Текст книги "Граф Рысев 2 (СИ)"

Автор книги: Леха

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Зато у нас дети будут красивые и сильные, – заявила она, кладя голову мне на плечо.

– И не поспоришь, – я усмехнулся. – А ещё они будут расчетливые и в меру хитрые. То, что нужно для выживания в этом мире.

Спать легли поздно ночью, и сразу уснули. Даже любовью не занимались. А вот утром Маша первая потянулась ко мне.

– Иди сюда, – мне было лень шевелиться, и я усадил её сверху. – Тебе понравится, – шепнул я ей.

И тут распахнулась дверь. Хотя я могу поклясться, что запирал её. Мой взгляд остановился на дверном проёме, и я замер, пытаясь сообразить, что сейчас вижу. Соображал я быстро. Совершенно по кошачьи перевернувшись, сбросил с себя Машу, одновременно заворачивая её в одеяло, и соскочил с постели, заматывая бедра покрывалом, которое схватил со стула.

– Я не могу сейчас утверждать, что это не то, о чём вы подумали, потому что это именно то… о чём вы подумали, – выпалив эту в высшей степени продуманную фразу, я мысленно поморщился. И тут же продолжил, глядя, как красный от ярости дед делает шаг в мою сторону. – Я готов жениться прямо сейчас. Ничего непоправимого, кроме рогов у одной крысы не произошло. Но он уже поди на полпути к каторге, поэтому честь – это самое последнее, о чём Ондатрову нужно задумываться…

И тут я увидел летящий мне в челюсть кулак. Удар у деда был хорош. Надо бы его на спарринг вызвать. Мелькнуло у меня в голове, когда я кувыркнулся на кровать кверху тапками. Ну хоть сознание не потерял и то хлеб. Так, сейчас чуть-чуть в себя приду, и мы продолжим так неудачно начавшиеся переговоры.

Глава 24

Тихон протянул мне полотенце, с кусками льда. Я прислонил его к челюсти, исподлобья глядя на деда.

– Это было обязательно? – спросил, намекая на удар.

– Я бы ещё добавил, – ответил дед, хмуро глядя на меня. – Знаешь, за что получил?

– За то, что попался, – я хмыкнул, видя, как дед сжал губы. – Что теперь будем делать?

– У тебя есть варианты? – Дед сел в кресло, сверля меня пристальным взглядом. Мы с ним расположились в гостиной, в то время, как барон Соколов остался в спальне, Машку воспитывал. Если уже вытащил из-под кровати, куда она сползла, как гусеница в коконе из одеяла.

– Вообще-то, есть, – я кивнул. – Мы можем прямо сейчас сбегать и оформить брак. А вы как бы уже опоздали. Скандал, ну да. Но, такое бывает: молодые, страсть из ушей, и отдать её кому-то смерти подобно. Дамы такие истории любят. Добавить подробностей: бедный, возвышенный художник ничего не мог поделать против брутального вояки, пришлось практически совершить бегство с любимой…

– Возвышенный художник с четвертым уровнем, с телом и пластикой движений заядлого бретера? – перебил меня дед, скептически хмыкнув. – Который уже спас нежную девицу во время прорыва, в то время, как бравый вояка то ли сам сбежал тогда, то ли действительно лошадь испугалась и понесла.

– Ты придираешься, – я взял у Тихона новую партию льда и приложил к ноющей челюсти. – В таких историях не должно быть подробностей. Просто художник увёл невесту у курсанта училища. Точка. То, что художник граф, а курсант всего лишь барон, то, что он четвёртого уровня и три месяца сражался за жратву с такими тварями, что многим и не снились, никого не должно волновать. Для слезливых историй такие подробности вредны. Виноват в любом случае художник и чуть-чуть девица, которая не устояла и поддалась любовным порывам. Родственники не при чём. Дед художника, например, даже экзекуцию устроил, когда ему донесли об этом безобразии.

– У подобных историй, как правило, весьма печальный конец. И сейчас, слушая твоё предложение, я начинаю предполагать, что это родичи устраивали трагическую концовку, чтобы сделать историю ещё более слезливой. Конечно, подносилась она в правильном ключе, и обеляла имена уважаемы родов. – Дед скрестил руки на груди.

– «Чума на оба ваших дома», – пробормотал я, искоса поглядывая на него. – Хорошо. Тогда другой вариант, более практичный. В любом случае скандальный, но практичный.

– Говори, – любезно предложил дед.

– Почему у меня складывается ощущение, что ты мне протягиваешь верёвку с пожеланием повеситься на ней самому? – подозрительно спросил я. Неосторожно двинул рукой, и выругался сквозь зубы из-за прострелившей челюсть боли. Да, удар у деда поставлен, но обижаться не стоило, сам виноват, чего уж там.

– Странные у тебя складываются ощущения, – дед усмехнулся.

– Я художник, я так чувствую. – Буркнув в ответ, в очередной раз поменял лёд в полотенце.

– Рассказывай про свой вариант, – перебил меня дед.

– Правду в ход пустить, да и всё, – я махнул рукой. – Был прорыв, мы с Машей убили тварей третьего и четвёртого уровня. Про то, что они были уже полудохлые, можно не говорить, – быстро добавил я, видя, как дед приподнимает бровь. – Макры вытащили и заполучили эйфорию. Ну, и поддались ей. Не в себе были. Кто проходил это – поймёт, – при этих словах дед сосредоточенно кивнул. Уж он точно знал, как макры влияют на мозги. Не один в своё время вытащил из туш тварей.

– Так оно и было? – спросил он.

– Да, – я кивнул. О том, что под влиянием макра находилась только Маша, ему знать было необязательно. – И раз так получилось, то как порядочные люди, мы не захотели обманывать Ондатровых, и разорвали помолвку. Ну и заключили брак, с нашего обоюдного согласия.

– Ещё бы вы не согласились. – Дед поднялся из кресла. – И да, ты прав, получил именно за то, что попался. Как вообще можно было допустить распространение сплетен? Раз уж такое дело, то тихо-мирно решили бы этот вопрос.

– Тут такое дело, – я занялся, а потом решительно сказал. – Сплетен удалось бы избежать, если бы не одно «но». Мне испортили экзаменационную работу. А так как у меня уже был набросок Машиного портрета в весьма, хм… В общем, это как раз тема экзамена была. И она сама предложила использовать этот портрет. Комиссия не стала бы распространяться. К несчастью работу увидели не только экзаменаторы.

– На какой почве конфликт? – дед снова сел в кресло, сверля меня взглядом.

– В том-то и дело, что не помню, – я покачал головой. – Это было до того, как я память потерял.

– Но барону Соколову письмо написала весьма огорченная твоим поведением дама. Некая Шершнëва. Про неё ты тоже ничего не помнишь?

– На самом деле, нет, – я покачал головой. – Но по различным намекам, да и доказательствам, – вспомнился чулок и фривольная картинка, – могу предположить, что нас с этой дамой когда-то связывали весьма тесные отношения.

– Я так и думал. Нет ничего страшнее, чем обиженная в лучших чувствах женщина. – дед соединил кончики пальцев рук и задумчиво посмотрел на меня. – Знаешь, может быть, так даже лучше. Обручальное кольцо на пальце у мужчины служит лучшим стоп-сигналом из всех, когда-либо придуманных человечеством. Всех женщин оно, конечно, не отпугнет, но большую часть – вполне. И я хотя бы не буду постоянно ждать, когда мне сообщат о том, что тебя прирезала очередная любовница.

– Сгущаешь краски ты, – чопорно произнеся эту фразу, охнул и снова приложил к челюсти очередную порцию льда.

– Сомневаюсь, – дед покачал головой и в который раз поднялся из кресла. – Ладно. Пойду решать вопросы с бароном. Ему нужно будет ещё Ондатровых уведомить о разрыве помолвки.

– Да, насчёт Ондатровых, – я замялся, а потом решительно произнёс. – Помнишь, я тебе несколько портретов показывал. Ты узнал на одном из них Машиного жениха?

– Я-то помню, – дед нахмурился, пристально глядя на меня. – А вот вспомнил ли ты что-нибудь?

– Лишь часть. В которой увидел те лица. – Я задумался. – Это Лëнька Ондатров убил рысь. Я уверен в этом. Только доказательств у нас нет. Да и Лëнечке грозит каторга за организацию нападения на офицера. А зная Сусликова, могу с уверенностью сказать, что он просто так это дело не оставит. И теперь мне до этого гаденыша не добраться.

– Вот как, – дед в это время уже подошёл к двери и взялся за ручку. – У меня ещё сохранились связи в вотчине Орлова. Я узнаю подробности и подумаю, что в данной ситуации можно сделать.

– Не забудь мне сообщить, – довольно жестко ответил я. Подозреваю, что Лëньку не ждёт на каторге ничего хорошего.

– Не волнуйся, не забуду, – и дед пошёл искать Соколова, чтобы начать составлять брачный договор. Дело это, как я понимаю, неспешное и основательное. Всё-таки наследник графства женится.

Дверь открылась, и в гостиную ворвалась взъерошенная Маша. Она села в то самое кресло, откуда недавно поднялся дед и пристально посмотрела на меня.

– Красавец, – наконец, произнесла она.

– Я знаю, – ответил я и бросил полотенце с таз с водой, которая совсем недавно была льдом. – А ты девица, что такая красная?

– Меня, конечно, не били, но иной раз кажется, что лучше бы ударили, – Маша приложила руки к пылающим щекам. – Как оказалось, дядя никогда и не подумал бы, что вырастит племянницу распутницей. Мне удалось вставить пару слов о том, что ты ещё во время прорыва сделал предложение. И что я сразу же, как только открыли портал, поспешила его уведомить. Но, похоже, кто-то нас опередил. И письмо с разоблачением моего распутного поведения пришло первым. Знать бы ещё, кто его написал. Удавила бы гадину.

– Да, мало ли на свете «доброжелателей», – криво усмехнулся я. – Теперь от нас ничего не зависит. Остаётся только ждать, что они решат со сроками.

– Пошли прогуляемся, – внезапно предложила Маша. – Не могу сидеть здесь и ждать. Это ужасно. Чувствуешь себя, как на иголках.

– Пошли. – Я встал и потянулся. Хорошо ещё нам позволили одеться, прежде, чем воспитывать начали. – Предлагаю в кафе сходить. Оттуда, правда, повар сбежал… Мне даже интересно, как они выкручиваются. Или просто превратили прекрасное кафе в низкопробную пивнушку?

– А куда сбежал повар? – в голосе Маши прозвучало разочарование. Похоже, не только мне стряпня Михалыча нравится.

– Ко мне, – я самодовольно улыбнулся. – Так что скоро мы будем наслаждаться прекрасной едой. А учитывая, что в доме, кроме повара ещё и кухарка есть, то, возможно, даже мне что-нибудь достанется.

– Очень смешно, – хмыкнула Маша.

– На самом деле нет, – я покачал головой. – Но ничего, ты привыкнешь. А вообще, получилось довольно эпично: птица, хоть и хищная, попалась в лапы кота.

– Который ещё и говорит: «Расслабься, Маша, тебе понравится», – она хихикнула. – Ну что, пошли?

И мы быстрым шагом пошли к кафе, благо идти было недалеко. А вот, когда мы в ночь прорыва пробивались к дому, это расстояние показалось мне почти непреодолимым. В кафе было пусто. Но это понятно. Утро, а ранние посетители уже поняли, что кроме кофе им ничего предложить не смогут, и быстро ретировались в другое место. Мы сразу же, не сговариваясь, направились к барной стойке, чтобы узнать последние новости.

Дойти до скучающего бармена не успели. Со стороны туалета раздалась громкая ругань, а затем звук ударов. Я переглянулся с барменом, но тот лишь флегматично пожал плечами.

Из небольшого коридорчика выскочил красный от ярости мужчина, в котором я с трудом узнал ректора Академии, в которой учусь. Его лицо настолько полыхало праведным гневом, что я с трудом разглядел невиданной красоты фингал, украшающий подбитый глаз.

– Щепкин! Мне немедленно нужен Щепкин! – заорал он и выскочил из кафе на улицу.

– Как же скучна и предсказуема моя жизнь, – философски проговорил бармен, провожая ректора взглядом. А потом посмотрел на меня и потёр челюсть. Понятно, этакий жирный намёк на мой кровоподтёк. – В отличие от некоторых, у которых она бьёт ключом.

– Что произошло с Николаем Васильевичем? Его что, та безобразная мазня в туалете так впечатлила, что он об стену глазом ударился? – спросил я, садясь на высокий стул. Рядом пристроилась Маша, и принялась таскать сухарики из выставленной на стойку чашки.

– Не знаю, может быть и об стену. Но, скорее всего, это был кулак Адама Петровича Нутриева. Об интрижке жены Адама Петровича и Николая Васильевича давно ходили слухи. И вот вчера Нутриев зашёл к нам пообедать. После обеда он ощутил острое желание облегчиться, и поспешил в клозет. Ну а там на стене… Сами видели, ваше сиятельство.

– И что там на стене? – я повернулся к Маше. Она испытывающе смотрела на меня. я ей не сказал, почему так резко сорвался с места и потащил к порталу. Похоже, что зря. Теперь придётся оправдываться.

– Там один неудачник, неудовлетворенный жизнью, нарисовал ондатру с огромными рогами, – я резко повернулся к бармену. – Этот Адам принял ондатру за нутрию?

– Да, вероятнее всего, это печальное обстоятельство повлияло на его дальнейшие действия. – Бармен вытащил из мойки стакан и принялся его вытирать полотенцем. – А может быть, столь явный намёк стал последней каплей его терпения. В любом случае, последствия этого недоразумения он принял полностью на свой счёт.

– А ведь говорили этому дебилу, что иногда нет места порывам души, и важна реалистичность, – я расхохотался, уткнувшись лбом в руки, лежащие на стойке. – Вот нарисовал бы он Лёньчика в нормальной ондатровой окраске, а не в ярко-красной шубке, то и не принял бы её никто за нутрию.

– Вот оно что, – протянула Маша. – А не тот ли это злопыхатель, который испортил твою картину?

– Он самый, – я поднял голову и кивнул.

– Куницын, значит. А я-то ещё гадала, что это он здесь делает. – Маша прищурилась. – А не он ли письмо дяде накатал и отправил раньше меня?

– Вряд ли, – протянул я. – После того, что ты с его рукой сделала, он не сумел бы написать письмо. Да и спешил по сильно к целителю. Не до писем ему было.

Я сильно не хотел, чтобы она узнала, кто именно написал письмо. Зачем моей будущей жене знать о моих бывших любовницах? Верное, незачем. Тем более, что я их сам не помню.

– Николай Васильевич, ну куда вы меня прямо с занятия вытащили? – в кафе вбежал ректор, за которым едва поспевал Щепкин. Увидев меня, он кивнул, в знак приветствия, а потом внимательно посмотрел на Машу. Видимо пытался найти в ней то, что видел я.

– Ну где ты застрял, – Николай Васильевич выскочил из коридорчика, куда прошёл не обращая внимание на посетителей кафе в моём лице.

– Да иду я, иду, – с досадой ответил Щепкин и прошёл к туалету.

Маша придвинула к себе поближе чашку с сухариками и продолжала целенаправленно ими хрустеть. Я же что было силы прислушивался, пытаясь услышать, что же происходит в туалете. Слышно ничего не было, и это слегка раздражало.

– Ты уверен? – голос Николая Васильевича раздался так неожиданно, что я вздрогнул. Так сильно сосредоточился на звуках, что пропустил звук открываемой двери.

– Конечно, я уверен, – ответил Щепкин. – Я знаю руку каждого своего ученика. Вы ведь именно за этим меня позвали, чтобы я осмотрел рисунок и сказал, кто его автор?

– Да, – процедил ректор. – Именно за этим.

– Так вот я с уверенностью заявляю, что подобная манера письма есть только у одного ученика первого курса. И этот ученик не Рысев. У Рысева, например, штрихи более резкие, наклон более выражен, а переход между светом и тенью очень резкий. А ещё он просто всеми фибрами души ненавидит краски.

– Спасибо вам за характеристику, – не удержавшись, высказался я.

– Всегда пожалуйста. – Кивнул Щепкин и снова повернулся к ректору. – Так что, рисунок этого непонятного животного: то ли ондатры, то ли нутрии, был выполнен рукой Куницына. – При этих словах ректор сжал кулаки и тихонько зарычал. – Во всяком случае до того момента, как он её сломал. И, если это всё, то я хотел бы уйти. У меня в классе ученики экзаменационную картину не могут закончить. Боюсь, что скоро обмороки на почве нервных срывов начнутся.

И он вышел, не дожидаясь ответа ректора, который в это время внимательно смотрел на меня.

– Что бы вы не думали, но покрывать этого хорька и брать вину на себя я не собираюсь, – быстро проговорил я, потому что мне очень не понравился расчётливый взгляд ректора.

– Ну что у тебя за мысли, Рысев, – на Машу он не смотрел, глядя мне в глаза. – Раз уж мы здесь столкнулись, я бы хотел знать, что передать Медведеву. Мне, знаешь ли, нужно курсы формировать и с учебной программой разбираться. Хотя, учитывая твой четвёртый уровень, у тебя будет индивидуальное обучение.

– Скажите ему, что я согласен, – хоть я и склонялся к этой мысли, но именно сейчас принял окончательное решение.

– Даже не знаю, хорошо это или плохо, – задумчиво проговорил ректор. – Ну что же, я тебя услышал. – И он направился к выходу.

– Николай Васильевич, а что будет с Куницыным? – мой вопрос заставил его остановиться.

– Куницын будет отчислен. За порчу чужого имущества, – ректор поморщился. – Его художества можно снять сейчас только вместе со стеной. Он ещё и своим даром запечатал краску, так что её сейчас не закрасишь, она всё равно будет проступать через любое покрытие.

– А как же быть с его щедрыми пожертвованиями? – я просто не мог удержаться, чтобы не подколоть ректора. Ведь его преступление против меня было более существенным. Тут не глаз подбитый, тут, можно сказать, судьба была на кону. И то его только пожурили. Сейчас же тупая картинка стала причиной отчисления.

– Я могу простить многое, но не вот это, – ответил Николай Васильевич и указал на свой подбитый глаз. – Тем более, что Куницыны не единственные щедрые дарители. И Академия не развалится без их денег.

И он вышел, хлопнув дверью. Ну, вот и всё. Хорёк довыеживался. И, да, я так и знал, что полной безнаказанности не существует. Всегда нужно чувствовать ту грань, через которую нельзя переступать. Он переступил и поплатился за это. Туда ему и дорога.

– Жень, пошли домой, – Маша отодвинула наполовину пустую чашку. – Главы наших кланов наверняка уже о чём-то договорились и самое время узнать, о чём именно.

– Да, ты права, пойдём, – я соскочил с табурета и бросил монету на стойку. Всё-таки моя невеста кучу сухарей сгрызла. Бармен улыбнулся и сбросил монету куда-то вниз, после чего вернулся к прерванному занятию и продолжил протирать стаканы.

Мы же направились домой, и я, если честно, заметно нервничал, как и Маша. Вряд ли что-то могло пойти не так, но, чем чёрт не шутит.

Глава 25

Я лежал на диване в гостиной нашего дома в Ямске и не спеша распечатывал конверт. Мы вернулись с изнанки позавчера, и дед не торопился отправляться в поместье, потому что нас с Машей решили поженить до возвращения на учёбу. Мол, вас всё равно не удержишь друг от друга. Главам уважаемых кланов торчать на изнанке некогда, чтобы караулить молодежь. А позориться или, не дай все боги разом доказывать неверующим, что гипотетический ребёнок родился сильно недоношенным, ни дед, ни Соколов намеренны не были. Так что, на спецкурс к Медведеву я пойду уже женатым. Не знаю, хорошо это ли плохо. Может, он меня и не возьмёт теперь. Переживать сильно не буду, это точно. Хотя, кому я вру? Буду переживать, ещё как буду. Только вот поделать ничего с этим нельзя – сам виноват, никто меня ничем не опаивал и с Машей спать не заставлял. Да я и не жалею.

На изнанке мы провели ещё месяц. При этом барон приказал Маше собирать вещи и утащил домой. Там он, похоже, вставил пистон загулявшим слугам, и больше я свою невесту в одиночестве не видел. И, что-то мне говорит, что до свадьбы, которая состоится через месяц, не увижу. Садисты они – вот кто. Ну, ничего, скоро наверстаем, я надеюсь, во всяком случае.

Император молчал, ответа на наши претензии всё не поступало. Похоже, при дворе не знали, что со всем этим делать. вот только молчание порождало новый виток напряжения. Собственно, поэтому скорая свадьба никого не удивила. Кланы захотели быстренько поженить детей и отправить их подальше, если всё-таки дойдёт до военных действий. Так что на приглашения почти все ответили положительно. Проблема с предыдущей помолвкой решилась быстро – Ондатровым было не до невесты. У них наследник на каторгу попал, а всё остальное можно было считать мелкими неприятностями. Отреагировали они на разрыв не слишком бурно. По-моему, глава их клана решил, что разрыв и такое быстрое спихивание бывшей невесты другому – как раз следствие этого скандала с каторгой, который всё-таки сумел вырваться за пределы училища.

Когда мы уезжали, то курсантов только-только начали выпускать из казарм, а виновные всего неделю как были отправлены на четвёртый слой изнанки. При этом пророчество Дроздова сбылось на сто процентов: туповатые исполнители – отправились в полугодовой патруль этого очень непростого уровня, где почти законы джунглей царили. А вот Лёньке не так повезло, он как раз в посёлок каторжников загремел. И именно что в качестве каторжника. Правда, ему всего пять лет дали, но это будет пять лет ада в самом прямом смысле этого слова.

Дед мне пока ничего не говорил, и я не знал, предпринял он что-нибудь, или всё ещё пытается со старыми полковыми товарищами связаться. Ничего, я умею ждать. Живопись не терпит суеты. Порывистости, вдохновения – это да, но не суеты, ни в коем случае.

Всё время, пока дед с Соколовым составляли приличный брачный договор, я только и делал, что занимался собственным даром и бегал к Дроздову на тренировки. Зато, могу с уверенностью сказать, что достиг определённых успехов на обоих поприщах. Мои учителя остались довольны и, надавав мне кучу заданий на каникулы, с чистой совестью отпустили на все четыре стороны. При этом сообщив, что преподаватели тоже люди и им положен отдых.

Я тряхнул головой и вынырнул из своих воспоминаний. Снова переведя взгляд на письмо. Оно было от Чижикова. И это удивительный факт, потому что я его своим другом как бы не считал. Почему он решил мне что-то написать, оставалось для меня загадкой. Пожав плечами, я погрузился в чтение. После того, как закончил читать, долго смотрел в одну точку, а затем перечитал заново. Уж не знаю, почему Чижиков решил, что мне будут интересны новости, которыми он поспешил поделиться. Надо будет спросить у него напрямую, когда встретимся. Похоже, парень чувствовал себя одиноко, лишившись почти всех приятелей. А может быть была другая причина. Это на самом деле не столь уж важно. А важным было содержимое письма. Писал Чижиков следующее:

Когда огласили приговор, Сусликов удовлетворённо кивнул. Правда, он бормотал что-то про то, что сам с удовольствием содрал бы с виновных шкуры. Но и подобным приговором он в общем-то вполне доволен. Лёня отправился на каторгу, и всё бы ничего, но, оказалось, что у Сусликова есть дядюшка. Вполне себе барон и глава небольшого, но довольно обеспеченного клана. К тому же дальний родственник Орлова. И вот он-то с приговором категорически не согласился. Полного пересмотра, конечно, не добился, а вот патрулирование вокруг посёлка Лёнька в качестве дополнительных обязанностей заполучил. Надо ли говорить, что за периметром посёлка и более умелые бойцы не всегда выживают. Всё-таки четвёртый уровень, как-никак. Уже на третий день Ондатров пошел на своё обязательное дежурство, и… Не вернулась вся группа. Их останки нашли утром. И тело Лёни, точнее то, что от него осталось передали родственникам.

На этом письмо заканчивалось. И я пока не знаю, как реагировать на него. С одной стороны, род Рысевых полностью отмщён. А с другой… Не знаю, какое-то разочарование всё равно присутствует.

Перечитав его ещё раз, перевёл взгляд на дверь, которая в этот момент начала открываться.

– Как зовут твоего приятеля, с которым ты хотел насчёт Ондатрова посоветоваться? – спросил я у вошедшего в комнату деда.

– Барон Антон Сусликов, а что? – он с любопытством посмотрел на меня.

В ответ я молча протянул ему письмо Чижикова. Дед взял его и принялся читать. После чего протянул письмо мне.

– Ну что же, так иногда случается. Все мы смертны, – произнёс он, усаживаясь в кресло напротив дивана, с которого я даже не соизволил задницу поднять.

– Какое удивительное совпадение, – я продолжал смотреть на него в упор.

– Женя, что ты хочешь этим сказать? – дед поджал губы.

– Ничего, – я засунул письмо в конверт. – Просто удивляюсь тому, насколько мир тесный и какие удивительные совпадения в нём происходят. И знаешь, моё лёгкое разочарование слегка уменьшилось. Да, я правильно понимаю, Сусликов, который барон, так сильно переживал за племянника, что ты даже не успел с ним переговорить…

– Нет, Женя, не успел, увы, – дед развёл руками.

А я понял, что больше ничего от него не услышу, как никогда не узнаю всей правды. Посверлив его почти минуту пристальным взглядом, я отвел глаза и бросил письмо на столик, стоящий перед диваном. После этого лег и заложил руки за голову, разглядывая потолок.

– Может быть, когда-нибудь я всё-таки узнаю правду, – проговорил я вполголоса.

– Возможно. Правда – это весьма условное понятие. Не говоря уже о том, что у каждого она своя. – Дед замолчал, но вскоре продолжил. – Я пришёл говорить не о покойном Лёне Ондатрове. Он погиб, мир его праху.

– О чём ты хотел со мной поговорить? – я покосился на него, но положения тела не изменил.

– В этот день, уже на протяжении многих лет, как тебе наверняка известно, я плачу налоги. В том числе и налог на недвижимость. И каково же было моё удивление, когда я увидел, что клану, оказывается, принадлежит ещё одно здание здесь в Ямске. Я нахожусь сейчас в весьма затруднительном положении, Женя. И это затруднение для меня усиливалось с каждой минутой, потому что мне никак не удаётся вспомнить, когда это я приобретал этот дом.

– Какая удивительная история. Весьма загадочная, надо сказать, – пробормотал я. – Ты выяснил, что это за дом?

– Представь себе моё изумление, когда я занялся этим вопросом вплотную, и узнал, что, оказывается, пресловутый дом был подарен моему внуку. И что дарственная была оформлена в тот самый день, когда он вернулся домой, после своего исчезновения. – Дед замолчал. Сейчас он смотрел на меня практически прокурорским взглядом. – Женя, нам нужно вызвать Лебедева? Чтобы убедиться в том, что твоя память, хоть и не вернулась, но больше не исчезает.

– Ты сейчас о чём? – пробормотал я, лихорадочно соображая, что бы такого придумать, что оправдало бы мою «забывчивость».

– Я сейчас о том, что только очередным провалом памяти могу оправдать твоё молчание. Потому что, Женя, в ином случае у меня сразу начинает возникать множество вопросов. – Дед скрестил руки на груди. – Что это за дом, кто тебе его подарил и что ты с ним планируешь сделать. Отвечай! – рявкнул он, и я вздрогнул, неохотно опуская руки и садясь на диване.

– Я правда забыл. Но это не амнезия, простая забывчивость, – мысли метались в голове с бешенной скоростью, но никак не хотели выстраиваться в чёткую шеренгу. В конце концов, плюнув на свои потуги, я решил раскрыть, если не всю правду, то хотя бы большую её часть. Тем более, что мне всё равно без помощи егерей графа не обойтись. Склад сам себя не разгрузить, и складированные твари сами собой не разделаются. Не самому же заниматься этим. Тем более, что я не знаю многих нюансов и запросто могу испортить весьма ценные тушки. – Мне с таким трудом удалось вырваться с изнанки. Я никак не мог поверить, что выжил… Арсений – тот урод, который всё это сделал, помер у меня на руках. Его Фыра порвала. Да, похищение и отправку меня на верную смерть, организовал всё тот же покойный Ондатров. Это так, к слову, – добавил я.

– Ты не говорил, – протянул дед. Видимо сейчас он уже начал слегка сожалеть, что Лёнька так легко отделался.

– Вокруг нас почти всё время шатался Медведев или кто-нибудь из его людей. И говорить про Ондатрова кому-то из них я не собирался. – Задумавшись, я тряхнул головой, и лишь через минуту продолжил. – Разумеется, я обшарил дом. В сейфе нашлась незаполненная дарственная со всеми печатями, в том числе и магическими. Раз уж не моей собственностью сделали дом, а клановой. Вот, в общем-то, и всё.

– Действительно всё? – дед недоверчиво посмотрел на меня. – Ты ничего не хочешь мне добавить?

– Нет, – я вздохнул. – Мне был нужен кто-то, кто присмотрел бы за домом. А у Арсения как раз бесхозный помощник нашёлся в одной из комнат. Я привёл его к клятве и велел привести дом в порядок. Вот теперь точно всё. Точнее, всё, что касалось непосредственно дома.

– Я так и подумал, что есть что-то ещё, – задумчиво проговорил дед. – Осталось только выяснить все подробности.

– Думаю, все подробности, как ты сказал, лучше всего изучать на месте. – Я встал с дивана и прошелся по комнате. – Прикажу машину приготовить.

– Женя, не стоит, – остановил меня дед. – Этот дом далеко расположен?

– А знаешь, не особо, – я прикинул расстояние, – нет недалеко.

– Отлично. Погода на улице просто волшебная. И, думаю, мы вполне можем прогуляться. Пара егерей составит нам компанию. Парням тоже необходимо развеяться, а то засиделись совсем. – Он поднялся на ноги и направился к двери. – Через десять минут, думаю, можно выдвигаться.

Машину всё-таки приготовили. Она медленно ехала за нами, чтобы подхватить, если расстояние на самом деле оказалось бы дальше, чем я рассчитал. Шли мы молча, прогулочным шагом. Егеря расположились шагах в двадцати от нас. И не далеко, и в то же время не настолько близко, чтобы помешать возможным разговорам.

Я думал всю дорогу и том, выполнил ли Сергей Петров по прозвищу Вискас моё поручение. Или мне придётся выслушивать много приятного от деда, который обязательно проедется по обшарпанным стенам и общей неухоженности здания.

О чём думал граф было мне неведомо. Но он шёл, заложив руки за спину и глядя прямо перед собой.

Никто из нас не ожидал нападения. Те более такого глупого, непродуманного, но которое едва не привело к трагедии.

Мы свернули в тот самый переулок, в котором открывался портал в изнаночный карман. Но не на складе, как тот, через который я попал домой прямиком со склада. Это портал вел на пустошь, куда выкинули меня для того, чтобы я погиб в этой очень негостеприимной изнанке. Куницын выскочил прямо на нас через вторую арку, ведущую в этот переулок. Дома здесь были повернуты так, что ни одно окно не выходило сюда, сделав это место просто идеальным для разных темных делишек. Этот проулок на самом деле был просто идеальным местом для разного рода сомнительных дел.

Куницын на ходу поднял револьвер, который держал в опущенной до этого мгновения руке и выстрелил. И тут дед оттолкнул меня, делая шаг вперёд, и оказываясь на моём месте. Всё произошло в одно мгновение. Дед схватился за плечо, и начал оседать на землю, а я в два прыжка оказался возле этого недоумка.

– Ах ты, тварь! Даже сдохнут не можешь, как мужчина, – его глаза блестели странным блеском.

– Сдохнуть как мужчина – это подставиться под твои пули? – я кружил вокруг него, выживая момент, чтобы напасть. Краем глаза заметил, как один из егерей бросился помогать деду, а второй побежал ко мне. – Куда! Стоять! – заорал я, и накинулся на Куницына. Он снова выстрелил. Но на этот раз я был начеку. Отклонившись от пули, продолжил приближаться к нему. Перехватив руку Куницын, я рванул его на себя, одновременно пуская нити дара к амулету, с помощью которого можно было открыть портал. В голове план сформировался за секунды.