишком большой, слишком тесной комнате. Я опять чувствовал себя юнцом, пожелавшим пригласить на танец самую красивую во всей столице женщину. Но юнцом я больше не был. Мы оба стали совсем другими.

Она нерешительно и в то же время слишком быстро подошла ко мне, аккуратно, нервно и нежно прикоснувшись шершавыми пальцами к моей щетинистой щеке. Как будто я воин, вернувшийся с войны домой. Воин, возвращения которого уже почти перестали ждать.

– Мне стоило догадаться, что это был ты… Темный, остановивший в полете стрелы… – она вымученно улыбнулась и, чуть потянувшись на цыпочках, сжала меня в своих объятиях. Я не мог не ответить. – Больше некому.

Ее тонкие волосы защекотали мой нос, в уголке глаза собралась влага. Никак не ожидая подобных встреч лицом к лицу с прошлым, я теперь никак не мог прийти в себя. Собраться и перестать испытывать стыд, радость, желание.

Анни отстранилась и, не убирая рук с моих плеч, нахмурилась. Ее глаза тоже блестели от слез, но теперь в них застыла обида.

– Но… куда ты пропал на десять лет? – Я едва успел выпрямиться, и тут же, услышав вопрос, покаянно склонил голову: уже знал, что не смогу быстро ей ответить. – Что с тобой случилось? Как ты выжил, как сбежал? Где ты был все это время? – упорно, с горечью в голосе повторила она, продолжая через одежду гладить меня по плечу.

– Поднимался с колен, – почему-то совсем не смущаясь, ответил я и, самозабвенно закрыв глаз, не сразу понял, что одной рукой почти сжимаю через вязаную накидку ее талию.

– Я едва не забыла тебя, Рин, – с грустью и в то же время взбудоражено прошептала Анни, почему-то не отходя и не уворачиваясь. Снизу-вверх она все смотрела на меня – словно в саму душу, – пытаясь для себя что-то понять, и в этом взгляде не было вызова, не было дуэли. Впервые в такой необычной близости все оказалось до боли простым. Есть только я и она. Больше никого. – И это было ошибкой.

Анни вдруг улыбнулась, произнося эти слова, которые прошлись по всему телу почти болезненным возбуждением. Я и сам не заметил, как мои губы накрыли ее. Я исчез и словно нашел себя. Отринул и вернул. Разрушил и вновь создал. В голове бушевал такой сильный шторм, что я даже не слышал стука сердца. Кажется, что-то тяжелое упало на пол, когда мы нашли горизонтальную поверхность, но этого я уже не видел, смотря только на Анни. Смотря в мое прошлое и куда более желанное – невозможное и реальное – настоящее.