Текст книги "Пари (СИ)"

Автор книги: лейтенант Кеттч.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

========== Часть 1. Что делать, и кто виноват? ==========

ОБЖшник сегодня что-то лютует… Надо затаиться, прикинуться ветошью и не отсвечивать. Как вдруг… Звонок сотового. Чёрт… Забыл выключить. Сую руку в сумку. Да где же ты? Ловись рыбка большая и маленькая… Быстрее… Ну? Ага, вот он! И кому ж я мог понадобиться, настырному такому? Номер незнакомый. Сбросить или ответить? Изворачиваюсь, попутно едва ли не в первый раз в жизни порадовавшись, что ростом меня судьба не обидела, нет, но сильно пожадничала, и забравшись с головой под парту, шепчу:

– Алё…

– Ты где?! – голос тоже, вроде, незнакомый.

– На ОБЖ, – шепчу я.

– Почему ты там, а не здесь?! Ты должен быть на репетиции. Ты прошёл кастинг! Ты в почту вообще заходил?!

Простите, ЧТО?! ПРОШЁЛ?! Я?! Омамадорогая… Нет, я хотел выругаться куда более цветисто, но ОБЖшник бдит, и слух у него как у летучей мыши, так что я удержался, даже если ругнулся мысленно.

– Живо руки – в ноги, и – бегом! – услышал в трубке я. – У нас всего три дня!

Чёрт… А всё Васька Сидоров, чтоб ему до конца ОБЖ икалось. Да я бы в жизни на этот кастинг не пошёл. У меня и так дел полно: сборы, тренировки, соревнования. Сидели мы на днях с Васькой у меня дома. Дверь в большую комнату открыта, и слышно, как соседка тётя Зина маму увещевает. Мол, ты смотри, Галка, как бы твой по кривой дороженьке не пошёл. Клуб, мол, где-то неподалёку открыли. Да и не просто клуб, и не просто ночной, а гей. Тут мы с Васькой уши на полметра распустили. Интересно же. Мне, например, ни разу в жизни геи не попадались. Ни в клубе, нигде. И не спрашивайте, как я в тот клуб прошёл. Проник. И всё тут. Правда, на сборах. И в обычный, не в гей. Да и что бы я стал в нём делать? А тётя Зина, наш местный борец за нравственность, знай не унимается. Мол, это «гнездо порока и разврата» чуть ли не в соседнем дворе открылось, и, мол, набирают в тот клуб мальчиков в стриптиз. Сама, дескать, объявление читала.

Своих детей у тёти Зины нет, вот она и пытается молодое поколение облагодетельствовать. Меня, кстати, в гимнастику с её подачи отвели. Пугала она маму, мол, с бомжами начнёт тусоваться, водку пить, а то и наркоту горстями глотать и вещи из дома выносить. А я что? Мне гимнастика понравилась. Вот только было мне пять лет, когда она речи про бомжей с водкой завела!

В общем, посмеялись мы с Васькой и, как я наивно думал, забыли. Только Васька с Колькой, ещё одним ненормальным из нашего класса, как оказалось – нет. Как выяснилось много позже, они даже сбегали к тому «клубу», чтобы удостовериться, что там действительно висит объявление, и принялись меня окучивать. В итоге меня таки взяли на слабо, и я пошёл. Я ожидал, что кастинг будет проводиться на чём-то вроде сцены, подиума, может даже, вокруг шеста полуголым придётся извиваться под музыку. Всё же оказалось предельно буднично и банально: что-то типа репетиционного зала с зеркалами, обычная физкультурная скамейка вдоль стены, в углу – пианино, на нём – колонки. Самый обыкновенный мужичок чуть за тридцать, представившийся Романом Борисовичем, сначала предложил нам «показать товар лицом», а потом подвигаться под музыку. От первого предложения я реально завис. Товар лицом? В смысле? Стриптиз, или что? Видя моё замешательство, Борисович предложил: «Ну что ты умеешь? Что ты делаешь лучше других?» Собственно, мой договор с друганами заключался в том, что я приду на просмотр. Никаких дополнительных условий, типа добиться выступления в клубе, мне не ставили. Я уже тут, так что… Я молча отошёл к дальней стене, мимолётно пожалев, что не размялся, и что в зале нет ни специальной дорожки, ни хотя бы мата, разбежался и сделал пару переворотов, сальто и в конце винт. Потом подумал, встал вверх тормашками, походил на руках, сделал вверх ногами шпагат и перешёл в стойку параллельную полу. Мне, КМСу по гимнастике, всё это было раз плюнуть. Я ожидал, что мужик меня пошлёт, но у того аж глаза разгорелись.

Соискателей было немного, человек семь. Личности весьма колоритные. Была парочка явно балетных пацанов, парень, станцевавший вприсядку, дёргавшийся как ужаленный током бугристый качок, жонглёр (У меня сложилось впечатление, что Васька и тот внимательнее их объявление читал) и совсем уж странный тип, уверявший, что он не в гриме и без костюма плохо смотрится, и всё предлагавший Борисовичу что-то смотреть на телефоне.

В конце, когда «товар лицом» предъявили все, мужичок-Борисович щёлкнул пультом от колонок, повернулся к нам спиной, бросил: «Повторяйте!» – и зажёг. Я аж поразился, насколько этот живший музыкой мужик отличался от чёрствого сухаря, проводившего просмотр. Едва зазвучали первые такты, мужичок-Борисович преобразился. Глядя то в зеркало, то на него, я, как мог, повторял в полной уверенности, что меня не возьмут.

Всё это время в углу, фактически скрывшись за инструментом, сидел бритый ёжик лет на пять-семь меня старше. Судя по цвету ёжика – блондин чуть светлее меня. Кто он такой, и зачем он там был нужен, я сначала не понял. Когда в итоге нас, взмыленных и полуживых, оставили в покое, Борисович выдал нам что-то типа анкеты. Я по-быстрому заполнил графы. Кое-как. На всякий случай написал своё мыло так, чтобы как минимум три буквы можно было перепутать, а вот телефон, не иначе как по привычке, написал правильно, что в итоге в корне изменило мою судьбу.

– Так кого вы выбрали? – поинтересовался любитель грима.

Я б на его месте ни на что не рассчитывал.

– Для себя я всё решил, – отозвался Борисович, – но выступать-то вам не со мной одним. Лёш, всё записал? – это он обратился к ёжику, сидевшему в углу.

– Ага, – отозвался тот и, оперевшись о пианино, осторожно поднялся со скамеечки.

– Давай сюда.

Парень осторожно захромал к Борисовичу и передал ему телефон.

– Сегодня же нарежу, скомпилирую и пошлю остальным. У них есть… – потрясающе пластичный Борисович снова превратился в обыкновенного мужичка, каких из ста сто на каждой улице, – время до полуночи, чтобы посмотреть и проголосовать. Как-никак, им с вами работать.

Мне всё это уже не было интересно. Я же знал, что меня не выберут. Во-первых, я не танцор. Во-вторых, я пришёл на пари. В-третьих…

А теперь уже обыкновенный Борисович всё говорил и говорил.

– … Трое выбранных поедут с нами в тур. Всем спасибо. А троим – до встречи.

Я развернулся к двери.

***

Васька и Колька ждали на улице.

– Ну?

– Что?!

– Да ничего, – пожал плечами я.

Парней следовало проучить. Я уже на середине просмотра понял, что гей-клуб тут ни при чём, а зал этот Борисович, скорее всего, просто взял в аренду. Я засунул руки в карманы и зашагал к дому.

Как я и ожидал, Васька с Колькой кинулись за мной.

– Говори же, ну?

– Что там было?

Я сказал:

– Ну музыку нам включили, ну пройтись велели походкой от бедра. Потом разделись под музыку, потом – оделись. На шесте, кто что может, сбацать попросили.

Тут я заметил, что парни отстали. Я обернулся. Оба стояли с очень сложными выражениями на лицах.

– Но меня не взяли, – небрежно бросил я.

– А… А почему? – осторожно поинтересовался Колька.

– Сказали, что я недостаточно голубой. Все другие кандидаты были в стрингах, а у меня – семейники с купидончиками.

Парни клацнули челюстями.

– Ошибся я с выбором, – усмехнулся я. – Ну, в общем, пока. До завтра, – и я, не оборачиваясь, затопал домой.

Откуда мне было знать, что на следующий день раздастся телефонный звонок, и мне придётся прямо с урока сломя голову нестись на репетицию? Я бежал и задавался вопросами: что делать, и кто виноват? Что делать, поскольку мне почему-то ужасно захотелось поучаствовать в том, что устраивает этот Борисович, хотя я даже не знал, что именно? И кто виноват в том, что мне этого хочется?

Так и не найдя ответов на вопросы, я подбежал к двери клуба и рванул створку. Дверь оказалась заперта. Чёрт…

========== Часть 2. Брутально-няшный зайка ==========

Я снова рванул дверь на себя. И снова – ничего. Я нажал плечом. Закрыто. Да что ж такое! Я постучал. Кулаком. Потом – пяткой. Ноль реакции. Я огляделся. Звонка, разумеется, нет. Справа и слева от входа – две камеры наблюдения. Я помахал руками одной. Потом – другой. Глухо.

Я посмотрел на часы. 10:12. Клубы работают до пяти. Наверное. Работники сейчас, надо полагать, отсыпаются дома в тёплых постельках. Может, Борисович снял зал, и входить надо с чёрного хода? Я припустил бегом. Дом, в котором располагался клуб, был длинным, едва ли не во весь квартал. Современная многоэтажка. Но с дыхалкой у меня всегда было хорошо. И вот я на задворках дома. Но чёрт… Бесконечный ряд разнокалиберных железных дверей. Клуб был где-то в центре, но… Как узнать, которая дверь мне нужна? Может, эта? «ООО Голубые дали». Или эта? «ЗАО Радуга +». А что такое «Лучше наличными»? Тайный бордель? А «Кролики-великаны» кто? Мальчики по вызову? Я пошёл вдоль длинного ряда дверей. «Тудранктуфак*», «Какой большой!», «Восьмиклассница», «Как приятно»… Боже, да тут, похоже, одни извращенцы работают! Внезапно распахнулась дверь рядом с табличкой «Пышечки и булочки», и на железную лестницу выплыла необъятных габаритов дамища в кружевном передничке и крахмальной наколке. Фемина мазнула по мне равнодушным взглядом и, прикуривая, щёлкнула зажигалкой. Я побежал дальше. Как известно, как вы яхту назовёте… Я бежал и читал таблички. «Медцентр КАРИЕС». Жуть какая! «Длинные руки». Штаб-квартира мафии? «Засада». На кого? «Мокрое дело». Филиал «Длинных рук»? Я не удержался и поднялся по ступенькам, чтобы прочитать мелкие буковки «ремонт и реставрация ванн». Уф-ф-ф…

Я в полном отчаяньи присел на ступеньку, ведущую к реставраторам-мокрушечникам. И тут меня осенило. Пышечка с булочками! Ну, конечно! Раз она здесь работает, то знает, кто её соседи! И я бросился к курившей мадаме.

– Простите, – увидев, что она разворачивается, чтобы войти обратно в здание, издали закричал я. – Извините!

Дама обернулась.

– Где здесь гей-клуб?

Пышечка выпустила из пальцев почти докуренную сигарету.

– Здесь где-то гей-клуб, а я не знаю, в которую дверь входить.

Мдама покосилась на соседнюю табличку «Как приятно» и хмыкнула.

– Малыш, а не рано ли тебе?

Ненавижу! Ненавижу и свой рост, и тех, кто меня так называет!

– Ты просто ещё не встретил подходящую женщину, – колыхнув необъятными «булочками», сказала «пышечка» и плотоядно осклабилась.

Мне почему-то сразу вспомнилось жуткое словосочетание «интрамаммарный секс», которое попалось мне где-то на просторах интернета. Мне представилось, как «пышечка» удушает мужика своими «булочками», сдавив ими шею партнёра в смертоносном захвате.

– Рано тебе по гей-клубам ходить. Шестнадцать-то хоть исполнилось?

«Как пить дать, извращенка!» – подумал я и невольно попятился.

В сумке затрепыхался телефон. Это пришла СМСка от Васьки «Ты куда слинял? Классная бушует. Ей ОБЖшник стукнул, что ты прямо с урока сдристнул». «Ладно, проблемы будем решать по мере их обострения», – подумал я и набрал верхний, сохранившийся в памяти телефона номер.

– Алё! – после первого же гудка услышал я. – Ты где?!

Фоном пульсировало что-то ритмичное.

– Я заблудился. Здесь сплошные двери. Мне в которую? – отходя от «Пышечек и булочек», спросил я.

– Не понял… – послышалось в трубке. Музыка зазвучала глуше. – Я в коридоре. А ты где? Ты на каком этаже?

– Я на улице… За клубом…

В ответ из трубки донеслось что-то не очень внятное, но, судя по тому, что мне удалось разобрать, не особо печатное.

– Назови точный адрес. Я вызову тебе такси. Стой там и не сходи с места.

Я заозирался и рванул к углу дома, чтобы разобрать его номер.

Такси прибыло быстро. По дороге я представлял себе разные ужасы, которые могут приключиться с человеком, едущим неизвестно куда, неизвестно к кому и не сообщившему об этом ни единой живой душе. Такси остановилось возле здания, похожего на ДК ещё советской постройки. На ступеньках под навесом, в серых трениках, чуть более тёмной кенгурухе и в серых же шлёпанцах ждал Борисович.

Расплатившись с таксистом, он бросил мне:

– Идём, горе ты моё луковое…

Я обиделся, но промолчал. Мы поднялись на второй этаж, потом долго шли по коридорам, пока не оказались в достаточно современном зале с зеркалами, станками и окнами в две стены. Пол, слава богу, был из какого-то серого материала, а не из занозисто-лохматых от времени и вонючих от постоянного полива лейкой плашек. Ни малейшего намёка на маты или акробатическую дорожку я в зале не заметил.

Спиной к нам, перед зеркалами стояли трое. Двоих я узнал сразу. Это были сидевший в углу во время просмотра «ёжик» и один из «балетных» соискателей. Третий был мрачным чернявым бородачом с рельефной мускулатурой. Не, я, конечно, в курсе, что бороды – писк сезона, но, по мне, с бородой хорошо смотрятся только спасающиеся от таёжного гнуса геологи, греющиеся в бороде полярники и ещё йети.

– Чего ждём? Раздевайся, – это, разумеется, был Борисович.

Он уже скинул пластиковые банные шлёпанцы и подошёл к стоявшей у зеркала троице. Балерун и бородач также были босиком.

Чёрт… Переодеться мне было не во что. Я бросил на скамейку сумку, скинул куртку, снял кроссовки и носки. Может, у них дресс-код такой, босиком?

Борисович критически глянул на мои джинсы и сказал:

– Знакомьтесь, ребята. Это – Дима. Бывший гимнаст. А это – Лёша, Альберт и Богдан, – он указал на ёжика, балеруна и бородача.

«Почему бывший?» – изумился я, но вслух промямлил:

– Очень приятно…

У меня, конечно, были проблемы с ногой, но я с переменным успехом работал над их преодолением.

– Значит, так. Повторяю кратко. Для опоздавших. Ребята, у вас – три дня. Всё с ноги берёте вслед за Лёшей. Лёша, дрючь их в хвост и в гриву. Дмитрий, сиди смотри внимательно и запоминай. Мы сейчас эту часть ещё раз прогоним, я еду домой и в аэропорт, а вы – учите дальше. И, Лёш, не забудь, вечером нужно отдать их Ксюше. Она обещала задержаться до восьми. Паспорт с собой? – этот вопрос был обращён уже ко мне.

Я кивнул.

– Вот и хорошо. Начали!

Лёша-ёжик щёлкнул пультом, из стоявших на полу колонок ахнула музыка, балерун и бородач пошли по залу, а Борисович то и дело что-то подправлял и комментировал.

Когда Ёж выключил музыку, Борисович направился к стоявшим у углу ботинкам. Надев их, он изрёк:

– Дмитрий, не вздумай стричься. Альберт – завтра с утра поставишь их всех к станку, и на час – они твои. Татуировку доделаешь после тура. Богдан, бороду привести в порядок, полностью не брить. Всем – пока. До встречи через четыре дня.

– Чего это вдруг не стричься? – спросил я уже захлопнувшуюся дверь. Нет, мне нравилось то, что отросло у меня на голове, но мне всегда казалось, что никто не вправе решать за меня, ходить мне лохматым или нет. А этот мужик, как там его, Богдан, он что, так спокойно относится к тому, что кто-то решает за него? Хотя, я б на месте Борисовича его побрил. Принудительно. В наказание за бороду.

– Иди сюда, – позвал Ёж.

Я подошёл к зеркалу.

– Смотри.

Я посмотрел. Я, мелкий русый блондин с так и просящимися в хвост патлами, в джинсах и облегающей рубахе. Поджарый шатен Альберт в мешковатой футболке, чёрных лосинах и лохматых гетрах. Интересно, где у него татушка, и как Борисович про неё узнал? Богдан, от глаз до желудка скрытый чёрной лохматой бородищей, в спортивных штанах и майке. Ёж, не то седой, не то очень светлый блондин в джинсах и расстёгнутой рубашке, узлом завязанной на животе. Ростом почти такой же, как остальные. Чуть выше их, но намного выше меня, почти на целую голову. Не такой пересушенный, как Альберт, но и не такой бугристый, как Богдан. Фигура, без учёта роста, разумеется, почти как у меня. Скорее всего, свой брат-спортсмен.

– Что видишь?

– Нас, – пожал плечами я.

– Мы – разные. У каждого – свой типаж. И своя специализация. И это хорошо, – он посмотрел на меня в зеркало. – Прекрасных трепетных принцев от балета у нас пока не было, – он перевёл взгляд на Альберта. Тот хмыкнул. – Мрачных трагиков – тоже, – это он о Богдане. Из недр буйно колосящейся бородищи донеслось откровенное ржание. – Я – загадочный и недоступный. А ты… – он, чуть склонив в плечу голову, посмотрел на меня уже не в зеркало, а смерив взглядом от лохматой макушки до босых пят. – Ты – няшный зайка с потугой на брутальность. При виде нас женщины от восторга выть будут.

Я клацнул чуть не обороненной на пол челюстью. Няшный? Я? Зайка?! Против брутального я ничего не имел.

– Чего стоим? Работаем. В шесть напомните, чтобы я вас отпустил. Поедете к Ксюше.

Альберт и Богдан встали справа и слева от Ежа.

Видя в зеркале мой недоумевающий взгляд, он добавил:

– Ксюша – наш отдел кадров, пиар-менеджер и рекламный отдел в одном флаконе. Она вас оформит на работу и закажет билеты. Через три дня вы летите в Гусиноозёрск.

«Куда-куда? В Гусино что? У меня контрольная по химии через три дня, но… Чёрт… А если сказать родителям, что у меня сборы? Борисович что-то говорил про конец тура. Вдруг пронесёт? Может, всё это безумие и ненадолго», – подумал я и встал чуть позади всех, между Ежом и Альбертом.

– Продолжаем! – объявил Ёж и щёлкнул пультом.

На часах было 11:50.

Комментарий к Часть 2. Брутально-няшный зайка

* Слишком пьян, чтобы трахаться.

___________________

Названия реальные, почерпнуты отсюда: http://fishki.net/1286299-samye-neobychnye-nazvanija-kompanij.html

========== Часть 3. Три нелёгких дня было у меня ==========

Три дня было у меня. Ну, не только у меня. У нас троих было только три дня на то, чтобы запомнить всё, что мы должны были выучить.

Я всегда считал себя парнем выносливым. Как-никак – спортсмен. Оказалось – нифига я не выносливый. «Брать с ноги» тоже оказалось не так просто, как оно звучало. В нашем распоряжении имелся лишь хромающий Ёжик-Лёша и ноутбук, где номера, увы, были сняты из зала или в лучшем случае из-за кулис, но не сзади со сцены, как видят всё танцующие. Соображать что, к чему и как, было весьма неудобно.

Часа через два я уже был разоблачён до трусов. Я был в том состоянии, когда на эстетику становится наплевать. Недоделанная татушка Альберта меня уже не интересовала, хотя и была теперь видна невооружённым взглядом. Да и бородища Богдана теперь не вызывала желания постебаться, хотя, как ему не было в ней жарко, было выше моего понимания.

Из нескольких походя брошенных Борисовичем фраз и из скупых объяснений Ёжика картина вырисовывалась следующая. Поначалу существовавший исключительно за счёт голого энтузиазма и редко появлявшихся спонсоров и перебивавшийся с хлеба на воду коллектив постепенно обрёл своего зрителя и начал получать прибыль. Начался первый нормальный сезон. В залах были аншлаги. И сразу же пошла череда неудач. У Ёжика оказалась недолечена старая травма, а может, плотный гастрольный график сделал своё чёрное дело, и Лёшу отправили домой долечиваться. Через день ещё один из танцоров подвернул ногу на ровном месте. На следующий день выбыл третий – разрыв ахилла. Будучи в теме, я знал: это – почти на год. Правда, второй раз ахилл уже не порвётся. Ещё через пару дней у четвёртого – надрывы связок. Короче, выступать было надо, а нагрузка на оставшихся возрастала. А вместе с ней возрастала и вероятность новых травм.

В одном из городов внезапно исчезла фирмочка, отвечавшая за организацию выступлений. Никто не отвечал на звонки, СМСки и письма на «мыло». Концерты пришлось отменить. Роман Борисович организовал доставку танцоров в следующий город, заселил их в гостиницу, а сам вылетел на просмотр, организованной вездесущей Ксюшей меньше чем за двое суток. В результате чего мы, новенькие, уже к полудню плохо реагировали на внешние раздражители. Я так точно думал только о том, как бы оказаться побыстрей на улице и купить большую бутыль воды. Нет, две бутыли. По два литра. А можно, и три. А, может, купить одну, но на пять?

Ёжик, казалось, в жидкости вообще не нуждался. Но, с другой стороны, он, командуя нами, не сильно и напрягался, да и к тому же берёг ногу. У Альберта и Богдана бутылочки с водой уже давно опустели. Когда Ёж объявил: «Перерыв полчаса», – мы, не дослушав про то, что потом будет ещё один перерыв, куда дольше, похватали стоявшую в углу обувь и рванули на выход.

На крыльце наша живописная группка остановилась. Я – потому, что понятия не имел, в какой район города меня занесло, и где тут искать магазин или ларёк. Альберт, как и я, оглядывался и крутил головой. Богдан же прогудел:

– Не знаю, как вы, а я – в магазин.

При этом на стоянке что-то пискнуло, и одна из машин моргнула фарами.

– Тут рядом ничего нет, – Богдан обвёл рукой стоявшие вокруг красно-кирпичные здания, в стародавние времена явно относившиеся к какому-то заводу. – Подвезти?

– Да! – хором ответили мы с Альбертом.

В магазине, надо полагать, мы являли собой странное зрелище: трое взмыленных полураздетых парней, носившихся по узеньким полуподвальным коридорам «Пятёрочки» в поисках бутилированной воды, а потом жадно присосавшиеся к горлышкам бутылок, едва отойдя от кассы.

Во время второго перерыва я просто свалился на пол и отказался идти куда бы то ни было.

Вечером, когда Ёж всё-таки объявил репетицию оконченной, Богдан повёз нас к Ксюше. Я покорно подписывал, что давали, и что-то отвечал, когда спрашивали. Узнав, что мне ещё нет восемнадцати, Ксюша долго ворчала, кому-то звонила и, как я понял, обещала Роману много-много радости по возвращении из тура.

Когда мы вышли из огромного, уже полупустого офисного здания, втиснутого в историческую застройку, мне хотелось только одного: лечь, и чтоб не беспокоили. С недельку. А лучше – с две.

Бородач Богдан по жизни оказался отнюдь не мрачным трагиком. Он великодушно подбросил нас с Альбертом до ближайшего метро. Как выяснилось, Альберту нужно было проехать лишь пару остановок. Мне же требовалось доехать до самого центра, а после пересадки – почти до самого конца моей ветки.

Дома я, забив на еду, кое-как ополоснулся и свалился в кровать, в последнюю секунду вспомнив, что телефон следует поставить на зарядку и включить на нём будильник. О том, что следует накрыться одеялом, я не вспомнил, так как вырубило меня мгновенно. Про то, что следовало бы хотя бы узнать домашние задания, я, разумеется, даже не подумал.

Когда утром я открыл глаза, меня встретила абсолютная тишина: родители ушли на работу, сестра – в школу. Я попытался бодро вскочить с постели, но не тут-то было. Я сполз с неё. Как дед или, правильнее сказать, как первоклассник наутро после первого урока физкультуры, когда физрук был в особо мстительном настроении. Болели мышцы. Все, везде и одновременно.

Поклёвывая носом и позёвывая, я посидел на кухне над завтраком и, понимая, что если поеду на репетицию на городском транспорте, то наверняка опоздаю, вызвал себе такси. Как там говаривали в фильме бабушкиной и дедушкиной молодости, «Наши люди на такси в булочную не ездят»? Будем надеяться, что папе не придёт в голову проверять списания по карте, которую он же сам мне и оформил.

Надо полагать, таксист был сильно изумлён, когда малолетняя, мелкая, тщащаяся выглядеть брутально няшка вроде меня, назвав адрес дома культуры, как заправский алкаш, попросила «остановить у ларька или магазина». Я, видимо, не внушил таксисту никакого доверия, так как перед магазином с меня потребовали оплату или залог. Что поделаешь? Пришлось заплатить. Картой. Потом, разумеется, я вернулся. С упаковкой воды. Чего мелочиться? Пить же и завтра будет хотеться. И даже интересно, куда она девается? Я выпил вчера литров шесть только днём, но удобства вечером так и не посетил. С трудом удерживаясь от того, чтобы не охать и не морщиться, я вместе с упаковкой воды снова загрузился в такси.

Добравшись до зала, я плюхнул упаковку на пол и, чуть отойдя в сторону, осторожно опустился рядом. Лежать… Горизонтально… И не шевелиться… Какой кайф… Приезд на такси помог мне прибыть первым… Хотя, стоп… Зал был открыт. А значит…

Я приоткрыл один глаз. Передо мной остановились чьи-то ноги. Ноги были босы. Значит, свой. У одной косточки – небольшая припухлость. Ну разумеется… Ёж. Кому тут ещё быть?

– Что, совсем плохо? – услышал я.

– Да не то чтобы очень, – отозвался я. Должен же я был держать лицо? – Но, если честно, то не ахти, – признался я и закрыл глаза.

Послышались шуршания и шорохи. Что-то плюхнуло рядом со мной. Я снова приоткрыл глаз. Рядом со мной лежал синий спортивный мат. Откуда он? Вчера его здесь не было. Я б заметил.

– Перебирайся, – услышал я, и меня не особенно вежливо перекатили на синий холодный дермантин. – Сейчас полегче станет.

Мне на лопатки легли сильные ладони. Надавили. Распластали меня по мату и пошли по спине. Чёрт… Хорошо-то как… Я снова закрыл глаза. Прикосновения лечили. Убаюкивали…

Но кайф был быстро сломан. В коридоре послышались голоса, грохнула дверь, и уже знакомый голос заржал:

– Ути-пуси какие нежности! – это был Богдан.

– Иди в пень, – не поднимая головы, отозвался я. Это было самое литературное из того, что лезло в голову. Выразиться откровеннее, то есть, с потугой на многоэтажность мне не позволили опасения, что малолетнее хамло взрослые дяди к себе не возьмут. Но чтоб позлить и оставить плацдарм за собой, я добавил: – Завидуешь? Завидуй молча. И попроси Альбертика помять тебе спинку.

Теперь заржал уже Альберт.

– Продолжай, пожалуйста, – это я обратился к Лёше-Ёжику.

Заржали все.

– Массажный салон закрыт, – объявил Ёж и слез с моих ног, на которых сидел верхом. – По-быстрому разминаемся и продолжаем.

Я вздохнул и начал вставать. И чуть не плюхнулся обратно на мат. Буйная кучерявая бородища Богдана была превращена в нечто, напоминающее гибрид бороды с усами, а-ля киношный Эркюль Пуаро или мультяшный дрессировщик. Бр-р-р!

***

Вечером нас повезли в магазин. Там уже суетилась вездесущая Ксюша-мастер на все руки и, судя по всему, ещё и костюмер в одном флаконе. Нам была отобрана устрашающего вида куча шмотья, которое пришлось перемерить. Я, прикалываясь, даже походил походкой «от бедра», вихляя задницей. Чего я никак не ожидал, так это реакции присутствовавших в магазине дам и подзатыльника от Ежа. Ксюша куда-то умчалась с пакетами выбранной для нас одёжки, а нам были выданы визитки какого-то магазина с наказом ехать туда незамедлительно, купить в двух экземплярах обувь по списку (да-да, список нам выдали тоже) и получить у продавца товарный чек для компенсации затраченных средств.

В дверях меня удержал Ёж.

– Деньги-то есть? – спросил он.

– Плохо у тебя поставлена разведка, – усмехнулся я, имея в виду, что при оформлении на работу я дал Ксюше номер своей карты, и подразумевая, что раз у человека имеется банковская карта, то и какие-то деньги на ней должны быть. Про то, что карту мне оформил папа, и что у него есть доступ к информации по ней, я тогда совершенно не подумал.

На третий день я снова не пошёл в школу. В ДК после нескольких часов репетиций Ёж повёл нас в зал, в котором принялся объяснять тонкости, связанные в раскладкой номеров по сцене. Он называл это смешным словом «разводка». Потом нам втроём было велено повторить всё, что мы выучили. В зрительном зале погас свет. Ёж включил один-единственный прожектор, бивший адски белым светом сбоку и попросту слепивший глаза. Не знаю, как смотрелись Альберт с Богданом, но я, как мне показалось, ошибся везде, где только было можно, и даже там, где нельзя. Ближе к вечеру нас отпустили.

Мне оставалось лишь поставить родителей перед фактом, что я внезапно уезжаю на… На сборы.

А ещё уже почти в полночь я явился своему тренеру под дверь и, глядя в пол, не смея поднять глаз, рассказал всё, сказал, что уезжаю на три недели. Сказал, что золотая олимпийская медаль одна, и что нужно знать, когда в безумной гонке за ней следует отходить в сторону. Сказал, что если ничего не сложится, я, возможно, вернусь.

Тренер меня выслушал, кивнул и молча обнял. А ещё пожелал удачи.

Теперь я точно знал, что вступаю в новую жизнь. Вот только было немного обидно, что тренер так запросто отпустил, и что родители мне сразу и безоговорочно поверили.

========== Часть 4. Первый раз ==========

Через три недели я вернулся домой совсем другим человеком. Вернулся подкованным в самых неожиданных областях. Многое в новой жизни вызывало вопросы и озадачивало. Коллеги по танцевальному коллективу порекомендовали мне срочно поместить в соцсетях фото с девушкой. Причём, фотку пооткровеннее. Это мотивировали необходимостью защиты тайны личной жизни от фанаток. «Какие фанатки? – думал тогда я. – Где я, а где они? Да и по чему им тут фанатеть?» Как вскоре выяснилось, мало же я знал тогда о фанатках. И как они исхитрились отыскать меня в соцсетях, учитывая мои самые обыкновенные имя с фамилией? Дмитриев Сергеевых – пруд пруди. Я лично проверил. В Контакте их оказалось больше четырнадцати тысяч. В России – больше десяти. В Санкт-Петербурге – больше тысячи. Правда, подходящего возраста всего пятьдесят пять человек, но неужели кому-то не лень искать? Пока мы переезжали из города в город, мысли мои были заняты отнюдь не соцсетями. Мысль была одна: спать! Да и сотовый в одном из первых городов я исхитрился потерять вместе со всеми паролями и номерами телефонов. Слава богу, родители у меня люди адекватные и не параноики. В ближайшем после потери телефона городе я купил новый аппарат, местную СИМку, позвонил отцу и рассказал про потерю. Тот назвал меня бестолочью, немного пожурил, но, судя по всему, не стал проверять, какому региону принадлежит новый номер. По возвращении домой я обнаружил в сети кучу сообщений от чисто нейтральных с пожеланиями успехов и благодарностями до явно странных и просто неадекватных. Но обо всём по порядку.

В Пулково нас ждала вездесущая Ксюша. Ждала с носильщиком и клетчатым мешком купленных вчера и, как нам объяснили, подогнанных за ночь под наши размеры шмоток. Места в самолёте у нас оказались в разных концах салона. Так что даже не могу сказать, хорошо было, что у меня не имелось возможности переговорить с Альбертом и Богданом, или нет.

По прилёту нас встретило такси. Я был уверен, что нас привезут в гостиницу и покормят. Да-да, не забывайте про растущий и требующий пищи организм. Но нас привезли к какому-то подобию ДК, неуловимо напоминавшему тот, в котором нас три дня дрючил Ёж.

Нас встретил Борисович, опять ставший похожим на самого обыкновенного мужичка, и отвёл нас в самую настоящую театральную гримёрку с нестерпимо-белыми лампочками по периметру зеркал. При виде Богдановской бороды а-ля Пуаро он хмыкнул, но ничего не сказал. Нам в приказном порядке было велено переодеваться и идти на сцену. Репетировать. Что было, в общем и целом, логично, учитывая, что трёх дней и Ёжика, изображавшего собой сразу восемь человек, было явно мало.