Текст книги "Кровь у всех красная (СИ)"
Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
– Символично, – хмыкнул Тобирама, стряхивая с сандалии капельку крови. Меч вонзился в грудь ровно так же, как у Мадары недавно, только на этот раз сердце всё-таки пробил. – Но, Учиха… Ты такой позёр.
– Хоть какое-то развлечение, – пожал плечами тот и сложил печати. – Второй пошёл…
Второй заговорщик оказался менее тверд духом – а может, наоборот, хотел сопротивляться до последнего. Во всяком случае, пронзать свое сердце самостоятельно он не захотел. Но привело это лишь к тому, что его убил третий предатель – а потом, потрясенно распахнув глаза, вскрыл собственное горло.
Третий же рассказал о том, что вообще-то в их маленьком заговоре был еще один участник – он остался заложником у Сенджу как гарант того, что убийц проведут именно к Мадаре, а не куда-то ещё. Теоретически его же жизнь должна была обеспечивать возвращение группы, но в это, кажется, не верила ни одна из сторон.
– Ты усилил эмоции или смоделировал уникальную ситуацию? – поинтересовался Тобирама, брезгливо отступая от заливающей пол кровавой лужи.
– М? Ты о чём? – проговорил Мадара, задумавшийся о том, что такое хрен отмоешь, особенно если полежит, придётся пол менять. А старый опять молодёжь на обереги растащит…
– Гендзюцу. Я вижу минимум два варианта – ослабление эмоций почти до уровня блока в момент убийства, а потом резкое взвинчивание, после которого он и убил себя так неаккуратно. Или создание в его сознании какой-то смоделированной ситуации, после которой реальность оказалась для него невыносима.
– Детский смех, – отозвался Мадара. – Нет ничего страшнее, чем услышать заливистый детский смех, особенно если детей рядом нет. Пошли четвёртого деятеля навестим, что ли… Надеюсь, хоть ваши чего-нибудь более интересного покажут.
Тобирама неопределенно хмыкнул. После информации о заложнике его мнение о соклановцах упало на несколько пунктов, но разочаровывать Мадару он не спешил.
Если был заложник, были и те, кто его охранял.
А ещё был Хаширама, который должен был уже разобраться со своей порцией предателей. Даже интересно, кто успеет первым?
Комментарий к
Завтра проды не будет, ибо авторы на весь день разлучены жестоким реалом. Насчет воскресенья пока тоже не уверены.
========== Часть 11 ==========
У главы клана Сенджу была одна особенность. Жизнерадостный, всегда готовый выслушать, помочь и дать второй шанс Хаширама не прощал предательства. Враги предать не могли – просто в силу того, что были врагами – поэтому об этой стороне его натуры посторонние не знали. Собственный же клан… Случалось Сенджу выражать несогласие с главой. Считать его решения глупыми. Спорить. Но рано или поздно оказывалось, что идеалист Хаширама прав, или же что его сил достаточно, чтобы глупое решение вдруг оказалось не таким глупым…
В целом, Хашираму уважали и любили.
Потому и такая глупость, как предательство, просто не приходила в голову.
То, каким может быть Хаширама в таком случае, понимал, пожалуй, лишь Тобирама – и то потому, что у него хватало ума экстраполировать детские реакции брата на более серьезную ситуацию.
Для остальных Сенджу внезапно накрывшее все поселение давление силы стало неожиданностью. Это нельзя было назвать Ки, потому что Ки – жажда убийства. Крови. Яростное, яркое чувство. Непохоже это было и на присутствие биджу. Хвостатые звери, при всей своей силе, обладали понятными, пусть и не слишком приятными эмоциями. Уровень и направленность этих эмоций прекрасно читались в их чакре – и потому хороший сенсор мог обойти биджу чуть ли не на расстоянии пары шагов и не быть атакованным.
То же, что происходило сейчас, больше всего было похоже на внезапно сгустившийся воздух, который надавил на плечи незримой тяжестью. Сковал руки своей кисельной вязкостью. И только очень большими усилиями по-прежнему проталкивался в легкие.
Эпицентр этого давления найти было легко – Хаширама и не думал что-то скрывать или смягчать. За то время, которое он шел от своего дома до площади, вокруг собрался почти весь клан – и отнюдь не потому, что четверо Сенджу, разбуженных Изуной, беспомощно висели в захватах его чакры и фактически плыли по воздуху. Слишком это было… Нечеловечески. Будто какое-то высшее существо воплотилось, не слишком интересуясь, как его присутствие повлияет на смертных. От такого Хаширамы поневоле пробегала дрожь вдоль позвоночника и возникала мысль, что «Шиноби-но-ками» – отнюдь не преувеличение и не желание польстить.
Просто кто-то увидел это гораздо раньше остальных.
Хаширама не стал дожидаться, пока соберется весь клан или пока собравшиеся начнут опускаться на колени, не в силах совладать с этим ощущением присутствия. Он начал говорить как только шагнул на площадь – негромко, размеренно, перечисляя лишь факты – но каждое его слово ложилось на плечи собравшимся каменной глыбой.
Виной, ибо предатели были их братьями и сородичами.
Стыдом, что не заметили и не остановили сами.
Злостью, что стихшее было кровопролитие может снова вспыхнуть, и будут в своем праве.
Недоумением, почему нападавших отдали в руки главы клана, а не казнили на месте.
И страхом перед будущим, которое сейчас колебалось на волосяных весах.
– Я оставляю за собой право покарать предателей. И за всеми остальными – право увидеть эту кару.
Хаширама не складывал печати, уйдя в шуншин прямо так – сейчас его чакра была столь плотна и концентрирована, что вполне могла заменить дополнительные конечности. Впрочем, Сенджу едва ли заметили это – они заново учились дышать.
И очень, очень надеялись, что больше поводов увидеть главу клана в такой ипостаси у них не будет.
Слишком уж неизгладимое впечатление он оставлял.
***
Место, где последние двое заговорщиков «охраняли» заложника, было Хашираме отлично известно. Они не рискнули тащить в поселение – слишком велик шанс разоблачения, – но решили, что один из схронов Сенджу будет достаточно надежным убежищем. И, видимо, чтобы не вызывать у второй стороны обострения подозрительности, выбрали наиболее близко вынесенный к территории Учих. Не так уж далеко от скалы, на которой они с Мадарой мечтали о совместном поселении… И место будущего фестиваля тоже рядом. Несколько часов быстрого бега, пара ударов сердца, если идти Хирайшином – и примерно десяток минут последовательного применения шуншина. Ведь чем больше чакры вложишь, тем дальше прыжок… А на недостаток чакры Хаширама никогда не жаловался.
И то, что двигался он не в одиночку, а с четырьмя предателями в хватке чакры и Изуной в придачу, Сенджу не слишком смущало.
У заложника расследования Учих и Сенджу пересеклись. Увидев взбешённого Хашираму, Мадара только хмыкнул. Судя по его стремительно седеющим соклановцам, такое он им устраивал нечасто… Изуна, что за его спиной втихую хомячил колбаску, тоже оптимизма провинившимся не доставлял.
– Йо, Хаширама. Ты сегодня нервный.
Хаширама отрывисто кивнул в ответном приветствии. Перевел взгляд на двоих Сенджу, которые должны были охранять заложника:
– Претендуешь?
– Развлекайся, – отозвался Мадара. Ему было интересно посмотреть на эту ипостась Хаширамы.
Под бок подвалил Изуна и поделился колбасками. Учиха с удивлением осознал, что колбаски отото грызёт не цинично, а от нервов. О, как…
Заложник был заперт в глубине схрона, поэтому лишних личностей здесь не присутствовало. Хаширама подхватил чакрой последних двоих заговорщиков, тяжелой поступью вышел наружу. Сенджу, может, и рады были бы что-то сказать или потрепыхаться, но их так сдавило, что дышать получалось с трудом. Да и возражать такому Хашираме…
Далеко отходить Сенджу не стал, остановившись на первом же относительно свободном от деревьев кусочке земли.
– Виновны в предательстве, – равнодушно сообщил он. – Осуждены, – руки сложились в нестандартную печать. – Наказаны.
Мокутон был удивительной стихией. Удобен и силён в бою. Незаменим в тайном проникновении. Один из немногих кеккей генкай, обладающих созидательной силой – Хаширама всего за час мог в одиночку отстроить посёлок пусть несколько однообразных, но полноценных домов.
А ещё с его помощью можно было творить поистине страшные вещи – ибо, в отличие от всех прочих стихий, Мокутон был живым. И с лёгкостью встраивался в другие живые организмы.
Тела предателей пронизало десятками и сотнями крохотных ростков. Вдоль каждого крупного сосуда, оплетая сетью корней органы, расцветая лилово-розовыми цветами на месте глазниц… Филигранно, аккуратно, чтобы не нанести непоправимого ущерба… Спустя минуту на месте шести человек раскинул цветущие ветви густой кустарник, не скрывающий, однако, пронизанных его ветвями тел.
Живых тел.
– В смерти отказано, – закончил Хаширама, опуская руки.
Тобирама перевел дыхание, разглядывая жутковатую композицию. Багрянник…* «Предательство». Ани-чан вовсе не потерял голову от гнева – напротив, именно сейчас он действовал холодно, рационально и с учетом будущей выгоды.
Тобирама мысленно поклялся себе простить брату три самые глупые выходки, совершенные в порыве эмоций.
«Какой я, однако, милый и милосердный», – подумал про себя Мадара и зажевал колбаску. Затем посмотрел на неё, уточнил:
– Хаширама, ты закончил жутить? Колбаску будешь? Вкусная. Умеет же Изуна еду находить…
Колбаску цапнул Тобирама, злобно заработал челюстями – то ли скрывая нервозность, то ли просто от обилия эмоций. Хаширама моргнул, немного растерянно улыбнулся:
– Отото, не волнуйся, Изуна не настолько прожорлив, чтобы опустошить мои запасы.
Тобирама с усилием проглотил слишком крупный кусок, зыркнул на брата исподлобья:
– Это был сложный день.
– Тобирама, у меня опять возникло острое желание напоить тебя успокаивающим чаем, – задумчиво проговорил Мадара. – К чему бы это?
– Твой брат покушается на святое, – объяснил Тобирама. – На холодильник ани-чана.
Изуна радушно отдал Сенджу все заныканные колбаски – а ныкать он умел очень хорошо, даже по меркам шиноби – и побежал обнимать оттаявшего Хашираму.
На поверхность вылез заложник, переминаясь с ноги на ногу, полностью осознавая, что удрать ему не удастся. Мадара отмахнулся от него, посылая его в сторону селения. Сейчас он был слишком добр и няшен, чтобы придумать достойное наказание или устраивать цирк с суицидом.
Хотя Хашираму вряд ли переплюнешь.
Сенджу погладил Изуну по волосам, улыбнулся уголками губ:
– Испугался?
Тот хотел по привычке фыркнуть, мол, вот ещё, но вспомнил, что со враньём покончено, и признался:
– Ага. Ты сразу таким чуждым почувствовался… Будто гнев и меня оттолкнул, бу.
– Не выношу предательства, – вздохнул Хаширама. – Это нападение… Собирались убить не только Мадару, Тобираму – тоже. И выставить его виновным в нарушении перемирия. Показать, что мы не умеем держать слово… – уголки губ Сенджу грустно опустились.
Тобирама шагнул вперед, касаясь ладонью плеча:
– Ани-чан…
Хаширама поднял на него взгляд:
– Да, я знаю, что ты не стал бы. И верю, что Мадара тоже. Но… Расчёт ведь был на то, что в случае боя ты поддержишь соклановцев. И будешь убит Мадарой, изматывая его.
Мадара молча дожевал колбаску, подошёл к Хашираме, поднял его на руки, усадив на сгиб локтя и потащил куда-то в сторону.
– У кого ещё пожрать есть? – уточнил он, прежде чем глаза окружающих окончательно приняли круглую форму.
– У меня, – хрипло выдохнул вконец охреневший Хаширама.
– Изуна, ты тоже это видишь?
– Нии-сан… – сокрушённый вздох, как ни странно, всё объяснял.
– Отлично. Предлагаю устроить пикник. Изуна, организуй посуду.
– Хай.
Мадара аккуратно усадил Хашираму на следующей же симпатичной полянке. Усадил, но из рук не выпустил. Вернулся Изуна с водой и стаканчиками из бамбука. Воду подогрели Катоном, заварили душистых трав. Хаширама, продолжая таращиться на происходящее круглыми глазами, все же распечатал свой набор «на пожевать». Тобирама сел рядом, притерся к брату плечом. Скосил глаза:
– Да, это с ними мы воевали.
Хаши не то фыркнул, не то подавился вздохом. Было как-то странно, что отото пришел в себя быстрее него и вообще воспринял выверты Учих спокойнее – но, с другой стороны, это не его ведь на руках только и пронесли, как ребёнка!
А Мадара на этом не остановился, с невозмутимым видом выдав каждому по чашке и бутерброду. Приобнял Хашираму, упираясь подбородком ему на плечо. Прижал к себе Изуну.
– Хорошо…
– Я же говорил, что с Учихами можно…
– Ани-чан, не начинай, – отмахнулся Тобирама, вгрызаясь в бутерброд. – После сегодняшнего среди Учих слухи пойдут, что ты страшнее Мадары.
Лицо Хаширамы приняло обиженное выражение.
– Почему?
Мадара тихонько засмеялся:
– И правда, почему бы это?
– Наказание было справедливым, – насупился еще больше Сенджу. – И весь клан это признал.
– Попробовали бы они возразить.
– Зато уважать станут. И выкаблучиваться перестанут. Где-нибудь на месяц, – философски заключил Мадара. – Минус четыре идиота с каждого клана, разве не прелесть? Ты пей, Хаширама, пей…
– Тех, кому месяц покажется долгим сроком, можно будет водить к этим кустам, – мотнул головой Тобирама. – Эта техника может долго поддерживать жизнь.
– И не мешает вырабатывать чакру, – кивнул Хаширама. – Нужно будет придумать, куда её использовать, всё же они были сильными шиноби.
– Жуткая техника, – задумчиво проговорил Изуна. – И жуткие последствия. Почему было просто не убить? Хоть и мучительно.
– Жаль терять генофонд, – пожал плечами Хаширама. – Они были сильными и талантливыми шиноби.
Тобирама поспешно прикрыл лицо ладонью, пряча смешок. Пришедшая в голову идея была совершенно дикой, но почему-то ей хотелось поделиться:
– А тем, кого нужно будет припугнуть, можно сказать, что это техника инкубатора…
Изуна передёрнулся. Такое… Обезличенное отношение к соклановцам, пусть и предателям, его весьма покоробило. Сначала пытать, отобрав право даже на смерть. Оставить на обозрение мучающиеся тела. А затем так вообще. Даже если это шутка… Всё равно брр! Он не убежал в родное селение закапываться в глубокие убежища только потому, что главный защитник сидел здесь, а без него и окоп не окоп.
– Ветки же мешать будут, – заметил Мадара.
– Но поверят все, – ухмыльнулся Тобирама. – Ани-чан, ты как?
Хаширама вздохнул, накрыл ладонью грудь. Сжал ткань в горсть:
– Больно…
– Отчего? – уточнил Мадара, чуть поглаживая.
– Они были и моими сородичами. А потом исчезли, оставив вместо себя предателей.
– Бывает…
– Мне не было приятно их карать, – Хаширама опустил голову, скрывая лицо за волосами.
Мадара молча потянул его на себя, затаскивая на колени и полноценно обнимая.
– Было бы приятно, я тебя бы уже убивал, а не обнимал, – поведал он.
– И все-таки ты не изменился, – улыбнулся Сенджу уже не через силу. – Помнишь, тогда, у реки?
– Ага. А ты по-прежнему слишком легко расстраиваешься.
– Эй! – Хаширама вскинулся. – И ничего я не расстроен!
Тобирама подпер голову ладонью:
– Они сейчас такие, что мне даже не хочется портить момент.
– А есть чем? – поинтересовался Изуна, жуя бутербродик.
– Сказать гадость большого таланта не нужно, – поделился Сенджу, отпивая глоток чая.
– А, ну, я имел в виду, что тебе есть что сказать осмысленное…
– Сегодня был заговор и попытка убить главу клана, – закатил глаза Тобирама. – Может, конечно, биджу на огонек заглянуть, но отбирать у голодных шиноби бутерброды не рискуют даже биджу.
– Хм… А если они сами голодные?
– Ты бы рискнул? – Сенджу кивнул в сторону Мадары с Хаширамой.
– Ага, – Изуна грустно посмотрел на последний кусочек. – А ещё есть?
– Ну, биджу такими умильными не бывают, так что с ними не поделятся… Ани-чан, у тебя еще что-нибудь есть?
– Только пищевые пилюли, но это не еда, – развел руками Хаширама.
– Жаль, – грустно вздохнул младший Учиха. – А меня кто обнимет?
– А если я добуду ещё еды, что мне будет? – вдруг хитро прищурился Тобирама.
– Я не стану стирать метку твоего Хирайшина рядом с холодильником? – невинно предположил Хаширама.
– Лучше спроси, что будет, если ты не добудешь еды, – вздохнул Изуна.
– А всё-таки? – Тобирама наклонил голову набок и лукаво улыбнулся.
– А чего ты хочешь?
– Чего-нибудь, – улыбка медленно переросла в ухмылку.
– Ну ладно. Чего-нибудь да будет.
Тобирама сложил печати, убывая с тихим хлопком. Хаширама обеспокоенно нахмурился:
– Это же будет что-нибудь хорошее, а не хитровыкрученное гендзюцу?
– Смотря сколько еды он принесёт, – пожал плечами Изуна и задумчиво добавил: – Сытый я обычно добродушный.
Сенджу задумчиво посмотрел на Мадару, решил, что аппетит Изуны вряд ли будет намного больше, а старшего Учиху отото уже успел оценить. И расслабился, плюнув на все несделанные дела.
Всё равно искать его сейчас никто не решится.
Мадара начал неторопливо наглаживать жуткого жутика Сенджу. Просто так. Потому что захотелось. И потому что можно.
Потому что нужно.
А политикой можно заняться и потом.
Хаширама прикрыл глаза, подставляясь под уверенные ладони. Было хорошо, спокойно, и даже саднящее чувство в груди затихло. Сенджу прижался к Мадаре чуть плотнее, открыл глаза:
– Изуна-кун, иди к нам.
Тот послушно придвинулся, обнимая брата со спины.
– И без меня! – возмутился вернувшийся Тобирама. – Вот сейчас все обратно унесу! И съем в одну харю!
– Хаширама… Чего он у тебя такой недолюбленный? – обвиняюще спросил Изуна. – Из него же говно лезет, чуть тронь!
– А ты сам попробуй подойти и обнять, – насупился Хаши.
– Пробовал уже, – погрустнел Учиха, отстраняясь. – Еда?
– Еда, – выставлять какие-то условия Тобирама не рискнул, опасаясь, что теперь, когда вкусняшки в прямом доступе, его просто сметут.
Изуна потянулся к весьма знакомой еде. Затем всё же не удержался, пересел и попытался втиснуться в обнимашки. Хаширама улыбнулся, чуть подвинулся, давая место, и протянул руку брату:
– Ну же, отото.
Тобирама дернул уголком губ, колеблясь.
– Ты же сам только что возмутился, что мы обнимаемся без тебя. Идём к нам.
– Мимими? – состроил бровки домиком Изуна.
Тобирама сделал максимально незаинтересованное лицо и притиснулся к тесному клубку с другого бока. Толкаться с Изуной ему совсем не хотелось, и вообще не оставляло ощущение, что этот Учиха всеми тут нагло манипулирует.
Но, как ни странно, именно он потянулся его первым обнимать. Сенджу коротко глянул исподлобья, но очередного потока воды не устроил. Только немного неуверенно, но все же обнял в ответ.
– Ну, хоть с третьей попытки… – проворчал Изуна, прикрывая глаза.
========== Часть 12 ==========
Поселение Учих было странно, настороженно тихим. Мадара вздохнул, почесался. Пошел выискивать провинившихся. С наказанием Хаширамы он вряд ли сможет соревноваться, даже если нанизает предателей на кол и будет живьём прожаривать на медленном огне. С другой стороны, роль милого и милосердного ему тоже нравилась, хотя и была вот так внезапна.
– Эй, ты! За мной! – скомандовал он дожидающемуся его предателю. – Наказывать буду.
Также он зашёл к той милой леди, что пыталась его отравить, и к тому неудачнику, который случайно их чуть не застрелил. Привел их в зал совещаний. Выдал бумагу. И заставил писать сочинение на тему: «Почему я решил убить Мадару-сама».
Если у заложника по крайней мере было что записать – ну, на основе же чего-то они с Сенджу законтачили, – то вот невезучая отравительница вздыхала, ёрзала, грызла кисточки и всячески страдала. Стрелок же и вовсе вырисовал всего несколько иероглифов, после чего с низким поклоном вручил свиток Мадаре.
Вариант «я не хотел убить Мадару-саму» Учиха забраковал. Чуть усовершенствованное «Я не хотел убить Мадару-саму, оно само» его тоже не устроило. Неудачливый стрелок вздохнул и попытался в третий раз. Тобирама не выдержал, заглянул через плечо. Прыснул. Ну в самом деле, каллиграфически выведенное «Я нечаянно» рядом с двумя лихо перечеркнутыми строчками смотрелось так… По-детски.
– Котичка просто. Хочешь, помогу составить нормальный текст?
– Ну-ну… Я бы посмотрел, как ты это обыграешь, – хмыкнул Мадара, смеривая тяжёлым усталым взглядом двух оставшихся.
Девица попыхтела, вывела «Врагов надо убивать» и с поклоном вручила главе клана.
– Надо, кто спорит, – покачал головой он. – Ну, теперь трудись над сочинением «Как определить, кто враг, а кто – нет». Если скажешь «Всё, что не Учиха – враг», пойдёшь убивать всех свиней, гусей, рыб, бабочек и мух в радиусе ста метров. Да, и бабушку свою не забудь, она ведь не Учиха…
Девушка вспыхнула, поклонилась, отошла. Бабуля у неё и вправду была бесклановой. Новая кровь, удачно легшая на геном, делала её отличной невестой… Но мозг это заменить не смогло.
Тобирама же тем временем от души развлекался. На него снизошло вдохновение, и поэтому объяснительная для Мадары ваялась сразу в двух вариантах – сухим казённым языком и высоким поэтическим стилем. Причем в первой Сенджу заставил излагать все мелочи, произошедшие до злополучного выстрела, начиная от того, что Учиха ел на завтрак, и заканчивая тем, что он подумал, когда порезал палец о слишком туго натянутую тетиву. К моменту, когда Тобирама аналитически вывел момент воздействия на сознание парня неизвестного гендзюцу, подопытный уже тихо мечтал его придушить.
Мадара смотрел на это снисходительно и всё ждал, когда же парень воскликнет: «Ой, бля! На мне же было гендзюцу!» – но, видимо, мечтать о смерти Сенджу было проще, чем думать головой.
И только предатель писал важно, долго, основательно, спеша запечатлеть все свои мысли перед смертью. На его писанину Мадара посмотрел, но ничего корректировать не просил. Пациент использовал столько приемов демагогии, чтобы обелить себя, что становилось ясно, как такое вообще пришло ему в голову… Малец был специалистом сам себя дурить.
После того, как всё было готово, Мадара созвал всех на главную площадь и с удовольствием прочитал сочинения, комментируя их. Кто-то из толпы таки догадался, что неловкий стрелок был под чужим влиянием, и его с миром отпустили на усиленные тренировки и проверки. Вторым шла объяснительная предателя, вызвавшая большой ажиотаж и поначалу даже одобрение. Но Мадара разгромил все аргументы в пух и прах, закончив фразой:
– Можно сколько угодно рассуждать об оскорблении и чести. Это всего лишь слова. Это всего лишь чувства. А люди – наши соклановцы, наша семья – умирают не у нас в головах, а в реальности. И реальность – это единственное, с чем стоит считаться.
Тобирама вздохнул, борясь с желанием умиленно подпереть подбородок ладонями. Ему как исследователю концепция «реальность – мерило истины» была гораздо ближе и понятней всякой мутотени, которой так часто оправдывали собственное невежество. Хоть тех же Учих взять – ну, кто из них толком изучал механизм работы шарингана? Вывели несколько ключевых моментов и теперь суют в очерченные рамки всех. А тех, кто впихиваться не хочет, ещё и утаптывают сверху.
Третье сочинение… О, сколько мучений в нём было! Мадара с садистским наслаждением прочитал все пять версий, повторяя свои комментарии для новых слушателей. И завершающим штрихом прочитал последнюю строчку:
– «Вывод: Я не знаю, как определить, кто враг, а кто друг». За нарушение приказа она всё равно будет казнена, таков закон. Но, надеюсь, она дала вам достаточно пищи для размышлений, и её ошибка послужит вам уроком. Расходитесь.
Учихи расходились молчаливые и задумчивые. Далеко не факт, что они и впрямь размышляли над тем, что сказал Мадара – но и полностью не думать об этом не вышло бы. Потому что эти действия, на первый взгляд такие отважные и благородные, получались откровенно жалкими, стоило попробовать разобрать их с точки зрения трезвого рассудка. Сам Тобирама после балагана на площади погрузился в меланхолично-созерцательное настроение. Самое то, чтобы сидеть с пиалой чего-нибудь спиртного и провожать взглядом медленно опадающие лепестки цветущей сливы… Попутно вспоминая какую-нибудь до безобразия сопливую легенду о самоубившемся самурае, окрасившем эти самые лепестки в алый собственной кровью во искупление какого-нибудь фееричного бреда. Тобирама поморщился. Больше, чем такие приступы меланхолии, он не любил только идиотов.
– У тебя есть какие-то планы? – коротко поинтересовался он у Мадары.
– Расслабиться, – коротко ответил Учиха.
– Звучит неплохо, – Тобирама скупо улыбнулся. – И как ты обычно расслабляешься?
– Заваливаюсь на колени к брату и требую чесать.
Сенджу перспектива заваливания к нему на колени не смутила. Он только хмыкнул и потребовал слегка расширить инструментарий планирующегося отдыха на напитки и масло.
– А масло тебе-то зачем?.. В смысле, какое надо?
– Лучше массажное, но если нет, сойдет и просто жидкое.
– М-м-м… Ладно, посмотрю, что есть.
Вообще, Мадара просто честно отвечал на заданный вопрос и вовсе не ожидал, что Тобирама согласится. Но и отказываться не собирался. И да, он втайне опасался, что маслом Сенджу будет мазать волосы, чтобы расчёсывались лучше. Бррр!
Дома нашлось всё, что нужно, и даже больше. Масла у Мадары традиционно не водилось, поэтому он ограбил склад Изуны… Попытался. Потому что замер перед обилием одинаковых бутылочек. Тобирама даже пришел проверить, где это Учиха застрял. Запасы Изуны младший Сенджу оценил и до обидного быстро выловил из батареи пузырьков нечто, не грозящее причинением вреда. Придирчиво обнюхал, убедился, что кроме легкого травянистого запаха никаких демаскирующих факторов у масла нет. И махнул рукой в сторону футона:
– Ложись и постарайся не слишком вестись на рефлексы.
– О-о-о, массаж… – протянул Мадара мечтательно. – Но если я скажу, что давно о таком мечтал, ты меня из вредности будешь мять пожестче, да?
– Нет, – качнул головой Тобирама. Он вообще был как-то немногословен с момента выступления на площади. – Это, если хочешь, мой способ расслабиться.
– Ладно, как знаешь.
Мадара скинул одежду и лег на футон, расслабляясь. Мысль о том, что Тобирама всадит ему сейчас кунай в спину, казалась просто смешной. Хоть соклановцы изо всех сил заражали его паранойей, но он слишком устал, чтобы делать какие-то сложные подозрения. Да ну его нафиг…
На спину тонкой струйкой пролилось масло. Следом прошлись ладони – жесткие, сильные. Руки настоящего шиноби, лучше всего умеющие убивать. Прошлись, растирая масло и разогревая кожу. Почти ласково даже. Легли на плечи, прямо-таки сыграли пальцами, будто на каком-то музыкальном инструменте. Пальцы у Тобирамы тоже были достаточно цепкими и сильными, чтобы суметь промять мышечный корсет Учихи. И достаточно умелыми, чтобы сделать это приятно. А потом Сенджу и вовсе принялся замешивать его, как крутое тесто – так, что полчаса спустя все мышцы, угодившие под его руки, источали приятный ровный жар.
Мадара чуть постанывал, млел и по учиховскому обыкновению строил коварные планы. О том, как Тобираму вообще не отдавать и оставить рядом в роли главного чесальщика и гладильщика… Ну, точнее, старательно желал, а вот с планами в такой обстановке как-то не заладилось. Наконец Сенджу закончил и набросил на спину легкую простыню. Меланхолия в процессе разминания Учихи не то чтобы ушла, но определенно поблёкла. Чувствовать чужое доверие вообще приятно, а уж когда под руками млеет горячее сильное тело – приятно вдвойне. Так что вспоминать истории про маразматичных самураев больше не хотелось. Хотелось, пожалуй, выпить и растянуться рядом с Мадарой.
Мадара со стоном перевернулся на бок и спросил:
– А твоя душа чем отогревается, кои?
Тобирама одарил его долгим взглядом. Пригубил саке из своей пиалы.
– Нужностью. Наведением порядка. Всякими глупостями.
– Здорово, – протянул Мадара, падая обратно. – Как же хорошо… Ксо, Тобирама, тебе с такими навыками не в воины идти надо, а в любовники… Один такой массажик – и лепи из противника что хочешь…
Сенджу поперхнулся. Нечто подобное он мог бы сказать о самих Учихах – с их живостью, яркостью, страстностью они могли легко очаровать кого угодно. И даже если жертва сопротивляется изо всех сил, отвязаться от наваждения по имени Учиха очень нелегко. Но чтобы его?
– Ты сейчас серьёзно?
– Да… Могу даже рекомендации написать… – протянул балдеющий и отмассаженный Мадара. – Ууу, как хорошо-то…
Тобирама запустил руку ему в волосы, мягко массируя затылок.
– Если все так хорошо, то с чего это тебе захотелось поделиться?
– М-м-м?.. А что, такое богатство одному мне, что ли?.. – удивился Учиха.
Сенджу обернулся к нему, вперился в лицо внимательным взглядом. Убедился, что Мадара и не думал шутить. Задумчиво хмыкнул.
– Ты странный…
– Это мы уже выясняли, нет?.. – пьяные без вина глаза с трудом сосредоточились на Сенджу. – Я бы так чувствовал себя отомщённым…
– Отомщенным? За что же? – ладонь с затылка переместилась к лицу, очертила контур.
– За превращение меня в непотребное желе.
– Ну почему же сразу непотребное? По мне, так отличное желе вышло, – Тобирама наконец-то улыбнулся, расслабленно вытягиваясь рядом с Учихой прямо на полу. Помолчал. – Ты же понимаешь, что подобное от меня мало кому достается?
– Догадываюсь… Иначе бы отбоя от желающих повторить бы не было, – отозвался Мадара и заполз головой ему на грудь. – И репутация у тебя была бы совсем иная… А так… Спасибо. Мне это очень помогло.
Тобирама зарылся пальцами ему в волосы, поглаживая, перебирая пряди, легонько теребя.
– Закурить бы… Каждый раз, когда ани-чан срывается, хочу курить. Смешно.
– Надо пошарить у Изуны, у него наверняка есть табак. И не только табак… – задумчиво проговорил Мадара.
О вреде курения он слышал, но не понимал, в чем подвох, все равно шиноби умирали раньше, чем этот вред мог полностью проявиться. А что запах иногда выдает, это да, это плохо… Если ты, конечно, скрытно сидишь в засаде. Во всех остальных случаях это не имеет значения.
– Отото просто любопытный, – как бы оправдываясь, добавил Учиха.
– По-моему, он просто хомяк. Наверняка, если пошарить, у него найдется кимоно гейши, зонтик и томик любовной лирики.
– Зонтик и любовная лирика точно есть. А кимоно гейши… Ну пошарь, пошарь. И вообще, он не просто хомяк, а элитный!
Тобирама тихо рассмеялся:
– Я всё равно не умею курить. Иди сюда, – Сенджу потянул его вверх.
Мадара успел подумать о том, как Тобирама может хотеть курить, если ни разу не пробовал, перед тем как его разнеженную и очень чувствительную тушку поцеловали. Оставалось только гулко постанывать, как хорошо это было… А Сенджу словно растерял где-то свою суровость и колкую броню, которой обычно ощетинивался на любую попытку до него дотронуться – и вдруг стало видно, что он, вообще-то, ещё очень молод. Что в уголках глаз притаились мелкие морщины, а постоянная нахмуренность в том числе и оттого, что свет бьёт по слишком чувствительным глазам. Что Тобираме тоже хочется расслабиться и довериться чужим рукам.
И как тут губы оторвать, как прекратить ласкать внезапно открывшегося – не словами, движениями, мимикой – Сенджу?.. Как прекратить выцеловывать, отодвигая одежду, внимательно следя за откликом? Неожиданно оказалось, что у Тобирамы очень чувствительная внутренняя сторона запястья. Мадара припомнил, что наручей тот никогда не носил, в отличие от брата, и даже рукава всегда были укороченные. Поцелуи в эту область вызывали невольные охи… А если прижаться губами? Чуть лизнуть? Облизать? Стон с губ Сенджу сорвался тихий, хрипловатый… Сладкий. Словно и впрямь осел на языке лёгким привкусом. Тобирама сглотнул, потянул Мадару на себя за прядь волос. Зрачки у Сенджу пульсировали, словно под действием какого-то наркотика.
