Текст книги "Позывной "Хоттабыч" 10. Конец пути (СИ)"

Автор книги: lanpirot

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Глава 23

Прокопьич прицелился, не спеша выдохнув весь воздух из легких и плавно потянул за спусковой крючок. Грянул выстрел, громоподобный, разрывающий барабанные перепонки. Противотанковое ружьё лягнуло старика на отдаче, словно норовистый бешенный конь.

Но Прокопьича этим было не пронять – опыта обращения с подобным оружием у него, как бы не больше, чем у меня. Силёнок, правда, маловато, но это не беда. БТР дернулся, когда бронебойный патрон времён Великой Отечественной вспорол его бок, как консервную банку. С его правого борта повалил густой, едкий дым.

Прокопьич, не теряя ни секунды, взял на мушку второй бронетранспортёр. Его движения были выверены и быстры, несмотря на трясущиеся от старости руки. Второй выстрел грохнул почти без перерыва, чуть не сливаясь с первым. В борту второго БТРа тоже появилась рваная дыра. Из нее повалил черный, маслянистый дым, смешиваясь с серым дымом из пробоины первой машины. Старик методично, и всего лишь с двух выстрелов, вывел из игры оба бронетранспортёра.

– Горят, сволочи! – закричал Артём, и в его голосе слышалась не только боевая злоба, но и надежда.

Первая подбитая стариком машина остановилась, но почти сразу из открытого люка выскочил десантник и развернул в нашу сторону гранатомёт.

– РПГ! – закричал я, но было уже поздно, хоть наемника практически тут же срезал пулеметной очередью Артём – выстрелить он все же успел.

Бахнуло-свистнуло-сверкнуло и наш «окоп» содрогнулся от взрыва. Земля посыпалась за воротник, в ушах зазвенело. Прокопьича отбросило взрывной волной, он грузно рухнул на дно овражка, присыпанный грунтом. Его винтовка, та самая реликвия Великой Отечественной, лежала рядом с разбитой затворной рамой.

– Жив, дед? – Артём, оставив пулемёт, наклонился над стариком, пытаясь его откопать.

– Ох… кости целы… кажись… – застонал Прокопьич, отплёвываясь. – А вот ружьишко моё… оно, похоже, кончилось…

– Оно своё дело сделало! – крикнул я. – Технике каюк!

– А не забыли ручки-то! – обрадовано произнёс старик. – А ты чего пост бросил? – неожиданно накинулся он на майора, я и сам сейчас справлюсь!

Ремезовские ублюдки, однако, не собирались просто так гореть. Люки захлопали, и изнутри, кашляя, полезли фигуры в камуфляже. Они спрыгивали на землю, торопливо разворачиваясь с автоматами наперевес, готовясь к контратаке. Но майор их уже ждал.

– Огня, Артёмка! Не дай им на штурм пойти! – проорал старик, тяжело поднимаясь на ноги.

Но майор и без его напоминания начал поливать ряды наёмников плотным огнем из пулемёта. Но эти бойцы во второй волне были не чета первым – дисциплинированные, молчаливые и, по всей видимости, хорошо обстрелянные. Одним словном – настоящие военные профессионалы.

Их натиск был страшен. Они шли напролом, не считаясь с потерями, забрасывая нас гранатами и стреляя на ходу. Наши позиции начали рушиться под этим стальным катком.

– Долго не продержимся! – заорал Артём, отстреливаясь длинными очередями.

Но тут на линии боевого соприкосновения появился новый персонаж, хвостатый и взъерошенный – Матроскин. Он возник из клубов едкого дыма, будто сама тьма сгустилась и обрела форму. Это был не просто кот – это был разъяренный демон размером с хорошую собаку, его шерсть дыбилась, превращая его в черный шар из клыков и когтей.

Зеленые бездонные глаза говорящего кота из славного семейства Грималкиных метали молнии. С низким утробным рёвом, больше похожим на рычание огромного тигра, он ринулся вперед. Наемники, застигнутые врасплох этим абсурдным видением, на мгновение замешкались, и этого мгновения ему хватило, чтобы выхватить из строя первую жертву и разорвать ей горло чудовищными острыми когтями.

Один из бойцов, опомнившись, дал длинную очередь из автомата. Пули прошили воздух, но кота там уже не было. Он просто растворился, будто его и не было. В следующее мгновение он материализовался прямо за спиной еще одного из стрелков.

Мощная лапа, вооруженная когтями, похожими на изогнутые бритвы, взметнулась и обрушилась на спину наемника. Бронежилет из кевлара и пластика не стал преградой – он разошелся с сухим, хрустящим звуком, словно вскрывали консервную банку острым ножом.

Когти вошли глубоко в плоть, с хрустом ломая ребра и разрывая мышцы. Кровавый веер брызг взметнулся в воздух, а из страшной раны на спине бойца, вместе с клочьями ткани и осколками брони, вывалились куски легкого и часть позвоночника. Человек рухнул на землю, даже не успев издать звук.

Матроскин вновь исчез. Пули же прошивали пустое место, не сумев подловить стремительного кота. В следующий раз он возник уже в самой гуще атакующих. Его лапы превратились в размытые смертоносные веера. Один взмах – и у ближайшего к нему наемника была отсечена рука, держащая автомат, вместе с кевларовым наплечником.

Рука отлетела в сторону, пальцы еще судорожно сжимались на спусковом крючке. Второй взмах – и глубокий рассекающий удар по бедру очередного бойца перебил артерию. Из располосованной плоти хлынул алый фонтан, а человек с диким воплем забился на земле.

Кот не останавливался, двигаясь с непостижимой скоростью, оставляя за собой только кровавые брызги и горы разорванной плоти. Броня не спасала от его когтей – она рвалась, как гнилая тряпка. И от этого становилось еще страшнее. Я даже и не думал, что Матроскин настолько мощная и смертоносная машина, когда случайно спас его из рук кромешной Стрыги.

А дальше… дальше кот действовал еще стремительнее и ошеломляюще. Он, словно тень, скользнул за спину огромного штурмовика, вооруженного пулеметом. Лапы обхватили его шлем с двух сторон. Раздался оглушительный скрежет – когти пробили титановый сплав, словно это была тонкая жесть. Мощные мышцы на плечах Матроскина взбугрились.

Послышался резкий, сухой хруст рвущихся связок и ломающихся шейных позвонков. Голова крепкого бойца была оторвана одним молниеносным движением. На мгновение она задержалась в воздухе (кот тем временем уже испарился), застывшая в маске ужаса и непонимания, с широко раскрытыми глазами и оскаленным ртом. Затем тяжелый шлем с головой и торчащими из неё обрубком позвоночника и клочьями плоти с грохотом упал на землю, пока тело еще стояло, из шеи била мощно фонтанирующая темная струя крови.

А дальше было еще страшнее. Матроскин, с ног до головы уделанный кровью, вскочил на грудь очередному бойцу, сбив его с ног. Кот обрушился на него с такой скоростью, что буквально вышиб из него дух. Наёмник, лишь мельком заглянувший в бездну тех зелёных глаз, закричал – тонко, по-бабьи, заливаясь истеричным визгом.

Но кот не стал его слушать. Одна лапа придавила грудь, впиваясь когтями в броню, а другая, с растопыренными когтями, пробила горло. Крики стихли, превратившись в громкое бульканье. А следом раздался влажный тягучий звук, от которого даже у меня застыла кровь в жилах.

Голова с хрустом отделилась от тела, увлекая за собой клочья кожи и трахею, растянувшуюся, как розовая резинка, когда кот, не разжимая когтей потянул лапу к себе. Через мгновение «кровавая резинка» порвалась, брызнув слизью и кровью. Матроскин, держа чудовищный трофей в лапах, отшвырнул его в сторону наступающих. Голова покатилась по земле, наводя ужас даже на самых отпетых головорезов.

Атака захлебнулась. Стальной каток остановился, упершись в живую, пушистую и невероятно кровожадную стену. Профессионалы Ремезова впервые за всю операцию, а, возможно, и за всю свою жизнь, дрогнули и начали отступать под натиском этого пушистого ужаса.

Прокопьич замер, не в силах пошевелиться или отвести взгляд от кровавого спектакля. Его мозг, отточенный годами службы и сотнями боевых операций, отказывался принимать увиденное. Это было похоже на галлюцинацию… но, нет – резкий запах крови, бивший в нос, был до жути реальным.

А ведь это был тот самый упитанный и совершенно безобидный бездельник, часами валявшийся на солнышке на крыльце и которого он угощал парным молоком. А теперь этот «безобидный бездельник» одним движением лапы отрывал головы прожженным головорезам, закованным в пуленепробиваемую броню.

Мысли Прокопьича путались, пытаясь совместить два совершенно несовместимых образа. Даже его собственное воскрешение из мертвых не настолько поразило старика. И от этого контраста мир вокруг закачался. Это было не просто изумление. Это была тотальная ломка восприятия.

А дальше… Прокопьич, действительно ошеломленный чудовищным преображением мирного кота, не видел больше ничего. Его сознание, перегруженное адской реальностью, почти отключилось. Он просто стоял, вцепившись в бруствер окопа, с остекленевшим, ничего не видящим взглядом, устремленным в одну точку – туда, где мелькал окровавленный пушистый демон.

Он не услышал звенящей тишины, наступившей после прекращения стрельбы. Не заметил, как один из отступающих наемников, споткнувшись о тело своего безголового товарища, в панике швырнул в гранату в Матроскина. Бросок был слепым, отчаянным, но точным… Хотя, в кота он так и не попал – смертельный снаряд по высокой дуге залетел прямо в наш укрепленный овражек.

– Прокопьич! Граната! – заорал я во всю глотку, рванувшись к товарищу, но понимал – уже поздно.

Прокопьич, все еще находясь в ступоре, инстинктивно повернулся на крик. Его глаза, еще секунду назад пустые, теперь отразили приближающуюся смерть. Он даже успел понять, что сейчас произошло. И в этот миг понимания граната рухнула к его ногам, воткнувшись в мягкую землю.

Время словно растянулось, неимоверно замедлившись. Прокопьич, уже не думая, сделал единственный и последний рывок, накрывая гранату своим телом. Оглушительный взрыв разорвал железный корпус гранаты изнутри. Горячая волна ударила старика в грудь, ослепила, оглушила.

Когда дым и звон в ушах немного рассеялись, я с трудом поднялся. Контузило меня знатно, но ни одним осколочком не зацепило. Вот, если бы не Прокопьич… Я присел на корточки перед изуродованным телом старика, перевернув его на спину. Один из острых осколков, словно скальпелем рассек ему шею и перебил ключицу. Рваная рана на шее пульсировала алым фонтаном. А подрагивающая кровавая каша в районе груди и живота вообще не поддавалась анализу.

– Держись, старик! Держись! – прохрипел я, судорожно пытаясь зажать рану ладонями, но кровь сочилась сквозь пальцы, горячая и липкая. Да и вообще это – мертвому припарка. А Прокопьич был уже стопудово мертв. Без вариантов!

Старик хрипло, с клокотанием в груди, сделал судорожный вдох. Его глаза, уже теряющие блеск, нашли моё лицо. В них не было ни страха, ни боли.

– Данилыч… – просипел он, и кровавые пузыри вздулись на его губах, а после лопнули. – Ну… и надрал же… им… Матроскин… задницы…

Рука его дрогнула, пытаясь подняться, и бессильно упала. Я сжал в своей руке его уже холодеющие пальцы, подхватил его и прижал к своей груди, как ребенка. Так и сидел, раскачиваясь на месте, залитый с ног до головы его кровью, и смотрел, как он уходит в небытие.

Те силы, с помощью которых мне удалось его воскресить в прошлый раз, так и не откликнулись, как я не старался, как не молил небеса о помощи. Небеса, как обычно, были немы и глухи к моим мольбам. И в этот момент над нашими головами, разрывая в лохмотья небо и барабанные перепонки, пронесся новый, нарастающий звук – не мины, не снаряда, а чего-то большего. Намного-намного большего.

И где-то там, на вражеских позициях, воцарилась мгновенная и паническая суматоха. Крики, беспорядочные выстрелы. Затем жалкие остатки отряда наемников замерли в нерешительности, задрав головы к небу, по которому к земле, оставляя пылающий след, несся огромный огненный болид…

* * *

Лес пылал. Тяжелые и удушливые струи дыма вились по земле гигантскими серыми змеями. Сквозь их эфемерные тела проглядывали тусклые языки огня, плясавшие по краям раскаленного кратера, образовавшегося на месте окружающего нас леса. Дым резал глаза, и по нашим закопченным щекам текли слезы, рисуя на щеках неуместно-чистые, дурацкие дорожки.

Артем, склонившийся над изувеченным телом Прокопьича, взвыл, как раненный зверь, и рванулся было к Ремизову, но мгновенно окаменел под его мертвенным взглядом.

– Ах, юноша, ну что за неуместная экспрессия? – с фальшивой симпатией взглянул олигарх на майора – Не до вас сейчас. Вот завершу все неулаженные дела, а потом уж и вами займусь… Подождете?

– Будь ты проклят, мразь! – с трудом выдавил Артем побелевшими губами, а на его лбу вздулись жилы и выступили бисеринки пота.

– Проклят? – хохотнул Ремизов, неспешно обходя булькающие лужи раскаленного камня, пышущие жаром. – Что может быть страшнее прозябания в никчемном человеческом теле?

– Но ты, как погляжу, не побрезговал и этим отрепьем, чтобы добраться до меня, Ящер… – прохрипел я – раскалённый воздух обжигал глотку.

– Что поделать, такие времена! – хохотнул Ящер, натянувший шкуру олигарха Ремизова, словно удобный костюмчик. – Хочешь что-то сделать хорошо, братец, сделай это сам!

– Не брат ты мне, гнида чешуйчатая! – Перифраз Данилы Багрова из «Брата» пришелся как нельзя кстати.

Пошатываясь, я поднялся на ноги от изломанного взрывом тела Прокопьича. Меня порядком штормило, то ли от перенапряжения, то ли от акустического удара, вызванного эпическим приземлением Змея в подмосковный лес. А посмотреть-то было на что!

Во все стороны от эпицентра удара торчали изломанные и обугленные вековые сосны и ели. Даже само небо пылало, когда этот гад, не придумавши ничего лучше, долбанулся посреди леса, пролетевши по небу огненным болидом. Думается мне, что очень похоже выглядело место падения Тунгусского метеорита. И даже не взирая на выдержавшую удар «гравитационную скорлупу», которую я поставил на каком-то автомате, из наших с Артёмом ушей сочилась кровь.

– И вправду, – согласился Ящер, остановившись в нескольких метрах от меня. – Не пойму, отчего это Старухе взбрело в голову макнуть тебя в первобытную купель? Хотя, не будь ее, кто знает, набрал ли бы ты необходимую для моей задумки кондицию. Но дело ты свое сделал, старый, пусть немного и потрепыхался напоследок. Меня это даже порядком позабавило.

– Так это все для тебя лишь забава? – Я обвел слезящимися глазами горящий огненный кратер – А как же люди?

Ящер ничего не ответил. Вложил руки в карманы брюк, довольно осмотрелся, покачиваясь с пятки на носок в своих идеальных лакированных туфлях, на которые, не смотря на булькающий вокруг раскаленный камень и носящуюся в воздухе жирную копоть, не налипло и пылинки. Затем он картинно смахнул пепел с высокого камня, круглого и вытянутого как речная галька, и не спеша уселся, сверля меня сумасшедшим взглядом антрацитово-черных глаз.

– А как иначе, дружок? – Он вопросительно поднял бровь – Отчего, думаешь, Творец оставил все свои сотворенные миры и ушел? Скука. Скука – это самый злостный враг бессмертного существа. Впрочем, скоро я избавлю тебя от подобной участи.

– Ну, попробуй, кусок бессмертного дерьма! – Я сплюнул ему под ноги скопившуюся во рту кровь, и она зашипела на всё еще горячих камнях. Подошвы мне тоже основательно припекало.

– Непременно попробую, а как же? Не могу же я остаться без очередного развлечения. Но не будем спешить. Вечность, она, знаешь ли, учит терпению. Чудовищно долгому терпению. У вас же такой роскоши и проклятия, как Вечность – нет.

– Я не понял, Змей, это ты что, сейчас реально мне поплакаться в жилетку решил? Типа понять тебя и простить, за все, что ты сотворил? И не только со мной, кстати… Я это так – мелочь. Вот понять только не могу, отчего у тебя такая злоба на весь белый свет? А, Ящер? Может от того, что Создатель счел тебя недостойным и не взял с собой? И тебе не удалось ступить на следующую ступень Бытия? И тебе приходится вертеться как белка в колесе… только в Колесе Сансары?

– Может, и так, – пожал плечами Ящер, сверкая черными глазами, в которых отражался огонь, – а, может, и нет. В конце концов, Он оставил не только меня, но и остальных богов-титанов, как первых, так и последующих поколений, чтобы править этим миром. Всем вместе. Только их больше нет… Хотя, с иными пришлось порядком повозиться, чтобы расчистить себе дорогу…

– В смысле? – Я изумленно распахнул рот.

– А ты что же, Хоттабыч, и вправду думал, что ты один такой единственный и неповторимый? Ты всего-навсего последний, старик. Хотя, признаюсь, со всей скопленной тобою силой у тебя был реальный шанс возвыситься до божественного уровня, сломать собственное Колесо Сансары, прервать длинную цепь перерождений и стать новым Хранителем мира, которым был до тебя этот дурак Святогор. Отгадай с трёх попыток, кто соорудил для него ту самую домовину?

– Так это ты заманил его туда? – Екнуло сердце у меня в груди.

– Воистину широка и загадочна русская душа. Как и непроходима ее глупость и наивность. До него были и другие Хранители, некоторых ты видел в пантеоне моих побед, напоив их своей кровью, и тем самым связав цепь веков. Тысячелетиями, да что там, эонами они оберегали сотворенные миры от моих притязаний… Но…Все как один, так или иначе, рано или поздно, они пали от моей руки.

– Но зачем? – прохрипел я, краем глаза отмечая, как Артема начинает колотить мелкая-мелкая дрожь.

– Чтобы вступить в свое законное наследство – для чего же еще? – удивленно округлил глаза Ящер – Ибо я и есть тот самый Змий, низвергший вас из Эдемского сада в презренные обезьяньи тела…. Ахххх… – И Ящер даже зашипел удовлетворенно, блеснув глазами, и на секундочку мне показалось что за его зубами мелькнул раздвоенный змеиный язык.

«Хоттабыч, ты слышишь меня, старый? – неожиданно раздался в моей черепушке голос Кощея. – Я скоро, я близко, я почти воплотился. Только отвлеки внимание от моего сосуда. Заговори зубы Ящеру! Он всегда был падок на пафос…»

– Это не твой ли костлявый дружок там пырхается? – неожиданно насторожился, а затем хохотнул Ящер, заметив, как затрясся Артём. – Ну-ну, пусть пробует. Силенок у него маловато со мной то тягаться. Не та весовая категория!

– Ты еще скажи, что и то самое Кромешное Проклятие тоже твоя работа?

– Угадал! – довольно ухмыльнулся Ящер. – Знатно я тогда повеселился!

Глава 24

Я взглянул в довольное лицо Ящера-Ремизова, кашлянул в кулак и, памятуя о Кощеевой просьбе тянуть время, произнёс:

– Слышь, деятель, закурить не найдётся? Привык я как-то к табачку…

– Найду, чего уж… – милостиво махнул мне рукой он. – Последнее желание приговоренного – закон. Садись, старый, в ногах правды нет.

И позади меня со скрежетом, словно прыщ на заднице, из земли вылез еще один гладкий валун. Слава Богу прохладный, иначе порты бы совсем подгорели… Хотя, чего там – кажется пора уже мне привыкать к адским сковородкам. После всего мною совершенного, вряд ли меня ожидают райские кущи. Не праведник я… Ох, не праведник!

                                                               

– Ты какую марку предпочитаешь? – ехидно прищурился Ящер, силясь влезть мне в голову.

– Шутишь, парниша? – хохотнул я. – Далась мне «твоя марка». Гони «Герцеговину флор»! Если уж помирать, то, как говорится, с музыкой.

– Жаль, что мы не сошлись с тобой ранее накоротке, Хоттабыч, – словно о чём-то сожалея, покачал головой Ящер. – А может, не поздно еще? – Змей сделал вид, что задумался. – Мне такие подручные пригодились бы – вона, как ты с Кроносом и Гиперионом лихо разобрался…

На мои колени из воздуха хлопнулась пачка «Герцеговины флор» и коробок спичек. Я неспешно ее вскрыл, поднес сигарету к носу, с наслаждением втянул в себя тонкий, ни с чем не сравнимый аромат. Мимоходом скосил глаза на Артема. Тот, слегка подрагивая всем телом, продолжал стоять соляным столбом.

– Надо было сразу предложить тебе «на откуп» твой родной мир, а не тянуть всю эту волыну, – вынимая из кармана золотой портсигар и тоже закуривая, рассеянно вздохнул Ящер. – Но, Святогор вот не хотел сотрудничать… И Кощей твой – тоже…

– А чего так? – выпуская ароматную струю дыма, делано удивился я.

– А ты думал, этот Костлявый с тобой просто так носился? По доброте душевной? Как бы ни так! – хохотнул Ящер. – Вообще-то, это Кощей должен был стать наследником Силушки Святогоровой.

– И чего ж тот не отдал?

– Да вот не захотел. Не знаю, отчего, – пожал плечами Ящер. – Ну, и пустился Кощей твой во все тяжкие… Сам решил Силушку искать. Сколько смертных на Руси извел в своих изуверских экспериментах, даже мне завидно. Ну, а уж подкинуть ему с Василисой мыслишку заглянуть на проклятую к тому времени мною Кромку, было проще простого. И ведь он почти пошел до Древа Жизни в своих исканиях. Смышленый, гад, куда как умнее Святогора! Но вот только стал наш «хозяин жизни», владыкой Смерти.

И Ящер мелко и противно захихикал.

– Погоди, а тот, второй, от которого я как колобок, без рук, без ног, но убёг – разве не настоящий Кощей? Колись, раз пошла такая пьянка?

Ящер презрительно фыркнул.

– Это, как раз, и есть его Кромешное, искаженное отражение, которое он отторг, испугавшись последствий. Лживое, вероломное, но не имеющее настоящей Силы. На кой мне был этот изломанный осколок? Вот так и получилось: Святогор в домовине, Кощей в яйце, а Сила, хоть и близко, да не достать. Вот и пришлось после смерти привлекать тебя, убогого старика, не имеющего за душой ничего, кроме глупой жажды справедливости. На Руси-то испокон веков таких-то дурачков на сто лет вперёд припасено. Или ты думаешь, что сам в Рипейские горы к Святогору попал?

– Так значит, все это – ты? – пораженно прошептал я. – И даже те утырки в подворотне, тоже ты?

– Ну, а как же? – Блеснул треугольными змеиными зубами Ящер. – Иначе, ты бы тихо скопытился, старый, в своей квартирке, и не была бы твоя смерть мученическо-героической. А Святогор-то сам блаженным всю жизнь был, только таких и привечал…

– Ах ты, змеюка подколодная… – прошипел неожиданно Артем, еле разжимая зубы. – Значит, и Василиса моя…

– Ох, ты! – развеселился Ящер. – Ты ли это, Кощеюшка? – Скользнул он мельком по так и не изменившейся фигуре майора. – Ну, да ладно – в тесноте да не обиде. В общем, всех прошу к нашему шалашу…

– А я в твоих приглашениях не нуждаюсь, мразь! – отрезал Кощей-Артем, и его глаза сверкнули фосфорным огнем.

– Погоди, ты как это?.. – Нахмурился Ящер и шевельнул в воздухе растопыренными пальцами. – Как сумел обойти?..

– Слишком ты обомшел, дядя! – жестко перебил Змея Кощей. – Я ведь, знаешь, не щи лаптем хлебал все это время – тоже кое-каким фокусам научился. – И Кощей показательно шевельнул головой, превозмогая наложенную Ящером неподвижность.

– Дерзок ты стал, малец! – сокрушенно закивал Ящер, словно добрый дядюшка нерадивому племяннику. – Весьма дерзок…

И вдруг он одним мощным прыжком взвился в воздух, оборачиваясь на лету в громадного и крылатого аспидно-черного змея. Брызнувшие во все стороны кровавые ошметки телесного вместилища Ремизова, не сдерживающие больше его истинную суть, забрызгали меня и Атёма (вернее, Кощея) с ног до головы.

– Гаси его, Хоттабыч! – заорал Бессмертный, метнув в крылатую тварь, уже взмывшую высоко в небо, копьё темной изломанной молнии.

– И чем мне его прикажешь гасить? – затупил я. – Калашом явно не завалишь эту гадину. Да и из ПТРСа не подбить.

                                                            

А Ящер тем временем уже развернулся в воздухе, нашел взглядом Кощея, который уже сбросил навешенное на него оцепенение, и с торжествующим ревом пошел на таран. Асур кувырнулся вбок, но поскользнулся и плюхнулся лицом прямо в лужу раскаленного жидкого камня. У меня екнуло в груди. Но Кощеич, отряхнув лаву с лица, словно дождевую воду, перекатился через голову и угостил гада еще одной чёрной молнией.

– Сам в Змея обращайся, старый пенёк! – гаркнул он мне изо всех сил. – А то обоих ща на тряпки порвет, гаденыш!

– Так как же?.. Ведь нету во мне силы-то Змиевой!

Действительно, что я сейчас мог противопоставить Ящеру? Если только фигу скрутить? Ведь я уже израсходовал весь свой магический запас (неизвестно каким способом добравшись до него), создавая защитный гравитационный кокон, когда Змей обрушился на нас огненным смерчем, не разбирая ни своих, ни чужих.

И что мне сделать сейчас, старому, но от этого не менее наивному дураку? Где взять Сил, когда пуст резерв? Как вывернуться, когда даже сама магия в этом мире, если и работает, то через пень-колоду? Я задрал голову к небу, наблюдая, как Ящер, неслабо так отоваренный молнией Кощея, закладывает очередной вираж.

– Я так долго не продержусь! – Сигнализировал мне бессмертный братишка. – Черт, ну что за мир? Совершенно отсутствует магический поток!

Короче, если я сейчас что-нибудь не придумаю, нам с Кощеем будет не до веселья. Реально, где сил-то взять? Ну, не у солнышка же красного просить? Или у ветра? Или у Матери Сырой Земли, как в тех сказках…

И тут до меня начало доходить: а не этому ли учила меня Яга? Чувствовать воплощение той единой и животворящей Силы, которая пронизывает все Мироздание? Той Силы, которую я всю жизнь (даже мою вторую магическую) тупо игнорировал, отказывая в признании и существовании.

Я понял, что другого выхода у меня просто нет. Понял, что пора перестать быть Хоттабычем, привыкшим щелкать пальцами и получать всё по щучьему веленью. Пора вспомнить уроки моей древней, как сам мир, учительницы.

– Хоттабыч! Ты бы поторопился! – Кощей развернул над нашими головами магический купол, защитив от ядовитого огненного плевка грёбаной летающей ящерицы. Полыхающая субстанция растеклась по энергетическому кокону, но прожечь его так и не смогла.

– Держись, твое бессмертие! Мне нужна минута! Всего одна минута! – крикнул я, отскакивая к подножию черной базальтовой скалы.

– Ты с ума сошел, старый? Какая минута⁈ – взревел Асур, едва удерживая купол после очередного артналёта Ящера.

Но я уже не слушал. Я вскарабкался на плоский, еще теплый от недавнего жара камень, скрестил ноги по-турецки – до лотоса мои старые кости не дотягивали – и закрыл глаза. Невзирая на оглушительный рев Ящера, на свист рассекаемого воздуха, на зловещее шипение ядовитой слюны, я попытался отрешиться от всего. От страха, от паники, от мыслей о неминуемой гибели. Я просто сидел и дышал.

И память, как вспышка молнии, озарила сознание. Я снова был в ее избушке на опушке леса, что существует на границе миров.

– Ты не пытайся Силой давить! – мягко бубнила она, суя в печь очередной сдобный пирожок. – Магия – она не в пальцах твоих кривых. Она – везде. В воздухе, которым дышишь. В земле, на которой стоишь. В воде, что пьешь. Ты её не вызываешь, ты её чувствуешь! Ты в ней растворяешься, как комочек сахара в чае! Хочешь – становишься резвым ветром, хочешь – бескрайним морем, да хоть становым хребтом земли, или космической тишиной между бесконечными звездами. Вот она – настоящая Сила – в единении с Миром! Сила могучая и неиссякаемая! Пока не поймешь этого, так и останешься жалким фокусником с зайцем в шляпе…

Как же я был глуп тогда! Ведь она пыталась вложить в меня Истину, которую я не был готов принять. И сейчас, под смертоносным небом, заливаемом ядовитым огнем, я попытался сделать то, о чем она говорила. Я не стал искать Силу в себе – я знал, что там пусто. Вместо этого я попытался раствориться в окружающем мире, пропустить его сквозь себя, стать его частью, его отражением, его эхом.

И произошло нечто. Шум битвы не стих, но он словно отодвинулся, стал фоном. А на передний план вышло нечто иное. Тихое, мощное, древнее. Я почувствовал медленное, величавое биение – будто сама планета дышала подо мной. Я ощутил легкое, почти невесомое прикосновение – будто ветерок, рожденный где-то за тысячу верст, дотронулся до моей щеки. И я увидел – нет, не глазами, а всем существом – не слепящую вспышку, а ровный, спокойный, всепроникающий Свет, льющийся отовсюду: из трещин в камнях, из раскаленной лавы, из самого воздуха.

Это и была она. Та самая Сила. Не магия, которую можно израсходовать, а настоящий фундамент мироздания. И она была везде. И она была готова. Только протяни руку…

И я протянул, но не получил ровным счётом ничего! Зато перед моим внутренним взором замельтешили знакомые мне «картинки». Вот, вот он мой, невыученный, неусвоенный урок старого глупца, который доживши до глубоких седин, так и остался дураком!

А ведь урок мой состоял в принятии и приятии Того, кто щедро растянул мои мытарства ради этого одного-единого невыученного урока. Ради принятия Того, кто одарил меня Святогоровой силой (и это был отнюдь не Ящер), и молча смотревшего, что же я стану с нею делать.

А я творил лишь то, что осталось в моей предсмертной памяти. Крушил полчища фашистов, сметая огнем праведным их с лица земли, да вместе с ними попутно сметая и невинных, оправдываясь тем, что Бог сам отделит правых от виноватых, сам разберется. А мое дело правое, и победа будет за нами! Верно, все верно…

Я чувствовал, как горячий воздух обжигает мне легкие, но не обращал на это внимания. Слышал отчаянные крики Кощея – и пропускал их сквозь себя, как эхо. Но мне казалось, что всё это тоже происходит в далеком прошлом, которое я никак не мог отпустить, чтобы идти дальше.

Куда? Я не знаю. Куда там уходят умершие. Наверное, к Свету. Но я был недостоин Света. И тогда Он, своею милостивой рукой остановил меня на краю падения, на пути разверзнутой бездны и усадил меня перед Кроносом, чтобы я, наконец, посмотрел на свое же собственное отражение, в свое кривое зеркало.

Ведь Кронос тоже желал кроить мир по собственной воле, желал быть его единственным властелином. Тоже отстаивал свою собственную справедливость, как он ее понимал и видел. И тут я понял. Понял, осознал и принял – что все заемные Магические Силы были моим собственным наказанием.

Как в сказке, где глупый мальчик выпускает из кувшина поглотившего его могучего джина. Вот я и есть этот мальчик. Старик Хоттабыч, тудыть его растудыть! Хотел сделать мир лучше, чище, добрее, сохранить миллионы невинных жизней? А сколько не менее невинных жизней загубил в море Арийских надежд глупый и злобный джин Хоттабыч?

Жгучий стыд захлестнул меня с головой, пролившись солёной влагой по морщинистым щекам. Во мне словно бы распахнулась потаенная дверца, которую я боялся открыть, притворно называя ее слабостью. Мол, соберись мужик, не до этого, не время раскисать. И тут мне показалось, что само время остановилось. Замерло. А я вновь воспарил над собой, вновь почувствовав то самое ощущение всебытия, всеприсутствия и наполненности.

Но теперь оно не было чужим и отстраненным, пугающим и абстрактным. Не было оно и некой безликой Силой, за завесу которой пытался заглянуть ослепленный магическим талантом силовик Хоттабыч. Я должен был рано или поздно дойти до встречи с личным Змием, с Ящером – самим собой. Вот в чем был мой неусвоенный урок души. Вот что хотел открыть мне Тот, кому я стыдливо, но горделиво отказывал в праве на существование.