355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » lorata » Я хочу увидеть тебя храброй (ЛП) » Текст книги (страница 6)
Я хочу увидеть тебя храброй (ЛП)
  • Текст добавлен: 3 ноября 2017, 16:01

Текст книги "Я хочу увидеть тебя храброй (ЛП)"


Автор книги: lorata


Жанры:

   

Фемслеш

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

— Не слишком быстро, — признается Прим. Никто в Шлаке не может; угольная пыль попадает в легкие и заставляет ее тяжело кашлять, когда она двигается слишком быстро. Она никогда не могла догнать Китнисс, когда они играли в пятнашки, и не только потому, что ноги Прим короче. — Я хорошо прячусь. — Прятки работают, только если ты уходишь достаточно далеко, но они все равно следят за тобой, — замечает мистер Эбернети, и Прим морщится. — Ты должна бегать. По утрам, перед школой. Начинай медленно, один круг вокруг Шлака. Если начнет колоть в боку, то переходи на шаг, но не останавливайся, пока не дойдешь до конца, а потом продолжай идти, пока сердце перестанет биться слишком быстро. — А что насчет тебя? — спорит Прим. — Ты тоже идешь. Что ты планируешь делать, когда попадешь на Арену? — Надеюсь, что они положили напитки в Рог Изобилия, тогда я скажу охренительный последний тост, — сухо говорит мистер Эбернети. Прим прищуривается. — Нет, — говорит она, и он хмурится на нее, презрительно скаля зубы. — Нет, если я буду бегать, то и ты будешь. Он лающе смеется. — Никаких шансов. — Почему нет? Тебя-то точно отправят на Игры, а меня только может быть, — на самом деле не «может быть», и они оба это знают. Суть не в этом. Прим закусывает губу, но ловушка закроется, неважно, запрыгнешь ты в нее или заползешь, поэтому она заставляет себя это сказать. — Как ты будешь защищать меня, если убежишь или бросишь нож? На этот раз обе его брови наперегонки поднимаются к самой линии роста волос. — Повтори-ка. Прим скрещивает руки на груди и смотри на него сверху вниз, как Китнисс делала, когда кто-то пытался надуть ее по поводу цены хорошего, жирного зайца. — Ты собираешься меня защищать или нет? Так звучит лучше. Это звучит лучше, чем «ты умрешь за меня?», но ей не нужно это говорить. Они оба и так понимают. Наконец мистер Эбернети усмехается, и на этот раз смешок не звучит, как разбитое стекло. — Знаешь что, ладно. Я приду завтра, и мы организуем самую нелепую в мире пробежку по городу. Прим снова сглатывает, и засовывает руки в карманы, чтобы скрыть их дрожь. — Спасибо, — говорит она; Гейл научил ее никогда не давить во время торговли, поэтому она просто кивает и уходит. *** Следующие несколько месяцев Прим делит свою жизнь на части. Проверка ловушек и обход покупателей утром, после — пробежка по краю Шлака с мистером Эбернети; днем — школа; еще больше уроков с мистером Эбернети после полудня и до тех пор, пока не наступает время возвращаться домой к ужину. Это... ну, это не тренировки, не то чтобы они, ничего, что дало бы Прим преимущество даже над трибутом ее же возраста на Арене, тем более над теми, кто уже проходил через Игры. Это просто мелочи: как дышать, когда бежишь на большое расстояние («Удваивай дыхание, — говорит ей мистер Эбернети, тыкая ее между лопатками, чтобы она выпрямилась. — Вдох-вдох, выдох-выдох, в темпе твоих шагов. Так ты пройдешь больше.») или как вывернуться из захвата. Хеймитч пытается научить ее метать ножи, но Прим не может повернуть запястье под правильным углом, и он действительно огрызается на нее. Прим отказывается плакать, и когда на следующий день она возвращается, полная решимости сделать это, вместо ножа он протягивает ей кусок медной трубки. — Держи, — говорит мистер Эбернети, бросая ей мягкий кожаный мешок, наполненный крохотными дротиками с перьями на конце, и злобно указывает на другой. — Ты хочешь сохранять дистанцию между собой и тем, с кем ты сражаешься. У этой девочки в прошлом году была рогатка, но выстрел, которым она убила соперника, был чертовски удачным. Ты используешь это, все, что тебе понадобится — раздобыть немного яда, и тогда неважно, куда ты попадешь, нужно только пустить кровь. И целиться легче. Прим подносит трубку ко рту и стреляет — совершенно мимо мишени, но по крайней мере, дротик пролетает мимо нее, а не падает через три фута, как нож — и лицо мистера Эбернети сводит судорогой. — Достаточно на сегодня, — говорит он ей дрожащим голосом, достает из кармана бутылку и делает большой глоток, запрокидывая голову, чтобы выпить остатки жидкости, и открывая глотку. Прим посещает ужасающая мысль, что на Арене его горло стало бы легкой целью для ее дротиков. — Давай, иди отсюда. Возьми пару выходных, попрактикуйся и возвращайся назад, когда сможешь попасть во что-то меньше дуба. — Я только начала! — уязвленно возражает Прим, но его глаза темнеют, а рот сжимается, прямо как у мамы, когда она вспоминает о папе или Китнисс. Прим проглатывает свой гнев; мистер Эбернети изгнал из своей памяти множество лет, больше умерших под его руководством трибутов, чем Прим хочет представлять. Она оставит его в покое; может, через несколько дней он придет в себя. — Была ли в Двенадцатом девушка-трибут, которая использовала духовую трубку и дротики? — спрашивает Прим маму за ужином этим вечером, особо не ожидая ответа. Она определенно не ожидает того, что мама опрокинет кувшин с водой и даже не попытается поймать его, просто смотря как вода стекает со стола, образуя лужи на полу. — Мам? — Да, была, на второй Квартальной Бойне, — отстраненно говорит мама, смотря куда-то мимо плеча Прим, но затем опоминается и строго смотрит на нее. — А что? Что ты делаешь с духовой трубкой? Прим не сказала ей про занятия с мистером Эбернети. Они вообще не говорят о предстоящей Жатве; для мамы проще ускользнуть в место, где ничто плохое не может до нее дотянуться, и Прим не собирается заставлять ее измениться. — Нам рассказывали про Бойню в школу, — спокойно говорит Прим, и эта ложь выходит из ее рта так же просто, как правда. — Мне просто интересно. — Она была... Я знала ее, — мама проводит рукой над глазами, и это так похоже на жест, который иногда делает мистер Эбернети, что Прим моргает. — Мы были подругами. Мистер Эбернети выиграл Квартальную Бойню, и если мамина подруга тоже была там... Прим прикусывает язык. — Я вытру воду, — говорит Прим, вставая, чтобы принести полотенце из кухни и убрать беспорядок. — Может, потом мы посидим над книжкой про растения и ты снова покажешь мне лечебные. Прим уже запомнила их — гамамелис от боли и лихорадки; бузина при недугах желудка и легких; хвою кипятят в воде женщины, которые не могут содержать ребенка; и так далее, и так далее, и так далее — но маму успокаивает, когда они вместе сидят и листают страницы. Этим вечером, после того, как мама уходит спать, Прим откроет книгу на главе о ядах (цветки и листья бузины могут использоваться для лечения, а приготовленные ягоды можно есть, но спелые, сырые ягоды содержат токсин, который выделяется постепенно и убивает не сразу) и изучает ее до тех пор, пока свеча не догорает. *** На самом деле в День Жатвы на площади их только шестнадцать. Родственники трибутов последнего десятилетия — большое число на бумаге, но большинство их братьев и сестер уже выросли, не говоря уже о том, что не у всех них были сестры. Мальчики Мелларков стоят сзади, за безопасной веревкой, и им не о чем волноваться. Это только Прим и другие девочки стоят в своих лучших платьях под палящим солнцем. Правила обычной Жатвы все еще применяются. Имя Прим записано дважды, по разу за каждый год, когда она подходит по возрасту, и никаких тессеров — она обещала Китнисс, да и проще ободрать кору с деревьев и сделать муку из ее мясистой белой мякоти. Это значит, что у старших девочек шансы хуже. У Брайни, восемнадцатилетней и тощей как палка, четыре младшие сестры, все они стоят рядом с ней, держась за руки и смотря на сцену, выражения их лиц меняются от ужаса до решительности. В конце концов, это может оказаться одна из них. Может, это будет не она, и годы спустя Прим будет смеяться над тем, что провела месяцы, тренируясь бегать, не задыхаясь, попадать в мишень с расстояния в пятнадцать футов и за считанные секунды забираться на дерево, но сейчас нет смысла думать об этом. Чаша стоит на сцене, огромная и почти пустая, только на дне болтаются несколько листочков, и Прим не может отвести от нее взгляд. В противоположной части только один листок, и мистер Эбернети стоит на сцене в сером костюме, и его рот искривлен в мрачной усмешке. Мама где-то в толпе, миссис Хоторн стоит рядом с ней и держит ее за запястье. Этим утром Прим спросила, не хочет ли мама остаться дома, но ее глаза сверкнули, и она встала с постели, и это... что-то? Может, с ней все будет хорошо. Сопровождающая — Эффи, Прим наконец решила запомнить ее имя — подходит к микрофону и читает новые правила, напоминая всем, почему посреди площади стоит только горстка девушек, как будто они могли об этом забыть. Они смотрят фильм, слушают речь, но тут Эффи поднимает вверх сияющий ноготь: — И еще одно! Конечно, всем хотелось бы попасть на Арену, чтобы сразиться с такими достойными соперниками в этом году, но в духе Квартальной Бойни и в качестве напоминания о том, что решения Капитолия окончательны и неоспоримы, в этом году правило, позволяющее вызваться добровольцем, отменяется. И пусть удача всегда будет с вами! У Брайни вырывается мягкий всхлип, и она притягивает сестер поближе, камеры наезжают на них и проецируют изображение сбившихся вместе девушек на гигантский экран. Увидев свое изображение, Брайни шипит и снова выпрямляется, ее лицо теперь выражает гнев и решимость. — Сначала мальчики! — щебечет Эффи, и мистер Эбернети снова лающе смеется, этот смех — как пощечина, но не насмехается над ней вслух. Она игнорирует его — навык, приходящий с годами практики — и запускает руку в чашу, действительно кружит в ней рукой, как будто перебирая ворох листков. Прим с силой выдыхает через нос, и случайно встречается взглядом с мистером Эбернети. Прямо на сцене, перед камерами, он закатывает глаза, и Прим приходится крепко сжать губы, чтобы у нее не вырвалось истеричное хихиканье. — Хеймитч Эбернети! — объявляет Эффи, и он делает широкий шаг вперед с преувеличенной военной точностью. — А теперь та, кого мы все ждем... Из всех эпизодов прошлогодней Жатвы Прим вспоминает не то, как она с храбрым лицом и выбившейся сзади рубашкой, идет к сцене. Не то, как она по очереди переставляет ноги, хотя ее разум велит ей убегать. Прим вспоминает свой визг, когда Китнисс уводили вперед, а Гейл перекинул ее через плечо и понес назад за линию. В этом году такого не будет. Руки Прим зудят от пота, но она не протирает их; мистер Эбернети научил ее, что от этого будет только хуже, и что это привлечет камеры. Вместо этого она слегка выворачивает пальцы, держа руки подальше от боков, расфокусировывает взгляд и концентрируется на дыхании. Прим концентрируется так сильно, что пропускает имя. Младшая сестра Брайни начинает всхлипывать, и на секунду Прим думает, что это она, но потом на экране за сценой появляется ее собственное лицо, а остальные девочки расступаются. В этом году чудес не будет. Она знала это. Она потратила месяцы, готовясь к этому, повторяя себе это каждый вечер перед сном, но оказывается, что мистер Эбернети был прав. Это не очень-то помогло. Все же Прим высоко держит голову и выходит на сцену без дрожи и слез. Видя свое лицо на экранах, она замечает морщины вокруг глаз и рта, но она больше не выглядит как маленькая девочка, устроившая истерику в прошлом году. Мистер Эбернети выходит вперед и подает ей руку, когда она достигает вершины лестницы. — Смотри вверх, — говорит он ей достаточно тихо, чтобы его голос не уловили микрофоны. — Над их головами. Не смотри на людей. Так будет проще. Потом она оказывается на сцене, а он возвращается на свое место. Прим поворачивается лицом к толпе и какую-то секунду автоматически ищет знакомые лица и... о, о нет, мистер Эбернети был прав; гораздо, гораздо проще, если она не будет этого делать. Так что Прим смотрит поверх их голов, мимо них, на фасады зданий, эстакады и контейнеры с углем. Солнце сильно палит, грея ее макушку, но остальное тело как будто по шею погружено в ледяную воду. Не думать. Не думать. Не думать. По крайней мере, в этом году они научились; никто не аплодирует, никто не поднимает руки в салюте — даже Гейл, где бы он ни был. Не в тот момент, когда на площади толпятся капитолийские Миротворцы. Прим позволяет жужжанию в ее голове заглушить остаток церемонии, а потом она поворачивается и вместе с мистером Эбернети и Миротворцами, идущими по сторонам от них, проходит через двери Дома Правосудия в комнату, где она будет ждать, пока семья и друзья заглянут ее навестить. Кроме того... Кроме того, что это не так. Они проходят прямо сквозь Дом Правосудия к железнодорожным путям, и к тому моменту, когда Прим осознает, что происходит — что они не дадут ей попрощаться — уже слишком поздно. Она паникует, но вокруг нее люди с оружием, и поезд прямо перед ней, такой большой, пугающий и быстрый, и это происходит, на самом деле происходит... Прежде, чем Прим осознает это, она уже на поезде, двери закрываются, и они мчатся прочь от станции. Обычно они ждут час, чтобы дать всем желающим потолпиться на путях и помахать на прощание, но сегодня мимо окон поезда пролетают только здания и чахлые деревья. Эффи порхает по комнате, указывая на новые предметы обстановки — люстры, светильники, мебель — и Прим снова отстраняется от звука ее голоса, стараясь не зажать руками уши и не закрыть глаза, вот только все это не заставит Эффи уйти. Это не остановит поезд, не отменит Игры, вообще никак не поможет, и в груди у Прим болит, голова идет кругом, она говорила, что будет храброй, она сказала, что будет храброй как Китнисс, но она не храбрая, она не может быть храброй... — Напряги руку, — говорит позади нее мистер Эбернети, и Прим подскакивает, оборачиваясь, чтобы увидеть его. — Вот так, — он сжимает кулак, и Прим повторяет за ним, сжимая так сильно, как может. — Хорошо. Теперь расслабь кисть и повтори то же самое с предплечьем. Он проводит ее через упражнение, она напрягает и расслабляет группы мышц по всему телу, и к тому времени, как они заканчивают, Прим снова может дышать и не боится упасть. — Хорошо, — говорит он слегка грубовато, отходит и падает в кресло напротив. — Эффи, может, перестанешь трепаться и дашь девушке отдышаться? А то она с ума сойдет еще до того, как мы прибудем на место. Эффи поджимает губы: — Я просто пыталась помочь ей расслабиться. Сейчас мы все напряжены; я подумала, что ей будет интересно узнать, что изменилось с тех пор, как здесь побывала ее сестра... — Ничего не изменилось с тех пор, как здесь побывала ее сестра, — обрывает ее мистер Эбернети. — В этом весь чертов смысл. И лекции о мебели никому не помогут почувствовать себя лучше. — Все нормально, — говорит Прим, вмешиваясь в разговор, и они оба глядят на нее. — Я в порядке. Я просто хочу знать, что мне делать. Мистер Эбернети вздыхает и поднимается на ноги, хватая напиток из подвижного лотка. Лед звякает о стекло, когда он вливает половину содержимого себе в рот, и это звучит как странная музыка. — Прямо сейчас мы отдыхаем. Через несколько часов, когда Жатва пройдет во всех часовых поясах, и они склеят ее в единую передачу, мы ее посмотрим, чтобы впервые увидеть, кого из моих друзей мы попытаемся убить. — Хеймитч, — укоряет его Эффи мягче, чем Прим ожидала бы, а потом закусывает накрашенную губу и отворачивается, чтобы без всякой необходимости повозиться с занавесками на дальнем окне. Мистер Эбернети смотрит на Прим. — Тебе стоит пойти в тамбур в конце поезда, — говорит он. — Полюбуешься на природу. Он выпивает полный стакан какого-то коричневого алкоголя и выходит из комнаты, оставив стакан позади. ========== Глава 4. Ре ========== В эту первую ночь мистер Эбернети запирается в своем купе, и Прим ложится спать после неловкого, одностороннего ужина с Эффи. Следующим утром за завтраком мистер Эбернети игнорирует попытки Прим спросить, будут ли они смотреть запись Жатвы. Он перебивает ее, говоря о спонсорах, имидже и всем таком, и Прим сдается. Довольно скоро поезд гремит на последнем повороте, гигантское озеро и огромные белые здания сверкают в лучах солнца, толпа людей за окнами напоминает стаю разноцветных пушистых птиц, и смотреть что-то уже слишком поздно После этого все — перегрузка; люди громкие, они слишком близко, каждый пытается потрогать ее, они шепчутся, хихикают, шикают друг на друга, и Прим хочется заткнуть их. Стилист — приятный, тихий мужчина, он просто облегчение после всех этих давления, шума и требований; он пытается разговорить Прим, но она прижимает подбородок к груди и отвечает односложно.

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю