Текст книги "Серебряное солнце (СИ)"
Автор книги: Ктая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
========== Часть 1 ==========
Страна Рек вызывала у Итачи некое подобие ностальгии. Когда-то именно здесь проходила его первая миссия по сопровождению. Через неё Учиха уходил после резни клана – повторять путь Мадары в сторону Долины Завершения показалось ему дурным вкусом. И в Стране Рек же его тогда и нашли посланцы от Акацки.
А ещё бегущая вода всегда напоминала ему о Шисуи. Кисаме, зная привычку напарника подолгу задумчиво смотреть на журчащие потоки, не торопил. Хошигаке вообще умел удивительно тонко чувствовать чужое состояние и настроение – только далеко не всегда считал нужным брать его в расчёт.
Собственно, Итачи никогда не задавался вопросом, что это – звериная интуиция или же совершенно неожиданная для шиноби человеческая чуткость. Ему было все равно. Напарник не лез к нему в душу, прикрывал в случае необходимости и был достаточно самостоятелен, чтобы не обременять своим присутствием.
Окажись на его месте тот же Дейдара – было бы намного хуже. А так Кисаме Учиху вполне устраивал. С лица, как говорится, воду не пить.
Впрочем, отстранённое состояние не помешало слуху уловить выбившийся из общего ритма плеск, а сознанию – тут же среагировать на него. Итачи не дернулся, не принял стойку – только перевел взгляд в нужную сторону. Для Учихи взгляд – достаточно серьёзное оружие, чтобы считаться с ним гораздо больше, чем с кунаями.
При бродячей жизни нукенина потеря бдительности – почти всегда смерть. И то, что плеск издавал отчаянно барахтающийся в воде светловолосый парень, окружённый хаотично прорывающейся чакрой, причиной расслабляться вовсе не являлось. Итачи просканировал окрестности, убедился, что иных источников чакры, кроме Кисаме, поблизости нет, ловушек, следов техники и животных крупнее выдры – тоже, и только тогда присмотрелся к неудачливому пловцу внимательней.
Зрение подводило, так что толком рассмотреть его не удалось. Впрочем, звуки, запахи, эманации чакры позволяли дополнить картину до нужной степени достоверности. Заплывом ради удовольствия это точно не было. На спасающегося от погони парень тоже походил мало.
Итачи как раз лениво размышлял, выловить ли его из реки, или пускай барахтается дальше, как слишком резкие и беспорядочные движения все же вынесли пловца на мелководье.
Парень вылез на берег на четвереньках, отчаянно кашляя и матерясь. Итачи не особо скрывался, но неудавшийся утопленник не обращал на него никакого внимания. Откашлявшись, он натурально завыл, начал биться головой об речной песок. Расплакался. Зарычал, ударил песок кулаками. Заматерился.
– Бля… Ну как же я уста-а-ал… – протянул он тихонько, а затем уныло сел и посмотрел в сторону реки. – Что уставился? Психов не видел? Дай с ума сойти спокойно.
Учиха заинтересованно поднял брови. Потом даже сдвинулся со своего места, обошел парня вокруг. Примерно его ровесник, волосы светлые, точный оттенок не разобрать из-за водорослей и грязи. Глаза тёмные, кожа тоже светлая. Одежда истрёпана в хлам, но видно, что не от долгой носки, а от выматывающего марш-броска. И всё же убегающим от погони недоутопленник не выглядел.
– Таких – нет. Ты кто такой?
– А тебе какая разница? Хнычущий психопат. Вали уже, взять с меня нечего, да и как противник интереса не представляю: чуть чихнёшь – сдохну. Кстати, а где это мы? У-у-у, – парень сжал виски пальцами.
– В Стране Рек, – Итачи уселся на прибрежный камень, рассматривая собеседника со всё возрастающим любопытством.
Парень был дёрганым, резким – но таким восхитительно непредсказуемым в своем поведении, что Учиха просто не мог взять и уйти. Все-таки обладать настолько развитым шаринганом довольно скучно – предсказывались эмоции по малейшим движениям мимических мышц, угадывались намерения по колебаниям чакры. Большую часть реплик Итачи мог говорить за собеседников – настолько банальны и предсказуемы они были.
Этот же… Казалось, он и сам не знает, куда его дёрнет в следующую секунду.
Итачи давно уже не испытывал таких ярких эмоций. И пусть это было всего лишь любопытство с немного детским желанием потыкать безумца палочкой и посмотреть на реакцию, отказываться от них Учиха не собирался.
– А чего с ума сходишь? – почти дружелюбно поинтересовался Итачи, наблюдая за попыткой стукнуться лбом о песок.
Парень посмотрел на него в бессильной ярости. Попытался что-то сказать, но изо рта вырвалось что-то вроде «Прфсктф». Недоутопленник сжал виски, сильно-сильно сосредоточился и медленно, раздельно проговорил:
– Пошёл нахуй, я тебе не игрушка. Больно-больно-больно! Ваши слова не имеют смысла, перефразируйте. Бля, ну как же это останови-и-ить?..
Парень в отчаянии запустил руки в волосы. Итачи перестал улыбаться – ненужную жестокость он никогда не любил, а измываться над бедолагой только ради проблесков собственного любопытства… К тому же творящееся с ним вдруг неприятно напомнило то, как самого Итачи раздирал долг перед кланом, кровные узы и отчаянное, нутряное желание остановить надвигающуюся войну.
Оно и победило, в итоге… Иначе вряд ли Сандайме дождался бы его содействия.
Не после того, что случилось с Шисуи.
– Смотри мне в глаза, – Итачи обхватил парня за подбородок, не давая отвернуть лицо в сторону.
Парень попытался отшатнуться, но тут же сам подался вперёд, облизнулся и посмотрел беспомощно-плачуще. Итачи непроизвольно погладил его большим пальцем по щеке, выдохнул:
– Не бойся.
Использовать Мангекю Шаринган по такому поводу было довольно глупо, но Итачи не был так уж хорош в менталистике, да и освоение гендзюцу небоевой направленности оставляло желать лучшего – не возникало надобности. С джуином таким образом всё равно не справишься, а для менталистики в первую очередь требовался учитель – Итачи был слишком осторожен, чтобы рисковать спалить себе мозги в случайных экспериментах. Вот и оставалось только Тсукуёми, создающее мир, где он был почти всесилен. Затянуть парня под багровую луну, впечатать в сознание приказ – отсечь и блокировать главный травмирующий фактор. И вытолкнуть обратно в реальность, пока эманации пыточной техники не ударили по и без того искореженному сознанию.
Парень посмотрел на него мутным взглядом. Медленно моргнул. И свалился, мгновенно погрузившись в глубокий и спокойный сон. Итачи удивлённо вскинул брови – пусть даже он сам не выглядел достаточно угрожающе, но плащи с алыми облаками стали в последнее время широко известны. И вот так заснуть? Можно, конечно, предположить, что парень вымотался так, что ему уже все равно, но, если вспомнить, что и как он говорил, ставку скорее стоит сделать на непомерную наглость. Итачи даже восхитился. А еще любопытство зашевелилось с новой силой. Почему? Откуда? И кто он, в конце концов, такой? Кейракуккей у недоутопленника была вполне себе развитой, а тело – тренированным. Но вот выбросы чакры во время недавнего барахтанья в реке заставляли усомниться, что он вообще умеет ей управлять. С другой стороны, такой эффект могли дать некоторые яды, и эти яды шиноби охотно применялись…
Любопытство, столь долгое время не проявлявшее себя по всей красе, зашевелилось, намекая, что если Итачи вот так просто пойдёт дальше, оно ему покоя не даст.
Что ж, чётких сроков им все равно не ставили, да и об очередном джинчурики информации пока не было.
– Развлекаешься? – Кисаме бесшумно вынырнул из-за прибрежных валунов.
Итачи задумчиво кивнул, потыкал недоутопленника носком сандалии. Тот не отреагировал, продолжая сладко спать.
– Интересно, – наконец, озвучил Учиха.
– А чего не растолкаешь? – определить, что парень именно спит, а не отрубился от какого-нибудь гендзюцу, Кисаме был вполне в состоянии.
– Он под шаринганом заснул, – уточнил Итачи.
– О. Действительно, интересно. Привал?
Учиха кивнул. Причин спешить у них и в самом деле не было.
Хошигаке ушел к реке. Можно было не сомневаться, что он воспользуется возможностью как следует поплавать вместо привычных быстрых купаний. Кеккей генкай все же накладывал на него определенные ограничения – при слишком долгом нахождении на воздухе кожа сохла, а жабры начинали зудеть. Не то чтобы это могло причинить Кисаме серьезные неудобства, но поплескаться он любил. Можно было не сомневаться, что из реки он не вылезет несколько часов – но зато и рыбы к ужину наловит. В обязанности Учихи входило обеспечить костер и топливо для него. Готовку он, кстати, тоже предпочитал брать на себя: одну или две порции жарить – разницы не было, а верхом кулинарных способностей Кисаме было сашими. Благо растительности в округе хватало. Вот где-нибудь в Суне порой приходилось греться собственным Катоном.
Принести хвороста, развести костер, сходить набрать воды, окружить место стоянки ловушками и сигналками – всё это много времени не заняло. Заодно Итачи перетащил с берега блаженно дрыхнущего недоутопленника, не забыв связать его и обыскать на предмет оружия и прочих сюрпризов. Парня не разбудило даже это.
Итачи в очередной раз восхитился нахальством, позволяющим парню так крепко спать буквально в руках неизвестного нукенина.
Вернулся Кисаме с несколькими крупными рыбинами. Молча поужинали, распределили дежурства – спать без оглядки даже в самом безопасном на первый взгляд месте нукенины отучаются в первую очередь. Немало времени прошло, прежде чем они стали достаточно доверять друг другу в этом вопросе. Хотя Итачи всё равно спал мало, так что обычно дежурил сам, а не использовал клонов, как напарник. Вот и сегодня сон привычно не шёл, заставляя меланхолично разглядывать звезды, спящего пленника и напарника.
– Учиха, шел бы ты искупаться, – не выдержал Кисаме. – Авось вымоешь дурь из головы.
Итачи подумал, действительно встал. Хошигаке временами давал удивительно дельные советы, а что они иногда казались дурацкими… Ну, тут не угадаешь, сам Учиха так привык к сложности, или же в других обстоятельствах они и впрямь были бы дурацкими.
Как ни странно, купание и впрямь помогло. Холодная вода отогнала не только сон, но и мутные, неоформленные до конца мысли. А без них оказалось достаточно согреться, чтобы веки сами начали закрываться.
Клон Кисаме, бдивший чуть в стороне, удовлетворенно хмыкнул.
Все-таки иногда Учиха был таким… Бестолковым.
***
Когда утром нукенины начали собираться, готовить завтрак и вообще активно двигаться, недоутопленник всё равно не проявлял признаков разумной деятельности, совести или хотя бы паранойи. Итачи пришлось расталкивать его самому.
– Тчо? – спросил парень слегка невнятно, с трудом разлепив глаза. – Шафарджи начифряки?
Итачи удивился. На иностранный язык это похоже не было, да и вчера он говорил нормально, без акцента.
– Жубжа. Ухугака о никкрика, – решил парень и попытался свернуться уютным калачиком. – Нячикин суза…
– Эй, хватит бред нести! – Итачи снова потряс его за плечо.
– К… калибуфа? – парень посмотрел на него, сощурился. Закрыл глаза, напрягся так, что на висках проступили жилки. – Н… не мофу. Тчо… Ктфо… ты? А-а-а-а!
Недоутопленик опустил голову, тяжело дыша.
Учиха нахмурился. Было видно, что он не притворяется, но с таким эффектом после применения шарингана Итачи сталкивался впервые. Правда, раньше он использовал Тсукуёми исключительно по прямому назначению, но ведь тот же Какаши после полного цикла вполне себе мог связно говорить. Значит, дело не в этом.
– Может, представишься? – Кисаме, похоже, было весело. – Он вроде спрашивал.
Итачи нахмурился сильнее. Парень явно пытался говорить осмысленно и не сразу понимал, что у него выходит полная белиберда. Интересно, если снова затянуть его в гендзюцу, там будет то же самое? Или речь станет нормальной?
– Меня зовут Итачи, – Учиха постарался говорить мягко, успокаивающе. – Расслабься. Ничего страшного.
– Лебахуда гурузай чока пу! Ррррр! – парень зажмурился, дёрнул связанными руками. – Разв… шошоко. Напи… кркдуда. РРРРРРРРР!!!
Рычал парень вполне натурально, да ещё и чакра дёрнулась, попытавшись собрать во что-то вроде призрачного покрова.
– Йа-йа… – жалобно заключил он.
Понять, что пытался сказать парень на этот раз, сходу не удалось. Разве жест позволил предположить, что недоутопленник хочет избавиться от веревок. Итачи подумал немного, решил уточнить сначала степень адекватности. Ловить впавшего в амок парня с довольно сильной чакрой было бы… Утомительно.
– Ты меня понимаешь? Кивни, не нужно говорить.
Парень твёрдо кивнул. И буркнул:
– Нехачи бубу са.
– Хочешь, чтобы я убрал веревки?
Еще один кивок.
– Будешь нападать? – Итачи чуть прищурился, чтобы повысить четкость зрения.
Парень закатил глаза. Посмотрел сначала на одного, потом на другого, затем на себя и пожал плечами. Встретил полный непонимания взгляд, скорчил рожу, помотал головой.
– Раз… вя… бугакубу. Рррр!
Кисаме хмыкнул:
– Ни биджу не понятно, но даже если бросится – обещает быть весело.
Итачи бросил на напарника недовольный взгляд, потянулся распутать узлы. Связывал он парня на совесть, но без особого фанатизма, так что освободить руки получилось быстро. Веревки на ногах Учиха пока трогать не стал.
Парень размял руки и первым делом ощупал свою голову. Ничего особенного не обнаружил. Скорчил недовольную рожу. Огляделся, взял какую-то веточку. Снова огляделся. Изобразил, что он что-то пишет этой палочкой – ибо на траве выковыривать послания было как-то не с руки. Затем зашипел, хватаясь рукой за голову.
– Он умеет писать и у него болит голова, – Кисаме продолжал развлекаться, констатируя очевидное. – Тащим к берегу?
Итачи качнул головой. На песке писать было бы, конечно, удобнее, но ему было слишком интересно. А по манере держать кисть о человеке можно многое узнать – начиная с того, как часто ему приходится эту кисть в руки брать. Благо, что плащ был достаточно просторным, чтобы в одном из карманов уместить походную чернильницу, кисть и свиток. Правда, часть Итачи уже исписал аккуратной каллиграфией, но оставшегося чистым куска должно было хватить.
Чернильницу Учиха открывать специально не стал. Хитрая конструкция, мешающая пролиться чернилам, могла озадачить любого, кто сталкивался с ней впервые – там и не разберешь поначалу, куда кисть обмакивать.
А парень явно пользовался ей не впервые – сразу автоматически сунул кисть куда надо, развернул свиток. Посмотрел на каллиграфию. Посмотрел на Итачи. И написал на свободном месте «Акустико-мнестическая афазия».
– По-прежнему бред, – вынес вердикт Кисаме.
– Подожди-подожди, это похоже на какой-то медицинский термин, – нахмурился Учиха.
Парень закивал и написал: «Не контролирую речевой аппарат».
– Хм… А что с головой? Легче, чем вчера?
Парень замер, моргая с периодичностью ровно раз в семь секунд. Затем его глаза широко распахнулись, он отшатнулся, едва не сев задницей в костёр, что-то невнятно пробормотал.
– Ты напиши, – терпеливо подсказал Итачи. – Непонятно же.
Недоутопленик моргнул. Быстро написал, продемонстрировал.
«А кто я?»
Итачи тихо, но с чувством выругался. Кисаме удивленно хмыкнул – обычно добиться от Учихи столь явного проявления эмоций было куда сложнее.
Итачи посмотрел на напарника, на сверлящего его взглядом недоутопленника…
Второе ругательство вышло громче, но с отчетливой ноткой обречённости.
Кисаме запрокинул голову и счастливо заржал.
========== Часть 2 ==========
– И до каких пор ты собираешься его с собой тащить? – с интересом спросил Хошигаке.
Учиха коротко дернул плечом, что в его исполнении можно было перевести как «тебе какое дело». Недоутопленник был развязан, покормлен, пнут искупаться – хотя Итачи и отследил краем глаза, чтобы он не утоп до конца – и поставлен перед фактом, что дальше он идет с ними. Тот пробурчал что-то недовольное, плаксиво скорчил лицо, стукнул себя по лбу, порычал, вздохнул. Но в целом возражать не стал.
Дело было не в угрызениях совести – у той находились гораздо более веские причины грызть Итачи. И не в жалости – парень, несмотря на невозможность нормально говорить, сохранил достаточно трезвый рассудок и наверняка большую часть навыков. Смог бы достаточно быстро адаптироваться. К тому же основной причиной этого состояния совершенно точно был не шаринган. Но… То ли любопытство, то ли совершенно детское «всем назло наемся соли и голодным лягу спать»… В общем, что-то ни капли не рациональное не давало оставить все как есть.
– Лидер будет недоволен, если ты приведешь чужака на основную базу, – заметил Кисаме уже серьезно.
– Нам нет необходимости идти именно туда, – буркнул Учиха. – Задания нам прекрасно передают и так.
– Предлагаешь найти уютный городишко и подразнить ойнинов всех гакурезато, остановившись там?
Итачи медленно покачал головой. Неопределенность ситуации его раздражала.
– Попробую разобраться вечером.
– Хм? – Кисаме скосил глаза, но комментировать не стал.
Итачи прикрыл глаза.
Интересно, кому-нибудь раньше приходило в голову использовать Тсукуёми таким образом?
К вечеру парень затих, замкнулся в себе. Был сначала шумным, запутанным в эмоциях, злящимся на себя изо всех сил… Пытался даже речь тренировать, стараясь издать несколько одинаковых звуков подряд. Получалось не очень. Потом он облизал руку Итачи, когда тот передавал ему еду. В повисшей тишине осознал, что что-то не так. Ещё раз лизнул. Отстранился.
Но окончательно приуныл после попытки почесать себя ногой за ухом.
Учиха вздохнул. Дольше тянуть было уже просто глупо. Странное состояние парня явно прогрессировало, да и эти повадки… Уж никак не человеческие, пусть даже и сумасшедшего. Чем-то это напоминало Инузук, учащихся понимать своего нинкена – но Инузукой парень точно не был. Не те черты лица, совершенно другая моторика, не говоря уж о нормальных глазах без условно-вертикального зрачка.
С этим недоутопленником было вообще слишком много вопросов. Развитая кейракукей и тренированное тело намекали, что парень был шиноби. Но ни оружия, ни каких-либо печатей на теле не нашлось. Да что там оружие – даже одежда его мало напоминала какую-либо форму. Так, штаны из мягкой ткани и бесформенная водолазка, изрядно потрёпанные долгим бегом. Куда он бежал, откуда, почему угодил в реку…
Сандалий, кстати, тоже не нашлось. То ли так и бежал босиком, то ли уже в реке утопил. В общем, при парне не было ничего, позволяющего определить, откуда он хотя бы примерно. По особенностям говора сориентироваться тоже не представлялось возможным. Чисто по внешности парень вряд ли мог быть уроженцем Кумо или Суны – но только на внешность полагаться…
Что ж, значит, это тоже нужно будет выяснить под действием Тсукуёми.
Безымянный парень сжимал голову руками, пялился в одну точку и не мог собрать мысли в кучу. Они текли в голове, но как-то не так, перепрыгивая не туда, куда нужно, не туда, куда привычно. Он не мог понять своих реакций, не мог сказать, о чём он думает и думает ли вообще. И память… Не мог он до неё достучаться. Была она где-то там, далеко, но мысли отклонялись, не достигая её.
А ещё эти… Акацки. Откуда-то он знал, как называется эта организация, члены которой ходят в чёрных плащах с красными облаками. Знать-то знал, но не понимал, как к этому относиться. Нукенины же, опасные… Может, он с ними был заодно? Но если бы эти двое знали его, то давно бы объяснили, что с ним произошло, как его зовут и кто он такой.
Итачи присел на корточки, снова ловя взгляд найденыша. Об удобстве позы он особо не заботился – за трое суток в Тсукуёми тело здесь даже не успеет затечь. Говорить Учиха ничего не стал. Бессмысленно: всё, что нужно, он скажет и в гендзюцу. Крутнулись томоэ, сливаясь в узор Мангекю, вспыхнула багровая луна.
Итачи внимательно оглядел парня – тот выглядел как обычно, то есть босой, в обносках, с растрёпанными светлыми волосами. Иногда в облике внутри иллюзии появлялись привычные вещи, даже если их не было на момент наложения, но, увы, это парень, похоже, тоже забыл.
Учиха прищурился и шевельнул пальцем, будто небрежно переворачивая страницу. Физическое восприятие недоутопленника сменилось ментальным… И вот это было интересно. В целом фигура повторяла внешний облик, но была словно склеена из сотни разномастных осколков – разного цвета, размера, текстуры… Не всегда состыковка была плотной, а из «дырок» торчали железные колья, покрытые полупрозрачным дымком.
Ментальные закладки? Насколько Итачи помнил теорию, они не изменяют личность и вообще никакого кардинального действия не оказывают, но заставляют мысли течь определённым образом. Если их наложить в детстве, когда личность ещё не сформирована, закладки станут её частью и осями, на которых эта личность держится…
Судя по разному цвету «кольев», накладывали их разные люди или как минимум в разное время. Неудивительно, что парень сходил с ума.
– Где это мы? – спросил он.
И это было реально жутко: группы осколков схожего цвета спрашивали с одной интонацией, а другие – с другой.
– В гендзюцу, – Итачи шевельнул кистью, будто разбрасывая что-то в разные стороны.
Тсукуёми позволяло обходиться без всего этого, изменяя обстановку лишь силой мысли, но… Слишком легко было поддаться его пугающей мощи. Слишком просто забыть, что всесилен только внутри гендзюцу.
И что за каждое использование мангекю безжалостно взимает свою плату.
Осколки разного цвета подались в стороны. Итачи прежде не доводилось сталкиваться с подобными ситуациями – да и вообще копаться в чужих мозгах, – но он предполагал, что должны получиться жутко искореженные фигуры с вырванными кусками – теми, которые сформировались под влиянием закладок или, напротив, НЕ сформировались. Но оказался неправ.
Кусочки с хрустальным звоном осыпались, словно были не частью личности, а всего лишь шелухой, от фигуры парня начал валить дым. Он клубился, сворачивался, менялся, дёргался, пока не сформировался в огромного волка – метра два в холке, – угрожающе рычащего и скалящегося.
А во лбу у него был колышек, на котором, как полумаска, держалось человеческое лицо.
– Однако… – Итачи подобрался, готовясь сковать волка, если тот атакует. Такого эффекта он точно не ожидал. – Ты меня понимаешь?
– Сдохни, – рыкнула волчья пасть. Человеческие брови на маске нахмурились.
– Тц, – поморщился Учиха, усилием воли заставляя замкнуться оковы.
Обошел по кругу загадочного пленника. Пошевелил ногой разноцветные осколки внешней маски – те отозвались легким шуршанием, словно кусочки стекла или камня, а не части вроде бы живого организма. Да и колышек… Итачи присмотрелся внимательнее. На грубые штыри ментальных закладок он походил мало, но и на естественное образование – не очень. Обычно живые существа не получают удовольствия от вбитых в себя посторонних предметов. Учиха задумчиво похмыкал, провел рукой по широкому лбу зверя, не обращая внимания на гневное рычание.
И дернул колышек с маской на себя.
Последствия у этого могли оказаться какие угодно, но Итачи философски решил, что сделать ситуацию ещё более запутанной уже сложно.
Волк зарычал, завыл отчаянно, выгибаясь от боли. Забил лапами… И начал сдуваться, как воздушный шарик. Он отчаянно цеплялся за свою форму, пытался достать, но через пару минут на Итачи уже скалился призрачный волчонок, всего по колено размером.
Рычал, защищая горько ревущего годовалого парнишку.
Черты лица, волосы, глаза – это, несомненно, был тот самый недоутопленник, только в детстве. Но вокруг него, рыча и припадая к земле, кружил волчонок из призрачного дыма, красноречиво обещая, что будет защищать его даже ценой жизни.
Две личности? На одну пытались наложить закладки, другая защищала?
Пока Итачи пытался понять, что тут происходит, мальчишка схватил волчонка в объятья и начал плакать ему в холку. Для такого крохи его движения были неожиданно хорошо скоординированы, их можно было даже назвать стремительными. Призрачный зверь жалобно заскулил, замахал хвостом, но вырываться не стал, что ясно показывало, кто в этой парочке главный. Учиха прикрыл глаза, напоминая себе, что он вообще-то опасный и безжалостный нукенин, который парня до сих пор не убил из чистого любопытства…
Помогло не так чтобы очень – слишком уж ярко вспомнился маленький Саске. Итачи, в отличие от многих шиноби, с детьми обращаться умел. Возможно, он бы прошел мимо такого ребенка где-нибудь на улице, хотя ручаться за это Учиха всё же не стал бы – но здесь, сейчас, когда он был в какой-то степени причиной такого состояния…
Итачи слишком привык к чувству вины, чтобы ему сопротивляться.
Поэтому сел на теплую, словно присыпанную пеплом недавнего костра землю и притянул мальчишку с волчонком на колени, начиная баюкать.
– Тише, все хорошо…
Мальчишка развернулся в руках, обнимая его за шею и утыкаясь в плечо. Волчонок слез с колен, обеспокоенно завертелся вокруг, виляя хвостом и не зная, что делать.
– И… та… чи… – сквозь хныканье проговорил ребёнок.
Волчонок внезапно метнулся куда-то в сторону, подпрыгнул, перехватывая на лету что-то. Оказалось – ментальную закладку.
– Ты помнишь, как меня зовут? – удивился Учиха, продолжая поглаживать мальчишку по спине. Волчонок тем временем рыча пытался разгрызть неподатливый штырь. – Дай сюда, – Итачи протянул руку. – Я не наврежу ему.
Волчонок подозрительно покосился, обнюхал руку, но штырь все же отдал. Итачи сжал пальцы, заставляя закладку осыпаться невесомым пеплом. Посмотрел на прочие штыри, пока вроде бы просто лежащие, щелкнул пальцами, заставляя исчезнуть их все.
Волчонок тявкнул, поднял уши и радостно завилял хвостом, мгновенно превращаясь в дружелюбного щенка. И даже сам сунулся под руку, напрашиваясь на поглаживание.
– Итачи, – уже уверенней повторил ребёнок.
Вообще-то в таком возрасте детям связно говорить не полагалось, но, видимо, за основную личность всё же зацепилось что-то из осыпавшейся вместе с ментальными закладками внешней оболочки. Учиха слабо улыбнулся, погладил ластящегося зверя.
– Как тебя зовут?
Конечно, снятие закладок не должно вернуть память, но мало ли? Хотя если судить по возрасту – парень был совсем малышом, когда ему впервые влезли в мозги.
Мальчик открыл рот, набрал в грудь побольше воздуха… И снова разревелся:
– Нипомню-у-у…
– Ничего страшного, – Итачи снова начал его укачивать. – Если не помнишь, можешь просто выбрать новое. Хочешь?
– Где моя мама? – имя мальчишку волновало в последнюю очередь.
Волчонок грустно заскулил.
– Я не знаю, – покачал головой Итачи. – Я даже не знаю, откуда ты.
Учиха сейчас почти не думал логически. Ему и в самом деле хотелось помочь этому ребенку, а то, что он уже вообще-то здоровый парень с покорёженной психикой, отошло на второй план. Конечно, можно было бы создать в Тсукуёми что угодно – и мальчишка охотно поверил бы, что это его настоящая мать, – но до такой степени жестокости Итачи еще не опустился.
– Ясно, – мальчик вытер слёзы ладонью и опустил голову, неловко складывая ладошки на коленках. – Я ей не нужен. Я никому не нужен.
Волчонок бросился на него, начиная яростно вылизывать лицо. Мальчик фыркнул, попытался загородиться рукой.
– Мир шиноби жесток, – негромко сказал Итачи. – Иногда мы не можем прийти вовсе не потому, что нам этого не хочется.
На сердце словно скреблись огромные безжалостные лисы – мальчишка разбередил все то, что Учиха и рад был бы забыть. А еще он был таким искренним, так ярко реагировал на любую эмоцию… Так искренне плакал. В груди щемило от желания и невозможности помочь – Итачи помнил, что он нукенин и не лучшая компания для кого бы то ни было.
Волчонок остановился, посмотрел на него удивлённо. Мальчик серьёзно кивнул, отводя взгляд. Волчонок прижал уши к голове, ощерился угрожающе. Призрачные белёсые глаза зажглись адским пламенем.
– Не надо, Шишибей! – мальчик кинулся обнимать своего волка за шею. – Итачи хороший. Он ни в чём не виноват.
А волчонок рычал и рвался вперёд, сдерживаемый маленькой детской ручкой. Учиха приподнял уголки губ в грустной улыбке, положил ладонь ему между ушей, ероша то ли шерсть, то ли языки призрачного пламени.
– Если бы все можно было решить клыками…
Однако то, что имя своего волка мальчишка то ли помнил, то ли только что придумал, Итачи для себя отметил. Что это означало, можно было подумать и позже – времени для этого было более чем достаточно. Сейчас же Итачи чувствовал себя смертельно усталым – словно ему снова тринадцать и он только-только покинул Коноху, оставив за спиной вырезанный клан и маленького брата. Даже места те же самые, хотя тогда он бы вряд ли стал с кем-нибудь заводить разговоры.
– Ну, успокойся! – потребовал мальчик, приподнимая своего волка так, что он открыл беззащитное дымное пузо. Зверь начал бить лапами, но вырываться серьёзно по-прежнему не пытался. – Успокойся. Аыы…
Мальчик снова расплакался, отпуская волчонка. Тот испугался, заскулил, начал бегать вокруг… Столько лет оберегал, но так ни разу пообщаться не получилось.
– Я буду хороши-и-им… Пожалуйста, Итачи…
Учиха закусил губу. Притянул мальчишку к груди, обнимая, как самое ценное – и сам не заметил, как затрясся в сухих рыданиях. Столько лет… Он привык быть сильным. Бесстрастным, равнодушным даже. Он привык, что мир готовит для него только удары, и давно научился бить на поражение первым.
Итачи забыл, как это – быть кому-то нужным.
Он был нужен Саске – но всего лишь как символ, цель. Стена, которую нужно перелезть и оставить позади. Знак горького прошлого, который стоит разбить.
Некоторым была нужна его сила – но подошла бы и любая другая.
Кисаме… Сложно сказать, нужно ли было напарнику от него хоть что-то, или же он, подобно самому Итачи, считал, что Учиха просто наименее проблемный в их безумной организации.
Мальчик обнял крепко-крепко, вжался, засопел. А потом и вовсе начал успокаивающе гладить его по голове.
– Не отдам, – тихо проговорил он. Волчонок согласно тявкнул.
Итачи сгреб их обоих, прижал к себе и зарыдал уже в голос – без какой-то особой причины, просто выплескивая все, что накопилось внутри и так и не было выплеснуто. Ребёнок гладил и прижимался, волк сочувственно сопел и грел сухим призрачным жаром. Мальчишка снова гладил пухлой неловкой детской ручкой и думал, что обязательно станет самым-самым хорошим, самым-самым нужным и защитит Итачи. И никогда-никогда не позволит ему его оставить.
– Итачи хороший… Итачи нужен…
– Ками, да откуда же ты такой взялся? – выдохнул Итачи, когда его немного отпустило. – Я же нукенин, убийца…
А руки вопреки словам успокаивающе гладили ребенка по спине – хотя, похоже, его-то как раз успокаивать уже было не нужно.
– Я знаю эти слова, – серьёзно проговорил ребёнок. – Не впечатляет. Итачи хороший. Обнять. Не бросишь?
Он как-то незаметно успел подрасти и уже выглядел лет на пять, не меньше.
– Не брошу, – серьезность обещания была слегка подпорчена шмыганьем носом. – Но со мной рядом опасно.
