Текст книги "Кровь у всех красная (СИ)"
Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Медленно, сладко, нежно, тягуче… Словно продолжением массажа, продолжением доверительного разговора, который перешел с обычных слов на язык тела… А им, как оказалось, можно сказать не меньше.
***
– Знаешь, ты такой красивый сейчас, – внезапно заявил Изуна, уже минут пять внимательно наблюдающий за Хаширамой.
Они были в его кабинете посреди необычной тишины селения. Даже птицы за окном старались чирикать потише, почти шёпотом.
– М? – удивился Сенджу, поднимая взгляд. – Именно сейчас?
– Ага, – согласился Учиха, перебирая ногами в воздухе. – Эмоциональная вспышка вынесла всё поверхностное, будничное, и сейчас выглядывает что-то внутреннее, настоящее… Действительно великое.
Сенджу смутился. С возрастом он стал немного менее эмоциональным, чем в детстве, но именно что немного. И от привычки реагировать на все полно и искренне так и не избавился. Впрочем, недавняя вспышка и впрямь оказалась слишком сильна по накалу, поэтому смущение пропало, как рябь с воды, когда утихает ветер.
– Шиноби-но-ками? – задумчиво и чуть печально.
– Размечтался, – фыркнул Изуна. – Так, очень мудрый парень с большими кулаками.
Хаширама непроизвольно прыснул.
– Спасибо. Не хочешь погулять?
– Хочу, – Учиха слез с подоконника и прижался к плечу. – По пустынным улочкам или всё же где-то повеселее?
– Можем сходить в какой-нибудь городок, – предложил Хаширама. – Или покажу тебе Лес Смерти изнутри.
– Ну… Лес Смерти, конечно, интересный объект, но вряд ли там продают сладости. Пойдём в городок. Если ты не слишком устал.
Сенджу коротко качнул головой:
– Не физически и не настолько. Значит, сладости… А что ты вообще любишь?
– Ну… Сладости. Интересные фактуры, ткани, меха… Помню, как-то в детстве завалил медведя и начал его гладить. Малину нарушил Мадара фразой: «Изуна, отъебись от бедного медведя!» Безделушки люблю разные. Красивости. Интересные и необычные вещи. Музыку. Цветы…
Хаширама выдохнул с отчетливым восхищением. Не потому, что Учиха мог завалить медведя или откровенно рассказал о том, что ему нравится. Просто… У шиноби обычно сложно с маленькими радостями жизни. Даже если что-то действительно могло порадовать, всё отравлялось вечной подозрительностью. Или какими-нибудь глупостями о том, что шиноби невместно. Ладно ещё сильно пахнущие составы, но почему невместно то же мороженое, Хаширама в упор не понимал. А ведь были такие оригиналы, да…
Изуна же перечислял простые вещи так, что перед глазами сама собой рисовалась картина, как он что-то заинтересованно трогает, не удержавшись, прижимается щекой, крутит в руках интересную безделушку… Подпрыгивает на месте от радостного нетерпения.
– Цветы, значит? – Хаширама улыбнулся, небрежно вырастил цветущую веточку прямо из стены. Отломил, заложил Изуне за ухо. – Кажется, знаю, что тебе понравится… Но покажу после города тогда.
– Эй! Сюрпризы в первую очередь! – возмутился Изуна, чуть мотая головой, от чего веточка очень гармонично вплелась в причёску. – А то я ведь красотами города наслаждаться не смогу, весь такой нетерпеливый!
Сенджу улыбнулся – уже привычно ярко, так, что глаза заискрились янтарными искорками. И вдруг зацокал языком, переходя по тональностям. Вложенная в звук чакра заставляла вроде бы негромкое цоканье разнестись на весь поселок, и наверняка в окрестном лесу тоже было слышно.
Спустя пару минут за окном послышалось ответное цвирканье, и в кабинет заскочила крупная белка. Подоконник, стол, плечо Хаширамы. Требовательный взгляд. Сенджу тихо рассмеялся и протянул зверюшке горсть орехов, которые хранились у него в одном из ящиков стола.
– Они не ручные, но погладить дадутся.
Изуна ахнул, тут же потянулся за орешками, приманивая белочку. Та настороженно на него посмотрела. Взглянула на Хашираму. Подбежала, схватила орешек. Настороженно посмотрела. Решила остаться. Изуна разулыбался умилённо и погладил очаровашку с кисточками на ушках. Тёплый мех под руками, чуть вздрагивающий от биения маленького сердца… Просто чудо.
– Хаширама-а-а… Признавайся, кто у тебя ещё в Лесу Смерти живёт. И кого из них можно погладить, – проговорил Учиха, как загипнотизированный. – Но в город надо зайти всё же, пустить слухи о фестивале, пусть зайдут купцы с товарами…
– Таких безобидных немного, но погладить можно всех. Если со мной пойдёшь, – хитро прищурился Сенджу. – Но интересных фактур много.
– Пойду-у-у… А они меня не скушают?
– Я же говорю – если со мной пойдёшь, то не тронут. И убегать не станут. Они знают, что я не обижу.
– Кру-у-уто, – протянул Изуна, не отрывая взгляда от белочки. – Пойдём?..
Хаширама улыбнулся, снова зацокал языком. В ответ донеслось вопросительное цвирканье, а потом целая щелкающая трель. Сенджу отозвался цоканьем откровенно весёлой тональности и пересадил красавицу на плечо Изуне.
– С тебя семечки и жареная курица за совместную прогулку, – сообщил он.
– А? А кому платить? – удивился Изуна. Вряд ли Хаширама нуждался в жаренной курице.
– Вот ей, – рассмеялся Сенджу. – Белки всеядные, они и рыбу уважают, и мясо с косточек обгрызть не откажутся. Но вот семечек и жареной курицы у них в лесу не водится.
– Ты что, с ними реально говоришь? – поразился Учиха. – А о чём? Философские беседы поддерживает или разговор в основном о еде?
– Не сказал бы, что это именно разговор… Скорее, что-то вроде эмпатии. Обмен образами. А так они любопытные, им нравится всё необычное. Помнится, когда-то они мне так волосы запутали, что Тобирама два часа расчесать пытался. Но могут показать что-то с их точки зрения страшное или интересное.
Изуна подозрительно на него посмотрел и пошёл на кухню, собирать аборигенам дань. Любопытные и нравится всё необычное, угу. Хаширама же не намекает, что он на белочку похож?!
На кухне уже обнаружились ещё три пушистых красавицы, чинно сидящих на столе и поблескивающих глазками. Хаширама, который о прибытии «подкрепления» догадывался, тоже подошел – посмотреть на реакцию.
Изуна протянул каждой пальчик на обнюхивание, погладил аккуратно, стараясь не затискать таких прелестниц, и начал грабить холодильник. Тот уже заметно прохудился: сначала он, потом Тобирама, теперь снова вот он грабит… Но до пустоты было ещё далеко. И курица там была. Без одной ножки, не жареная, а печёная, но Учиха решил, что живущим в лесу это не принципиально.
– Греть надо или так схомя… сбелочат?
– С хрустом и чавканьем, – подтвердил Хаширама. – Можешь ещё яблочко добавить.
Изуна с сомнением выложил дань на стол, добавил яблоко. Как-то ситуация была немного… Странной. Белки довольно цокнули, моментально расхватали продукты – семечки были то ли съедены, то ли попрятаны в защёчные мешочки – и рыжими молниями ускакали обратно в лес. Кроме той, которая сидела на плече у Изуны.
Учиха открыл рот. Закрыл рот. Подумал. Наконец сказал:
– Хаширама… У тебя что, под подданством два селения?
– Э? – не понял Сенджу.
– Лес же. Там вполне себе организованный социум.
– Хм. Я бы не сказал, что у них именно подданство. Скорее, я для них просто не чужак, а такая же часть леса, как они сами. Но ты прав, по сообразительности многие из них фору людям дадут.
– То есть они друг друга не жрут в этом Лесу?
– Жрут, конечно, – хмыкнул Хаширама. – Но те, кто оказался слишком глупым, чтобы попасться, отсеиваются первыми. Вот эти красавицы, например, берут числом. И что угодно мечут не хуже кунаев.
– А тебя, значит, тоже надкусить пытаются?..
– Уже нет, – ухмыльнулся Сенджу. – Они умные, и память у них хорошая.
– Ага-ага, равноправная часть леса. Догоняй!
Хаширама весело хмыкнул, рыбкой выскользнул в окно и тут же, едва коснувшись пальцами земли, взмыл на дерево.
– Догонялки, Изу-чан?
Учиха молнией рванулся вперёд, в сторону Леса Смерти. Белочка пискнула, вцепляясь в плечо. Цель надвинулась неожиданно быстро… Но Хаширама был уже там. Самое то, чтобы на нём повиснуть!
Сенджу легко подхватил Изуну за талию, прокружил, весело смеясь.
– Что, в город уже не идем? А как же сладости? Купцы, слухи, нэ? – глаза Хаширамы тоже смеялись, а руки так и норовили пощекотать.
– А как же перелапать всех в Лесу Смерти? – уточнил Изуна, невольно задержав взгляд на губах. – Слухи и потом можно пустить.
Сенджу наклонился чуть ближе, заслоняя собственными глазами все вокруг.
– Как скажешь, Изу-чан, как скажешь…
Учиха подался вперёд, целуя. Вкусно, нежно, со знанием дела и смаком. Хаширама ответил, прикрывая глаза и мягко поглаживая Изуну по лопаткам. Потянул шнурок, распуская волосы, накрыл ладонью затылок. Его снова вело – не так, как в первый раз, более мягко, но от этого не менее оглушающе.
– Может, потом заглянем? – спросил Учиха, на мгновение оторвавшись и всё ещё не отводя взгляда от чуть припухших влажных губ. – Пока у меня есть ещё некоторые текстуры для ощупывания. Не новые, да. Но тоже очень интересные.
Хаширама медленно провел языком по губам, так же медленно, словно боясь ошибиться, сложил печати. Вокруг них взмыли отшлифованные деревянные стены, замыкая их в небольшой, но уютный домик.
– Тебе бы искусителем работать, Изу-у, – Хаширама провел кончиками пальцев по щеке Учихи. – Совершенно невозможно отказаться…
Учиха бросил короткий взгляд, оценивая изменение обстановки, а потом буквально в два движения разделся по пояс. Прижался к всё ещё одетому Хашираме, который не успел за всей шумихой переодеться в доспехи. Коснулся кончиками пальцев шеи.
– Я умею предлагать то, что жаждут…
Ответом ему стал жгучий, жадный поцелуй. Выражать свои мысли словами Хаширама был временно неспособен.
========== Часть 13 ==========
Гражданские купцы пришли на место встречи и остановились в растерянности. Два враждующих клана собрались на одном празднике, монтируют сцену, прилавки… И при этом молчат. Бросают друг на друга горящие взгляды и молчат. Один Сенджу забил кол недостаточно ровно на вкус Учихи, но красноглазый лишь громко поскрипел зубами и поставил как надо. Чуть не начавшийся скандал прервал невероятно красивый Учиха – ласковой улыбкой и обещанием убить обоих скандалистов, не выявляя ни правых, ни виноватых.
Пара прилавков была уже готова, но некоторые только-только сбивались из крепких досок. Гражданским указали, где им можно разместиться, ласково улыбнулись и попросили не обращать внимания.
– Ты куда на мою дочь глаза лупаешь?! – раздался издали громкий вопль.
– Переходим к плану Бэ, – вздохнул тот самый, очень-очень красивый Учиха и исчез в непонятном направлении.
Изуна собирался использовать союз Учих и Сенджу на полную. Например, можно расставить везде жаровни, типа для освещения. Со вкусными успокаивающими травками, специально выращенными Хаширамой.
Сенджу-альбинос молча приложил ладонь к лицу. Тобирама и так распределил всем участки работы так, чтобы максимально уменьшить вероятность конфликтов, но работнички что из одного, что из другого клана столь увлеклись прожигающими взглядами, что жгуче хотелось поотбирать у них инструменты и показать, как надо, чтоб их биджу залюбили! Но непедагогично. Хаширама вообще требуемые прилавки, скамейки, сцены и прочее оборудование мог спокойно вырастить мокутоном – но пускай привыкают к совместной работе. У них тут не меряние крутостью сейчас.
– Не волнуйтесь, драки не будет и ваши товары не пострадают, – улыбнулся гражданским Хаширама. – Просто все ещё не слишком привыкли друг к другу.
Торговцы проводили его взглядами, оценили, как Сенджу небрежно оплел специально установленный шест цветущими лианами, и то, как рядом с ним притихали представители обоих кланов. Зашебуршились уже смелее, раскладывая товары. Если Хаширама сказал, что за них будет дана справедливая цена – так и будет. Учихи, конечно, в пустотрепстве тоже не замечены, но знаменитого огненного темперамента никто не отменял. Вспыхнут, схлестнутся – а разбитое и спалённое катоном в процессе разборок кто оплачивать будет? Вот то-то и оно…
Открывал приветственной речью совместный праздник еды и цветов милашка Изуна, которого любили Учихи и как-то уже попривыкли Сенджу. Приветственная речь была звонкой, радостной, полной надежды на лучшее будущее и весёлый праздник, так что даже некоторым задирам стало неловко.
– Я жил среди вас и понял, что мы, несмотря на разные нашивки на одежде и давнюю вражду, отличаемся не так уж сильно. У всех из нас есть семья. Друзья. Близкие. Ради защиты которых мы готовы на всё. Возможно, даже простить друг друга. Так пусть начнётся первый Совместный фестиваль… И пусть он будет не последним!
Конечно, одной речи было недостаточно, чтобы зажечь общее напряжение праздничным настроением, но всё-таки уровень накала спал. А потом зашкворчали сковородки и жаровни, потянулись такие аппетитные запахи, что прилавки хотелось бросить даже торговцам. Где-то звонкой трелью прозвучал обрывок песни. Кто-то из детей пока ещё несмело протянул свое творение ровеснику из другого клана. А тому хватило ума или доброты не отвернуться с фырканьем, а взять.
Хаширама улыбнулся и легко спрыгнул со сцены. Говорил один Изуна, но присутствовали на возвышении они все. Тобирама рядом – для контраста и успокоения Сенджу, – они с Мадарой сзади, безмолвной поддержкой братьев. Надо сказать, спонтанно получившийся расклад Хаши понравился… И натолкнул на интересную идею. Пока о таком рано говорить, но запомнить её стоит. А сейчас самая пора продемонстрировать Учихам, что такое правильная готовка!
Кое-кто из шаринганистых тоже решил поучаствовать в кулинарном конкурсе – равно как и некоторые из Сенджу подготовили песни или танцы. А уж украшали свои зоны ответственности с таким рвением, что чуть половину цветочных гирлянд не угробили. Но Хаширама был намерен доказать, что вкуснее него никто Изуну с Мадарой не накормит.
Изуна улыбался, освещая своей улыбкой праздник. Ему хотелось петь и танцевать, и чтобы весь праздник прошёл гладко, без единой несанкционированной драки! Для особо горячих было введено правило, что драться нельзя, а танцевать можно. Если сможешь затанцевать своего противника до смерти – флаг тебе в руки.
Он сам выступал. Пел. Танцевал. А Мадара тем временем неслышной тенью скользил рядом, напоминая, что он везде, и каждому, кто не послушается, очень не поздоровится. Но вот на танец его никто не приглашал, а петь он умел только похабные песни.
Хаширама тем временем священнодействовал над ровным пламенем своей жаровни, создавая зону непреодолимого притяжения и щедро выдавая всем подошедшим маленькие пирожки, тефтельки, колбаски и гренки. Тобирама на правах младшего брата стащил целую тарелку и пошёл дразнить Учих. Так забавно было видеть, как подозрения на отраву борются с бунтующим желудком… Желудок, кстати, побеждал чаще. Сенджу вообще распирало от желания устроить какую-нибудь шалость, но воспоминания о реакции Изуны помогали держать себя в руках. Но всё равно постоянно приходилось запихивать в рот какую-нибудь выпечку, чтобы удержать рвущиеся с языка комментарии.
– Тобирама, потолстеешь, – предостерёг его Мадара и, вероятно, ради спасения любимого разом стащил у него полтарелки. – Эх, что-то скучно… Но ничего, скоро закат и начнётся основная веселуха.
Сенджу смерил его внимательным взглядом, ухмыльнулся. Впихнул тарелку в руки тому, кто стоял ближе, и решительно потащил Учиху в сторону площадки для танцев.
– Только попробуй отмазаться тем, что не умеешь, – предупредил Тобирама.
– А тем, что неприлично – можно? – уточнил Мадара.
Не секрет, что весенние праздники молодёжь зачастую использовала, чтобы насмерть влюбиться. Пообщаться в неформальной обстановке, потанцевать, полапать друг друга… Можно ещё за ближайшими кустами поцеловаться. Какие про Тобираму пойдут слухи после такого действа – страшно представить. Наверняка ведь утащат от гендзюцу лечиться… А уж про Мадару… Поди ещё свяжут его внезапную расчёсанность.
– Пфр, – выдал Тобирама в лучших традициях Учих. – Ты ещё скажи, что стесняешься.
– Нет, но вполне справедливо опасаюсь слухов. И последствий этой дезинформации… А впрочем, похрен. Пусть сами волнуются. Эй, там, давайте что-нибудь повеселее!
– Пусть лучше обсуждают, как это и когда, чем скрипят зубами друг на друга, – усмехнулся Сенджу, нетерпеливо притопывая носком сандалии.
– Ага. Чую, контингент с яблочными пирогами увеличится вдвое.
Выступающие, наконец, совладали с инструментами, и зазвучала бодренькая танцевальная мелодия. Тынц, тынц. Тынц, тыдыды-тынц. Площадка для танцев быстро опустела, те, кто там неловко перемещался, подобрали с земли свои челюсти и расползлись смотреть.
Кухне Хаширамы досталась самая лучшая площадка с обзором на сцену и танцевальный круг. Что логично, да.
– Хаширама-а-а, – тихонечко позвал Изуна, прируливаясь рядом. – Мы обязаны раскрутить Мадару на пение.
– Это будет еще более феерично? – поинтересовался Сенджу. Руки автоматически делали свою работу, а глаза не отрывались от танцплощадки.
Посмотреть было на что. Тобирама перекатывался вокруг Учихи капелькой ртути, дразнил, то подаваясь вперед, то ускользая в сторону. Без привычной водолазки, в одном только жилете на голое тело и коротких штанах Сенджу смотрелся очень непривычно. А уж без хмурой невозмутимости на лице – и подавно.
Мадара же отвечал на это с ленивой грацией не до конца проснувшегося хищника, который всё же хочет немного поиграть. Кажется, сделано это было из жалости к наблюдателям, потому что и так каждое движение было наполнено такой эротичностью, что смотреть на это было почти неприлично.
– Да, – согласился Изуна и что-то зашептал главе Сенджу на ухо.
А тем временем перед его прилавком выстраивалась очередь из страждущих. Тобирама посеял тарелку сомнений, и теперь каждый хотел повторить, а то и попробовать то блюдо, о котором они слышали только блаженное мычание. Тем более Изуна-чан рядом, он не даст яда подсыпать… Хаширама посмеивался, но порции выдавал, готовя вслепую. А потом вовсе притушил огонь и перескочил через жаровню, легким движением выдергивая Тобираму из сплетения танца. Тот вопросительно оглянулся через плечо, сдул упавшую на лицо прядь волос.
– Отото. Покажем?
Тобирама ухмыльнулся. Повернулся к музыкантам, резко хлопнул в ладоши. А потом буквально нахлопал нужный ритм. Музыканты понятливо подхватили… А братья Сенджу с места взмыли в воздух в синхронных кувырках.
Быстрый и четкий ритм словно подкидывал их над землей, не давая коснуться её больше, чем кончиками пальцев. Сенджу почти сплетались в единое загадочное многорукое и многоглавое существо – до того были слаженны их движения. Конечно, шиноби не удивить хорошей физической подготовкой, гибкостью или выносливостью – но здесь и сейчас в воздухе ткался самый настоящий узор. Узор не боя, понимания. Волосы Хаширамы, проскальзывающие широкой лентой по руке брата. Ладонь Тобирамы, дающая необходимый упор и толчок – а взмывший в воздух старший Сенджу утаскивает его за собой, не давая коснуться земли. Кувырок, прогиб, касание земли кончиками пальцев, незаметное и кажущееся небрежным напряжение мышц – и новый такт этого непривычного танца. Все ускоряющийся ритм барабанов. Все больше сливающиеся-сплетающиеся Сенджу.
И обрыв музыки, как прыжок в пропасть.
– Ваша очередь, – улыбнулся Хаши, отпуская запястье брата.
– Серьёзно? У меня сейчас мысли отнюдь не про соревнования, – хмыкнул Мадара.
– Ой, да ладно, нии-сан! Давай покажем им класс! – повис на нём Изуна.
– А думаешь, стоит? Вряд ли мы сможем всё это превзойти.
– Ну, нии-сан! Я по тебе соскучился! Давай потанцуем!
Мадара вздохнул и согласился. На концертную площадку вышли музыканты из их клана и понятливо заиграли любимую мелодию Изуны. Обычно он редко танцевал на праздниках, а уж с братом…
Такт. Шаг. Поворот. Сплетение пальцев. Шаг. Поворот. В этом танце не было сложных движений, он был плавным и тягучим, как ленивое покачивание пламени двух свечей в закрытой комнате. Это был разговор.
«Скучал?»
«Безумно».
«По мне?»
«По целостности».
«Поиграй!»
«Не буду. Слишком люблю».
Шаг, шаг, поворот. Движения руками. Зовущие, манящие, ловящие в последний момент. Отчаянные. Шаг, шаг, поворот. Дыхание спирает, хотя нагрузка – тьфу. Шаг, шаг, поворот. Взгляд. Мольба.
«Не отпускай меня больше».
«Разве тебе было плохо?»
«Нет, но… Не отпускай».
Конец танца ознаменовался мертвой тишиной. Нарушил ее резкий плеск воды – Тобирама ничтоже сумняшеся окатил себя Суйтоном.
– Помогло? – скосил на него глаза Хаши.
– Не-а, – так же шепотом отозвался Тора.
– Тогда чего стоим?
– До меня дошло, насколько ценное нам доверили.
Мадара и Изуна после паузы оторвались друг от друга и удивлённо заозирались. Собравшаяся толпа в едином порыве перевела дыхание и отвела глаза. Раздались неловкие аплодисменты. До зрителей начало доходить, что такое интимное они сейчас увидели… Не потому что было на показуху – потому что после разлуки танец просто не мог быть иным.
Братья пожали плечами и освободили площадку для остальных… До того, как на неё вторглись, там пытался образоваться конфликт, кто кого танцует, но сейчас это казалось таким неловким и неуместным, что люди просто не знали, что делать. Конфликтовать уже не хотят. Дружить ещё не умеют.
Хашираму такие проблемы совершенно не мучили. Он совершенно естественно обнял Мадару за плечи, потерся носом за ухом:
– А Изуна сказал, что ты умеешь петь похабные песенки.
– О нет. Не умею. Ложь, пиздёж и провокации.
– Он их ещё придумывает! – громким шёпотом поведал Изуна. – Крутые!
– Ну да, и буду я потом Мадара «похабные частушки» Учиха. Размечтались.
От Тобирамы донеслось сдавленное пхеканье, потом смешок, потом и вовсе заливистый хохот.
– Ками, я уже хочу это услышать! Да и вообще, тебя даже некомими от репутации злобного демона не спасут.
– Демоны бывают разные. Я не хочу быть демоном с похабными частушками, подглядывающим за девушками в бане.
– Ну, бра-а-а-атик, – заныл Изуна. – Ну, пожалуйста!
– Купол неслышимости и личная порция? – предложил Хаширама.
– Ты не понимаешь, – внезапно возразил ему младший брат. – Можно завидовать тому, кто силен и яростен в бою. Можно ненавидеть того, кто пощадил или сделал добро. Но совершенно нельзя считать чужаком и не-человеком того, кто поет похабные частушки на общем празднике.
Мадара вздохнул… И внезапно сдался.
– Ладно. Только ради поддержания мира. Эй вы там, на сцене! Свалите, щаз я буду выступать!
Учиха пинком притащил к себе табуреточку, отжал барабан и, отстукивая бодрый ритм, громко объявил:
– Впервые в моём исполнении! Похабные частушки!
И тут же начал:
– Была девочка Карина,
Очень милая злобина.
Сиськи есть, и попа есть,
И головкой может есть!
На этот раз потрясенной тишины не вышло. Растерянного «э-э-э» никто не тянул, но шелестящее «кай» послышалось со всех сторон. А на кого-то и вовсе напала нервная икотка.
А вот Тобирама нахально протолкался к самой сцене, весело отхлопывая ладонями в такт. Ну, в самом деле, похабные частушки от Мадары – это же так круто!
Мадара сохранил каменную морду, понадеялся, что старейшин там хватит удар, и, получив поддержку зрителя, продолжил:
– Размышляла та Карина,
С кем же лучше лечь на спину.
Тот не годен, тот дурак!
Возьму всех и натощак!
Тобирама радостно заржал. Хаширама, вернувшийся к своему столу, на котором сверкали прямо-таки девственной чистотой пустые тарелки, отбил звонкую дробь ложкой по сковородке. А почему бы и нет? Тем более что исполнял Мадара с чувством, с задором и действительно хорошо.
Учихи краснели, пыхтели и отказывались признаваться, что это именно их глава рассказывает о таких похождениях… И вообще думали, как бы так его сместить тихонечко. А то, конечно, Мангекью, но, блин, честь клана!..
– Как на севере однажды
Встретила она моржа,
Клык моржовый тверд и гладок!
Только сунут не туда!
Изуна, обидевшись, что никто, кроме Тобирамы, не поддерживает братика, забрался на сцену со струнным инструментом и мягким, ангельским голосом пропел:
– Вот узнали про злобину
Все в селении Карины.
Ой, разврат, ой, разврат!..
Пожеланье принято!
Тобирама уже натурально всхлипывал. Спроси его кто, что именно настолько развеселило, Сенджу и не ответил бы – но был абсолютно уверен, что это шикарно. И вообще одно из лучших воспоминаний будет.
– Учиха, я тебя люблю! – проорал он, стараясь хотя бы ржать не так заливисто.
– А ты уточняй, которого! – звонко ответил Изуна в ритм стихов. Мадара усмехнулся и продолжил, чуть занизив голос:
– Был у девки один друг,
Друг, ничего больше.
Полдеревни не друзей.
Ну а друг – в пролёте.
Тобирама рассмеялся:
– Да обоих!
Хаширама с невинной улыбкой сыпанул что-то на огонь своей жаровни. Может, и специи, но улыбка была слишком уж невинной. А то что один отото веселится?
Сенджу, посматривающие на Учих слегка снисходительно, тоже залились краской. За верхушек клана было стыдно всем. Неизвестно ещё, что хуже – похабные частушки или публичные признания в любви.
Но время прошло, задор заразителен, травки Хаширамы действенны, и вот все зрители расслабились и засмеялись, громко хлопая в ладоши.
Это был успех.
– Эх, сынок, – проворчал старший купец. – Такое представление. Жаль, что рассказать никому не сможем.
– Почему? Суровые шиноби нас убьют ради сохранения тайны? – испугался веснушчатый малец.
– Хе. Нет. Нам просто никто не поверит.
***
С праздника удалось вырваться далеко заполночь. Старшее поколение давно расползлось по домам, получив халявной еды, а вот разгорячённая молодёжь долго общалась, обменивалась новостями и историями. Драк уже не было, а вот спонтанного расползания по кустам – хоть отбавляй. Ещё бы. Мадара и Изуна случайно или специально, но сместили всем мысли именно в этом направлении.
Однако сами они просто сбежать не могли и сидели до последнего, следя за порядком. Всячески веселясь при этом, конечно, но хотелось-то не этого… Однако оставлять накуренных бывших врагов одних всё-таки не стоило.
– Это был самый лучший праздник, – поделился Тобирама, беззастенчиво повисший на обоих Учихах сразу.
– Согласен, хорошо повеселились, – проговорил Изуна, чуточку задумчивый. – Воевать после такого вряд ли уже получится. Куда сейчас?
– Идемте к нам, – предложил Хаширама, тоже прибавляясь к объятиям. – Точнее… Есть у меня один домик. До утра не найдут точно.
– Пошли, – зевнул Мадара, приобнимая Хаши. – А то как-то завидую молодёжи.
– Завидовать ты им перестанешь утром, когда за ними родители придут, – проворчал Изуна.
– Угу, угу. Отобьются как-нибудь, – заржал нии-сан, – совместными силами!
Тобирама хмыкнул:
– Ваш темперамент да на нашу выносливость? Скорее, это будет «убивайте, только не будите…»
Хирайшин подхватил всех четверых, перенося с праздничной площадки на тихую уютную полянку, залитую лунным светом. В тени деревьев и впрямь притаился небольшой домик, явно выращенный мокутоном.
– Хорошо… – Тобирама отпустил Учих, потянулся. Шальное веселье, заставлявшее кровь пузыриться и бурлить, наконец-то улеглось.
Мадара обнял братишку, прижимая усталого няшку к себе, а потом и вовсе поднял несопротивляющуюся тушку на руки. Изуна засопел сердито, обнимая. Он действительно очень и очень соскучился. И очень беспокоился. И вообще!..
Нии-сан погладил и отнёс в дом. Специфика Мокутона чувствовалась – всё, что можно было сделать из дерева, было сделано из дерева. Даже вместо ковра был мягкий мох. Туда Мадара брата и усадил, поглаживая нежно-нежно. С двух сторон устроились Сенджу, тоже обнимая и поглаживая по волосам – кажется, страсть к чужим лохмам в этом семействе была не только у Тобирамы. Изуна посопел-посопел, задумался. А потом резко дёрнулся, ухватил Тобираму за отворот, чтобы просто так не сбежал, и вцепился поцелуем. Сенджу ответил, зарылся пальцами в волосы, окончательно растрепывая хвост. Оторвался на секунду, оценил реакцию Мадары – в брате он не сомневался, – кивнул сам себе и снова поцеловал Изуну, опрокидывая его на мягкий мох.
Учиха оказался неожиданно податливым, проминаясь под ним с мягкостью того же мха. Прогибался, поддавался, но при этом был невероятно требовательным, втягивая в умопомрачительный поцелуй, прижимая к себе и прижимаясь сам. Не покидало ощущение, что этим поцелуем он вытягивает чувства, волю и душу, а снизу – так чтобы стекало лучше.
Мадара откинулся назад, расслабленно наблюдая.
Хаширама придвинулся к Учихе ближе, мягко отвел волосы в сторону. Коснулся губами шеи – ласково, почти трепетно. Обнял, скользнул кончиками пальцев под рубаху. Погладил. Мадара скосил на него взгляд, с трудом отрывая его от этого зрелища. Но вообще было маловато освещения, только луна заглядывала в окно, как-то неуютно. Он огляделся, нашёл очаг с дровами, поджёг его метким плевком огня… И только потом приобнял Хашираму, любуясь бликами света на его лице. Сенджу улыбнулся, огладил кончиками пальцев лицо. Наклонился, касаясь губами губ. Поцелуй – мягкий, ласковый, нежный. И только чуть дрогнувшая рука выдавала, что Хаширама не так спокоен, как кажется.
Мадара потянул его на себя, усаживая на колени, наслаждаясь теплом кожи под одеждой, крепостью напряжённых мышц, стуком живого сердца. Давний друг, извечный противник… Умопомрачительный поцелуй.
– Волнуешься?
– Есть немного, – улыбнулся Хаширама уголками губ. – У меня сложно всё с темпераментом.
Мышцы расслабились сразу, одним порывом. Сенджу растекся по Мадаре, мягко толкая его в плечи и норовя уронить на все тот же мох. А еще огладить ладонями поджарые бока, окутать собой. Затянуть в бесконечно долгий поцелуй. И захапать себе этого Учиху со сладострастным чавканьем, словно самая опасная трясина.
Раскачивался Хаши и впрямь дольше брата. Но уж когда его пробирало…
========== Часть 14 ==========
На следующий день главы Учиха и Сенджу официально скрепили договор о мире и взаимопомощи. И… Всё. Жизнь ничуть не изменилась, разве что опасаться нападения именно этих соседей уже не стоило. Но мир с одним кланом не гарантировал мир с другим. Да, ходили друг к другу в гости, обменивались иногда товарами… Но никаких особенных, качественных изменений не было.
Прошло два месяца. И тут-то начался скандал.
Последствия дружной гулянки, да с великолепными ароматами в воздухе начали проявляться в обоих кланах. Люди в панике заметались: что делать, как быть, не по традициям, но ребёнок же, но от чужака из другого клана, а-а-а!!!
Хаширама и Мадара пинками свели всех в одно место и объявили, что селения будут объединены. Глава Сенджу пообещал лично урыть любого, кто сделает что-то детям, будь они даже из другого клана. Глава Учих ничего не обещал, но кивал в подтверждение, так что все сами додумали страшные вещи.
А главы кланов со своими братьями эти два месяца не баклуши били, а обсуждали облик будущей деревни. Подождать, к слову, предложил Изуна. Так как одной успешной совместной попойки мало для установления прочного мира на всех уровнях. Нет, конечно, можно было заставить, авторитета и личных сил у каждого главы для этого было достаточно. Но лучше, чтобы люди сами прочувствовали эту необходимость, а не списывали на глупое самодурство сильного.
