Текст книги "Ошибка Выжившего 2 (СИ)"

Автор книги: Лемор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Лемор
Ошибка Выжившего

Глава 30

Возможность получать подобна океану. Проблема в том, что большинство людей подходит к этому океану возможностей с чайной ложкой.

Джим Ром, американский оратор, бизнес-тренер, мормонский проповедник, автор книг по психологии, случайная уместная цитата из Интернета.

И слава Тёмным Богам океана!

Феликс Айзек Фишер, неизменный неудачливый рыбак, случайное неуместное дополнение цитаты из Интернета.

* * *

Пришла мысль, насколько сильно я изменился? Я имею в виду, с того момента, как оказался в лапах старого ублюдка? Прокручивая раз за разом перед глазами события последних лет, не испытывая с этим никаких проблем, я вынужден был отметить, что моё состояние, вопреки всему, стабилизировалось. Ментально и до попадания в лапы Мистера Стивенсона я не был ребёнком, однако по мере того, как росло тело, менялось и сознание. Было больше ребячества, больше импульсивных действий, в целом теперь у меня создаётся общее ощущение некоей… незрелости. Оно осталось и даже после того, как многомерный урод отправил меня в сравнительно свободное плаванье, позволив сначала прийти в себя, а после – одним движением руки напрочь уничтожить всю мою психическую стабильность, и лишь в последние годы, если не месяцы я стал напоминать больше прошлого себя, с поправкой на то и дело прорывающееся безумие.

Стало интересно: что же по итогу ублюдок из меня хочет слепить, лепит и будет лепить? Лепит ли вообще? К сожалению, это не тот вопрос, на который я мог и на который вообще могу дать ответ, хотел того или нет. И это несмотря на то, что времени подумать у меня хватало.

Передо мной предстала субъективная вечность.

Был ли у меня план побыстрее покончить с этим дерьмом и просто дать Тёмному Богу проснуться? Конечно, нет. Несмотря на то, что это заявление было очень спорным, конченым слабовольным самоубийцей я никогда не был. Более того – мог бы поспорить в желании жить с очень и очень многими людьми. Но и действовать иначе в ситуации, когда твои мозги изнасиловала концептуальная херня, сложновато. Единственная мысль, к которой я смог прийти: мне нужно было добраться до источника проблем, любой ценой. Проклятая ручка, из-за которой всё дошло до такой точки. С моей стороны было глупо по-настоящему винить туповатого ребёнка. В своих мечтах, уверен, тонули, тонут и будут тонуть целые цивилизации, так с чего мне держать зло на какую-то мелочь?

Наверное, не испорть она мой молочный шейк, и у меня на миг могла даже возникнуть мысль найти путь её спасения. Тех остатков личности, которые действительно принадлежали малышке Мэри. Увы, я давным-давно прогнил до основания и жертвовать собой бесчисленные разы, раз за разом бороться с чем-то, что раз за разом насилует твои мозги, ради одной-единственной фактически незнакомой девочки, от которой и пользы нет, мне было не с руки.

Даже наоборот: теперь, когда она с моей лёгкой подачи закончила свою трансформацию, я получил нового полноценного друга, который будет, как и мои остальные друзья, тенью тени от тени таиться в глубинах моего разума.

В этом проклятом древе реальности, чистилище для грешников, хорошим ребятам не было места.

Моя и Мистера Стивенсона цель была не в том, чтобы спасти всё человечество. Даже если в конечном итоге, ценой смерти миллионов и миллиардов, людской род выживет, это будет лучше, чем полное уничтожение. Если и существовала вероятность того, что всё человечество сможет пройти жатву судьбы, то нужно было быть кем-то намного более могущественным, чем Тёмный Бог из глубин океана. Чем-то бесконечно огромным, бесконечно непонятным. Чем-то, чьи мысли могли создавать миры и менять вероятности, переписывать историю целой вселенной.

Но ведь мы и не стремимся к этому, не так ли?..

Чтобы дать человечеству шанс, как мне кажется, достаточно лишь частички этой силы.

Ручка не могла сопротивляться моей воле. Стоило мне её взять, как она стала принадлежать мне. Вместе же с этим наблюдавшее за мной существо начало пробуждение. Я чувствовал это всеми фибрами души. Тяжело простыми словами передать весь тот ужас, когда на тебя смотрит что-то, что превосходит тебя на многие и многие порядки. Изучает, осматривает, сводит с ума одним своим присутствием.

Оно прекрасно запомнило меня – черти драли Мистера Стивенсона, я знал это. Тварь оставила на мне что-то, что служило самым настоящим магнитом для различных уродцев, из-за чего я по «чистой счастливой случайности» натыкался на сверхъестественное чаще, чем кто-либо ещё. В одной маленькой провинции обитало слишком много тварей, и, уверен, с течением времени их бы становилось всё больше, не говоря уже про самого Тёмного Бога. Такова была цена даже не моей наглости, а наглости Мистера Стивенсона.

Куда бы я ни прятался, куда бы не бежал, пусть даже за метафизические спины своих друзей в самых глубинах океана, рано или поздно, пусть это будет следующая жизнь, в которой я и помнить ничего не буду, оно обещало добраться до меня. И сейчас было как никогда близко к этому.

Точнее, «почти сейчас», «сейчас» и «не сейчас».

Откровенно говоря, писателем я не был. Меня это банально никогда не интересовало. Моим любимым хобби было рисование, и лишь с помощью рисования я мог попытаться дать нечто похожее на бой. Пустой холст сзади меня подлетел, оказавшись передо мной. Его края исказились, слившись с городом. Ручка в моей руке преобразилась, обратившись в кисть.

«…слишком поздно…»

До меня отдалённо дошло нечто похожее на голос Джима, заставив оскалиться. Против воли я поднял голову на небо, на краю сознания видя нечто похожее на силуэт. Мой оскал стал ещё шире. Оно было повсюду, оно было везде, оно могло добраться до меня в прошлом, настоящем и будущем. Однако это не значит, что я совсем не мог побарахтаться.

Раз Мистер Стивенсон смог заставить столь глубоко заснуть Тёмного Бога, то почему не могу я? Убаюкать, спеть колыбельную, убедить в том, что то, что происходит здесь – лишь очередной мираж.

Подхватив сознанием бесконечный поток энергии, хлынувший из прорыва, я взмахнул кистью. Словно художник, разочаровавшийся в собственной картине, я провёл крест по всему городу. В отличие от малышки Мэри, мои желания были строго направлены, я чётко знал, чего хочу и что собираюсь изобразить, что изменить и исказить уже на свой лад.

Линия чётко прошлась по городу, превращая всё в ничто. Таинственное сияние, буйство красок, смыло весь город, представив передо мной чистый холст. Понятие реальности и нереальности исказилось, всё смешалось, словно те краски. Благодаря этой кисти и потоку энергии я вновь ощутил себя настоящим Богом, коим и был на нулевой глубине.

Остался лишь холст, я, прорыв в океан и…

Кажется, из моих глаз пошли слёзы.

– Это всё сон, – прошептал я, чувствуя, как всё моё тело трясется от ужаса, как дрожит мой оскал. – Просто сон… Мне спеть тебе колыбельную?

Джим иногда напевал мне одну.

Баю-бай, малыш, не говори ни слова.

Папа купит тебе пересмешника.

Я начал умирать. Мне не удалось понять, что и как убивало моё тело. Возможно, моё сознание просто не выдерживало того, что я видел и само же предпочитало стереть воспоминания. Возможно, я просто не справлялся с энергией из прорыва. Даже с помощью «Универсальной Удочки», даже с помощью новоявленной кисти, что безуспешно пыталась противиться моей воле, всё ещё существовали определённые рамки.

Границ нет. Рамок нет. Сознанием я это понимал, но моё тело не состояло из чистой «мечты». Физическая материя всё ещё преобладала, пусть и постепенно всё больше поддавалась тлетворному влиянию желаний затонувшего сознания.

Либо, что наиболее вероятно, у меня просто не получалось изобразить нужный пейзаж.

А если этот пересмешник не будет петь,

Папа купит тебе бриллиантовое кольцо.

Я никогда не был хорош в этом. У меня всегда получалось что-то несуразное, что-то, во что я не вкладывал душу. Здания городка, которые я безуспешно пытался нарисовать, получались какими-то кривыми, блеклыми, неуместными. Они раздражали меня, напрягали, вызывали ярость. И каждая моя ошибка стоила мне существования. Десятки, сотни мгновенных смертей. Непонятных, странных, необъяснимых.

Передо мной предстала субъективная вечность.

А если зеркало разобьется,

Папа купит тебе козлика.

Ужас любого, кто обладает подобной мне силой, оказаться в бесконечной петле смертей. Однако моё сознание уже слишком далеко от того, о чём думает нормальный человек, чтобы действительно бояться такого. Я отказывался идти на поводу у твари и продолжал бежать.

В каком-то смысле, мне удалось даже насладиться субъективной вечностью. Обдумать много вещей, пронестись метафизическим сознанием через бесчисленное количество зеркал. Поймать этот бесконечно маленький миг и…

Как бы правильнее выразиться? Застыть в нём.

А если тот козлик не будет тянуть,

Папа купит тебе быка с тележкой.

Я начал намного лучше понимать, как существует Мистер Стивенсон. Оказавшись на перепутье бесконечных иллюзорных веточек, бесконечных вариаций одного и того и не одного и того же, простирающихся и не простирающихся по древу реальности, я стал незримо управлять сразу несколькими вариациями самого себя.

На миг мне даже показалось, что где-то бесконечно далеко и бесконечно близко я видел таких же, как я. Нас было много. Бесконечное количество. Каждый из нас был мной и каждый из нас представлял собой что-то индивидуальное, особенное. Это были не веточки, но полноценные отдельные ветки, целые реальности с другим «Я».

Словно кривое зеркало.

А если тележка перевернется,

Папа купит тебе собаку по имени Ровер.

Колыбель проносилась по древу реальности. Тысячи моих голосов резонировали между собой, превратившись в хор. Я творил. Пытался вернуть городу если не его первоначальный вид, то хотя бы нечто отдалённо похожее на то, что было. Пытался передать серую действительность самого обычного города так, чтобы даже я в неё поверил.

Самый обычный город, в котором живут самые обычные люди. Они не знают никакой Мэри, её даже никогда не существовало. Скучная провинция, в которой ничего не происходит. И вместе с этим – наполненная жизнью. Тысячи и тысячи людей, знакомые и незнакомые мне люди, чьи души защищены скафандром неверия.

И если эта собачка не будет лаять,

Папа купит тебе лошадку с тележкой.

А если лошадка упадет,

И лишь те существа, которые должны знать, будут помнить происходящее. Иначе какой в этом всём смысл?

В какой-то момент моё находившееся на перепутье веточек сознание застыло у одной конкретной вариации. Я уставился на неё с каким-то неверием, трепетом, возбуждением. Мир для меня застыл, позволив насладиться первым пейзажем, который смог у меня вызвать какие-то эмоции. Самый обычный город, в котором жили самые обычные люди. Вроде бы ничего интересного, ничего вдохновляющего, но вместе с этим…

Картина передо мной имела душу. Вдохновение. Я вложил его в неё. Не мог поступить иначе.

Ты по-прежнему будешь самым милым малышом во всем городе.

У меня получилось.

И метафизическое сознание, сохранившее молчание, согласилось со мной. Воля Немое, защищавшее фальшивую нормальность, помогла мне, закрепила образ, очистила его от тех огрехов, что я мог допустить, возвращая город практически в первозданное состояние, впрочем, со всеми моими бесконечно незаметными деталями. Прорыв в океан захлопнулся, лишая меня сил, словно его никогда и не было. Кисть в моих руках молчала, но она уже ничего и не могла сказать.

Сознание дара океана не выдержало первым.

Находясь в прострации, я уже полноценно увидел образ гигантского кита, смотрящего на меня. Это всего лишь визуализация, абстрактный образ. Но этот образ был для меня чем-то вроде точки сосредоточения этого существа. Теперь мне не казалось, что оно смотрело на меня отовсюду. Оно обрело конкретную позицию в пространстве, и моя субъективность восприятия не играла здесь никакой роли.

Все правила, рамки и ограничения лишь у нас в голове, и главным препятствием в океане могут стать лишь чужие желания и мечты.

У меня не получится закончить всё без последствий – я знал это ещё до того, как взял в руки ручку-кисть. По уши оказавшись в океане, даже если ты сможешь всплыть, ты останешься мокрым. Пусть это и не полноценное пробуждение, но метафизическое сознание было серьёзно потревожено и ещё лишь предстоит узнать, как это отразится на мире. С высокой вероятностью этот «Цикл» станет последним. Сейчас же, смотря в глаза кита, эта мысль обрела дополнительный вес: меня потянуло куда-то. Если раньше я был магнитом, который неосознанно мог притягивать к себе по чистой «счастливой», сука, «случайности» всяких тварей, то теперь притягивало куда-то меня.

– Мистер Стивенсон, вы перепутали, это не рыба, а млекопитающее… – пробормотал я отчаянно.

Может ли рыбак поймать кита? Что я могу сказать точно – художник, если захочет, сможет это визуализировать.

С этими мыслями мир для меня померк.

* * *

В Реинвелле в последнее время всё чаще шёл дождь. Как бы к этому ни относились другие люди, малышка Сэнди Хуш была этому очень рада: он ей казался очень таинственным и мистическим, добавляя городу особый шарм. Она всегда подсознательно тянулась к чему-то неизведанному, непонятному и странному, желая всем и в первую очередь себе доказать, что что-то такое существует. Это была детская мечта, рвущаяся, казалось, из самых глубин души. Когда-нибудь она пройдёт, но пока была на самом своём пике!

В конце концов, дети в таком возрасте наиболее восприимчивы и наивны. Всё ещё верят в чудо, всё ещё не знают про те рамки и ограничения, правила мира, про которые знают взрослые. К счастью, в конечном итоге дети растут, формируется привычная обыденность, привычная «нормальность». То, через что проходят все люди.

Цикл.

В последнее время девочке часто снились странные сны. Она не могла их объяснить и даже не запоминала их. Иногда ей казалось, что в этих снах она жила множество других жизней, самых разных и разнообразных. Её судьба в этих жизнях никогда не повторялась и была лишь одна единственная отличительная запоминающаяся черта:

Ни в одной из жизней она не смогла произнести ни слова.

Последний приснившийся сон Сэнди показался самым ярким и странным. Это была не другая жизнь, а нечто иное. Неописуемое, абстрактное, нечто, что могло произойти только во сне. И всё же – этот сон был намного более ярким и запоминающимся, чем любые другие сны. Настолько ярким, что по пробуждению девочка чуть с криком не вскочила.

К сожалению, она не могла.

Протирая после сна глаза, Сэнди взглянула в зеркало, недовольно поправив длинные золотистые волосы. Голубые глаза, с наивностью смотрящие в отражение, таили в себе что-то странное. Что-то, находившееся очень глубоко и далеко. Девочка, моргнув, удивлённо уставилась в зеркало, пытаясь присмотреться, но потом, смутившись своим действиям, помотала головой и принялась умываться. Ей ещё столько-столько нужно было сделать, а ведь она ещё и опоздать не хотела, скоро уже начиналась её любимая утренняя передача с двумя ведущими. А ведь потом ещё в школу, затем делать домашние задания…

Столько всего. У неё будет ещё много возможностей найти что-нибудь необычное. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через месяц или через год. А может – и несколько лет.

Эти мысли, казалось, переходили к ней от одного сна к другому.

От одной жизни к другой.

Цикл за циклом.

Девочка печально вздохнула, против воли в голове напевая колыбельную. По какой-то причине она немного успокаивала её.

Баю-бай, малыш, не говори ни слова.

Папа купит тебе пересмешника…

Глава 31

Как-то так получилось, что нашим негласным местом встречи с уважаемыми представителями Совета всегда были кафе. Будь то Стивенс(Мэри) – Пойнт или треклятый Реинвелл – эта традиция и не думала никуда уходить. Наверное, у меня был прекрасный шанс избежать внимания этой сомнительной конторы, но тогда все мои труды пошли бы насмарку, да и я уже давно пришёл к тому, что самому что-то выстраивать мне не просто не хочется, а нельзя: чужак есть чужак, мои действия естественное течение событий не то чтобы любит учитывать. Мистер Стивенсон уже прокололся со своей Атлантидой, намерения повторять его ошибки у меня не было.

– Выглядишь паршиво, приятель.

Мой привычный едкий комментарий стиляга пропустил мимо ушей. Под улыбку Гаррика я допивал свой шейк, наша небольшая компания какое-то время сидела в тишине, думая о всяком. За окном шёл дождь и, как я понял, теперь мне нужно было привыкать к этому. Старый ублюдок давно наводил туману по этому поводу, так что удивлением для меня это не стало.

– Мы находимся в несуществующем городе, – наконец заговорил Чарльз.

Мрачно так, с налётом загадки и таинственности, по всем канонам нуарных комиксов. Сама его фигура стала мрачнее, сгустилась тень. В словах стиляги был смысл: Совету пришлось потратить некоторое время, чтобы отыскать целый город, как бы абсурдно это ни звучало. Если бы я сам с ними не связался и они не отследили меня – вероятность того, что они нашли бы Реинвелл, стремилась к нулю. А должна была, по-хорошему, стремиться в отрицательные значения.

Они будто игнорировали его, город ускользал от их внимания, казался неинтересным, скучным. Предполагаю, изначально задумывалось, что город в принципе не должны были заметить, но…

Произошло некоторое дерьмо.

– Ты не совсем прав, Чарльз, – возразил профессор. – Скорее всего этот город существовал. Просто мы игнорировали его.

– Это что-то меняет, профессор?

– Это важная деталь, – не согласился пожилой мужчина, почесав голову. – Но в общем смысле это уже действительно имеет мало значения. Что важнее, Феликс, каково это, получить во владение «Искажающую Истории»?

– Я не отдам её, – холодным тоном ответил я. – У меня с этой хреновиной личные счёты.

– И не думали, – примирительно поднял руки Гаррик. Чарльз выглядел словно школьник, желающий перебить учителя и поделиться своим очень важным мнением. К счастью, он был взрослым человеком, который умел закрывать рот тогда, когда это было нужно. Почти всегда. – Практика показала, что на данный момент нет безопаснее места для артефакта, чем у демона Бездны.

– Не слишком ли вы мне доверяете? – вскинул бровь я.

– Мы тебе не доверяем, демон, – жёстко ответил Чарльз.

– Совет привык искать компромиссы, – почесал голову старик, немного иначе сформулировав ответ. – Я верю тебе и в твою идею «Атлантиды».

Глаза Гаррика загорелись нешуточным интересом. Лицо хмурого стиляги немного разгладилось.

В соседних отменённых вариациях мои глаза расширились.

Всё же, черти драли Мистера Стивенсона, уже сама идея участка суши, находящегося под непробиваемым куполом на самых глубинах непроглядного океана, вселяет надежду в умы бесчисленных людей, по счастливой случайности осознавших, в какой мир их закинула нелёгкая.

– Да и у нас не так много вариантов, – как ни в чём не бывало продолжил профессор. – Скажу тебе честно, Феликс, будь у нас ресурсы, и мы бы давно попытались вернуть артефакт силой. К счастью, в нашем мире достаточно здравомыслящих существ, понимающих, насколько важно сохранять что-то, хотя бы отдалённо похожее на подобие нормальности. Такова Воля Немое.

Грёбаная пороховая бочка.

– Нынешний порядок вещей из-за этой грёбаной ручки был нарушен окончательно, – расщепил на атомы пластиковый стакан уже без молочного шейка.

Мы одновременно переглянулись. Любой намёк на веселье пропал с моего лица, из глубин души поднялся липкий ужас. Стиляга и профессор выглядели лишь чуть менее напряжёнными, и то, потому, что не могли себе представить весь масштаб силы Тёмного Бога, пусть он хоть сто раз являлся частью местной «немой» религии.

Им всё ещё тяжело осознать, что мою жизнь переписали. Феликса Айзека Фишера, проживающего в Стивенс-Пойнте, никогда не существовало. Лишь Феликс Айзек Фишер, проживающий в Реинвелле. И это подтвердит любая служба, не найдётся ни одного свидетеля в Стивенс-Пойнте, который мог бы подтвердить моё или моей семьи существование. Мой отец местный офицер, мать, что удивительно, работает в больнице (черти драли Мистера Стивенсона, наконец-то у неё появилась работа). Для них всё выглядит так, будто мы изначально здесь и жили, и с этим согласятся многочисленные соседи, которых я знал, но не знал. Лишь те люди из Совета, кому я намеренно оставил воспоминания, остались при ясном уме. И то – всё ещё сомневались.

– Немое обитает где-то здесь, – широко улыбнулся я. – Меня ждёт премия за то, что я помог вам найти колыбель Тёмного Бога?

Профессор и майор переглянулись.

– Мне всё ещё кажется, что всё пережитое дерьмо было простым сном, – потёр виски Чарльз.

В каком-то смысле, приятель.

– Будет лучше, если об этом будет знать как можно меньше людей, – серьёзно кивнул каким-то своим мыслям Гаррик. – Боюсь, дополнительной премии ты не получишь, но с генеральным директором, Феликс, тебе всё равно придётся познакомиться. Он заинтересовался тобой. Существование же «Немое» в городе ещё нужно будет подтвердить.

Я удивлённо моргнул. То, что существование нужно было подтвердить, это понятно. Не понимаю, что за генеральный директор.

– Что ты имеешь в виду, профессор? Какой директор?

Генеральный директор? Типичная американская военизированная контора. Классика жанра.

– Он знает, что ты сделал, – просто ответил старик.

Я на миг нахмурился.

Вот тебе номер. Человек смог противиться концептуальному переписыванию реальности? А человек ли вообще? Что я вообще про Совет знаю?

– Ты навлёк на себя беду, порождение Бездны, – вставил свои пять копеек Чарльз, нехорошо улыбнувшись. – Поверь, ты пожалеешь о том, что он захотел с тобой встретиться.

– Будет тебе, Чарльз, – хохотнул беззаботно старик. – Генеральный директор немного эксцентричный, но очень хороший человек. Тебе ли не знать, что все носители артефактов имеют свои особенности.

Судя по взгляду стиляги, он готов был с этим серьёзно поспорить.

Всё же, несмотря на всё пережитое, майор был слишком нормальным не то что для этой конторы, а для всего этого мира.

Осторожное уточнение по поводу артефактов меня заинтересовало.

Моя несуществующая копия задала вопрос:

– Носители даров? Они на вас работают?

Профессор Рид понимающе улыбнулся.

– Совет пытается либо сдерживать артефакты, либо, если нет иного выбора, уничтожать их, Феликс. Носители артефактов слишком часто и быстро сходят с ума.

Гаррик это произнёс таким тоном, будто говорил про плохую погоду.

– Но иногда происходят особые случаи, – блеснули глаза профессора. – Такие люди становятся особенными носителями артефактов, частичек Бездны. Как наш друг Чарльз. Очень неплохой карьерный рост! В Совете совсем немного здравомыслящих носителей частички Бездны.

– В пекле я видел такой карьерный рост, профессор, – скривился Чарльз, погрузившись в не самые приятные воспоминания. – Какова вероятность, что теперь я смогу отправиться в отпуск за пределы США?

– Нулевая, Чарльз, – скорбно покачал головой старик. – Благодаря генеральному директору Совет и так тебе позволил больше, чем остальным носителям. Разве я тебе уже не говорил позже написать ему письмо с благодарностью за возможность свободно ездить по штатам?..

Нуарный мужчина поморщился.

Моё метафизическое сознание сделало нечто похожее на кивок, после чего навело пистолет себе на голову.

Выстрел.

– Значит, мне нужно будет посетить Вашингтон? – спросил я заинтересовано.

Мой внутренний турист, в принципе, был не против выбраться куда-то в люди. Единственное, что меня смущало: плотность людей. Не будет новостью, что находиться длительное время среди толпы мне, мягко говоря, тяжеловато. Людские эмоции, желания, мечты, голоса, витающие образные концепции…

Я против воли сжал кулаки.

Всё стало только хуже. Моё сознание совершило нечто похожее на очередной эволюционный скачок. Я просто терялся в потоке информации. И это не говоря про то, что источников самой информации стало больше, действуя мне потихоньку на нервы.

Несколько моих вариаций одновременно скривились.

Мне удавалось концентрироваться на одной из веточек и как бы синхронизировать несколько потоков, только вот панацеей это не было. Чёрт возьми, чтобы привыкнуть к такому недостаточно дня или двух. Хотя бы несколько месяцев, может даже несколько лет.

– Ты прав, Феликс, – кивнул Гаррик. – Мы сообщим тебе, когда тебя пригласят. Но я бы рассчитывал примерно на две недели. За это время ты как раз должен успеть освоиться в новом-старом для себя… городе.

Я осмотрелся, словно вновь чувствуя на себе всеобъемлющий взгляд. Вновь поморщился.

Моя несуществующая копия решила озвучить внутренние страхи:

– Только есть одна проблема, профессор, – скривился словно от зубной боли я. – Я плохо переношу толпы. Люди слишком громкие.

Стиляга и профессор переглянулись.

– Громкие, да? – почесал голову старик. – Я могу подарить тебе плеер, Феликс. Возможно, это поможет?

Я уже думал было возразить, но так и не озвучил свои сомнения, тупо уставившись куда-то в никуда. На самом деле, пусть и на данном этапе не полностью, это могло стать решением. Если у меня в ушах будет играть достаточно громко музыка, то я не буду слышать голоса людей, а значит – не буду рефлекторно прислушиваться к десяткам, если не сотням голосов разумных существ. Честно говоря, эти голоса смущали меня больше, чем те же эмоции, желания, мечты и мысли. Не зная источника, игнорировать какофонию из всего на свете было возможно. Что-то вроде крайне специфического тиннитуса. Мысли же я мог уловить, к счастью, лишь на крайне небольшой дистанции и очень выборочно.

Какой же я тупой, сука.

На краю сознания до меня начал доходить отдалённый голос смеющегося злобно Редди-Пинкла.

«…а я думал, когда же вы догадаетесь, Мистер Фишер!..»

Его искажённый голос эхом разошёлся у меня в голове, заставив громко выругаться.

Выстрел.

– Ты подаришь мне плеер, профессор.

Моё неожиданное требование-условие заставило мужчин вновь удивлённо переглянуться.

Уже когда мы расходились, Чарльз неожиданно вставил на прощание фразу, которая очень серьёзно заставила меня задуматься:

– Если Немое действительно где-то здесь, то должны быть и Хранители. Постарайся слишком с ними не конфликтовать. А лучше – вообще не контактировать.

О, они уже мои, можно сказать, любимые ведущие, черти их драли. Либо, возможно, даже Мистер Стивенсон собственной многомерной персоной.

За Чарльзом напутствие же дал и Гаррик.

– Раз сюда смогли попасть мы, значит смогут и другие, – снова почесал голову старик. – Вопрос лишь времени. Не все хотят, чтобы Немое вечно находилось во сне. Совет часто встречал тех, кто имеет другой взгляд на нынешний ход вещей. Одному богу известно, сколько их встречали Хранители. Будь внимательным, Феликс. Мы постараемся организовать всё как можно быстрее и прийти к тебе на подмогу.

– Буду иметь в виду. Передавайте привет Тому, он наловчился делать вкусные молочные шейки.

Чарльз презрительно фыркнул.

– Добавить побольше сахара не значит наловчиться делать вкусные коктейли, демон.

Провожая взглядом удаляющихся мужчин, мысленно сформировал образ, который хочу донести, после чего как бы толкнул его в сторону стиляги. Тот, едва не споткнувшись, резко повернул на меня злобный взгляд, увидев широкую, злобную улыбку.

Я ему просто напомнил, что нужно будет отблагодарить так называемого генерального директора.

«Теперь с вами намного проще общаться, босс, – довольно прорычал красно-розовый ублюдок у меня в голове. Сознание твари даже не пыталось имитировать человеческие нотки. – На вашем месте я бы действительно прислушался к этим людям. Мы ведь уже знаем, кто такие «Хранители», Мистер Фишер?»

Я поднял взгляд на хмурое небо, раскрыв «Универсальную Удочку», принявшую форму зонтика.

Да, как минимум догадываемся. Как минимум.

«…возможно, Хранитель могла бы быть женщиной…»

Пит был моим самым младшим сотрудником, поэтому знал меньше всех. Я фыркнул, не оценив его фантазий. Моя тень чуть-чуть задрожала, выражая нешуточное веселье. Редди вновь захохотал.

Напрочь игнорируя уродцев, поселившихся на мне, во мне и подо мной, зашёл за ближайший угол, окончательно исчезая из поля зрения людей. Всё же, игнорирование моего существования не абсолютно. Мало ли кто попадётся с треснутым скафандром? Мне старухи, испортившей статистику, уже за глаза хватило.

Жестом волшебника достал из воздуха кисть. Долгую минуту смотрел на неё, и сам не зная, над чем задумался. Было мало вещей, которые я столь сильно ненавидел. Дару с самосознанием потребовалось совершить настоящий подвиг, чтобы добиться столь сильной моей любви. И пусть я умом понимал, что он просто подсознательно стремился выполнить волю Немое, которое оказалось в подобном положении по моей и Мистера Стивенсона вине…

На деле мне было абсолютно насрать на глубинную причину и еë следствия.

– То, что твоё сознание не выдержало, дорогой дар океана, не значит, что я не буду засовывать тебя в самые глубины чрева самых страшных и ужасных тварей океана, – сердечно пообещал я, захихикав. – Я отплачу тебе сполна, грёбаная ручка…

Не переставая хихикать, принялся водить кистью прямо по воздуху. Хватило буквально двух взмахов, чтобы создать нечто схематически похожее на дверь. Со стороны всё выглядело так, будто густые чёрные бурлящие краски застыли в воздухе. Кисть исчезла из моих рук, я беззаботно дотронулся до схематической ручки, схватившись за неё так, будто она была объемной.

Открыв дверь, я уже хотел было пройти, как…

Несколько моих несуществующих вариаций отделились от потока, отправившись вперёд. И то, что я там увидел, как удивило меня, так и совершенно не удивило. Наша встреча должна была произойти – давно должна была.

– Вот же ублюдки, – без каких-либо эмоций констатировал я.

«Мистер Фишер?» – раздался удивлённый голос клоуна в голове.

«Я предполагаю, что Мистер Фишер опять заглянул в будущее», – тактично предположил другой голос.

«…»

Шеди не говорил, но ему и не нужно было.

На той стороне, у меня дома, обосновав телевизионную студию прямо в моей комнате, с фальшивыми улыбками до ушей сидели ведущие, уже ожидая меня.

Единственные соседи, знающие про новоселье.