Текст книги "Механическое сердце Fatum (СИ)"

Автор книги: kozatoreikun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Тормозни-ка, – смягчив тон, остановил его Рудбой. Он достал из нагрудного кармана на своей рубашке подвеску. – Рики Ф с первого раза не справился. «MAD», скорее всего, тоже не знает, что делать. Воспользуйся памятью «1703».

Они стояли у самой большой колонки, в то время как Олег уже забрался на импровизированную сцену и что-то орал толпе без микрофона. Вроде бы он старался подозвать людей ближе к себе – с такого расстояния и не разберёшь. Миша потянулся к предоставленному ему чужому ключу, и когда Евстигнеев вложил его в руку парню, который храбрился и ничуть не скрывал того, «1703» вспыхнул на мгновение и тут же погас. Миша почувствовал, как вспоминает что-то ещё; вместе с прикосновением к ключу он на уровне интуиции почувствовал, что ему нужно делать и как своей подвеской управлять. Более того, это даже не было новым чувством, скорее, очередным воспоминанием, о котором Миша никогда не знал. Вот в чём, а в этом он знал толк. Он приложил свой ключ к колонке.

В сгущающемся воздухе начал образовываться бледно-голубой туман. Он темнел, а из колонок началась доноситься музыка.

Музыка связывала с ключом человека, который был на сцене.

– Эй, Олеги ЛСП, – пропел он, осторожно выверяя начало.

– Я вчера во сне плавал, все рыбы мне кричали «браво». Пираньи, дельфины и киты – теперь мои лучшие кенты, и ночью в море всё тёмно-синее…

От сцены вверх поднялся столб белого света.

Вспышка озарила пространство комнаты. Мирон наклонялся, чтобы завязать шнурки на кроссовках, и когда он поднял голову, голубоватое свечение уже подмяло под себя город. Огромный тонкий столб света взмывал в воздух, растворяясь в небе, а вокруг него двумя рядами: выше тот, который был дальше от столба, и ниже тот, что ближе – раскинулись экраны, транслирующие происходящее на площади. Это можно было увидеть отовсюду, только подняв глаза в небо. Это могли увидеть все. Город замер, наблюдая. И каждый, кого эта ночь застала на улице, был вовлечён в происходящее.

Мирон подошёл к окну. Маленькая синяя рыбка полоснула его хвостом по щеке, оставив за собой след из пузырьков воздуха, уходящих вверх. Мирон потянулся к ней и его рука прошла сквозь крошечную иллюзию. Рыбка покрутилась на месте, а затем выплыла из палаты, растворившись в текстурах двери и словно зазывая за собой. Мирон соскочил с места и бросился вперёд.

– Я сегодня во сне летал, мир птиц, самолётов, мне так нравится он… – транслировалось отовсюду. Мирон бежал по улицам, погружённым в сине-белое марево. Говорили динамики в машинах, колонки оставленных дома стереосистем. Не молчали, казалось, даже телефоны, чьи плееры стали частью единого организма неясной природы. Маленькие рыбки и другие морские создания заполонили улицы. Они медленно-медленно плыли по направлению к белому столбу, устремившемуся в небо, собираясь вокруг него и кружа над площадью.

– Там Хованский выебнуться хотел, – вспомнил Ивангай, провожая взглядом рыбку и одёргивая Евстигнеева от колонки, потому что вблизи неё разговаривать было просто невозможно. – А что, если «MAD», это ключ, отзывающийся не на владельца, а на чувства любого, на кого укажет владелец?

– О чём это ты? – нахмурился Рудбой, понижая голос так, чтобы его можно было слышать только двоим.

– Подумал, что было бы круто, окажись это так, – Ваня пожал плечами.

– Ключи слушаются владельцев, но вряд ли это будет работать так, – Евстигнеев покачал головой. – Мы не знаем, как именно это происходит.

– Тогда как Оксимирону и Рики Ф удаётся делать так, чтобы другие их слушались?

– Никак. Все образы они визуализируют сами.

– Вот ведь… Как же интересно у вас на поверхности обстоят дела.

Рыбки всех цветов и размеров, белые и синие и смешанных цветов с проглядывающими розовыми плавниками и жёлто-зелёном отливом чешуи кружили вокруг сцены, на ней, над ней и вообще всюду – морские создания пронизывали собой толпу, игриво не позволяя себя коснуться и всплывали вверх, вливаясь в столб белого света. Взгляды всех были направлены к ним, а в это время недалеко от сцены, спрятавшись от толпы, в припадке беззвучного вопля схватился за голову Джарахов.

– Сука, а ведь я так хотел вступить! Ну за что! – хрипя, он проклинал себя и ещё больше – Фаллена, сидящего невдалеке.

– Вот те на… – протянул тот, вздыхая. Он смотрел на Эльдара и думал, что Слава многое пропускает, не появляясь здесь. Вообще-то ему давно пришла пора беспокоиться. Вот только как бы он не хотел, переживать из-за пропажи человека не удавалось.

– Мы и в самом деле застряли в этом дерьме навсегда, – пробормотал он, отводя взгляд в сторону сцены… Морская звезда лениво катилась по асфальту, подталкивая невидимыми потоками водной толщи. Вокруг паренька с подвеской уже собралась небольшая компания.

– Сэймяу, Алфи, давайте-ка вы. Эй, у вас же есть совместка! Покажите-ка, чего стоит основа «Версуса»! Ну почему их нельзя завести! Мы бы с этим отлично справились! – раздавалось со всех сторон.

– Да не «Сэймяу», – отмахнулся Андрей. – Иллюмейт!

– Но ты идёшь? – уточнил Алфавит.

– Да-а, – протянул Иллюмейт. – Ведь чей синий может быть изящнее морского?

– Только космический, – не успел договорить Никита, как их уже толкнули карабкаться наверх. Кто-то успел притащить лестницу.

– Хэй, а ведь не только у них есть кое-что «космическое», – донельзя довольный Олег ЛСП спрыгнул вниз. – Где ты там, тень Оксимирона? – пропел он, словив подзатыльник от не вовремя появившегося Евстигнева.

Тем временем то самое «космическое» уже откликнулось на желание Иллюмейта, развернув вокруг сцены и раскинув на весь Петербург трёхмерную карту вселенной: множество галактик, планет и соединённых тончайшими линиями в небесные фигуры – созвездия – звёзд, меж которыми летали космические корабли и искусственный спутники. Вскинув руки верх, люди могли их коснуться.

– Мы как SpaceX, наша цель – ввысь… – тянули динамики пойманные микрофонами звуки.

– Мирона нет и не будет, вы должны уже были понять, – шугнул Олега Рудбой.

– Да я и не про него, я про тебя говорил. Пф, да больно надо. Исполню сам, – он развёл руками, сразу же вскидывая их вверх и расталкивая остальных на пути к сцене. – Следующий снова я!

Миша смотрел на всё это, пребывая в восхищении: он, как ему казалось, не только справился с тем, что каждую ночь ставил себе Мирон, но ещё и превзошёл его. Рудбой, стоявший рядом, словно прочитал его мысли, потому что как иначе он, легко усмехнувшись, ловко уловил их направление:

– Мирон… не слабее тебя в этом отношении, а опытнее. Он ограничивает радиус действия, чтобы увеличить время. Но ты всё делаешь правильно, – подбодрил Ваня, – сейчас для нас важнее, чтобы это услышали все, и совсем не обязательно, чтобы они слышали это долго.

Миша хотел было что-то ответить, но его отвлекли. Неуверенно и осторожно к нему подошёл Рэнделл. Будучи одним из приближённых Ивангая, он выполнял его поручения и как проклятый носился по подземке, так что времени пообщаться раньше не нашёл и теперь почему-то виновато прятал глаза. Рудбой взглянул на друзей и, усмехнувшись, отошёл, направившись поближе к сцене разгонять суетящуюся очередь.

– Мэд… то есть, Миш… – нерешительно начал Рэнделл. Олег ЛСП снова забрался на сцену, не снимая картину космоса, а окрашивая его в красно-розовый, насколько это было возможно, и у него получилось без слова «совсем» пройтись по самым большим созвездиям, которые, как и маленькие рыбки, расплылись в сиренево-жёлтых силуэтах. Музыка переменилась.

–Я покажу тебе космос в одно касание, смотри в глаза, детка, узнавай меня. Все сумасшедшие сны будто наяву, здесь ты со мной, а не с ним, я тебя украду…

– Если хочешь извиняться, то не надо, – остановил его Миша. – Это ведь я здесь тот, кто всех забыл. Так что мне тоже извиняться надо. А я не хочу.

Он пожал плечами и рассмеялся, отчего-то почувствовав невероятное облегчение.

– Не надо было тебе уезжать тогда, – улыбнулся Рэнделл.

– Интересное чувство, – обратил внимание Миша, – ты вроде бы хочешь себя ненавидеть, но не можешь.

– Да. И это скверно.

– Так что… без обид?

– Даже не верится, что не только ты всё забыл, но и мы тоже тебя забыли, – нахмурился Рэнделл, скрестив руки на груди с видом учёного.

– Странные вещи творятся, – заключил Миша.

– Мы обязательно исправимся! Организуем самую крутую тусу!

– Эй, полегче, кажется, самая крутая туса, – Миша раскинул руки в стороны, – у нас здесь.

– Но почему ты не вступаешь? – удивился Рэнделл. – Ты бы тоже мог…

– Не-не-не, – принялся отмахиваться владелец подвески.

– Да-да-да! – перебивая его, воскликнул Ивангай. Когда он возник рядом, никто, как обычно, не заметил, вот только сейчас у него, что немного пугало Мишу, в глазах появился нездоровый блеск. – Чем это ты хуже Мирона и Гены Рики Ф? Поднимайся туда и защищай наше гордое блогерское имя! – уверенно заявил он. – Мы тоже можем в музыку!

– Не втягивайте меня в это! – воскликнул Миша.

– Но ты сам уже себя втянул, – напомнил ему Рэнделл. – Или ты забыл? Эй, ты же ничуть не хуже остальных, более того, этот ключ твой! У тебя получится.

Ивангай исчез так же неожиданно, как появился и вот через считанные секунды он уже говорил об этом с Рудбоем, объясняя близость блогеров к толпе и лояльность к ним аудитории и ещё кучу всяких вещей, благодаря которым выступить мог и он тоже, но он не собирался, а вот парень с подвеской… Аргумент: «Ну чего вам стоит!» – Евстигнеева не убедил, конечно же, и убедил бы никогда, будь он настроен на это критически с самого начала. Но лояльность Рудбоя этой ночью не знала границ и он не стал ничего запрещать.

– Возможно, это станет его последней каплей, – предупредил Рудбой, вспоминая первое выступление Рики Ф, ограниченное шестью выходами. Никто из них не мог знать, когда настанет его предел.

– А ты как, нормально себя чувствуешь вообще? – торопливо уточнил Ивангай, толкая Мишу к сцене. Рэнделл помогал ему впихнуть товарища по лестнице наверх, подбадривая.

Он и сам заметить не успел, как оказался наверху, как Олег сунул ему в руки микрофон, прокричав что-то вроде того, что это лучший день в его жизни и что сейчас он пойдёт и здорово напьётся, а ещё что Миша крут. И, держа в руках кусок пластика (или железки, судя по приличному весу), Миша сменил его, становясь объектом внимания обезличенной толпы. Но только взойдя наверх, только взглянув на остальных со сцены, он понял одну немаловажную вещь. Обезличенной эта толпа на самом деле никогда и не была. Различая каждого, чьи взоры были обращены на него, он видел, как в лицах людей теплится предвкушение. Ожидание чего-то грандиозного. Уверенность в том, что их ожидание будет оправданно, а ещё… кто-то из толпы кричал его имя. Имя, забытое и стёртое из памяти оставшихся точно так же, как совсем недавно были стёрты его собственные воспоминания. Почему и, главное, для чего это произошло? Как искать ответ на этот вопрос?

– Хэй, все блогеры сейчас с тобой! – раздался крик за его спиной.

– Меня тут выгнали сюда… – неуверенно начал Миша. – Чтобы я вам сказал что-нибудь. Но, я думаю, вы лучше всего знаете, что мне… нет, что всем нам нужно, правда? Какой всем нужен контент!

Толпа ответила оглушительным криком. Рэнделл и Ивангай, переглянувшись, замерли в предвкушении. От сцены, растекаясь во все стороны, разрасталось белое, перемежающееся с сиреневым, мерцающее цветочное полотно. На шее Миши сверкнула синим подвеска.

– Мой неуловимый мститель, моя Ultima Thule, в поисках тебя я совсем обезумел. Рылся в древних свитках, обращался к старцам, попытка за попыткой, но это лишь начало танца…

– Кто бы знал, что нам придётся довериться ему, – вздохнул Ивангай, отвеивая Рэнделлу «пять», – кто бы знал это ещё какую-нибудь неделю назад. Эй, – кивнул он Рудбою, – всё начинает налаживаться. Не хмурься ты! У меня отличное предчувствие.

Улыбку на губах не скрыли ни Иллюмейт, ни ХХОС. Евстигнеев только потёр переносицу, качая головой. Не на это он рассчитывал, точно не на это, но выбирать не приходилось, а останавливаться было поздно.

– Ты отвечаешь за это, Рудской, только ты, а я здесь совершенно не при чём, – пробормотал он себе под нос.

– Да ладно вам, – заступился за парня Алфавит, – толпе же заходит.

Развесёлый Олег ЛСП вернулся к остальным с почти пустой бутылкой в руках.

– Бог ты мой, обожаю блогерские юмористические песенки, – протянул он, вешаясь на Евстигнеева. – Они так просты, несерьёзны и наивны и так легко воспринимаются зрителем! Вы только посмотрите на это!

Рудбой откинул руку Олега со своего плеча и пересилил себя, подняв взгляд на импровизированную сцену. Но взгляд прошёлся по краю и скользнул куда-то вдаль. В тёмном проёме, уводящем во дворы, Ваня заметил силуэт человека. «1703», который он сжимал в руках, неприятно кольнул, просясь к хозяину.

– Ага, – пробормотал Рудбой, не отвечая никому конкретно. – Сэймяу, за старшего, – громко окликнул он товарища, разворачиваясь, чтобы покинуть остальных.

– Иллюмейт! – услышал он врезавшийся в спину крик. – Вот ведь, – цыкнул тот недовольно. – И что мне делать?

Стоило ему произнести это как музыка остановилась.

– Он закончил? – удивился Иллюмейт. – Но был же только один куплет… – и его настигло осознание. – О нет!

– Он выдохся! – тоже понял Ивангай. Он уже было хотел подняться наверх, как Старуха остановил его, схватит за руку.

– Стой! Что-то не так, – сказал он. – Иллюзии не исчезли!

И вправду, стелющиеся по земле цветы никуда не делись. Но они тускнели и темнели, а музыка действительно оборвалась слишком резко, чтобы можно было заявить, что с владельцем ключа всё было в порядке.

Он потерял контроль на долю секунды, когда картина перед глазами пошатнулась, расходясь на спектры. В тот же миг замер, опустив микрофон. Закрыл лицо рукой. Он переработал, понял Миша. Ему не продолжить, ему даже не сойти со сцены. И это в его первый выход!

Но что было странно – не всё воздействия ключа исчезло. Цветы под ногами, опутавшие импровизированную сцену и всё вокруг, меняли цвет. Они тускнели, становясь нейтральными, чтобы потом… покраснеть? Вместе с ними покраснели экраны над его головой и столб света, устремлённый в небо. Из голубоватых прямоугольников экраны превратились в треугольные пирамиды, разделённые горизонтальными линиями на пять частей. «MAD» вспыхнул, благодарно прощаясь с сегодняшним днём, и за своей спиной Миша почувствовал присутствие другого человека.

– Человеку нужен человек. Мы как разбросанные по полу детали мозаики с изображением неба. Нас не поймёшь в каком порядке нужно стыковать, но жизнь – одно большое стремление стать из осколком целым!..

Тепло чужой подвески разбудило его. Миша обернулся, чтобы увидеть за собой сияющий ярко-алым «FIVE» и его владельца.

***

– Давайте-ка вспомним две тысячи шестнадцатый! – раздалось со сцены и толпа с ликованием встретила каждое слово. Джарахов во всю силу охрипшего голоса кричал громче всех и прыгал выше всех, потому что ему радости было не занимать, а обращённый к толпе человек, вышедший на «сцену», продолжил: – Ну так что? Я был рождён и вырос в этой клетке. Не сосчитать, сколько провёл ночей здесь. Декады убегают, а я в ней же, но дверь открыта, я больше не пленник…

– Герои всегда приходят последними, – Гурам облегчённо вздохнул, оставшись где-то позади. Он не желал пробираться внутрь – воодушевленная появлением Rickey F, толпа вела себя, как сумасшедшая, норовя его и всех вокруг задавить.

– Герои всегда приходят вовремя, – поправил его Поперечный, так же не желающий участвовать в давке. Он расстегнул куртку и подумал, что кроме прочего можно было бы заняться и теми делами, для которых они ехали сюда. – Так, а где бы нам нашего главного героя найти?

В раздающейся отовсюду громкой музыке терялись их голоса, и заметить их присутствие среди прочих не сразу удалось, но Данила и Гурам узнали направляющихся к ним людей. Они шли, обходя прочих, и чтобы не собрать на себе внимание, подозвали их отойти в сторону. Среднего роста мужчина с перебинтованными руками и его рослый товарищ – верная тень.

–Rakamakafo, – встретившись наконец, вместо приветствия произнёс Мирон, – ваш лидер доставил нам немало проблем сегодня, но вы, похоже, нас здорово выручили.

– И часто вы так? – указывая на сцену, спросил Гурам. – Это же не описать как круто!

– Каждую ночь, – Рудбой развёл руками. – Когда видишь это второй месяц, начинаешь привыкать.

Они бы обменивались любезностями и дальше, но Мирон объяснил, что шёл он к другому человеку, вот только тот потерял где-то в толпе, и на этих словах потрёпанный Гаутер выскочил из поглотившей его человеческой массы. Он почти бегом подобрался к ним, спеша принести вести.

– Джуб сказал, – быстро заговорил он, – найти вас. В общем, тут такое дело… мы потеряли Васильевский остров, Петергоф и всё, что было западнее Красного Села, Петроградский район и всё, что было севернее и западнее Красногвардейского района. Пох говорит, это был полный провал, – обречёно вздохнул парнишка.

Поперечный прикрыл рот рукой, насмехаясь:

– Ребят, вот вы серьёзно думаете, что это провал? Будьте реалистами, вас сколько? Вам целый город зачем? Вы его не постановите и не удержите! Так что вам ваши невидимые враги помогли решиться отбросить груз, – он усмехнулся, потирая нос, – можно сказать.

Никто не ответил. И только Рудбой сдавленно пробормотал:

– Ну ахуеть помощь, ничего не скажешь.

Мирон фыркнул, выхватывая подвеску из рук Евстигнеева:

– Пусть каждый занимается своими делами. И да, раз уж вы тут здесь собрались, – вспомнил он, – нам надо поговорить. Всем нам. О том, что теперь будет. Соберёшь всех? – попросил Мирон Евстигнеева.

– Сделаю, – пробормотал Рудбой.

«1703» привычно грела ладонь. Мирон обратил свой взор на сцену, где одна песня сменяла другую, а Rickey F с помощью «FIVE» выдавал то, чего не мог достичь никогда.

– Теперь у нас есть три ключа, способных проворачивать такое, – произнёс он.

– Четыре же? – заметил Поперечный.

– Главное, что не больше, – уклончиво сказал Мирон, скользя взглядом поверх толпы и уводя его далеко вперёд.

До самого утра этой ночью над городом бушевало красное пламя.

========== 12,5. Дом ==========

В Петербурге больше нет автомобилей. Если бы они были, то они были бы у каждого, а такого они не могли себе позволить, и поэтому решили в чём-то друг друга, да и всех остальных заодно, ограничить. Это предложил Мирон и поддержал Гена: те, кто не пользовался предоставленной возможностью как она того предполагала, справедливо промолчали.

Они старались не выделять себя среди других по мере необходимости, потому что те, выше кого они вдруг оказались, их не выбирали. И именно поэтому машины, брошенные в городе, дремали на улицах, а общественный транспорт – на стоянках депо и парков. Вагоны метро встали на месте там, где их застала катастрофа. Они перешли в аварийный режим работы при первых же неполадках, что и позволило сохранить их в целости. Именно переходом в особенные режимы и безопасным отключением оборудования город и сохранил индустрию – в конце концов, не зря она была развита здесь на лучшем уровне.

И именно поэтому же Гена сказал, что машину надо оставить у стены. Не найдя никакой стены, они припарковались, если так можно назвать ошеломительно резко торможение, у длинного многоквартирного дома на окраине, который в темноте служил хорошим ориентиром. Остановка сопровождалась замиранием сердца: Гурам водил машину аккуратно, но очень быстро, чего и требовала от него ситуация. Гена и Данила уже готовы были перекреститься – настолько невероятной получилась их остановка.

– А здесь что-то происходит, – присвистнул Слава, выбираясь наружу.

Снег, наметённый за день, скрипел под ногами, сверкая под луной, наблюдающей за ними с чистого неба; над городом оно полыхало синим заревом, здесь и отовсюду раздавалась музыка. Холодным воздухом окраин дышалось будто бы легче. В отсветах серебрился покрывший ветки деревьев снег – тот, который ураганы не успели смести за землю. В чистое небо уходили порождения иллюзии Fatum, созданные всем, чем угодно, но не «1703». Когда эта мысль появилась в его голове, до Гены с опозданием дошло, насколько чувствительнее он стал, когда дело касалось сотрудничества с механическим сердцем. Это его ничуть не испугало, напротив. Он думал об этом, рассказывая подвозившим его ребятам о том, что случилось два месяца назад.

– Что бы здесь не происходило, ему уже недолго происходить, – понял Гена. – Я на площадь, – он махнул рукой в направлении источника нового воздействия.

– И что ты собрался делать? – Слава остановил его, схватив за руку. – Ты же видишь, они и сами прекрасно справляются! Ты им уже не нужен.

Синие отсветы всюду создавали мерцающие контуры. Гена прятался от них за домом в тени большого источника света. Ну как же Слава не может понять?

– Это не Мирон, он на нашей стороне и ему недолго осталось, – повторил он. – Поэтому я иду на площадь.

– И что ты собрался там делать? – усмехнулся Слава.

– Не знаю. Что-нибудь придумаю. – Гена вырвался из Славиной хватки. – Я больше не хочу быть в стороне. – Не дожидаясь ответа, он пошёл прочь.

Гена исчезал в темноте дворовых переходов, в своей лёгкой куртке становясь вовсе незаметен. А вместе с ним уходила последняя надежда на то, что кто-то здесь будет способен его понять.

– Ну и валяй, – фыркнул Слава, разворачиваясь и топая в противоположную сторону.

– Ну и дела, – пробормотал Поперечный, провожая взглядом обоих.

– Я не специалист, конечно, но, думаю, нам за ним, – Гурам показал в сторону, куда ушёл Гена и они вдвоём поспешили его нагнать.

Слава шёл, широкими шагами преодолевая залитые ночью подворотни. Они утопали в снегу, мусоре и, неожиданно, песке. Видимо, днём здесь действительно что-то стряслось, и Слава даже хотел было думать, что это связано с тем, что они видели, будучи в Москве, но всё равно что-то не укладывалось.

Нет, Слава ни в чём не виноват. Виновато механическое сердце – вот в чём корень их несчастий. Враг, перед которым Слава – да и все остальные заодно – оказался бессилен. Руки опускались, но он лишь сильнее одёрнул рукава, вздёрнул нос и уверенно зашагал вперёд. Он проходил знакомые районы, родные переулки и исхоженные дворовыми тусовками пути. Они просыпались здесь, пьяные в стельку, они кричали по ночам и танцевали под открытым небом, не чувствуя земли под ногами, а затем долго отходили, лежа в холодной траве, пропускали из-за этого встречи и Чейни долго на них орал.

Петербург прятал в своих стенах вспоминания о горечи и страданиях, о тесной дружбе и предательствах, о наспех принятых решениях и горьких сожалениях, приходящих с опозданием. Они были запечатлены на стенах многоэтажек, панельных и кирпичных, они теснились в уголках квартир, обжитых и покинутых. Сейчас не найти дома, где вечером зажигались бы окна больше чем в одной или двух квартирах.

Скинув капюшон с головы, Слава тряхнул золотистыми волосами, схватился за голову и растрепал непослушную шевелюру, которую давно стоило привести в порядок. Он обязательно сделает это завтра, а сегодня, переступив порог квартиры, он бросится на кровать, завернётся в плед и постарается заснуть. Несмотря на то, что говорил Гена, никто не отменял того факта, что все эти странные изменения с телом могли происходить только пока они находились внутри механического сердца. Эту и много других вещей им ещё предстояло проверить, а пока что им всем надо отдохнуть. Они заслужили, что бы кто потом не говорил.

Слава завернул за угол и остановился. Перед ним стоял его дом.

Разрушенный.

========== 13. Четыре плюс три ==========

Бутер Бродский – Бульвинкль

СМН – Верните мой 2007!

Он потерял семью, друга, любимого человека. Он думал, что хуже уже не будет, но затем узнал, что миром заправляет механический бог, что он должен избавить людей от участи безвольных марионеток, стоять бок о бок с теми, кого ненавидит и жить по предписанным кем-то законам.

В нём пылал огонь культуры протеста, а длинные руки судьбы душили его, обхватив горло ржавыми перчатками. Слава сопротивлялся, но они всё равно пытались его заткнуть. И любое его слово тонуло в тишине уходящей ночи. Всё же сегодня был тот единственный раз, когда им удалось это сделать.

Сегодня он потерял дом.

Четыре стены, хранившие воспоминание о Саше, безумных ночных подготовках к баттлам, непрекращающихся тусовках, потому что к нему вечно врывались те самые безбашенные знакомые, которых у него пол-Петербурга. Этот дом не знал тишины и покоя. Завершающие его расписанную красками и дешёвым алкоголем жизнь такие непривычные два месяца тишины и одиночества пронеслись перед глазами, когда Слава понял – почувствовал – что здесь произошло. Когда ненависть механического бога к нему достигла своего апогея, и если бы не «1703», всё вокруг и все вокруг оказались бы погребены заживо. Но механический бог знал, кому доверял ключ, и наверняка был уверен, что последний город защитят, так почему он позволил этому произойти?

Хотел припугнуть Славу за его непокорность? Хотел заставить его подчиняться? Так? На месте, где раньше стоял старый кирпичный трёхэтажный дом советской постройки, зияла огромная выжженная дыра. Стены соседних строений обрушились, открывая взору убранство квартир и маленьких офисов на первых этажах. От этого вида в душу западала обречённость, которую Слава и без всего этого мог чувствовать только один.

Вдалеке забрезжил рассвет. Слава гулял по улицам, высматривая горящие светом ночников окна и обходя их стороной. Золотистые волосы ловили отблески иллюзий, практически не подплывающих к окраинам. Музыка здесь была в разы тише, в иных местах не слышалась вообще. Забредя в маленький подвальный магазинчик, где ранее торговали нелицензионной музыкой, кассетами и контрабандными сигарами, Слава нашёл пыльную кладовку, запрыгнул на маленький диван и, дотянувшись рукой до противоположной стены (настолько комната была узкой), вытер толстый слой пыли с зеркала. Под тяжёлым взглядом красных опухших глаз зеркало едва не свалилось с хрупких гвоздей само. Было грустно, но плакать больше не хотелось. Слава отвернулся к спинке дивана, натянул толстовку на голову и попытался заснуть.

«SLOVO» будто бы уснуло тоже. Под диваном стучали лапками о пол маленькие мыши, они грызли деревянные ножки мебели, доставая оттуда нычки. За несколько часов Славе едва удалось вздремнуть – влияние механического сердца до сих пор не ослабло. Остальное время он слушал тихий писк копошащихся в деревянном полу зверьков, уже давно распотрошивших резиновое уплотнение холодильника, который стоял при входе.

Когда лежать стало совсем невыносимо, а гадкие чувства отпустили, Слава встал, ещё раз осмотрел маленькую каморку, где стараниями ключа Славы над потолком светилась одна доживающая своё лампочка. В углу обнаружился запечатанный свёрток с чёрной тканью внутри. Слава дотянулся до него и достал из пакета новую, ещё не ношеную худи «Хабаровск-Бишкек». «Вот ведь ирония, – подумал он, без зазрения совести переодеваясь: размер пришёлся впору. – Маленькое пристанище никому неизвестного фаната «Антихайп», который теперь никогда не узнает, что один из его кумиров был здесь». Впрочем, разве есть кому теперь до этого дело?

В центре приёмной – небольшом помещении магазина – расположилась грязная витрина во всю его ширину, оставив лишь узкое пространство сбоку для прохода. За ней спрятался маленький столик продавца с кассой и закрытым ноутбуком. Слава мельком оглядел стены, усыпанные гвоздями с навешанными на них самыми разными товарами: от цветастых футболок и кепок забытых рок-групп, цепей и браслетов до брелков и дисков с приключенческими фильмами и порно. Выдвинув ящик стола, он нашёл в нём плеер и комплект перетянутых изолентой наушников. Подвеска под худи вспыхнула обозримым лишь для неё светом и ноутбук включился. Слава воткнул плеер в разъём usb, пролистал папки на жёстком диске и не без удивления обнаружил, что продавцы в этом подвале обладали не только отличным вкусом в одежде, но и отличными музыкальными предпочтениями. Он зарядил плеер (с ключом на это понадобилось пара минут) и сменил на нём плейлист. Пока Слава ждал завершения загрузки, он сложил руки на столе, водрузил на них голову и неожиданно для себя заснул.

Просыпался Слава уже будучи на полу, невесть как на него скатившийся. Он отряхнулся от пыли, приводя себя в относительно приличный вид, хотя кому его вид был сейчас интересен. Приходить в себя он решил постепенно. Выбрал из рюкзаков на стене самый безобидный – однотонный чёрный, перегрузил туда часть самых важных вещей, мусором валявшихся в его собственном багаже. Пока он их разбирал, одна особенно любопытная мышь прокралась на стол, где лежало «SLOVO», с намерением последнее утащить. Краем глаза Слава заметил её. Он подумал о том, как было бы здорово, принимай ключи другую форму, например, маленьких живых существ.

И его желания осуществились: вихрь сияющих золотом искорок, оторвавшийся от стен, налетел на подвеску и вот она уже расслоилась в тонкий альбомный лист и, подобно оригами, превратилась в крохотного хвостатого зверька, с рвением показавшего серой проныре, кто здесь настоящий хозяин. Слава смеялся заливисто и громко. Он ещё долго играл с эти странным существом, принимающим по его воле самые разные формы: от золотой бабочки и таракана до маленькой птицы, летучей мыши и длинноногих фантастических пауков-мутантов. Слава добавлял ей сотканной из предметов вокруг информации, увеличивая существ в размерах, и отнимал её, уменьшая их, но как только у существ появлялись зубы, все они старались укусить лезущие к ним длинные бледные пальцы.

Наигравшись вдоволь, Слава вернул подвеску туда, где ей положено быть, клятвенно пообещав себе, что повторит это обязательно. Он закинул за плечи рюкзак, выправил капюшон, чтобы в случае чего можно было накинуть его на голову, и вышел на улицу, оставляя подвальных мышей довольствоваться одиночеством.

Время едва перевалило за полдень. В магазинчике, разместившемся на первом этаже некогда жилого дома, Слава нашёл пиво и достал из витрины пакетик чипсов, кинул в рюкзак банку колы и несколько шоколадных батончиков. Есть не хотелось, но он позволил себе перекусить, с радостью осознавая тот факт, что всё ещё способен получать удовольствие от человеческой пищи.

У него не было особенных планов, хотя Слава и догадывался, что кое-кто мог его кое к чему привлечь, но всё же он продолжал думать, что этого не произойдёт и наслаждался моментом. Вид мрачных улиц нагонял тоску, от которой удалось избавиться с большим трудом, и тогда Слава спрятался в одном из дворов, где найти его было практически нереально, потому что кругом было бесчисленное множество таких же – помятых временем пережитков советского времени, в своих коммунистических порядках чем-то близких ему самому.