Текст книги "Серебряное солнце (СИ)"
Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Ксо, Орочимару-сама точно что-нибудь придумал бы…
Кабуто вздохнул, упираясь мыслью в собственную никчёмность и недостаток ресурсов. У него всего лишь лаборатория в шкафу, два кератиновых стержня и чувство собственной ничтожности. Что с этим можно сделать?..
Хм.
А ведь волосы – не просто чистый кератин, там остаётся много других элементов… А так как внешняя часть, по сути, мёртвая часть, нарастающая по мере жизни, волос может служить своеобразной хронологической картой организма, отражая его состояние. Конечно, образец очень короткий, а волосы растут примерно по сантиметру в месяц… Но можно узнать, не происходило ли каких-то значительных изменений в последние семь месяцев.
Приободрившись, Кабуто бросился исследовать… Чтобы часа через два снова впасть в уныние, да поглубже. Было несколько изменений состава волоса, но что именно они означают? Не хватало референтного образца. У Итачи, конечно, длинные волосы, но с тринадцати до двадцати одного года у него должно было отрасти девяносто шесть сантиметров волос, и вряд ли тот самый момент остался запечатлён где-то на кончиках.
Бесполезно.
Кабуто взмахнул рукой, раскатывая свиток, сложил печать… И вся лаборатория целиком оказалась запечатана в бумаге. Кабуто ещё раз вздохнул и пошёл унывать к Кисаме.
– Что, Итачи выгнал из-под одеяла? – чувствовалось, что это добродушная подначка, а не попытка поязвить. Мечник вообще пребывал в отличном настроении, не иначе, как Самехадой навеянном. Видимо, Учиха пришёлся мечу вполне по вкусу.
– У меня ващет задание было, – вздохнул Кабуто и почесал щеку. – А я не справляюсь. И тупой слишком, и ресурсов не хватает. Чай есть?
– И даже с бутербродами, – отозвался мечник. – Что за хрень у тебя на щеке? Раньше не было.
– Хрень? – удивился Кабуто. – А-а-а, это… Да так. Очередное напоминание о том, что техника безопасности кровью написана. Что-то типа простейшей печати, протофуин, только она ничего не делает, просто расцветает, питаясь определённым спектром чакры. Боль, самоугрызения, депрессняк, страх… Ещё легко отделался, да. Подозреваю, что, подпитываясь, она может становиться больше и причинять здоровью существенный вред, но что поделать, снять её не в человеческих силах.
– Сенсей наградил, что ли?
– Не, ну что ты, Орочимару-сама сделал бы всё гораздо аккуратнее, – от воспоминаний о любимом саме щёку заломило сильнее. – И полезнее. И производительнее. У него знаешь какие фуин? Произведения искусства! А это… Шинигами полапал, ага.
Кисаме окинул парня изучающим взглядом. Сколько он таких видел, искренне восхищающихся учителями и старшими товарищами, готовых если не на всё, то на многое ради внимания и одобрения своего кумира. И не то чтобы ему было какое-то дело… Но волчонок уже считался условно своим. Не настолько, чтобы доверять ему, как Учихе, но достаточно, чтобы обращать на него внимание. Хошигаке вздохнул:
– Иди сюда.
– А? – удивился Кабуто. Шиноби с таким вздохом не убивают, значит, тут что-то другое, и можно подойти…
Кисаме совершенно спокойно обнял его, пригребая к боку. Кабуто был поупитаннее Учихи, но рядом с Хошигаке казался максимум подростком. А ещё мечник оказался почти горячим – не болезненным лихорадочным жаром, а ровной мощной уверенностью здорового и сильного человека.
– А теперь забей на всю ту хрень, которую навыдумывал, и просто пожри, – посоветовал Кисаме, подталкивая к Якуши тарелку с бутербродами. – А то сам рядом с Итачи ляжешь, и нихрена не греть.
– Спасибо, – кивнул он, действительно слегка успокаиваясь. На голодный желудок точно ничего хорошего он не придумает.
Обнимашки были ходом не сказать, что неожиданным… Но весьма необычным. Однако это именно то, что ему сейчас было нужно. Простой, суровый, мощный антизаебин.
– Кстати, можем попробовать твою хрень на щеке скормить Самехаде. Ей не принципиально, какую чакру жрать.
– М-м-м… Всё-таки чакра шинигами, – Кабуто потёр щёку. – Ядовитая для всего живого. А вдруг ей вкус не понравится?
– Ну, биджу ей вполне по вкусу, хотя тоже ядовитые, – пожал плечами Кисаме.
– Хм… – Кабуто прикинул относительную ядовитость чакры. Выходило, что у биджу она всё-таки ядрёнее. – Ладно, давай попробуем.
Хошигаке подхватил Самехаду левой рукой, задумчиво посмотрел на рукоять. Качнул головой каким-то своим мыслям, развернул, стягивая бинт с кончика. Дотронулся синей чешуей к щеке, на которой всё ещё был отлично виден странный узор. Самехада тихонько заворчала, узнавая чакру – в прошлый раз, когда она пробовала Кабуто «на вкус», волчонок ей понравился больше. Незнакомая примесь портила такую вкусную и легкую чакру, поэтому и была без всяких сомнений схрумкана.
– Ну вот и всё, – хмыкнул Кисаме, сжимая и разжимая ладонь, которую Самехада слегка уколола, выражая свое недовольство.
– Круто… – протянул Кабуто. Он не был уверен, что метка не вернётся позже – крепилась она каким-то мозговыносящим способом и прошлые попытки её снять с успехом обошла. – Спасибо тебе. И Самехаде тоже. Она просто красавица.
Меч польщено заворчал и вроде бы шевельнулся.
– Ты ей понравился, – хмыкнул Кисаме. – Особенно этот твой волчий покров.
– Вкусный? – предположил Кабуто и потёр висок. Его посетило навязчивое желание посюсюкать с мечом.
– Ага. Настолько, что она не хочет съесть его полностью, а предпочитает оставить на развод.
Кабуто засмеялся и окутал руки дымной чакрой.
– Самехада хочет вкусняшку?
– Ну ты наглый, – восхитился Кисаме. – Мало того, что Учиху закормил, теперь и на Самехаду покушаешься?
Меч поддержал его довольным урчанием, облизывая чакру мягким розовым языком.
– Все любят вкусно покушать, – возразил Кабуто, умилённо наблюдая за трапезой.
Самехада действовала аккуратно, тянула потихоньку – он помнил, как она его чуть ли не до дна опустошила одним прикосновением – и с явным наслаждением. Как тут не покормить-то?
Кисаме посмотрел на это безобразие, тяжко вздохнул, но разводить по разным углам никого не стал. Самехада обидится, а Кабуто вообще полезно выложиться – авось спать завалится вместо того, чтобы исторгать мрачность в атмосферу.
– Ну, всё-всё, хватит… – попросил Кабуто. – Мне тоже немножечко оставь. Покушать ещё надо, а не сразу в обморок падать. У-у-у, какая же ты красавица!
Кисаме с весёлым недоумением осознал, что Самехада реагирует на комплименты, как самая обычная женщина. Он, конечно, восхищался мечом, но именно как оружием. А тут… Самехада только что не закокетничала, хотя благосклонное покачивание рукоятки Кабуто досталось.
Кабуто с трудом отошёл от разомлевшей женщины, пусть она и меч. И вернулся к бутербродикам, надеясь добрать чакры до следующего захода по загадкам и тайнам геномов. А то Кисаме спокойный, конечно, но слишком уж лезть к его оружию не стоит. Особенно такому живому.
Кстати, об этом.
Кабуто задумчиво посмотрел на Самехаду. Перевёл взгляд на шкаф. Снова на Самехаду. Снова на шкаф.
– Хм… Слушай, а ведь тогда, в начале, я сразу понял, что Самехада живая?
– Ага. Спросил, как зовут вторую рыбку. А что?
– Хм…
Якуши задумался. Кажется, Итачи говорил, что его кеккей генкай эмпатически-ментального свойства. Это объясняло, почему он так легко нашёл подход к Учихе, который дружелюбием отнюдь не славился. И почему неподвижная Самехада упорно кажется ему гораздо более живой, чем шкаф.
Загвоздка в том, что он этим направлением техник никогда не интересовался, и как с ними обращаться, представлял слабо. Точнее, вообще никак. А что получалось у него самого – выходило почти на инстинктах.
Но…
Перед Кабуто замаячила надежда на выполнение задания. Итачи ведь так же упоминал о том, что ему кажется, будто его шаринганы живые – что, теоретически, вполне может быть правдой, – значит… Если ему удастся определить степень живости Мангекю, он может попытаться сравнить свои ощущения с тем, что чувствовал тогда… И может… Возможно… У него получится!
Не откладывая дело в долгий ящик, Кабуто в темпе дожевал бутерброд и бросился к Итачи. Уселся на колени рядом с его лицом. Сосредоточился. Учиха однозначно воспринимался как живой, хотя немного ослабленный, но были ли его шаринганы… Отдельно живыми?
Кабуто прикрыл глаза, представляя пред мысленным взором Итачи. Получилось неожиданно хорошо и просто – раньше ему сенсорные техники с такой лёгкостью не давались. Итачи казался весьма ожидаемо таким полупрозрачненьким, слабеньким, хрупким… Не от недостатка чакры, вообще. Якуши не был уверен, что смотрит именно на кейракукей, а не что-то ещё.
Зато глаза… Глаза – да. Чёрные, плотные, сильные. Как будто бы двух Итачи сконцентрировали до размера глазного яблока и запихали в череп. И да, они определённо были самостоятельно живыми… Живыми и несчастными.
Кабуто затрясло от лёгкого касания эмпатией. Желание рвать и защищать захлестнуло с головой. Две маленькие няшечки. Которые не хотят умирать. И которые беззаветно любят своего хозяина, поэтому единственное, что делают – это объявляют ему бойкот. И понятно, куда силы деваются – шаринганчики хоть и пытаются не навредить, но хотят кушать… А Итачи не ест.
Якуши уткнулся лбом в кровать, тяжело дыша. Интересно, если устроить Учихе скандал на тему «Ты чего о маленьких шаринганчиках не заботишься?!», его сразу пристукнут или сначала выслушают?.. Если психом не посчитают, то влияние Орочимару-самы точно заподозрят. И откармливание на убой, да.
Но, блин, они же такие несчастные!
Кабуто окутал руки нейтральной медицинской чакрой и поднёс их к лицу Итачи. Фигово им, должно быть, сейчас, когда чакры вообще мало и никакой подпитки. Пусть хоть так поедят…
Интересно, ему за это голову не снесут?..
– У тебя снова обострение? – Кисаме на техники в сторону напарника реагировал подозрительно. Особенно на внезапные техники, которых ничто не предвещало. И которые накладывают чуть ли не трясущимися руками. – Или с Учихой что?
– А? Ага… – пробормотал Кабуто. – С этим выпусканием болезни я как-то не учёл, что шаринганам подпитка по-прежнему нужна, и немаленькая.
Показалось, что в ладонь ткнулось что-то тёплое и благодарное, как эмпатический отклик. Но Кабуто не стал заострять на этом внимание, чтобы совсем не расклеиться.
А чакра-то кончалась…
Кисаме страдальчески вздохнул. Из него вроде как не пытались верёвки вить, но почему-то не получалось отделаться от ощущения, что он самостоятельно готов виться. Впрочем, взять Самехаду и внушить ей, что стоит немного чакры вернуть, ему это не помешало. Ну… Не трясутся над подопытными так. Не бледнеют и не смотрят почерневшими от расширившегося зрачка глазами.
– Всё настолько плохо?
– Н-нет… Не настолько… Но… – Кабуто повернул к нему несчастный, отчаявшийся взгляд. – Они живые, Кисаме. Не просто орган, который можно ранить, а потом вылечить, а настоящие живые существа, которым самостоятельно больно и одиноко. Няшечки… Простите, что я вас так… Сейчас подпитаю, и вам станет лучше, честно-честно.
– Ты псих, – совершенно искренне сообщил Хошигаке. – Но Итачи оценит, да.
– Да? Надеюсь…
========== Часть 12 ==========
Через четыре дня Итачи начал проявлять признаки здорового организма и желание из заботливых лапок всё-таки свинтить. Ну, Кабуто и не считал, что Учиха будет болеть всю положенную неделю, сказал так, чтобы напугать. Но отпускать не спешил, проверяя, не осталось ли где чего и не вернётся ли инфекция…
К слову, приходили следователи. Кланялись и говорили, что больше не побеспокоят знатного доно, что уважают его выбор и нежелание проявлять слабость перед подчинёнными. А что, всё логично. Пришли по пустяковому поводу, сразу начали закупаться лекарствами… Да и не шиноби они с такими-то соплищами и тягой к дорогому шоколаду. Фразу про сопли и шоколад краем уха услышал Кисаме и честно старался не ржать – по крайней мере в голос. Тем более что с выздоровлением Итачи к шоколаду охладел, снова вернувшись к любимым данго.
Сам Учиха все время, которое не спал и не разговаривал с Кабуто, пытался достучаться до шаринганов. Те на контакт идти не хотели, но Итачи долбился с упорством, достойным стаи дятлов, так что кое-какой результат был. Выяснилось, что его шаринганам вечно угнетённое состояние хозяина не по вкусу, а уж что они думают о привычке питаться чем попало и хорошо, если раз в сутки, а не в трое, можно было записывать, как шедевр эпистолярного жанра. Прощать Итачи они пока не собирались, но и бросать «бестолковую двуногую подпорку» на произвол судьбы – тоже. Зато к Кабуто чудо-глазки прониклись самыми нежными чувствами.
А потом Якуши устроил проверку зрения.
Итачи даже не сразу понял, что именно не так. То, что зрение перестало портиться, не могло не радовать, но и Мангекю в последнее время он особо активно не использовал. А вот когда до Учихи дошло, что зрение не просто не ослабло, а ещё и немного восстановилось…
Кабуто, которого сграбастали за шиворот и самым натуральным образом стали трясти, не сразу разобрал в этом всплеске эмоций вопрос – КАК?
– Как ты это сделал?!
– Витаминки и чакра… – залепетал волчонок.
– Кабуто, ты хоть понимаешь, ЧТО ты сделал? – Итачи трясти прекратил, но хватку не ослабил.
– Ага, – он прочистил ухо. – У тебя зрение начало восстанавливаться. Строго по плану.
Учиха помолчал, пытаясь успокоиться. Не смог, порывисто обнял, прижимая к себе.
– Не понимаешь… Ты смог решить проблему Мангекю Шарингана. Ту, из-за которой Мадара вырвал глаза своего брата.
Кабуто вздохнул.
– Да, больная тема, понимаю… Но вообще-то с побочными действиями своей силы встречаются все носители кеккей генкая. Нужно просто тщательно изучить причины возникновения проблем и методы их решения. Хьюги тоже могли бы себя проклятыми считать, что стихии им не даются, или там Узумаки мало жрущие… Но то, что Мангекю, по сути, отдельный кеккей генкай, требующий отдельного изучения, мало кому в голову приходило. Кстати… Насчёт питания придумал не я.
– А кто? – Итачи решил, что если снова услышит про Орочимару, будет трясти Кабуто, пока не вытрясет образ змеиного санина из его головы хотя бы на пару дней.
– Орочимару-сама, – честно ответил парень. – Сначала он предположил, что додзюцу использует гораздо больше питательных веществ, необходимых для работы зрения. Потом проверил. Потом сделал расчёты для Мангекю… Цифра вышла баснословная, просто из пищи такое не добудешь, так что питаться тебе витаминками всю оставшуюся жизнь.
– Р-р-р, – отозвался Учиха, приподнимая Кабуто над землей и начиная размеренно потряхивать. – Ты вообще за кем-нибудь достижения замечаешь, кроме Орочимару?
– А? Но он же… – растерянно пробормотал Кабуто, не понимая, что от него хотят добиться. – Чего ты меня трясё-о-о-ошь?
– А вдруг мозги тоже перетряхнутся, – на полном серьезе сообщил Итачи, продолжая трясти. – Надоело уже. Орочимару-сама это, Орочимару-сама там, Орочимару-сама самый умный. Ты своих достижений не видишь!
– А что я сделал-то? – обиделся Якуши.
– Привел в адекват Дейдару. Выяснил, что Мангекю действительно живые. Обманул разведку великой деревни и Акацки. С чистого листа, без малейшей информации осваиваешь кеккей генкай, и успешно. Лечишь застарелые инфекции в полевых условиях, – перечислил Итачи первое, что пришло в голову.
– Э-э-э… – озадачился Кабуто. – Ну да, кое-что я сделал… Хотя кеккей генкай можно было бы осваивать побыстрее. И не в полевых условиях! Я тебе почти бокс медицинский организовал, только печатей не хватает, но они и не нужны в таком случае…
– Не кое-что, – Итачи встряхнул волчонка сильнее, так, что аж зубы клацнули. – Прекрати принижаться! Сколько из шиноби способны лечить хотя бы простейшие раны? А сколько из медиков смогут организовать такой бокс за несколько часов?
– Ну… Орочимару-сама…
– Тьфу! Орочимару сколько лет? Он в твои годы с командой ходил да призыв осваивал под теплым крылом Хирузена, а не водил за нос опаснейших шиноби мира!
Кабуто озадачился. Очень озадачился. Открыл рот, собираясь что-то сказать. Закрыл рот. Задумался. Робко спросил:
– И какова твоя оценка моих способностей?
– В прямом боестолкновении пока что где-то А, но по совокупности характеристик на S вполне потянешь. Тебя ведь нет в книгах Бинго, верно?
– С чего бы мне там быть? Я тихий мирный няшка. Очки только потерял…
Итачи усмехнулся, нажимая пальцем на кончик носа Кабуто:
– Тихий мирный няшка, который почти урыл Тсунаде. Она, конечно, на тот момент была немного не в форме, но звание санина так просто не пропьешь.
– Вау… – только и сказал Кабуто. – Это как… Это что… Это я-а-а?.. Бля.
Его как будто пыльным мешком по голове стукнули. Да, ему приказывали, но выполнял приказы он сам. Да, он продолжал уже начатые исследования, но сам продолжал их. Да, его учили, но он и сам техники разрабатывал и усовершенствовал.
– Я могу прекращать тебя трясти, да? – уточнил Итачи, любуясь пришибленным выражением лица и совершенно ошарашенным взглядом. – Или поцеловать для закрепления эффекта?
Кабуто поднял на него взгляд, задумавшись, а стоит ли в заслуги записывать захомутывание Учихи? Хотя бы на коротких дистанциях? Выходило, что можно… И это было ваще невероятно.
– Поцелуй, – согласился он чуть заторможено.
Итачи очень ласково коснулся ладонью щеки. Убрал за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос, погладил скулу. Наклонился, почти касаясь губами губ, улыбнулся:
– Ты удивительный, Кабуто. И восхитительный сам по себе.
Поцелуй вышел нежным, сладким и ласковым. Итачи ласкал губы языком, перебирал волосы, гладил лопатки и проходился ладонью по талии. И улыбался, мягко мерцая глазами.
А Кабуто таял. Таял с полным правом, ощущая прикосновения как никогда полно. Не украденные, не одолженные, не прописанные для оздоровления, не нужные для удовольствия другого. Нет. Это все ему. Для него. Он действительно этого…
…заслуживает?
О, да.
*
Кабуто до-о-олгое время переваривал новость о том, что он, оказывается, сам по себе крут. И не просто крут, а крут весьма существенно. Кому-то это могло показаться глупостью, но для него… Для него осознание, что солнце светит не только для кого-то там, но и для него, заставило его чувствовать этот солнечный свет в тысячу раз острее, еда оказалась в тысячу раз вкуснее, а Итачи – в десяток раз охренительнее.
В тысячу не получалось, потому что у охрененности есть свой лимит, упирающийся в бесконечность.
И тем обиднее было, что на Итачи у него не «право собственности», а «полугодичная аренда». Термины были так себе, но суть явления отражали.
Ещё один день они провели в городе, чтобы к Учихе уже точно-точно его зараза не вернулась. Больше их в Оширу ничего не держало – стратегический запас лекарств и витаминов Кабуто купил еще при первом вояже по аптекам. Отошли от города, перевоплотились обратно в Акацки, связались с лидером с помощью какого-то странного дзюцу. Кабуто отошел в сторонку даже не из деликатности, а для того, чтобы не светиться лишний раз – мало ли на что способен риннеган. Хороший шпион хорош и тем, что незаметен.
Иронично вышло – он должен был стать шпионом для Акацки, а на деле разнюхивает все о них самих. Только он ещё подумает, докладывать ли о полученной информации Орочимару-сама…
Итачи большую часть времени молчал и сосредоточенно анализировал собственное состояние. Вроде бы на первый взгляд ничего не изменилось… Но только на первый.
Капля-другая свободной чакры – и движения уже обретают полузабытую лёгкость. Ту самую, которой накрыло после первых укусов Шишибея, когда земля рвется из-под ног и словно бы сопровождает каждый шаг лёгким толчком. А еще… Это только в итоге получалась капля. Как оказалось, таящаяся внутри болезнь поглощала не так уж мало сил. Сейчас эти высвободившиеся ресурсы перераспределялись, получали подпитку в виде лекарств и постоянных сеансов с медчакрой… Зрение стало уже заметно четче, и Учиха то и дело залипал на какую-нибудь мелкую деталь. Качнувшаяся ветка, отмахнувшийся от мошек Кисаме, сдувший с лица волосок Кабуто… Итачи очень рано активировал шаринган, он рос с ним, он долгие годы обладал Мангекю – но слишком давно его зрение начало меркнуть, чтобы яркость красок и четкость линий не стали открытием.
Итачи даже слегка опасался эффекта шарингана, когда зрение полностью восстановится.
Через некоторое время после осознания собственной охуенности Кабуто всё-таки вернулся в реальность и задал давно интересующий его вопрос:
– Итачи… А ты не хочешь спросить про брата? Нет, он, конечно, меня подбешивает, точнее, вся эта шумиха вокруг него… «Саске то, Саске сё», толпы безумных фанаток и даже Орочимару-сама носится вокруг, но… У тебя, наверное, единственного есть полное право с ним носиться.
Учиха на миг сбился с шага, настолько неожиданным стал для него этот вопрос. Обычно тему его взаимоотношений с кланом и братом старались не поднимать… Даже те, кто теоретически мог получить ответ, а не технику шарингана.
– Не думаю, что это право у меня ещё сохранилось, – Итачи осторожно скосил глаза на Кабуто. – Но буду благодарен, если ты расскажешь… Что-нибудь.
Причина неуверенности была вовсе не в том, что Итачи не хотелось послушать о брате. Просто он не знал, о чем именно спрашивать. Техники, освоенные Саске? Глупо. Уровень отото нужно будет оценивать в бою, и от многообразия или отточенности дзюцу он зависит далеко не в первую очередь. Спросить, каким он вырос, как изменился и какой, когда его не корежит ненавистью к брату? Но Кабуто не знал Саске раньше и уж тем более не общался с тем улыбчивым мальчишкой, каким был брат до резни клана.
О друзьях… Мысль о друзьях брата вызывала горечь во рту – горечь с отчетливым привкусом вины. Слишком хорошо Итачи помнил свои слова о том, как именно обрести Мангекю, и потому не мог не чувствовать себя виноватым перед тем, кто стал или станет Саске ближе всех.
А спрашивать о том, как отото живет, всё равно что выпытывать о порядках на базе Орочимару. Змеиного же санина Кабуто не предаст никогда – и Учихе совсем не хотелось проверять границы этой верности.
– Ну… Он любит помидоры, – начал Кабуто задумчиво. – До такой степени, что вырастил себе четыре помидорных куста в нашей оранжерее и ревностно их охраняет даже от Орочимару-самы. Не любит рано вставать. Одно время у молодёжи была популярна игра «Разбуди Саске и выживи». Потом играть прекратили. По разным причинам, м-да… Тихушный, упрямый, в чём с переменным успехом соревнуется с сенсеем. Притащил на базу свой дурдом…
– Какой дурдом? – осторожно уточнил Итачи.
Информация о помидорах и нелюбви к ранним подъемам отозвалась в груди теплой ноткой ностальгии – сколько раз он, только вернувшись с миссии, будил Саске, чтобы тот не опоздал в академию? Но что Кабуто имел в виду под дурдомом?
– А твой брат девушку завёл. И парня, – захихикал Кабуто. Шпиону нечасто удавалось всласть посплетничать. А тут почва бога-а-атая… – Точнее, это они его завели. Нашли базу, ворвались, мебель частично переломали… Немного побили Саске головой о каменный пол и утащили. Орочимару-саме невероятными дипломатическими, хи-хи, усилиями удалось его вернуть, но только с этими двумя довесками.
– Саске что, мазохист? – еще более осторожно спросил Итачи.
Картина того, как кто-то стучит отото об стену, не вызывала даже желания вмешаться – потому как закончиться всё должно было Чидори в грудь от Саске. Уровень владения брата этой техникой Итачи при прошлой встрече оценил, так что если стучали не шиноби S-класса… Почему они до сих пор рядом с отото?
Кабуто радостно щёлкнул пальцами.
– Точно! Мазохист! Я всё никак не мог вспомнить, что мне это напоминает! Причём во всех планах же: и мозг съедят, и физически покусают. Не, я со свечкой не стоял, но Саске любит сверкать укусами, несмотря на то, что в его маленькой… Эм, команде есть медик. Но ладно бы они только его кусали, но нет! По всей базе бегают! Рут скоро получит звание самого жуткого типа, обойдя даже Орочимару-саму. Девчонка всех с успехом строит, из-за чего дурдом только увеличивается в масштабах… Да не волнуйся, Саске вполне рад всем этим обстоятельствам, пхихихи…
Итачи потер пальцами висок. Звучало и в самом деле безумно – настолько, что отчего-то вспомнилась составленная из разных частей старая личность Кабуто. Когда каждый кусочек говорил своим голосом, и все они вроде бы были подогнаны друг к другу, но единой картины не составляли. Так и сейчас – Кабуто вроде бы вывалил на него целый ворох ярких образов, но собрать их воедино никак не удавалось. Покусанный отото, куноичи-медик, которая всех строит – почему-то сразу представлялась Тсунаде-химе и разбитые в щебень стены, – кто-то, способный по жуткости обойти даже Орочимару и при этом кусающий Саске…
Впрочем, если учесть, что всего за один укус змеиный санин получил вот это себе на базу, неизвестный Рут и в самом деле должен был быть жутким типом.
– Что, слишком много информации? – продолжал веселиться Кабуто. – Мне не продолжать?
– А Орочимару что, никак не реагирует?
– А как он должен реагировать? Призывать к порядку?
– Ну, хотя бы. Всё-таки странно, такой беспредел допускать… Он был очень аккуратным, хоть и увлекающимся человеком.
– А, ну так он этим дурдомом и руководит, – пожал плечами Кабуто. Такая осторожная характеристика сенсея его глубоко порадовала, но он не подал виду. – Аккуратно. Да и дурдом-команда исследования нехило двигает, а за это Орочимару-сама многое простит.
Итачи снова потер висок. Змеиный санин с его тягой к шарингану, куноичи-медик с авторитарным характером и некто, представляемый как гибрид Нидаймё хокаге, Данзо и Орочимару… Как бы в таком окружении Саске не забыл о своем желании отомстить – чисто за нехваткой времени.
– Кажется, я понимаю, почему ты тогда пожалел Дейдару, – задумчиво поделился Итачи.
– Да, я знаю, что бывает, когда концентрация ебанатства превышает все разумные пределы, – вздохнул Кабуто. – И хочется спрятаться хоть у биджу под хвостом. Как уж тут выгонишь?..
– Понятно. А что любишь ты? – вдруг резко перевел тему Учиха.
– Я? – удивился Якуши. – Люблю? Если честно, то даже не знаю. Раньше любил, что скажут, а сейчас… Тебя вот люблю. Медленно кормить Самехаду. Дейдару кормить… Твои глаза… Что-то я слишком много люблю всех кормить, м-да…
Итачи невольно улыбнулся, вспомнив облизывающегося на пирог подрывника. Да уж, кормить Якуши не пытался только Кисаме – но, скорее всего, потому, что тот успешно находил чего пожрать сам.
Следующим слоем стала растерянность – Кабуто так просто сказал о том, что любит… Как будто любить его, Итачи, было самой обыденной вещью. А вот еще глубже…
Учиха даже не сразу поверил в то, что пришло глубинным ощущением изнутри. Но когда на попытку «прислушаться» сильнее прилетело недовольством, пришлось озвучить:
– Ты им тоже нравишься… Ай! То есть они восхищены и покорены… Шаринганы. Я псих, да?
– С чего бы это? – удивился Кабуто. – Психологические расстройства характеризуются в общем в искажении восприятия реальности. Если у тебя шаринганы разумные, то почему бы с ними не говорить? Никто же не называет джинчурики психами только потому, что они могут общаться со своими биджу? Или что сенсоры видят чакру – это не глюки, хоть и отличается от обычного восприятия.
Кисаме, до этого успешно изображающий ходячий синий столб, коротко хохотнул:
– Так это оказывается не клановые тараканы, это клановые шаринганы голос подают.
Итачи сурово зыркнул на напарника:
– Не смешно.
– Смешно, Учиха, смешно, – Кисаме растянул губы в ухмылке, показывая частокол треугольных зубов. – Я же не обижаюсь, когда мне предлагают подышать жабрами.
– Потому что ты умеешь ими дышать.
– А у тебя глаза разговаривают и клеятся к твоему волчонку.
– Они не клеятся! – возмутился Итачи.
– Да, зачем бы им клеиться? – удивился Кабуто. – Я и так весь их!
– Кабуто… – простонал Итачи, сильнее прижимая пальцы к виску.
Шаринганы такое заявление привело в бурный восторг, который они рвались засвидетельствовать лично. Вопрос «как?» их совершенно не смущал.
– Буянят? – заботливо спросил Якуши, кладя руку на плечо. – Да ладно вам, ребята, не надо Итачи мозг взрывать, он восстанавливаться не успевает. Немного чакры? Двойную дозу витаминов?..
– Они не буянят, – Итачи посмотрел совершенно несчастным взглядом. – Они хотят сделать что-нибудь приятное для тебя, но не определились, как.
– Эм… А чего не полетать в Тсукуёми? Там они, наверное, и материализоваться смогут, и сказать всё лично…
– Давай на привале? – хоть использование Тсукуёми и не было затратно по времени, чакры гендзюцу требовало немало. Да и подобные вояжи лучше устраивать, когда впереди перспектива отдыха, а не долгой дороги.
– Ну, я про то, что думать особо не надо, – пожал плечами Кабуто.
Итачи качнул головой, приподнимая уголки губ в улыбке:
– И все-таки ты удивительный, Хаджиме.
***
Глава Акацуки, не иначе как обрадованный с успехом проведённой операцией, снова выдал им шпионскую миссию под прикрытием. Использовать то же прикрытие было рискованно, пусть дело шло в другом городе, но безымянного аристократа могли бы на второй раз и вычислить. Поэтому выбрали другое прикрытие.
– Музыкант? Серьёзно? – приподнял бровь Кабуто.
– Что именно тебя удивляет? – приподнял брови Итачи. – Избито, но до сих пор действенно. Особенно если брать за основу не бродячего музыканта, а нечто более… Запоминающееся.
– А для этого не надо… Ну, не знаю… Уметь играть?
– Я умею, – пожал плечами Итачи. – Нужно только найти хорошую флейту. Делать их тот мастер меня не учил.
– Чего?! Ты умеешь играть на флейте? – Якуши чуть не рухнул, где стоял. – Да ещё и не просто шаринганом у кого-то срисовал, а специально учился?!
Итачи слегка смутился:
– Всего три урока, и шаринган я использовал. Потом моя миссия завершилась. Но тот старик действительно был мастером.
– М-да… Чего только в жизни не бывает… – поразился Кабуто.
Смутившийся Итачи напомнил ему, что его шаринганы так и не вышли с ним поболтать, хотя в Тсукуеми это сделать было вполне возможно. Постеснялись. Зато создали очень красивый мир, в котором было очень здорово летать. Кто бы мог подумать, что отмороженный Учиха в глубине души не только няшка, но еще и стеснительная?
К выбору флейты Учиха подошел со всей основательностью. Дорогие инструменты, изукрашенные резьбой, он едва удостоил взглядом, возле костяных постоял в сомнении, но все же отошел к бамбуковым. Их было больше всего – металлическая флейта – в некотором роде оружие, да и хорошего звучания добиться сложнее, для игры на костяной нужен совершенно особенный навык, а вот невзрачная трубочка из побега бамбука порой может обладать совершенно чарующим звуком. Итачи касался предложенных флейт самыми кончиками пальцев, поглаживал, прислушиваясь, как они отзовутся на прикосновение. Хорошая флейта, как и оружие – не расходник вроде сюрикенов, а настоящее оружие, которое используется годами и не раз спасает жизнь, – должна «отозваться». Поначалу Итачи искал среди более темных по цвету, поблескивающих сквозь лак красноватым отливом. Потом оглянулся на спутников и протянул руку к очень светлой, выгоревшей на солнце до почти серебристого оттенка.
