Текст книги "Позывной "Хоттабыч" 10. Конец пути (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

Наконец-то появился тот, с кем я должен был встретиться. Дверь открылась бесшумно, и в холл вошел он. Высокий, очень худой, почти прозрачный на вид человек в простом шафрановом одеянии. Его кожа была темной и сухой, а глаза… Глаза были огромными, бездонными, словно две двери в другую вселенную, полную неземного спокойствия.

Его длинные седые волосы были скручены в беспорядочный пучок на макушке, а лицо испещрено глубокими морщинами, каждая из которых казалась вырезанной не годами, а долгими часами неподвижной медитации. Он был бос, и его ступни, покрытые засохшей грязью – на улице до сих пор было дождливо, мягко ступали по дорогому ковру.

Он был воплощением аскезы, пришедшим в этот мир стекла и бетона прямо из древних индийских легенд. Это был садху – святой странник, аскет. Он подошел и сел на диван напротив, скрестив ноги в позе лотоса с такой естественностью, будто всегда сидел здесь.

Его движения были плавными, экономичными, лишенными малейшей суеты. Он сложил руки в намасте[1] и слегка склонил голову. Матроскин, к моему удивлению, перестал лежать вразвалку, сел и внимательно уставился на старца своими зелёными и слегка светящимися в полумраке глазами, будто увидел в нем что-то достойное внимания.

– Ты пришел с вопросами, – произнес садху. Его голос был тихим, но необыкновенно ясным, с легким певучим акцентом. Он звучал так, будто доносился не из его гортани, а из самой глубины комнаты. – Но все ответы уже внутри тебя. Ты просто забыл их.

Я хотел было начать свой длинный и путанный рассказ про ФСБ, Крылова, конверты и погони – ведь зачем-то меня прислал сюда Артём Сергеевич, но он мягко поднял руку, останавливая меня.

– Не трать силы на описание волн. Опиши океан, – вновь завёл он свою иносказательную шарманку. – То, что ты видишь, материальный мир, – он обвел рукой комнату с аквариумом и диванами, – он, конечно, реален. Но он временный. Как сон. И все эти твои войны, погони, страхи – все они умещаются в одном лишь стебле лотоса. Осознать себя можно только через практику бхакти-йоги. В смысле постичь, кто ты есть в духовном мире.

– И кто же я есть, по-твоему? – Я криво усмехнулся, откинувшись на спинку дивана.

Он посмотрел на меня так пристально, что мне вдруг даже стало не по себе, будто он видит не моё нынешнее дряхлое тело, а мою мятежную душу и утерянную Силу Асура, с помощью которой я стирал с лица земли города и страны.

– По природе своей ты кшатрий[2] – воин, а не брахман[3]-мыслитель. И твоя дхарма[4] – сражаться. Но сражаться не только с внешними врагами, – он покачал головой, и в его глазах мелькнула безмерная печаль, – а с врагом внутри. Со своим неведением. Истинная битва происходит не на улицах твоего города, а здесь. – Он легким движением пальца ткнул меня в грудь, в самое сердце.

Я замер, пытаясь переварить его слова, ведь он перевернул всё с ног на голову, указав на истинного противника. И этот противник был во мне – и это я сам и мои сомнения. Я задумался, слова этого босоногого индуса странным образом перекликались со словами ведьмы, чью хижину в междумирье я покинул несколько часов назад.

– Согласно Шримад Бхагавата пуране[5], – неожиданно продолжил аскет, хотя я его ни о чём не спрашивал, -каждая Вселенная замкнута сама в себе. И покрыта оболочками из тонкой энергии: огня, земли, воды, воздуха. В каждой Вселенной есть свой Творец – Господь Брама и управляюшие Полубоги. А также Господь Шива. Могущественный Вишвамитра создал райский мир своей Шакти, но поддерживать его не смог. И он разрушился. Функция поддержания – это прерогатива Господа Вишну.

– Вы сейчас о чём, уважаемый? – У меня от всех этих «терминов» и кучи незнакомых имен реально ум за разум зашёл.

– Современные ученые выдвигают разные теории о устройстве и возникновения Мира, – в ответ на мой вопрос произнёс садху. – Но поскольку их разум ограничен рамками несовершенных чувств, они являются обусловленными душами. Со склонностью к обману, склонностью заблуждаться и попадать под воздействие иллюзии. Поэтому все их домыслы есть ничто иное, как умственные спекуляции. Они могут ошибаться в своих умозаключениях. Поэтому принимать как истину, не требующую доказательств, можно только слова Шри гуру. Которые подтверждают великие Мазаджаны. Господь Шива, Шукадэва Госвами, Нарада, Бхишма дэв, Прахлада Махарадж… Они вне иллюзии. Поэтому знают Истину. Вот как-то так, – развёл руками индус. – Прощения, если утомил вас своими комментариями.

Его слова повисли в воздухе, густые и сладковатые, как дым благовоний. Я чувствовал, как мой мозг медленно и с сопротивлением перемалывает этот поток чуждой мне мудрости. Мне, всю жизнь полагавшемуся лишь на факты и реальную силу, всё это казалось красивой, но бесполезной сказкой.

– Вы хотите сказать, уважаемый, что все мои проблемы – это просто… иллюзия? – спросил я, и в моём голосе прозвучала скептическая нотка, которую я и не думал скрывать. – Что я должен просто сесть в позу лотоса и медитировать, пока меня не пристрелят какие-нибудь ублюдки в подворотне?

Садху мягко улыбнулся, и его морщины разбежались лучиками от глаз, словно трещины на старой фреске.

– Нет. Я хочу сказать, что твоё восприятие этой «игры» – иллюзорно. Ты видишь шахматную доску, фигуры, их ходы. Ты злишься на чёрную ладью или белого слона. Но ты забываешь, что есть игрок. И что ты – не пешка. Ты – сам игрок, который временно забыл правила и самого себя. Ты борешься с тенью, отброшенной твоим же собственным телом.

Он помолчал, давая мне уловить суть. Мои мозги скрипели от натуги, пытаясь её уловить и усвоить.

– Твоя дхарма – сражаться. Я не отнимаю у тебя твой меч. Я указываю тебе, куда должен быть направлен его клинок. Не вовне, а вовнутрь. Убей в себе страх. Убей неведение. Убей гнев, что застилает тебе глаза. Это и есть величайшая битва кшатрия. А внешние войны… они лишь её отражение. Когда ты победишь внутри, внешние враги растворятся сами, как ночные кошмары на утро. Или… – Он многозначительно посмотрел на меня, – ты встретишь их с таким бесстрашием, что они не смогут причинить тебе никакого вреда.

Вдруг его взгляд скользнул на кота. Матроскин всё так же сидел, неподвижный, как изваяние, его светящиеся зелёные глаза были прикованы к садху.

– Твой пушистый друг всё понимает, – тихо произнёс старец. – Он видит суть, а не оболочку. Животные не омрачены интеллектом, который всё усложняет. Они живут в гармонии с дхармой, со своим предназначением…

– Сам ты не омрачен интеллектом! – неожиданно заявил Матроскин. – Я – не обычный кот! Я – кот из семейства Грималкиных!

– Ух, ты! – Глаза аскета неожиданно сверкнули от восторга. – Говорящий кот!

Я заморгал, недоумевая, не показалось ли мне. Но нет. Матроскин сидел, гордо выгнув шею, и смотрел на садху с вызывающим видом. С какой стати он решил раскрыть своё инкогнито, мне пока было непонятно. Садху же, казалось, ни капли не удивился. Он склонился к Матроскину, и его лицо озарилось безмерной нежностью и почтением, которых он пока не выказывал.

– О, прости меня, великий дух, – почти прошептал аскет, складывая ладони в намасте и склоняясь так низко, что его седой пучок волос чуть не коснулся ковра. – Моё ограниченное зрение не сразу распознало тебя. Я вижу лишь форму кота, но твоя истинная сущность сияет сквозь неё, как солнце сквозь утренний туман. Такая грация, такое величие в каждом движении усов… Кто ты? Воплощение Шивы в образе Владыки Животных, Пашупати! Или, быть может, сам бог-лев Нарасимха, принявший столь изящную форму, чтобы не напугать своего преданного почитателя?

Матроскин пренебрежительно облизнул лапу.

– Нарасимха? Слишком громко и пафосно! Зови меня Матроскиным, умник. И мой удел – это разумный эгоизм и миска свежей сметаны. У тебя, случайно, не найдётся, чего пожрать?

– О, именно так! – воскликнул садху, и его лицо просияло. – Не стоит забывать и о материальном! Ты, о пушистый учитель, указываешь на самую суть!

– Я указываю на миску с молоком, когда она пуста, – философски заметил кот. – И это куда понятнее любой твоей пураны. Но твои слова… они пахнут правдой. Мессиру нужно было услышать именно это. Что битва там, – Матроскин тыкнул лапкой в мою грудь, точь-в-точь как до этого садху, – а не там. – Он махнул лапой в сторону окна, за которым медленно опускались сумерки большого города.

Я сидел, молча переваривая этот сюрреалистический диалог. Моя жизнь окончательно покатилась по рельсам абсурда, когда в ней появился говорящий кот, беседующий с индийским аскетом о дхарме и моих внутренних проблемах. И в этот момент в голове у меня что-то щёлкнуло.

Обрывки фраз ведьмы, этот босоногий мудрец в центре Москвы, кот, ведущий себя как страж древних знаний… Всё это было деталями одной головоломки. И я вдруг с ошеломляющей ясностью осознал, что Артём Сергеевич послал меня сюда не за помощью в расследовании. Он послал меня за этим. За этим странным откровением.

Я больше не усмехался. Я смотрел на этого человека, на его босые, испачканные грязью ноги на идеальном ковре, и чувствовал, как какая-то глубокая, давно забытая часть меня откликается на его слова. Это было похоже на некий зов, который ты никогда не слышал в жизни, но сразу узнал.

– И как? – спросил я уже без тени иронии. – Как начать эту внутреннюю войну?

Глаза садху вспыхнули одобрительным светом.

– С одного шага. С одного дыхания. С осознания того, что ты – не это тело, не набор зарубцевавшихся ран и застарелых обид. Ты – вечная душа. А всё остальное – лишь декорации к той пьесе, что ты решил сыграть. Начни с наблюдения. Наблюдай за своими мыслями, как за облаками в небе. Не цепляйся за них. Просто смотри. Это и будет первая победа – над хаосом в собственном уме.

Он снова сложил руки в намасте и склонил голову, давая понять, что беседа окончена. Урок был преподан. Пора было осмысливать.

Я молча кивнул и поднялся с дивана. Моё тело, всего час назад гудевшее от усталости, теперь казалось на удивление лёгким. Я повернулся к выходу, и мой взгляд упал на аквариум. Рыбы безмятежно плавали в своих прозрачных границах, не подозревая, что их мир – всего лишь стеклянная коробка в огромной, неведомой им вселенной. Возможно, и моя вселенная до сегодняшнего дня была не больше этого аквариума.

В этот момент плавно, без скрипа, открылась входная дверь. В проёме возникла знакомая фигура в идеально сидящем костюме.

– Ну что, познакомились? – раздался голос Артёма Сергеевича. Он вошёл, окинул взглядом нашу странную компанию: слегка ошарашенного меня, сидящего в позе лотоса садху и вальяжно разлегшегося на диване кота. На его губах играла лёгкая, едва заметная улыбка. – Надеюсь, беседа была… продуктивной? Гуру редкий гость в наших краях. И уникальный специалист именно по таким… запутанным случаям, как у вас.

– С каких это пор контора использует подобных… специалистов? – поинтересовался я между делом. – И вообще, что происходит, Артём Сергеевич? Почемунапали на машину «Скорой помощи»? Ведь о наших договорённостях не знала ни одна живая душа! Похоже, что у вас основательно «протекает» на службе, товарищ майор.

Артём Сергеевич тяжело вздохнул, прошелся к бару и налил себе добрую порцию виски. Лёд в бокале тихо звякнул.

– «Протекает» – это мягко сказано, Илья Данилович. У нас там не течь, а настоящий водопад. Информация уходит так быстро, что я уже подумываю, не установить ли в кабинетах таблички с предупреждением: «Осторожно, стены имеют уши, полы – глаза, а туфли руководителя отдела – GPS-маячок».

Он отхлебнул напиток и посмотрел на садху, который сидел с закрытыми глазами, словно вновь погрузившись в медитацию, но тонкая улыбка на его губах говорила, что он всё слышит и понимает.

– Поэтому, – продолжил Артём Сергеевич, обращаясь ко мне, – пришлось задействовать, так скажем, весьма нестандартного «специалиста». Я попросил Гуру посмотреть, как умеет только он, на… на твою уникальную ситуацию.

– На мою уникальную ситуацию? – Я рассмеялся.

– Вы зря смеётесь, Илья Данилович, – Не разделил моего веселья чекист, покачав головой. – Гуруджи[6] Сингх помогал нам раскрывать настолько запутанные преступления, к которым мы не знали даже как подступиться.

– И что же вы от него хотите на этот раз? – ядовито произнёс я, приподняв одну бровь. – Узнать, кто из ваших сослуживцев сливает информацию моим «благодетелям», задумавшим непременно меня уничтожить?

– В нашем мире всё связано, – качнул головой Артём Сергеевич, подражая манере разговора Гуруджи. – Больше, чем нам всем кажется. Нападение на «скорую» – это не просто попытка устранить вас физически. Это предупреждение. Мне. Что игра ведётся не по нашим правилам. И что противник знает о наших ходах ещё до того, как мы их делаем…

Внезапно садху беззвучно открыл глаза. Его взгляд был пронзительным и ясным.

– Противник знает ваши ходы, потому что он смотрит на ту же доску, что и вы, – тихо произнёс он. – И видит те же фигуры. Чтобы выиграть, нужно либо стать лучшим игроком, либо изменить правила игры. Ну, или сменить доску, наконец.

– Кстати, а что случилось с Ремизовым, после того, как мы сорвались с моста? – спросил я, и в голосе моём уже не было прежнего скепсиса, лишь усталое любопытство.

– Его тело мы так и не нашли, – ответил майор. – Как и вашего… Как вам удалось выжить, и где вы находились всё это время?

Ну, и что я мог ему на это сказать? Что меня спасла древняя ведьма, некогда бывшая Василисой Прекрасной, а позже – Бабой Ягой? И что меня реально не было в этом мире? Какими бы продвинутыми и нетрадиционными методами пользовался Артём Сергеевич, если учитывать его консультации с садху, то в такое даже ему будет сложно поверить.

[1] «Намасте» – это индийское и непальское приветствие, означающее «поклон тебе», и сопровождаемый жестом сложенных у груди ладоней. Этот жест выражает уважение, благодарность и доброту, а также может иметь глубокий духовный смысл: «Божественное во мне приветствует и соединяется с божественным в тебе». В йоге «Намасте» используется как заключительный жест, символизирующий гармонию и единение.

[2] Кшатрии – это представители второй по значимости (после брахманов) варны древнеиндийского общества, состоящей из воинов, правителей и аристократов. Их основная роль заключалась в управлении государством и защите подданных, что обеспечивало порядок и безопасность. Кшатрии считаются «дваждырожденными» (двиджати) – подлинными ариями, имеющими неизмеримо более высокий статус по сравнению с остальным населением.

[3] Брахманы – это высшая социальная группа (варна) в традиционном индийском обществе, куда исторически входили жрецы и учёные, а сегодня – преимущественно священнослужители, учителя и интеллектуалы.

[4] Дхарма – это многогранное понятие в индийских религиях, которое буквально означает «то, что удерживает или поддерживает». Оно может означать универсальный закон, нравственные устои, религиозный долг, учение Будды (в буддизме) или природное свойство. В зависимости от контекста, дхарма может относиться к обязанности человека, системе общественных норм или к самому учению, которое ведет к просветлению.

[5] «Бхагава́та-пура́на», также известна как «Шри́мад-Бхагава́там» или просто «Бхагаватам» – одна из восемнадцати основных пуран. Содержит описание различных аватар, низошедших в разные эпохи в материальный мир, а также обширные сведения по индуистской философии, метафизике и космологии. Повествует об историческом развитии Вселенной, о путях самопознания и освобождения. Вот уже более 1000 лет «Бхагавата-пурана» является основным священным текстом различных течений кришнаизма, где она рассматривается как четвёртый элемент в тройственном каноне основополагающих текстов теистической веданты. Согласно самой «Бхагавата-пуране», в ней изложена основная суть всех Вед и она представляет собой комментарий ведийского мудреца Вьясы к «Веданта-сутрам».

[6] «Гуруджи» – это почтительное обращение на санскрите к учителю, происходящее от слова «гуру», означающего «ведущий из тьмы к свету» или от невежества к знанию.

Глава 12

Я замялся, почувствовав на себе три пары глаз: усталые и жесткие глаза майора, проницательные и спокойные – садху, и равнодушно-зеленые – кота. Сказать правду? Вызвать новый приступ здорового скепсиса у чекиста? Или солгать, зная, что Гуруджи, скорее всего, почувствует неискренность?

Артём Сергеевич поднял бровь, ожидая ответа. Лёд в его бокале уже почти растаял.

Решение пришло не от меня. Его подсказал Гуруджи. Он мягко качнул головой, и его губы снова тронула та самая, едва уловимая улыбка. Он смотрел не на меня, а куда-то сквозь меня, словно видел разворачивающуюся за моей спиной картину.

– Вода, – тихо и плавно произнес садху. – Вода приняла одного и отпустила другого. Река – это не просто вода, майор. Это дверь. Или, быть может, шов между мирами. Иногда он расходится.

Майор нахмурился, пытаясь расшифровать это парадоксальное послание. Я же почувствовал ледяную дрожь вдоль позвоночника. Он знал. Он описывал не абстрактную мистику, а то, что было со мной на самом деле. Ту самую трещину в реальности, черный проем в ледяной воде, куда унесло Ремизова и в который провалился я.

– Что это значит, Гуруджи? – спросил Артём Сергеевич, отставив бокал.

– Это значит, – я неожиданно для себя вступил в игру, почувствовав внезапную уверенность, – что Ремизов, возможно, и не мертв. И я не чудом спасся. Нас просто… унесло в разные стороны. Меня – в странный маленький мирок, где обитает могучая ведьма, его – куда-то еще.

Гуруджи медленно кивнул, словно подтверждая мою догадку.

– Вы сейчас серьёзно? – округлил глаза чекист. – Ведьма?

– Скорее, ведающая – дживанмукта, достигшая наивысшей степени просветления – Мокши[1], – внёс свои коррективы в мой рассказ индус. – Полностью освободившаяся от цикла перерождений.

– Ничего не понятно… – Майор снова провел рукой по лицу, словно пытаясь таким образом избавиться от усталости. – Но это не делает ситуацию проще – это делает её в миллиард раз сложнее! Где мне теперь Ремизова прикажете искать? В другом измерении? Или, прости господи, в сказке какой, с ведьмами?

Кот лениво зевнул, демонстрируя полное равнодушие к метафизическим терзаниям человечества. Его зеленый взгляд, казалось, говорил: «И что с того? Дверь открылась, дверь закрылась. Главное, чтобы молоко в миске не переводилось».

Артём Сергеевич тяжело вздохнул и потянулся к пачке «LM», торчащей из его нагрудного кармана. Вытащив сигарету, Артем Сергеевич размял её пальцами, но, взглянув на невозмутимое лицо Гуруджи, неожиданно передумал и засунул её обратно в пачку, лишь предварительно понюхав.

– Хорошо, – его голос стал резким, деловым, словно он вернулся с мистических высот на твердую почву оперативной работы. – Давайте по порядку. Вы утверждаете, что существует некий… шов, разделяющий реальности? И что этот чёртов убийца тюремных охранников – Ремизов, не утонул, а был… куда-то вынесен через эту дыру?

Гуруджи мягко кивнул.

– Река не линейна. Она многомерна. Её течение – это не просто движение воды, но и движение возможностей, реальностей. Нужный вам человек был подхвачен иным потоком.

– Прекрасно. Просто замечательно, – майор язвительно улыбнулся, но в его глазах уже не было скепсиса, а лишь холодная, почти машинная решимость. – И как мне, прошу прощения, составить оперативный план по его розыску? Запросить у начальства ресурсы на формирование сводной группы из экстрасенсов и шаманов? Или, может, послать запрос в это самое «другое измерение» по линии МИДа? – Он встал и прошелся по холлу, его тень тяжело и нервно скользила по стене. – Поймите, я не могу прийти к начальству с докладом о том, что мой «поднадзорный», находящийся в разработке, находился столько времени в гостях у какой-то ведьмы. А основной подозреваемый фигурант утёк по реке в какой-то «параллельный прохудившийся шов». Тогда меня самого упекут, и не в другое измерение, а в очень даже реальную психушку имени Кащенко!

– Его не нужно искать – скоро он сам найдётся, – произнёс индус.

Майор остановился и с недоумением уставился на садху.

– В смысле, сам найдется?

– Его миссия в этом мире не завершена, – ответил Гуруджи и закрыл глаза. – Он проявится. – Обязательно появится – без этого он не сможет. Это – его функция в этом мире.

Он имел в виду меня. Я понял это без лишних вопросов. Майор посмотрел на меня, потом на спящего кота, потом на неподвижного, как изваяние, садху. В комнате повисло тяжелое молчание, нарушаемое лишь ровным дыханием Гуруджи. Наконец Артём Сергеевич мрачно хмыкнул.

– Ладно, уговорил! – Он подошел к столу и решительно хлопнул по нему ладонью. – Ты еще ни разу не ошибался. А что еще за функция такая у этого отморозка Ремизова?

Гуруджи медленно открыл глаза. Его взгляд был направлен куда-то внутрь себя, но при этом видел всё вокруг.

– Его функция… и моя, и твоя, майор… – он обвёл нас своим спокойным взором. – Всех нас, но только не его… – И он ткнул в меня пальцем. – Так вот, наша функция заключается в том, чтобы поддерживать целостность этого мира. Или, точнее, иллюзию его целостности.

– Целостность? – переспросил Артём Сергеевич, и в его голосе снова зазвучало знакомое раздражение. – Какую ещё целостность? Я вижу стол, стул, вас, кота. Всё на своих местах. Всё целое. Какая иллюзия?

Индус мягко улыбнулся, словно учитель, которому наконец задали правильный вопрос.

– Артём Сергеевич, вы ведь смотрели фильм «Матрица»?

Майор опешил. Он явно ожидал услышать что-то о карме или медитации, но не голливудский блокбастер.

– Ну… смотрел, конечно. Все смотрели. При чём тут это?

– При том, что это очень точная метафора, – сказал Гуруджи. – Вы помните момент, когда Нео видит черного кота, идущего по коридору, а затем точно такого же кота, идущего следом? Для кого-то это дежавю, а для него это был сбой, ошибка в коде самой реальности.

Я видел, как майор напрягся, вслушиваясь.

– И что?

– А что вы чувствуете, когда у вас на часах внезапно появляется трещина, которой не было пять минут назад? Или, когда вы абсолютно уверены, что оставили ключи на тумбе у двери, а обнаруживаете их в холодильнике, рядом с молоком? Вы просто отмахиваетесь: «показалось», «забыл», «устал». Но это и есть те самые микротрещины в реальности. Маленькие сбои в Матрице. Наш мир… он не такой прочный, как кажется. Он больше похож на старую, ветхую ткань, скроенную из множества лоскутов. И швы между этими лоскутами иногда расходятся.

Артём Сергеевич молчал, и я прямо чувствовал, как шестеренки в его голове прокручиваются с натугой и скрипом. На такое откровение от индуса он точно не рассчитывал. А вот я точно знал, что он хотел этим сказать.

– Допустим… – с огромным нежеланием выдавил он. – Допустим, это так. Мы все – какие-то функции. А что не так со Стариком? Э-э-э… – смутился комитетчик. – Простите, Илья Данилович, но проходите у нас под псевдонимом «Старик».

– Да. Не – всё нормально, сынок! – отмахнулся я. – Я действительно стар, даже, как говорили некоторые – суперстар. Так чего мне обижаться? Можешь так меня дальше и называть.

– Действительно, – поддержал его Артём Сергеевич, – таким возрастом по праву гордиться можно! Эх, мне бы с такой работой до полтинника дотянуть… Так что не так с нашим Стариком? – вновь вернулся он к своему вопросу, пока остающемуся без ответа.

– Он – необычайно сильный источник… энтропии, – подобрал слово Гуруджи.

– А по-русски? – попросил его комитетчик. – А то я с физикой со школьной скамьи не дружу – поэтому в силовики и пошел.

– Хаос, – произнес, не задумываясь индус. – Грубая сила, которая раскачивает нашу реальность. Он самим своим существованием обнажает те самые швы. Он – напоминание о том, что наш мир иллюзорен и ненадёжен. И система, наша «общая Матрица», стремится либо ассимилировать такой элемент, либо аннигилировать, либо удалить из системы – вытолкнуть его во вне. Что, собственно, и произошло на реке.

В комнате снова воцарилась тишина. Даже кот проснулся и с любопытством посмотрел на Гуруджи. Артём Сергеевич тяжело дышал, переваривая услышанное.

– И это всё?

Гуруджи отрицательно мотнул головой:

– Нет.

– Вот тля! А еще чего с ним не так?

– Помимо того, что именно Старик вносит Хаос в систему, – продолжил садху, – стабильность нашего мира тоже зависит именно от него.

– Как так? – озадачился Артём Сергеевич, у которого от рассуждений индуса уже голова распухла как воздушный шар.

– Те чувства, которые преобладают в нем в конкретный момент – вносят либо гармонию в наш мир, делая его стабильнее, либо – дисгармонию, разрушая его. Он – одновременно и болезнь, и лекарство. И угроза, и гарант существования. Система не может его просто «удалить», потому что без него она коллапсирует. Но и терпеть не может, потому что он постоянно нарушает её стройные правила.

Артём Сергеевич смотрел на Гуруджи, и я видел, как в его глазах борются скептицизм силовика и холодный ужас от осознания, что это может быть правдой. Видимо, что-то, случившееся в прошлом, заставило силовика всецело доверять словам босоного индуса.

– То есть… Старик… Илья Данилович… – ФСБешник с трудом подбирал слова, – это что-то вроде… краеугольного камня нашего мира? Который, то выбивают, то вставляют на место?

– Нет, – вновь качнул головой Гуруджи. – Камень – он пассивный. Старик же – активная сила. Он не просто «лежит» в основании. Он постоянно творит это основание заново. Каждым своим вздохом, каждой своей мыслью. Он, как живой бог в мире, который забыл богов. Или живой дьявол. Смотря, какое у него сегодня настроение.

В комнате снова повисла тишина, на этот раз тягучая и звенящая, как натянутая струна. Даже тиканье часов на стене звучало как отсчёт последних секунд до чего-то неминуемого.

– И что же мне со всем этим делать? – наконец выдохнул майор, и в его голосе впервые за всё время прозвучала почти беспомощная растерянность.

Гуруджи грустно улыбнулся:

– Ничего. Вы сможете успокоить разбушевавшийся ураган? Или извергающийся вулкан? Вы можете только ждать и надеяться, что он сам исчерпает свою силу.

Он перевёл взгляд на меня, и его тёмные глаза стали бездонными.

– А лучше всего – найти причину его боли. И исцелить её. Потому что пока он страдает – страдает и весь наш мир.

Артём Сергеевич молчал, и я видел, как его практичный, вышколенный служебными инструкциями ум отчаянно пытался переработать всю эту противоречивую информацию в какой-то понятный ему алгоритм действий. Слово «боль» он явно воспринял как нечто более осязаемое.

– Боль? Какая боль? У него что-то болит? Медики ничего не находили, – заговорил он быстро, по-деловому. – Если это что-то физическое, мы можем предоставить лучших специалистов, лучшее лечение. Клиника в Швейцарии, если нужно – я могу договориться…

Гуруджи с тихой печалью посмотрел на него, как учитель на упорного, но невероятно ограниченного ученика.

– Речь не о телесной боли. Речь о ране, которая у него здесь, – он мягко прикоснулся пальцами к своей груди в области сердца. – Однажды мир причинил ему такую боль, что он перестал с ним резонировать. Он отшатнулся от реальности, и реальность отшатнулась от него. Эта трещина в его душе и стала тем самым швом, который расходится. Он не верит в прочность этого мира, и мир вокруг него отвечает ему тем же.

Я видел, как взгляд майора стал остекленевшим. Психика силовика, столкнувшись с непосильной задачей, начала уходить в глухую оборону. Он медленно поднялся с кресла, поправил пиджак и одним глотком допил остатки вискаря в стакане.

– Я… Благодарю за информацию, – его голос снова стал металлическим и безличным. – но объясните мне еще один момент… – Неожиданно зазвонил сотовый телефон в его кармане. Артем Сергеевич вытащил его и бросил взгляд на светящийся экран. – Извините – очень важный звонок… – Он кивком головы указал на дверь и направился к выходу, двигаясь чуть более механически, чем обычно. Видимо, не хотел, чтобы мы услышали, о чём он будет говорить.

Дверь за ним закрылась, а в комнате остались я, Гуруджи и кот, снова устроившийся клубком на своём месте.

– Думаешь, он что-то понял? – тихо спросил я.

Гуруджи вздохнул и закрыл глаза, вновь замерев в неподвижности.

– Он понял ровно столько, сколько его разум смог вместить, не сломавшись. Остальное… остальное он просто отложил в ту самую «папку», что помечена титром «Необъяснимое». Рано или поздно эта папка откроется вновь. – И он окончательно замолчал, отъехав в какие-то только ему ведомые дали.

Вот ля, и откуда он только всё это знает⁈ Ведь он, едва ли не слово в слово, повторил всё, о чём мы беседовали с Ягой. Как у него это получается? Из какого источника он черпает эту информацию? Вопросы, сыпавшиеся из меня, как из рога изобилия, ответов не имели. Да и этот, смуглый, если его спросить, будет ссылаться на какую-нибудь нирвану.

Я сидел и смотрел на него, пытаясь разгадать эту загадку. Воздух в комнате снова загустел, наполнившись тишиной и мерным, едва слышным дыханием садху. Даже кот, казалось, затаился, внимая чему-то недоступному обычному слуху.

И вдруг Гуруджи, не открывая глаз, тихо произнес:

– Не ищи сложного там, где есть простое. Ты хочешь знать, как я это делаю? Мир рассказал. Он всегда говорит с теми, кто готов слушать. Источник один. Истина. Она витает в пространстве, как невесомая пыльца. У одних она вызывает лишь аллергию, другие – вдыхают и чувствуют аромат мироздания. Будь созвучен с миром, чтобы услышать ту же ноту.

Он открыл глаза, и его тёмный, бездонный взгляд снова устремился на меня, но теперь в нём читалась лёгкая усталая улыбка.

Твою мать! Я чуть было не выругался вслух, поскольку именно слушать и видеть мироздание меня учила Яга в своём маленьком мирке. А, вернувшись назад, я тут же наплевал на её науку. А вот Гуруджи, похоже, освоил её в полном объёме. Вот только интересно, кто был его учителем?

Мне чудовищно захотелось курить, и я, по привычке, на чистом автомате поднёс руку к губам, как делал это раньше, в том, потерянном магическом мире. Особо не задумываясь – все мои мысли были заняты совершенно другим, я сделал две глубокие затяжки, наслаждаясь ароматом отличного табака, именно того сорта, который я предпочитал – «Герцеговины Флор». Ну, да, влияние товарища Сталина, не без этого.

– Да кто ты такой, дедуля, черт тя дери⁈ – Погруженный в свои мысли, я не заметил, как вернулся из коридора поговоривший по телефону Артём Сергеевич. – Как ты это сделал?

– Что сделал? – поначалу не понял я, вновь поднося к губам дымящуюся папиросу.

– Что сделал? Да ты из воздуха зажженную папиросу достал, словно так и надо! – перейдя на «ты», нервно ответил чекист, вынимая из кармана свои сигареты.