Текст книги "По ошибке (СИ)"

Автор книги: KurosakyK

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Что-то изменилось. Люси почувствовала это с первых минут второго акта. Неуловимо и практически незаметно атмосфера на сцене перестала быть настолько завораживающей, как до этого. Люси пыталась понять причину, пока не осознала, что виной тому был Нацу. И хоть Дженни по-прежнему была великолепна, поражая игрой и голосом, а второстепенные актеры покоряли своей харизмой, это не спасало положения. Ничто не могло спрятать неожиданно ухудшившуюся игру главного актера. Нацу пытался отыгрывать также как раньше, но ему плохо удавалось спрятать пустоту в глазах и неуверенность в голосе.

Люси бросила быстрый взгляд на пустое место неподалеку. Туда, где должна была сидеть Эми Драгнил.

      «Вчера, на премьере «Мулен Руж», наступила именно та случайность, которую нельзя было предугадать или предотвратить. Это не результат плохой подготовки, плохо настроенного звука или ужасного освещения. Это то, что могло произойти с абсолютно каждым, и каждый из нас, кто может назвать себя человеком, повел бы себя точно также. Мы не можем винить Нацу Драгнила…».

Это произошло во время исполнения «El Tango De Roxen». Это произошло под резкие и будоражащие звуки скрипки, когда Кристиан пел свою партию в окружении танцующих танго танцоров кабаре. Нацу стоял, освещенный софитами. Его голос эхом разносился по огромному залу театра Гершвин, и Люси в напряжении следила за глазами парня, которые были направлены куда-то в пустоту. Она знала, что это уже был провал, и она хотела знать причину, потому что контраст между вторым и первым актом был ощутим.

И именно тогда, когда звуки скрипки усилились, а Кристиан должен был пропеть свои последние строчки, случилось это.

Нацу замолк.

Музыка продолжала играть. Танцоры продолжали танцевать, но из губ Нацу больше не сорвалось ни звука, а его взгляд нашел ее. И Люси поняла, что произошло что-то ужасное.

В зале повисла тишина. Оркестр перестал играть.

Премьера была сорвана.

      «Мулен Руж» – прекрасный пример отлично адаптированного для бродвейской сцены сценария. Это захватывающие дух декорации и яркие, присущие кабаре и бурлеску костюмы. Это затрагивающие душу песни и невероятная история, которая не оставит вас равнодушными.

      Гилдартс Клайв проделал грандиозную работу по возрождению мюзикла из пепла истории. Это яркое шоу достойно быть вами увиденным, и я призываю вас не обращать внимания на скандал, развернувшийся на премьере, а лишь выразить соболезнования Нацу Драгнилу и его семье, а также надеяться, что он в скором времени сможет оправиться от внезапной гибели своего отца.

      Не стоит забывать, что каждый человек имеет право на ошибку, даже тогда, когда на тебя направлены софиты. И хоть, к сожалению, Бродвей не прощает таких ошибок, мы будем надеяться на прощение зрителей.

      А тем временем я советую вам посетить «Мулен Руж» и насладиться этим вживую. На протяжении ближайших месяцев, два раза в день».

Люси Хартфилия. «NYʼs Mistakes. Нью-Йорк».

Арты

Обложка от MikLo

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_409280282%2Fphotos-42331042

От IrenART

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_411363685%2Fphotos-42331042

От Allison Laundervil

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_410190531%2Fphotos-42331042

От Юлии Тароевой

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_408052892%2Fphotos-42331042

От Вероники Чибисовой

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_407659854%2Fphotos-42331042

От Риты Волковой

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_408654751%2Fphotos-42331042

От Насти Валенко

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_408479003%2Fphotos-42331042

https://new.vk.com/albums-42331042?z=photo-42331042_407771244%2Fphotos-42331042

Примечание к части Творческий кризис – это возрождение из пепла. Интересно, так ли это?

Мокко и Фаду. Одинокая чашка

Jensen Ackles – Hallelujah

https://new.vk.com/audios115755283?q=hallelujah%20jensen

«…Мы можем говорить о многом, но отрицать то, что Нацу Драгнил сплоховал довольно сложно. Сразу виден непрофессионализм молодого и еще незрелого актера…»

Темпестер Е. Коул/Twitter

Коньяк во рту был на вкус жгучим и маслянистым. Нацу держал его во рту секунд пятнадцать (каждая пройденная секунда была для него маленькой вечностью), чувствуя, как алкоголь буквально разъедал его язык, но он продолжал перекатывать жидкость по поверхности языка. Когда рецепторы перестали ощущать что-либо, он позволил себе сглотнуть. По телу разлилось тепло, а на языке осталось древесное (дубовое) послевкусие. Отрезвляюще. Как бы парадоксально это не звучало.

Квартира пропахла сигаретным дымом и едким запахом алкоголя, но Нацу не обращал на это внимания, сидя у подножия дивана, с каким-то странным интересом разглядывая за завесой дыма очертания извилистой линии горизонта Нью-Йорка. В комнату проникал свежий морозный воздух, а Нацу перекатывал между пальцев металлическую бляшку на кожаном браслете.

По улице Пятой Авеню разнеслось завывание сирен, которое вихрем поднялось вверх.

«Несмотря на высокий уровень режиссуры и сценария, а также удачно подобранного актерского состава, мы не можем не отметить то, что актер, исполняющий главную роль, стал именно тем, если можно выразиться, „первым блином“, который заставил постановку покатиться комом. „Мулен Руж“ продолжает покорять Бродвей, но история об этом инциденте навсегда останется на страницах музыкальной истории. Этого уже не изменить»

The Times. Выпуск №334

Нацу резко встал, с громким стуком поставив стакан на прожженную в нескольких местах газету, рядом с доверху наполненной пепельницей. Несколько капель от брызг упали на шершавые страницы, размазывая печатные буквы. Нацу вытер руки о ткань домашних штанов, двинувшись неуверенным шагом в сторону ванной.

«Инцидент, произошедший на прошлой неделе в театре Гершвин на премьере мюзикла „Мулен Руж“ можно назвать самым громким скандалом этого года…»

Видеоблоггер KyokaEterias

Отражение в зеркале было ему незнакомым. Некто выглядел настолько дерьмово и убого, что хотелось отшатнуться от него как от прокаженного. Или крепко обнять. Или, лучше, с силой ударить.

Нацу усмехнулся, и Некто вторил ему. У Некто была двухнедельная щетина и красные круги под глазами. Некто выглядел так, будто не ел ничего, кроме сигаретного дыма. Некто, казалось, был наркоманом или пьяницей, и только Нацу знал, что Некто был просто разбит.

 – Что? – задал он вопрос отражению в этом кривом зеркале. У Некто в глазах читалась обреченность, которая в эту же секунду пугающе сменилась на уверенность и спокойствие. – Время настало?

«Нацу Драгнилу нужно было оставаться в своем мире с визжащими фанатками, которые текут только от одного вида его ужасно выкрашенных волос. Большая сцена оказалась мальчишке не по зубам…»

Критик Эзель Е. Тар/Instagram

Он втирал в тело гель для душа с запахом яблок с такой силой, что, казалось, хотел содрать с себя кожу живьем. На самом деле он хотел избавиться от, кажется, впитавшейся в кожу противной вони сигарет и алкоголя, которые порочными призраками стояли за его спиной, напоминая о том, насколько он был слаб.

Он сбрил щетину и почистил зубы на три раза. Он сполоснул лицо ледяной водой и расчесал непослушные пряди.

Он надел костюм, приготовленный днями ранее и упакованный в три чехла, чтобы противный запах, пропитавший всю квартиру, не осел на нем. Он убрал пустые бутылки, стряхнул пепел и почистил пепельницу. Он закрыл окно.

На часах было ровно двенадцать, когда по квартире раздался дверной звонок. Нацу на секунду остановился, прикрыв глаза. Момент, словно тонкая розовая лента, ускользал сквозь пальцы, и именно сейчас он это ощутил как никогда явно.

Все это казалось слишком странным для него, и единственное, о чем он мог думать, так это о том, что быть зрителем в этом театре собственных кошмаров – самое страшное, что когда-либо с ним происходило.

Звонок повторился.

Нацу открыл глаза, уверенно схватив со стола ключи, папку с документами и стоящий у дверей кожаный саквояж, и прежде, чем открыть дверь, бросил короткий взгляд в зеркало, встречаясь взглядом с Некто, кто был им. Разбитым, разлагающимся человеком, который уничтожал сам себя. Жалкой тенью себя былого.

Отвернулся.

– Что ж, – вздохнул он, касаясь пальцами холодной ручки, – начнем.

Нацу уверенно потянул дверь на себя, встречаясь взглядом со стоявшей на пороге девушкой, которая улыбнулась, как только увидела его. В руках Люси был такой же небольшой саквояж, как у него, и алый шарф, обмотанный вокруг шеи. На губах Люси не было алой помады, а глаза не были густо накрашены. Люси выглядела по-простому прекрасной.

«Настоящей», – пронеслось у него в голове, прежде чем он широко улыбнулся, подарив ей короткий поцелуй.

– Прости, что так долго. Пытался разобраться с шерстью Хэппи на своем костюме. Честно, я его когда-нибудь убью!

– Ты только грозишься, – улыбнулась Люси, смотря за тем, как парень закрывал дверь. – У нас еще два часа до самолета. Так что можем не торопиться.

– Если бы он сейчас не был у Мистгана, поверь, одними угрозами этот мешок с костями не обошелся бы, – заверил ее Нацу.

– Ну-ну.

Они двинулись к лифту. От Люси пахло кофе и лавандой, а Нацу, казалось, до сих пор чувствовал на себе запах стоящих за его спиной призраков.

Лифт двигался бесшумно, в то время как Нацу разглядывал в зеркальном отражении его дверей спокойное лицо Люси.

«Настоящей…»

Он почувствовал, как ногти впиваются в кожу ладони. Нацу прикрыл глаза.

«В отличие от тебя», – прошептал его Некто в самое ухо.

«И всех интересует только один вопрос… Куда же пропала упавшая с небосвода звезда?»

The Big Apple. Выпуск № 324

***

Полет до Порт-Артура занимал чуть больше трех часов. Нацу сжимал в своей руке холодную руку Люси, пока та спокойно слушала разносящуюся из наушников музыку.

Он отчетливо слышал мотивы «Hallelujah». С закрытыми глазами и мерно поднимающейся грудной клеткой, Нацу делал вид, что спит, тем временем, про себя, тихо вторя словам.

She tied you

И вот под вами

To a kitchen chair

Табурет,

She broke your throne, and she cut your hair

А трон разбит, короны нет

Порт-Артур встретил их заснеженными дорогами и покалывающим холодом. На Нацу был шарф, скрывающий половину его лица, и шапка, которую ему пришлось надеть, чтобы спрятать яркие, привлекающие внимания волосы. Хоть Порт-Артур не был Нью-Йорком, и на его тихих, покрытых белоснежным снегом улочках встретить настырных журналистов было практически невозможно, подстраховаться стоило всегда. Он не был сейчас в состоянии отвечать на вопросы. Не был готов к вспышкам камер и к словам, которые бы наждачной бумагой прошлись по его свежим ранам.

Он ни к чему сейчас не был готов.

You say I took the name in vain

Вы правы: я святых не знал

Снег под ногами хрустел. Образ ряда могильных плит, выглядывавших из-под земли, въедался под самую корку мозга, заставляя чувствовать себя неуютно. В тиши кладбища эти изваяния представали в глазах Нацу не именами, высеченными на камнях, а живыми, дышащими и когда-то имевшими такие же мечты, как и у любого нормального человека, людьми.

Нацу не любил кладбища.

Нацу не хотел сейчас стоять здесь, перед совсем новой могильной плитой, на белом мраморе которой черными буквами было высечено:

Игнил Е. Драгнил.

1969—2020 гг.

Любящему мужу, брату, отцу.

«И пусть пламя в твоем сердце не погаснет никогда…»

– Мне пойти с тобой? – разрезал тишину голос Люси. Ее ладонь невесомо касалась его плеча, и в этом жесте было так много невысказанных слов, которые не нуждались в том, чтобы быть сказанными. Нацу понимал. И от того, что чувствовал, как внутренне медленно умирает и разлагается, но не может до конца довериться ей… он чувствовал себя последним козлом.

Любую боль можно было скрыть за маской широкой улыбки.

Но Нацу казалось, что с каждой новой фальшивой улыбкой, частичка его настоящего умирала внутри него.

А вместе с этим вес ладони на его плече становился больше. Казалось, она способна была вдавить его в землю, но на самом деле, в этом пустом кладбище, касания Люси были невесомыми.

– Нет, – прошептал Нацу, сделав порывистый шаг вперед. Слишком поспешный, чтобы Люси не заметила, но он ничего не мог с собой поделать. Желание как можно быстрее сбежать от ее прикосновений было слишком велико.

На холодном мраморе лежала толстая шапка снега. Нацу наклонился вперед, положив на снег алые бутоны пионов, рядом с уже лежавшими венками из ярко-синих васильков (от мамы), белых тюльпанов (от Фуллбастеров) и других неизвестных ему цветов от людей, чьи фамилии он слышал вскользь.

Глаза зажгли слезы. Холодный мрамор под подушечками пальцев дарил тепло, которое сейчас не могло подарить ничто, и он сжимал его изо всех сил, так и не разогнувшись, невидящим взглядом смотря на острые лепестки васильков. Цветов, которые когда-то отец впервые подарил маме. Нацу судорожно вдохнул. Ему казалось, что как только он выпрямится, он уже не сможет сдерживаться, и все те маски, все его фальшивые улыбки и нарочито беззаботный тон… все это разлетится к чертям. Он не сможет сдержать слез. И он не сможет сдержать ту ноющую боль под самым сердцем. Он вообще больше ничего не сможет.

Ладонь Люси, та самая, которая была для него непосильным грузом, крепко сжала его плечо, и маленький цветок лаванды лег поверх его пионов.

Она молчала, и ее молчание было красноречивей слов.

Нацу выпрямился. На его губах играла улыбка, и в последний раз проведя по холодному мрамору пальцами, он развернулся, подняв голову наверх. Небо было затянуто тонкой серой вуалью облаков. Скоро передавали снег.

– Ты в порядке? – осторожно спросила Люси, убрав руку с его плеча.

– Конечно, – спокойно проговорил он, позволяя фальшивой улыбке растянуться шире. – Сразу стало легче, – ложь. – Мне действительно нужно было приехать сюда, чтобы, наконец, – Нацу бросил короткий взгляд на могильную плиту, впитывая в себя этот образ – белоснежного мрамора, сливающегося с нетронутым снегом и черными, ярким контрастом выделяющимися буквами, – попрощаться.

Он встретился с Люси взглядом, внимательным и испытующим, и он не отводил глаз, выдерживая этот зрительный контакт. У Люси на ресницах были несколько снежинок, а в ее темно-коричневых глазах можно было увидеть янтарные крапинки, у самого зрачка. Люси отвернулась, и он надеялся, что она поверила его спектаклю.

Какой был парадокс. Человек, который всю жизнь говорил ей доверять людям и быть честной… врал ей самой. Нацу было тошно от самого себя. Но, направляясь к выходу с кладбища, Нацу с обреченностью осознал, что следовать советам не всегда было также легко, как и давать их.

В этом была правда его жизни.

***

К: Тег #драконынесгорают на первом месте в мировых.

[прикреплено 1 изображение]

Заметим, что акцию поддержали не только фанаты Нацу Драгнила, но и другие медийные личности, которые высказали слова сочувствия и поддержки в это тяжелое для него время.

Модель Флер Колонна уже запустила петицию, чтобы роль Кристиана вновь вернулась Нацу (ссылка: http//petitions.com/122355). Ее подписали уже 225 тысяч человек.

Как уже сообщалось ранее, от Нацу никаких заявлений не поступало. Верим, что он в порядке, и близкие люди и поддержка фанатов не позволят ему опустить руки.

#драконынесгорают

М: Я так переживаю за него! Отец умер, так еще и премьера всей его жизни была сорвана. Это просто ужасно! Надеюсь, он видит всю эту поддержку, которую ему посылают любящие его фанаты! Мы ведь семья! #драконынесгорают

Л: Во всей этой ситуации меня бесят «критики», которые считают, что смерть отца не является уважительной причиной для срыва! Бесчувственные козлы

Ф: Новый Кристиан в подметки Нацу не годится! >_<

Д: Я была на премьере, и постановка была просто нереальной! Но уже во втором акте стало понятно, что что-то случилось… Очень переживаю за Нацу! #драконынесгорают

Е: Люди, вы видели новую статью от гнилого яблока, именуемого себя «The Big Apple»?

К: Это та статья, в которой они отказались от всех своих прошлых слов? Говорят, их информатор слился.

М: Где-то слышала, что информатором была менеджер Нацу.

К: М, Эвер? Что-то с трудом верится.

М: К, а почему нет? Она этими статьями приличную шумиху подняла. Да и всю эту информацию могла знать из первых уст, прямиком от Нацу. Интересно другое, он знал о том, кто сливает инфу?

Ф: Воу-воу-воу, люди, так значит вся эта ахинея с Нацу и Люси правда? Они что реально вместе?

Л: Ф, Я тебе больше скажу, мой друг, Люси именно та девушка, с которой он когда-то переписывался!

Ф: Л, ПАЕНРИЦАЕЦРМИАМЦПМОРПНВМЦРОВМНММ

К: Человек в шоке

Д: #драконынесгорают: D

***

 – Все не так ужасно, как ты думаешь, – заметила Лис, медленно проматывая на Макбуке страницу какой-то статьи. – По крайней мере, 60% всех откликов положительные.

 – А из этих 60-ти 90% написаны в духе «у него умер отец, давайте пожалеем его», – сказал Нацу, подавая девушке кружку с горячим латте. Себе же он сделал крепкий коретто с двойной порцией коньяка. Аромат кофе заглушал запах алкоголя. То, что и было нужно. – Лис, меня не нужно успокаивать. Я не парюсь по этому поводу, и на все это мне откровенно плевать, – ложь.

Лисанна посмотрела на него из-за крышки макбука. В ее взгляде не было ни капли доверия к его словам.

 – Я знаю тебя двадцать лет, Нацу Драгнил. И я знаю, каким ты скрытным говнюком иногда можешь быть.

 – Со мной все в порядке, Лис, правда, – медленно, выговаривая каждое слово, проговорил Нацу, изо всех сил стараясь убедить ее (себя) в этом. – Да, это неприятно. Да, я чертовски скучаю по отцу, и да, моя карьера сейчас висит на волоске. Но на этом свет клином не сошелся. Рано или поздно вся эта шумиха уляжется, а боль притупится. Сейчас моей главной задачей является упорная работа, а не самобичевание. Если я выпущу новый альбом, который будет лучшим в моей карьере, разве кто-то вспомнит о том, что происходит сейчас? Это станет лишь очередной страницей в истории моей карьеры, – кофе был горячим и согревающим, а отражение его лица на его темной поверхности непроницаемым. – А после такого скандала ажиотаж вокруг моего творчества будет огромен. Как сказала Эвер, – Нацу усмехнулся своему отражению, – «чем больше скандал, тем больше продажи».

Девушка медленно закрыла крышку мака.

 – Я не узнаю тебя, Нацу, – прошептала она, пододвинувшись к нему. Касания ее теплых рук к его собственным не были успокаивающими. Он напрягся, чувствуя себя загнанным в угол зверем, и голубые глаза Лисанны, внимательно вглядывающимися в его лицо, были для него арбалетом, способным в любой момент выпустить стрелу. Он физически чувствовал исходящую от нее опасность. Она слишком хорошо его знала. Она могла своими теплыми касаниями и словами, проникающими глубже, чем чьи-либо еще, уничтожить все его маски. Она и Грей – два человека, которых он боялся, запертый в своем мыльном пузыре.

 – Я все тот же, – наконец, ответил он ей, но звенящий в тишине голос и застывшее в напряжении тело выдавали его с головой.

Лисанна осторожно вытянула из рук Нацу стакан, поставив его на столик, и обхватила его ладони.

 – Нет, это не так, – прошептала она. – Ты не тот же. И никто не был бы тем же, пережив такое. Ты не славишься стальными нервами. Ты не как Люси. Ты раним, и я знаю, – Лисанна коснулась его груди, там, где гулко билось сердце, – что здесь, как бы ты ни пытался прятаться, у тебя все рушится. Я знаю это, потому что я знаю тебя. Ты всегда это делал. Прятал свою боль, лишь бы другие не переживали за тебя. Но это не выход. Так ты только разрушишь себя и причинишь боль людям, которым ты дорог. Доверься кому-нибудь… позволь, чтобы кто-нибудь помог тебе. Не я или Грей, так пусть хотя бы Люси. Если ты можешь довериться только самому близкому человеку, так доверься ей. Прятаться и пытаться справиться со всем самим – не выход, и глубоко в душе ты это знаешь.

Довериться? Переложить на кого-то свои проблемы? Заставить переживать? Заставить испытывать боль и сочувствие? Он не хотел этого. Он хотел, чтобы все оставалось по-прежнему. Хэппи в ногах и звон шести будильников, разноцветные браслеты и улыбка Люси, аромат кофе и звон колокольчиков. Он не хотел жалости. Он не хотел видеть, как люди, которых он привык видеть улыбающимися, изменялись в лице под тяжестью его демонов. Он не хотел видеть жалость в глазах Люси или слышать клишированное «все будет хорошо». Он и так это знал. Он знал, что «завтра» – лучшее лекарство. Что однажды «завтра» будет другим, и все, что сейчас разъедает душу, медленно уйдет, и он мог справиться с этим в одиночку. Ему всего лишь нужен был глоток бренди, чтобы забыть на несколько часов. Ему нужна была одна затяжка недорогих сигарет. Ему всего лишь на время нужно было что-то, что помогло бы ему пережить «сегодня» в ожидании этого «завтра».

Нацу посмотрел в глаза девушки. Беспокойство и непреклонность. Она не отступит, пока не получит свое.

– Хорошо, Лис, – дал он то, что так хотела подруга. И хоть он врал ей сейчас, где-то на краю сознания появилась дурацкая мысль «а может?..» – Я поговорю с Люси.

Лисанна улыбнулась, ободряюще сжав его руки, перед тем как встать и вернуться на свое место.

– Вот и отлично. И если я узнаю, что ты не поговорил, я притащу сюда Гажила и Грея, и вот тогда тебе действительно не поздоровится.

Нацу усмехнулся, спрятав свою улыбку в кружке с кофе. Угрозы были действенны. Вот только Грей был в медовом месяце, далеко в Европе, а Гажил был полностью погружен в хлопоты и безграничную любовь к маленькому чуду Робби Рейчел Рэдфокс.

Именно в это время… Именно сейчас… Он был одинок.

По крайней мере, он так думал.

***

В доме Гажила и Леви было уютно. Мягкие древесные тона и запах цветов и разрыхленной почвы (Леви сажала саженцы фиалок, когда они переступили порог), тихо играющая в гостиной музыка и лежащие на журнальном столике одна поверх другой книги и исписанные листы бумаги. В этом доме чувствовался домашний уют, который могла создать только семья. Два любящих человека с их маленьким миром, заточенным в стенах небольшой квартиры в Бронксе.

Нацу сжимал в руках большую, почти в пол его роста плюшевую зайчиху, от шерсти которой почему-то хотелось чихать. Люси же с улыбкой подарила подруге букет хризантем и короткий поцелуй в щеку.

– Гажил будет чуть позже, – улыбнулась Леви, принимая букет. – Вы проходите. Я сейчас поставлю чайник. Стинг недавно привез отличный лепестковый чай с фруктами. Удивительный вкус.

Для Нацу эта квартира была другим миром. Теплым и домашним, и хотя бы на некоторое время ему хотелось побыть здесь и погреться, прежде чем вернуться в привычный холод и одиночество.

Он улыбался и шутил. Он позволял своему телу дурачить их, хоть все его естество и желало крикнуть «помогите…». Интересно, что это было? Гордость? Страх? Почему это неведомое что-то не давало ему возможности выговориться? Почему он продолжал улыбаться, внутренне умирая. От всех этих преследующих его мыслей, переживаний и страхов неизведанного будущего? От той сосущей под сердцем пустоты от потери дорогого человека. От того, что мечта, к которой он так стремился, разрушилась в один миг. От того, что все, что он раньше считал важным, сейчас для него не стоило ничего.

– Никогда не думала, что скажу это, – вырвала его из мыслей Люси, и Нацу несколько раз моргнул. Они шли по оживленной улице Таймс-сквер, и солнце уже давно скрылось за горизонтом. Мимо пролетали желтые такси, на глянцевых капотах которых отражались миллионы огней вечно неспящего города. Люси шла чуть впереди, уверенная и непреклонная, как всегда. Лисанна была права. Хартфилия была сильной, Снежной Королевой, стальной и холодной, и что бы не происходило в ее жизни, он был уверен, она бы не сломалась так легко, как сломался он. – Из Гажила получился отличный отец. Я когда-то не очень одобряла его. Леви моя лучшая подруга, и она мне как сестра. Почему-то всегда я представляла, что ее избранником будет какой-нибудь милый парень с факультета прикладной физики, в очках и очаровательной улыбкой, который бы носил за ней сумку и угощал фисташковым мороженым. Удивительно, не правда ли? Жизнь преподносит иногда те еще виражи…

Нацу неожиданно застыл, чувствуя, как время медленно замедлило свой ход. Ничто: ни идущие позади него люди, ни шум ночного города, ничто сейчас не имело значения. Только удаляющаяся спина Люси, ее короткие светлые волосы и алый шарф отчетливо стояли перед глазами, словно это было единственным, что он мог сейчас видеть.

И неожиданно что-то внутри него оборвалось. Пустота. Всепоглощающая и пугающая заполнила все его нутро. И именно сейчас, стоя посреди оживленного Тайм-Сквер он по-настоящему почувствовал, что ломается. Медленно, кусочек за кусочком маска крошилась и рассыпалась. Он развернулся, только чтобы не видеть эти светлые волосы, но образ въелся так глубоко, что, кажется, отпечатался с внутренней стороны век. И он не знал, что же стало его спусковым крючком. Он только чувствовал, что все его надежды об однажды наступившем «завтра»… никогда не оправдаются. Его карьере конец, а отец больше никогда не позвонит, чтобы с привычной теплотой в голосе спросить, как у него дела. Он больше никогда не увидит его улыбку. Никогда не услышит звуки гитары из-под ловких пальцев. Никогда не почувствует родной запах моря и угля.

И он подставил стольких людей. Он уничтожил все, что так давно строил, и самое ужасное, он был слаб, чтобы просто подняться и пойти дальше.

Он не мог.

Неожиданно холодная чужая (родная) ладонь обхватила его. Крепко и сильно, так, чтобы он понял, что его не отпустят. Люси стояла ровно, смотря прямо перед собой, и со стороны могло казаться, что они просто рассматривали сверкающие в ночи рекламные вывески.

– Мой отец известен как человек со стальным сердцем, – голос Люси был тихим, и шум оживленной магистрали почти перекрывал его, но Нацу слышал каждое слово, будто она шептала их ему в самое ухо. – Он решителен в своих действиях, жесток с конкурентами и уважаем в обществе. И что бы ни происходило в его жизни… он не изменял себе. Ничто не могло заставить пошатнуться его стальное терпение и выдержку. И это именно то, что я когда-то переняла у него. В работе и с коллегами не позволять ничему пошатнуть твое равновесие. Но… – Люси на мгновение замолкла, – никто не знает, что, когда умерла моя мама, Джудо Хартфилий сидел в своем кабинете и напивался до потери сознания. Он пил много, чтобы забыться, он пил часто и практически не переставая. Я слышала, как он ходил по кабинету, как что-то говорил, а иногда кричал. Он срывался, но… только за стенами своего кабинета, только там он позволял себе быть слабым. Когда же он выходил оттуда, никто бы не мог и сказать, что днем ранее он опустошил несколько бутылок коньяка. И он выходил на улицу и вел себя так же, как вел обычно. Никто не замечал, как внутри он умирал, пока однажды я не вошла к нему в кабинет, – пальцы Люси переплелись с его, и в один миг, эта маленькая ладонь перестала казаться ему тяжким грузом. И холод, который она источала, превратился в тепло. Мягкое и обволакивающее. – Слезы и боль – это не слабость, Нацу. Мы люди, и когда нам плохо, самое худшее, что можем мы сделать, это заточить эту боль в себе, позволяя ей разрушать тебя изнутри. Иногда стоит открыться, как бы сложно это ни было. Вместе бороться всегда легче.

Холодный воздух оседал на коже. Одна реклама мгновенно сменялась другой, и голоса сотни людей наполнили его тишину.

Тепло, которое дарила ладонь Люси, начало медленно распространяться по телу, и под самым сердце, там, где зияла пустота, появились первые отголоски тепла, будто что-то начало заполнять его дыру.

– Твой отец справился? – практически неслышно спросил Нацу.

Люси улыбнулась, вдохнув полной грудью.

– Да. Он нашел в себе силы довериться самому близкому ему человеку, – девушка повернулась к нему лицом, и в ее карих глазах он уже увидел то, что она собиралась сказать уверенным и непоколебимым голосом. – Он доверился мне.

И в ее словах была сила, которой так сейчас ему не хватало.

Нацу перевел взгляд на возвышающиеся над ними небоскребы. Сердечные ритмы звучали у него в ушах, и сейчас он был здесь, сейчас, держа руку дорогого ему человека, как никогда он почувствовал себя свободным и защищенным. Как никогда он ощущал, что рядом с ним есть крепкое плечо, которому он мог довериться.

Возможно, это будет сложно – раскрыть перед кем-то свои слабости и страхи.

Но…

Нацу поднял голову, позволив темной синеве ночного небосвода поглотить себя.

… небо над Нью-Йорком продолжало быть бесконечным и оставалось только расправить крылья и позволить себе воспарить.

И от всех этих чувств он, наконец, позволил первой одинокой слезе медленно скатиться по щеке, а после, сорваться и порывисто обнять Люси, спрятав лицо в вороте ее пальто. Обнять до хруста в костях, как единственную соломинку, которая могла спасти его из этой пучины отчаяния.

Нью-Йорк продолжал дышать и жить. И никто не обращал внимания на этих двоих, погруженных в свой мир, пропитанный ароматом кофе, успокаивающими объятьями и тихим отчаянным шепотом.

Мир, который они построили не… по ошибке.

***

6 лет спустя

– И снова, здравствуйте. Мы вернулись к вам, дорогие радиослушатели, под завораживающие ритмы песни «Weird girl» в исполнении группы «Flying Dragons». И сейчас я хотел бы представить вам нашего сегодняшнего гостя! Вы умоляли нас, вы заваливали нашу почту и обрывали телефонные провода с одной лишь только просьбой: «Позволь нам, „Ocean Line“, позволь услышать на твоих волнах волшебный голос Маленького Принца!», а именно под таким псевдонимом и известен неподражаемый художник Ромео Комбольт! И мы услышали ваши молитвы! Дамы и господа, прямо напротив меня, широко улыбаясь и очаровательно краснея, сидит тот, чьи холсты завораживают, а уличная живопись заставляет остановиться и забыть свое имя и то, куда ты идешь! Ромео, привет!

– Здравствуйте, – улыбнулся парень, махнув рукой в сторону камеры, которая вела онлайн-трансляцию.

Джейсон энергично замахал рукой, от возбуждения, кажется, готовый сорваться со своего стула.

– Я чертовски рад тебя видеть, парень, учитывая, что тебя нечасто можно вытащить за пределы твоей студии!

– Да, моя студия – это мой личный рай. А кто добровольно решит покинуть рай?

– И от этого я чувствую большую ценность данной встречи, ведь ты отказался на несколько часов от своего рая ради встречи с нами и нашими слушателями! – воскликнул диджей.

Ромео неудобно замялся, кивнув. Все-таки вся эта шумиха все еще была непривычной для него.