Текст книги "Пари (СИ)"
Автор книги: лейтенант Кеттч.
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Маши в комнате не было. За окном шёл дождь.
То, как мы по телефону со стремительно тающей зарядкой объясняли таксисту, как нас найти в садоводстве, где нет ни названий улиц, ни номеров домов, можно излагать отдельной историей.
И как на ближайшей репетиции стебались надо мной парни, когда я появился с разбитой скулой и повязкой на руке. Это голодный я, наконец-то завидев подъезжающее такси, резво рванул по мокрому крыльцу на мокрую же траву и нехило так навернулся.
Такси в тот день развезло нас по домам. Вот только Маша, похоже, на меня ужасно обиделась.
========== Часть 17. Если женщина что-то просит, ей надо непременно дать. Иначе она возьмёт сама ==========
Я, видимо, падая с крыльца, нехило приложился головой, так как внезапно сам стал строить планы относительно того, как бы и в самом деле как-нибудь где-нибудь уединиться с Машей. И так, чтобы никто не помешал!
В общем, стал я думать, но у меня не придумывалось ничего. Везде в это нерешаемое уравнение попадали либо Эллочка, либо родители, то мои, то Машины.
Всё кончилось тем, что в моё недодуманное уравнение с множеством неизвестных вломилась сама Маша. Во время тура по области и близлежащим городам как-то раз поздно вечером после шоу, фактически ночью, на пороге моего номера материализовалась она.
Я уже собирался заползать в кровать, когда за дверью послышалось сначала шуршание, потом – поскрёбывание, а после него – полноценный стук. С мыслью «Да кого ж там принесло?» я, уверенный, что это кто-то из своих, распахнул дверь.
– Привет. Мальчики мне сказали, где тебя искать.
«Нда-а-а… Надо будет выяснить, кто эти мальчики, и почему они так стремятся устроить мою личную жизнь», – сделал зарубочку на будущее я, но посторонился, пропуская Машу в номер.
Она вошла и с любопытством огляделась. Разбросанные, вернее, разложенные в правильном творческом беспорядке костюмы, обувь, одежда.
– В общем, я пошёл спать, – объявил я и, повернувшись к Маше спиной, заполз в труселя, бросил на спинку стула полотенце, которое намотал на бёдра, перед тем, как открывать дверь. – Как я понимаю, своим ночлегом ты не озаботилась. Можешь занять диванчик. Спокойной ночи. Ночью не шуметь. Меня не будить, не кантовать. Утром я должен быть свежим и работоспособным. Всё – завтра, – объявил я и накрылся одеялом, совершенно не задумываясь, как Маша будет спать на куцем угловом диванчике без подушки, одеяла и постельного белья. Вас бы на моё место после двух шоу подряд – вы бы тоже забыли о правилах приличия и гостеприимства. Пусть даже по отношению к непрошеным гостям.
***
Я, довольный как тот хрестоматийный кот (Я крут! Да! Йуху-у-у!), уткнулся носом куда-то Машке в ухо. Резиночка с моих волос к этому моменту куда-то уже съехала. Потом, кстати, мы её искали по всему номеру и так и не нашли. На языке мешался волос. Я вяло попытался отплеваться. Не вышло. Я вытянул его изо рта. Тьфу ты… Длинный. И не разберёшь в полутьме, чей. «У меня хвост отрос, кажись, длиннее, чем у Маши. Подстричься, что ли?» – лениво подумал тогда я.
И тут Машка саданула мне кулачком. Не больно, конечно. Но, учитывая момент, неожиданно.
– Я вообще-то тоже хочу, – услышал я.
О чём это она? Я поднял голову.
– Шевелись давай. И побыстрее.
Понятнее мне не стало.
– Кончил? Так вот я тоже хочу.
Для верности Маша ещё и тряхнула меня.
«Чёрт… Вот всё-таки не нужно было этого делать», – вяло шевельнулось в моём мозгу. Я же, как мог, пытался объяснить ей, что лучше остаться друзьями. «Ну, началось…» – мысленно вздохнул тогда я.
***
Дубль два прошёл лучше. После чего я, совершенно не вспомнив советы старших коллег относительно резиновых изделий и унитаза, не распутывая себя от Машкиных рук-ног, завернул нас обоих в одеяло и задрых.
Завтрак мы оба благополучно проспали. Когда же мы с Машей спустились в местную кафешку, я порадовался, что никого из наших в ней не было. А ещё я задавался вопросом, как Вадику наутро после ночки, явно проведённой не в полном одиночестве, удавалось выглядеть так свежо. Я, в отличие от него, смотрелся как-то не очень: сонный, зевающий, взъерошенный и мятый. Впрочем, посмотрел бы я на вас: Маша всю ночь отнимала у меня одеяло, спихивала с подушки и крутилась, как сбрендивший вентилятор.
За едой Маша пребывала в страшной задумчивости. Ну неужели мой ответ ввёл её в такой ступор?!
Утром, в очередной раз разбудив меня, Маша выдала:
– Вот теперь ты должен на мне жениться.
– Фигушки, – ответил я и вытащил из-под Машкиной головы свой выкрашенный под енота хвост. – С чего бы вдруг? Это ты на мне должна. В качестве компенсации моральных издержек. Соблазнила, совратила и увлекла в мир греха и разврата. И вообще, рано мне жениться. Я ещё маленький.
– В каком это смысле? – развернулась ко мне Маша.
– В самом прямом. Совратила несовершеннолетнего – значит, ты мне теперь должна, – с как можно более серьёзным выражением лица объявил я. – С тебя теперь разные плюшки и ништяки.
– Подожди, но ведь на сайте написано…
– А там опечатка. И город не тот, и день рождения перепутали. Восемнадцать мне будет только в конце октября.
========== Часть 18. Проблемы в раю ==========
Перед прибытием автобуса, который должен был отвезти нас в следующий город, я успел проводить Машу на электричку, привести номер в благопристойный вид и успеть к заявленному времени спуститься с вещами в фойе.
Вопреки моим ожиданиям, парни надо мной не ржали. Но об искавшей вчера меня Маше не вспомнили, возможно, лишь потому, что автобус к указанному часу к гостинице не прибыл. Куда он делся, ясно не было. Время стремительно утекало, и на звонки на номер, указанный в договоре, никто не отвечал. В итоге мы отловили водителя-гастарбайтера (с маршруткой, разумеется, вместе) и, посулив ему денежку, попросили отвезти нас в соседний город.
Костюмы и прочий реквизит мы затолкали под сиденья, на сиденья и развесили на поручнях. Места для нас осталось не так уж и много. Времени оставалось впритык, поэтому было принято решение потерпеть, не отлавливать вторую маршрутку и ехать стоя.
Но на сгинувшем неведомо куда автобусе наши приключения не закончились. Покупка воды (упаковками, разумеется) обычно поручалась пригласившей нас стороне. В этот раз мы приехали впритык. Времени едва хватило, чтобы переодеться и без разминки выйти на сцену. Уже после начала выступления выяснилось, что во всех упаковках была вода с газом. Скакать по сцене два часа, не выпивши ни грамма воды, как вы догадываетесь, невозможно. И вот мы уже булькали и, не сдерживаясь, рыгали прямо на сцене. Пузыри требовали выхода. Превентивное отвинчивание крышечек ничего не давало, так как открытые бутылки махом выпивались минут через пять после открытия.
К концу шоу мы уже не были способны ни смеяться, ни ругаться, настолько довели нас пузырики. По его окончании Альфред громогласно рыгнул и глубокомысленно изрёк, что нам крупно повезло, что воду нам купили обычную, а не лечебно-столовую со слабительным эффектом.
По возвращении домой обнаружилась весьма странная вещь: на телефонные звонки Маша отвечала, но категорически отказывалась встретиться, находя сотни причин, по которым это нельзя было сделать немедленно. И учебный год у неё начался, и домашние задания надо было делать, и с мамой куда-то съездить, и подругу навестить…
Меня начали преследовать мысли о том, что, возможно, это я что-то сделал не так, что не зря везде пишут, что женщины в постели ничего не испытывают, а только притворяются. Короче, возникла дилемма: что делать, и кто виноват.
Не чувствуя себя виноватым ни в чём, я решил идти мириться. Но перед этим следовало выяснить, когда Машу можно будет застать дома одну.
Для этого я разыскал визитку, некогда выданную мне Машиным отцом, и позвонил Александру Евгеньевичу. Разумеется, всей правды я сообщать ему не стал. Сказал лишь, что хочу встретиться с Машей. Самое странное, что Александр Евгеньевич, подсмеиваясь, сообщил мне Машино расписание и добавил:
– Что, первые проблемы в раю? Главное – не сдаваться при первых трудностях, юноша, и будет вам счастье.
Я решил никак не реагировать на подначку. Нет, ну в самом деле, едва ли Маша рассказывает родителям совсем уж всё. Хотя, если и рассказывает им что-то, то, скорее всего, именно отцу. Слишком уж отстранённой и погружённой исключительно в себя показалась мне её мать.
В общем, в час икс я затаился на один пролёт выше нужной мне двери. И был я там не один, а с огромной цветочной композицией, увенчанной тремя гигантскими подсолнухами. Ими она мне и глянулась, но вот ворочать корзину, в которую и было установлено это богатство, было ужасно неудобно. Ждал я Машу долго. Потому и проворонил её появление из лифта. Пока я примеривался, как бы половчее ухватить композицию, Маша уже проскользнула в недра квартиры. Обхватив корзину, я пошёл вниз по лестнице. Подождав под дверью минут пять, я надавил на кнопку звонка, предварительно убравшись из поля зрения сам, но поставив корзину в центре лестничной площадки.
Дверь распахнулась. Я, как профессиональный рецидивист-домушник, ловко переместился так, чтобы Маша не смогла захлопнуть перед моим носом дверь, и приступил к выяснению отношений.
Маша переводила взгляд с меня на топырившиеся за моей спиной подсолнухи и несла какую-то чушь про то, что нам некуда спешить, что не следует бежать впереди паровоза и прочее, прочее, прочее.
Я её перебил.
– А ну-ка стоп. Кто за мной с конца мая бегал и навязывался? А теперь у тебя времени нет, и мы спешим? Кто к чёрту на рога поехал ради того, чтобы ко мне в постель залезть? – тут мне подумалось, что проводить подобного рода разборки на лестнице – моветон. Но меня уже понесло. – Кто притворялся и врал? Может быть, я?!
На этом выкрике приоткрылась одна из дверей на площадке, и на лестницу выглянула востроносая старушка, эдакая постаревшая седенькая Шапокляк.
– Давай поговорим в доме, – нервно поглядывая на старушку, сказала Маша и, придерживая дверь ногой в шлёпанце, потянулась, чтобы, ухватив за край, втащить через порог цветочную композицию.
Разумеется, эта затея успехом не увенчалась. Зато дверь спихнула с Машиной ноги тапок и с сочным металлическим лязгом захлопнулась за её спиной.
– Блять… – достаточно громко пробормотала всегда изящно выражавшаяся Маша.
Седенькая Шапокляк высунулась на лестницу ещё на полкорпуса.
Я продемонстрировал ей сразу два третьих пальца. Старушка мгновенно исчезла, и её дверь тоже захлопнулась с металлическим грохотом.
– Ну вот, – прокомментировал произошедшее я. – Теперь мы одни. Надеюсь, у тебя на плите чайник не стоит? – добавил я.
– А? Что? Чайник? Нет, – ответила Маша.
***
Когда Александр Евгеньевич вернулся с работы, то застал идиллическую картину. Перед входом в квартиру стояла гигантская цветочная композиция с подсолнухами. А одним пролётом выше на лестничном подоконнике на моей расстеленной куртке сидела Маша в домашнем халатике и шлёпанцах. Уложив голову к ней на колени, возлежал я. Маша пыталась чесать мне за ухом. Я старательно изображал помуркивание. Ну если ей нравится, почему бы не подыграть?
Ах, да. Как выяснилось, Маша ушла в подполье, начитавшись «мудрых» советов в интернете. Кто-то где-то написал, что статья грозит не только в том случае, если мальчик старше восемнадцати, а девочка младше. Но и наоборот.
Я лежал на подоконнике и думал, стоит ли шантажировать Машу этой статьёй или просто подождать. Два месяца Маша не выдержит точно.
========== Часть 19. Женюсь? Женюсь… Какие могут быть игpушки, и буду счастлив я вполне… ==========
В более-менее благостном расположении духа я вернулся домой. Хорошее настроение улучшилось в разы, когда стало ясно, что ужин вот-вот появится на столе. В полной готовности я устроился на кухне и принялся, периодически вздыхая, гипнотизировать взглядом стоящую на плите кастрюлю и методично ощипывать горбушку с буханки хлеба.
– С чего такие вздохи? Влюбился, что ли? – не оборачиваясь в мою сторону, внезапно поинтересовалась мама.
– Вроде, да, – совершенно не подумав, что именно я говорю, автоматически ответил я и залез на диванчик с ногами.
– Вот и хорошо. Давно пора, – отозвалась на это мама. – Как её зовут? – мама поставила передо мной тарелку.
– Маша, – ответил я.
Но не успел я взять в руки вилку, как из прихожей донеслось папино:
– Решил с мальчиков снова перейти на девочек?
Мне захотелось постучаться головой о стол или иную другую жёсткую поверхность.
– Папа… Ну сколько ж можно?! Я тебе сотню раз повторил, что нет никаких мальчиков! И я тогда не пил! На меня на пикнике коньяк вылили. По ошибке!.. И у Лёши я просто спал на диванчике! А из-за твоей дурацкой СМСки я тогда чуть шею себе не сломал!
– Зря мы с тобой, Галя, дело на самотёк пустили, – входя на кухню, начал папа. – Парень годами по сборам и соревнованиям мотался. У них там одни мужики вокруг! Сбили парня с пути истинного! Где ему там обращению с девочками научиться?
Мама в ответ на эти стенания лишь всё громче стучала ножом о разделочную доску и всё активнее шуровала поварёшкой в кастрюле.
– Он и теперь, Галя, куда пошёл? Правильно, туда, где баб нет!
И тут я понял, как так выходит, что люди совершают глупости и даже смертоубийства в состоянии аффекта. Я, конечно, не девочка, и резких гормональных всплесков у меня быть не должно, но от обиды на отцовские слова у меня внезапно сорвало тормоза.
– Знаешь, что? Я, пожалуй, зря тогда не ушёл… к бабушке или ещё куда. С меня хватит! Сколько можно?! Или тебе так хочется, чтобы я непременно оказался геем? Тогда… Тогда… Тогда усынови Вадика. От него из-за голубизны родители отказались.
Настроение папашиным демаршем было испорчено вчистую. Я оттолкнул от себя тарелку и слез с диванчика.
– И вообще… Я вот завтра же женюсь! Хотя, нет. Завтра не получится. Сразу после дня рождения! – выдал я, вынесся в коридор, перепрыгнул из шлёпанцев в кроссовки и, не шнуруя их и не дожидаясь лифта, помчался по лестнице вниз.
Ещё от парадной я позвонил Маше, велел одеваться и ждать меня внизу, завязал шнурки и припустил бегом в сторону её дома.
– А мы, собственно, куда? – задала вполне резонный вопрос Маша, когда я, для верности ухватив её за руку, повлёк её за собой. – Куда ты меня тащишь?!
– С родителями знакомить! А завтра с утра поедем заявление подавать. Надоели! Домыслы какие-то строят… Навоображали себе… чёрт знает что… и меня совсем не слышат…
– Дим… А, Дим! Я ж не одета толком… И не накрасилась!
– И так сойдёт! – не оборачиваясь, буркнул я. – Я им сейчас тебя предъявлю, соберу вещи и уеду к бабушке. А потом комнату сниму… или квартиру… В общем, что-нибудь придумаю. Не могу я с ними больше! Пусть Эллочку воспитывают, раз с моим воспитанием запоздали!
В парадной я фактически затолкнул Машу в лифт и нажал на нужную кнопку.
– Вот! – объявил я, когда на мой звонок родители открыли дверь. – Знакомьтесь. Это – Маша. Это – мама. Это – папа. А ещё есть Эллочка, – выдал я.
– Но Димочка… – начала было мама.
– Никаких «но»! Надоело! Сами сказали, что меня поздно воспитывать! Вот Эллочкиным воспитанием и займитесь!
Я заскочил в большую комнату, схватил рюкзачок, затолкал в него из шкафа, что первое попало под руку, и бегом вернулся в прихожую, как раз вовремя, чтобы услышать папино:
– … отдаёте себе отчёт в том, что вас с ним ждёт?
– Вполне, – вздёрнула голову Маша. – Дима – мой. И никому другому не обломится.
На этих словах я объявил:
– На этом знакомство объявляется закрытым. На свадьбу мы вас не приглашаем, но о дате регистрации в известность поставим. Идём отсюда, Маш, – я щёлкнул собачкой замка и подтолкнул Машу к выходу.
В памяти откуда-то всплыло киношное «Умалишённых не регистрируют!» Я захлопнул за собой дверь и повлёк Машу вниз по лестнице.
Дотащив её за собой до угла дома, я уселся на весёлой расцветки скамеечке на краю детской площадки. Маша опустилась рядом.
– Что это было? – услышал я. – Предложение руки и сердца?
– Типа…
– Нет, ежели что, я согласна, но… Они тебя там что, совсем допекли?
К этому моменту мне стало стыдно своего взбрыка, но папаша тоже хорош, что тут ещё скажешь?
– Не то, чтобы очень… Просто… Так вышло… – дал невероятно подробное и развёрнутое объяснение происходящему я. Думаю, в тот момент Маша наверняка пожалела, что связалась со мной.
– Я сейчас бабушку предупрежу, – я вытащил телефон.
– Какой же ты ещё маленький… – вздохнула Маша. – Звонить пока не надо. Сделаем так: ты сейчас меня у дома подождёшь, а потом мы кое-куда сходим.
В ответ я пожал плечами.
Когда Маша вышла из парадной, при ней была сумочка и целлофановый пакет.
– Нам тут недалеко, – объявила она.
Выхода у меня не было, и я поплёлся за ней. Шли мы недолго. Мы вошли в дом постройки конца восьмидесятых и, проигнорировав лифт, поднялись на второй этаж. Маша достала ключ и отперла крайнюю со стороны лестничного окна дверь.
– Вот… Прошу… – она жестом пригласила меня войти.
В квартире было чисто, гулко и почти пусто. Было видно, что в ней давно никто не живёт, а ремонт хозяева, наверное, делали сразу после въезда.
– Мы сюда родственников селим, когда они в Питер приезжают, – объяснила Маша. – А вообще-то, квартира моя. Мне её троюродная тётя завещала.
Я мялся у двери.
– Не стой как бедный родственник, – скомандовала Маша. – Заходи. Раздевайся…
В животе у меня внезапно громко заурчало.
– А поесть тут что-нибудь есть? – спросил я.
– Есть – нет. Пить – есть, – рассмеялась Маша.
========== Часть 20. Женюсь. Женюсь… ==========
– Лучше есть, – отозвался я. – Потом – пить. Да и то, смотря что.
Как выяснилось, в большой комнате в одном из отделений секретера находилось нечто вроде бара с разнокалиберными бутылками. Я хотел было пошутить по поводу спаивания несовершеннолетних, но хорошо, что вовремя опомнился и промолчал, вспомнив, чем закончилась моя шутка про совращение малолетних.
В отключённом стареньком холодильнике обнаружились две банки с солёными огурцами и несколько баночек с вареньем. Больше, если, конечно, не считать начатой пачки чая, соли и сахара, ничего съедобного в квартире не нашлось.
– Ну не подумала я, – оправдывалась Маша, выгребая из принесённого ею пакета зубную щётку, пасту, ведёрного размера косметичку и (тут я не сдержался и заржал в голос) огромную упаковку резиновых изделий номер два.
В итоге было принято решение заказать пиццу. Две пиццы. Больших. Но сейчас. Половины от одной и второй были закинуты в старенький холодильничек на завтра.
Огромный диван был успешно крещён. Он не скрипел, и соседи нам в стену не стучали. Переезд можно было признать успешным.
Утром мы и в самом деле поехали подавать заявление. Но, как оказалось, не всё так просто. Подать его на «через месяц» было невозможно из-за моего возраста. Подать за месяц до дня рождения – тоже: я должен был быть в туре. Мы излазили с Машей всю страницу, где на сайте было выложено расписание туров по дням и городам больше чем на полгода вперёд, но найти даты в интервале тридцати дней, чтобы совпало моё пребывание в родном городе, удалось только на апрель. Оно бы, в общем, и ладно, но написанное гигантскими буквами «в графике гастролей возможны изменения и дополнения» несколько смущало и сбивало с толку.
– Давай я к тебе куда-нибудь приеду! – предложила Маша.
– Ага, – хмыкнул я. – А потом через месяц нам вместе придётся вернуться в тот город.
Идею заверить моё заявление у нотариуса и прислать его по почте или передать с Машей работники ЗАГСА зарубили на корню, ибо «не положено».
Я снова полез в интернет и принялся изучать графу «изменения сроков» на сайте ЗАГСа. Беременность невесты… Не подходит. И слава богу. Наличие одного или нескольких совместных детей… Не то. Тяжёлая или неизлечимая болезнь… Нет. Вот оно: служебная командировка!
И я принялся звонить Ксюше.
– Привет, ты можешь мне выдать справку с графиком гастролей?.. Зачем?.. Надо. Заявление в ЗАГС подаю. А двух совпадающих дней в пределах тридцати дней не найти.
И тут… Тут раздался восторженный ах. А за ним – вопль:
– Дима! Сам Дмитрий Сергеев! Ой! А я ходила на ваши шоу! А-а-а! О-о-о! А можно с вами сфоткаться?! А автограф вы дадите?
Мадама без возраста, не желавшая доселе входить в наше положение, изумлённо воззрилась на двух молоденьких девочек, ворвавшихся в её кабинет.
– Вы к нам жениться, да?
– Да, – ответил я. – Только нас не хотят регистрировать.
– А почему? У невесты справки нет, да?
– Какой справки?
Девочки хихикнули в унисон.
– О беременности.
Мне показалось, что Маша сейчас схватит со стола тяжёлую кожаную папку с железными уголками и хорошенько приложит по голове сначала одну щебетунью, затем – другую, а потом – для общего количества и меня.
В общем, нам было велено привезти справку с датой гастролей (за которой мы тут же смотались), я сфоткался сначала с одной щебетуньей, потом – с другой. Маша всё это время сверлила работниц ЗАГСА взглядом, под которым обе девицы быстро сникли, пискнули “Спасибо!” и оперативно слиняли.
По возвращении со справкой (мы заодно прихватили и оплаченную квитанцию) мы принялись выбирать день. Следовало учесть несколько факторов: дата должна была быть после моего дня рождения, я должен был быть в городе, и выбранный нами день не должен был быть выходным.
Выяснилось это в тот момент, когда я заикнулся о том, что нам нужно только расписаться, что нам категорически не хочется слушать пафосные речи с насквозь лживыми интонациями, придыханием и фальшивым закатыванием глаз.
И вот мы выбрали одиннадцатое ноября и радостно свинтили на улицу.
Из ЗАГСа мы поехали домой к Маше забирать подсолнухи. Потом я обнаружил, что телефон сел, и пошёл домой за зарядкой и ноутом. Мне повезло. Дома никого не было, и мне не пришлось ни в чём отчитываться перед родителями или отвечать на дурацкие вопросы Эллки.
Когда я вернулся к Маше, мне на пороге был вручён новёхонький ключ.
Как только я сунул вилку зарядного устройства в розетку, телефон принялся трезвонить и выдавать бесконечные списки тех, кто пытался со мной связаться. В списке были в основном родительские номера. А сейчас звонила бабушка.
Мне было велено не обращать на папу внимания, делать то, что я считаю правильным, и в наикратчайшие сроки предъявить бабушке Машу.
Нами было решено поужинать и ехать к бабушке с утра.
Чтобы ужинать, еду ещё надо было купить и приготовить. И вот тут-то началось самое интересное. Выяснилось, что готовить Маша не умеет. СОВСЕМ. Я это понял, когда в квартире что-то грохнуло. Вбежав на кухню, я увидел перепуганную Машу, немного помятый алюминиевый ковшичек на плите и подозрительные жёлтые брызги на потолке. Это Маша варила яйцо для салата.
Пока я аварийно оттирал потолок, Маша жарила яичницу, смотрела на меня и давала ЦУ. Разумеется, яичница сгорела.
После того, как я слез с потолка, я снова заказал пиццу, а в голове у меня начали крутиться фразы из какого-то старого фильма «Ты без меня пропадёшь!» и «Это мой крест, и нести его мне!»
========== Часть 21. Женюсь! ==========
За чуть меньше чем два месяца между подачей заявления и бракосочетанием чего только не успело с нами случиться!
Мы посетили бабушку. Они с Машей сразу нашли общий язык. Впрочем, в бабушке я не сомневался никогда.
Я тайно вынес из дому «Книгу о вкусной и здоровой пище», второе издание, 1953 год, фактически антиквариат. Дома она всё равно никому не нужна. Папа с Эллой не готовят, а мама и без книги умеет. Отсутствия фолианта никто и не заметил. А я со временем его верну.
Как-то раз, когда Маша ушла в институт, а я уже не спал, но продолжал валяться в полудрёме, перемежая её потягушечками, в коридоре раздался скрежет ключа, и появился Александр Евгеньевич, Машин папа. Вот оно, ощущение неловкости, когда ты лежишь голый под одеялом, одежда валяется в паре метров от кровати, и в комнату входит отец твоей вроде как будущей супруги.
Разговор с Александром Евгеньевичем вышел достаточно странным. Раньше он, как мне казалось, чуть ли не сватал и не навязывал мне Машу, а теперь всячески выведывал, что у нас, да как, и что мы планируем делать.
В итоге всё кончилось тем, что я ему немного нахамил (когда вопросы, на мой взгляд, начали переходить грань дозволенного). Я порекомендовал Машиному папе завести себе вторую Машу, а ещё лучше парочку, и непременно научить их готовить.
К возвращению Маши из института в дверь квартиры был врезан ещё один замок, и ключ Маше в этот раз вручал уже я.
Маша призналась, что её мама изначально не верила в далеко идущие планы дочери и считала их не стоящей внимания блажью. Теперь же крайним оказался папа. Поскольку вовремя не пресёк, не остановил и не доглядел.
Вот уж не думал, что не только мне, но и Маше придётся сидеть как сычу и прятаться от собственных родителей!
Во время установочной сессии ребята уехали в тур без меня. Сессия только подтвердила то, что я и так уже знал: фанатки следят за тобой, и интернет и соцсети им в помощь. Было выдвинуто не менее пяти абсолютно абсурдных взаимоисключающих теорий моего отсутствия: я женюсь, любовница бросила меня с младенцем на руках, уйдя к любовнику, я уволился сам, я был уволен за голубизну, я временно не способен выступать, поскольку ушёл в запой.
Под ненавязчивым влиянием ребят я поддался стадному чувству, проколол себе ухо и сделал татуировку. Узоры на теле меня не привлекали никогда. Отвращала их перманентность. Но почти ежедневное общение с покрытыми разводами парнями сделало своё чёрное дело. Я захотел попробовать. Но сделать это решил так, чтобы татуировка не мозолила глаза мне самому и была меленькой и не особо заметной. Короче, сделал я небольшой геометрический узор на лопатке.
К дырке в моём ухе Маша отнеслась равнодушно, а вот обнаружив у меня на спине «обновку», попыталась меня побить. Бегаю я хорошо и уворачиваюсь ловко. Машуня меня не поймала и не достала. Попыталась было бросить в меня чашкой, но промахнулась. А потом мыла стену и пол. Поскольку в чашке оказался недопитый кефир. Семейная жизнь – это, оказывается, весело!
Правда, потом в наказание Маша отлучила меня от тела. Хых! На следующий день мне всё равно нужно было уезжать в тур. Вместе со своим телом. И Маше оно целых три недели не доставалось.
По возвращении домой меня ждал бурный примирительный секс во всех позах и на всех поверхностях. Никак не ожидал, что Маша – такая затейница.
За те три дня, что я жил дома, татуировку Маша не упоминала, всячески угождала мне, и если бы не её, откровенно говоря, провальные попытки готовить, я бы, пожалуй, почувствовал себя султаном или падишахом.
На восемнадцатилетие я получил три подарка: отмену танца на шесте из-за невозможности быстро и надёжно устанавливать и демонтировать этот шест на сцене (это был подарок от Романа), Машино внезапное появление в мой день рождения в Камышине и крошечную серёжку с миниатюрными «Д+М» (ну да, да, должна же Маша даже в своё отсутствие как-то «метить» принадлежащую ей территорию). Сами понимаете, есть ли в Камышине камыши, я в тот раз посмотреть так и не успел. Но отпраздновали мы хорошо. Утром Маша уехала домой, а я загрузился в автобус и проспал до следующего города, где ребята пинками и матюгами выгрузили меня возле гостиницы.
Вечером после концерта ребята поздравляли меня с днём рождения. Было весело. Правда на следующий день одного из старичков, Игоря, Роману пришлось объявить травмированным. Не скажешь же внезапно нарисовавшимся по наши души журналистам, что человек страдает от похмелья, и людям его такого предъявлять нельзя!
Через несколько дней я вернулся в Питер, и наступил день икс.
Когда мы вышли из ЗАГСа на улицу, то с изумлением увидели длиннющий лимузин у входа и рядом с ним всех наших. Всех-всех. Ксюша таки сдала меня с потрохами и, как оказалось, давным-давно рассказала Роману, какую именно справку я у неё получал.
Ах да, после того, как нас расписали, необъятная дама без возраста, на шпильках и с огромными овальными серьгами, стремившимися дорвать последние миллиметры кожи на растянутых мочках, вопреки моим просьбам начала нудить про светлое будущее, бережное отношение друг к другу и новую ячейку общества. Но я зыркнул на неё так, что мадам захлебнулась этой вязкой патокой на полуслове. Всё-таки я многому научился у Маши за эти пять с половиной месяцев.
========== Часть 22. У меня впереди целых восемь тактов… ==========
Ребята принялись кричать «Горько!» И что нам с Машей оставалось? Правильно, поцеловаться прямо на ступеньках ЗАГСа.
Под аплодисменты и крики «ура» Роман вручил нам конверт. В нём обнаружилась путёвка. Нет, не на месяц, всего на неделю. И не на Канары, а в Ленобласть. Но зато какие там оказались пейзажи! И тишина!
Я вякнул было про тур, на что мне ответили, что моё внезапное заявление на отпуск уже давно подписано. Мне осталось лишь подобрать запрыгавшую вниз по ступенькам челюсть и поблагодарить.
И это моё отсутствие в туре на фанатской страничке тоже обсосали со всех сторон. Были версии о том, что я лечусь от зависимости, что мне под дверь подкинули младенца в шали, и что я теперь ищу его мать, что любовник увёз меня в Европу, и много-много других, не менее оригинальных. Но самой моей любимой версией стало то, что меня побила моя же девушка, и я теперь вынужденно прячусь ото всех, пока не сойдут синяки. По версии неуёмных фанаток побила она меня за то, что я поцеловал какую-то девицу на фотосессии.
Уехали мы с Машей на следующий день с утра. После шумного и вечно спешащего города оказаться в звенящей тишине было очень непривычно. Хотелось не то выковырять из ушей вату, не то ходить на цыпочках по лесным дорожкам и разговаривать едва слышным шёпотом.
В доме отдыха, в котором мы оказались, почти не было отдыхающих. Учитывая время года, ничего странного в этом не было. Вокруг стояли сосновые леса. Сам дом отдыха находился на берегу озера.
В первое же утро, когда после завтрака, на котором, кроме нас, почти никого не было, мы вышли на берег. ВСЁ озеро было покрыто тоненьким слоем льда. Стояла ТИШИНА. Маша ступила на первый понтон, вдававшийся в озеро и… Случилось ЧУДО. Покачивающийся понтон вызывал едва заметные волны. Они ломали тоненький лёд, и края льдинок едва слышно позванивали, соприкасаясь краями… Мы с Машей застыли. Над водой расходился нежный звон. Вокруг озера стояли неколебимые ветром сосны. Звон и тишина…
Я осторожно ступил на понтон и обнял Машу сзади. Льдинки зазвенели снова. Теперь уже по-другому. Мы ещё долго стояли, то слушая тишину, то перебираясь с одного понтона на другой, то делая несколько шагов и снова застывая и слушая едва слышное позванивание первого тонкого льда.
Увы, больше подобного чуда нам ни слышать, ни видеть не довелось. Температура продолжала стоять в районе нуля, но либо лил дождь, либо дул ветер, и лёд на озере больше не появился.