Текст книги "Огненная чайка (СИ)"

Автор книги: Люрен.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

====== Ржавые крылья ======

Я шла по коридору как королева, мой шаг был широк, а осанка безупречна, ведь я с детства тренировала её. Толпа огибала меня, как море скалу. Взгляд коршуном скользил по коридору, замечая любую мелочь. В ушах играла Скай Свитнам. Другие могли шипеть за моей спиной, но меня не волновали ни они, ни тем более их мнение.

– Смотри, куда прёшь, деревенщина!

На меня налетел капитан футбольного клуба. Мой лоб встретился с его широкой разгоряченной грудью, и ощущение было не из приятных. За его спиной гогочут дружки.

Возвращаемся в реальность. Никакая я не королева, а просто Зои, девочка с фермы, подъезжающая в школу на папином драндулете прошлого века. Я часто гуляю по коридорам, играю в гордую и уверенную в себе девушку, представляю, что все боятся меня и никто не смеет обижать. Я не претендую на любовь или популярность, я уже даже не надеюсь завести друзей, пусть хотя бы от меня отстанут. Но проблема в том, что у меня нет и десятой части той уверенности, которую я стараюсь изображать.

– Ну, чё уставилась? – склонил голову набок капитан. У него было игривое настроение, а значит, ему не терпелось к кому-нибудь прицепится. Он прямо-таки дрожал от предвкушения.

Я посмотрела на него снизу вверх, не переставая жевать.

– Она в тебя втюрилась, – заржал его приспешник. – На уроках постоянно на тебя пялится.

«Вообще-то я смотрю в окно. Просто ты там сидишь».

Моего лица коснулось что-то холодное. Я почувствовала запах «Колы» и услышала смех. Она стекала по моим волосам, лицу и одежде и капала на грязный пол. На меня каждый день что-то выливали, иногда по нескольку раз, так что я не почувствовала ни удивления, ни клокочущей ярости, только раздражённое «ну вот, опять» промелькнула в моей голове.

– Мокрая курица, – засмеялась капитан клуба болельщиц, держащая одноразовый стакан.

Любопытные ученики, столпившиеся вокруг нас, подхватили этот клич. Но больше смеялись, тыкая в меня пальцем и снимая на телефон. И если минуту назад звуки казались приглушенными, будто уши заложило, то сейчас весь окружающий мир будто рухнул на меня со всей его громкостью. В глазах зарябило от этих смеющихся лиц и пальцев, тыкающих в меня. Я сорвалась с места, растолкала всех и побежала в уборную. Напоследок меня пинком заставили распластаться на полу под общий смех.

– Классно ты её, Рик, – услышала я вдогонку. – Чистый нокаут!

Не помня себя, я ворвалась в уборную и захлопнула дверь. Потом принялась отмываться от колы холодной водой, пытаясь унять тремор в конечностях. Когда-нибудь это закончится и я свалю из этой школы как можно дальше.

– Могла бы выпить, – услышала я мужской голос. Да, я не описáлась. Мужской голос. В женском туалете. – Халявный напиток. Надо видеть во всём позитив.

На подоконнике, как на скамейке, сидел парень, облокотившись об окно. Он с ухмылкой взирал на мои попытки избавиться от липкости газировки. Выглядел он весьма интересно: кудри, эпичный шнобель, который так похож на картошку, что из него хочется сделать пюре, какие-то непонятные висюльки на шее, браслеты и джинсовый жилет, утыканный значками с изображением атрибутики различных субкультур. Как клумба неопытного садовника.

– Мне уже начинать визжать? – сухо осведомилась я.

– Пожалуй, не надо, – немного подумав, ответил парень.

– Тогда потрудись объяснить, что ты тут делаешь?

– Отдыхаю, – невозмутимо ответил парень. – А что?

– В женском туалете?!

– Ну да.

– Но он же для девочек!

– Мне правила не писаны.

Со стороны коридора послышались смешки. Кто-то подглядывал в дверь. Увидев это, парень подошёл к ним, распахнул дверь и выжидающе посмотрел. Девочки растерялись.

– Проблемы? – поинтересовался он. – Если хотите, мы можем поговорить об этом.

– Не стоит, – странно булькнула болельщица. – Пойдёмте, девчата.

Они удалились, а парень захлопнул дверь.

– Ты всё видел, да? – подавленно спросила я.

– Ага, – сказал этот экспонат, ухмыльнувшись во все тридцать два зуба. – Пытаться потушить огонь колой по меньшей мере странно.

– Кончай издеваться, – взмолилась я.

И тут раздался звонок, бодрой песней созывая учеников в душные классы. Он всегда заставал врасплох и раздражал своей навязчивостью.

– Надо идти, – засобиралась я. – Тебе тоже, кстати.

– А ты хочешь? – склонил голову набок парень. – Я вот нет. Мне скучно. Тебе тоже. Тогда давай сделаем так, чтобы нам не было скучно?

Я оценивающе на него посмотрела. А он смотрел на меня, болтая ногами в разных носках, и лукаво улыбался. Что-то тянуло меня к нему. Наверное то, что он был такой же фрик, как и я. Да и отчасти тут играла роль его убийственная харизма.

– Меня Эрик зовут, – подмигнул он мне. – Ну так что? Решилась на удивительные приключения? Или предпочтёшь протирать штаны в классном кабинете?

– А почему нет? – пожала я плечами.

Вот так я и познакомилась с самым невыносимым типом во всей Вселенной.

– Вы – грёбаные засранцы и дети обезьян! Вот сейчас я вам задницы надеру!

Мы бежали по лестничному проёму. Белые кроссовки Эрика уже стали чёрными. Как и джинсы. А ему хоть бы хны. Гогочет на весь подъезд, пока за нами бежит разъярённый дед, размахивая метлой. Мы уже третий день приходим на эту крышу, и каждый раз нас он прогоняет нас. В тот раз, когда мы прогуляли урок, он выстрелил солью мне прямо в пятую точку. Эрик тогда хохотал, как полоумный, но в медпункт всё же отвёл. На второй день он отшлёпал Эрика мокрой тряпкой, и смеялась уже я.

– Вот повадились ходить на эту крышу, и хоть бы один сиганул! Так нет, горланят свои тупые песни, спать никому не дают! Вот погодите у меня!

Мы сбежали вниз по лестнице, чуть не сбив с ног бабушку, несущую пакеты. Та покрыла нас и деда отборным матом. Открыв дверь, мы ринулись навстречу оживлённой улице.

– Он отстал? – задыхаясь, спросила я спустя несколько кварталов.

– Отстал, – радостно ответил Эрик. – Ещё у подъезда.

– Тогда какого мы всё ещё бежим?! – возмутилась я.

– А что, нельзя?

Я попыталась ускориться, чтобы шлёпнуть его, но он бежал слишком быстро, а я была уже на пределе и с трудом дышала.

– Что, уже выдохлась? Да тебе на пенсию пора, старушка! – прокричал он и ускорил бег.

Он специально бегал по газонам, среди кустарников и деревьев. Я обливалась потом, мои лёгкие разрывало. Ещё немного – и я лягу прямо на дорогу, и мне будет на всё плевать.

– Не стоит падать на землю, – словно угадав мои мысли, сказал Эрик. – Это чревато сердечным приступом.

– Да что ты говоришь, – просвистела я.

Эрик вообще был эксцентричной личностью. Всё время подбивал меня на какие-то авантюры, причем просто ставя перед фактом, не обращая внимания на мои возражения. Мог посреди ночи вытащить меня к чёрту на куличики. Казалось, прошло не три дня, а три недели, настолько они были насыщены разными событиями. Но я не особо возражала. Эрику было трудно отказать, даже долго злиться было невозможно. Да и кроме того, он не давал мне долго оставаться в одиночестве и чувствовать, как странный, непонятного происхождения ужас обступает меня со всех сторон, затачивает в свой кокон, где нет ничего, кроме пустоты и приглушенных криков.

Мы медленно шли вдоль проезжей части. Я несла в руках пакет с баллонами краски, он шёл впереди, размахивая руками, как ветряная мельница. С одной стороны находился пустырь с глубоким оврагом, на дне которого стоял крохотный дом с тёмными провалами окон. Мне показалось, что в его глубине горел неясный свет. Вдали было озеро, а ещё дальше – скудный рядик домов с палисадниками. С другой стороны располагались магазины, клубы, балконы с цветами и витрины с нарядными манекенами.

Шли мы долго, примерно час. За это время успели закончиться магазины, фонари стать редкими, а звуки города – далёкими. С другой стороны дороги ловила машину девочка в чёрной мантии и длинными, не менее чёрными волосами. Я усмехнулась: ни справа, ни слева никаких машин не намечалось.

– Куда мы идём? – спросила я Эрика. – Опять очередная дорога без цели? Если кровавые мозоли и боль в желулке от голода для тебя часть дорожной романтики, то я пас.

– Это сюрприз! – развёл руками аки церемонемейстер Эрик. – Потерпи, сладенькая. Скоро будем на месте.

Он напялил мне на глаза ленту, завязав её как можно туже, взял меня за руку и повёл по дороге. Незримый мир казался похожим на лабиринт, а мелкие камешки и холмики – внушительного размера колдобинами.

Внезапно я почувствовала нестерпимую вонь. Эрик остановился и снял с моих глаз повязку. Мне открылся вид на простирающуюся чуть ли не до горизонта свалку. Горы и дюны всевозможного мусора, бродячие псы, которых лучше не провоцировать, и одинокий силуэт бомжа, сидящего на ободранном диване.

– То есть, я правильно поняла, что ты вёл меня так долго, чтобы показать это? – ошеломлённо спросила я. – Свалка? Серьёзно?

– Но-но-но! Я вас попрошу, юная леди. Не просто свалка, а Мировая Свалка.

– Хочешь сказать, там весь мусор мира?

– И не только. Хочешь проверить?

– Я что, похожа на бездомную?!

Я была вне себя от ярости. Расхаживала вокруг и отчаянно перебирала ругательства в поисках самых неприличных. Эрик же взобрался на вершину ближайшей горы и уселся на кресло.

– Иди ко мне, – пригласил он. – Тут хватит места для двоих.

– Да пошёл ты знаешь куда?!

Вдали светлело небо. Светло-голубой горизонт контрастировал с тёмной равниной.

– Знаешь, как тут прекрасно встречать рассвет? – тихо спросил Эрик. – Словами не передать это ощущение.

– Ну да. Верх романтики.

– Ты видишь только то, что хочешь видеть. И не замечаешь сути.

– А кто её замечает? Никому не дано видеть её всегда. Да и не надо. Целее будем.

– Ты это не по наслышке знаешь? – глухо спросил Эрик.

Я почувствовала, как кровь отливает от моего лица. Мне хотелось запустить в Эрика чем-нибудь поувесистей, но вместо этого я осталась стоять, как безвольная игрушка.

– Если спустишься – скажу, – помимо своей воли проронила я.

– Лучше поднимись, – ответил Эрик.

Нехотя я забралась на гору, несколько раз скатываясь вниз. Вся вымазалась и провоняла мусором. Эрик со смехом наблюдал за моими потугами. Я села рядом с ним. Кресло было широкое, а мы оба худыми.

– Как будто я могу выбирать. Как будто я это контролирую.

Эрик заинтересованно взглянул на меня.

– Можно подумать, что я так уж хочу брызгаться пеной по поводу и без повода, – продолжила я. – Я уже забыла, когда в последний раз расслаблялась. Всю жизнь прожила в страхе, что вот-вот упаду на пол и начну дёргаться. А потом весь день буду как тряпичная кукла. Меня до четырнадцати лет никуда не выпускали одну, потому что боялись, что это начнётся посреди улицы.

Эрик мог бы прожечь во мне дыру своими ореховыми глазами.

– И каждый раз, когда у меня случался приступ, происходило какое-нибудь несчастье. От разбитой вазы до травмы на уроке физкультуры.

– Ты говоришь о Бадди?

Бадди был старым капитаном футбольной команды, невысоким парнем, не очень мускулистым и спокойным. Но перед ним расступались. За ним следовали. Он был лидером. Но однажды на уроке физкультуры он получил травму. Я за заметила, как это произошла, то ли неудачно упал, то ли кто-то случайно попал по нему. Встать не смог, так что в медпункт его относили на руках. А потом его надолго забрали в больницу. Как оказалось, он раздробил коленную чашечку. Семья Тома помогала ему всячески, поскольку их родители были друзьями, но о футбольной карьере парнишка больше не мог и мечтать.

– Да, – ответила я. – Перед уроком в раздевалке у меня случился приступ. У меня было навязчивое желание предупредить Бадди о том, что с ним должно что-то случиться. Чтобы он был осторожен. И я видела понимание в его глазах. Ещё немного, и мне бы удалось его уговорить, но вмешались его дружки и начали ржать надо мной. И увели его.

– А я Бадди, кстати, на днях видел, – сказал Эрик. – Он сейчас живет на Аляске, дышит свежим воздухом. Ходить нормально уже не сможет, да и не хочет. Приехал погостить у матери и поблагодарить семью Тома. И тебе спасибо передал. А ещё подобные приступы были?

– Перед тем как Майк разбился. Это был ужасный приступ, и он случился посреди ночи. А я живу далеко от города, поблизости людей вообще нет. Посреди ночи выскочила из дома в ночной сорочке, побежала в сторону дороги, пыталась поймать машину. А потом просто бежала так быстро, как могла.

Майк в машине на всей скорости свалился в овраг. Его тело было настолько изуродовано, что опознали не сразу. Кто-то говорил, что это был несчастный случай, ведь тормоз сломался. А кто-то – что он покончил с собой. Что там на самом деле было, я не знаю, но оправиться после этого долго не могла, всё себя винила.

– Вот почему уроки физкультуры полезны. Не отлынивай, детка!

– Вообще-то я от неё освобождена.

– Ну так что, предупредила его? Не уходи от темы.

Вот ведь жертва Кунсткамеры!

– Я выдохлась и упала. Еле заставила себя подняться. Бежать сил уже не было. Ползла. А потом я вижу его дымящуюся машину…

– Да ты буревестник, сестра!

– Кто, прости?

– Бу-ре-вест-ник, – по слогам повторил он. – Птица, предупреждающая о шторме.

– Я знаю, кто такой буревестник. Я спрашиваю, какого хрена я – он.

– Потому что ты вещаешь о несчастье! Провидица! Оракул! Пророк!

– Ты такой невыносимый, Эрик.

– Я знаю, – захохотал Эрик. – Поэтому ты меня и любишь.

====== Чёрные воды ======

Воспоминания рассыпаются. Иногда я не запоминаю вчерашний день. Иногда забываю, о чём думала пять минут назад. Порой я вообще себя не узнаю. И потому злюсь на весь мир, на всех людей, а порой на саму себя. Или на всё сразу. Понятно, что при таком состоянии учиться не стоит. Прогуливать не могу, потому сижу за партой у окна, рассеянно глядя на двор внизу, мокрое футбольное поле с болтающейся на ветру сеткой, гоняющими мяч детьми, припаркованными машинами и асфальтом с лужами. Конец августа. Дождь мешался с солнцем, но при этом было невероятно жарко, потому я ходила в майке и в шортах, демонстрируя всем веснушки на плечах и шрамы на коленях.

– Мисс, не могли бы вы присутствовать на уроке? – склонилась надо мной учительница.

– А я и так здесь, – ответила я.

– Нет, вы смотрите в окно и вам плевать на происходящее.

– Я внимательно слушаю.

– Вот как? – саркастически переспросила учительница. – Тогда, будьте добры, повторите то, что я только что сказала.

– Мисс, не могли бы вы присутствовать на уроке? – передразнила её я.

Послышались смешки. Марк с интересом посмотрел на меня. Леа оторвалась от телефона. Том чуть не выронил трубку. Сандра повернулась и приподняла бровь. Болельщица скривилась.

– Остроумничать будете? – скрестила руки на груди учительница. – Ну, я посмотрю, как вы это будете делать на экзамене.

Она принялась строчить что-то маркером на доске, стуча им и скрипя, а я вновь уставилась в окно, подперев подбородок рукой. Форточка была открыта, и дул ветер, принося с собой запах улицы.

АЙ!

Виски пульсировали, голову будто сжало обручем. Мир перестал казаться чем-то реальным. Будто ребёнок нарисовал акварелью эти деревья, асфальтовые полоски на фоне домов и стадиона, жёлтые стены класса и белую доску с пыльным проектором. Как будто если я протяну руку, то наткнусь на белый листок. Я его ударю, всё развалится, а потом что?

Звук звонка больно ударил по ушам. Одноклассники вскочили и побежали, на ходу собирая сумки. Я осталась сидеть, пока не обнаружила, что осталась наедине с училкой, которая, забыв отключить проектор, зашла на «Фейсбук» и что-то строчила (судя по «зайчику», «сладенькому» и «котику», своему партнеру). Смутившись, я тут же убежала, пока учительница не заметила. Коридор опустел: уже довольно поздно, и скоро должно стемнеть.

Навстречу мне шёл школьный психолог. Окинув меня оценивающим взглядом, он произнёс:

– Мисс, в школу не носят такие вещи. Сотрудникам мужского пола будет дискомфортно, – сказал психолог.

–  Из-за Лии Вам тоже было дискомфортно?

Он вспыхнул, как пион.

– Это всего лишь слухи, – прошипел мужчина, приближаясь ко мне. – Не стоит верить неподтвержденной информации. Не думал, что вы настолько наивна.

– А мне плевать, что вы думаете.

Я повернулась к нему спиной и показала неприличный жест. Хотела уже уйти, но он схватил меня за запястье, больно сжав его.

– А вот это вы зря, – горячо зашептал он, опаляя моё плечо раскаленным дыханием. – Я это так просто не оставлю.

– Уберите от меня свои грязные руки, – процедила я.

– А то что? – хмыкнул он. – Что вы мне сделаете? Я – компетентный и востребованный специалист. Таких, как я, в Нью-Йорк приглашают. А вы всего лишь дочка каких-то жалких фермеров. Ни вы, ни ваши подружки ничего не смогут доказать.

– Ну вот и валите в свой Нью-Йорк, а нас оставьте в покое, – сказала я, наконец вырвавшись.

Я побежала по коридорам, слыша его шаги. У лестницы он меня догнал, сгрёб в охабку и потащил обратно.

– Отпустите меня! – кричала я. – Уберите руки, а не то я применю силу, и меня не остановит то, что вы психолог!

Он втолкнул меня в кабинет директора.

– Вот. Посмотрите на это. Одевается неприлично, сотрудникам хамит, угрожает.

Директриса взглянула на меня поверх очков и жестом попросила психолога выйти.

– Я решительно не понимаю, что за конфликты у вас с мистером Макроу. Он – опытный психолог с двумя высшими, и знает своё дело, – устало вздохнула она.

– И это не мешает ему быть подонком, –  презрительно сплюнула я.

– Выбирайте выражения, – нахмурилась директриса.

– Лия не станет врать, – сказала я. – Она не из тех людей. Представляете, как ей тяжело было признаться в этом? Представляете, сколько она храбрилась?!

– Лия, может, наврала, – фыркнула директриса.

– А синяков, по-вашему, недостаточно? А травм? Лия бы не поставила свою репутацию под угрозу ради того, чтобы опорочить человека. Тем более, у них конфликтов не было до этого.

– Мы не можем лишиться такого специалиста, – возразила директриса. – Тем более из-за неподтверждённых сплетен.

– Вы пытаетесь сохранить престиж школы ценой других людей, – сказала я. – Ценой психики молодых девушек, которые будут заново учиться отношениям. Которые, возможно, не смогут нормально смотреть на парней. Вы в курсе, что Лия пыталась покончить с собой и до смерти боится любых прикосновений? Вы в курсе, что она целый день сидит в душе, пытаясь смыть с себя эту грязь?

Директриса шокированно уставилась на меня. Думаю, до неё наконец дошёл смысл сказанного. Я поднялась и ушла из кабинета, оставив её в раздумиях.

Эрик вилял задницей и подпевал музыке. Если таковым можно назвать звуки, напоминающие мяукание. Я тёрла виски. Рядом валялся Том и курил кальян. Подальше – две загорелые девушки, читающие комиксы.

– Кстати, псих на тебя окрысился, что ли? Смотрит на тебя, как маняк какой-то, – обратился ко мне Том, выпуская изо рта дым.

– А мне плевать, что ему там не нравится, – сощурила я глаза. – Я не коррупционная сволочь, как директриса. Я это так просто не оставлю.

– Не оставишь что? – вмешался Эрик.

– То, что он сотворил с Лией, – сказала я.

– Что он с ней сделал? – спросил Том.

– Догадайся, – фыркнула я.

Его глаза расширились, трубка кальяна выпала изо рта.

– Вот гад! – выругался он. – Почему его до сих пор не засадили?

– Взятку дал, – фыркнула я.

– Так это из-за него Лия такой замкнутой стала, – покачал головой Эрик.

Мы замолчали. Желание танцевать пропало. Вокруг орали подростки, хлебая из бутылок, гремела музыка, а в окно стучалась ветка, и только я слышала это.

– Испортил я всем настроение, да? – хмыкнул Том. – Простите, я не хотел. Можешь треснуть меня, Зои.

– А мне, значит, нельзя? – обиделся Эрик.

– Ты же не Зои, – улыбнулся Том.

– Пойдёмте отсюда, – вдруг сказала я.

– Ты чего? – удивился Эрик. – Утро будет нескоро.

– Здесь больше нечего делать, – твёрдо ответила я.

– Вы идите, – сказал Том. – Я останусь.

Я направилась к выходу, расталкивая танцующих. Эрик побежал за мной. Рядом кто-то блеванул. На меня попали брызги, и я выругалась. Эрик заржал и несколько раз хрюкнул. Он обнял меня за плечи, чуть облокотившись, и я ногой толкнула дверь. Мы вышли навстречу прохладному ночному воздуху, лиловым сумеркам, тёмно-зелёной траве и подстриженным кустам. Музыка и тепло остались где-то позади.

– Тут дышится очень свободно, – сказала я.

– Думаешь? – отозвался Эрик, крепче сжимая моё плечо. – На меня этот город давит.

Он вдруг сделался злым, жёстким. Даже его взгляд сделался… каким-то волчьим, что ли. На секунду мне показалось, что его глаза налились кровью, как у оборотня.

– Не делай так: ты пугаешь меня, – взмолилась я.

– Бу! – клацнул зубами Эрик. – Я сейчас тебя растерзаю, жалкая смертная.

– Не попадёшь в меня из-за судорог, – фыркнула я.

– Ты тоже иногда меня пугаешь, – признался Эрик. – Иногда твой взгляд становится звериным. А на самом его дне таится страх.

Я удивлённо на него посмотрела.

– Пошли на озеро, – вдруг сказал он, указав на тёмный водоём вдали. – Искупаемся! Давно не купался…

Он побежал к воде. Я едва поспевала за ним. Мы спустились по белым ступенькам, ведущим прямо на берег, на ходу скидывая обувь, и с разбега плюхнулись в воду.

Огни домов и уличных фонарей отсюда казались далёкими. Как будто мы оторваны от всего мира, находимся на несколько ступень ниже всех и никогда не выберемся. Небо было как будто нарисовано чернилами, без луны и звёзд, над нашими головами замер огонь: то ли вертолет, то ли НЛО – мне уже было всё равно. А вода была холодной, как-то странно-холодной для начала сентября. Казалось, она засасывала, как болото, тянула меня на самое дно, чтобы меня опутали водоросли и в мою кожу впились осколки разбитых бутылок.

– Тут уже несколько детей утонуло, – сказал Эрик. – Один на моих глазах. На том же самом месте, где ты сейчас плаваешь.

– Что?!

Я принялась барахтаться, пытаясь отплыть.

– Да шучу я, шучу, – принялся хохотать Эрик. – Видела бы ты сейчас своё лицо.

– Ты идиот, Эрик! – заорала я.

– Я знаю, – с гордостью ответил Эрик.

Я пыталась догнать его, но он слишком быстро плавал.

– Ладно, извини, Зои, – сконфузился Эрик. – Я не подумал.

Он остановился. Я подплыла к нему.

– Ничего страшного, – сказала я. – На дурачков не обижаются.

– Ага, попалась! – заорал Эрик.

Он схватил меня и потянул на дно. Я вырывалась, но он только сильнее прижимал к себе. Я почувствовала ногами прикосновение ила и водорослей. В волосах запутался какой-то мусор. В нос забилась мутная вода. А его руки сжимали мои, и я чувствовала их тепло, как будто передающееся мне. Эрик медленно закружил меня, и мусор наконец покинул мои волосы. Я порезала палец обо что-то острое. Лёгкие разрывались от отсутствия кислорода в них, нос болел. Толкнув друга, я вынырнула на поверхность и погребла к берегу, кашляя и отплевываясь. Челюсти сводило судорогой, ногти стали фиолетовыми, а кожа бледной до голубизны и покрылась мурашками. Я вся дрожала. Я села, и поверхность ступеньки показалась тёплой. Уткнула лицо в колени, обхватила их руками и заплакала. Я не помню, когда в последний раз плакала.

– Зои?

Эрик сел рядом со мной и тронул за плечо. Я дернула им.

– Ты в порядке, Зои?

Эрик был напуган. Но у меня не было никакого желания с ним разговаривать. Мне хотелось, чтобы он ушёл.

– Уходи, – просипела я.

– А что я такого сделал?!

– Ты что, издеваешься надо мной? – я наконец подняла голову. – Ты утащил меня под воду, стал держать меня там, не заботясь о том, что я могу захлебнуться, и ещё спрашиваешь, что такого сделал?!

– Но ведь не захлебнулась же…

– И что?! Ты вообще думаешь, что творишь?!

Эрик пристыженно опустил голову, вжав её в плечи.

– Извини, я… У меня иногда спонтанные идеи. Мне вода помогает.

– А мне нет! Я вообще её боюсь!!!

– Почему?..

– В воде можно утонуть. Ногу или руку может свести судорогой. Может унести течением.

Я встала и чуть не упала, но успела удержать равновесие, облокотившись об Эрика.

– Да, я без тормозов, – сказал тот. – Мне всегда так говорили.

– Тогда тебе следует пересмотреть своё поведение, если хочешь дальше общаться со мной, – сказала я и отправилась прочь.

====== Оранжевое затишье ======

Сижу на крыше, ласкаемая бореем. Внизу город подмигивает мне огнями вывесок и уличных фонарей, поёт уличными бродягами, манит ароматом горячего супа и горячего шоколада. А сверху холодно и одиноко. Спину подпирает ржавая дверь, по бокам кирпич. Всё исписано графити.

Мокрые и спутанные волосы лезут в лицо, подводка размазалась, косуха не греет. Я подвываю холодному осеннему ветру:

Привет, ночь, моя старая подруга,

Я пришла вновь побеседовать с тобой.

Видение незаметно подкралось

И оставило свои семена, пока я спала.

– Тебе это знакомо, не так ли?

Чётко очерченный профиль, острый нос и русые волосы, собранные в хвост. И гитара, ярко-чёрная, новенькая и блестящая.

– Умеешь? – спросила я.

– Нет, – ответил он.

– А я умею. Дай сюда.

Я взяла у него инструмент и принялась наигрывать.

– Можешь прекратить? – взмолился он. – Я не люблю эту песню.

– Почему?

Он грустно улыбнулся и посмотрел своими зелёными глазами на меня.

– Когда-нибудь я тебе расскажу.

От него пахло бензином и серой. Он был огнём. А я так, головешка.

– Ты не из здешних, да? – спросил он.

– Здешняя, – проворчала я. – Даже более здешняя, чем ты.

– Что ты имеешь в виду?

– Этот город блеклый, как будто с винтажного фото. А тебя словно цветными мелками нарисовали.

– Забавно, я думал совсем наоборот.

– А думать наоборот вредно. Ты же не житель Зазеркалья, верно?

– Ты странная… Не из деревни, случаем? Напоминаешь мне одну девицу.

– Я с фермы.

– Ещё лучше.

Мы замолчали, каждый о своём. Ветер утих, листва умолкла. Стало вдруг как-то тихо. Парень встал и собрался было уйти.

– Останься, – неожиданно для самой себя взмолилась я. – Я сойду с ума, если пробуду одна хоть минуту.

– И снова я думаю наоборот, – хмыкнул парень. – Ты не одна, с тобой ведь ночь. – Я сделала страшные глаза, и он осёкся. – Так и быть, останусь.

Он сел поближе. Несмотря на то, что мы не соприкасались, я чувствовала тепло его тела. И мне хотелось прижаться к нему, но я знала, что, сделай я это, и он бы тут же ушёл и никогда не вернулся.

Он бренчал на гитаре песни, как он сам мне сказал, норвежской певицы, и даже пытался петь. И мне сразу же сделалось холодно, и я даже почувствовала запах хвои, костра и тёплого молока. Закрыла глаза и почувствовала мелкие поцелуи снежинок, падающих и кружащихся в каком-то безумном танце, услышала вой далекой вьюги, а дыхание превращалось в пар.

– Холодно, – выпалила я, стуча зубами.

– Ты издеваешься? – спросил он. – Сейчас +15.

– Это от твоих песен, – сказала я.

– Что, настолько очаровал? – усмехнулся незнакомец. – Играю я посредственно, прямо скажем. Пою ещё хуже. Мне в школе говорили, что мне медведь на ухо наступил.

– Меньше слушай их, – фыркнула я. – Тут не качество главное.

– Качество тоже имеет значение, – сказал он. – Надо просто уметь подбирать публику.

Он поставил сумку перед собой и принялся рыться в ней.

– Чего делаешь? – спросила я.

Он вытащил стопку тетрадей.

– Прощаюсь, – сказал он.

Достал зажигалку. Поднёс к бумаге. Сначала возник крохотный огонёк. Потом он распалялся, и уже через минуту на крыше распустился огненный цветок, освещающий наши лица и рождающий причудливые пляшущие тени. Рыжий, рыжий огонь, как мои кудри, как кирпич, как ржавчина на трубах, как уличные коты. Я подносила руки к огню, пока тот грел мои щёки и нос, дыша мне в лицо жарой, а в это время парень достал… сосиски! Сосиски на вертеле!

– Ты что, собрался сосиски тут готовить? – обалдела я.

– Почему нет? – Тот пожал плечами.

Он подбрасывал тетради, чтобы огонь не погас. Я, вздохнув, решила ему помочь и держала сосиски. Следом за тетрадями полетели книги, блокноты, газеты, ветровка. Снизу кто-то громко заржал. Соседка высунулась из окна и ругнулась на нас. Потом махнула рукой и скрылась.

– Готово, кажется, – неуверенно объявила я, глядя на обуглившееся мясо.

– Вот и отлично.

Парень выхватил одну у меня и отправил в рот.

– Ошень вкушно, – прошамкал он. – Обяжательно поешь.

Я откусила от одной. Явно перегорело, но в целом на вкус неплохо. Думаю, с кетчупом и специями было бы очень даже недурственно. Мы жевали и смотрели друг на друга, улыбаясь и смеясь, как дети в парке аттракционов, наши щёки покраснели, и глаза хитро сощурились. Казалось, ещё немного, и на его щеках выступят веснушки.

Тем временем от стопки тетрадей остался тёмный пепел, который развеяло ветром. Как будто стая чёрных ворон. Жители верхних этажей не остались равнодушны к такому дивному зрелищу, и вскоре нам пришлось убегать от того же деда с метлой, к которому прибавилась мастерски ругающаяся бабка.

Мы убегали, но не смеялись. Только улыбались с заговорщиким видом. И я поняла, что этой ночью мне было очень-очень весело.

====== Розовая сладость ======

На ферме мы всегда встаём в полшестого. Солнечный свет мягок, в воздухе витают аромат лаванды и какая-то лёгкость, за окном травинки покрыты росой. Мать их называет слезами неба. Отец кормит скотину, мы с матерью едим тосты, запивая молоком. Иногда добавляем мёд, который покупаем у знакомых пасечников. Кухню заливает утренний свет, поют птицы, ветер шепчет что-то листвой. Идилия. Но в последнее время я не могу её чувствовать. Ночи выматывают, я чувствую непонятную тревогу, как будто надвигается буря.

Эта осень была буйно цветущей, холодной и дождливой. Дождь лил днём и ночью, грозя всё затопить, и иногда мне хотелось, чтобы это действительно случилось.

– А ведь ты прав, – сказала я. – Давит.

– Что давит? – охотно откликнулся Эрик. – Резинка от джинсов? Говорил же, подбирать надо вещи по размеру. Ох уж эти сельские!

– Город, идиот, – клацнула зубами я.

– Видишь? Я всегда прав, – горделиво подбоченился Эрик.

Огонь разгорался всё ярче, клубами валил серый дым. На мангале лежало мясо. Вокруг была мокрая трава. Тут повсюду кострища, следы от былого веселья, вот мы и воспользовались одним.

– Я как-то жарила сосиски на крыше, – сказала я.

– Сосиски! На крыше! – оживился Эрик. – Почему я до этого не додумался?! Кто-то пытается спихнуть меня с пьедестала самого безбашенного чувака в городе?!

Барбекю было уже готово. Мы принялись его лопать прямо с вертела, обжигаясь и пачкаясь маслом. Мясо было снова подгоревшим, но сочным, горячим и очень вкусным. Если бы я ела его одна, то меня бы вырвало. А с Эриком вкуснее.

– Почему с тобой еда становится вкуснее? – спросила я.

– А я вообще отличная приправа, – прочавкал Эрик. – Еда всегда вкуснее, когда разделяешь её с кем-то.

– Ты проверял? – скептически спросила я, поливая мясо кетчупом.

– Нет, – радостно ответил Эрик. – У меня нет друзей.

– Странно, обычно такие, как ты, быстро распологают к себе людей, – удивилась я.