Текст книги "Учебник житейской науки (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Вы что, издеваться надо мной решили? – рыкнул охотник, смотря на себя в зеркало и едва не воя от бессилия.

– Ты можешь остаться голым, я не буду против. – раздался позади него голос, от которого сердце Гастона с ужасом забилось о рёбра с риском их проломить, внутренности его скрутило судорогой. – Но твоё тело не настолько соблазнительно, чтобы показывать его моим друзьям с первых мгновений.

– Я тебе не шут! – огрызнулся Гастон, задним умом отметив, что ошейник до сих пор не начал его душить. – Такие наряды надевай на своих шлюх.

– Не забывай, мальчишка, ты и есть моя шлюха. – спокойно отозвался граф, закинув ногу на ногу. Так же Гастон заметил, что трость мужчина сменил. Теперь с набалдашника трости на него скалил зубы лев, вместе глаз у которого были кровавые рубины, так и сверкающие всеми огнями. – И ты будешь делать то, что говорю тебе я. Так что, сегодня вечером ты будешь и шутом, и развлечением для меня и моих друзей. Ещё одно слово скажешь – и я прикажу Аннет уменьшить тебя до пятнадцатилетнего мальчишки.

Гастон прикусил язык от такой наглости – он и так казался самому себе щуплым и совершенно отвратительным, но позволить себя унизить настолько он не мог. К тому же, тело его всё ещё помнило, какая боль его скрутила, когда его стали менять.

– Так-то лучше. – махнул рукой граф, кивнув слугам. – Продолжайте свою работу.

Слуги тут же засуетились вокруг мужчины, зацепив вокруг лодыжки тихо позвякивающий золотой браслет. В общем и целом перевоплощение Гастона закончилось, и граф поднялся из кресла:

– Через час после заката прибудут мои гости. Будь готов встретить их, как полагается рабу. В противном случае мало тебе не покажется.

И прекрасный, идеальный граф, скорее напоминающий кусок вековечного льда, покинул покои своего пленника, тихо постукивая тростью по граниту пола. Осторожно сев в кресло перед окном, Гастон поднял взгляд на небо, что медленно начинало темнеть. Верхушки деревьев откидывали угольно-чёрные тени на особняк, тихо шелестя и переговариваясь о своём.

Кабинет хозяина особняка был уставлен книжными стеллажами, деревянный пол – устлан мягким ковром, что скрадывал звук его шагов и постукивание трости. Возле окна стоял дубовый стол на когтистых, деревянных ножках. Его поверхность сверкала чистотой, бумаги и книги лежали в идеальном порядке, граф знал, что и где лежит. Бумага к бумаге, книга к книге. Тихо потрескивал малый камин, согревая и освещая помещение. Бархатные, тяжёлые шторы с бахромой были подобраны лентами и открывали вид на сад, а так же на противоположное крыло. Аккурат напротив окна графа было окно комнаты его пленника. Уложив руку, украшенную перстнями, на подоконник, граф стал присматриваться. Комната его пленника была прекрасно освещена, и он видел, как тот сидел у окна, опустив голову. Глаза хозяина особняка засияли золотистым светом, на его тонких губах расползлась улыбка.

Пленник был с какой-то стороны хорош собой, даже соблазнителен, но вёл себя просто отвратительно. Мерзкий, человеческий мужлан – вот что думал об этом граф, сжимая в одной руке трость до побеления и без того белоснежных рук. По лицу его пробежала мрачная тень, а после улыбка. Он научит его вести себя, как подобает вести себя всем его пленникам, которых у него было множество до Гастона. Однако никто не устроил графа настолько, чтобы он провёл с ним всю жизнь. Может, этот мужчина пробудит в нём что-то кроме похоти и неудержимой злости.

Меж тем возле особняка началось оживлённое движение – прибывали кареты, запряжённые лошадьми, из них выходили люди. Граф сосчитал прибывших – восемь, как и обычно. Раздался тихий стук, и в кабинет скользнула Аннет в коротком платье и кружевных чулках – сам соблазн. Подойдя к графу, она взяла его под руку:

– Идём, Рудольф, гости уже прибыли.

Кивнув, мужчина поудобнее взял трость и вместе со своей спутницей покинул кабинет. Они стали спускаться по лестнице в холл, где уже было достаточно шумно – гости переговаривались между собой, смеялись. И сколь прекрасны были эти голоса. Однако, как только граф в сопровождении Аннет спустился в холл, воцарилась тишина. Гости, пятеро мужчин и трое девушек, молча поклонились ему. Все, как один, были прекрасны и удивительно хороши. Как и граф, они обладали почти что животным обаянием, способным свести с ума кого угодно.

– Добрый вечер. – чинно произнёс Рудольф, слегка кивнув своим гостям и отпустив Аннет к девушкам.

Все они были богато одеты – пышные платья, корсеты, длинные перчатки, скрывающие тонкие, аристократичные руки, высокие причёски. Дамы между собой тут же начали хихикать, кокетничать, перемигиваться. Мужчины же устремились к Рудольфу, перехватив свои трости под набалдашниками. Один из них был особенно хорош собой. Светлые его волосы ниспадали на плечи золотой рекой и так и искрились в тусклом свете свечей. Бледный, как снег, он улыбался, слегка изгибая чуть полные, алые губы в тонкой, соблазнительной улыбке. Шёлковая рубашка со старинным воротником скрывала его грудь, что мерно вздымалась и опускалась. Плечи были накрыты бархатным, чёрным, как ночь, пиджаком. Высокие сапоги его тихо стучали по полу холла, а руки уверено держали трость.

Оказавшись в непосредственной близости с Рудольфом, он сперва пожал его руку, а затем прижал к себе и запечатал губы поцелуем. Граф, слегка коснувшись его губ собственными, словно с некоторой неохотой, мягко отстранился:

– Добро пожаловать, Вивьен.

– Ты обещал показать нам что-то особенное. – встрял в разговор юноша, что был как две капли воды похож на Вивьена, только был меньше его ростом – младший брат. – Это новая зала музыки?

– Нет, это новый пленник. – отрицательно покачал головой граф, широким, плавным жестом пригласив гостей пройти за ним.

– Это давно перестало быть чем-то особенным. – отмахнулся Вивьен, следуя за графом и задумчиво улыбаясь.

– О, поверьте, этот пленник особенный. – ухмыльнулся граф, пропуская гостей в обеденную залу. – Горделивый мужчина, бывший охотник, что убил не одного нашего собрата, с изуродованным лицом и жаждой мести. Его ещё только предстоит сломить!

– Жаждущий мести да не сломится под гнётом судьбы. – прощебетала одна из девушек-тройняшек, садясь за стол, а после оправляя пышные складки своего платья.

– О нет, он сломится. – тихо рассмеялся граф, занимая своё место. По правую руку от него сел Вивьен, по левую – его младший брат. – Вот увидите! Не завтра, но скоро!

Начался почти что праздничный ужин – слуги накрыли стол так, что он едва не ломился. Здесь были различные яства: жареные кабаны, супы, салаты, десерты, старинные вина – угощения на любой, даже самый привередливый вкус. Гости переговаривались между собой, ведя вполне себе светскую, непринуждённую беседу.

– О, у тебя такое прекрасное платье, Аннет! – щебетали тройняшки, то и дело чуть поглаживая девушку по коленям и дёргая её за подол короткого платья.

– Мои слуги уже обработали большое количество земли под засев, а осенью будет пышный урожай. – хвалился один из мужчин, попивая вино и дымя трубкой. – А какие яблоки созрели! Рудольф, ты обязан наведаться ко мне в гости.

– Не в этом году, Жан. – отозвался граф, что особенно не ужинал – мысли его были за пределами комнаты. Он всё ждал, когда придёт Луи и сообщит, что Гастон переведён в нужную комнату. – У меня большие планы.

– У тебя вечно планы, проныра. – несколько обиделся пригласивший его друг. – Когда ты уже исполнишь своё обещание?

– Терпение. – вяло, неохотно отозвался Рудольф.

Ужин был закончен, и граф вынужден был отвести своих гостей в залу музыки, где он долго играл на скрипке. А гости сидели тихо, замерев, вслушиваясь в мелодию. Девушки задумчиво поправляли пышные юбки, локоны, мужчины смотрели в окна, за которыми сияла луна, почти полная. Однако музыкальный вечер был прерван.

– Господин, пленник готов. – пронёсся пустоватый, спокойный голос Луи по помещению, отразившись от стен гулким эхом.

Рудольф торопливо убрал инструмент, все повставали со своих мест и вновь закипел оживлённый, возбуждённый разговор – всем не терпелось увидеть нового пленника графа. Переходы особняка привели их к широким дверям, за которыми оказалась комната, устланная подушками, вдоль стен стояли диванчики, а вдоль дальней стены шла решётка, за которой мрачной тенью замер брюнет. Руки его до боли сжимались в кулаки, когда он смотрел на эту группу аристократов. Однако взгляд его мигом принял испуганное выражение, когда он разглядел тройняшек. Он их знал. Ведь это те самые девчушки, что вечно вздыхали о нём! Но и они его узнали. Тут же раздался звонкий, заливистый смех – девушки подбежали к решётке.

– Надо же! – воскликнула одна.

– Это же Гастон!

– Во что он превратился?

Тройняшки заливисто смеялись, прикрывая ротики изящными руками в перчатках. Мужчина замер и до боли сжал зубы. Рудольф, притаившийся в углу, довольно посмеивался, скрестив на груди руки. Он следил за той мукой, что не смела отражаться на лице охотника, но туманила его взгляд горькой пеленой. Мужчины же, так же замерев у прутьев решётки, оглядывали его с совершенно другим интересом и некоторым недоумением. Они привыкли видеть у графа в плену очаровательных, юных мальчишек, хрупких и податливых, готовых броситься на шею по щелчку пальцев. Это же существо, зло смотрящее на всех, кривящее губы от гнева, так и исходило желанием убить их всех с особой жестокостью.

– Рудольф, он же совсем не… – Вивьен запнулся, подбирая слова и недоумённо смотря то на графа, то на его раба. – Он же… Совсем… Человек!

Это слово в его устах прозвучало так, как будто бы ему под нос подсунули благоухающую кучу дерьма вместо ароматного супа, при этом убеждая в обратном. Младший же его брат был вполне доволен и жадно смотрел на Гастона, словно бы стараясь раздеть взглядом. Другие же трое смотрели с интересом, с малой толикой желания – и только. Рудольф остался вполне доволен – он впечатлил гостей.

– Что же, занимайте свои места.

Девушки расселись на диванчике, всё ещё посмеиваясь и легко лаская друг друга, вызывая у Гастона всё большее отвращение. Девять пар глаз уставилось на него со вниманием, с жестокостью и жаждой. Но он так и оставался стоять у стены, смотря на них и не зная, что от него ждут. Младший брат Вивьена ткнул его локотком в бок:

– Почему он ничего не делает?

– Гастон. – Рудольф, сев в кресло рядом с Вивьеном, закинул ногу на ногу. – Приступай.

Голос его, холодный, так и прошил тело охотника, но он не двигался. Рудольф чуть огладил трость, и по телу мужчины прошёлся ледяной ток, заставив его прогнуться в спине. Взгляд графа, сверкающий гневом, так и жёг тело пленника, что не мог контролировать себя. Гастон подвывал, точно щенок, потираясь плотью и задницей о решётку, чуть высовывая язык, словно в экстазе. Внутри у охотника всё пылало от гнева, от ненависти, но он ничего не мог поделать. Он наклонялся и тёрся ягодицами о прутья решётки, отчего набедренная повязка задиралась, оголяя бёдра и ягодицы. Мужчины довольно посмеивались, глядя на это зрелище. Брат Вивьена уже потирал лапки и готов был умолять Рудольфа подарить ему Гастона хотя бы на одну ночь. Девушки же довольно хихикали, очаровательно краснея и наслаждаясь унижением брюнета.

Граф вновь чуть погладил набалдашник трости, и Гастон вздрогнул всем телом – безумное наслаждение затуманило его глаза, плоть налилась кровью. Губы хозяина особняка изогнулись в довольнейшей улыбке, когда он посмотрел на то, как мужчина пытается всеми силами себя удовлетворить, лаская плоть. Ошейник рванул Гастона вниз, заставляя опуститься на колени. Оперевшись рукой на пол, охотник принялся яростно ласкать свой член, хрипло постанывая от удовольствия, но желанная разрядка никак не приходила. Не переставая ласкать свою плоть рукой, Гастон почти улёгся на пол, вздёрнув вверх задницу и начиная впихивать в узкое отверстие два пальца, но и это ему не помогало. Он стонал и рычал, яростно впихивая в себя пальцы и пытаясь унять боль от возбуждения в паху.

Рудольф, наблюдая за этим, чувствовал невероятно-острое желание приковать этого гордеца к кровати и всадить ему по самые яйца, трахая всю ночь напролёт, истязая его тело. Бросив взгляд на Вивьена, он понял, что и тот уже перевозбудился. Погладив блондина по колену, граф потянулся и шепнул ему в самое ухо:

– Оставайся со мной на ночь?

Вивьен тут же облизнул губы и кивнул. Огладив набалдашник трости, Рудольф перевёл взгляд на Гастона. Мужчина ещё раз всадил в себя пальцы. Прогнувшись в спине и хрипло застонав, охотник обильно кончил на пол и повалился в лужу семени, едва успев вынуть из задницы пальцы.

– Неплох. – заметил Жан, поднимаясь со своего места и оправляя фрак. – Но время позднее, я удаляюсь.

– Где твоя спальня, ты знаешь. – махнул рукой Рудольф.

Девушки меж тем уже вовсю ласкали друг друга, не обращая внимания на остальных, запуская свои руки друг другу под юбки. Аннет была центром внимания, но и тройняшки не оставались без ласк.

Мужчины удалились, кроме Вивьена и его брата.

– Рудольф, – протянул юноша, кокетливо улыбаясь и накручивая на палец кончики волос. – Могу я…

– Нет, Леон. – отрезал граф, бросив на него холодный взгляд. – Сегодня он наш.

– А завтра? – улыбнулся юноша, облизывая губы и то и дело бросая жадные взгляды на распростёртого на полу Гастона.

– Завтра – он весь твой. – небрежно отозвался граф и махнул слугам. – Отнесите его в мою комнату и подготовьте.

Слуги мигом кивнули и вскоре втроём унесли бессознательного мужчину в спальню графа. Леон удалился к себе, хотя, скорее всего, присоединился к Жану. Оставив девушек наслаждаться друг другом, граф обнял Вивьена за талию и медленно повёл за собой, торжествующе улыбаясь, даже слегка теряясь в предвкушении. Он не собирался так просто оставить Гастона без внимания на всю ночь. Теперь он хотел его. Так безумно и безудержно, как только можно чего-то хотеть. Вивьен слегка сбито дышал – он абсолютно разделял состояние графа.

Когда мужчины вошли в покои графа, то обнаружили распростёртого на широкой кровати Гастона. Одежду с него уже благополучно сняли, тело его растёрли ароматными маслами, что лишь больше будоражили и его, и мужчин. Рудольф уже кинулся было к кровати, чтобы наспех раздеться и ворваться в желанное тело, разводя ноги мужчины, сминая его ягодицы, но Вивьен его удержал на подходе к кровати. Он принялся мучительно медленно раздевать его, то и дело задевая кожу кончиками пальцев. Рудольф, менее сдержанный, почти срывал с него одежду, кусая его губы, жадно врываясь языком в его рот и глухо порыкивая. Оставшись без одежды, граф всё же метнулся к Гастону, что уже медленно приходил в себя. Первое, что он увидел – лицо прекрасного графа, что навис над ним, облизывая губы. Взгляд его горел от похоти, дыхание его едва сбилось. Он видел перед собой его тело с лёгким рельефом мышц, без изъянов – к нему хотелось прикасаться, его хотелось ласкать. Однако в следующий миг идиллия закончилась. Разведя ноги мужчин, Рудольф без подготовки втолкнулся в него, тут же принимаясь двигаться, резко, сильно, вдавливая в кровать. Он тихо рычал от удовольствия, прикрывая глаза. Вивьен, поглядев на это, довольно прикусил губу и подстроился к графу. Тот на миг замер, позволяя развести собственные ягодицы. Потеревшись членом о тесную дырочку, Вивьен втолкнулся в него, заставив графа сдавленно застонать. Сильная его спина напряглась, чуть содрогнувшись.

Хозяин особняка начал двигаться в Гастоне, срывая с его губ стоны и крики, вызывая дрожь боли и удовольствия. Сознание охотника улетало прочь – плоть мужчины доставляла кроме боли невероятное удовольствие. Пальцы второго мужчины, чьего лица он почти не видел, ласкали грудь его хозяина, грубо сжимая соски, заставляя его слабо постанывать. Вивьен, как и граф, двигался сильно, жадно, врываясь всё сильнее и сильнее, едва не вздёргивая его на собственной плоти. Но у блондина и развязка пришла быстрее – он особенно резко втолкнулся в Рудольфа и обильно кончил, но этого ему было мало. Куснув графа за плечо, он придержал его бёдра:

– Поставь его на колени.

И Рудольф не сопротивлялся. Выйдя из мужчины, он рывком поставил его на карачки и вновь ворвался, сильно сжав его ягодицы, а после наградив смачным шлепком. Вивьен же, воспользовавшись тем, что Гастон вскрикнул, всунул свой член, измазанный семенем, ему в рот, придерживая за волосы. Охотник протестующе замычал и отстранился. Блондин негодующе зашипел, зелёные его глаза, как и у графа сияющие в интимной полутьме, вспыхнули лишь ярче. Звонкая оплеуха была столь сильной, что голова Гастона метнулась в сторону, как у безвольной куклы. Вновь схватив брюнета за волосы, мужчина приставил член к его губам:

– Давай, шлюха, соси!

Рудольф довольно ухмылялся, смотря на то, как содрогаются плечи его пленника, как напрягается спина от унижения, боли, не переставая вдалбливаться в тесное отверстие, то и дело награждая ягодицы охотника увесистыми шлепками. Гастон чувствовал себя так, словно его насадили на шампур – двое мужчин двигались в нём, беспощадно, жадно, как звери. Плоть Вивьена едва не раздирала ему горло, но он во всю старался сделать так, чтобы блондин наконец кончил и оставил его в покое, равно как и хозяин. Рудольф, вздрогнув от острого наслаждения и содрогнувшись всем телом, буквально впечатал Гастона в своего приятеля. Он кончил столь обильно, что часть семени тут же попросилась наружу. Плоть блондина проникла глубоко в горло брюнета, отчего того едва не вырвало. Выскользнув изо рта охотника, блондин кончил ему на лицо, довольно усмехнувшись:

– Неплох гордец.

Облизнув губы и наградив задницу пленника особенно мощным шлепком, Рудольф вышел из него и подманил к себе Вивьена. Тот, точно домашняя собачка, метнулся к нему. Губы их соприкоснулись в жадном поцелуе, языки сплетались, словно борясь между собой. Обхватив свою плоть и плоть Вивьена ладонью, граф принялся вновь возбуждать их, водя по всей длине. Блондин довольно зарычал и уже хотел было раздвинуть графу ноги, но у того были свои планы на этот счёт. Отстранившись, он толкнул мужчину на спину, поймав его совершенно недовольный взгляд, полный похоти. Запустив пальцы в густые волосы пленника, Рудольф заставил его подняться, а затем усадил на Вивьена, лицом к себе.

Довольно рыкнув, блондин раздвинул ягодицы мужчины и втолкнулся в его смазанную семенем задницу, вырвав из груди Гастона хриплый, чуть булькающий крик – по губам его скатилась струйка крови. Пытаясь абстрагироваться от происходящего, он кусал собственный язык, губы, щёки, но всё было тщетно. Налюбовавшись вдоволь на то, как плоть Вивьена проникает в задницу Гастона, как растягивается до предела покрасневшее колечко мышц, он принялся впихивать в его задницу ещё два пальца. Охотник протестующе взвыл, пытаясь отпихнуть графа, но тот отвесил ему смачную оплеуху. Блондин же был невероятно доволен – ему это лишь добавило удовольствия. Облизнув губы и шире разведя ноги мужчины, Рудольф принялся впихивать свою плоть в задницу мужчины.

– Потеснись. – рыкнул он на Вивьена, что совсем не хотел делить задницу Гастона с графом, но всё же почти вышел из него, позволяя Рудольфу пристроиться.

В следующие мгновения тело Гастона начало разрывать от боли – «прекрасные» мужчины-таки втолкнулись в него вдвоём, порвав ему задницу, но совсем не обратив на это внимания. Они упивались наслаждением, двигаясь в такт друг с другом, рыча и постанывая от удовольствия, совсем не замечая того, что кровь обильно струится по бёдрам пленника, заливая простыни.

– Ох, чёрт, хорош! – прорычал Вивьен, вколачиваясь в тесную задницу охотника и попутно потираясь плотью о плоть графа. – Прошлые мальчишки с ним не сравнятся!

Рудольф что-то довольно рыкнул, покрывая засосами грудь и шею мужчины, что тот так любезно ему подставлял, запрокидывая назад голову и крича от боли, что скручивала всё его естество. Сознание медленно покидало Гастона, но и это не останавливало мужчин. Им всё было мало.

Когда же оба они обильно кончили в тесную задницу охотника, тот уже был без сознания. Выйдя из него и дождавшись пока Вивьен покинет истерзанное тело, Рудольф почти отшвырнул его к изголовью кровати и накинулся на своего гостя. Они словно обезумели от желания и наслаждения, неистово лаская друг друга.

Весь особняк словно сошёл с ума.

На следующий день Гастон очнулся только тогда, когда слуги принесли ему обед – он лежал в своей комнате и боялся пошевелиться – всё внутри болело, было порвано двумя извращенцами. От воспоминаний волна ненависти и боли нахлынула на мужчину. Ещё и эти чёртовы тройняшки, что так смеялись над ним, забавляясь друг с другом и Аннет. Слуга молча поставил рядом с ним на кровать поднос и удалился. Попробовав пошевелиться, мужчина замер и тихо взвыл от боли. Он почувствовал, как кровь медленно вытекла из его растраханной задницы.

Через время пришла Аннет – довольная, улыбчивая и прекрасная собой. Отставив поднос на тумбочку, девушка без слов сорвала с охотника одеяло:

– Переворачивайся.

Гастон молча смотрел на неё, не собираясь двигаться.

– Я сказала – переворачивайся. – рыкнула девушка, и мужчина, почувствовав, как ошейник сомкнулся на горле, молчаливо повернулся на живот.

Аннет раздвинула его ягодицы и тихо хмыкнула. Её брат – Рудольф – очень хорошо постарался. Да так, что задница не могла восстановиться сама. Достав из кармашка мазь, она принялась смазывать ей анус мужчины, осторожно проникая внутрь пальцами и смазывая стенки. Блаженная прохлада сорвала с губ Гастона вздох, полный облегчения. Закончив смазывать задний проход охотника, девушка молча удалилась.

Пленник смог поесть, хотя его и начинало тошнить, когда он вспоминал, что Вивьен посмел… Бр-р! Отставив горячий шоколад в сторону, Гастон медленно, осторожно поплёлся в ванную. Ноги его не гнулись, спина болела, а тело было словно ватным.

Однако его ждал сюрприз. Когда он вернулся в спальню, обернув бёдра полотенцем, он обнаружил, что на тумбе в вазе стоят тюльпаны, а на кровати сидит… Вивьен. Нет, это не мог быть он! Замерший на пороге Гастон прищурился и понял – ему лишь показалось. Это был его младший брат. Очаровательный юноша с идеальным лицом.

– Как твоё самочувствие? – прощебетал Леон, поднимаясь с кровати и подходя к пленнику. На нём была полупрозрачная туника, которая очерчивала его стройное, юное тело, лёгкий шарфик обвивал его горло, светлые брюки облегали его стройные ноги. Золотистые волосы ниспадали на плечи, обрамляя лицо с изумрудными глазами.

– Могло быть и лучше. – неуверенно отозвался Гастон, смотря на юнца, что так легко с ним заговорил.

Пальчики Леона скользнули по его груди, очертили рельеф мышц пресса и замерли на линии полотенца. Взгляд его был устремлён на лицо мужчины:

– Они сильно тебя мучили?

– А тебе какое дело? – огрызнулся Гастон, отстранившись от Леона и сощурив глаза.

– В принципе, никакого. – юноша сделал к нему шаг и огладил его плечи, соблазнительно улыбаясь.

От вида юноши Гастон невольно почувствовал возбуждение, хотя и считал, что после такой ночи он никогда не возбудится от вида мужчины.

– Чего ты добиваешься, юнец? – поинтересовался брюнет, глядя на то, как Леон любуется его телом, довольно, восхищённо улыбаясь и облизывая губы.

– А тебе разве не нравится? – юноша толкнул его на кровать и опустился перед ним на колени, разматывая полотенце.

Брюнет на миг подумал, что спит – этот прекрасный ангел, один из ЭТИХ, стоял перед ним на коленях, чтобы сделать минет?! Однако, когда губы Леона коснулись головки его плоти, он понял, что вовсе не спит – удовольствие было невероятным.

– Просто расслабься и получай удовольствие. – шепнул юноша, многообещающе улыбнувшись и начав ублажать охотника собственным ртом.

Губы его проходились по всей длине, как и язык, что вновь и вновь касался яиц мужчины, вырывая из его груди сиплые стоны. Ему хотелось схватить его за волосы, втолкнуться в его рот, но он не смел –помнил собственные ощущения, когда Вивьен орудовал в его собственном рту своим огромным членом. А потому он расслабился и получал удовольствие. Забрав плоть охотника в рот, Леон принялся старательно её посасывать, то и дело обводя языком головку, забирая до самого горла. Но юноша не дал мужчине кончить. Отстранившись, отчего Гастон разочарованно застонал, Леон встал перед ним и принялся медленно разоблачаться. Стянув с себя шарфик, он изящным жестом отправил его на кровать. Лёгкая туника медленно соскользнула с него, обнажив тонкий стан с белоснежной кожей, совершенно плоской грудью с бусинками сосочков и столь же плоским животиком. Гастон пожирал его тело взглядом, невольно начиная облизывать губы. Ах, если бы он только не был пленником! Он бы забрал этого красавца и не отпускал ни под каким предлогом. Хотя он и не догадывался, что в мыслях у юноши было только одно – секс. Ему хотелось только опробовать член Гастона. А если понравится, то выкупить пленника у Рудольфа, обменяв на кого-нибудь другого.

Повернувшись к мужчине спиной, Леон расстегнул собственные брюки и стянул их вместе с бельём, наклонившись и позволив охотнику полюбоваться упругими ягодицами. Обнажившись, юноша опрокинул Гастона на кровать и, оседлав его бёдра, развёл собственные ягодицы, принимаясь опускаться на член мужчины. Когда же головка проникла в тесное отверстие, Гастон уложил ладони на бёдра юноши и втолкнулся в него единым резким движением, отчего Леон взвизгнул, прогнувшись в спине и задрожав всем телом. Охотник двигался в нём сильно, яростно, выбивая из изящного юноши всякий дух, оставляя ему только возможность кричать и стонать, прогибаясь в спине. Но, отойдя от первой волны дикого удовольствия, блондинчик убрал руки Гастона с бёдер и прижал их к кровати, принимаясь насаживаться на его плоть самостоятельно, с остервенением. Лицо его прекрасное и чарующее, свело Гастона с ума, он словно был под какими-то чарами, подчинялся юноше. Но он не перестал яростно подаваться бёдрами ему навстречу, стараясь втолкнуться как можно глубже.

– Да!.. Да!.. Всади мне!.. – кричал Леон, кусая собственные губы, задыхаясь стонами и криками.

Повинуясь желаниям похотливого юноши, мужчина повалил его на спину. Закинув стройные ножки себе на плечи, охотник принялся с яростью зверя врываться в Леона, покусывая нежную кожу на лодыжках. В этот миг в его голове совершенно явно мелькнула мысль о том, что именно Леона надо было трахать вдвоём. Эту похотливую шлюшку, что двигала ему бёдрами навстречу, поскуливая от удовольствия, как сучка во время течки. Эти мысли лишь больше раззадорили охотника, а потому он оставил на лодыжке Леона яркий засос, заставив его взвизгнуть от удивления и удовольствия.

Но блондинчику всё было мало. Принимаясь ласкать свой член, Леон запустил под себя руку и в добавку к члену Гастона впихнул в себя два пальца, принимаясь двигать ими внутри себя. Взгляд, полный желания и удовольствия изумрудных глаз завораживал мужчину, завлекал, лишь больше распалял. Но вскоре рука младшего брата Вивьена затекла, и он был вынужден вынуть пальцы из тесного отверстия, что доставляло Гастону столь умопомрачительное удовольствие.

– Ещё! Пожалуйста! – постанывал Леон, сильнее насаживаясь на член мужчины, жалея, что у Рудольфа всего один пленник в наличии. – Сильнее!

Оглядев комнату на предмет того, что можно было бы ещё запихнуть в задницу Леона, Гастон заприметил канделябр с новыми, ещё ни разу не зажигавшимися свечами. На миг замерев, чем вызвал возмущённый крик у юноши, Гастон взял свечу и через миг всадил в задницу Леона, заставив того довольно взвизгнуть и податься бёдрами навстречу. И это стало сигналом для охотника – он жадно двигался в нём, срывая всё новые и новые стоны с манящих губ, любуясь ладным телом и идеальным лицом.

При свете заходящего солнца, что окрашивало своими алыми лучами комнату, они словно тонули в каком-то безумии, не в силах насытиться друг другом, как звери во время брачного сезона. Руки юноши впивались в простыни, проделывая в них дыры, сладкие его стоны сменились тихим рычанием, что ему тоже невероятно шло. «Волчонок», – пронеслось в мыслях охотника, когда он наваливался на юношу всем телом, заставляя его сложиться пополам, ожесточённо двигая бёдрами.

Когда первые солнечные лучи окрасили комнату в золотые и алые цвета, Гастон приоткрыл глаза. После жаркой ночи любви с Леоном, во время которой юноша даже позволил ему полюбоваться собой, пока он занимался самоудовлетворением, поглаживая свой член и всаживая в себя три свечи сразу, он едва смог уснуть, но почти сразу и проснулся. Словно возбуждение не собиралось уходить вообще, словно Леон его чем-то отравил, и Гастон теперь безумно хотел секса. Однако пыл его был охлаждён тем, что в кровати больше никого не было. И хотя охотник знал, что Леон не из тех, кто верит в любовь с первого взгляда, а так же остаётся с любовником после ночи секса, он почувствовал некоторое расстройство.

Медленно поднявшись с кровати, Гастон подошёл к окну и осмотрел двор – карет там уже не было. А это означало, что Леон уехал. Уехали все. И он вновь остался в особняке, где царствовал Рудольф.

Солнце. Оно резало глаза, вызывало жгучее желание выть и рвать на куски всё, что было вокруг. Но сейчас было не время. Он не мог позволить себе сорваться сейчас, ещё больше напугать и взбесить своего пленника. Даже сейчас, чтобы не поддаваться природе, ему пришлось провести ночь с Вивьеном, с этим напыщенным, смазливым мальчишкой! Скрежетнув зубами, граф метнулся к окну и бросил взгляд на противоположное окно. Он видел, как Леон поднялся с кровати, оделся и вышел прочь, плавно покачивая бёдрами. Ох уж эта мелкая шлюшка! Его бы вчетвером драть до потери сознания, но он же будет в полнейшем восторге.

А вот его пленник… Чуть сощурившись, граф облизнул губы, что уже через миг расплылись в довольной улыбке.

========== Ария пятая ==========

Вдохи вились, словно плети,

В прахе пепла и слов,

Только дверь слетела с петель,

На пол рухнул засов.

Я не знаю, будь что будет,

Наливайте, Барон!

Тот, кого боятся люди,

Пьёт со мной горький ром.

Листья на деревьях медленно начинали желтеть – осень неторопливо заменяла лето, входя в свои права. Вот-вот на аллеях сада должны были появиться первые золотые листья. И, наверное, это было бы единственным источником звука в округе. А особняк вновь наполнился гостями, правда, в этот раз никто не заставил Гастона выполнять что-то унизительное – он тихо сидел в своей комнате, закутавшись в тёплый плед. Оливер лежал рядом с ним, уложив голову на лапы и закрыв глаза. В последнее время пёс стал единственной радостью для мужчины – даже прогулки в саду его уже не так манили, а всё из-за того, что в один из вечеров Рудольф застал его в саду и грубо трахнул на широкой скамье, после чего всё тело охотника было в синяках и ссадинах. Погладив пса по голове, мужчина чуть улыбнулся: его мягкая, тёмно-серая шерсть так и лоснилась. Здесь к его псу проявляли столько же внимания, сколько и к самому графу, всячески его балуя, поэтому пёс был вполне себе счастлив, тем более, что от хозяина его никто не отрывал.