Текст книги "Сердце Катерины. Повесть II. Под пламенем Клинка (СИ)"

Автор книги: Lokvakor

Соавторы: Оксана Ярославская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Король еще немного постоял на палубе и спустился в пропахшую лекарствами каюту Катерины. Присев на край кровати, он долго всматривался в бледно-серое, с обострившимися чертами лицо жены. Очнувшись, Катерина слабо застонала и устремила на Роланда больные, запавшие глаза.

– Катерина, милая! Мы подходим к родным берегам. Скоро мы с тобой будем дома…

Причалив к берегу, Роланд отправил гонца во дворец и стал ждать, когда за ним и Катериной прибудет карета. Народ в порту удивленно разглядывал диковинные криганские корабли, никогда прежде в Энроте не виданные, и подъехавший шикарный экипаж, но сходящего по трапу Роланда никто не узнал – о его прибытии было заранее неизвестно, да многие за эти годы уже и забыли своего короля.

Держа за руку лежащую рядом жену, Роланд смотрел на проплывающие за окном кареты улицы родного города. Они мало изменились с тех пор, как король покинул Свободную Гавань – разве что кое-где открылись новые торговые лавки и неподалеку от порта отреставрировали обветшавшую старинную библиотеку – но после долгого отсутствия казались чужими и незнакомыми.

У дверец дворца Роланда встретили Уилбер Хамфри в парадном мундире и высокий кареглазый юноша с красивым одухотворенным лицом, в котором король с трудом узнал повзрослевшего сына.

– С возвращением, Ваше Величество! – широко улыбнулся Хамфри, обнажив ровные белые зубы. – Рад заверить вас: в Энроте всё спокойно и благополучно, так что я передаю вам все дела в полном порядке.

Тепло поприветствовав советника, с которым его связывала многолетняя дружба, Роланд повернулся к Николаю, стоявшему с почтительно склоненной головой.

– Ну, здравствуй, сын.

Юноша смущенно поклонился, явно не зная, как себя вести.

– Здравствуй…те… С приездом… А что с мамой? – глаза Николая сверкнули тревогой. – Гонец сказал, она ранена.

– Да, сынок, и серьезно.

– Где она?

– Тут, в карете.

Забыв о королевском достоинстве, Николай метнулся к экипажу, рванул дверь и встревоженно склонился над Катериной.

– Мама, как ты?!

До слуха королевы донесся родной голос, сквозь пелену тумана, окутывающего помраченное сознание, проступило раскрасневшееся лицо сына. Как же он возмужал – из нескладного прыщавого подростка, каким был в их последнюю встречу, превратился в рослого и статного молодого человека… Катерина попыталась улыбнуться или хоть как-то показать Николаю, что она видит и слышит его, но ничего не вышло – сил совсем не было.

Роланд приставил к Катерине лучших врачей, профессоров медицинской академии, собранных в столицу со всего королевства. Днем и ночью хлопотали они над ней, используя и заклинания Циэлы, и старинные рецепты местных знахарей, и новейшие изобретения ученых магов. Но главное – они извлекли из дворцовой сокровищницы древний лечебный артефакт, тщательно оберегаемый и используемый только в самых крайних случаях. Это был изящный позолоченный жезл из слоновой кости, покрытый причудливой резьбой. С его помощью любой человек, даже начисто лишенный целительских способностей, мог передавать больному часть своей жизненной энергии, причем гораздо эффективнее, чем это делала Циэла посредством заклинаний. Первые опыты разочаровали. Роланд, который вернулся из храма Света осунувшимся, но с прежним ясным взором, пожелал лично испытать новое средство. Касаясь тела жены жезлом, король ощущал, как вибрирует тот в руках от потока силы, уходящей от него к Катерине, сам он через час лечения чувствовал себя как после целого дня битвы, а видимого улучшения в состоянии больной не произошло. Сразу припомнились слова Циэлы, что отданная энергия уходит, как наливаемая вода из дырявого сосуда, и Роланд подивился, сколь же велика была её сила, что она отдавала её долгими неделями.

Пока силы Катерины поддерживал Николай, король собрал всех лекарей на совет и поделился словами целительницы и своими наблюдениями.

– Ну, энергия всё-таки не вода, чтобы вот так в буквальном смысле вытекать через отверстия, – с сомнением произнес один из профессоров. – Скорее уж она расходуется быстрее, чем вы успеваете восполнять.

– Но результат-то при этом тот же самый, – подал голос другой ученый мудрец. – Заживление ран требует энергии, а ее нет – все уходит на поддержание жизни.

– И что же делать? – растерянно спросил Роланд.

Целители задумались.

– Можно попытаться сделать следующее, – предложил главный придворный лекарь. – Влить в нее разом столько силы, чтобы, выражаясь языком элементалей, сосуд наполнился до краев. Это должно стимулировать восстановительные процессы, потери энергии тогда уменьшатся, и нам будет легче поддерживать необходимый уровень. А по мере выздоровления ее организм и сам станет вырабатывать достаточно энергии, так что приток извне больше не потребуется.

– Давайте попробуем! – воскликнул Роланд. – Я готов отдать ей все свои силы!

Придворный медик едва заметно усмехнулся в усы:

– Ну, если вы разом отдадите их все, Энрот останется без короля. Да и не хватит этого – в процессе передачи часть энергии всегда рассеивается… Нет, силами одного человека тут явно не обойтись… и двух или трех человек тоже… а вот если взять семерых, этого, я думаю, будет достаточно.

– Я попрошу Хамфри, – сказал король. – Здоровья у него много, и, думаю, он согласится поделиться им с Катериной. И Николай наверняка тоже захочет помочь. Вот уже трое.

– Еще попросим троих магов, – добавил лекарь. – Тех из них, кто поопытнее в передаче энергии. А седьмым буду я – не сочтите за нескромность, но я лучше всех знаю, куда эту энергию следует направить. Договорились?

– Конечно, – кивнул король.

– Отлично. Тогда я поговорю с магами и подготовлю всё необходимое.

Накануне ритуала все семеро его участников начали принимать целебные и укрепляющие отвары, и, входя наутро в покой жены, Роланд ощущал, что переполнен бурлящей жизненной силой. Ему не терпелось отдать ее Катерине, которая, как обычно, лежала в полузабытьи, с затуманенным взором, почти не реагируя на происходящее. Вокруг суетились маги и целители, готовясь к обряду. От стоящих по углам жаровен поднимался голубоватый дымок, потихоньку затягивающий комнату горьковатым ароматом. По указанию руководившего ритуалом целителя, три мага встали позади него, а за ними полукругом расположились рыцари – в центре Роланд, а по бокам Николай и Хамфри. Два мага положили ладони на плечи целителю, третий взял его за руку, а свободные руки маги протянули рыцарям. Взяв жезл, целитель дотронулся им до Катерины, а маги хором затянули речитатив. Висящее в воздухе марево замерцало, и Роланд почувствовал, как его сила вскипела и ринулась опаляющим потоком через ладонь в казавшуюся ледяной руку мага. Сквозь взлетевшие ввысь голоса магов король услышал стоны очнувшейся от беспамятства жены и устремил взгляд в ее сторону, но в наполнившем комнату густом дыму не было видно ни ее, ни целителя, и лишь едва просматривались фигуры сына и советника. А затем свет и вовсе померк в глазах Роланда, и он без сознания повалился на пол.

Очнувшись в соседней комнате, он увидел лежащих рядом Николая, Уилбера и всех троих магов. Лекари, приводившие их в чувство, сбивчиво объяснили королю, что выпитые с вечера зелья не столько добавляли силы, сколько готовили человека к быстрой и полной их отдаче. На подкашивающихся ногах Роланд поспешил к ложу супруги. Участвовавший в обряде целитель – единственный, кто не потерял сознание в течение получасового сеанса – сидел рядом с Катериной и придирчиво разглядывал ее раны.

– Наше лечение подействовало, – произнес он, заметив подошедшего Роланда. – Видите, раны уже не сочатся и корочкой покрылись – значит, начинают заживать.

Король перевел взгляд на лицо жены. Она лежала спокойная и умиротворенная, и в глазах ее читалось явное облегчение.

– Тебе лучше? – спросил Роланд.

Катерина утвердительно прикрыла веки и слабо улыбнулась. Она была чуть жива, но неуловимые изменения в ее лице не оставляли сомнений: сделан первый шаг от грани смерти назад в мир живых. Дорога предстояла долгая, но она началась.

Долгие дни король, его сын, Уилбер Хамфри и другие обитатели дворца по очереди сидели перед постелью Катерины, касаясь ее тела жезлом. Их сменяли лекари, которые перевязывали раны, прикладывали к ним заряженные магией камни и проводили прочие манипуляции, некоторые из которых больше походили на пытки, чем на лечение. Нет, когда ее погружали в ванну с настоем целебных трав или массировали затекшие от долгого лежания члены, было даже приятно. Но, помимо этого, раз в три дня к ней приходил сгорбленный седобородый профессор с металлическим кубком, от ножки которого отходили гибкие нити с длинными иглами на концах, и вонзал в нее эти иглы. Тонкие и очень острые, они входили в тело почти безболезненно, но когда целитель наливал в кубок какую-то зеленую жидкость, и она начинала там шипеть и дымиться – вот тут-то и начиналось мучение. Иглы раскалялись, тело содрогалось от пульсирующей боли, но Катерина терпела, поскольку знала: чтобы выздороветь, надо пройти и через это тоже. Во всяком случае, профессор утверждал, что лучшего способа направленной доставки целительных флюидов в нужные места организма пока еще не придумано.

Катерина постепенно шла на поправку, но, как и предупреждала Циэла, здоровье возвращалось крайне медленно. Даже через полгода после приезда в Энрот королева была еще настолько слаба, что не могла без посторонней помощи подняться с постели. На нее было страшно смотреть: от некогда стройной и статной фигуры остались кожа да кости, на мертвенно бледном лице резко выделялись черные круги под глазами, в волосах появились первые седые нити. Измученная длительной болезнью и лечебными процедурами, совершенно обессиленная, она выглядела бледной тенью себя прежней.

Наверное, еще никогда в жизни Катерина не получала столько любви и внимания, не слышала столько добрых слов от мужа и сына. Николай почти всё свободное время проводил с матерью, с застенчивой улыбкой рассказывая ей о тех событиях, которые происходили в его жизни в последние годы. Что же касается Роланда, то, покинув мрачный Эофол и вступив на родную землю, он совершенно переменился. От былой озлобленности не осталось и следа, теперь он был нежен и заботлив.

– Я сходил в храм на очистительный обряд, – объяснил он Катерине. – Знаешь, когда священник читал молитву, такая тяжесть навалилась – казалось, сквозь землю провалюсь… сразу все грехи вспомнились… Зато потом – такое облегчение! Будто камень с души свалился. И кригане с тех пор больше не снились ни разу. Даже и не думал, что эти обряды могут быть столь действенны. Я потом уже просто так пришел в храм и всем богам свечки поставил в благодарность…

Конечно, Катерина искренне радовалась такой перемене в муже, как и тому, что наконец-то может вдоволь пообщаться с сыном, которого не видела уже несколько лет. Но вместе с тем затянувшееся пребывание в Энроте тяготило ее. Всё чаще вспоминалась родная Эрафия, ставшая после всех последних событий еще ближе и дороже. Пытаясь узнать, как дела на родине, Катерина посылала письма Кендалу и Джелу, но ответов приходилось ждать месяцами – слишком долог был путь от Энрота до Эрафии и обратно. За полгода, проведенных в Свободной Гавани, Катерина получила всего два письма от Кендала. Генерал сообщал, что жителям пострадавших от криганского нашествия областей оказывается необходимая помощь, что подготовка к выборам нового короля идет своим чередом, а он сам, как и многие другие, глубоко взволнован вестью о ее ранении и молится за нее. От Джелу Катерина так и не получила ответа, но Кендал в одном из своих писем упоминал, что полуэльф доблестно несет воинскую службу и передает ей привет. Каждая весточка с родины была для Катерины как бальзам на душу, но одними письмами тоску было не утолить. Если бы сейчас оказаться в родном Стедвике – пусть не королевой, неважно… Здесь, в Энроте, Катерину окружали любовь и забота, рядом были муж и сын, и лучшие лекари делали всё возможное, чтобы скорее вернуть ей здоровье. В Эрафии, где она уронила свой авторитет в глазах народа, на такое отношение едва ли можно было рассчитывать, хоть Кендал и писал, что в последнее время настроения там начали меняться. Но всё это не имело никакого значения. Душа неудержимо рвалась на родину, и, как ни старалась Катерина скрыть от близких одолевающую ее тоску, ее глаза говорили всё за нее. Видя печальное лицо матери, Николай терялся в догадках о причинах ее подавленного настроения, приписывая его то плохому самочувствию, то тяжелым воспоминаниям о прошедшей войне. Однако Роланд прекрасно понимал, в чем дело. Такой же он видел супругу в течение всех прошлых лет их совместной жизни в Энроте: направленный в пустоту грустный взгляд, задумчивый и рассеянный вид. Ему уже тогда было ясно: Катерина тоскует по родине. То же самое Роланд наблюдал и теперь – и с грустью сознавал, что когда-нибудь они вновь расстанутся, что Катерина рано или поздно покинет нелюбимый Энрот, так и не ставший для нее вторым отечеством, и вернется в ту страну, без которой не представляет своей жизни. А иначе, несмотря на все старания любящих мужа и сына, ей не будет счастья.

Однажды эрафийские купцы, прибывшие в Свободную Гавань из Стедвика, привезли очередное письмо от Моргана Кендала, адресованное королеве. Катерина была взволнована и обрадована – она давно уже не получала вестей из Эрафии. Прежде чем открыть письмо, она долго вертела его в руках, наслаждаясь самим видом аккуратного конверта из желтоватой плотной бумаги и до боли знакомой печати генерала Кендала. А, начав читать, не поверила своим глазам:

«Леди Катерина!

К сожалению, лишь теперь, почти потеряв вас, мы наконец поняли, сколь велики ваши заслуги перед Эрафией и сколь несправедливы были наши претензии к вам. Я уже писал, что многие в Стедвике потрясены рассказами Джелу о вашей битве с Ксероном и молятся о вашем выздоровлении. Надеюсь, что светлые боги слышат эти молитвы, что ваше здоровье идет на поправку и вы будете рады тем новостям, которые я хочу сообщить. Наконец-то выяснилось, кто мутил воду в Совете лордов, добиваясь вашего смещения. Я уже тогда подозревал, что кто-то специально настраивает лордов и народ против вас, дабы занять ваше место на престоле. Теперь стало известно: этим занимался председатель Совета, сэр Мюллих. Недавно был раскрыт его заговор против меня. Чувствуя, что общественное мнение начинает меняться не в его пользу (особенно теперь, после известий о вашей самоотверженности в битве с демонами), и не будучи уверенным в победе на предстоящих выборах, он решил устранить меня самым радикальным способом и захватить власть, но готовящееся покушение удалось предотвратить. Теперь этот мерзавец получил по заслугам, а Совет лордов раскаивается и требует вернуть вас на престол. По правде говоря, я с самого начала надеялся, что лорды одумаются – потому и не спешил с выборами, назначив их только через три года. Что же касается простых людей, то они всегда относились к вам самым лучшим образом, хотя Мюллиху и удалось некоторых из них сбить с толку.

Я знаю, насколько сильна нанесенная вам обида. Если вы предпочтете остаться в Энроте, я с пониманием отнесусь к этому решению. И всё-таки знайте: в Эрафии вас ценят и ждут. В сущности, кроме вас, у нас нет достойных претендентов на престол. Нам очень не хватает вас. Возвращайтесь.

Ваш Морган Кендал».

Слезы счастья выступили на глазах Катерины. Она надеялась на это с самого момента своего отречения… прятала надежду в самую глубь своей души, не признавалась в этом даже самой себе – но надеялась, что в конце концов в Эрафии ее поймут и оценят. Значит, не зря надеялась – пресветлый Илвантай, или кто там еще есть на небесах, всё-таки смилостивился над ней!

– Роланд! – закричала Катерина, размахивая посланием Кендала. – Иди скорей сюда!

– Что случилось? – с тревогой спросил влетевший в комнату король, давно уже не видевший жену такой возбужденной.

– Есть всё-таки справедливость на свете! Почитай, что Кендал пишет, – Катерина протянула ему письмо.

– Да, мне этот Мюллих с самого начала не нравился, – сказал Роланд, закончив читать. – Ну как, ты довольна?

– Еще бы! А они еще сомневаются, захочу ли я возвращаться. Да если б они знали, как я здесь скучаю, с каким удовольствием ступлю на родную землю!

В порыве радости Катерина попыталась встать, но ноги ее подкосились, лицо исказила гримаса боли, и она, резко побледнев, со стоном упала на руки мужа, еле успевшего подхватить ее.

– Ну и куда ты поедешь в таком состоянии? – спросил Роланд, осторожно укладывая супругу на кровать. – Тебе же еще лечиться и лечиться.

– Да, ты прав, – ответила она, учащенно дыша и обливаясь холодным потом. – С возвращением придется подождать. Но ты скажи этим купцам: пусть они передадут Кендалу, что я приеду сразу же, как только мне станет лучше. Обязательно скажи, не забудь!

С этого дня выздоровление Катерины заметно ускорилось. В глазах ее появились прежний блеск и жажда жизни, и лекари лишь удивленно качали головами, видя, с какой быстротой она восстанавливает силы. А спустя несколько месяцев Катерина уже отплывала в Эрафию – еще не вполне окрепшая, но довольная и счастливая. Роланд и Николай провожали ее в столичном порту.

– Не грустите так, – утешала их Катерина. – Мы же не навсегда расстаемся. Вы в любое время можете приезжать ко мне. Тебе, Николай, наверняка будет интересно побывать в Стедвике. Это такой красивый город, а ты его еще ни разу не видел… Да и я тоже буду навещать вас, так что мы в любом случае будем видеться.

На прощание Катерина крепко обняла и расцеловала своих дорогих мужчин и, несмотря на всю радость от предстоящей встречи с родиной, чуть не расплакалась от внезапно нахлынувших чувств. С мужем и сыном все-таки было хорошо, и очень жаль, что нельзя взять их с собой.

Когда ее корабль отчалил от пристани, погрустневшие Роланд с сыном еще долго стояли на берегу, провожая его взглядом.

На глазах Николая выступили слезы.

– Отец, ну почему она опять уехала? Я-то надеялся, что она останется с нами…

Роланд вздохнул и обнял сына.

– Знаешь, я тоже всегда удивлялся твоей матери. Но теперь, после всех этих событий, я, кажется, начинаю понимать ее. Она любит нас, сынок, но Эрафия – это ее судьба. И мы с тобой ничего не можем изменить.

========== Глава 8. Пророчество ==========

Первым, что увидела Катерина, сойдя на эрафийский берег, была толпа празднично одетых людей, встречающих ее радостными криками. Рыцари и крестьяне, седые старцы и женщины с детьми – все собрались, чтобы поприветствовать ее. То же самое было и на всём пути от порта до Стедвика – Катерину везде встречали как национальную героиню, будто и не было никаких протестов против ее политики, никаких сборищ на площадях, угроз бунта и ультиматумов. Люди, похоже, искренне раскаивались и хотели вновь видеть ее своей королевой. А она глядела на ликующие толпы – и думала, как же переменчива народная любовь. Сейчас прославляют и зовут на престол – а еще недавно проклинали и кидали тухлыми яйцами в ее портреты. Она не винила людей за такое отношение: в конце концов, их тогдашнее возмущение было вполне понятным и в какой-то мере даже оправданным. Но где гарантия, что подобное не повторится? Сейчас народ в эйфории – а что будет через год-другой, когда восторги улягутся? Катерина проезжала по улицам столицы, заполненными радостными горожанами, забрасывающими цветами ее карету, и в душе ее созревало решение. Однажды испытав на себе недовольство народа, теперь она не считала возможным занять престол, не убедившись, что население действительно поддерживает ее.

По случаю прибытия Катерины в Стедвик генерал Кендал собрал Совет лордов, и она выступила на нем с речью, удивившей многих, если не всех. Попросив регента не отменять назначенные выборы правителя, Катерина заявила, что примет в них участие наравне с другими кандидатами. Пока же она согласилась на предложенную Кендалом должность главного советника и по совместительству – военного министра. Фактически Кендал и Катерина правили теперь королевством вместе: без согласования с ней регент не принимал ни одного важного решения.

Как выяснилось, попытка переворота была не единственным серьезным событием, случившимся в Эрафии за время отсутствия Катерины. Как поведал ей генерал Кендал, вскоре после разгрома Люцифера нихонская королева Мутаре, собрав внушительных размеров армию из драконов различных видов, вторглась в пределы Эрафии и АвЛи.

– Она сама была драконом – вернее, стала им, выпив какого-то зелья, – рассказывал Кендал – И, видимо, это позволяло ей влиять на умы других драконов и внушать им свою волю. Эта тварь смогла подчинить себе даже зеленых и золотых драконов АвЛи, не говоря уже о ржавых, хрустальных и других драконах, которые всегда были вольными созданиями и никому не повиновались. Вы лучше меня знаете, на что способны эти чудища – а тут их были сотни…

– О боги, какой ужас! – воскликнула, похолодев, потрясенная Катерина. – А я ничего не знала…

Ей вдруг вспомнилось, как, приветствуя ее недавно в порту, один крестьянин сказал, что уж теперь-то, после ее возвращения, никакие нихонские отродья больше не посмеют сунуться в Эрафию. Она сочла тогда, что мужик вспомнил войну Восстановления, а оказывается… И ведь ей никто ничего не сказал – ни Кендал, ни Роланд, который наверняка тоже был в курсе событий – не может быть, чтобы весть о столь масштабном военном конфликте не дошла до Энрота…

– Почему мне не сообщили? – возмущенно вскричала она. – Я же писала вам, спрашивала, как дела в Эрафии…

Кендал отвел глаза:

– Не хотел вас зря волновать. Помочь бы вы все равно не смогли, Энрот слишком далеко, а такие новости могли бы навредить вашему здоровью.

– Да при чем тут мое здоровье! Нихон чуть не захватил нашу страну, имела я право знать об этом или нет?!

– Ну ведь не захватил же, – краснея, выдавил из себя генерал. – Хотя, не скрою, угроза была более чем серьезной… Но, к счастью, врагов вовремя остановили. Причем основной удар пришелся на АвЛи, а мы, в общем-то, отделались довольно легко. Сумели кое-как организовать оборону, а потом объявился этот бессмертный варвар, Тарнум… Ну, вы о нем наверняка слышали, да?

– Конечно, слышала, – чуть поостыв, отозвалась Катерина. Ей, как и многим в Эрафии, были хорошо знакомы сказания о варварском воине, который за свою жестокость не был после смерти допущен в рай и вернулся на землю искупать грехи.

– Так вот, – продолжал Кендал. – Не знаю уж, что им руководило, но он предложил нам помощь в войне с Мутаре, и пришлось соглашаться – силы были уже на исходе.

Катерина поежилась. Ей представилась толпа драконов, со свирепым ревом атакующих мирное эрафийское поселение, почудились зловещее хлопанье крыльев, вырывающиеся из оскаленных пастей струи зловонного пламени, отчаянные вопли людей, разрываемых стальными когтями, разлетающиеся во все стороны ошметки плоти… Какое счастье, что Тарнум, великий герой, прославленный во многих легендах, вовремя обратил свой взор на Эрафию!

– И как же он справился с такой оравой? – с замиранием сердца спросила она.

– Да средство какое-то раздобыл, снимающее гипнотические чары. А у авлийских драконов каждая золотая самка имеет ментальную связь со всем своим потомством. Тарнум нашел, где держат этих самок, обрызгал их своим средством – и тогда все зеленые и золотые драконы очнулись от гипноза и перешли на его сторону. А это была почти половина нихонской армии. Силы уравнялись, и в конце концов Мутаре была побеждена.

– Значит, Тарнум спас нас…

– Получается, так. Да уж, дожили: приходится обращаться за помощью к жесточайшему тирану всех времен и народов!

– О чем вы, Морган? Судя по легендам, Тарнум – давно не тиран. Он уже несколько столетий защищает мир от злых сил. Например, он вызволил из ада душу нашего первого короля, Риона. Так что он далеко не в первый раз нам помогает.

– Иногда помогает, иногда вредит, – недобро сверкнув глазами, произнес Кендал. – Это ведь ему Таталия обязана своей независимостью. Если бы он не поднял там восстание, эти болота до сих пор принадлежали бы Эрафии.

– Так ведь там в первую очередь наш король был виноват. Не притеснял бы он болотников – они бы и не восстали.

– Ну, это само собой… Но всё-таки не верится мне в благородные намерения этого Тарнума. Видите ли, Катерина, если человек по характеру тиран – он тираном и останется. Натуру не изменишь.

– Вы несправедливы к этому герою. Он защитил нас от нихонцев, а вы так враждебно к нему настроены…

Кендал вздохнул:

– Может быть, я и несправедлив. Может быть. Но сейчас я уже никому не доверяю. Слишком уж часто я разочаровывался в тех, на кого полагался. Лорд Хаарт, Мюллих… Теперь я полностью уверен лишь в вас и в Джелу. Вас я давно и хорошо знаю, а его тем более, он же мне как сын. Между прочим, Джелу в этой войне показал себя настоящим героем, – в потеплевшем взгляде генерала промелькнула гордость за воспитанника. – Я наградил его еще одной Медалью Доблести, а король Парсон за участие в освобождении АвЛи удостоил геройского звания. И, кстати, Мутаре пала именно от его руки.

– А Клинок Армагеддона? Джелу применял его?

– А как бы мы иначе продержались до прихода Тарнума? – Кендал явно был удивлен вопросом Катерины. – Да если б не Клинок, тут была бы такая же кровавая война, как в АвЛи, и еще неизвестно, чем бы всё кончилось. Против черных драконов, правда, Армагеддон бессилен, а вот против остальных он очень помог. Вот видите, как всё обернулось: дьяволы создавали Клинок, чтобы ввергнуть мир во Тьму – а теперь он служит защите Света.

Катерина не стала спорить, но что-то мешало ей согласиться с Кендалом. Хорошо, конечно, что Клинок Армагеддона помог устоять против нихонцев… но всё-таки, всё-таки… Изобретение дьяволов, порождение их злой воли – как оно может служить интересам добра? Наверное, в данной ситуации по-другому действительно было нельзя, и Джелу применял Клинок совершенно оправданно… но Катерина не могла отделаться от мысли, что лучше бы он этого не делал.

До выборов оставался еще почти год, но исход их ни у кого не вызывал сомнений: достойных соперников у Катерины не было. Конкуренцию ей мог бы составить только Кендал, но он не только не выставил свою кандидатуру, но и намеревался после выборов вообще уйти и из политики, и из армии.

– Почему? – спросила его как-то раз Катерина.

– Я был нужен, когда шла война, когда некому было править. А теперь, когда власть перейдет к вам, необходимость во мне отпадет, и я смогу с чистой совестью удалиться на покой.

– Но вы могли бы стать советником или министром… У вас же огромный опыт, который всегда пригодится нам.

Генерал тяжело вздохнул, между бровями обозначились морщины:

– Нет, леди Катерина. Я недостоин быть ни министром, ни советником. На мне лежит позор, который ничем нельзя смыть.

– О чем вы? – удивилась Катерина.

– Войну Восстановления помните?

– Еще бы… Я никогда не забуду тот кошмар – даже теперь, после всех событий вокруг Клинка Армагеддона.

– Вот и я тоже всегда буду помнить ту войну, – произнес Кендал глухим голосом. – И никогда не забуду, что это по моей вине нихонцы взяли Стедвик.

У Катерины болезненно сжалось сердце. Регент напомнил ей о том, о чем она предпочитала лишний раз не вспоминать, чтобы не тревожить эту рану. Да, он был виноват в произошедшем, но у нее и в мыслях не было осуждать его за это – наоборот, она жалела Кендала, поскольку очень хорошо понимала его чувства.

– Ну что вы, генерал! – преувеличенно бодро воскликнула Катерина. – Вы же его потом освободили и одержали еще много славных побед. Так что свою вину вы полностью искупили.

Кендал покачал головой:

– Нет. Это нельзя искупить. Я навсегда вошел в историю Эрафии как первый правитель, допустивший падение нашей столицы. И, что бы я после этого ни делал – этот факт уже не изменить…

Катерине оставалось только согласиться с генералом. На его месте она чувствовала бы себя так же. Вообще Катерина по-хорошему завидовала людям, обладающим счастливой способностью оставлять прошлое в прошлом и с легким сердцем двигаться дальше, не тяготясь былыми несчастьями, ошибками и неудачами. Сама она этого не умела. Кендал, значит, тоже.

Тем временем бракадские маги, затеяв ремонт старого здания одной из академий, наткнулись в его подвале на считавшийся утерянным архив Бонифация Фалленстарского – знаменитого колдуна, который жил еще во времена империи Бракадуун и прославился безошибочностью своих многочисленных предсказаний. Найденный архив содержал с десяток прежде неизвестных пророчеств, большинство из которых относились к минувшим временам и оказались безупречно точными, что еще раз подтвердило непревзойденную прозорливость Бонифация. Он, например, предсказал приход к власти безумного короля Давида в Эрафии, в те времена даже еще не существовавшей как государство; в другом пророчестве говорилось о возникновении, возвышении и последующем крахе Финаксийской империи и была верно названа причина этого краха – исчерпание запасов стальтовой руды, из которой изготавливали оружие и доспехи; еще один свиток содержал предсказание Древесных войн между людьми и эльфами с точным указанием года их начала. Но одно из обнаруженных пророчеств, судя по всему, еще ждало своего часа. Переведя этот текст с древнебракадского языка на современный, ученые мудрецы были потрясены его содержанием. Бонифаций, любивший использовать длинные цветистые фразы и иносказательные выражения, на сей раз выразился с пугающей лаконичностью: «Когда скрестятся Ледяной Клинок и Клинок Армагеддона, наступит конец этого мира».

За дело взялись толкователи. Они долго спорили, что и каким образом должно погибнуть в случае исполнения этого пророчества, и что за Ледяной Клинок в нем упомянут. В конце концов сошлись на том, что, по всей видимости, уничтожению подвергнется как минимум весь Антагарих, а может быть, и остальные два континента – Энрот и Жаддам. Высказанное верховным магом Бракады Теодором предположение о том, что катастрофа затронет вообще всю вселенную, все существующие реальности, было отметено – иначе древний колдун, по всей вероятности, не говорил бы именно об «этом мире». Пытаясь заглянуть в будущее через магические шары, придворные провидцы Гэйвина Магнуса видели пылающие города и гибнущих людей, но видения были очень расплывчатыми. Не появилось никакой ясности и с Ледяным Клинком. Существовал ли он или же ему только еще предстояло быть созданным? Если существовал, то где находился? Что он вообще из себя представлял? Маги целыми днями копались в своих архивах, но ничего конкретного узнать пока не удавалось.