Текст книги "Учебник житейской науки (СИ)"

Автор книги: Люук Найтгест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Вот и сейчас он без сил лежал на холодном полу, чувствуя, как тело начинает лихорадить от постоянного нахождения в этой холодной камере. Но ничего поделать не мог – хозяина он так и не видел, а звать сил не было. Проклятое солнце светило прямо ему в глаза, едва не выжигая их. Слабо пошевелившись, мужчина повернулся на бок и поморщился от боли – ошейник слишком сильно сжимал его горло. Возможно, это была паранойя, но охотнику казалось, что с каждым днём сталь стягивалась на нём всё сильнее, будто желая удушить. Пёс тихо сопел на соломе, изредка приоткрывая больные глаза и вновь закрывая их. «Как там Рауль?» – пронеслось в мыслях Гастона. Его тревожило не столько то, что его зеленоглазый красавец пойдёт шастать по бабам и мужикам, а то, что он так и не попросил прощения за то, что так грубо обошёлся с ним. Впрочем, он никогда не извинялся перед ним, да и перед кем-либо другим тоже. Теперь же проблема была в другом – он несколько переживал, что больше не увидит очаровательного юношу, что приютил его.

– Ты становишься сентиментален друг мой. – самого себя обругал охотник, ужаснувшись от того, как стал звучать его голос – хриплый, потерявший свою бархатность.

Возможно, ему было суждено умереть в этом жутком месте. Лихорадка сморила его, и мужчина закрыл глаза, в которые словно насыпали песок, пытаясь отдохнуть. Но как только небо на улице стало принимать тёмно-синий цвет, Гастон очнулся вновь и, с трудом поднявшись, оглядел камеру. Вместо двух мисок требухи стояла миска с требухой, два блюдца с молоком и буханка хлеба. Пёс тут же накинулся на требуху, а охотник с удовольствием на хлеб. Правда, организм его посчитал, что ему дали за раз слишком много, а потому больше половины хлеба ещё осталось – на чёрный день. Глотнув немного молока, мужчина подумал, что если будут кормить так, то это очень даже не плохо. Волкодав лакал молоко, то и дело облизываясь. А меж тем, в коридоре поднялся шум. Гастон насторожился – он слышал шаги. Человеческие. И, судя по всему, не одной пары ног. Вжавшись в угол, Гастон обнял своего пса, что начал скулить и поджимать хвост. Через решётку мужчина различил четыре пары ног. Раздался звон ключей, а затем дверь его камеры со скрипом отворилась. На пороге стояло трое статных, высоких мужчин с абсолютно пустыми глазами.

– Переведите его в более уютную камеру. – раздался ледяной голос, обладателя которого охотник не видел. Двое прошли в камеру, а один остался на проходе, чтобы не дать пленникам сбежать. Впрочем, в таком состоянии мужчина далеко бы не ушёл – слишком уж ему было нехорошо: его клонило в сон, трясло от лихорадки, да ещё и жуткая слабость наваливалась на него вновь и вновь.

Один отстегнул цепь Гастона от кольца и дёрнул мужчину за собой, отчего охотник едва не задохнулся. Псина рычала и лаяла на подошедшего к ней мужчину, но в следующий миг произошло то, от чего Гастон едва не взревел быком – прислуга хлестнул его волкодава по спине хлыстом. Оливер заскулил и спрятался за мужчину. Их повели прочь из камеры, вслед за хозяином, которого брюнет всё время пытался рассмотреть. Он крайне расплывчато помнил их первую встречу, но она ему запомнилась – эти ужасающие шаги, проносящиеся эхом не только по зданию, но ещё и по телу Гастона, заставляя дрожать колени. Он чувствовал на себе его взгляд, и это чувство было не из самых приятных – его словно держали ледяными пальцами за сердце, чтобы чуть что сжать его и остановить рваный ритм страха и ужаса. Его светящиеся янтарным светом глаза пронзали до самых костей, приковывая к одному месту. «Он не человек», – постоянно повторял про себя Гастон, сверля взглядом спину идущего впереди мужчины. Он видел подобранные в хвост атласной лентой цвета осеннего неба тёмные, чуть вьющиеся волосы. Видел, как он высок. Его прямая осанка лишь больше подчёркивалась чёрным приталенным плащом, что слабо шелестел при ходьбе, с широким поясом. Руки его в атласных, чёрных перчатках уверенно держали трость со стальным набалдашником округлой формы, что плавно перетекал в саму трость. «Так вот чем меня приласкали», – пронеслось в мыслях мужчины, и ему сразу захотелось взять эту трость и заснуть треклятому, высокомерному мужчине в задницу.

– Приструните мальчишку. – холодный голос хозяина облил его словно стаканом соляной кислоты.

Но в следующий миг ему стало не до этого – слуга дёрнул его цепь, и Гастон, потеряв равновесие, скатился по лестнице вниз, посчитав двадцать ступеней головой и плечами. Нос его был сломан, кровь струилась по губам на пол, заливала глаза. Это падение выбило из него дух. Рядом раздался тихий перестук шагов, затем затих. Холодный кончик трости приподнял его голову за подбородок. Гастон приоткрыл глаза, поднимая взгляд. Он встретился с холодным взглядом сверкающих от бешенства глаз. Лицо мужчины было прекрасно. Нет… Идеально! Чуть вытянутый овал лица, слегка приподнятые брови. Высокий лоб лишь прибавлял красоты жестокому мужчине. Пряди волос, выбившиеся из хвоста, обрамляли его не по живому великолепное лицо. У охотника, только начавшего дышать, вновь перехватило дух.

– Следи за своими мыслями. – бросил хозяин и, убрав от его лица трость, пошёл дальше.

Гастона грубым рывком за цепь подняли на ноги, отчего он едва не задохнулся – ошейник, абсолютно точно, стал давить сильнее, хотя такое вряд ли возможно. Волкодав шёл тихо, изредка начиная скулить. Теперь у мужчины саднило во всём теле – проволокли его не слабо. К изумлению мужчины особняк, что казался заброшенным, вмиг стал напоминать королевскую летнюю резиденцию – кругом сияли факелы и свечи, на полу не было ни единой пылинки, зато лежала невероятной красоты ковровая дорожка тёмно-синего цвета, по краям вышитая золотом. Со стен смотрели портреты прекрасных, как и хозяин особняка, людей. Там были и пейзажи, в основном, поместья и округи. Гастон смотрел на это с огромным удивлением и долей любопытства: как за две недели трухлявое здание превратилось в это? Его провели по длинному коридору третьего этажа, вдоль которого были какие-то двери, но они пока никуда не поворачивали.

– Куда вы меня ведёте? – подал голос Гастон, сверля взглядом спину хозяина, за что тут же получил тростью по голеням – всего одно молниеносное движение мужчины, и бывалый охотник повалился на ковёр.

– Молчи, щенок. Будешь говорить, когда я спрошу.

В голосе хозяина не отразилось ничего, но посмотревший в его лицо мужчина содрогнулся – глаза его так и пылали, зрачки вытянулись, как у кошки или змеи. «Скорее уж, как у змеи», – про себя мрачно усмехнулся мужчина.

Наконец, его довели до самой дальней комнаты, что располагалась с западной стороны особняка. Один из слуг распахнул двери комнаты, что оказалась невероятно просторной, но вдоль всех стен шли решётки. Решётчатая дверь перекрывала так же выход. Скрипнули петли, и Гастона с собакой впихнули внутрь.

– Отмойте его, а затем позовите меня. – бросил хозяин и удалился, лишь подолы плаща взметнулись и хлопнули его по ногам. Охотник слышал удаляющиеся звуки шагов и постукивания трости. Решётчатая дверь захлопнулась, и Гастон остался один на один с пустыми слугами.

– И всегда он у вас такой? – хмыкнул мужчина, раздумывая над тем, как бы от них избавиться. Но от этих мыслей ошейник сдавил его горло особенно сильно. «Вот как», – про себя протянул охотник.

Слуги ему не ответили и принялись его раздевать: двое занялись одеждой, другой принялся колдовать над ванной, что стояла здесь же, уже исходящая ароматным, горячим паром. Его грубо усадили в медную огромную посудину с толстыми стенками и прочными ножками и принялись приводить его тело в порядок – отмыли слой грязи, вымыли засалившиеся волосы, а затем к ужасу мужчины принялись обрабатывать его ногти. После его вытащили из ванной, обтёрли полотенцем, высушили его волосы, что тут же упали на плечи тяжелыми волнами. Тряхнув головой, мужчина убрал с глаз волосы. Затем скрипнула дверь, и в комнату вошёл хозяин особняка. Он обошёл вокруг Гастона несколько раз, придирчиво осмотрев. Затем, приподняв трость, потыкал в мускулатуру и недовольно скривил губы:

– Какой неприятный экземпляр. Слишком грубый, слишком мускулистый и волосатый, как обезьяна.

Охотник скрежетнул зубами:

– Зато выгляжу, как мужчина.

– С такой мордой? Как побитый бродяга. – отмахнулся от него мужчина и, присев в кресло, закинул ногу на ногу. – Луи, приведи сюда Аннет.

Слуга поклонился и быстро ушёл, куда послали. Хозяин особняка со скучающим видом рассматривал то комнату, то своего пленника, то собственные ногти, теперь не сокрытые перчатками. Ухоженные его руки могли вызвать судорогу зависти у любой приличной девушки. От нечего делать охотник принялся рассматривать комнату, в которую попал. Тёмно-синие стены, что уходили высоко вверх к белому потолку, были увешаны картинами с пейзажами, но до них нельзя было дотянуться – мешала решётка. Здесь же были некоторые книжные стеллажи, гардероб, огромная, мягкая кровать с балдахином и резным изголовьем. Пёс его уже обустроился возле кровати на мягком, ворсистом ковре. Из комнаты вела ещё одна дверь. Как понял мужчина – в уборную. Двое же слуг, пока Луи ходил за некой Аннет, принялись отмывать его пса, что давался с огромным трудом, но потом принялся плескаться в ванной с видимым удовольствием. Граф скользнул по нему взглядом и губы его изогнулись в ухмылке:

– Какой милый щенок. Я заберу его себе.

– Ну уж нет! – рявкнул Гастон, метнув на хозяина злой взгляд.

– Что ты тявкнул? – поинтересовался мужчина, вновь вперив в него свой пронизывающий, жуткий взгляд.

– Я сказал, что ты не посмеешь забрать моего пса. – повторил Гастон.

Янтарные глаза полыхнули гневом, изящные пальцы щёлкнули друг о друга, и Гастона скрутило от боли и нехватки воздуха – ошейник сомкнулся на его горле так крепко, что охотнику казалось, будто он слышит, как хрустит его шея.

– Здесь не ты решаешь. – ледяным тоном заявил мужчина, а через пару мгновений, когда его пленник стал по цвету напоминать мертвеца, перестал его душить.

Стараясь продышаться, Гастон поднял полный ненависти взгляд на хозяина, но в голове его царила пустота – он лишь хотел его убить, хотел, но не думал об этом. Меж тем, в комнату вошла стройная, изящная девушка в белом летнем платьице. Золотые волосы её ниспадали на плечи мягкими, шелковистыми волнами. «Какая красавица», – про себя вздохнул мужчина и невольно опустил голову, чтобы его лица видно не было. Он уже поднялся на ноги и предстал во всей своей «красе».

– Скажи, Аннет, можно с этим что-то сделать?

– С чем? – девушка вопросительно изогнула брови и обошла Гастона кругом. – Вроде милый мужчина.

– Вот именно. – хозяин особняка стиснул в пальцах трость. – Отвратительный, волосатый, вонючий, человеческий мужчина. Слишком много мускулатуры. Мне такое не нравится.

– Тогда ты можешь его отправить отсюда. – проговорила девушка, уложив руку на руку хозяина, что тут же поднял на неё ледяной взгляд.

– Аннет. Любой, кто зашёл в этот особняк кроме НИХ – мой. А раз это человеческое отродье здесь, оно должно сослужить мне хорошую службу. Прошлый мальчик умер два дня назад. А этот мог бы его заменить. Но я уже высказал, что мне не нравится.

Девушка чуть фыркнула и вновь обошла Гастона со всех сторон. Затем, замерев перед ним, заглянула в его лицо – у девушки были такие же холодные глаза, как и у хозяина, после чего охотник сделал вывод – брат и сестра.

– Сейчас будет больно. – предупредила Аннет и, достав из едва заметного кармашка на платье мазь, принялась им натирать тело Гастона, совсем не смущаясь, что касается мужчины. А ведь она прошлась и по его ногам, паху, груди, подмышкам и даже обработала его задницу. Мгновение после того, как она закончила, ничего не происходило. Но девушка пощёлкала пальцами, и в следующий миг Гастона скрутило от боли и жжения. Если бы не мужская гордость, охотник бы обязательно закричал и скрутился на полу, но он лишь согнулся пополам, судорожно дыша и хватая ртом воздух.

Гастон судорожно захрипел, стиснув зубы, всё перед его взглядом меркло. Он чувствовал, что его берут на руки и укладывают в уже свежую, горячую воду и принимаются отирать его тело. Кости будто ломались, из него словно кто-то тянул по одной жилы, проходился ножом по телу, снимая с него шматы мяса. Крики застывали в горле горькими, вязкими комами, широко распахнутые глаза уставились в потолок. Через пару мгновений в воде охотник пришёл в себя и принялся ошалело оглядываться по сторонам. Слуги с безразличными лицами омывали его тело. На его плечи легли руки Аннет, и девушка бодро воскликнула:

– Ну что же, вытаскивайте его, ребята, пускай полюбуется на себя.

Гастон, чувствуя себя так, словно из него вынули все кости, позволил себя вытащить из ванной и замер перед зеркалом. Осмотрев себя, он чуть не хлопнулся в обморок, как французская барышня. С его груди были удалены все волосы, ровно как и с других частей тела, за исключением головы. Но хуже было другое. Его словно уменьшили в размерах – его мускулатура больше не выпирала, как будто из шарика выпустили весь воздух, зато соблазнительный рельеф мышц мог вскружить голову кому угодно.

– Вы что сделали?! – взревел мужчина, однако, и голос у него «помолодел». Содрогаясь от ярости, он хотел было кинуться на графа и повернулся в его сторону, но уткнулся носом ему в подбородок. Холодный взгляд мужчины заставил его замереть и заткнуться. Сделав шаг назад, хозяин чуть осмотрел его и довольно ухмыльнулся.

– Что же, теперь ты похож на человека. Причешите его, переоденьте. Утром принесите ему и его псине завтрак. А ты, щенок, готовься. – бросив испепеляющий взгляд на охотника, хозяин особняка удалился.

Утро наступило для Гастона слишком рано – всю ночь слуги возились с ним, превращая его в «мальчика мечты». Поглядев на свои мускулы, что теперь не стали бы бугриться при каждом движении, охотник завалился на кровать и закинул руки за голову, мрачно смотря за окно. Небо медленно светлело, в новой камере стало свежеть. «Как там Рауль?» – Вновь пронеслось в голове мужчины, и он прикрыл глаза. – «Надеюсь, лучше, чем я.» Сон медленно сморил мужчину, и он заснул сном то ли глубоко несчастного, то ли больного человека. Волкодав запрыгнул к нему на широкую кровать и, ткнувшись холодным носом в ладонь хозяина, засопел, закрыв глаза.

========== Ария третья ==========

Дом стоит, свет горит,

Из окна видна даль.

Так откуда взялась печаль?

И, вроде, жив и здоров,

И, вроде, жить не тужить.

Так откуда взялась печаль?

Огромный сад, в котором вечно царила тишина, вовсю сиял зеленью густых крон деревьев, среди которых изредка мелькали тени. Совсем тонкие деревья, юные и свежие, росли вдоль грунтовых дорожек сада, что испещрили его, подобно паутине. Более же высокие, необъятные деревья бросали спасительные тени на широкие скамьи со спинками. Солнце сюда редко пробивалось, но растениям словно это и не было нужно.

Гастон прогуливался по саду под присмотром слуг хозяина особняка, вяло следя взглядом за Оливером, который, полный щенячьего восторга, носился меж деревьев, оглашая тихий сад лаем. Грунт под ногами охотника слабо шелестел. Давящая тишина раздражала и без того натянутые до предела нервы брюнета. Замерев на границе сада, что был окружён высокими решётками, Гастон поднял мрачный взгляд на темнеющий лес, что так и манил его, так и звал, но вырваться из цепких лап своего нынешнего хозяина мужчина не мог. Взявшись за решётку, Гастон её слегка потянул на себя и скривил губы – сила его уменьшилась. И если раньше он бы погнул эти железяки в два счёта, то теперь ему это было не дано. А меж тем золотой ошейник на горле чуть сдавил его, и охотник был вынужден отстраниться и отказаться от своей идеи. Ему нужно было поговорить с этим высокомерным выскочкой, он хотел обратно, в свой новообретённый дом.

Вот уже месяц прошёл с того момента, как он был переведён в новую камеру. Та хоть и была уютна и прекрасна, но вечные решётки добивали его. Ранее сильный мужчина готов был сломаться под гнётом того, что на него свалилось. Раньше его не интересовали такие вещи, как книги, как природа. У него на уме было только одно – он сам. Его красота, его сила, его превосходство. Но в одно мгновение это всё исчезло из-за какого-то ублюдка! Взвыв от безысходности, Гастон ударил по прутьям, отчего подбежавший к нему Оливер со скулежом отошёл в сторону. Ошейник охотника слабо загудел и завибрировал, грозясь сжаться и задушить мужчину, но он был слишком разгневан, слишком зол, чтобы реагировать на это.

Тремя днями ранее к нему зашёл его хозяин. Как всегда холодный, отталкивающий и пугающий, но неизменно притягивающий к себе взгляд. Охотник повернулся на кровати и перевёл на него скучающий взгляд.

– Сегодня вечером ты будешь ужинать со мной. – без приветствий и прелюдий заявил мужчина, оправив плащ и опустившись в кресло. Его идеальная осанка, чуть вздёрнутый подбородок, тонкие кисти, длинные пальцы, украшенные перстнями, подтверждали его Абсолют. Тот, какого Гастон никогда не знал и никогда бы не узнал, если бы не эта надменная сволочь, сидящая перед ним в кресле.

– Ты меня за кого принимаешь? – огрызнулся охотник, садясь на кровати и впиваясь взглядом в хозяина особняка.

– За своего раба. – надменно улыбнулся мужчина, чуть вскинув бровь, отчего его прекрасное лицо ничуть не стало хуже – наоборот. – А раб должен слушаться своего господина. Так что, ты будешь ужинать со мной.

– Нет. – отрезал Гастона и, отвернувшись от хозяина, рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Как же хотелось задушить этого выродка, но ведь он убьёт охотника до того, как тот хоть пальцем пошевелит.

Мужчина уже не видел, а на губах хозяина расплылась улыбка, не обещающая ничего хорошего, змеиная.

Тем же вечером Гастон пожалел о сказанном. Он лежал на кровати, закинув руки за голову и смотря в потолок, когда его тело отказалось его слушаться. Его сдёрнуло с кровати мощной, непередаваемой силой и проволокло к шкафу, в который он врезался скулой. Руки его сами распахнули дверцы гардероба и достали оттуда тёмно-зелёную тунику и брюки. Мужчина сопротивлялся той силе, что дёргала его за ниточки, как марионетку. Он почти сорвал с себя одежду, что была на нём, затем принявшись напяливать тунику и брюки. Не успел он даже подумать о том, что надо натянуть сапоги, как его рвануло к двери, ведя как на поводке. Двери распахнулись, и мужчина вылетел в коридор. Слуг кругом не было, в особняке царила тишина.

Спотыкаясь, сбивая пальцы ног о гранитный пол и лестницы, Гастон шёл туда, куда его вела невидимая рука. Споткнувшись, а может и не самостоятельно, охотник пролетел один лестничный пролёт и упал ничком на пол, чувствуя, как саднит в плече, а рука взрывается болью. Его вновь дёрнуло вверх, и, спотыкаясь, прижимая к себе руку, Гастон поплёлся дальше. Его вытолкнуло в трапезную, где царила интимная полутьма. Под потолком, в огромной люстре сияли свечи, несколько канделябров освещало роскошно накрытый стол. В кресле с высокой спинкой восседал хозяин особняка, смотря на Гастона с довольной, змейской усмешкой:

– Я рад, что ты соблаговолил составить мне компанию.

Набравшись сил, Гастон смачно плюнул на стол. Зрачки сидящего за столом мужчины тут же превратились в узкие щёлочки, а по телу Гастона поползли сотни мурашек – по полу прошлась волна ледяного сквозняка. Его рвануло, вниз, на пол, поставив на четвереньки. Перед ним опустилась тарелка с изысканным супом и блюдце с молоком.

– Приятного аппетита. – Холодно произнёс мужчина.

Его аристократичные пальцы легко и уверенно держали столовые приборы, что мерно, тихо постукивали друг о друга и о дно тарелки, составляя прекрасную мелодию вместе с треском камина. Охотника же окунуло лицом в миску с супом, челюсти его сами собой работали, перегрызая рыбные косточки и овощи. Унижение и злость вновь и вновь накатывали на него волнами, когда его раз за разом окунало лицом то в миску с молоком, то в миску с супом. Хозяин большую часть времени провёл, не наслаждаясь кулинарными шедеврами, а смотря на содрогающуюся от бессилия и гнева спину мужчины, упиваясь его унижением и победоносно улыбаясь.

– Ты научишься себя вести, щенок.

После того, как его второй раз окунули лицом в тарелку с ужином, мужчина и в самом деле научился себя вести, даже согласился спуститься на ужин сам. Хотя сидеть за одним столом с этим Чудовищем было невыносимо. Горечь вновь захлестнула мужчину с головой, и он что было сил вновь ударил по прутьям забора, сжимая зубы до боли в дёснах, до скрипа. Его сотрясала мелкая дрожь. Никто не смел себя так с ним вести! Никто! И любой, кто хоть как-то задевал честь Гастона, получал сполна от высокомерного охотника. Но в этот раз всё было не так. Он получал за любые мелкие проступки – даже за мысли, что порой мелькали в его голове. Его новый хозяин, тиран и деспот, явно вознамерился сломать гордость мужчины или заставить его мучиться перед смертью, а, может, и то, и другое.

Прислонившись лбом к прохладным прутьям решётки, охотник прикрыл глаза и тяжело задумался. Сколько ему ещё это терпеть? Сколько ему принижаться перед этим уродом? А меж тем, солнце уже начало скрываться за листвой деревьев, и слуги, подойдя к Гастону, без лишних слов увели его в мрачный, холодный особняк. Проходя мимо второго этажа, мужчина услышал поистине великолепные звуки. Раньше бы он лишь скривился от этого «пиликанья», но теперь он замер, прислушиваясь. Со второго этажа доносилась музыка. Оставив слуг, охотник тихо пошёл на звук – в нём взыграло природное любопытство. Дойдя же до чуть приоткрытой двери, мужчина заглянул в комнату и замер. Хозяин стоял к нему спиной перед камином. Скрипка пела тонким голосом, затем переходя на низкие, мрачные ноты, заставляя всё естество мужчины задрожать от первородного ужаса, от какой-то необъяснимой горечи. Соната тонкими струйками, казалось, стекала по струнам и пальцам жестокого мужчины. И впервые охотник пожалел, что не видит лица. Вот была бы забава давить на хозяина этим моментом. Музыка стала тревожней, напряжение возросло. Казалось, что ещё чуть-чуть и со всех сторон хлынет тьма, поглощая и уволакивая за собой, вгрызаясь в плоть, стараясь добраться до сердца. Пальцы Гастона сжали ручку двери, и та слабо скрипнула. Музыка резко затихла, мужчина у камина замер и опустил инструмент со смычком. Он обернулся к своему заключённому медленно и плавно, после чуть вскинув подбородок. Его взгляд сверкал от гнева и ненависти, а губы скривились, но и сейчас лицо мужчины оставалось мучительно-прекрасным, сводящим с ума.

– Что ты здесь забыл? – ранее спокойный голос мужчины дрожал от гнева, пока он укладывал скрипку и смычок в футляр, а следом положив мостик. Он медленно направился к Гастону, сжав в руках трость. Казалось, сам воздух дрожал, пока шаг за шагом мужчина приближался к охотнику.

– Я шёл мимо. – неуверенно отозвался Гастон, у которого невольно перехватило дыхание. Это существо вызывало животный ужас, ему хотелось броситься прочь, хотя трусом он никогда не слыл.

– Так почему же не прошёл? – прошипел хозяин ему в губы, склонившись и приставив к его подбородку набалдашник трости.

– Мне стало интересно. – пробормотал охотник, нервно сглотнув и попытавшись отстраниться, но невидимая сила его не отпустила.

– Ах интересно? – прорычал хозяин, схватив мужчину за грудки и протащив вглубь комнаты, где опрокинул на кровать и надавив ему на грудь тростью. – Интересно?

Гастон заворочался, пытаясь вывернуться из-под давления мужчины.

– Лежать! – рявкнул граф, и пленник замер, прижимаясь к кровати.

Несколько круговых движений по трости, и хозяин особняка вытянул тонкий, острый кинжал, которым принялся разрезать одежду своего раба, словно бы специально оставляя неглубокие, кровоточащие раны на его теле. Закусив губу и зашипев от боли, мужчина попробовал вырваться, но его вновь пригвоздило к кровати. Оставив пленника без одежды, мужчина смерил его взглядом, чуть ухмыльнулся и перевернул его на живот.

– Подними свой зад, мерзкая дрянь. – скомандовал граф, и мужчина молча, безвольно повиновался ему. В противном случае он был бы придушен или зарезан.

Грубые пальцы хозяина стиснули его ягодицы и развели в стороны, придирчивый взгляд скользнул по красноватой тесной дырочке, а тонкие, идеальные губы изогнулись в ухмылке. Подозвав к себе одного из слуг, он попросил принести мазь, а сам принялся чуть натирать тесную дырочку железным, холодным наконечником трости. Гастон протестующе зарычал:

– Только вздумай, ублюдок. Я тебе кишки выпущу.

– Командую здесь я. – почти нараспев протянул мужчина, медленно проталкивая в тесную задницу Гастона наконечник трости. Ошейник сильно сжал горло охотника на пару мгновений, а затем отпустил. – А ты здесь подчиняешься моим приказам, щенок.

Луи принёс своему повелителю мазь, которой мужчина щедро обмазал железный набалдашник трости, что уже соединился с ней самой. Гастон вновь и вновь порывался вырваться, сбежать, начать драться, свернуть шею графу, но его держало, прижимало к кровати, и даже пальцами пошевелить было затруднительно. Холодный, округлый набалдашник коснулся его ануса, и граф, довольно улыбаясь, чуть надавил. Низко зарычав, Гастон напряг задницу, не позволяя огромному, холодному предмету проникнуть в себя. Холодная боль полоснула его по спине – длинные, острые ногти графа слегка вспороли кожу. Сжавшись от боли лишь сильнее, в следующий миг охотник расслабился. Не нежничая более, хотя граф нежностью и не отличался, он протолкнул в тесную задницу набалдашник трости. Крик застыл в горле, что сдавил спазм. Холодная боль током прошлась вдоль позвоночника мужчины, скручивая органы, разрывая изнутри.

– Теперь тебе интересно? – шипел мужчина, враз потерявший над собой контроль. Он двигал тростью внутри порванного отверстия, что исходило кровью, хотя плоть охотника и налилась кровью от мазохистского удовольствия. – Ты у меня научишься себя вести, человеческий выродок.

Он не прекращал двигать тростью внутри мужчины, заставляя его кричать, но не давая двигаться. Янтарные его глаза так и пылали от ненависти, удовольствия и жажды крови. Ему так и хотелось вгрызться в эту шею, вскрыть брюхо, чтобы этот мальчишка больше не смел так себя вести.

– Ты у меня научишься себя вести. – как заведённый шептал и рычал мужчина своим сладким, пленительным голосом, с остервенением и ожесточением вталкивая в задницу своего пленника набалдашник, делая всё возможное, чтобы ему было как можно более унизительно и обидно.

Плоть Гастона ныла от возбуждения, ему нужна была разрядка, а меж тем разгорячившийся внутри него набалдашник стал доставлять ему невероятное удовольствие, на грани с безумием. Боль же вновь и вновь вспыхивала, срывая с губ стоны и крики.

– Давай, касайся себя, мерзость. – прошипел ему в ухо граф, всаживая в него трость максимально глубоко.

Сумев пошевелить одной рукой и продолжая опираться на кровать другой, Гастон принялся яростно ласкать свой член, подводя себя к желанной разрядке, хотя и чувствовал себя при этом и в самом деле шлюхой. Судорога скрутила его тело, и семя выплеснулось на скомканное покрывало кровати. Довольно ухмыльнувшись, хозяин особняка вынул из него трость и откинул на пол. Схватив брюнета за волосы, он заставил его ткнуться лицом в семя:

– Ты запачкал мою кровать, урод. Вылизывай.

Повинуясь то ли силе ошейника, то ли приказам своего хозяина, Гастон принялся слизывать собственное семя с покрывала, отчего вскоре его желудок скрутило судорогой. Двигаться было мучительно больно, внутри всё ныло, а задница саднила. Отпустив мужчину, граф выпрямился и махнул слугам:

– Отведите его в комнату. Вымойте, приведите в порядок. Завтра у нас гости. А он должен быть моим лучшим экспонатом.

Лунный свет призрачными потоками освещал камеру мужчины, который лежал на кровати, уткнувшись лицом в покрывало. Унижение и боль. Боль и унижение. В ушах так и звучал сладкий голос графа, который настойчиво шептал: «Ты у меня научишься себя вести».

========== Ария четвёртая ==========

Замок старинный,

Таящий угрозу.

Мужчина, который не пишет прозу.

В руках не согреет

Замерзшую розу,

Мужчина, который не пишет прозу.

В руках не согреет

Замерзшую розу,

Мужчина, который не пишет прозу.

Пьёт, словно воду,

Ангела слёзы,

Мужчина, который не пишет прозы.

Как только солнце начало подниматься над горизонтом, и первые его лучи достигли верхних башен старинного особняка, Гастона разбудили слуги, как и всегда молчаливые, пустые. У охотника не было сил сопротивляться – всё его тело ныло, кишки горели болезненным огнём, а двигаться самостоятельно он мог с трудом – граф разодрал ему всё внутри своей проклятой тростью.

С трудом открыв глаза, в которые словно насыпали песка, мужчина поднял взгляд на слуг, что молчаливо ждали его с полотенцем, ножницами. Один из слуг увёл его пса гулять, впрочем для того больше, чтобы животное не крутилось под ногами. Гастона довели до ванной и опустили в горячую воду, чтобы пришёл в себя, только от блаженного тепла ему захотелось закрыть глаза и погрузиться в манящую тьму сна, что сокрыл бы его мучения. Впрочем, теперь он больше мечтал о вечном сне, чтобы больше не видеть мерзкой рожи этого чудовища.

После долгих омовений и умащиваний тела мужчины маслами, слуги стали приводить в порядок его волосы – подравняли передние пряди, которые, падая на лицо охотника, придавали ему диковатый вид, затем слегка подкоротили волосы сзади, чтобы не прикрывали лопатки – за время заключения Гастон порядком оброс. После всего этого его накормили просто восхитительным завтраком и усадили в постель, где дали ему время вздремнуть.

Мучительный, лихорадочный сон сковал тело охотника – ему слышался голос графа, что шептал ему что-то на ухо, тихо посмеиваясь, изредка порыкивая. Он видел идеальное, безупречное лицо с сияющими на нём янтарными глазами. Его руки смыкались на горле куда сильнее золотого ошейника, не давая продохнуть. Раз за разом просыпаясь, Гастон чувствовал себя всё хуже, всё более разбитым и подавленным, но засыпал вновь, поддаваясь своему измотанному телу, что молило его о пощаде – даже дышать было трудно, не то что шевелиться.

Незадолго до заката солнца слуги вновь его разбудили и подняли с кровати, что отозвалось в теле мужчины адской болью, ноги его подкосились, но Луи, который командовал парадом слуг, поддержал его и отвёл к шкафу. Его удобную, не тесную одежду сменили чуть прозрачной туникой с широкими рукавами, от вида которой у Гастона челюсти свело судорогой, а брюки и бельё заменили набедренной повязкой, что почти ничего не закрывала.