Текст книги "Механическое сердце Fatum (СИ)"

Автор книги: kozatoreikun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

– Почти, Коля, почти! – усмехнулся Рудской, перебивая старшего товарища. – Я не могу пожелать любой машинке сдвинуться с места, да даже у Хована больше шансов, если у него будет «1703». Ты просишь невозможного.

Ваня развернулся вполоборота к окну, присвистнул, увидев, как ветер гнёт деревья. Остальные молчали, ожидая ответа. И вскоре он последовал.

– Оксимирон никогда не использовал движущиеся механизмы во время своих выступлений. В основном только Хованский открывает ими Ворота в город или в подземку. А у меня нет ключа. Да, я не могу напрямую воздействовать на Fatum. Но это не значит, что я полностью безоружен. Хотя было бы круто, не будь я ограничен в своих возможностях одним лишь контролем городских энергосистем. Но они нужны нам! Нужны, чтобы не умереть от голода и от скуки. Ведь электрогенераторы в подземке работают по такому же принципу… – Ивангай притормозил и задумался. Ему вдруг показалось, что спрашивал Коля совсем не об этих вещах и что от него ждут другого. – На территории города, – поспешил реабилитироваться Ивангай, – никто, кроме Хованского, на механизмы не влияет. Но иногда с их помощью люди покидают пределы Петербурга. Такое уже происходило несколько раз.

– Покидают? – осторожно переспросил Рудбой.

– Я не различаю их. Для меня всё чувствуется одинаково.

– Это правда, – согласился Мирон. – Чужие ключи тоже ощущаются одинаково.

– А к чему ты спросил? – поинтересовался Ивангай. – Подозреваешь кого?

Мирон отвлёкся на размышления. Он и вправду мог чувствовать, когда другие используют свои ключи, но эти чувства были так легки и мимолётны, что их можно было запросто с чем-то спутать или не заметить вовсе. Например, кто-то буквально несколько минут назад воспользовался ключом. Сегодня «1703» находился в руках Мирона, поэтому в городе был ещё как минимум один человек, держащий в руках ключ-подвеску. Вероятнее всего, это Гнойный, но ничего нельзя было утверждать стопроцентно – за последние несколько дней им не то, что поругаться – увидеться не довелось. Выходит, если другие действительно покинули город, то они могли стать причиной непогоды. Но кто? Мэддисон? Rickey F? Кому и, главное, для чего им нападать на Ларина? Зачем им лишать «Rakamakafo» возможности передвижения?

– Коль, – громкий голос вырвал Мирона из глубокой задумчивости. – Не говори ерунды. Какая разница, что, кто, когда и зачем сделал. Главное, что сейчас вы находитесь в полной жопе. И вместо того, чтобы зачем-то в чём-то разбираться, как ты очень любишь делать, не проще ли поискать выход из этой жопы для начала?

Оксимирон и Рудбой переглянулись. Мальчишка хорошо знал, о чём говорил, потому что именно следуя такому принципу, вот уже более месяца протекала их жизнь. Как можно жить в мире, ничего не зная о нём? Можно, ответит любой из здесь собравшихся, они на собственной шкуре, кусая локти, вот уже больше двух месяцев это доказывают.

– Всё это время у нас не было серьёзных врагов, – сказал Соболев. И им не могло везти вечно, понимал каждый, но в то же время все они надеялись на то, что неприятности, даже если и свалятся на голову, не сделают это все вместе. – Мы не готовы сейчас воевать с людьми!

– Сейчас и не нужно этого делать, – заявил Рудской. – Судя по тому, что ты сказал, твой враг уже достиг всего, чего желал. Кроме того, он наверняка понял, что был замечен, и отсиживается, поджав хвост, пока ты тут бегаешь и беспокоишься.

– Что ты мне предлагаешь? – усмехнулся Соболев. – Сидеть и бездействовать?

– Переждать бурю, – ответил Ивангай. – Расслабиться, выспаться и хорошенько отдохнуть. Обычно после этого проблема решается сама собой!

Рудбой подавил смешок. Мирон сдержал и малейшую улыбку, посчитав его слова невозможно глупыми. Конечно, что им мог посоветовать король развлечений и безумных идей?

– В том и заключается, – Ивангай щёлкнул пальцами, – деловой подход!

========== 10. Fatum, ч.1 ==========

Он не хотел этого с самого начала. Он хотел хорошенько выспаться и отправиться в тур. Посидеть с Никитой, позвонить родителям или устроить трансляцию в перископе – он ещё не решил, на чём остановиться. Для съёмок нового клипа необходимо было подбирать студии. Эльдар говорил, что Гена нужен ему во влог. У него была не одна тысяча дел, которые он должен был начать или завершить. Но всё изменилось в одночасье, стоило ему однажды проснуться.

Накануне он посетил «1703» – шумное местечко, где всегда можно было отыскать приятную компанию на вечер. Невзрачное на первый взгляд затерянное среди улиц и дворов помещение бара, которое и отыскать было непросто, пользовалось популярностью ввиду всем известных событий. Однако лица посетителей, сколько бы раз он туда не приходил, не менялись – редко новички, на волнах особенно успешных баттлов или выстреливших влогов заглянувшие в бар, становились завсегдатаями этого места.

Гена не пил и поэтому обычно здесь долго не задерживался; но в этот вечер что-то заставило его разговориться с Ресторатором. Подвеску-подарок – небольшую пластинку, выполненную в форме прямоугольника четыре на два сантиметра со скруглёнными углами – Гена получил именно от Сани, когда тот поздравил его с началом первого сольного тура. Про видео и то, что впоследствии будут называть «концом света», не упоминая этого непосредственно, Гена узнал позднее, а именно, когда то, что никогда не должно было произойти, уже произошло.

Нет, разумеется, он его смотрел. Эл скинул видео всем, кому только мог. Гена видел его как минимум несколько раз во всех совместных конференциях, не считая ленты твиттера, заваленной скриншотами. В узких кругах, где вращался Джарахов, и где Гена Рики Ф часто появлялся, видео подняло большую шумиху отчасти из-за неуёмного интереса Эльдара к неожиданно всплывшей теме. Ещё бы, такое непаханое поле для идей. Если бы они не оказались лишены Сети, она спустя какие-то пару месяцев взорвалась бы под градом выстреливших видео (в другом результате, работая с новой командой КЛИККЛАК`а, можно было и не сомневаться). Но дело было даже не в этом.

Иными словами, он не исчез бы в любом случае.

Он постоянно думал о том, почему Ресторатор передал ему ключ-подвеску. Знал он или не знал о его предназначении? И что было бы, не окажись ключа в руках Гены. Во всяком случае, был уверен Rickey F, он бы никогда не оказался здесь. И только этот несерьёзный факт уже стоил того, чтобы этим ключом никогда не обладать.

Да, ему было страшно. Он никогда и не скрывал. Любой бы испугался, окажись в его руках такая сила – вот как он думал в первое время.

Вот от чего ему в первую очередь пришлось избавиться, сделав шаг в открытые двери механического сердца.

Сколько времени он уже провёл здесь? Пару дней? Пару недель? Месяцы? Часы отказали слишком быстро, чтобы он мог хотя бы почувствовать ход времени в этом месте. А оно, определённо, отличалось от хода времени за стенами. Точно так же здесь Гена не чувствовал ни голода, ни жажды. Точно так же переставал чувствовать в себе человека. Что стало этому причиной? Он не мог этого понять.

Как он ни старался, с первого раза разрешить всё не получилось. Но он был готов к такому исходу. Он привык падать и подниматься, падать и подниматься, и проделал это достаточно раз, чтобы не сдаваться после первой неудачи. Да, коридоров было множество. Да, они устрашали. Да, они его запутали и, возможно, отняли уйму времени (впрочем, Гена не сомневался, что именно так всё и было). Но ни в одном из них он не нашёл угрозы для своей жизни. Так он, хоть и с неохотой, принял лабиринт, позволив тому вести себя.

«FIVE» отзывался с благодарностью, чувствуя себя, как дома. Светился и грел запястье. Его свечение было ровным, и если бы это не делали яркие лампы, то могло бы озарять путь. Двери комнат – Гена пытался открывать каждую из них – были безнадёжно заперты.

Его путь, казалось, лежит в бесконечности. И так шли дни. Гена без устали шёл вперёд, дёргая дверные ручки и параллельно пытаясь совладать с чужой реальностью и выйти из этого боя победителем. Монотонная работа раздражала. Когда сил идти дальше не было совсем, Гена садился на пол, закрывал глаза и как мантру повторял строки своих текстов.

Музыка способна спасать. Способна вдохновить, придать сил, обнадёжить и успокоить. Это всем известная истина. Вот почему в Петербурге каждую ночь гремели концерты. Вот почему залы в подземке никогда не умолкали. Как церковники молитвы кладут на музыку, так и они стихи накладывают на бит. Проникнись ей – и ты сможешь многое. Потянись за тем, кто тебя ведёт, и ты выйдешь из любой дыры. Но Гена Rickey F был не тем, кто привык хвататься за руку помощи. В условиях нового мира он стал одним их ведущих.

Тем, кто тянет за собой остальных.

Будьте вы прокляты, статичные иллюзии, которые ему не поддаются.

Стереть, подавить или перекрыть своей – вариантов было множество, но чтобы выбирать, нужно уметь осуществить хотя бы один. Или вообще один. Гена находится здесь так долго и настолько притёрся к самой сущности материальных иллюзий, что, ему казалось, он вот-вот станет одной из них. Как назло – лишь той, которые мог создавать он сам. Подвижной.

Привести в движение иллюзии механического сердца – вот что могло бы его спасти. И, подумав об этом, Гена ударил со всей силы по одной из дверей. Ударил так, что разбил пальцы в кровь. Так, что по костям пошли трещины. Не настоящие, конечно, – иллюзии. Гена вложил всю свою силу в этот удар и всю силу, которую ему мог дать ключ. Боль прошибла тело на одно мгновение, и снова улеглась, оказавшись иллюзией, покинувшей тело лёгкой дрожью. Ненастоящей, как и всё вокруг.

И дверь беззвучно приоткрылась.

С неохотой она впустила в комнату постороннего, отнюдь не признавая его, а всего лишь надменно взирая с недостигаемой высоты: а вдруг из этого что-то да и получится? Гена прошёл вперёд, и любые его чувства пересилило удивление. Он забыл, как бояться. Забыл, как уставать. С телом здесь вообще творилось что-то странное, но сейчас даже это отошло на второй план. Важна была лишь открывшаяся его глазам картина.

Важна настолько, что Гена даже забыл подумать, что всё было подозрительно просто: всё потому, что он видел это место раньше.

Перед ним развернулась локация «FREE FALL». Угловая комната с письменным столом и панорамными окнами на две стороны. Вот и картины у стен. Вешалка в углу. И огромные небоскребы красных символов вместо камня и стекла. Вид из окон открывался ужасающий. Это и впрямь была Москва. Та Москва, которой больше не было места в настоящем мире, и которая нашла своё отражение в числовом коде Fatum.

Гена медленно подошёл к окну. Это и есть то, что он искал? Прислонившись к стеклу лбом, он смотрел вниз: первые этажи домов и землю закрывал красный туман. Вокруг было слишком много красного самых разных оттенков: от бледного, каким был пропитан воздух внизу, до граничащего с чёрным на отдельных элементах зданий. Чёртова матрица, поглотившая мир. Разве так он должен выглядеть?

Вертикальные ряды символов, формировавшие небоскрёбы, двигались. Запястье кольнуло электрическим разрядом. Гена посмотрел на ключ-подвеску. Буквы светились алым и дрожали.

Это и есть код, за которым лежит правда о новом мире?

Если нет, то что, чёрт возьми, это такое?

Время шло, а мир за стеклом не проявлял никакой враждебности. Только вот на самом стекле замаячила чужая тень. Прошла мимо Гены, отодвинула в сторону стул и села на него, забросив ноги в грязных кроссовках на письменный стол, где наряду с лампой, горшком с цветами, листами бумаги и ручкой стоял раскрытый ноутбук. Зеркальным лабиринтом отражений в стекле светился его красный экран. Провод от ноутбука тянулся вниз и уходил за мебель. Чёрная тень – лысый мужчина в куртке, свободных штанах и спортивной обуви – закинула руки за голову и откинулась на спинку стула. В зеркальном отражении лево и право поменялись местами, и картина была несколько неправдоподобной.

Сидел ли этот человек там на самом деле или это одна из подброшенных иллюзий? Очень вовремя подброшенных иллюзий, стоило заметить.

– Блять, это было долго.

И голос у него был, как у настоящего Ресторатора.

Гена не сводил взгляда с отражения, даже моргать старался реже. Все предыдущие забавы вмиг показались детскими играми. Голос был будто бы настоящий. И доносился он из-за спины, а не из головы.

– В общем, слушай, – продолжил человек. – Правильно делаешь, что не оборачиваешься, – предупредил он сперва. – А то неизвестно, сколько это место тебя продержит. Я – воспоминание, выжившее в этих стенах. И появился здесь только потому, что ты смог изменить пространство под себя. Прогуляй ты тут ещё пару деньков, я не появился бы вообще. Впрочем, и сейчас я не продержусь здесь долго. Да ты сам не продержишь это место долго. Всё же ты отличаешься от других.

Хорошо сказано. «Отличаешься». Можно подумать, это его, Гены, вина. Как-то складно звучало всё в его речи. Неправдоподобно ровно настолько, насколько неправдоподобен сам этот мир, а поэтому – очень реалистично.

– И зачем же ты сделал так, чтобы я отличался от других? – осторожно спросил Гена.

Ресторатор не ответил. Тогда Гена задал другой вопрос:

– Это и вправду ты?

– Я не мог оставить свою семью в этом мире. Мы… знали, что с ним произойдёт.

– Мы – это кто?

– Я, Чейни и Мэддисон. Мы всё знали с самого начала. Мэддисон рассказал, что Мирон ничего не помнит. Ничего удивительного, если брать в расчёт, какой силой он обладает. Если ты не будешь перебивать, я закончу. Так вот, да. Заткнись. Потому что ты ничего не знаешь.

Гена сглотнул, понимая, что находится в невыгодном положении. К такому он точно не был готов. Впрочем, он и не знал, к чему быть готовым, и если Fatum выбрало для контакта с ним такую форму, пусть так. Гена кивнул, обязуясь молчать. Ресторатор, или тот, кто себя за него выдавал, был настроен дружелюбно. Или, по крайней мере, точно не враждебно.

Он скрестил руки на груди.

Он слишком о многом хотел рассказать. Но механическое сердце отняло у него это право, ограничив срок пребывания в этом месте. То, что они встретились сегодня – большая удача, ведь произойди та встреча днём позже – она могла бы и вовсе не состояться.

Механическое сердце было абсолютным богом, заправляющим этим местом. Ему нельзя было неповиноваться. Ресторатор не знал, как обстоят дела за пределами Москвы и за двухтысячным километром, но отлично понимал, как в недрах механического сердца существуют воспоминания. Воспоминание. Именно так он представился в первый раз и именно это он собой и представлял. Два с половиной месяца назад, когда всё это только начиналось, он не знал, к чему в итоге приведёт выбранный им путь.

Два с половиной месяца назад никто ещё ни о чём не догадывался.

***

Об этом никто не знал, но подвеску Саня Тимарцев получил первым. Произошло это за двое суток до появления в сети предупреждающего видео. Саня был в своей питерской квартире один, когда в глазах резко и неожиданно потемнело. Падая, он ухватился за край дивана и удержался на коленях, переставая ощущать тепло и запахи собственного дома. Его взору открылась странная картина. Среди непроглядной тьмы с пола, различимого лишь из-за того, что Саня на что-то опирался, в воздух поднялось несколько светящихся бледно-жёлтых бумажных полос. Будто подвешенные на чём-то, они тускло освещали небольшие пространства за собой. В одно из таких подсвеченных мест и попал Ресторатор.

Всего их было двенадцать. Они провисели в воздухе некоторое время, а затем исчезли, вернув Тимарцева в реальность собственной квартиры. Он поднялся, ощущая лёгкое головокружение, и первым делом открыл все форточки, проветривая комнаты: вот только потери сознания ему сейчас не хватало. Мельком он взглянул на часы: времени прошло очень мало. Что это было, чёрт возьми, не успел подумать он, как босой ногой наступил на цепочку, брошенную на пол. Саня подумал было, что её ненароком оставила жена, поднял с пола и бросил на стол, не придав произошедшему значения.

Но спустя несколько часов это повторилось. Странное видение выдернуло его из крепкого сна. Согнувшись пополам, Ресторатор вскочил, задыхаясь от нехватки воздуха. Бросил взгляд на цепочку на прикроватной тумбочке: зачем его жене вообще нужна маленькая металлическая пластинка? Информация текла в голову рекой: во сне он видел новый мир.

Мир, который погряз в хаосе и разрухе. Ресторатор висел в воздухе над горевшим городом, сжимал в руке пластинку, и она тоскливо светилась, мигая в клубах поднимавшегося с земли чёрного дыма.

Это сейчас Ресторатор знает, что в пластинки встроены микросистемы, которые излучают волны, способные воздействовать на мозг людей, но в то время все эти видения казались помутнением рассудка.

Когда картина сменилась уже хорошо узнаваемым чёрным пространством (залом, комнатой – было неясно), Саня увидел, что он больше не один. Светящаяся бумажка была у него в руках. А напротив, сжимая такой же листок, стоял Чейни. Тот самый Чейни, разделяющий с Ресторатором звание отца питерских площадок. Гримаса ужаса, застывшая на его лице, отлично передавала всё, что чувствовал сам Тимарцев.

Всё исчезло так же быстро, как и раньше. Вот только на этот раз на странном «видении» ничего не закончилось. Саня попробовал было уснуть снова, но ему помешал телефонный звонок. Звонил Чейни, ожидаемо молчавший в трубку. Осторожное, напряжённое безмолвие.

– Блять, только не говори мне, что ты тоже это видел, – аккуратно проговорил Ресторатор.

– Что это за хуета? – отозвался Ден. И они договорились немедленно встретиться.

Они шли вдоль ухоженной набережной по проложенной моргающими фонарями дороге. Ден рассказал, что видел такое дважды, но в первый раз он был один и не решился ни к чему прикасаться, и уж тем более ничего не брать в руки. Во второй раз это не прокатило – он собой не управлял. А потом…

– С тех пор в мозг будто транслируется хреновый мультик.

– Та же херня, – вздохнул Ресторатор. – И что-то он сильно похож на правду. Если это реально так, – он мотнул головой, отгоняя проснувшуюся по весне моль, – то я не хочу принимать в этом участие.

С реки раздались разорвавшие ночной воздух гудки полицейского катера. Чейни остановился и достал из кармана маленькую пластинку, точно такую же, какая лежала во внутреннем кармане куртки Ресторатора, только с проступившими на ней буквами. Они складывались в слово, но его значение всё ещё оставалось неясным. В то же время пластинка Сани всё ещё была гладкой.

Ресторатор и Чейни переглянулись. Они оба хорошо помнили каждое сказанное им слово.

– Если на секунду… Если на долю секунды представить, что это правда, – сказал Чейни, – то нам надо что-то делать.

Ресторатор присел на корточки.

«Через двенадцать часов после того, как будет выслана инструкция, старому миру придёт конец», – говорил голос в его голове. Чейни слово в слово озвучивал этот голос. И это заставляло Ресторатора верить: не бывает у двух людей абсолютно одинаковых галлюцинаций.

Совсем скоро, если ничего не предпринять, механическое сердце станет абсолютным богом, заправляющим всем миром. Вот что голос в голове хотел ему донести. Той ночью Ресторатор и Чейни решили во что бы то ни стало изменить положение дел ровно настолько, насколько это можно сделать, имея в запасе два дня.

***

Воспоминание, носящее имя своего хозяина, внимательно осмотрело Гену Рики Ф с головы до ног и ещё раз невольно усомнилось в принятом решении отдать подвеску именно этому парню. Но поскольку данный вариант был единственным, о котором Ресторатор вообще думал, это сомнение было относительным. Ресторатор знал, что человек, в чьих руках будет находиться ключ, останется в любом случае и видео, разлетевшееся по сети, не смотрел осознанно. И если Илье ещё было интересно, какую информацию оставят обычным людям, то Саня с нетерпением и одновременно нежеланием ждал, что будут чувствовать те, кто исчезнет. Как казалось – почему-то он помнил это очень хорошо – они не чувствовали ничего. Никто из них не страдал, и это было самым важным. Не страдали и те, кто остался. Но вот за это Ресторатор готов был Fatum ненавидеть.

Тот факт, что он официально был определён как первый обладатель ключа, не позволил ему рассыпаться на крупицы информации, как всем остальным. Воспоминанием, принявшим форму тела, он существовал в стенах материального воплощения механического сердца. Он ждал, пока кто-нибудь наконец придёт и единственной относительно радостной новостью было то, что он здесь не один. Впрочем, ожидал он совсем не Мэддисона, ненавидеть которого не стал хотя бы потому, что тот, в отличие от Ресторатора, попытался что-то предпринять, а значит, перепалка закончилась бы ничем. Чейни это, однако, не смущало. Но перспектива провести оставшуюся жизнь бестелесным призраком-воспоминанием их не особо радовала. Но только не Мэддисона – он тащился.

И вот перед Саней наконец-то стоял тот, кому он доверил будущее этого мира. Облажался ли он на все десять из десяти или только на восемь и десяти, понять только предстояло. Они не могли видеть того, что происходило за стенами мира информации, лишь изредка чувствовали сильные проявления человеческих эмоций – например, то, как Мирон с помощью «1703» воздействует на толпу. Fatum всегда отзывалось о его действиях благосклонно. Мирон не желал видеть в механическом сердце врага и не зацикливался на этом. Они не конфликтовали.

А вот с остальными было непросто. Гена, который с опаской применял отданную в руки силу, доверия механического сердца не заработал, поэтому относилось оно к нему крайне недружелюбно, не подпуская близко. И тот факт, что Гена смог как-то подстроить под себя одну из частичек материального воплощения механического сердца, был удивительным. Впрочем, наверняка это было одно из самых слабых мест, и Fatum совсем скоро заметит и восполнит этот изъян.

Итак, Ресторатор заткнул Гену и стал думать, о чём же он должен ему рассказать. Что в условиях сложившейся ситуации может быть самым важным?

– Ты неправильно используешь ключ, – начал Ресторатор. – Ключ надо подавлять, он иначе чем через односторонний приказ не работает. Твоё желание должно быть сильным. И воображение тоже, потому что тебе в любом случае предстоит первым делом представить то, что ты собираешься воплотить в реальность, будь это иллюзия или что ещё. Нельзя сомневаться. И бояться нельзя тоже. В ключ встроены крохотные механизмы, способные испускать волны, влияющие на работу мозга человека. Так люди видят иллюзии. Для того чтобы управлять механизмом, эти волны направляются сюда, здесь резонируют, усиливаясь, и возвращаются. Передающим и принимающим устройством выступает человеческое тело, и ключ для этого нужен не всем. Ключ нужен как усиливающее устройство. И как побуждающее устройство для тех, кто не может работать без него. И ты понимаешь, о ком я.

Гена, то есть его отражение, кивнул отражению в стекле Ресторатора, то есть его воспоминаниям. Саня видел, как Гена хмурится, пытаясь пропустить через себя всё, что он услышал, чтобы правильно и полностью это понять.

– Блять, запоминай, как хочешь, – предупредил Ресторатор. – Дважды не повторяю. – Он повёл плечами, разминая суставы. – Никто не может заправлять всем одинаково хорошо: у ключа обязательно будут как слабые, так и сильные стороны, и в руках разных людей ключи ведут себя по-разному. А теперь кивни, если кто-нибудь из вас уже может создавать материальные иллюзии.

– Материальные… чего? – переспросил Гена. За его спиной послышался тяжёлый вздох. Обречённый тяжёлый вздох, полный разочарования.

– Ну твою ж мать… – взвыл Ресторатор. – Материальные, блять, иллюзии! Так, ясно. Быстро объясняю, как это работает.

Он медленно встал, обошёл стол и подошёл к Гене со спины. Вытянул руку вперёд и пальцем указал на город за окном, едва не касаясь отражения.

– Два месяца назад механизм Fatum разложил человечество, населявшее Землю, на информацию. Всё, начиная от воспоминаний и знаний, заканчивая материальными телами. Fatum рассортировал, переиначил и зашифровал эту информацию. Теперь она предстаёт в виде подсвеченных красных элементов и символов. Но вы можете…

– Как мне извлечь этот код? – остановил его Гена. – Мэддисон говорил про него. Нам нужен код Fatum, чтобы переписать его программу!

Ресторатор ударил по стеклу кулаком и оно задрожало.

– Вы этого не сделаете. – Произнёс он после недолгого молчания. – Я не позволю.

– Что?

– Если вы измените программу Fatum сейчас, то уничтожите мир окончательно и бесповоротно. У вас недостаточно сил. Вы не справитесь. Вас всего пятеро.

– В смысле? – тихо пробормотал Гена. По лбу стела капля пота. – Пятеро?

– Ты знаешь о том, что происходит за двухтысячным километром? Знаешь, что там, где заканчивается власть Fatum? Знаешь, как выглядит по-настоящему уничтоженный мир? – Ресторатор наклонился над ним. – Несмотря на всё то, чего Fatum вас лишило, оно всё ещё защищает вас. И если бы не оно, вы бы давно погибли.

– Если бы не оно, этого бы не произошло!

– Но это произошло.

Ресторатор был непреклонен.

– И пока ты закончил истерить, я продолжу, – сказал он. – Fatum разложило материю на информацию. В ваших же силах проводить обратное. Отчасти вы уже делаете это, когда создаёте элементы, приводящие в действие механизмы. Почему вы вообще раньше не догадались?

Гена, смотрящий до этого только вперёд, попытался взглянуть в глаза отражению. Их взгляды пересеклись и по тому, как уверенно рябило изображение человека за его спиной, Гена понял, что времени у него не осталось.

– Разберитесь в том, как вам жить дальше, – вкрадчиво произнёс Ресторатор, – узнайте о том, что произошло с остальным миром и потом приведите сюда парня, которому Мэддисон отдал ключ…

– Но ты же…

– …и не беспокойся о своей руке. Скоро это произойдёт со всеми.

– Постой!

Гена хотел крикнуть ему вслед, но не успел: силуэт растаял прямо на его глазах. Он обернулся. В комнате снова стало пусто. И что-то подсказывало Гене, что больше они не увидятся никогда. Маленькие красные искры оторвались от стекла и вклинились в поток символов, образующий стены соседних высоток. Гена проводил их взглядом, прощаясь.

С ним говорил не Fatum. С ним говорил исчезнувший – теперь точно навсегда – Ресторатор. А вот до самого механического сердца Гена достучаться не смог. Он был всё так же слаб и бесполезен, когда дело доходило до таких вещей. Но всё же кое-что в нём изменилось, он чувствовал это. Он снял браслет – кожаный ремешок, вокруг которого он в три круга обмотал цепочку и к которому была прикреплена подвеска, – и, вложив его в ладонь, сжал пальцы в кулак и вытянул руку перед собой. Ресторатор сказал ему немногое. Нельзя бояться. И сомневаться тоже нельзя. Может быть, именно от него он и хотел услышать эти слова. Очевидно, что Гена не оправдал его надежд.

Но больше он не позволит никому так про себя говорить. Как бы ему при этом плохо не было.

Ресторатор рассказал, как работает ключ. И используя эту информацию, Гена попытался воздействовать на Fatum ещё раз.

– Запомни! – громко и отчётливо приказал он.

Голос эхом разлетелся по помещению, враз отличаясь от приглушённой речи минувшей беседы, поглощаемой ненастоящими стенами.

Пластинка накалилась, но Гена не выпускал её из рук. Он чуть наклонил руку и в горизонтальной плоскости, где лежала пластинка, от ладони волнами пошли круги. Подвижная иллюзия. Она просочилась сквозь окна, добежала до зданий и, дойдя до крайней точки, куда только Гена мог себе позволить её провести, заторопилась обратно.

Нехорошее предчувствие коснулось спины Гены Рики Ф неприятным холодком. Первый ряд выпущенной иллюзии только успел сойтись на его ладони, как пол под ним обвалился и Гена рухнул вниз.

Падая, он видел, как проносились мимо лестницы и этажи, ещё совсем недавно служившие ему надёжной опорой. Где-то высоко остался красный свет, проникающий в комнату, он прощался с человеком насмешкой и тающей в воздухе цепочкой символов, тянущейся к запястью.

«Это падение – иллюзия?» – подумал Гена. Теперь он видел иллюзию во всём. Теперь единственным, что связывало Fatum и его, стало недоверие.

– Чёрта с два! – воскликнул Фарафонов, хватаясь за воздух.

Громкий стук приложил его затылком о каменный пол. Перед глазами потемнело.

Боли в спине вторил звон в ушах. Гена лежал, раскинув руки в стороны, и не мог пошевелиться. Клубы грязи и пыли стелились вокруг. Белые стены исчезли. Воздух из лёгких выбил холод и он же едва не обжёг глаза. Воздух был грязным.

Гена пролежал несколько минут не в силах собраться. Затем поочерёдно начал двигать частями тела – к этому времени звон в ушах ослабел и Гена смог открыть глаза и, хоть и с болью, но всё же сделать первый вдох полной грудью.

Затем он поднялся на руках и сел. Подтянул ноги к себе. Осмотрелся по сторонам и неожиданно понял, что ещё одного такого потрясения не выдержит. Нужно было выбираться. Нужно было искать дорогу назад. Но Гена не сдвинулся с места. Рядом с ним лежал другой человек. Тот, кто должен был ему помочь. Тот, кто должен был вытащить его.

– Гнойный, – тихо позвал Рики Ф.

Но Слава не отозвался.

========== 11. Fatum, ч.2 ==========

Стеклянный зал. Слепящие глаза лампы на потолке. В горле пересохло и совсем немножко хотелось есть. Слава ощущал себя единственным живым организмом во всём свете. Во всяком случае, в пределах этого места всё наверняка так и было, потому что даже воздух здесь был мёртвым. Символ умерщвлённого мира – механическое сердце Fatum – намеренно подавляло дышащий жизнью организм. Но он не поддался. «Сердце» прикладывало все усилия, но не могло к нему даже подступиться. Вихрь сменяющих друг друга настоящих чувств был непредсказуем настолько, что просчитать вероятное будущее было невозможно, а предугадывая, система не могла вовремя среагировать. Поэтому она решила наблюдать.

– Чейни! – сорвав с себя оцепенение, Слава бросился вперёд. Он замахнулся для удара, но и сам он, и его рука прошли сквозь стоящего перед ним человека.

Тот развернулся, грузно вздохнул, а Слава раздосадовано цыкнул, пряча лицо и со злобой поглядывая на свою руку.

– Иллюзия, – процедил он, оборачиваясь.

– Воспоминание, – голосом Чейни поправила иллюзия.

– Плевать! – воскликнул Гнойный, вновь попытавшись как следует врезать голограмме. И только после второго провала, окончательно убедившись в том, что перед ним не материальный объект, Слава немного успокоился. Если это, конечно, можно было так назвать. Он стоял, вперившись взглядом в Чейни, или в то, что назвалось его именем, и сжимал кулаки.

– Как это называется! Ты зачем вообще это сделал! – крикнул он в лицо Чейни. У него накопилось слишком много вопросов к этому человеку. Вопросы перемежались с претензиями и возмущениями (в основном), но не так важно, у них много времени впереди.