Текст книги "Граф Рысев 2 (СИ)"

Автор книги: Леха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 10

Я вошёл в кабинет на первом подземном этаже и остановился. Здесь всё было в камне. Но даже этот камень носил на себе следы огня, подпалины, а то и вовсе расплавления. Неслабо тут кто-то повеселился. А ещё, здесь было тепло. Словно камень впитал в себя тепло горевшего здесь огня, и теперь постепенно отдаёт его в пространство.

Посмотрел на часы. Вроде бы уже десять. Я точно не опоздал и раньше времени не пришёл, где в таком случае преподаватель?

Со стороны кафедры послышался шорох. Я пошёл на звук и, когда я уже подходил к кафедре, до меня донесся мощный запах перегара. И практически сразу из-за кафедры вылез высокий мужчина, лет тридцати на вид. Растрёпанные темно-рыжие волосы, слегка мутный взгляд, уже немного оплывшая морда – по нему было видно, что пить он стал не слишком давно, но самозабвенно и с горячим желанием. У него было тело опытного бойца – стройное и гибкое, а мышцы ещё не потеряли эластичность. Если убрать все следы длительного возлияния с лица, то этот мужик вполне годился для того, чтобы стать моделью.

– Художественный факультет? – спросил он меня, оглядывая мутным взглядом.

– Как это вы догадались? – я восхищенно сложил руки на груди.

– Только ваша братия смотрит так, словно мерки снимает, правда, всегда не слишком понятно, для чего: или чтобы в картину поместился, или чтобы с размером гроба не ошибиться. – Проворчал он. – Да где же ты? А, вот, нашёл, – и он вытащил прибор, внешне напоминающий метроном. – Так, третий уровень, понятно. Ну, что же, приступим.

– А это не огнеопасно? – я демонстративно помахал рукой перед носом.

– Шутник, – преподаватель, имени которого я так и не услышал, хмыкнул. – Слушай, тебя ведь подтянуть надо? – Он потёр висок. – Мне что-то Николай Васильевич говорил вчера, но я не расслышал.

– А где ваша страшная травма? – спросил я, разглядывая огневика. – Вроде бы речь шла о каких-то жутких переломах. Или я неправильно понял?

– Травма, – он возвёл взгляд к потолку. – Ах, эта травма. Она зажила, спасибо за беспокойство. Так, что тебе не понятно? Давай по-быстренькому решим вопрос и разбежимся до завтра. У меня башка болит. А завтра я буду в норме, и мы более детально будем разбираться в твоей проблеме.

Интересно, а почему я сомневаюсь, что завтра ты будешь в норме? Похоже, придётся репетитора искать, или же соглашаться на предложение Медведева заочно, чтобы мне нормального огневика в качестве учителя предоставили. С другой стороны, пока мастер не понимает, в каком из миров находится, можно выпытать у него нечто для меня важное.

Я вытащил ножи из ножен. Сегодня целое утро крепил ножны к ремню, потому что специальных петель не было предусмотрено. Положил их на каменный стол, судя по всему, это парта такая, потому что вокруг было расположено еще пять аналогичных.

– Неплохие ножи, – кивнул огневик. Я уже открыл рот, чтобы поинтересоваться его именем, но он опередил меня, добавив. – И зачем ты их сюда притащил? С боёвкой перепутал? – он снова вперил в меня мутный взгляд. – Из спецгруппы что ли?

– Ага, хотите, протрезвлю? – спросил я, раздражаясь всё больше и больше.

– Нет, мне и так неплохо. Я знаю, что вы на многое способны. Демоны улыбчивые. – Он задумался. – А скажи, это правда, что вас учат любовными техниками владеть на десятом уровне? Чтобы любая красотка лужицей растекалась и все секреты вам выдавала?

– Ага, на двенадцатом, ещё не открытом. – Рявкнул я.

– Не ори. Что нужно-то, если меня ректор из отпуска выдернул ради тебя?

– Какой отпуск, учёба уже началась?

– Я со скульпторами и стеклодувами в основном работаю, огневики почти все там. Среди художников их мало. А у ребят пока геология в разгаре. А ты думал? – он поймал мой недоуменный взгляд. – Эти господа обязаны в разных сортах глины разбираться, а также в песке, камнях, почвах, не знаю, правда, на хрена им последнее. Наверное, чтобы понять, где глину при нужде добыть без поставщика, ну и сразу на берегу качество оценить. Вот и попросил отпуск мне продлить на неделю. Всё равно заняться нечем. – Я даже успокоился и икнул.

Что-то я не понимаю, что это нахрен за Академия изящных искусств? Среди художников группы секретных агентов набирают, из-за способности художников воздействовать на умы и чувства людей. Скульпторы после обучения могут профессиональными геологами пойти работать, или ещё кем. А стеклодувы стекольное производство организовать, от и до, под ключ, как говорится. Интересно, а дед вообще знал, куда меня отдает? Сдаётся мне, что даже не догадывался.

– Так что за ножи? – снова спросил огневик, выдохнув очередную порцию перегара.

– А спецгруппой что, не вы занимаетесь? – осторожно спросил я.

– Не, я неблагонадежный, но талантливый. – Он хохотнул, но в его смехе позвучала горечь. – Даже странно, зачем меня к тебе позвали. Наверное, что-то специфическое чтобы показал.

А вот я так не думаю. Почему-то мне кажется, что ректор просто приказал секретарше добиться вразумительного ответа от огневика, а так как я пока что в спецгруппе не учусь, она и начала долбить тебя. А ты, не разобравшись с похмелья, решил от меня быстрее избавиться. Поэтому и такой панибратский тон, и даже хамское отношение. Мало того, что человека из отпуска выдернули, где он культурно отдыхал, так ещё и ученика навязали в конце года и художника до кучи. Ну, не его я ученик при любом раскладе, вот и не хочет он на меня время тратить.

– Как можно в эти ножи добавить огонь, не нарушая структуру?

– Легко, – он пожал плечами. – Только, зачем? Огонь же раны сразу прижигать будет. Да, больно, но кровью уже не изойдёт.

– Это, смотря какое пламя использовать, – ответил я.

– Хм, ну, тут, конечно, экспериментировать надо. – Огневик задумался, затем засучил рукава. – Наблюдай за мной.

И, прежде, чем начать творить заклятье, он запустил метроном. Я смотрел очень внимательно. Движения пальцев, очень чёткие. Направление как таковое не указывалось, значит, есть возможно запустить огонь, держа ножи в руках. Плохо, что он не объяснял мне своих действий, но тут под равномерные покачивания метронома я словно начал впадать в своеобразный транс. У меня как-будто третий глаз на лбу распахнулся, и я увидел, как по рукам учителя течёт огонь, словно в его теле есть ещё сосуды, кроме вен и артерий. Как этот огонь вливается в клинки и распределяется по полотну металла.

Огневик опустил руки. Словно отрубил влившееся в клинки пламя. Встряхнул кистями и спросил.

– Запомнил? – под тиканье метронома его голос прозвучал, как из бочки. Я кивнул. Движения были замедлены до странности. Словно я продираюсь через плотное желе. – Тогда повтори.

Он убрал огонь из ножей одним движением. И уступил место мне. Я сосредоточился. Теперь не просто чувствовал, а видел, как в районе солнечного сплетения начинает разгораться пламя. Оно принялось заполнять те самые дополнительные сосуды, которые пронизывали моё тело насквозь. Это и есть каналы – промелькнуло в голове. Огонь начал понемногу вливаться в клинки. Вот они заняли положенный объём и встряхнул руками, отсекая пламя. Вот только подачу его из источника при этом не остановил, просто не сообразил.

Громыхнуло знатно. В последний момент мне удалось успокоить разволновавшийся источник и нас не поджарило заживо до состояния поросёнка на вертеле, а всего лишь раскидало по разным углам класса.

– Идиот! Ты что натворил, придурок? – отряхиваясь от пыли с пола поднимался учитель. Он мгновенно протрезвел. Так что, художники и вправду умеют протрезвлять, я его даже не обманул. Не говорил, каким методом будет идти протрезвление. Даже не упоминал об этом.

– Я же говорил, что выхлоп пожароопасный, а ты мне не поверил, – я встал, потирая ушибленный локоть. Хорошо ещё башкой не ударился, в очередной раз.

– Ты почему не дозировал дар? Нужно было отмерить необходимое количество, прежде, чем вливать в ножи! – заорал огневик, поднимая опрокинувшийся метроном.

– Откуда я знал, что это нужно было сделать, ты мне этого не сказал. Напоминаю, мне вообще ничего не объяснили, из того, что я делал! – я тоже разозлился. Что это рыжее чучело себе позволяет, в конце концов. Ему отправили ученика, пускай учит, а не старается избавиться от него.

– У тебя третий уровень, ты что в первый раз в этот класс зашёл? – у него аж ноздри раздулись.

– Да! Я здесь в первый раз! И я не в спецгруппе, я вообще с первого курса.

– Так. Стоп. – Он поднял руку. – Я плохо соображаю по понятным причинам. Ты с первого курса?

– Да, – взял со стола ножи, в них продолжало искриться пламя. Как бы там ни было, а наполнить их огнём у меня вполне получилось.

Огневик между тем тёр лоб и рассматривал мой перстень. В какой-то момент, даже показалось, что рысь ему подмигнула. Похоже, что это показалось не только мне. потому что он отнял руку от лба и протёр глаза. Потом посмотрел на меня, подошел к кафедре, вытащил из-за неё графин с водой и в несколько глотков осушил. Да, жесткое у мужика похмелье.

– Давай ещё раз. С самого начала. – Сказал он, ставя графин на стол. – Александр Никитович Архаров.

А я только сейчас заметил у него на пальце перстень с головой архара. Точнее, перстень я видел, но животное на нём было всё время словно в тени.

– Евгений Фёдорович Рысев, – с начала, так с начала. Я лично не против. – Первый курс художественный факультет.

– Почему ты сказал, что из спецгруппы? – хмуро спросил Архаров.

– Я этого не говорил. Ты сам решил, что я из спецгруппы. – Напомнил я ему.

– А, да, точно, что-то такое было. Просто, третий уровень, а я тебя впервые вижу. Вот и решил, что ты не мой ученик, просто что-то специфическое от меня понадобилось. Огнёвкина баба умная и настоящий мастер огня, но нет в ней гибкости, понимаешь? И когда требуется напоить тот же металл огнём, не разрушая его структуру, меня просят показать, как это делается. Так что, без обид.

– Да, ладно, хорошо, что разобрались, – я прикрыл глаза, и попытался убрать пламя из клинков, как это делал Архаров, но у меня не получилось, зато получилось сделать так, что оно словно всосалось обратно в руку и устремилось к источнику.

– Однако, – Архаров внимательно наблюдал за моими действиями. Его взгляд больше не был мутным, хотя выхлоп сохранял свою неповторимую интенсивность. – Ладно, рассказывай, откуда у только что получившего перстень рода парня взялся третий уровень?

– С третьего слоя изнанки, откуда же ещё? – ответил я и открыл сумку.

В сумке помимо карандашей и перочинного ножика, лежали мои блокноты все три: почти чистый, из которого я периодически выдергивал листы и дарил милые портреты девушкам, тот, который был заполнен портретами разной степени обнажённости, и полностью заполненный блокнот, в котором я рисовал, когда был заперт в изнаночном кармане. Таскал я их собой, из-за гневных криков моих муз, которые хором убедили меня, что так будет надежнее, и рисунки будут под присмотром. И не достанутся без моего ведома всяким там желающим полюбоваться.

Я достал тот блокнот, который был полностью посвящён тварям и протянул его Архарову. Тот открыл его, полистал и задумчиво потёр на этот раз подбородок.

– Да, эти милые зверушки вполне могут повысить уровень. А что ты делал на такой неприветливой изнанке? – спросил он, отдавая мне блокнот только после того, как посмотрел его полностью.

– Вдохновения искал, – уже привычно ответил я.

– Да, где только художники вдохновения не находят, – протянул Архаров. – Но третий уровень. И как прикажешь тебя обучать?

– А что, есть проблема? – спросил я, невольно нахмурившись. – Всегда думал, что, чем выше способности у студента, тем лучше для преподавателя.

– Не всегда, и твой случай, как раз попадает в эти исключения. – Ахраров вздохнул и сел за прямо на парту, сложив руки на груди. – Любое обучение магии у студента нулевого уровня начинается с того, что ученик должен почувствовать её в себе. Должен определять источник, видеть каналы, научиться воздействовать на каналы и, да, строго отмерять количество энергии, которую хочет затратить на то или иное заклинание. Тогда на выходе получаются искусные маги, а не варвары с магическими дубинками. Как ты сейчас: резерв большой, а толку? Дури много, а от элементарных действий чуть ли не взрыв устроил.

– Я всё это понимаю, поэтому ещё стою здесь и слушаю тебя, а не ушёл, громко хлопнув дверью, – огрызнулся я, убирая ножи в ножны.

– Хотел бы я посмотреть, каким образом ты сумеешь хлопнуть каменной дверью, – усмехнулся Архаров. – Но, этот класс и не таких умельцев видел. Ты, кстати, можешь этот приём, с отсечённой, но не отпущенной энергией в бою применить. Все противники разлетятся как горох, а ты в это время какую-нибудь гадость применишь.

– Почему сразу гадость? – я приподнял бровь.

– Потому что тебя точно Медведев заберёт. Помяни моё слово. Ты прошёл самый главный экзамен, показал свою живучесть в экстремальной ситуации, – и Архаров кивнул на сумку, явно намекая на блокнот с монстрами. – Он тебе говорил, что одним из курсовых заданий будет отправка вместе с курсантами училища на изнанку четвёртого уровня, которая стратегически важна для империи? Вы будете крамолу искать, изображая скучающих бездельников, прибывших за вдохновением, – он хохотнул. – Курсанты будут учиться закрывать прорывы. Самым главным будет в случае прорыва не просто уцелеть, но и не раскрыться, остаться в глазах присутствующих бездельником-художником.

– Почему бездельником?

– Потому что многие думают, что рисовать картины – это легко. Ну, подумаешь, взял краски с кистью или карандаш и вперед. Идиоты, – он вздохнул, соскочил с парты и вытащил из-за кафедры очередной графин. Выпив его на этот раз до половины, Архаров снова сел на парту и поставил рядом с собой графин. – Вот тогда-то ты и сможешь этот приём применить, вроде такой вот неумеха в боёвке. Медведеву понравится, он оценит.

– Ты меня учить будешь? – напрямую спросил я.

– Буду, – он кивнул. – Всегда хотел Огнёвкиной нос утереть. И если я тебя так подготовлю, что она, поджав губы скажет, что на начальных этапах тебя нечему учить – это будет для меня лучшей наградой. А то у нас с ней много разногласий по поводу методов обучения. М-да, – он замолчал, уставившись куда-то в стену. Затем тряхнул головой. – Я заметил, что каналы ты увидел.

– Да, когда ты эту штуковину запустил, – я кивнул на метроном. – И источник сумел разглядеть.

– Эта штуковина – предельный концентратор. – Архаров осмотрел меня. – У тебя общий концентратор пассивной концентрации имеется, это хорошо. Вместе они дадут отличный результат. Думаю, из-за того, что оба концентратора сработали одновременно, но на разных частотах, если можно так выразиться, ты сумел без подготовки войти в настоящий транс и увидел то, что должен был увидеть. Держи. Пусть будет у тебя до тех пор, пока ты трансовое состояние не сумеешь вызывать на автомате. Это, кстати, твоё домашнее задание – в любую свободную минуту запускать концентратор и стараться разглядеть каналы. Пока не заполняя их энергией дара.

– Хорошо, я понял, – осторожно взяв в руки метроном, поместил его в сумку. – Сейчас чем займёмся?

– Ничем, – он допил воду из графина. – Задание ты получил, долго и нудно учить тебя видеть каналы не требуется. Иди, а я себя пока в норму приведу перед следующим занятием. Насколько я знаю, художники первого курса сейчас экзаменационный рисунок пишут, – я кивнул.

– Меня перевели на свободное посещение. Моя скорость рисования позволяет это сделать.

– Отлично. Тогда давай договоримся заниматься через день. День будешь у Щепкина его нудные лекции о пользе искусства выслушивать, да на бабу голую пялиться, пытаясь в перерыве её изобразить. А на следующий день ко мне приходишь. Но в день, когда нет занятий, что есть силы усваиваешь то, что я тебе дал накануне. Думаю, сработаемся.

– Я тоже так думаю, – усмехнувшись, я поднял сумку. – До послезавтра.

– Ага, давай, – он махнул рукой.

Я же вышел из класса и остановился в коридоре.

– Забавно получилось. Посмотрим, как он будет себя вести, когда в норму придёт. Я пока пойду учиться в транс впадать, – и, похлопав по сумке, направился к выходу из Академии.

Глава 11

Весь прошлый день я медитировал на метроном. Вечером сходил на тренировку, и до ночи снова просидел в обнимку с метрономом. Зато научился видеть все магические каналы в своём теле. В некоторых местах, например, в области глаз, каналы были удвоены, а то и утроены. Скорее всего, подобные удвоения были моим резервом для проведения даров рыси: зрение, тонкие каналы ускоренной регенерации и что-то ещё, чего я пока не знал. Все эти дополнительные каналы были гораздо тоньше тех, которые опутывали моё тело, отходя от источника в разные стороны. Их было сразу не видно. И я только после нескольких часов трансового состояния сумел их разглядеть.

Эти дополнительные каналы были постоянно наполнены энергией. Она в них перетекала, создавая с источником неразрывный круг. А вот основные каналы дара были большую часть времени пусты. Во время своего транса я научился их наполнять. Но мгновенно это не происходило. Нужно было время, поэтому тренировками и владением оружием ни в коем случае нельзя пренебрегать.

По-моему, я так и уснул, не выключив метроном. Снилась какая-то чушь. Мешанина образов, в которых я так и не сумел выделить ни один конкретный. Отдельно приснилась Маша. Она просто смотрела на меня и ничего не говорила. Так я и проснулся утром под её непонятным взглядом и мирно тикающим метрономом.

– Идиот, – обласкал я сам себя, потирая болевшие виски. – Додуматься надо, чтобы уснуть под это тиканье.

Времени было ещё немного, заниматься с метрономом после почти бессонной ночи было таким себе удовольствием. Немного подумав, я решил сегодняшнее утро посвятить экзаменационному рисунку. Сказано-сделано. Позавтракав, собрал сумку и отправился в Академию.

На этот раз я пришёл совсем рано. В классе было всего пять студентов. Они столпились возле одного и не спешили к своим мольбертам. Все пятеро были парнями. Я напряг память, ну, точно, во всей нашей группе было всего пара девушек. Они что, все в училище отправились, в экспериментальную девичью группу что ли? А вообще, забавно выходит, Академия изящных искусств, а девчонок раз-два и обчелся. Ну, хотя, если вспомнить, чему тут обучают, становится вполне логичным, что девушки предпочитают более легкий труд – военных офицеров.

Я не помнил этих парней, собравшихся перед чьим-то портретом. И, судя по тому, что они не спешили ко мне с распростертыми объятиями, особой дружбы ещё до моей травмы между нами не было. Поэтому, больше не обращая на них внимания, прошёл мимо в направлении своего мольберта.

– О, Рысев нагулялся и решил почтить нас своим вниманием? – я медленно обернулся.

Двое высоких парней расступились, и я увидел, что вещает тщедушный тип с мелкими чертами лица. Хорёк вылитый обыкновенный. Четвёрка вокруг – обычные прихлебатели. Чем-то мне этот хорёк Леньку Ондатрова напомнил. Может быть, выражением лица.

– Если вы меня так ждали, то где полагающееся приветствие? Земной поклон и целование моих ботинок? – скучающе проговорил я. – Ну, хотя бы положенное обращение. Или вы не в курсе, что к графу положено обращаться – ваше сиятельство?

– В учебных заведениях этой изнанки уставами отменены обращения друг к другу по титульным званиям. – Тихо произнёс один из парней. Он стоял чуть сбоку от остальных. У него было слегка отрешённое одухотворенное лицо. Интересно, что он забыл в этой компании?

– Правда? Жаль. – И, повернувшись к хорьку спиной, я направился к своему мольберту.

– Мы всё ещё разговариваем, – раздался голос хорька.

– Разговаривайте, я что против? – подойдя к своему мольберту, посмотрел на набросок. Нормально получается, что бы там Щепкин не говорил.

Начали собираться другие студенты. Пришла Наташа и села на помост, где ей вскоре предстоит стоять неподвижно, чтобы мысли студентов не уходили дальше экзаменационной работы, которую скоро им предстояло сдавать.

Вошедший Щепкин внимательно меня осмотрел, увидел, что глаз открылся и всё прекрасно видит, и кивнул, разрешая мне продолжить работу над рисунком.

Почти час работали молча. После этого Щепкин поднялся и неслышно двинулся между студентами. Время от времени останавливаясь и делая замечания. Остановившись перед моей работой, он долго её рассматривал, потом сказал.

– Неплохо. Свет справа добавь, а то у тебя перекос пошёл. Наверное, ещё глаз не полностью восстановился.

– Скорее, всего, – я повернул голову набок, вот же демоны двенадцатого уровня! Точно куда-то тень поползла. Кивнув, что понял и увидел, принялся убирать косяк. Щепкин в это время двинулся дальше.

– Куницын, твою мать, ты что вообще творишь? Что это за мерзость? – такого я от Щепкина ещё никогда не слышал, поэтому высунулся из-за мольберта, чтобы посмотреть на неудачника, сумевшего разозлить очень лояльно настроенного преподавателя.

Орал Щепкин на хорька. Куницын, надо же. Всё-таки боги-покровители отражаются не только в характере, но и во внешности. Интересно, а как я выгляжу в сравнении с рысью, если не брать во внимание пестрые волосы и желто-зеленые глаза?

– Пётр Иванович, но я так вижу этот образ… – попытался что-то вякнуть хорёк.

– Куницын, напомни мне, как называется экзамен, в рамках которого вы пишите свою картину? А то я, похоже, позабыл.

– Классический рисунок с обнаженной натуры.

– Ой, нет, я не забыл, – восторженно улыбнулся Щепкин. – Хочешь чем-то разнообразить свою работу, добавь природу, как это Рысев сделал. Изобрази Наташеньку на лесной полянке, в конце концов! Основные критерии оценки работы заключаются в том, что фигура должна быть классической, а лицо модели узнаваемо! Экзаменаторам твои эксперименты не нужны. Переделывай!

Я не видел, что там намалевал хорёк, из-за чего так возбудился Щепкин. Бесталанным он точно не был, чтобы попасть в Академию нужно было выдержать довольно суровый экзамен. Это я совсем недавно узнал, когда услышал, как два преподавателя, которые шли передо мной по коридору, обсуждали нынешнее лето и куда они рванут в отпуск после приёма экзаменов у будущих студентов. Вот только я не пойму, он по жизни на голову стукнутый, или просто из него какой-то непонятный гонор лезет. Тебе же сказали, идиот, что здесь не творческий процесс, а отработка навыков идёт. Ну куда ты лезешь-то? Я только покачал головой и уже хотел вернуться к своей работе, но тут поймал взгляд хорька полый такой незамутнённой ненависти, что мне стало слегка не по себе. Не понял. А я тут при чём? Я что ли его заставлял херню рисовать? Вот прямо с плетью сзади стоял или с пистолетом. Откуда истоки этой ненависти? У кого бы спросить? Может быть, он тоже друг убиенного мною Свинцова?

Кстати, о пистолетах. Надо к оружейнику не забыть зайти перед тренировкой.

– Заканчиваем, – раздался голос Щепкина.

Наташа расслабилась, соскочила с помоста и принялась натягивать платье. Я же посмотрел на рисунок, оценил его со всех сторон. Вот теперь хорошо. Мне тут не слишком много и осталось. Я карандашные рисунки натренировался делать не хуже, чем на ножах драться. Можно дать ей выстояться пару дней. Может ещё какие огрехи проявятся. И тут я заметил, что студенты начали переворачивать свои картины, чтобы никто не видел, что они рисуют. Сглазить что ли бояться. Ладно, не будем выделяться. Я снял картину с мольберта и повернул лицом к рабочей поверхности. После чего вышел из класса.

Во время обеда я долго думал и пришел к окончательному решению – принять предложение Медведева. До сегодняшнего дня я, если честно, сомневался, а надо ли мне вообще в этот геморрой ввязываться. Но не слишком здоровая обстановка в группе заставила принять решение в пользу перевода в группу специальную. Определившись с недалёким будущим, я посмотрел на часы и засобирался на тренировку. Всё-таки дни у меня очень насыщенными стали. Но всё же не слишком перегруженными, чтобы от чего-то отказаться.

Оружейник Кондрат Степанов расположился со своей мастерской неподалёку от училища. Что в принципе было логично: для оружейника место козырное. Не удивлюсь, что, если он так хорош, как говорил Тихон, то и офицеры, да курсанты из обеспеченных семей предпочитали обслуживать своё оружие именно у него, а не у оружейников училища. Не потому что оружейники училища были плохими мастерами, вовсе нет. Но они привыкли работать с массовыми изделиями, а к личному оружию требовался индивидуальный подход.

– Добрый день, точнее, уже почти вечер, – объявил я о своём приходе, входя в мастерскую.

– Добрый, – отозвался оружейник. Высокий, огромный, чем-то на Медведева похожий, с окладистой бородой. Он вертел в руках очень знакомый пистолет, периодически вытирая тряпкой ему одному заметные пятнышки.

– Граф Рысев, – представился я. – Пришёл за пистолетом, который вы сейчас держите в руке и его близнецом.

– А, граф. Когда ваш денщик принёс этих крошек вчера, я дурная голова, не убрал их сразу с глаз, а на витрину положил, когда клиент за отданным в починку оружием пришёл. Я весь тот вечер отбивался от желающих их купить. Только сегодня утром сумел осмотреть и обиходить. Ничего с ними страшного не было, этому только пружину подтянул. Да почистил оба.

– Тихон передал мою просьбу узнать, за отдельную плату, естественно, кому эти пистолеты принадлежали до меня? – спросил я. Увидев недалеко от стойки табуретку, подтянул её поближе и сел, настраиваясь на содержательную беседу.

– Да, передал. Честно говоря, я был удивлен сутью просьбы. Проверил реестры, стволы-то штучные, сделанные под заказ. Всё правильно, теперешним владельцем является граф Рысев. Не можете же вы знать, кто вам продал эти стволы?

– Мне их не продавали. Я получил их в дар. И даритель остался для меня не известен. Но, любопытство, сами понимаете… – Я посмотрел на пистолет.

– Вы бы не «выкали» мне, ваше сиятельство. А то, как-то не по себе сразу становится. – Кондрат положил ствол передо мной и вытащил его брата.

– Я бы и сам сумел узнать, клейма на пистолетах хорошо видны. Но это заняло бы много времени. У меня нет под рукой нужных баз данных, того же реестра редких стволов, сделанных для определённых людей на заказ. Тем более, что ни о каком реестре я не знаю и впервые услышал здесь и сейчас от тебя. Так что сначала я бы искал оружейника по клейму, а потом уже узнавал про реестр, который ещё потом нужно было найти. Я бы нашёл, не сомневайся, но с тобой это произошло в разы быстрее. – Я посмотрел на него. – Будем слушать и рассказывать удивительные истории?

– Будем, – кивнул Кондрат. – И я даже дополнительную плату не возьму, если вы, ваше сиятельство, расскажите мне, за что получили эти два пистолета в дар. Тем более, что делали их для двух детей очень высокопоставленных родителей.

– Я узнал судьбу этих детей и через посредников передал родителям. – Ответил я, не углубляясь в детали.

– Вот как. Если верить слухам, дети пропали в очень неприятном месте. Я так понимаю, имена остались не разглашены? И теперь вы, ваше сиятельство, хотите узнать, для кого вы принесли хоть не благую, но долгожданную весть? – Я кивнул.

– Эти пистолеты изготовил мастер Килин для двух сыновей князя Львова. – Сказал он. – Во всяком случае, в реестре между ними и вами владельцев больше нет.

– Ну что же, моё любопытство удовлетворено, – я встал с табуретки. – Сколько с меня?

– По три рубля осмотр и чистка, и ещё два рубля подтянутая пружина. Как я уже сказал, история бесплатно. – У меня сложилось ощущение, что Кондрат потерял ко мне малейший интерес.

– Держи, – на стойку легла ассигнация в пять рублей и ещё три рубля монетами.

Я забрал пистолеты и убрал в кобуры. Дома подумаю, как их лучше носить, чтобы не вызывать излишнего ажиотажа чрезмерной вооруженностью. Вот только, здесь изнанка, хоть и нулевой уровень, и оружие я замечал у всех местных жителей, которые живут здесь, и крайне редко переходят в реальный мир. Попрощавшись с оружейником и выслушав пожелание приходить почаще, я направился на тренировку.

Сегодняшняя тренировка была какой-то особо жесткой. Пумов решил, что со мной хватит возиться, чай не дитя малое, и так взвинтил темп, что я в конце всё-таки огрёб по самые помидоры. А когда отскребал себя от пола, то увидел, как Дроздов с серьезным видом записывает себе в блокнот. Не понял, эти суки что, какой-то эксперимент надо мной решили устроить? Совместный причем. Где в таком случае своего друга-капитана потеряли? Втроём у них ловчее получилось бы душу из меня вытрясти.

То, что я в какой-то степени прав, подтвердил тот факт, что, когда меня передали Дроздову, он начал учитывать данные, полученные из наблюдений за спаррингами. Темп, техника ударов – всё менялось на ходу, ломалось, словно эти два… У меня даже слов нет, как их охарактеризовать, разрабатывали совершенно новую школу, которая будет включать в себя одновременно и меч или рапиру, на чем в они в итоге остановятся, и элементы рукопашки. А если они куда-нибудь сюда ещё и магию постепенно внедрят… И я у них в роли прекрасного учебного пособия выступаю. Обладаю какими-то навыками, но ещё не закостенел и меня легко пока можно переделать. Да ещё и кое-что своё в уже давно известные техники вношу, ломая привычную картинку боя. Я просто в шоке. И я Дроздову ещё деньги плачу⁈

С тренировки я ушёл в расстроенных чувствах. Поклялся себе встать завтра очень рано, чтобы начать разминаться. При этом я планировал использовать метроном, чтобы задать себе ритм и увеличить концентрацию. Как бы там не было, я им не мальчик для битья, и не швабра, чтобы мною пол вытирать. Экспериментаторы хреновы. Ничего, я им ещё предъявлю. Заставлю своё имя в патент включить, если у них получится новую школу боя изобрести. А то, воспользовались, буквально, невинностью наивного мальчика и теперь творят с ним какие-то непотребства, чтобы в итоге свои имена увековечить. Хрен им. Я —художник. И мне нужно признание. Чтобы мои музы продолжали радовать меня новыми идеями. Не то они в тоске и печали совсем зачахнут.

Вот с такими мыслями я и зашёл в кафе. Как и в прошлый раз оно было практически пустое. За моим любимым столиком расположилась Маша, за тем, где сидел Ондатров с компанией, на этот раз видел один из их компании, тот самый который мой десерт сожрал. Сидел он с постной миной и ковырялся в десерте. В том самом, которым по морде получил. Похоже, он ему действительно понравился. Не слишком понятно, что он делал тут в одиночестве, но интересоваться я, естественно, не буду.

Лиза застряла у столика, где сидела та самая парочка, которая в прошлый раз ей мозг вынесла. И что их сюда тянет? Каждый же раз куча претензий, а на следующий вечер всё равно их ноги сюда несут.