Текст книги "Змеиные Корни (СИ)"
Автор книги: Maggie Swon
Жанры:
Мистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
– Я приду утром, – сказала она профессорской спине и вышла, прикрыв за собой дверь.
В коридоре было холодно, и Гермиона сразу же пожалела, что не стала надевать мантию, но прохладный, немного сырой воздух подземелий неожиданно приятно взбодрил её, развеяв апатию и сонливость, сковавшие её в душной, пропахшей травами и кровью лаборатории. Невольно прибавляя шаг, она решила перед сном всё же заглянуть в Больничное крыло или хотя бы в Гриффиндорскую башню, чтобы убедиться, что с учениками её факультета всё в полном порядке, но, поднявшись по лестнице в Холл, неожиданно столкнулась с мадам Помфри.
– О, мисс Грейнджер! – расстроенно воскликнула медиковедьма. – Помона только что сообщила – четыре второкурсника её факультета заболели. Идёмте, мне понадобится ваша помощь!!!
На секунду Гермионе показалось, что её наотмашь ударили по лицу.
– Заболели?
Сердце испуганно сжалось и пропустило один удар. Ученики?! Это невозможно!
– Наверное, это опять какие-нибудь Волшебные Вредилки Умников Уизли? – спросила она, с надеждой глядя на медиковедьму.
Мадам Помфри сокрушённо покачала головой.
– Дети без сознания. Помона сказала, что их рвало кровью, а у двоих уже появилась чешуя!
Медиковедьма поправила на плече тяжелую холщовую сумку и поспешила к лестнице, расположенной с противоположной стороны от дверей Большого зала.
– Я отправлю патронуса профессору Снейпу и догоню вас, – Гермиона замешкалась лишь на секунду.
Патронус получился бледным и слабым. Усталость и испуг хозяйки читались в каждой его голубоватой размытой линии. Гермиона проводила взглядом маленькую измученную выдру, скользнувшую по ступенькам лестницы в слизеринскую часть подземелий, и крикнула ей в след:
– Срочно, гостиная Хаффлпаффа, заболели дети. Мы ошиблись!
Мысль о том, что они и правда ошиблись, калёным железом страха прожгла её изнутри. Она ошиблась! Как это вообще возможно? Ведь ответ был так логичен, так очевиден: чётки, монета, Невилл. Профессор и сам почувствовал запах!
– Мадам Помфри, вы нашли монету Невилла? – спросила Гермиона, догоняя медиковедьму.
– Пока нет, Августа вызвалась поискать сама, но она ещё не вернулась, – было понятно, что мысль о монете кажется мадам Помфри теперь несущественной.
Они спустились по лестнице и оказались в широком, хорошо освещённом коридоре, украшенном многочисленными яркими натюрмортами и картинами с едой. Здесь пахло кофе и свежеиспечёнными булочками: наверняка домашние эльфы Хогвартса уже начинали готовить завтрак.
Вход в гостиную Хаффлпаффа находился в самом конце коридора. Справа от входа на кухню, в глубокой нише располагались десятки лежащих друг на друге деревянных бочек, вмурованных в стену так, что из каменной кладки торчали лишь их большие круглые днища. Гермиона знала, что если постучать по бочке в центре второго ряда в особом ритме имени Хельги Хаффлпафф, то круглое днище откроет проход в гостиную факультета, а если ошибиться и выбрать неправильный ритм, то бочка обольет тебя винным уксусом. Но сейчас в пароле не было необходимости – круглая дверь была распахнута настежь, а гостиная, несмотря на глубокую ночь, была ярко освещена и напоминала растревоженный улей.
Казалось, все студенты Хаффлпаффа, облачённые в ярко-жёлтые пижамы, столпились в одном месте. Большая, с низкими потолками, гостиная выглядела переполненной, а страх настолько ощутимо витал в воздухе, что даже кактусы, обычно весело пританцовывающие на круглых полках, стояли сейчас неподвижно.
– Где мадам Спраут? – спросила медиковедьма, увидев старосту.
– Она в комнате второкурсников, – высокий, бледный юноша по фамилии Перкинс указал на одну из круглых дверей, расположенную справа от камина, и, привстав на цыпочки, громко прокричал:
– Пожалуйста, расступитесь, пропустите мадам Помфри!
Студенты зашумели с новой силой, а кто-то из младших учеников, завидев школьную медсестру и вовсе заплакал, словно её появление подтвердило слухи, которых они так опасались.
– Успокойтесь, не надо бояться! – всё так же громко повторил Перкинс. – Ничего страшного не случилось, просто Уитби и Бренстоуну нездоровится. Будет лучше, если вы все сейчас разойдетесь по своим спальням!
Было понятно, что Перкинс уже не в первый раз предпринимает попытку развести студентов по комнатам, но перепуганные, взволнованные, разбуженные среди ночи дети не хотели оставаться в одиночестве в наглухо запечатанных спальнях наедине со своими мыслями и страхами. Ожидать новостей всем вместе казалось спокойнее и безопаснее. Старшие студенты стали рассаживать первокурсников в яркие, пчелиной расцветки кресла, кто-то жарче растопил камин. Гермиона прошла сквозь толпу напуганных детей, провожавших её полными ожидания и страха взглядами, и, пригнувшись, вошла в круглую дверь спальни для мальчиков. Комната была довольно просторной, с таким же низким потолком, как и гостиная, а единственное окно, столь же круглое, как и дверь, располагалось почти на уровне земли, но сейчас в него можно было разглядеть разве что белый сугроб снега, намерзший в причудливой форме большого гриба.
Студентов было четверо. Один из них сидел на своей кровати, испуганно подтянув колени до самого подбородка, и тихо плакал. Ему было от силы лет двенадцать, и на его узком бледном лице проступили пугающие красные пятна, но присмотревшись повнимательнее Гермиона сразу поняла, что это не признаки болезни, а следы слёз и, возможно, ладоней, которыми мальчик постоянно закрывал лицо. Риккет. Арвин Риккет, старательный мальчик, чем-то похожий на Невилла. Тихий и не пользовавшийся особой популярностью у одноклассников, из тех, кому в учёбе требуется усидчивость и труд и не даётся всё само по себе. Впрочем, Гермиона знала его недостаточно хорошо: всё же он не был гриффиндорцем. Она попыталась утешающе улыбнуться ему, но вышло плохо, сейчас она и сама была слишком напугана. Казалось, из всех детей, живущих в этой комнате, он был единственным, кто не выглядел заболевшим. Второй мальчик, такой же маленький и беззащитный, лежал сейчас навзничь на своей кровати, и всё его канареечно-жёлтое одеяло было залито кровью. Он был в сознании, но его мутные, полные боли глаза, устремлённые в потолок, казались безвольными и странно остекленевшими. Гермиона растерянно смотрела на неподвижно застывшую на кровати фигуру, понимая, что никак не может вспомнить имени мальчика. «Джарвис? Джервис?» – мозг превратился в какую-то кашу. Она не готова была к тому, что сейчас видела. Наверное, она уснула в кабинете профессора Снейпа и ей снится кошмар, так похожий на дешёвый фильм ужасов про вампиров… Гермиона зажмурилась, надеясь прогнать видение, и тут же услышала голос мадам Помфри:
– Мисс Грейнджер, пожалуйста, помогите мне!
Гермиона испуганно распахнула глаза и увидела, что медиковедьма осторожно опускается на колени между кроватями. Ещё один мальчик сидел на полу, привалившись спиной к стене, увитой зелёным плющом. Пижама на нём была расстегнута, и Гермиона поняла, что вся его грудь покрыта красными буграми проступающей чешуи. Было страшное ощущение, что ребёнка сварили заживо. Мадам Помфри осторожно пощупала его пульс и тихо сказала:
– Ритм ровный. Пожалуйста, дайте ему жаропонижающее и примените очищающее заклинание, не нужно, чтобы другие дети видели всю эту кровь.
Она положила колбу с лекарством на край кровати и встала.
Четвертого мальчика на руках держала сидевшая на кровати Помона, он был самым старшим из них и его Гермиона знала хорошо. Джеймс Хиггс – вся его родня училась на Слизерине, две старших сестры и брат. «Как Сириус», – невольно промелькнуло у Гермионы в голове. Мальчика била сильная дрожь, и мадам Спраут с трудом удавалось удерживать его сотрясающееся в конвульсиях тело. Её круглая шляпка упала на пол, мантия была вся перепачкана кровью, на бледном, землистого оттенка лице застыло не менее испуганное выражение. Она наколдовала для Хиггса деревянный черенок размером с волшебную палочку, и мальчик стискивал его зубами. Из-под неплотно сжатых, кривящихся губ по подбородку стекала слюна.
– Он чуть не проглотил язык, – дрожащим голосом сказала мадам Спраут, и Гермиона поняла, что декан Хаффлпаффа беззвучно плачет.
– Помона, положи его на кровать! – голос медиковедьмы звучал спокойно и уверенно. – Мисс Грейнджер, вас ждёт пациент.
Гермиона заставила себя вздохнуть полной грудью и взять с кровати оставленное мадам Помфри зелье. Ей доводилось уже давать лекарства находящимся без сознания пациентам, и сейчас она точно знала, что именно необходимо делать. «Надо занять себя работой», – подумала она. Если сейчас она не успокоится и не соберётся, у неё начнётся истерика. Видеть, как нечто подобное происходит с её друзьями, было тяжело, но видеть, как это происходит с беспомощными детьми оказалось просто невыносимо. Когда это случилось с Гарри, она верила, что они со всем справятся, во всём разберутся, ведь тогда у них была надежда. Сейчас, когда она полностью осознала, что они ошиблись, пришло и другое понимание – они обречены.
Гермиона достала палочку и поняла, что руки её предательски дрожат. Она должна проснуться, Мерлин, ради Бога, она должна немедленно проснуться!
– Что здесь происходит?! Почему в три часа ночи вы все не в постелях?!
Громкий, полный ледяного спокойствия голос Снейпа, эхом разнёсшийся по подземелью, оказался для неё спасением.
– Немедленно разойтись по своим спальням!
Студенты в гостиной зашумели, то ли возмущаясь, то ли пытаясь объяснить профессору, что происходит, но Снейп ожидаемо не стал никого слушать.
– Я сказал: немедленно разойтись по спальням! – произнес он, перекрывая всеобщий гвалт. Гермиона не знала, использовал ли он Сонорус или ему хватило собственной силы голоса, но студенты вдруг разом замолчали. – Я считаю до пяти, и каждый, кто после этого останется в гостиной, лишит свой факультет пятидесяти баллов. Раз…!
Студенты кинулись в свои комнаты, и через открытую дверь спальни Гермиона увидела, как в гостиной беспорядочно замелькали яркие канареечные пижамы. Все студенты этой школы слишком хорошо знали, что убеждать профессора Снейпа не имеет никакого смысла.
Он вошёл в спальню, пригибаясь, и одним коротким, отточенным движением прикрыл за собой круглую дверь – высокий, бледный, но абсолютно спокойный. Гермиона без сил опустилась на пол и сжала в дрожащих пальцах палочку с такой силой, что едва не переломила её пополам.
– Как вы оцениваете их состояние, мадам Помфри? – сказал Снейп, осматриваясь в спальне.
– Хиггс неважно, остальные более или менее стабильны. Впрочем, его конвульсии вызваны не проклятием: он эпилептик. Чешуя разной степени интенсивности есть у всех троих. Риккет либо заразился позднее, либо всё ещё по какой-то причине здоров. Одно очевидно – мы ошиблись, и дело не в протеевых чарах, – на последней фразе спокойный, уверенный голос мадам Помфри дрогнул.
– Отчего же? – удивился Снейп. – Уверен, что дело именно в них.
Он быстро взял с прикроватной тумбочки стакан, заклинанием наполнил его водой и протянул вздрагивающей в беззвучных рыданиях мадам Спраут. На Гермиону он даже не взглянул.
– Мистер Риккет, – Снейп повернулся к сидящему на кровати мальчику и полным угрозы, не предвещающим ничего хорошего голосом сказал:
– Где монета, мистер Риккет, фальшивый галлеон? Где ваши друзья прячут его?
Гермиона непонимающе смотрела на Снейпа. Казалось, он хватается за соломинку, не желая отказываться от надежды, только сейчас подобная слепота была для них ещё хуже отчаяния.
– Профессор… – начала она, но Снейп осадил её резким движением руки.
«Заткнитесь!» – говорила вся его напряженная фигура.
– Я не знаю, о чём вы говорите, профессор, – дрожащим от испуга голосом пробормотал Арвин Риккет. – У меня нет никакой монеты!
– Не врите мне, Риккет! Спрашиваю ещё раз – где фальшивый галлеон? – Снейп медленно приблизился к сидящему на кровати мальчику и, нагнувшись над ним, направил ему в грудь кончик волшебной палочки.
– Я не знаю, о чём вы говорите! – сорвался на крик Арвин.
– Я переверну здесь всё вверх дном и всё равно найду его, – зашипел Снейп, – как и сотни других ваших маленьких грязных секретов, так что лучше признайтесь сами!
– Северус! – ахнула мадам Спраут.
– Не вмешивайся, Помона! – профессор резко обернулся и быстрым движением руки набросил на отшатнувшуюся мадам Спраут невербальное Силенцио.
– Ваш декан не поможет вам, мистер Риккет, у вас осталось ровно три секунды до того момента, когда я начну переворачивать вверх дном эту комнату, – Снейп вновь направил кончик палочки мальчику в грудь и, склоняясь к самому его лицу, быстро заговорил. – Я знаю, что Джарвис Уитби – кузен Терри Бута. Мне плевать, украл ли Уитби эту монету у Бута, или тот сам подарил её ему, рассказывая о своих воинских подвигах! Мне просто нужна монета! Я видел, как сегодня ваши друзья пытались пробраться в Больничное крыло, – Снейп намеренно выделил слово «друзья», не пряча в голосе ни издёвки, ни сарказма. – Желали взглянуть на великого Поттера? Я знаю, что они слышали рассказ профессора Лонгботтома о военном сопротивлении, об Отряде Дамблдора и фальшивом галлеоне. Все ваши «друзья», мистер Риккет, заразились от фальшивого галлеона! Так почему же вы всё ещё здоровы? Не удостоились чести? Вас не пригласили в клуб? И теперь вы боитесь, что если расскажете мне о монете, то вас уже никогда и не пригласят?
Арвин заплакал.
– Соберитесь, мистер Риккет! – рявкнул Снейп. – Вы знаете, где Уитби прячет монету! Ну же, не вынуждайте меня!
– В правой ножке его кровати… – одними губами прошептал Арвин и зарыдал в голос.
– Мерлин! – выдохнула мадам Помфри.
Снейп молча приблизился к кровати Джарвиса, заклинанием вскрыл тайник и осторожно извлёк его содержимое. На залитое кровью одеяло один за другим легли: флакончик с Зельем запретных снов, Удлинители Ушей, несколько навозных бомб, канареечные помадки и фальшивый галлеон.
– Мы только что закончили варить антидот, – сказал Северус, впервые за всё это время поворачиваясь к Гермионе и спокойно глядя ей прямо в глаза. – Он поможет стабилизировать всех пострадавших. Думаю, нужно попросить директора открыть прямой проход через камин в Больничное крыло. Скажете, мадам Помфри, когда вы будете готовы перемещать пациентов.
========== Глава 14. Ночной гость ==========
Глава посвящается моим дорогим бетам. Спасибо им за бесконечно терпение, вдохновение, и невероятный труд.
Гермиона без сил опустилась на измятую, испачканную кровью кровать и устало прикрыла глаза. Хотелось прижаться головой к стене или подобно сомнамбуле начать раскачиваться из стороны в сторону, а ещё лучше отчаянно зареветь, освобождаясь, выплескивая наружу раздиравшие её эмоции – сейчас она казалась себе настолько переполненной, что могла взорваться в любую секунду. Ярость и злость душили её, стремясь вырваться на свободу всепоглощающим желанием ломать мебель и разрушать стены, взрывать магией попавшиеся под руку предметы, крушить их, уничтожая, дробя на тысячи мелких осколков! А ещё где-то под волной всего этого плохо контролируемого гнева скрывался страх – бесконечный, испепеляющий, лишающий воли. Она не готова была ко всему этому: болезням, потерям, возможным смертям, постоянному ожиданию худшего. Она хотела, чтобы всё это наконец закончилось…
Снейп и МакГонагалл организовали перемещение заболевших детей через большой низкий камин факультетской гостиной, и, пока они оба были заняты отправкой пациентов к мадам Помфри в Больничное Крыло, профессор Спраут и Перкинс обходили спальни студентов, успокаивая напуганных детей, объясняя им, что бояться нечего и болезнь не заразна. А вот для Гермионы дела не нашлось, Снейп повторно попытался отправить её спать, но он был слишком занят, чтобы проследить за её уходом, и Гермиона незаметно вернулась в спальню второкурсников, не придумав ничего лучшего, чем ждать здесь в надежде, что старшим коллегам понадобится её помощь.
Нужно было очистить комнату от крови и рвоты, и Гермиона даже достала палочку, собираясь вернуть спальне изначальный вид, но так и осталась сидеть на кровати, растеряно глядя куда-то прямо перед собой. В такие минуты она завидовала Снейпу, его холодности, способности избегать лишних эмоций, циничной отстраненности от окружающей действительности и человеческого несовершенства. Смотри она на происходящее через столь же толстую призму недоверия к людям, и ей не прошлось бы каждый раз переживать эмоциональный шок, сталкиваясь с подлостью и несправедливостью этого мира.
Захария Смит всегда казался ей совершенно обычным – трусливым, капризным, возможно, немного испорченным. Но убийцей? Ни странное мифическое чудище Гриндевальд, о котором она лишь читала в книгах, ни Том Реддл, так давно уничтоживший в себе всё человеческое, что не стоило и удивляться, что он позабыл, каково это – поступать как человек, а всего лишь простой мальчишка, с которым она когда-то училась в Школе. Расщепить собственную душу на двадцать восемь частей… Думал ли об этом Смит, когда варил змеиное зелье? Знал ли он о последствиях? Мучила ли его совесть?
Гермиона невольно вспомнила, как сама накладывала чары на пергамент, который подписывали члены ОД, и тяжесть раскаяния железными тисками сдавила ей сердце. Такое безобидное на вид проклятье! Ей всего-то и нужно было, что позаботиться о безопасности Гарри!
– Магия лишает процесс ощущения сопричастности, – сказал однажды профессор Флитвик. Маленький смешной волшебник видел истинную сущность многих вещей намного глубже, чем дано было ей.
А ведь она так гордилась собой, когда на лице у Мариэтты Эджкомб высыпали прыщи… Гермиона в отчаянии зажмурилась. Мысли – хаотичные, рваные – беспощадно гнали её по закоулкам памяти. Вот так всё и начинается – с великого самомнения и потребности защитить то, что тебе дорого. Она не меньше Смита была виновата в случившемся – ведь именно она заколдовала двадцать восемь галлеонов.
Стало холодно. Гермиона обхватила себя руками и, подтянув колени к груди, попыталась согреться. Думать о том, чтобы наложить на себя согревающие чары, совершенно не хотелось. Снейп сказал бы, что она примеривает вериги, но ей было всё равно. Если бы можно было отрубить себе руку, державшую в тот день палочку, чтобы всё исправить, она бы сейчас это сделала.
– Жалеете себя или Смита?
Гермиона вздрогнула от неожиданности. Она не заметила, как профессор вошёл в комнату и сейчас, когда он стоял, прислонившись спиной к стене рядом с дверным косяком, разглядывая её со свойственной лишь ему бесцеремонностью, неожиданно почувствовала жгучую обиду. Она знала, что Снейп не использует легилименцию, и всё же было неприятно, что он с такой лёгкостью вторгается в её мысли, препарируя её чувства, не оставляя ей ни капли личного пространства, словно она и не человек вовсе, а скучная, предсказуемо написанная книга.
«Жалеете себя?»
Гермиона не знала, требовал ли заданный вопрос ответа или это была лишь свойственная профессору манера оттачивать на ней свой сарказм, но она всё же ответила:
– Скорее уж стараюсь унять ярость, – и, не сдержавшись, добавила: – Вам не понять, профессор, каково это – ощущать тяжесть вины за чужие грехи. Для самобичевания вам, вероятно, всегда хватало и собственных.
Слова её прозвучали на редкость неприятно, Гермиона и сама не ожидала от себя подобной мерзости. Всё-таки совесть, отягощённая виной, всегда превращала её в поразительно неприятного человека, даже более неприятного, чем при желании в глазах окружающих мог выглядеть сам Снейп. От него, по крайней мере, подобной желчности ожидали всегда.
Она думала, что профессор заслуженно скажет в ответ что-то язвительное или прочтёт ей лекцию об эмоциональной незрелости, и приготовилась смиренно принять её, но тот продолжал просто стоять, не делая попыток и дальше поддерживать этот бессмысленный разговор, и Гермиона вдруг поняла, что думает он сейчас вовсе не о ней… и собственная несдержанность показалась ей ещё более унизительной.
– Простите, профессор, – сказала Гермиона с искренним сожалением. – Я, наверное, действительно очень устала.
Не говоря ни слова, Снейп медленно вынул из кармана палочку и невербальным заклинанием очистил комнату. Невидимая метла смела мусор в невесть откуда взявшееся ведро, простыни и одеяла, поднявшись над кроватями, с едва различимым хлопком растворились в воздухе, а с рвотой и кровью справилось обычное «Экскуро». И Гермиона отчётливо осознала, что сидит на голом матрасе, совсем по-детски прижав колени к груди, и выглядит при этом отвратительно жалкой.
– Вы дрожите, – сказал Снейп, с укором глядя на неё.
Гермиона удивленно перевела взгляд на собственные руки и поняла, что они действительно дрожат.
– Вам не стоило пренебрегать мантией!
На мгновение Гермионе показалось, что профессор снимет собственную тёплую мантию из шерстяного сукна и протянет ей. Но это было бы слишком «сентиментально». Вместо этого Снейп нагнулся и, взяв с подлокотника кресла кем-то забытый галстук, быстрым взмахом волшебной палочки трансфигурировал его в свитер – большой, мягкий и канареечно-желтый.
– Надевайте, – сказал он без всякой заботы в голосе, и Гермиона вновь почувствовала болезненное разочарование. С таким же успехом он мог применить к ней обычные согревающие чары.
Однако свитер оказался неожиданно тёплым и пронизанным чужой магией, словно частичка чьей-то души прижалась к ней, отдавая немного себя.
*
– Почему вы сказали, что мы будем гадать? – спросила Гермиона, чтобы хоть как-то отвлечь себя от тяжёлых раздумий, пока, послушно следуя за профессором Снейпом, она поднималась по лестнице, ведущей к Большому Залу.
– Потому что это действительно самый быстрый способ понять, какие именно компоненты входят в состав интересующего нас зелья.
Снейп так и не прокомментировал ни её опрометчиво грубого высказывания, ни последовавших за ним неловких извинений, словно и не было ничего сказано. Но разговор поддержал неохотно. Впрочем, может и на нём просто сказывалась усталость.
– Нет никакого смысла тратить несколько дней на приготовление зелья, если единственная цель – подобрать противоядие. Нужно лишь вычленить компоненты, приводящие к неудовлетворяющему нас результату, и найти способ обратить их воздействие.
– Но ведь зелье такой сложности наверняка содержит не менее сотни компонентов?!
– Совсем не обязательно, – Снейп недовольно повёл плечами, ему всегда не нравилось объяснять очевидные вещи. – Вы мыслите слишком узко и прямолинейно, в любом, даже самом сложном зелье основных компонентов, действительно определяющих его сущность, обычно бывает не больше десяти. Всё остальное – это всего лишь связующие и стабилизирующие ингредиенты, в точной идентификации которых нет никакой необходимости.
Он помолчал, словно прикидывая, стоит ли сейчас пускаться в дальнейшие объяснения, но в конце концов решил, что крепость сна его собеседницы напрямую зависит от степени удовлетворения её любопытства и неохотно продолжил:
– Чтобы сварить эффективное снадобье, нужно прежде всего чётко понимать основные законы и правила, на которых построено зельеварение. Нельзя просто взять несколько ингредиентов и бездумно бросить их в котёл – в лучшем случае зелье тут же свернётся, как прокисшее молоко, а в худшем – взорвётся вместе со всей лабораторией. Что будет, если в котёл положить печень животного, не добавив черводреи или летоцвет вечнозеленый?
– Она свернётся, – ответила Гермиона, привычно вспоминая страницы учебника.
– Правильно, мисс Грейнджер, приятно осознавать, что, в отличие от Поттера, вы не предавались на моих уроках мечтам о славе, а изучали предмет. А что будет, если в котёл положить необработанный лунный камень и затем сразу же влить змеиную кровь?
– Котёл взорвется, потому что негашеный лунный камень несовместим с ингредиентами животного происхождения.
– И снова верно, мисс Грейнджер. Именно поэтому любой мало-мальски опытный зельевар, опустив в котёл лунный камень, следом обязательно добавит вулканический пепел, чтобы погасить взрывоопасные испарения. Но в нашем случае совершенно не важно, какие именно связующие или стабилизирующие ингредиенты использовались в зелье, был ли это летоцвет или корень солодки, пепел или промытая сера, так как на противоядие это ровным счётом никак не влияет. Нам нужно обратить воздействие именно змеиной крови и лунного камня, а не вспомогательных и потому абсолютно безвредных ингредиентов. Всё, что нам потребуется сделать, – это понять, какие именно основные компоненты могли вызвать наблюдаемый нами эффект и затем убедиться в их наличии в зелье. А для этого нам в первую очередь понадобятся здравый смысл, хорошее обоняние, немного опыта и книги. Здравый смысл редко бывает свойственен гриффиндорцам, но я уверен, вы вполне в состоянии компенсировать его отсутствие своей усидчивостью.
Гермиона не стала спрашивать Снейпа об остальных качествах, было и так очевидно, что из них двоих именно он обладает опытом в зельеварении и прекрасным обонянием. Последнее он уже с успехом продемонстрировал, определив по запаху болотницу и чреводрей. Как не унизительно это звучало, но профессор был прав – из всех необходимых для успеха качеств она обладала разве что усидчивостью.
От осознания собственной никчёмности Гермиона так тяжко вздохнула, что пустующий Холл Хогвартса, неожиданно подхватив её вздох, многократным эхом умножил охватившую её тоску.
– Да прекратите уже наконец! – с раздражением воскликнул Снейп, резко останавливаясь. – Винить себя в случившемся – в высшей степени идиотский поступок. Это всё равно, что мастер Олливандер счёл бы себя повинным во всём том тёмном колдовстве, что британские волшебники творили последние четыре столетия! Ведь именно его семья всё это время изготавливала им палочки!
– Ещё скажите, что это совершенно по-гриффиндорски, – насупившись и краснея, сама не зная, от злости или стыда, пробормотала Гермиона. Она не желала сейчас оправдываться и не хотела получать индульгенцию. – Я на блюдечке преподнесла ему и метод, и средство. Я заколдовала пергамент и прокляла Мариэтту, потому что мне казалось это правильным, вы не понимаете, профессор, я не защищала, я наказывала, возомнила себя богом, а Смит лишь повторил то, что я сделала пять лет назад. А ведь меня тогда даже не наказали. И галлеон…
– Вы мните о себе слишком много, – устало прервал её Снейп, – двойные стандарты в отношении гриффиндорцев в этой Школе широко известны, однако едва ли на этот раз всему причиной был ваш наглядный и безнаказанный пример. Мы оба знаем – всё дело в Поттере. Мальчишка вновь сунул нос в чужие дела, и обвинить вас можно лишь в том, что за десять лет вашей дружбы вы так и не удосужились научить его думать.
Гермиона потупилась и неожиданно шмыгнула носом.
И Снейп усилием воли заставил себя замолчать.
– Ну хорошо, – сказал он спустя секунду, смягчая свой тон, – раз вы так верите в божественное возмездие за совершенные вами грехи – а только этим я могу объяснить неожиданно охвативший вас приступ отчаяния, – то значит вы верите и в искупление. Выясните, что движет Смитом, и кто знает, быть может, вы ещё спасёте его бессмертную душу.
Неожиданно скрипнула тяжелая входная дверь, и Гермиона невольно вздрогнула, когда из темноты едва освещённого холла на них пугающе надвинулась огромная тень. Снейп вскинул палочку и сорвавшееся с неё невербальное «Инсендио» мгновенно воспламенило висевший на стене факел. Тени рассеялись, и Гермиона узнала высокую фигуру Хагрида в лохматой кротовьей шубе.
– Тут это, – виновато сказал лесничий, выходя на свет, – к вам гость. Я не хотел впускать, карантин же, но директор сказала, вы ждёте.
Хагрид неловко посторонился, и в неярком свете только что зажжённого факела Гермиона увидела… Дафну Гринграсс.
Она медленно выступила из-за широкой спины полувеликана, и отблески света яростными всполохами заиграли на её усыпанной снегом роскошной меховой мантии. Высокая, точёная, своим изысканным величием она походила на Снежную Королеву.
– Вы направляли письмо Драко, но на самом деле желали увидеть меня, не так ли, Северус…
Двусмысленность фразы, как и лёгкое придыхание перед именем профессора, едва заметное, но такое чувственное, не могли укрыться от внимания Гермионы. Она растерянно сделала шаг в сторону, осознавая, как жалко выглядит в своём желтом канареечном свитере рядом с этой элегантной красавицей.
– Добрый вечер, мисс Гринграсс, – ответил Снейп, склоняя голову в едва заметном поклоне, и сердце Гермионы болезненно сжалось: в низком бархатном баритоне профессора неожиданно проступила ответная волнующая мягкость.
========== Глава 15. Сделка ==========
Дафна прошлась по комнате, без должного почтения, но всё же с интересом рассматривая обстановку его гостиной. Книги, мебель, флаконы с редкими зельями – здесь многое изменилось с тех пор, как он перестал быть её деканом. Впрочем, изменилась и она сама, ничто больше не напоминало в этой изысканной утончённой женщине о пылкой, жаждущей знаний девочке, что так усердно изучала зелья на его уроках. Сейчас она двигалась медленно, с завораживающей плавностью, и в изящных изгибах точёной фигуры сквозила почти божественная грация. И Снейп невольно поймал себя на мысли, что с трудом может отвести от неё взгляд. Осмотревшись, Дафна поправила идеально уложенные волосы и низким, подрагивающим от волнения голосом, сказала:
– Северус, – и на мгновение показалось, что она пробует его имя на вкус. – Наконец-то мы с вами остались одни.
– Уймитесь, мисс Гринграсс, – с усталым вздохом сказал Снейп, – ваше поведение едва ли уместно. У вас больше нет зрителей.
Он сделал приглашающий жест рукой, указывая на пустое кресло возле камина, а сам, открыв ключом маленький секретер, достал из шкафчика початую бутылку виски.
Дафна помедлила, но всё же села.
– Итак, Драко показал вам моё письмо, – Снейп покачал головой, давая понять, что сказанное не было вопросом. – Однако я не ожидал, что вы решитесь приехать сами. Одна, ночью, в горах Шотландии…
Он неторопливо налил виски в единственный стакан, наполнив его почти на четверть, подумал немного и залпом выпил.
– А это означает, что в вашу маленькую тайну не посвящён ни сам Драко, ни члены его семьи, ни уж тем более члены вашей. Что ж, это многое объясняет.
Дафна смотрела на него спокойно, ничем не демонстрируя волнения, но больше и не пытаясь его очаровать. Она была достаточно умна, чтобы понять – нет смысла и дальше продолжать игру, когда другой игрок уже выкладывает карты.
– Итак, вы здесь. Сейчас вы прикидываете, какую часть истории о вас поведал мне Поттер, и тешите себя надеждами, что гриффиндорское благородство золотого мальчика не позволило ему разболтать лишнего, – Снейп вновь наполнил свой стакан, аккуратно закупорил бутылку и, не заботясь о хороших манерах, расположился в кресле напротив. – Я сильно облегчу вам задачу, если с самого начала открою правду – я не разговаривал с Поттером ни о ваших тайных встречах, ни о вашем романе. Всё гораздо проще. Я видел его воспоминания.
