Текст книги "Мантикора (СИ)"
Автор книги: Kuro
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Бэкхён пораженно вникал в суть того, что вырывалось из брызжущего слюной рта господина Пака. Речь ведь точно шла о Мун Квоне.
– Чанёль упорно все делает мне назло и не хочет подчиняться. Однако теперь я точно знаю, как заставить его быть покорным, – рассмеялся мужчина, возвращаясь в действительность. – Если ему твоя жизнь важнее собственной, то я могу распоряжаться сразу двумя.
Тут господин Пак быстро приблизился к Бэку и схватил его за воротник, заглядывая в глаза.
– Теперь, если Чанёль меня ослушается – ты умрешь. Ты умрешь в любом случае, а за тобой и все остальные. И насколько скоро это случится, зависит от того, насколько быстро ты надоешь мне или Чанёлю. Учти, мне ты уже надоел…
Бэкхён сглотнул, заглядывая в глаза человека напротив. Внешне они казались спокойными, но внутри горели безумные всполохи.
Не успел Бэк ничего предпринять, как незапертая дверь с треском распахнулась, и на пороге появился Чанёль, глаза которого метали молнии. Сам парень опирался на изогнутую трость, но держался так твердо, что она казалась ненужной палкой.
– Отец, отпусти его, – рыкнул Чан, заходя в кабинет. – Я думал, что мы все уже выяснили по этому поводу.
Он подошел к Бэкхёну и, положив ему руку на плечо, отстранил от господина Пака. Тот с подозрением смотрел то на сына, то на Бэкхёна, а потом снова перевел взгляд на Чанёля, и в глазах его уже плясали смешинки.
– А мы все и выяснили, – совсем не добро улыбнулся мужчина. – Вижу, что тебе уже намного лучше, даже чуть не выбил мне дверь этой деревяшкой.
– Зачем ты позвал Бэкхёна? – угрюмо спросил Чан. – Да еще и за моей спиной.
– Я не должен докладывать тебе обо всех своих действиях, Чанёль.
Бэк посмотрел на отца и сына, стоящих друг напротив друга, и ему пришло в голову сходство со львами, оказавшимися в одной клетке.
– Бэк, поднимайся наверх, – сказал Чан, не оборачиваясь. – Думаю, что ваш разговор окончен.
– Ты забываешься, Чанёль, – рявкнул господин Пак.
– Бэк, – настойчиво повторил Чан, и Бэкхён тут же оказался за дверью. Он вернулся в холл, заметив в гостиной фигуру дворецкого, и взбежал по лестнице на третий этаж.
Столь близкое общение с главой семейства ему не понравилось, и только сейчас он ощутил, как по позвоночнику пробежал табун мурашек. Бэкхён встряхнулся и вошел в комнату Чанёля, решив подождать его здесь. Он не знал, почему это решение пришло ему в голову, но это было бы правильно.
В дневном свете Бэк убедился, что комната Чана возвращается в свое привычное состояние. Шкаф был распахнут настежь, и из него вываливались вещи, напоминая тесто, убегающее из кастрюли. Чтобы чем-то занять себя и успокоиться, Бэкхён сел на пол перед шкафом и механически начал складывать мятую одежду, мешавшуюся под ногами. Он не знал, до чего могут договориться Чанёль с отцом, и ему отчего-то вспомнились зажившие шрамы на спине Чана и разбитая губа после инцидента с Чондэ. Методы воспитания сына у господина Пака были довольно изощрены в своей жестокости.
Бэкхён почувствовал укол в сердце. Что это? Неужели он… жалеет Чанёля? О, Боже, какой абсурд.
Бэк психанул, скомкал клетчатую рубашку и отправил ее в полет. Раздраженно постучав зубами, парень потом все же встал, чтобы подойти и поднять ее.
Когда Бэкхён повесил рубашку на вешалку, в дверном проеме показался Чанёль, и появилось ощущение, что в комнату вползла большая грозовая туча. Бэк решил не спрашивать, о чем говорили после его ухода, ожидая, что Пак первым завяжет разговор. Но тот, продолжая угрюмо молчать, тяжело опустился на кровать, откладывая трость в сторону.
Бён снова опустился на пол и продолжил складывать вещи, чувствуя, как взгляд Чанёля прожигает спину.
Сам же Чан сидел и думал о решении, которое принял его отец. От одной мысли об этом становилось так неприятно, словно бы он шагнул в зыбучие пески. Отец, отыскавший слабое место Чанёля, поставил перед ним выбор, который, собственно, и выбора-то не предполагал.
О, черт, о чем он вообще думал, когда притащил Бэкхёна сюда. Ну, Чан, конечно, помнил, о чем, только вот сейчас все казалось немного другим… Что же изменилось?
Он смотрел на худенькую спину Бэка, на белоснежную кожу, выглядывающую из-за ворота футболки и руки, без остановки что-то складывающие. Сколько раз вот так на парах Чан смотрел на эту спину, мечтая о ее обладателе. Никто и ничто не вызывало в Чанеле таких ощущений.
Когда случайное движение заставляет все в нутре переворачиваться.
Когда ждешь случайного взгляда.
Когда смотришь на спину Бэкхёна, хочется подбежать и сгрести его в охапку. Прижать к себе, уткнуться носом в растрепавшиеся пряди и сказать:
– Я так люблю тебя.
...
– Что? – хрипло прошептал Бэк, и Чанёль понял, что стоит на коленях, не обращая внимания на боль, и прижимает к себе ошарашенного Бэкхёна. Взаправду.
И отчего-то Чанёль начинает смеяться. Истерично, с надрывом. О, нет, неужели все оказалось так просто? Или слишком сложно.
– Люблю тебя.
13. flavouring
Жить без этих эмоций – равносильно смерти.
Причина, по которой я живу – твой сладкий яд
Смех Чанёля затих, оставляя за собой пугающую пустоту. Бэкхён был не в силах пошевелиться в кольце рук, сжимающем его. Чан уткнулся в его затылок и горячо прерывисто дышал.
«Люблю тебя».
Если когда-нибудь слова могли передать, что чувствует человек, то это произошло сейчас. В устах кого-нибудь другого эти слова, может, имели другой оттенок, но не у Чанёля. В голове у кого-нибудь другого эти слова отозвались, может, как-то иначе, но не у Бэкхёна.
Нельзя было притвориться, что ты не произносил или не слышал эти слова, потому что они были громкими, сказанные даже шепотом. Нельзя было притвориться, будто не поверил сказанному, потому что просто нельзя было не поверить. Притворство сейчас выглядело бы самой глупой и бесполезной вещью на свете.
– Чанёль, не надо, – прошептал Бэк, закусывая губу, чтобы перебить боль, зародившуюся в груди. – Зачем ты мне это говоришь? Зачем?
– Потому что это правда.
– Я не знаю, не понимаю… Черт, Чанёль, – Бэк высвободился из объятий, и Чан откинулся назад, выпрямляя больную ногу.
– Я просто хочу, чтобы ты знал это, Бэк, – прохрипел он. – Не бойся, у меня нет иллюзий на наш счет. Мне нечего ждать, и не на что надеяться. Тем более, учитывая то, что я собираюсь сделать.
– О чем ты? – Бэкхён развернулся, но не осмелился взглянуть Чанёлю в глаза. Верно, никаких иллюзий, никаких глупых мечтаний, никаких пустых надежд.
– Мы с отцом заключили договор, от которого я не могу отказаться, потому что иначе он причинит вред тебе. Мне нужно лишь сделать то, чего папа давно ждет от меня – убить человека своими руками. Приготовить раствор, наполнить им шприц и ввести смертельную дозу яда пойманной жертве. Таким образом, я стану полноправным наследником, в полной мере познав вкус смерти.
– Чан… ёль… – прошептал Бэк, сжимая побелевшие пальцы. – Не надо этого делать. Это неправильно. Все это.
– Тебе не понять философию нашей семьи, Бэкхён. Мы просто другие.
– Разве все те люди, – продолжал Бэкхён. – Разве все те люди должны были умереть так чудовищно? Да, их жизнь была не идеальной, у них были недостатки, они смеялись, плакали и делали другим больно. Потому что были людьми, а не животными. Так почему же они не заслужили человеческой смерти? Пусть жестокой и несправедливой, но чтобы жить, как человек, и умереть, как человек. А их близкие? Какого им, терять любимых от рук неизвестного маньяка? Какая же философия может оправдывать такое зверство? Ты ведь не такой, Чан...
– А какой? Какой я, Бэкхён?! – поднялся на ноги Чанёль, морщась то ли от неприятных ощущений в колене, то ли от иных чувств. – Моя фамилия Пак, и я чертов каннибал. Разве я не жестокий, по твоим же словам? Разве я не чудовище в глазах всех остальных? Каким же я должен быть, а? Ты ведь знаешь все на свете, Бён Бэкхён! Так скажи мне! Скажи!
– Я не знаю! – вскочил следом Бэкхён. – И никто не знает, кроме тебя. Я просто надеюсь, что хоть немного знаю тебя настоящего… Того Чанёля, который рвет луговые цветы или сочиняет музыку и песни на гитаре. Который хранит фотографию своей погибшей сестры и готов кинуться на злобного пса в случае опасности. Однако… Если я ошибаюсь, то это не имеет значения. Если ты хочешь быть чудовищем, то будь им!
Бэк замолк, не находя больше слов, и выбежал из комнаты, желая остаться наедине с собой. Он громко хлопнул дверью в гостевую комнату, и беспомощным зверем заметался из угла в угол. Что он только что сказал Чанёлю? Почему все сложилось таким образом? За что все это Бэкхёну, за что?
Вопреки ожиданиям Чан не кинулся за Бэкхёном следом. Он просто прирос к месту, а через минуту опомнился и в ярости швырнул от себя стул, даже не чувствуя боли в ноге. Ярость пьянила Пака, но, смешиваясь с отчаянием, просто раздирала грудную клетку. Зачем нужна эта любовь, если она делает тебя таким несчастным?
Не чувствуя усталости и не обращая внимания на травмы, Чан быстро спустился по лестнице, миновал холл и скрылся в темноте леса.
Бэк слышал, как Чанёль ушел, и бессильно прислонился к стене, стуча по ней кулаком.
Никаких иллюзий, никаких глупых мечтаний, никаких пустых надежд. Запереть сердце на замок можно, но как же не дать ему страдать, любить, хотеть? Сколько бы дыр не кровоточило, сердце глупое, мазохистское… Как и сам Бэкхён.
– Прекрати, я не хочу это чувствовать, – в пустоту прошептал Бэк. – И вообще больше ничего не хочу.
Он чувствовал себя ужасно. Чанёль тонул во тьме, а Бэкхён никак не мог ему помочь. Все равно, что он стоял на рельсах прямо перед мчащимся поездом, и никакими силами не мог ни сойти с путей или остановить машину, несущую смерть.
Чан не возвращался до позднего вечера, а Бэкхен не осмеливался выходить из комнаты. Зря он такое наговорил Чанёлю... Который ему признался в любви. В такой человеческой любви, которую Бэк боялся больше, чем ранней извращенной привязанности Пака.
В холле третьего этажа хлопнула входная дверь, и Бэкхён прислушался к тяжелой, немного прихрамывающей поступи, которая могла принадлежать только одному человеку. Снова скрип двери напротив.
«Хватит убегать, Бэн Бэкхён. Не сейчас. Иди же, иди. Иди, чертов трус!»
Бэк приоткрыл дверь и скользнул в комнату к Чанёлю. Тот не зажигал лампы, и свет сумерек слабо очерчивал контуры предметов в комнате. Чан сидел на полу все в той же груде вещей, вытянув длинные ноги.
– Я же сказал, отвали, – рыкнул он и повернул голову. – О, Бэк, это ты, прости. Я думал, кто-то из близнецов увязался. Ублюдки конченные.
– Чан, ты… Все нормально? – Бэкхён нерешительно потоптался на месте, а затем присел на край кровати.
– Все отлично, лучше не бывает, – каким-то мертвым голосом с долей ехидства ответил Пак. – Теперь у отца есть повод гордиться мной.
Повисло молчание. Бэкхён все понял, и сердце у него болезненно подкатило к горлу. Он не мог произнести ни слова.
– Это на самом деле проще, чем кажется, – продолжал говорить Чанёль. – Он лежал на столе в спасительном сне, и видел, возможно, последний сон в своей жизни. В тот момент я вспомнил слова, которые ты говорил. А еще представил, что бы я чувствовал, если бы это ты лежал на этом столе, а неизвестный урод кромсал твое тело. Но если бы я ушел, то у этого урода в будущем появилось бы конкретное лицо – лицо моего отца. Я вспомнил, по каким критериям мама оценивает чужую человеческую жизнь, но ведь это не стоит и тысячной доли жизни человека, которого я люблю… У меня не было выбора, Бэкхён, и я остался. Я приготовил раствор, наполнил им шприц и ввел смертельную дозу яда пойманной жертве. Я держал его запястье и чувствовал, как угасает его пульс. Потому что это я убил его.
Голос Чанёля дрогнул, и он с силой сжал зубы и постарался заглушить свои мысли. Он сам отрезал себя от Бэкхёна. Спас его, но сделался еще большей тварью в его глазах. Однако, это действительно больше не имеет значения, ведь…
– Бэк? – удивленно пробормотал Чанёль, чувствуя, как тот спустился на пол и уткнулся лбом в его плечо. – Бэк, ты чего… плачешь?
Бэкхён тихо всхлипнул и отрицательно помотал головой, но плечо Чанёля уже было влажное. Он не понимал, почему же плачет, и находил лишь одно более или менее подходящее объяснение. Ему было безумно жалко Чанёля. Этого большого ребенка, который не виноват в том, что его родители – сумасшедшие, которые сами вкладывают нож в его руки и говорят убивать.
Бэк поднял голову и посмотрел на Пака влажными глазами, чуть поблескивающими в темноте из-за странного преломления света. Чанёль шумно выдохнул и запустил пальцы в волосы Бэкхёна, медленно чертя дорожки, затем притянул к себе и прямо коснулся его губ своими, сухими и горячими. Бэк не отпрянул, нервно сжимая в руке черную ткань майки Чана и смахивая капли с ресниц. Чанёль шире открыл рот, касаясь чужих губ кончиком языка, и Бэкхён приоткрыл их, позволяя углубить поцелуй, поджимая к себе колени. На левое Чан уже мягко положил руку, огладил и повел выше к животу, где задрал футболку, обводя выпирающие ребра. Бэкхён задрожал, и схватился пальцами за плечо Чанёля, ощущая под ними напряженные мышцы.
Пак старался быть бережнее, он томно касался губами обнаженной шеи, спускаясь ниже. Он возбуждался только от одной мысли, что в его руках парень, которого сам Чан безумно любит. Даже страшно, как он не раздавил хрупкого Бэка этим огромным чувством. Как он вообще может касаться его руками, которыми недавно сотворил такое…
Бэкхён словно уловил изменение в мыслях Чанёля, и сам подался вперед, обнимая его за шею. Чан тихо рыкнул, когда желанное тело прижалось к нему так плотно. Да, он явно попадет в ад… Ну и пусть. Чанёль провел носом по шее Бэкхёна, вдыхая дурящий аромат его кожи, и повалил парня на ковер.
Бэк охнул от неожиданности, распластавшись под Чанёлем, который восстанавливал исчезающие метки на бледной шее Бэкхёна. Жар, исходящий от тела Пака приятно грел руки, и Бэк положил ладони ему на поясницу, а затем провел под майкой до лопаток. При этом Чанёль выгнул спину как большой хищник, так что можно было прощупать каждый позвонок.
– Можно я… можно мне… – прохрипел Чанёль, упираясь во внутреннюю часть бедра Бэкхёна выпирающим бугром. Бэк не знал, что ответить, и нерешительно вздрагивал от каждого прикосновения, а затем словно незаметно кивнул головой. Чанёль застонал в нетерпении и содрал с себя майку, а затем и футболку с Бэкхёна.
Высвободившимися руками, Бэк обхватил Чана за шею, пряча смущающееся лицо, хотя в комнате и так стало довольно темно. Бэкхён почувствовал, как большие ладони Чанёля сжали его бедра, а затем торопливо принялись стягивать джинсы. Бэкхён испугался бы такого напора, но, кажется, с Чанёлем по-другому не получится, тем более с его резкими перепадами. И с другой стороны, чем быстрее это закончится, тем лучше для Бэка, верно?
Бэкхён протяжно и шумно выдохнул, когда Чанёль сжал его полуэрегированный член в ладони, и попытался выползти, но его не пустили, намертво пригвоздив к полу. Поэтому Бэку оставалось только слабо хныкать себе в ладонь, когда Чан перевернул его на бок, чуть разводя обнаженные ноги в стороны, и провел несколько раз пальцами по стволу. Бэкхён слабо задрожал, вцепился пальцами в ковер, чуть подгибая ноги.
В следующий миг Чан уже вжал Бэкхёна в пол, грубо целуя и обводя одной ладонью талию, а другой сильнее сгибая ногу в колене. Бэк жарко выдохнул в чужой голодный рот, оставляя заметные следы от ногтей на вздымающихся лопатках Чанёля. Чан довольно зашипел, а затем чуть отбросил от себя Бэкхёна, отстраняясь.
Бэк распластался на полу, теряясь в пространстве, затем приподнялся на локтях. Чанёль снял с себя последние вещи, оставаясь полностью обнаженным, а затем вновь вцепился в губы Бэкхёна, вновь оказавшегося в горизонтальном положении. Целовался Чанёль все так же страстно и необузданно, отчего кружилась голова.
Тела парней тесно сплелись на полу. Бэк сгорал, как политый бензином, при каждом поцелуе-укусе в собственнических руках Чанёля. При этом в бедро упирался теплый и влажный член. Приторный, смешанный с желанием, страх заполнил все сознание Бэка. Он вытянулся как струна, когда Чанёль проник в него пальцами, чтобы облегчить последующую боль. Бэкхёну стоило усилий, чтобы пытаться не сбежать, а тянуться за Чаном.
– Я определенно буду гореть в аду, – запальчиво прошептал Чан, входя в Бэка и крепче сжимая основание его члена. Бэкхён что-то сдавлено пробормотал, откидывая голову назад и чувствуя язык Чанёля во впадинке между ключиц. Стоило Паку чуть распрямить спину, нависая сверху, Бэк прижал ладони к лицу, словно пытаясь спрятаться.
– Убери… – приказывающим тоном сказал Чанёль, диким взглядом прожигая Бэкхёна, нерешительно размыкающего пальцы. Послышался несдержанный тихий стон Бэка, приятно ласкающий слух. В поисках поддержки, Бён потянулся за Чаном, цепляясь за шею и плечи.
Каждое движение Чанёля глубоко отзывалось в Бэкхёне. В быстром и рваном ритме Чан вдавливал его в горизонтальную поверхность, ловя уже полноценные стоны. Бэк был невероятен до зубного скрежета.
Чанёль подошел к пику первым, но уже вскоре почувствовал вязкую влагу в своей ладони. Бэкхён затрепетал, коротко и сдавленно выдыхая его имя, но Чан не захотел его отпускать в приступе подкатившего возбуждения. Сам Бэк был уже не в состоянии сопротивляться и лишь кротко отзывался на грубоватые ласки, сам обводя тонкими пальцами рельефы напрягающихся мышц Чанёля.
– Останься со мной… сегодня… – просит Чан, утягивая Бэкхёна на кровать. Тот слабо улыбается, откидывая со лба влажную челку. У него нет сил отказывать Чанёлю, да и сам Бэк не уверен, хочет ли уйти. Сейчас весь их мир сузился до единственной комнаты и широкой кровати, на которой их тела так тесно жмутся друг к другу. Они снова путаются в простынях и одеяле, но сквозь складки ткани находят ладони друг друга и крепко переплетают пальцы.
Может быть, Бэкхёну приснилось в эту ночь, что он тоже влюблен в Чанёля? Иначе откуда эти болезненные покалывания в сердце при пробуждении?
Когда Бэк открыл глаза, то Чанёль еще дремал на краю кровати, вытянувшись в полный рост и перекинув одну руку через Бэкхёна. Золото солнечного света заливало комнату, и Чан в этой обстановке казался нереальным, как мифический персонаж.
Бэк вспомнил, что подобным образом проснулся с неделю назад, когда Чан еще пригрозил съесть его на завтрак. Тогда Чанёль был страшным и неизведанным, а сейчас… Кто он сейчас? Бэкхён коснулся своей груди, понимая, что Чан словно въелся ему под кожу там.
В этот раз Чанёль не проснулся, когда Бэк осторожно выбрался из-под его руки, собрал свои вещи и направился в ванную комнату. По крайней мере, так показалось Бэкхёну. На деле же Чан почти не сомкнул глаз этой ночью.
Стоило раздаться хлопку двери, как Чанёль открыл глаза, встал с кровати и оделся. Он хотел бы протянуть каждый миг этой ночи, проведенной вместе с Бэкхёном и этого золотого утра, когда между ними сохранялась еще незримая связь. Но время стремительно утекало сквозь пальцы. Одевшись, Чанёль подошел к двери, за которой слышался шум льющейся воды.
– Лучше бы мы никогда не встречались, Бэкхён, – прошептал он. – Однако… Это было лучшее событие за всю мою жизнь.
Сказав это, он вышел из комнаты, и когда Бэк вышел из душа, то она была уже пуста. Он удивился, что Чан так быстро исчез, и, на всякий случай, проверил холл и гостевую. Здесь Пака тоже не оказалось, и Бэкхёну ничего больше не оставалось, как коротать долгие часы в комнате, отгоняя тяжелые размышления.
Бэк понимал, что этой ночью совершил еще один безумный поступок, поддавшись влечению. Но ведь это же не просто так? В кольце рук Чанёля, под его крепким телом он чувствовал себя… Как будто так и должно быть, когда тебя любят.
Но почему же Чанёля нет весь день?
Бён нервно потер ладонями плечи и переместился на подоконник, выглядывая на улицу. Во дворе было пусто – ни людей, ни жутких собак… Слишком тихо. Бэкхёну внезапно показалось это подозрительным, и в душе появилось непонятное предчувствие. Предчувствие опасности.
Без предупреждения открылась входная дверь, и парень нервно вздрогнул от неожиданности. Повернувшись, он в очередной раз увидел дворецкого Шина с его непроницаемым лицом мясника.
– Хозяева просят к ужину.
– Неужели? – недоверчиво спросил Бэк, вскакивая с подоконника.
Шин кивнул.
– А если я не хочу?
– Не просьба. Приказ.
Бэкхёну вдвойне это не понравилось, но ничего другого, как следовать за дворецким, ему не оставалось. Однажды его уже пригласили к трапезе, однако, каковы же причины делать это снова?
Ступеньки еле слышно поскрипывали под ногами, и с каждым шагом Бэку казалось, что у него слабеют ноги. Чем ближе они подходили к столовой, тем сильнее усиливалось то самое родившееся предчувствие чего-то недоброго.
Все семейство Пак уже сидело за столом, и на появление Бэкхёна все отреагировали по-разному. Родители сделали вид, что вообще его не заметили, но от Бэка не укрылось промелькнувшее на их лицах презрение. Сё и Чоль коварно хихикнули в тарелки, а Дан лишь окинул ленивым взглядом. Но самое странное, что Чанёль даже не повернулся в сторону Бэка, а лишь молча отодвинул стул рядом с собой.
Бэкхён подошел к столу и нерешительно сел, словно опоздавший гость на похоронах. Вот только стол для такого случая был накрыт слишком шикарно: большое дымящееся блюдо, небольшие мясные закуски на тарелочках и бутылка красного вина, бокалы с которым стояли у каждого члена семьи. Да и все присутствующие были настроены весьма весело и непринужденно, кроме Чанёля, похожего на статую с острова Пасхи. Он ел меньше по сравнению с другими, словно бы ему кусок в горло не лез. И Бэкхён догадывался почему. Догадывался, мясо какого человека явилось главным ингредиентом этого вечера.
Перед Бэком так же стояла тарелка, но он не стал что-либо накладывать в нее. Он все еще не мог понять, зачем его позвали на семейный ужин.
– Сегодня мы отмечаем, – чуть громче сказал господин Пак. – Знаменательное событие, если можно его так назвать. Наконец Чанёль, мой сын, стал настоящим мужчиной. Теперь он полноправно может носить фамилию Пак, одних из лучших представителей нового вида. Помни, Чанёль, что будущее за такими, как мы. Вчера ты смог доказать мне, что ты настоящий хищник – холодный и безжалостный. И это только начало.
С этим словами господин Пак элегантно приподнял бокал и пригубил его.
– Конечно, отец, – Чанёль улыбнулся краешками губ.
– За малыша Чанёля! – воскликнул Чоль и осушил свой бокал до дна, хищно косясь на Бэка.
У Бэкхёна все похолодело внутри. Это все из-за него. Господин Пак сказал, что это только начало, и теперь Чанёль уже не сможет ослушаться, чтобы не навредить Бэкхёну. Другие люди будут умирать, чтобы Бэк жил. Умирать от рук Чанёля. Становиться обедом и ужином у семейки психопатов. Как сильно Чан испачкается кровью, и она впитается так глубоко, что не оттереть?
– Не надо… – прошептал Бэкхён, желая протянуть руку и сжать ладонь Чанёля своей. – Ты не должен.
К сожалению, эти слова не укрылись от чуткого слуха госпожи Пак.
– Мерзкий мальчишка, не открывай рот, пока не спросят, – пригрозила она. – Кто ты такой, что можешь говорить моему сыну, что делать, а что нет?
– Тупой вопрос. Он же никто, – фыркнула Сёрин.
– Пусть я и никто, но лучше уж так, чем быть каннибалом и делать такими своих детей, – вырвалось у Бэкхёна.
– Бэк, – шикнул на него Чанёль, но было уже поздно. Однако госпожа Пак лишь рассмеялась на это.
– Глупый мальчик, молчи, если ничего не понимаешь в этом. Ты не поборешь свою судьбу, как не старайся. Чанёль рожден в нашей семье, и он такой же убийца-людоед, как и все мы. Черное не станет белым, лед не станет горячим, а пламя холодным. Нет смысла пытаться что-то изменить.
– Как это пыталась сделать Юна, да? – сказал Бэкхён, и в столовой повисла тишина. Госпожа Пак изумленно округлила глаза, ее муж поджал губы, а все остальные, за исключением ухмыляющегося Чоля, с любопытством подняли головы и посмотрели на Бэкхёна.
– Да что ты знаешь… – с придыханием начала мать семейства, и ее подведенные глаза метнули молнии.
– Ой-ей, – присвистнул Чоль.
– На самом деле, ничего, – признался Бэкхён, борясь с хрипотцой в голосе. – Я только догадываюсь, что случилось на самом деле. Это ведь вы убили ее, верно?
– Что? – переспросил Чанёль, поворачиваясь к отцу. – Это правда, вы убили Юну?
– Да кому ты веришь… – вновь начала женщина, но ее вновь перебили.
– Оставь, дорогая, – взмахнул рукой глава семьи. – Почему мы должны лгать или оправдываться в своих поступках? Это не то, из чего можно делать великую тайну. Да, нам пришлось это сделать, у нас не было другого выбора. Девчонка всегда была странной, но мы надеялись, что с возрастом все пройдет. Однако стало только хуже – Юна никак не хотела смириться. Отказывалась следовать традициям семьи, есть с нами за одним столом, ходить на охоту. Мы с матерью сносили все долгое время, но в тот день терпение лопнуло. Мы догадывались, что она собирается предать свою родную семью – пойти в местную полицию и все рассказать. Этого нельзя было допустить, как и простить предательство. Поэтому той ночью мы избавились от нее, хотя все выглядело так, словно она сама лишила себя жизни. В будущем мы учли свою ошибку, и ни с одним нашим ребенком такое не повторилось, так что теперь лучше забыть эту историю.
Господин Пак закончил, и налил себе еще вина в бокал. Чанёль сидел и смотрел куда-то перед собой, словно пытаясь осмыслить эту ужасную правду. Он вспомнил последние слова сестры, сказанные ему перед сном: «Только не переставай быть человеком». Знала ли она, что умрет этой ночью? Может быть, что-то предчувствовала, но предпочла смерть такой жизни.
– Ты умертвил собственную дочь, папа, – усмехнулся Чанёль. – Хреновые у тебя методы воспитания все-таки.
Грустная улыбка тронула губы Чанеля. Может, они с сестрой похожи гораздо больше, чем он думал. Бэкхён замолчал в недоумении, и предчувствие чего-то вновь колыхнулось в его груди.
– Я бы на твоем месте больше беспокоился о жизни своего... Приятеля. С этого дня он переедет жить в подвал, в одну из камер, где будет видеть каждого, попадающего туда.
Господин Пак отложил палочки в сторону, чувствуя приятное насыщение и сонливость. Особенно плотный ужин, кажется, разморил Сёрин, которая уже начинала дремать на стуле, откинувшись на спинку.
– Мы об этом не договаривались, – нахмурился Чанёль.
– А здесь я решаю, о чем мы будем договариваться, а о чём нет. Мы договаривались, что он остается в живых – он и будет живым, пока ты будешь примерным сыном. Иначе, я лично убью его.
Господин Пак усмехнулся, обводя глазами семью. Все складывалось просто замечательно, как он и планировал. Вот только… Что-то было не так. Он понял это, когда увидел, что вопреки всему в уставших глазах сына плещется непрозвучавший смех.
– Нет, отец, ты не убьешь Бэкхёна, – покачал головой Чанёль и встал, придерживаясь за спинку стула. – Больше ты вообще никого не убьешь. И никто из нас.
– Чанёль… – сипло пробормотала госпожа Пак, роняя палочки. Она не ожидала такого и повернулась к двум другим сыновьям, словно призывая их образумить брата. Но на ее изумление, Чоль промолчал, а Дан и не шевельнулся. Только на их лицах застыла кровожадная маска.
– Что ты только что сказал? – прорычал мужчина во главе стола, однако при попытке встать, с изумлением понял, что ноги отказываются полноценно слушаться из-за выпитого вина.
– Ты прекрасно слышал. И послушайте еще кое-что. Вы моя семья, мы связаны кровными узами, но так, как мы живем... Больше это не может продолжаться. Какими бы красивыми словами мы прикрывались, это не перестает делать нас извращенными убийцами. Если эта дорога, выложенная костями, не оборвется…
Чанёль неспешно подошел к стулу, на котором уже с закрытыми глазами дремала Сёрин, и провел пальцами по ее лбу, убирая упавшие пряди.
– Семью не выбирают. Это больно, но я правда любил вас, как и любят своих близких, какими ужасными они ни были. Мне жаль. Поэтому извините за это... И ты прости меня, – он поцеловал девушку в затылок. – Моя обжора.
Сёрин не ответила, а ее голова безвольно повисла набок. Когда до Бэкхёна дошло, что случилось, то волна неконтролируемого ужаса прошла по его телу.
Она была мертва.
– Что ты наделал? – прошептал господин Пак потрескавшимися губами. – Что ты… наделал?
– Алиимортем, – выдохнул Чан, и Бэкхёну это слово показалось смутно знакомым. – Вчера я убил мужчину этим ядом в высококонцентрированной дозе. Полдня разыскивал достаточное количество ягод для получения сока…
И Бэкхён вспомнил: «… да и другие ядовитые ягоды, но не все. Самые страшные, наверное, ягоды алиимортем. Они отравляют почти весь организм, так что даже плоть умершего становится ядовитой для других хищников».
– Ублюдок, – прохрипел Чоль, сползая под стол и продолжая покрывать брата проклятьями. Близнец попытался подхватить его, но тело выскользнуло из ослабевших рук.
– Я знал… что яд может попасть на кухню, где готовит только мама… лишь таким образом. Я не знал, насколько хорошо яд подействует вторично, и какое для этого требуется время. Но сегодня убедился, что был прав. Собаки уже мертвы. Чума, Бес и Хантер... Я дал им мясные обрезки на костях, – Чанёль повалился обратно на свой стул. Он был бледен как полотно, и разговаривал как-то с придыханием.
Тут Бэкхён осознал все происходящее, и страх парализовал его до самых костей.
– Боже, Чанёль… – со слезами в голосе прошептал он. – Ты ведь тоже ел это мясо.
Чанёль поднял голову и с улыбкой посмотрел на Бэкхёна, обходясь без лишних слов.
– Идем, – только выговорил он, приподнимаясь и направляясь к выходу из столовой. – Прощайте.
Бэк бросил взгляд на остальную семью. Близнецы лежали на полу, и Чоль продолжал мстительно шипеть, госпожа Пак уткнулась лбом в чистую скатерть, словно перебрав алкоголя. Господин Пак кое-как встал на ноги и взял в руки нож со стола.
– Стой, – рыкнул он, но Чанёль утащил Бэкхёна за собой в коридор и запер дверь снаружи. Изнутри в нее несколько раз что-то громко стукнулось, а потом все затихло.
Шатаясь, Чанёль отошел от двери, но через пару шагов привалился к стене и сполз вниз, только Бэк и успел подхватить его за плечи, аккуратно усадив на пол.
– Чанёль… Зачем?
– Подожди, – слабо сказал Чан, держа Бэка за руку. – Я специально съел поменьше и не пил алкоголь, который усиливает действия яда… Чтобы продержаться чуть дольше и попрощаться с тобой. Чтобы увидеть, что ты смог уйти из этого дома живым и невредимым.
– Зачем? – в очередной раз повторил Бэкхён. – Зачем ты сделал это?
– Это конец, Бэк. Конец всему. Я не хотел убивать их. Не хотел… Но я просто оборвал эту дорогу, выложенную костями. Больше никто не пострадает. Больше никто не потеряет своих близких. И Семья Пак должна для этого исчезнуть.
