Текст книги "Долг и верность. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Малефисенна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11. В последний путь

Ариэн

Недоумевая, я вглядывался в темноту, вылавливая из нее сколоченную из рубленых веток коновязь, одеяла, упряжь. И не мог понять, откуда такая решимость? У Киана… Внутри что-то неприятно оборвалось, когда я наконец понял, что не смогу помочь единственным близким людям. Из глубины так и норовила выползти тоска, собирая воедино все прошлые неудачи, но я не мог ей поддаться. Не сейчас. Сделал шаг назад – под холодный колючий дождь – и взглянул на слабые мелкие прорехи в полотне облаков. Он ведь не успел далеко уйти – в ночь, еще и под дождь. Эта мысль почти не успокоила, и я побежал, приводя в себя всех, кого успевал заметить. Но надежда таяла быстрее комьев града под моими ногами: в такое чахлое утро после бурной ночи никто не смог узнать даже меня.

Наверное, со стороны это выглядело донельзя глупо, но ничего большего я придумать не мог: любые следы на земле уже смыло дождем. Мерзкое ощущение опустошения после данного Эвели ночью обещания вкупе с передержанной выпивкой мешали ясно мыслить. Я лишь нервно озирался по сторонам, остановившись посреди нестройных рядов палаток. Один. Прислушался, надеясь застать тех, кто уже проснулся или еще не засыпал. Из того самого шатра, куда меня вчера позвал Эрд, доносились несвязные разговоры, но это казалось всяко лучше нетрезвого бормотания.

От дыма горячий воздух так загустел, что я ничего не разглядел под ногами и неловко споткнулся обо что-то, наугад выбрасывая вперед руки.

– Осто… рожно! – ойкнул кто-то, зло отпихивая от себя мою руку. Я оперся о скамью и поднялся с колена, быстро стряхивая с волос и одежды ледяные капли и протирая заслезившийся глаз. Из-за спины на меня тихо зарычала крупная гончая, но тут же затихла, признав своего, и ткнулась носом под локоть.

– Чего надо? – недовольно спросил другой, чей силуэт едва угадывался около затухающего костра, и свистнул, зовя гончую.

Хмель заглушил даже запах благовоний, которые любила жечь Мия. От почти затухших очагов пахло паленым мясом. Я мельком глянул под ноги, сквозь плотный белый дым замечая блики на разбросанных тут и там стеклянных бутылках. Кажется, по углам пряталось человек десять-двенадцать, из которых только двое были в состоянии меня услышать. Отчаяние прошлось ознобом по телу: кто за таким гуляньем вообще заметит пропажу?

– Кто-нибудь видел Киана? – с надеждой спросил я чуть громко, почувствовав, как дерет после крика горло.

– К-кого? – с искренним удивлением переспросил тот же мужчина, кажется, даже не смотря в мою сторону.

– В обмундировании Службы, белокурый.

«Угрюмый и молчаливый», – едва не добавил я, раздраженно смотря по сторонам и все больше убеждаясь, что Природа явно сводит со мной счеты, обрывая под самый корень любое начинание.

От терпкого запаха начала кружиться голова так, будто я снова перебрал. Хорошо, ближайшая ко мне распорка выглядела достаточно крепко, чтобы о нее опереться.

– Ну же! Хоть кто-то, может, видел его ночью? – Мне с трудом удалось остановиться, чтобы хоть как-то успокоить бьющееся в глотке сердце. Плохое предчувствие до боли сводило скулы – даже знание, что непременно случится что-то плохое, если мы не догоним Киана. Я опять попытался сквозь дым разглядеть остальных, но на меня смотрели только двое: недовольно и в то же время равнодушно. – Пожалуйста.

Мужчина – тот, которого я задел на входе – подтянулся к распорке и протер засаленным рукавом глаза, другой рукой потянулся к почти распитой бутылке.

– Киан… – неопределенно прохрипел он, заглядывая в горлышко и поднимая бутылку донышком ко мне. – Так… э… был, да. Домой поедет, ска… зал.

– Угу, – утвердил второй.

Домой? Это слово как-то резко меня остановило, оборвало на полуслове, заведя в тупик. Я не смог сразу поймать зародившуюся и тут же угасшую мысль, а потом понял: может, у меня бы и не вышло его остановить. Я ведь почти ничего не знаю, вдруг сам ошибся в том, что могло быть лучшим для них обоих?

Недавние воспоминания о том, как Эвели неожиданно пугливо куталась в одеяло и смотрела на меня, засыпая, причинили непонятную боль. Как и воспоминания о собственном гневе, когда я тогда – декады две назад – едва не проклял Киана на берегу реки за его слова и действия. Нет, он все еще любит, не может не любить, я же видел. А еще обещал Эвели, что выбирать больше не придется, дал слово, что помогу, а теперь… Очередное поражение, которое придется проглотить.

– Домой – это куда?

– А мне откуда з… нать? – беззлобно спросил мужчина. – А… ну, встань с моего плаща, эй!

По телу неприятно расползалась усталость, и я сильно сжал переносицу в попытке привести мысли в порядок, прежде чем выйти. По волосам медленно потекла холодная вода, капая за шиворот, и я, не представляя, что говорить и делать, почти не разбирая дороги, поспешил к Эвели.

Эвели

Дурной и неприятный сон никак не хотел меня отпускать, и когда я наконец вырвалась, тело пронзила досаждающая боль. Затекшие мышцы ныли, а лоб и волосы были мокрыми от пота. Спросонья вчерашний день тоже показался сном. Ариэн обещал помочь… с чем-то… Я схватилась за раскалывающуюся голову, едва открыла глаза. Сквозь слипшиеся ресницы все вокруг показалось сплошным чернильным пятном. Огонь погас, и, оказывается, ноги даже в шерстяных чулках жутко заледенели. Усталость давила на виски, я не сразу пришла в себя, и едва не подпрыгнула на месте от страха, наконец, отделив реальность от приснившегося кошмара.

– Я же его оставила… – вырвались сами собой слова, когда я глянула вглубь шатра – в уголок, где ночевал Киан. На душе опять заскреблись кошки. Как же я жалела, что, даже увидев себя глазами Киана, не нашла в себе сил его остановить. Как солдат на войне: никаких привязанностей. И я позволила себе вчера зацепиться за эту мысль, словно шагнула к обрыву… и сорвалась – настолько пугающим казалось это недавнее решение теперь. Если бы не Ариэн… Я бы окончательно потеряла себя. Ведь так бы и случилось.

«Не надо бояться», – приободрилась я, наспех зачесывая за уши волосы и поднимаясь на колени. Я все исправлю, если Киан позволит. Пока мы оба еще живы, я не должна быть верна одному лишь долгу.

Губы тронула мечтательная улыбка, а в глазах застыли слезы. Было почти не страшно признаться самой себе в том, что из меня вышел не самый хороший солдат. И не самая сильная женщина тоже. Но я так устала просто быть сильной, принимать решения за себя, за других и нести эту ответственность в одиночку. Ариэн говорил правду: мне очень хотелось разделить эту ношу и получить взамен нечто большее, чем просто существование.

В полумраке я нашарила брошенную рядом одежду и принялась спешно натягивать на себя, думая, что скажу ему. Представляя, как обниму, отвечу на поцелуй и признаюсь, что люблю. Что не смогу жить как прежде, если его не будет рядом со мной.

Как-то слишком резко в голове родилась странная и слишком несвоевременная мысль, но вместо того, чтобы ее отбросить, я непроизвольно начала расчесывать руками волосы, пытаясь придать им хоть какой-то вид. Киан за четыре года – уже почти пять – видел меня и злой, и уставшей, и раздраженной, играющей на публику очень жестокие роли, но все равно сочувствовал. Видел измученной и совсем не женственной в этой чертовой форме, которую я все равно не смогла бы променять на чуждые и неудобные бальные платья. Но почему-то мне вдруг захотелось выглядеть лучше. Для него. Почему я не признавала этого раньше? Ведь такое сильное чувство не могло зародиться только сейчас. Не просто забота или привязанность, потому что нельзя, просто невозможно было так злиться на человека, который безразличен.

Я вскочила с топчана, не в силах совладать с эмоциями, и быстрой походкой направилась к выходу. Ноги словно пружинили, и я наслаждалась этим ощущением полета, будто вдруг отрастила крылья. А может, они и вовсе всегда были за спиной, но только теперь хватило смелости их расправить.

Резко влетевший в шатер Ариэн едва не сбил меня с ног. От неожиданного удара по лбу я чуть не потеряла равновесие и в последний момент наугад зацепилась за его протянутую руку. Тревогу в его распахнутом глазе я увидела сразу.

– Что случилось? – быстро спросила я, предчувствуя беду.

– Киана нет. – Кажется, сердце пропустило удар, я открыла рот, но слова застряли в горле. Мне показалось, чьи-то ледяные пальцы с садистским наслаждением перебирают внутренности и прорезают их острыми ногтями. – Я пошел искать его… Он взял лошадь…

Я обернулась, пытаясь разглядеть в углу его походную сумку, одеяло и оружие. Все осталось лежать на своих местах. Но и Ариэн не мог ошибиться или солгать мне.

– Вещи… – сил хватило только на это слово. Я обхватила себя руками, чувствуя слабость, как при сильной кровопотере. Спокойно засыпая вчера вечером рядом с Ариэном, я и не думала, что такое может случиться, что уже в тот момент Киан мог… – Он же… без всего… как? – простонала я, не желая верить. Значит, вчера я сама все разрушила. Как и хотела. И из-за меня Киан сорвался с места, ничего не взяв с собой.

Я смотрела прямо перед собой, будто лишилась воли. Казалось, будет больно даже вдохнуть. Это я сделала выбор, я. И что теперь, куда теперь? Мысли о столице, Ясоне, Нордоне и справедливости словно поблекли, хоть и не перестали быть грузом. Но Киан… один… Без оружия и хоть каких-нибудь документов. Я вспомнила прихрамывающего после падения с лошади Эрда и едва не всхлипнула, понимая, что Киан в темноте мог уйти слишком далеко, чтобы кто-то увидел и помог, если что-то случится. И достаточно далеко для того, чтобы наткнуться на патруль или рабский караван.

– Эвели, – негромко позвал Ариэн, смотря на меня с искренним сочувствием, от чего стало еще хуже. – Мне сказали, он едет домой… – прошептал он, положив руки мне на плечи.

Я растерянно посмотрела на него и запоздало поняла, что наверняка знаю то место, которое Киан мог бы назвать домом. Облегчение прошлось по телу, заставив вздрогнуть и отступить. Надежда еще есть. Есть! Я бросилась к открытому чемоданчику, судорожно впихивая в более-менее свободные отсеки развешенные пучки трав и полупустые колбы с лекарствами. Голова закружилась, и от резких движений разболелась покалеченная ударом по бревну рука, но я не могла остановиться, даже когда Ариэн непонимающе перехватил мою кисть.

– Что ты делаешь?

– Я знаю, где он. Дом. Келла. Это Заррэт… там усадьба, куда я отдала Келлу. Это место… Ты… нам надо… – мысли мельтешили, и я не могла ничего сделать – даже просто перевести дыхание, чтобы объяснить, куда нам ехать. Не могла оставаться на месте, не могла ждать ни секунды, не…

И тут же застыла, ошеломленно открыв рот, вновь ощутив себя предателем.

– Ариэн, – сдавленно простонала я, не в силах озвучить то, что вертелось на языке. Столица находилась совсем в другой стороне.

Невыносимое чувство рвало изнутри – до дрожи в коленях, до желания кричать, пока не исчезнет голос. «Но ведь ты обещал! Что выбирать больше не придется…» – я едва не выкрикнула это вслух, но Ариэн словно и правда меня услышал, отпустил мою руку и принялся быстро, но аккуратно закручивать походные одеяла, которыми мы укрывались сегодня ночью. Все так же не глядя на меня, он вложил в боковые карманы нить, скрутил ветошь на бинты и, закрыв на защелки сундук, потянулся за походными сумками, сложенными за моей спиной.

Я встретилась с ним взглядом, почему-то не рискуя спросить, что это значит. Ариэн на секунду замешкался, а потом ободряюще потряс меня за плечо.

– Мы идем за ним, – улыбнулся Ариэн, протягивая мне верхнюю одежду и раскрывая первую попавшуюся сумку. – Вместе.

Киан

Я не видел дороги. Даже не был уверен, что здесь она есть или когда-то была. Пальцы, впившиеся в поводья, замерзли и почти не гнулись, но не получалось заставить себя покрепче закутаться в мундир и хотя бы немного натянуть рукава на кисти. Дождь наконец прекратился, но в сырой потяжелевшей одежде было до одури холодно, и я вроде как понимал, что совсем скоро появятся симптомы простуды. Понимал и то, что наверняка вел Молнию не в ту сторону, но продолжал идти, не вглядываясь вперед, и думать, что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Но вернуться… как, да и зачем, если теперь все встало на свои места?.. Если здесь я больше никому не нужен.

Лужи медленно покрывались тонкой ледяной коркой, которая тихо хрустела под копытами. Я не знал, что буду делать, когда землю до самого горизонта скует льдом и снегом, чем можно будет прокормиться в мертвом на недолгую зиму лесу. Загнанный жеребец шел медленно и тяжело, не привыкший к такой ноше, но я даже не сообразил хоть раз остановиться на привал, пока тот сам не встал, как вкопанный, посреди покрытой бело-синим инеем пустоши.

– Ну, что ты… – обеспокоенно прошептал я, как будто не своими руками проводя рукой по его черному боку, пытаясь успокоить. Ноги и спина онемели, и я с трудом опустился на землю. Мне казалось, что воздух загустел, словно вода, и все звуки, нечеткие и глухие, доносились с таким же опозданием. – Давай посмотрим, что тут у тебя…

Я заглянул под боковые подушки седла, осторожно проводя рукой по их гладким краям. Ощущений не было, я не мог – просто не хотел – собираться с мыслями, и все получалось само собой: руки лишь делали то, что помнили.

Жеребец опустил морду к земле и чуть попятился назад, не желая подпускать меня ближе. В звенящей тишине, от которой закладывало уши, я слышал его тяжелое быстрое дыхание. Рукой я опустился по боку вдоль подпруги, пока не заметил кровавые мозоли, и стыдливо прикусил нижнюю губу.

– Прости.

Я давно не чувствовал такого опустошения. Даже когда был убит отец Ариэна, я продолжал надеяться на то, что Ариэн выжил и обязательно объявится. Когда за меня выложили больше сотни золотых на первом аукционе, я верил, что смогу сбежать и выполнить свой долг перед законным императором. Когда очнулся после наказания, а Келлы не оказалось рядом, я знал, что ее судьба решена в лучшую сторону, а я сам в благодарность буду верно служить благодетельнице, пока долг не позовет меня. Когда я встретил Ариэна, понял, что имею право не просто существовать в ожидании чужих свершений, но и сам могу помочь что-то изменить. И доказать, что раб с рождения тоже может быть человеком. А теперь я не понимал, зачем вообще миру может понадобиться моя жизнь, и что мне самому теперь с ней делать. Наверное, дело в школьном воспитании: я не мог отделаться от ощущения, что должен жить ради чего-то. Или кого-то.

Решение поздней ночью за бутылкой крепкого терпкого напитка пришло само собой. Я должен найти Келлу и убедиться, что она жива и здорова. Помочь, если она узнает меня и примет, а затем… Затем я поступлю так, как должно воину императорской гвардии, лишенному цели.

Я осторожно оторвал лоскут ткани с подола исподней рубахи и обкрутил им подпругу. Жеребец повернул ко мне голову, будто всматриваясь в мое лицо черными глазами, и жалобно заржал.

– Придется нам с тобой пройтись пешком, да, малыш?

Облака медленно уступали место раннему блеклому солнцу, позволяя мне сориентироваться и определить путь. Залитая солнцем бугристая равнина тянулась до самого горизонта, разрезанная мелкими быстрыми ручьями, которые блестели под солнечными лучами, стекаясь в глухую топь между провинциями. Я медленно повернулся в сторону юго-запада, обрамленного побелевшими горными пиками, прощаясь, и легко потянув жеребца за поводья, сделал первый шаг на восток.

Глава 12. Ни конца, ни края

Эвели

– …я думаю о врачевании… – мысленно расставляя фрагменты памяти на свои места, я очень старалась взять себя в руки и не дергаться, чтобы ничего не упустить из виду. Ариэн быстро распихивал по карманам сумки всю мелочь, изредка смотря на меня и подтверждая, что слушает. – Эта топь вокруг плохо влияет на здоровье селян. И дорога по сути всего одна. – Ариэн вытащил на свет походной бурдюк и начал аккуратно заполнять водой. – Мы можем попробовать пройти через границу как лекари.

– У тебя есть лекарская грамота? – удивленно спросил Ариэн, не поднимая головы.

Я схватилась за недавно свитую из кишок веревку и принялась скручивать в клубок.

– Нет. Но начались морозы. Это отличная возможность убедить пограничных стражей в важности моего присутствия для Азумы. Мол, не до формальностей. А обратно, – голос предательски вздрогнул, но я через силу продолжила: – повезем Киана… и Келлу как больных. Корь, чума…

– Я там не был. Неужели на востоке настолько все плохо? – Ариэн быстро глянул на меня, и я уловила в его взгляде укор.

– Я бы не оставляла Келлу там. Не думай, что мне было плевать, – спокойно пояснила я, хотя его молчаливое обвинение меня задело. – Но я не принадлежу к патрициям, мой статус бы не позволил подписать ей вольную и провести за пределы Азумы без дозволения Службы, поэтому пришлось… – я вспомнила, как пришлось просить позволения сделать бывшего воина своим личным рабом, и содрогнулась.

– А как же Киан?

– По приказу он принадлежит Службе, а не мне, – я поморщилась, стараясь до последнего держать лицо, но выдох все равно получился слишком нервным.

– Ладно, прости, с этим разберемся позже, – пробормотал Ариэн, потянувшись вглубь сундука за огнивом. – Но у лекаря должна быть повозка, да и ты еще в седле еле держишься.

– Я уже в порядке, – резко остановила я. – А по тем прогалинам мы на телеге никогда не доедем. Нет, только верхом.

Не стесняясь, я принялась быстро менять обмундирование на зимнюю кочевую одежду. Верхняя безрукавка из лисьего меха оказалась маловата и давила в плечах, но я честно надеялась на то, что сражаться не придется. Не в той я форме, чтобы что-то противопоставить. И тем не менее, пару метательных ножей от прошлого… владельца я оставила при себе, запрятав в сапоги.

– Сента откладывается? – неожиданно прозвенел настороженный голос Эрда, и я против воли вздрогнула. На секунду показалось, что воспоминания опять вылезут наружу, но в этот раз пронесло.

Я мельком скептически глянула на вошедшего. Возможно, нам бы и пригодился третий человек, но бегло объяснять все, что успело произойти, чужому человеку… Нет, на это я не способна.

Кажется, Эрд и сам понял, что ответа не дождется, и неожиданно проворно метнулся к своим вещам, укутываясь в меховой плащ и застегивая фибулу.

– Мы уходим. На восток. За Кианом, – между делом бросил Ариэн.

– Хорошо, я с вами. Помогу.

Желания спорить у меня не было, и я лишь коротко покачала головой – но так, чтобы Эрд видел.

– Вместе безопаснее. Трое калек лучше двоих, командир, – серьезно закончил он, зачесывая светлые волосы за уши и расправляя складки одежды. Его блеклые глаза, светящиеся в полумраке, испытующе смотрели на меня в ожидании приказа.

– Допустим, – бросила я, – но нужна другая одежда. Мы пересечем границу, предлагая гуманитарную помощь. Никакой Службы.

– Что? – не понял Эрд, а я на секунду остановилась, приоткрыв рот. Но тут же себя поправила:

– Лечить будем. Больных. Все по дороге. Выходим сейчас. Ариэн, готовь лошадей, а я за припасами.

Ариэн кивнул и вышел наружу, таща за собой собранную посуду и теплую одежду. Я крепко закутала мундир в тряпки, и прихватив сумку с лекарствами, вышла следом.

Ледяной северный ветер подул прямо в лицо, заставляя скорее запахнуть полы одежды. Солнечный диск на блеклом небе едва-едва освещал низину, глина под ногами покрылась коркой еще уже толстого льда. Свернув на левый ряд к местному мяснику передвижного лагеря, я закинула на голову капюшон и натянула вязанные рукава до самых костяшек. Кто бы знал, как сильно я ненавидела морозы. Даже сейчас дышать становилось почти нечем, и губы, не смазанные жиром, моментально потрескались.

Но долго думать об этом не получалось. Я шла быстро, сильнее прижимая к себе походную сумку, и не могла отделаться от мысли, что Киан, в отличие от нас, ничего не взял с собой.

Это стоило мне невероятных усилий, но я отогнала страх и панику, ступая увереннее и быстрее. В худшем случае Киан ушел вперед на полдня. После утреннего похолодания галопом скакать будет слишком опасно, и сегодня мы его точно не нагоним. До Заррэта пробираться дня три, и, если не будет диска и звезд, ночь мы тоже потеряем. По пути – до самой границы – нет никаких поселений, а торговый путь один. И, если Киан тоже выйдет на эту дорогу вовремя, мы обязательно встретимся.

«Когда выйдет», – мысленно поправила себя я, стараясь хотя бы сейчас не терять надежду.

Киан

К вечеру тучи заволокли небо, и впереди не осталось ничего, кроме мрака. Сколько бы я ни вглядывался себе под ноги, но раз за разом поскальзывался и цеплялся обеими руками за жеребца, чтобы не упасть и ничего не сломать. В том, что здесь меня не найдут даже вестники Природы, я не сомневался. Но на страх сил не оставалось. Голод все сильнее скручивал живот, заставляя впиваться ногтями в ладони. Я в очередной раз обернулся на идущего с опущенной головой жеребца, не представляя, как его прокормить. По пути попадались лишь мелкие кустарники, а деревья повыше, огибающие топь, уже давно сбросили листву. Их тонкие стволы заледенели и потеряли гибкость, так что надежду смастерить лук пришлось отмести сразу.

Впереди послышалось тихое журчание воды, и я слабо улыбнулся, стараясь при этом не закашлять. Горного хребта за мной уже не было видно, и эту темную ночь надо было где-то пересидеть. Но весь путь вокруг не попадалось никаких укрытий – лишь небольшие, покрытые сухим кустарником валуны, едва доходящие мне до плеч. Я брел на звук, осторожно уговаривая жеребца двигаться за мной. Надо будет попытаться промыть мозоли, чтобы не началось заражение.

Под ногами хрустел толстый слой снега, чуть посеревший от поднятой ветром каменной пыли. Я чувствовал, как под пяткой неприятно хлюпает вода. В голове звенела тишина, от которой мне не хотелось отвлекаться. Но мысли то и дело возвращались к теплым воспоминаниям, в те короткие эпизоды, когда появлялась надежда.

Казалось, я прожил целую жизнь с того момента, когда очнулся с перебинтованной спиной на мягкой перине господской кровати. Там было тепло, и раны от кнута почти не ныли. Я помнил, как, когда попытался подняться, меня остановили мозолистые женские руки, уложили обратно на кровать. Я помнил, как, находясь в сознании, первый раз услышал этот жесткий, но не пугающий голос. Обещание позаботиться обо мне и Келле.

Я вспоминал прошлое, и от этого опять становилось холодно.

Наконец, впереди едва замерцал маленький водопад, верхняя плита которого поднималась над землей всего метра на полтора. Но, если не пойдет снег, ночь можно пересидеть и здесь.

– Давай, родной. Еще немножко, – обратился я к Молнии, хотя вряд ли он бы меня понял. Жеребец протестующе заржал, но все-таки спустился следом.

Я присмотрел в темноте торчащий между камней корень и привязал к нему поводья. С первого раза ничего не вышло: пальцы напрочь отказывались гнуться, и я осторожно приложил их лодочкой к лицу, пытаясь согреть. Попробовал ими пошевелить и опять взялся за непослушные поводья.

Сцепив зубы, я быстро окунул руку в ледяную воду, чтобы прополоскать снятую с подпруги полоску ткани. Грязь с боков смывал уже на ощупь, стараясь не причинить новую боль. Подумать только… мне не хватило ума и самообладания выбрать в соседнем шатре ездовую лошадь, привычную к долгой дороге. Ни запасов, ни оружия. В глуши, где, наверное, вообще нет дорог.

Я заставил себя не смотреть в будущее и, молча выжав комок, замотал на прежнее место. Ногами расчистил землю от снега и, выдрав несколько клочков пожухлой травы из расщелин, примостился рядом с конем. Подтянул ворот мундира и обхватил колени, не особо надеясь, что завтра проснусь.

***

Холодно.

Сильный удар ветра разбудил меня, заставив поежиться и стряхнуть с влажной одежды медленно тающий снег. Разболелись почки, мешая выгнуться, но мне было необходимо разогреть кровь. Я рывком выдохнул через рот воздух, вставая в нужное положение и изо всех сил игнорируя озноб. Суставы как будто застыли, и каждое выверенное движение в имитации удара приносило глухую боль – такую, что в первый раз не получилось сдержать стон. Жеребец тут же обернулся на меня, как будто даже удивленно.

Я старался не усердствовать, чтобы сберечь оставшиеся силы. Память отказывалась давать ответ, но я был почти уверен, что идти пешком придется несколько дней: загонять жеребца у меня бы не хватило совести. Я бессильно опустился на прежнее место, с упоением протянув ноги. Природная стена за спиной хоть как укрывала от ветра, создавая иллюзию тепла и защиты. Я повернул голову влево, глядя на иссякающий поток воды, до Ледяной декады пробивший в податливой земле глубокую борозду. Глядя на тонкую пенящуюся струю, я не сразу заметил растущие под ней кусты брусники. Желудок требовательно заурчал, когда на крайних ветках я заметил сморщенные, покрытые инеем красные ягоды.

Набралась всего одна маленькая горстка, и ощутить вкус, хоть как-то продлить удовольствие у меня не получилось. Мороз так и подстегивал либо двигаться как можно быстрее, либо остановиться – но уже навсегда.

Я приподнялся на корточки и цокнул языком, привлекая внимание жеребца. Стебли никак не получалось порезать ногтями, но выдергивать маленькие редкие кусты с корнем было жалко.

– А это для тебя… – я собрал в охапку несколько коротких веточек с почти опавшими листьями и протянул их Молнии.

Низкое солнце почти не грело землю, и лед под ногами даже не собирался таять. Я поднялся по камням на возвышенность, стремясь хоть что-то разглядеть, но либо глаза подводили, либо кроме тонкой серо-зеленой полосы впереди ничего не было. В Минами, да и Нишши, такой горизонт никогда не пугал – скорее, оставлял абсолютно равнодушным, когда за плечами есть все для ночлега и охоты. За спиной поблескивали белыми шапками горы, и на какое-то мгновение мне захотелось вернуться. Я сделал один шаг вперед, в прошлое, но тут же остановил охватившее меня наваждение. Если Природа благословит, я выживу.

К концу дня жеребец опять встал, недовольно потянув меня назад так, что я чуть не свалился с ног.

– Что… такое? Идем… – тихо прохрипел я, пытаясь задушить зарождающийся кашель и не оглядываясь назад. Но сил не хватило.

Жеребец протестующе заржал и навалился на одну ногу, поджимая кверху другую. Догадка заставила завыть в голос. Я облокотился о колени, пережидая боль в животе, и двинулся к жеребцу, очень надеясь, что его успели подковать. Но мелкий острый камень почти прорезал ороговелый покров на передней конечности и намертво застрял.

– Нет… нет-нет…

От охватившего меня отчаяния я, даже не задумываясь, пнул припорошенную снегом кочку. Боль вгрызлась в пальцы, и по стопе потекло что-то горячее.

– В пекло! – прорычал я сквозь зубы, оседая на снег и хватаясь за сапог. Я и сам не заметил, как успел натереть на стопе кровавые мозоли. А теперь, кажется, еще вывихнул пальцы.

Очередной порыв ветра, и кожа опять покрылась мурашками. Я задрал голову, прикрыв глаза, и попытался успокоиться. «Эта долина никогда не кончится. Никогда», – настойчиво билась в голове мысль, но пришлось заставить себя обкрутить лопнувшие мозоли тканью и подняться. Чуть прихрамывая, я подошел к жеребцу, поглаживая по спутавшейся отросшей гриве.

– Руками мне камень не вытащить, прости… – успокаивающе проговорил я, наклоняясь к его морде.

Я с трудом отдышался и принялся отстегивать седло: теперь оно точно уже не пригодится. Пальцы дрожали, и я ничего не чувствовал подушечками, кроме слабого покалывания. Для крепости перекрутил мокрый бинт и аккуратно подтянул конечность, чтобы жеребец больше на нее не ступал.

Близилась ночь. Небо позади разгоралось, словно пожар, а с востока медленно тянулась темнота. Я без особой надежды и с липким страхом вгляделся вперед, пытаясь обозначить начало топи, но снег слишком хорошо припорошил землю. Я уже почти отвернулся и тут заметил впереди рыхлую, совсем свежую колею, тянущуюся куда-то вперед. Сердце подскочило от радости и никак не желало останавливаться.

Быстро идти не получалось: в темноте каждая кочка так и норовила попасть под ногу, но, когда я наконец ступил на протоптанную дорогу, идти нам обоим стало чуть легче. Нога подгибалась, а надсадный кашель заставлял останавливаться и сгибаться пополам. Тут же, не давая опомниться, напоминал о себе пустой желудок. Я наклонился, собирая колкий снег, и с силой втер его в щеки и виски. На подъем – пусть и совсем небольшой – не хотелось даже смотреть. Но любое промедление будет стоить нам обоим жизней: как над головой сомкнется ночь, я не смогу различить на земле дорогу.

Когда впереди слабо замерцал свет, над которым поднимался дым, я отпустил поводья и побежал. Снег забивался в сапоги, и все тело горело, не переставая ныть. Глотку рвало от боли, но я не останавливался, силясь перекричать ветер.

Я не чувствовал желания жить, которое, говорят, приходит к человеку, срывающемуся с обрыва, но не хотел умирать здесь. Не так. Я звал и звал, растопырив руки в стороны для хоть какого подобия равновесия, но, в конце концов, споткнулся и кубарем покатился со склона, глотая снег.

Что-то острое сильно процарапало бровь, и глаз тут же залила кровь. Я захрипел, уже даже не пытаясь встать. Обида захлестнула меня, и я едва удерживал слезы, пытаясь просто понять: «за что?». Сердце ухало в груди так громко, что я, словно оглушенный, больше ничего не слышал. Только почувствовал, как проваливаюсь куда-то, прежде чем чьи-то руки расторопно перевернули меня на спину. Последним я увидел чей-то расплывающийся силуэт и черное беззвездное небо.

Эвели

– Я надеялся, что учуют, – раздосадованно буркнул Эрд, вглядываясь в горизонт сквозь мерно падающий с самого утра снег.

Лай двух гончих, рыскающих носами по припорошенной промерзлой земле, сильно сбивал. Никогда бы не подумала, что несколько часов в седле могут стать проблемой, но они стали. Голова кружилась, и в галопе я с трудом удерживала равновесие, один раз чуть не упав. Но, перейдя на шаг, мы словно застыли здесь в вечном движении. Минуты шли, а вокруг ничего не менялось – даже наши следы постепенно заметало снегом.

Покрепче натянув варежки, я только крепче ухватилась за поводья, стараясь не накручивать себя. В таком положении смотреть в одну точку, абстрагируясь от происходящего, было проще всего, но обрывки нестройной беседы нет-нет да проскакивали.

– …домой. А то, если снег повалит, уже не доберутся… – произнес Ариэн осипшим голосом, и следом послышался свист.

Я знала, что самобичевание сейчас не поможет, но любая естественная мысль заканчивалась именно этим. Без меча на поясе я чувствовала себя абсолютно беззащитной, и слабость в ведущей руке давала о себе знать, хотя рана от стрелы уже давно затянулась за эти три недели. Но физическая боль хотя бы отвлекала.