Текст книги "Механическое сердце Fatum (СИ)"

Автор книги: kozatoreikun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

***

Стена, хоть и носила такое название, собственно стеной не являлась. Это было сооружение из камней и строительного мусора, от которого расчистили окраины, больше всего пострадавшие в событиях двухмесячной давности. Перетянутые оборванными линиями электропередач и в некоторых местах – колючей проволокой, двухметровые конструкции служили своеобразным символом, «защищающим» город. Защитники из них, признаться, были ужасные: в некоторых местах стена и вовсе была испещрена огромными дырами.

Единственной вещью, по-настоящему внушающей ужас, были Ворота, о которых если и говорить, то обязательно с большой буквы. Именно к ним и подошёл Хованский.

Большая железная конструкция метра в два высотой, двустворчатая, массивная, с отколовшимся углом на одной стороне и трещиной на другой была принесена с военного склада. Четыре отверстия два на четыре сантиметра были продавлены в одной из створок. Хованский повертел в руках ключ и убрал его в карман – его время ещё не пришло.

С возвышения по левую сторону Ворот спрыгнул Джарахов. Пробравшись по ящикам и коробкам, приставленным к стене, он подошёл к Хованскому и кинул ему пластиковый контейнер с бутербродами, который Юра не поймал.

– Какой ты косорукий, – проворчал Эл. – Кто тебе вообще «1703» доверил?

– Мирон, бля, сам доверил. Не выёбывайся тут.

Пинком освободив ящик из-под кучи мусора, которая чудом не посыпалась сверху, Хованский присел. В горле пересохло и Эльдар протянул ему бутылку воды.

– Сегодня ночью будет жарко, – сказал он.

– Мирон будет?

– А кто же ещё? Сегодня пополнение. ATL уже закончил, но его только старичкам подавать, а кого ещё просить? Кто сможет правильно всех настроить? Генка ведь… Ну, ты знаешь.

– Его что, так и не нашли?

Выпив всю воду, Юра выкинул бутылку в кучу мусора, разбросанного здесь едва ли не всюду. Эльдар почти что сделал ему замечание: когда придётся мусор убирать, именно Хованский откажется одним из первых, – но в последний момент передумал. Вместо этого, помолчав, он ответил коротко:

– Нет. – Больше не требовалось ни одному, ни другому. Не покидая город на протяжении последних восьми недель и лишь изредка спускаясь в метро, Джарахов и Хованский лучше всех знали, что происходит днём на поверхности.

Где-то вдалеке послышался шум моторов. Юра встал с насиженного места, отряхнул испачкавшиеся в песке джинсы.

– Надо посмотреть, кто там сегодня, – сказал Джарахов. – Вчера Яникс был, но он и слинять мог.

– Яникс встречать никого не будет. Я, вообще-то, думал, что делать это будешь ты.

– Я? Не, я наверху всю ночь отжигал. Сейчас махнусь местами с Усачевым и спать. Сегодня надо быть готовеньким. – Эл покряхтел слегка охрипшим голосом и побежал к окраинным домам.

Хованский выждал минут десять, затем достал из кармана ключ. Маленькая медная подвеска два на четыре с продавленными цифрами «1703» с лёгкостью помещалась на большой ладони. Вложив её в одно из специальных углублений, Юра с силой надавил: «Ну, слушайся меня, блять, что ли». И Ворота поддались.

Красные всполохи под верхним сводом сформировали временный механизм. Через цепь ремней, шестерней и других передач железная конструкция, сымитировав скрипящий звук, отворилась вовнутрь, открывая виды города тем, кто стоял снаружи, а Хованскому – лица двухсот растерянных человек.

Но не все из тех, кто находился за Воротами, подошёл так близко. Техника остановилась за сто метров от мнимой границы города, вместе с людьми, которые вели её – некоторые и вовсе не захотели покидать водительских кресел. Дмитрий и Руслан, хоть и стояли ногами на земле, от транспорта своего вообще не отходили.

– Дешёвые понты вся их защита, – сказал Ларин Соколовскому.

– Надо вернуться на базу, – ответил тот. – Пополнить запасы топлива, еды, и отправляться дальше. Хованский клоун, конечно, но своё дело знает. К тому же, здесь должны быть те, кто остановит его, натвори он херни.

«И эти люди отдали ему ключ, – подумал Ларин. – Поступка глупее и быть не могло». Вслух он сказать этого не мог. Ни к чему Руслану знать подробности – кто-то из них должен был сохранить непредвзятое к происходящему отношение. Ларин развернулся и зашагал прочь.

– Две недели, бля! – заорал Хованский ему в спину.

– Окей! – для формальности Руслан махнул ему рукой.

– Надеюсь, через две недели нас встретит не Хованский, – догнав Ларина, признался Соколовский. – Видеть рожу его порядком надоело.

– А кто ещё? – язвительно пробормотал Ларин. – Он же у нас «гангстер». Последний защитник, мать его.

Когда Руслан обернулся, чтобы посмотреть, до сих пор ли Хованский провожает Ларина испепеляющим взглядом, лицо питерского гангстера исчезло в щели закрывающихся ворот.

***

Больше Ларин не сказал ему ни слова. Когда колонна неожиданно остановилась и всех попросили выйти, Мэд увидел, что они наконец достигли пункта назначения. Перед ними вырос огромный город, раскинувшийся далеко вперёд и растянувшийся во все стороны. Жалкое подобие стены (или насыпи мусора, чем именно это являлось, понять было сложно), окружило белеющие под чистым небом многоэтажки, которые виднелись за завалом. В проёме широко раскрытых ворот стоял человек.

– Да это же Хован! – восхищённо прошептал кто-то рядом.

«Его знают?» – подумал Мэд.

– Не толпимся, не расходимся! – он смотрел, как мужчина перед ним собирает на себе внимание всех людей. Это был высокий человек в длинной тёмно-синей куртке, расстёгнутой, кроссовках и грязных джинсах, почему-то с шарфом, хотя воздух в городе был тёплым. Гораздо теплее, чем за его чертой, заметил Мэд. Но запрыгнувшего на деревянный ящик Хованского погода, казалось, вообще не беспокоила.

– Ну что, всем меня видно? – громко уточнил он. – Итак, пару слов о том, что вы всегда можете уйти. Здесь вас никто держать не будет.

Хованский кивнул в сторону стены, испещрённой дырами, пробраться через которые мог даже взрослый человек.

– Кроме тебя, – он засмеялся, показывая на полную девушку, – ты в них не пролезешь. – Поклонник Хованского, узнавший его ранее, гоготнул, но Юра вопреки ожиданиям прикрикнул на него. – А если серьёзно, народ, всем надо держаться вместе. И сейчас мы все вместе пойдём туда, где вы будете ждать… Эх, да не знаю я, чего мы ждём. Просто идите туда, где остальные. Отдохнёте там.

Говоря «туда, где остальные», Хованский мог подразумевать любое место, но им оказалось метро, вход в которое был наглухо замурован железной дверью, отдалённо напоминавшей ту, которая встретила людей на входе в город. «Транспорта здесь нет, – сказал Хованский, отвечая на вопросы. – В городе транспорта вообще нет. Днём здесь так пусто… как сейчас. И опасно. Это сегодня тихо, но вы лучше на поверхности не появляйтесь. Всё, что сейчас не делается – только для общей безопасности».

Приложив подвеску-ключ к точно такому же «индикатору», который был на Воротах с внутренней стороны, Хованский поспешил в этот раз отойти в сторону. Ворота оказались раздвижными, и их створки въехали в выдолбленные разъёмы в соседних домах, с которых тут же посыпались кирпичи и штукатурка. Впереди открылось тёмное пространство с ведущей вниз лестницей. Раздались тихие шаги: кто-то бегом поднимался наверх – и из темноты на свет улицы выскочил парень в потрёпанной джинсовой куртке.

– О, как давно я света белого не видел! – воскликнул он. – Привет, Юр.

– Опа, – Хованский вмиг повеселел. – А ты тут откуда? Я ж сказал, чтоб встречал их бухой Яникс или Галат. Ты всю атмосферу испортил.

– Ну это вообще жесть, – парень пожал Хованскому руку. А затем он представился.

Его звали Рэнделл и второй фразой, с которой он обратился к людям, была просьба смотреть под ноги при спуске.

Они шли в темноте, слабо пробиваемой светом фонарика в руках Рэнделла, отчего спуск был медленным. Парень извинился за это, сказав, что генератор, снабжающий электроэнергией эту часть подземки, полетел всего несколько часов назад, а принести новый со склада и подключить его элементарно времени не хватило. И люди, которые могли бы сделать это, отсыпаются после тяжёлой ночи.

– Вы можете выбирать, остаться здесь или идти наверх, – повторил названный проводник за Хованским. – Младшие обычно остаются, – сказал он, и Мэд почувствовал, что в этот момент взгляд Рэнделла был направлен в его сторону. Они спустились по длинной лестнице и уже стояли на открытой площадке, а Рэнделл светил своим фонариком на дверь. – Когда вы узнаете о Петербурге больше, сможете сами выбрать, кому принадлежать. А пока что… – он толкнул дверь вперёд. – Добро пожаловать!

Цветные лазерные лучи сквозь открытую дверь вырвались наружу. Рэнделл привёл всех на мостик огромной площадки, служившей некогда холлом метрополитена, но преобразованной под огромный танцпол. Окружённая ресторанными столиками, стойками и сверху – лабиринтом лестниц, ведущего с мостика второго этажа вниз, эта зона отдыха, по-другому которую было не назвать, кишела людьми, тонущими в свете софитов и миллиардов неоновых огней, которыми было подсвечено без малого всё.

– Ну да и пусть осуждают, не понимают, но продолжай своё дело. Масло в огонь подливаю, я им отвечаю: ну и чё? – в самом центре танцплощадки замолчал и остановился парень в кепке. Он взглянул наверх, увидел Рэнделла и громко крикнул, призывая остальных следовать его примеру:

– Поприветствуйте гостей!

Зал разразился звонкими криками. Мэд смотрел на всё это с мостика, в отличие от остальных, не спускаясь вниз. Картинка открывалась та ещё, но общая атмосфера развязности и веселья словно успокаивала. Он попал в мир подростков, в мир вседозволенности. Всполохи ярких красок, громкая музыка, запах алкоголя, заполнивший всё вокруг. Совсем не то, что понравилось бы взрослым. И правда, подумал Мэд. Взрослых здесь не было совсем.

– Впечатляет, да? – со спины к нему подошёл Рэнделл. Мэд недоверчиво повёл бровью.

– Чушь какая-то, – честно сказал он. Рэнделл вздохнул, скрестив руки на груди. Скорчил лицо мыслителя, постоял с ним пару секунд и глубокомысленно изрёк:

– Именно. Но ты этого не слышал. – Он рассмеялся и заговорщически подмигнул. – Договорились?

========== 4. Расскажи мне обо всех ==========

Schokk & Oxxxymiron – То густо, то пусто

Огромный гудящий муравейник поземки принял гостей оживлённо и тепло. Люди проявляли к новеньким неподдельный интерес, потому что многие из них когда-то точно так же оказались здесь, забытые в своих родных городах чем-то, решившим показать свою власть над этим миром. Компании набегали со всех сторон и растаскивали новичков, спустившихся вниз. Тормошили их за плечи, пытались перекричать музыку, звали с собой, затягивая в бешеный вихрь танцев, иллюминации и необузданного веселья.

Показать Мэду, как здесь всё устроено, вызвался Рэнделл. Минуя лабиринт приваренных к стене узких лестниц, они спустились вниз, где неприметная дверь, выкрашенная в цвет стены, открыла им проход в узкое помещение. Едва не столкнувшись с девушкой, вылетевшей им навстречу, мальчишки без труда прошли через пустую кладовку и открытую железную дверь в пространство между несущими стенами. Новый зал – гораздо меньше первого – служил своеобразной перемычкой, куда сходились множество коридоров, длинных и коротких, первым этажом выходя на искусственный каменный сад, а вторым – на мостик над ним, лестницы которого выглядели гораздо надёжнее.

– Мы живём здесь, – рассказывал Рэнделл, ведя Мэда по коридору, который напоминал шаттл космического корабля, а совсем не петербургскую подземку. – Знаешь, что это? Это бомбоубежище, но мы его так не зовём. Вход нашли случайно, и решили, что лучше ничего и быть не может. Полмиллиона человек вместит в себя без проблем, поэтому комнат свободных очень много.

Коридор был метра два высотой; стены выкрашены белым и жёлтым, на их фоне выделялись ярко-красные двери с белыми номерными табличками. Они были рассеяны в хаотичном порядке по обе стороны коридора – комнаты за ними были разного размера. Пол устлан плиткой, под потолком через одну светились вытянутые люминесцентные лампы – Рэнделл за делом пожаловался, что они скоро сдадут.

Комната, к которой они подошли, находилась в середине коридора. Рэнделл открыл дверь комбинацией шести цифр, набрав их на автомате так быстро, что разглядеть код было невозможно.

В маленькой комнате не больше десяти квадратных метров площадью размещались узкая кровать, письменный стол, большая многоуровневая полка во всю стену и узкий шкаф при входе – только самое необходимое, что могло уместиться на таком пространстве. В комнате царил относительный порядок иллюзии скорой уборки, когда все вещи, лежащие обычно не на своих местах, на скорую руку были собраны и помещены в одно место – на письменный стол. Голые стены были покрыты бежевой краской, над кроватью на неё были приклеены плакаты. Окон в комнате не было, а источником света являлась лампочка, подвешенная под потолком.

– Моя, – похвастался Рэнделл. – Справа Лизка живёт, слева и напротив комнаты пустуют. В этом крыле немногие остаются. Предпочтение отдают тому, где обосновался Ивангай.

– Ивангай? – переспросил Мэд.

– Ты не знаешь? Серьёзно? А, да… – Рэнделл вспомнил, что Мэд упоминал о проблемах с памятью. – Знаешь, новенькие часто говорят о таком. О том, что не могут вспомнить каких-то вещей, испытывают чувства, о которых не знали ранее, либо ведут себя неестественно. Всё это пагубное влияние Фатум.

– Фатум значит «судьба»? – спросил Мэд.

– Фатум значит Фатум, – хитро улыбнулся Рэнделл. – Никто не знает, что именно представляет собой Фатум, но его винят в произошедшем с человечеством. А мы, бездушные твари, лишены чувств: отказываемся от сострадания, веселимся.

– Ларин ничего про это не говорил.

– Ларин? – Рэнделл подошёл к соседней комнате и поинтересовался, не против ли Мэд обосноваться здесь. – Он темнит и недоговаривает. Спрашивать надо у Хованского, он якшается с Оксимироном, а Оксимирон знает больше всех. – Рэнделл открыл другую дверь. – Прошу.

Эта комната ничем не отличалась от соседней. Тот же набор мебели, та же кровать – постельное бельё лежало на углу, сложенное аккуратной стопкой. Разве что полка на стене была другой и не было плакатов, которые Рэнделл, очевидно, где-то нашёл сам. И, в отличие от соседней обжитой комнаты, эта выглядела пустой и неуютной.

– Ну, будут какие вопросы, ты знаешь, где я бываю. – Рэнделл, потоптавшись в дверном проёме, показал на дверь за спиной. – Днём я обычно сплю, делать здесь особенно нечего. Тем более, когда проводишь не один месяц в этих… Тяжело всё-таки думать, что это бомбоубежище.

– Вообще, знаешь, у меня есть одна просьба, – задумавшись, произнёс Мэд. Его новоиспечённый друг приготовился внимательно его выслушать, но просьба была короткой и незамысловатой:

– Расскажи мне обо всех.

***

Рэнделл был несказанно рад возможности разнообразить свои будни хоть как-то. Поэтому сразу же согласился заменить Яникса, стоило тому пожаловаться, что он не хочет подниматься наверх с больной головой. И вот теперь Мэд просил его рассказать о людях, оставшихся в этом мире – да лучшего дня и быть не могло!

– Если тебе неизвестно о чём-то, это ещё не значит, что этого не существует, – поучал Рэнделл.

– Я видел танки на дистанционном управлении, – возразил Мэд. – Ты сможешь удивить меня ещё чем-то?

– О да, существуют на этом свете вещи, находящиеся далеко за гранью человеческого понимания. Я расскажу тебе обо всех по степени важности. Смотри: парень за большим столом. Да-да, тот, что в зелёной кепке. Это – Ивангай. «Король всех малолеток».

Они вернулись по узким лестницам к танцплощадке. Некоторые из лестниц тряслись, грозя вот-вот оторваться от стены, но Рэнделл шёл по ним уверенно, заверив, что они тряслись с самого начала и до сих пор никто с них не упал. Мэду не стоило беспокоиться на этот счет: Рэнделл был крупнее и тяжелее его, и держался гораздо увереннее.

– Я родился и вырос здесь. И помню каждого из них до катастрофы. И точно так же, как и другие, не имею ничего против того, чтобы именно эти люди вели за собой остальных. Они – кумиры поколения, выросшего на интернет-массмедиа. То есть Сеть-массмедия. И сейчас, когда Сеть разрушена, людям жизненно необходимо находиться рядом с теми, кому они доверяют. Я говорю о видеоблогерах. Знаешь?

– Да.

Ловко перебираясь между толпящимися подростками, Рэнделл шёл куда-то вглубь огромного зала. Чтобы Мэд, который вечно норовил потеряться в толпе, не отставал, Рэнделлу пришлось взять его за руку.

– Часть из них находится сейчас на поверхности. Входы и выходы открываются дважды: в полночь и на рассвете и держатся открытыми полчаса. В другое время их может открыть только Хованский. Не последней важности лицо, кстати. С ним можно общаться… когда он трезвый. Привет!

Толкнув плечом мрачноватого парня, Рэнделл перекинулся с ним парой слов и, попрощавшись, наконец увидел пустой столик рядом с собой. Именно его он и искал – место, откуда будет видно многих, и где в толпе никто не будет обращать внимание на него самого.

– Скорее всего, это помещение было предназначено для временного пребывания людей или вроде того. Мы натаскали столиков, табуреток и диванчиков с мебельных магазинов с поверхности и получилась шикарная зона отдыха. А ещё здесь есть бар, – Рэнделл показал на четыре барные стойки у стены, вокруг которых назревал ажиотаж. – Но едим мы в столовой. – Вход в неё располагался за стеной, на которую кивнул Рэнделл: дверь то и дело открывалась и закрывалась, впуская и выпуская людей из смежного помещения. – А ты сам знаком с кем-нибудь? Ты про Ларина что-то говорил.

– И Соколовский, кажется, – вспомнил Мэд.

– О, про Соколовского такая история есть! Если коротко, недавние события заставили его за решёткой…

Рассказывая, Рэнделл прошёлся по многим людям, которых он видел в зале. Понимая, что всех Мэд точно не запомнит, он старался обращать внимание только на самых заметных.

Ивангай, по всей видимости устав развлекать толпу на площадке, переместился к диджейскому пульту. Сменилась музыка и на площадку вылезли те, кто ранее отсиживался в стороне. Самые активные начали вытаскивать новичков.

Нашлись и те, кто никак не отреагировал на это. В отдалении от танцплощадки, подобравшись ближе к барным стойкам, алкоголь на которых находился в свободном доступе, компания достаточно взрослых людей играла в карты: Яникс, Джубили, Галат и ребята из «Слова» – так рассказал о них Рэнделл – нужны, чтобы наводить порядок, несмотря на то, что это именно они выглядят как люди, которые первые должны этот порядок нарушить. Они редкие гости в подземке, но Яникса иногда даже на сцене можно увидеть.

Женя BadComedian с банкой тёплого пива оттолкнулся от решётки большого вентиляционного проёма, пересёк центральную танцплощадку и поднялся по железной лестнице на балкон второго яруса. Он прошёл мимо парня (или девушки, с такого расстояния определить пол хрупкой длинноволосой фигуры было трудно), который смотрел что-то в своём телефоне, опершись на перила навесного мостика. Девочки с соседнего столика, заметив, что взгляд Мэда остановился на них, засмеялись и отправили в его сторону несколько воздушных поцелуев.

– А это наши девчонки, – шепнул на ухо Рэнделл. – Не самый лучший контингент. Поверь и не проверяй.

Рэнделл продолжал говорить, но его слова вдруг перекрыла навалившаяся на голову тяжесть. Алкоголь, которым был пропитан воздух, не пьянил, и Мэд не понял, чем это было вызвано. Он быстро привык к громкой музыке, к шуму, который приходилось перекрикивать, душному воздуху. Неужели всё это дало о себе знать только сейчас? Мэд зажмурился.

– Спасибо, что помог. – Мужчина встал со снега, отряхнул длинное пальто, посмотрел по сторонам, точно выискивая кого-то, а потом перевёл на него взгляд. – Как зовут? – спросил он, убирая руки в карманы. Морозец оставил яркий румянец на его щеках, а яркое солнце, под которым искрился снег, отблеском запечатлелось в глазах. – Вот как. А меня Ильёй. Илья Мэддисон. Может, слышал?

В себя Мэд пришёл так же быстро, и Рэнделл, казалось, вообще ничего не заметил. «Что это было? – недовумевал Мэд. – Воспоминания возвращались?»

– Запомнил кого-нибудь? – Рэнделл отвлёк его от размышлений. Мэд покачал головой. Признаться, что он прослушал добрую половину, было бы невежливо. – Сложно, да. Слушай, отдохни-ка ты лучше, а то время уже…

– Даня! – невесть откуда взявшаяся девчонка, замахнувшись, ударила Рэнделла по спине. – Ты чего делаешь! Весна не пришла, темнеет рано! Иди спать, неужели ты хочешь опять пропустить всё на свете?

В джинсах и тёмно-зелёной толстовке, с растрёпанными волосами и без макияжа, она выглядела скорее как тот, кто только что появился здесь, но была гораздо смелее и ориентировалась совершенно свободно. Она здесь давно, подумал Мэд, возможно, она здесь с самого начала.

Заметив, что Рэнделл не один, девушка поспешила представиться.

– Лизка, – Мэд пожал протянутую ею руку.

– Он мой сосед, – гордо заявил Рэнделл.

– Наш сосед? – уточнила Лизка.

– И твой тоже.

– А что, здесь, – вмешался Мэд, – нельзя в какое-то время находиться?

– О чём ты? – удивилась девушка. – В прошлый раз он так разнервничался, что не смог уснуть всю ночь, и слёг уже перед самым выходом. Его никто не смог растолкать и в итоге он всё проспал. Что, повтора хочешь?

– Нет, – согласился Рэнделл. – Ты права, времени и так немного осталось.

Лизка, ничего больше не объясняя, толкнула Рэнделла в сторону комнат.

– И ты иди, – строго сказала она Мэду. – Такое только настоящие дураки пропускают.

– Дураки? Что пропускают? – Лизка хитро улыбнулась и сделала вид, что не слышала чужих слов. – Постой! – воскликнул Мэд, устремляясь за ней.

***

На Петербург незаметно опустилась ночь.

Брызгами окропляя стены, по узким переулкам бежали двое в чёрных куртках и на тех улицах, куда выходил их путь, загорались фонари. В воздухе пахло дождём, погода менялась. И хоть холодная весна не торопилась уступить место лету, дождь вот-вот грозился сменить снег, каждое утро появляющийся на дорогах. А тот, к вечеру таявший, превращался в лужи, грязные капли которых уже испачкали штаны обоим.

Чёрная кошка, ворчливо высунувшая голову из-за мусорного бака, проводила бегущих недовольным взглядом, посмотрела на моргающую вывеску над входом и когда та погасла, прыжком нырнула в подвал ближайшего дома, возвращаясь к своим котятам. Сегодня ночью она не допустит, чтобы кто-то из них даже случайно выбрался наверх.

На площади Победы на месте разрушенного монумента в вечерней темноте была возведена круглая сцена. Люди ходили вокруг неё, крепили на край иллюминацию, устанавливали прожектора. Всё это – лишь при свете луны, скрытой за тонкими облаками. Страх непогоды витал в воздухе, но никто не позволял себе даже мысли о том, что приближающаяся ночь может быть испорчена.

Погрузившись в ругань из-за вечных неполадок в настройке, приближения главных участников никто не заметил. И только когда один из них запрыгнул на сцену, а пульт управления звуком пришёл в движение и произвёл настройку самостоятельно, команда из восьми человек оставила свои дела, чтобы посмотреть, насколько они готовы начать.

Тени на крышах многоэтажек замерли, подобравшись к краям, и сверху вниз смотрели, как пульсирует мишень, сходящаяся в сцену. Со всех концов проснувшегося города начали собираться предпочитающие подземке поверхность люди:

– Не будь нас, и русрэп был бы недурственным руслом […] прут все, бегут вслед. Наш путь, где несут крест… – Закончив, довольный качеством звука Мирон постучал по микрофону. Снял куртку, положил её на край сцены и отошёл назад.

– Попробуем один раз, – сказал он. – Но тихо. Город не должен проснуться, пока мы того не захотим.

Под сценой загорелся первый ряд огней, и все возобновили свою работу.

========== 5. Город под подошвой ==========

Oxxxymiron – Город под подошвой

Oxxxymiron – Песенка Гремлина

Мэд несколько минут пролежал на заправленной кровати с закрытыми глазами и сам не заметил, как уснул. Множеству событий, произошедших сегодня, и свалившейся на юношу информации удалось его утомить. Совершено вымотанный, он едва замечал ход времени. И только беспокойство, неуёмное из-за резкой смены мест, держало его в напряжении. Из-за него он совсем не видел снов. И именно из-за него он проснулся, когда в коридоре началась возня.

Выйдя из комнаты, Мэд увидел, как компания ребят во главе с Рэнделлом стучалась во все двери и будила всех и каждого. Кто-то уже ждал их, кто-то противился, не открывая до самого конца. Заметив Мэда, Рэнделл помахал ему рукой.

Окончательно Мэд разбудил себя в умывальной комнате в самом конце коридора. Там же он впервые за долгое время посмотрел на себя в зеркало. С осунувшимися покрасневшими глазами Мэд был похож скорее на мертвеца, чем на вполне себе выжившего, кем он и являлся. Впрочем, многие вокруг него выглядели так же.

Вместе с людьми в коридоре собиралось волнение. Рэнделл сунул в руки Мэду батончик-мюсли, пробормотав что-то про энергию, которая понадобится. Всех вокруг можно было условно разделить на две группы: тех, кто понимал, что происходит, и новичков, для которых сегодняшняя ночь должна была стать первой.

Стоявший справа от Рэнделла рыжий парнишка поглядывал на часы. Послышался грохот, и «старички», ближе всего находившиеся к концу коридора, побежали к выходу.

«Ворота», которые открывались в полночь, отличались от тех, через которые прошёл Мэд, чтобы попасть внутрь. Как понял Мэд, таких ворот было несколько, и те, которые открылись для него, служили крышей для смежного зала, куда выходили коридоры с жилыми комнатами. Два полукруга раздвинулись в стороны, впустив внутрь лунный свет, затуманенный тонкими облаками, и сырой дождливый воздух. Эти ворота были на высоте пятидесяти метров. От пола их отделял искусственный потолок, точно так же пришедший в движение и скрывшийся в специальных разъёмах в стенах. В верхней, обычно укрытой от глаз части, к стене крепились две широкие винтовые лестницы.

– Есть и другие, – громко объяснил Рэнделл новичкам, чьи пристальные взгляды собрало на себе ночное небо. – Этот выход расположен ближе всего к нам, поэтому мы будем использовать его. Возвращаться можете через любой, главное, не потеряйтесь!

Чтобы пройти с мостика второго уровня на широкую винтовую лестницу, ведущую на поверхность, нужно было преодолеть пустое пространство шириной в две ступеньки, которое ранее было занято убравшимся искусственным потолком. Те, кто были постарше, помогали новичкам и девушкам, не справившимся со страхом высоты. Мэд перепрыгнул этот провал сам, едва не обзаведясь прядкой седых волос. Но наверху Рэнделл тут же подал ему руку, одобрительно кивнув, и весь страх остался внизу.

Сырой прохладный воздух прозрачным туманом обволок городские улицы. По цепочке зажжённых фонарей небольшие группы людей двигались к площади, объединяясь и разбавляя тишину улиц возбуждёнными разговорами.

Площадь, в центре которой на месте разрушенного монумента была сооружена сцена, собрала на себе всех. Те, кто был смелее, забирались на балконы и в оставленные квартиры и кабинеты домов, чьи окна выходили на площадь. Новеньких проталкивали к сцене, и Рэнделл, не упустив возможности, протиснулся туда вместе с Мэдом.

– Прохладно сегодня, – заметил он. – По календарю уже совсем не весна. – Рэнделл огляделся в толпе, высматривая знакомых. – Да это же Эл! – воскликнул он. Его слова потерялись в оживлённом бормотании, но человек, на которого он обратил внимание, его услышал. В мгновение затерявшись между чужими телами, он тут же возник рядом с Рэнделлом, чтобы дать ему «пять».

– Будет жарко? – спросил Рэнделл.

– Да бля, мы потеряли огромный потенциал, – пожаловался Эльдар. – Мирон не вытянет всех, да даже пытаться не будет – он половину просто не признаёт. Вот где Гена Рики Ф, когда он так нужен?

Рэнделл задумался.

– Поэтому ты сегодня здесь, а не на сцене?

– А что делать-то? Я хочу на сцену. Но какой толк от «Странного», если декораций не будет? «Странный» по масштабу представления Мирону ни в чём не уступает. Даже обидно как-то. Многие слились сегодня. Таким коротким составом ещё никого не встречали. Но ты это… не распространяйся. И ты ничего не слышал, – Эльдар обратился к Мэду, который это время слушал их, пытаясь понять хоть что-то из этого разговора.

Мэд кивнул, и Рэнделл, не упуская шанса, их познакомил. Тем временем всё освещение с улиц пропало, а на сцене началось движение.

***

Мэд взглянул под ноги. На стыках плитки под сценой возникло бледно-голубое свечение. Становясь ярче, оно растекалось во все стороны, в полумраке ночи освещая землю и всё вокруг. Натыкаясь на препятствие, свечение обволакивало его. Огибая людей, тонкие ручейки света поднимались по зданиям, а все следили за ними: одни – с испугом, вторые – с предвкушением. Наблюдая за этим, Мэд мог быть уверен лишь в одном: вокруг происходит что-то, готовое вот-вот переписать его представление об окружающем мире. Иными словами – завершить то, что два месяца назад почти сделала катастрофа.

Ручейки меняли цвет свечения с голубого на жёлтый, а затем – на красный. Зазвучало интро. Над головами собравшихся на площади возникли образы переполненного людьми города.

Все как завороженные смотрели, подняв головы вверх. И даже Рэнделл, который, по убеждению Мэда, должен был видеть всё это, с открытым ртом устремил свой взгляд в небо. Это продолжалось меньше минуты: ровно до той поры, пока налившиеся алым образы не рассыпались пылью и в вихре не спустились на сцену, где уже стоял человек. В вытянутой вперёд руке он держал направленный на зрителей микрофон. Ещё до того, как алые искры исчезли из воздуха, из динамиков, расположенных под сценой, за ней и по краям площади, раздался оглушающе громкий звук.

– Дон ли, Волга ли течёт; котомку на плечо, боль в груди – там тайничок, открытый фомкой, не ключом. Сколько миль ещё? Перелёт короткий был не в счёт. Долгий пыльный чёс, фургон набит коробками с мерчем, – Мэд стоял слишком близко и видел человека на сцене лучше остальных. Уверенно вышагивая от края до края, он читал, обращаясь к людям внизу, не призывая открыто к чему-то, а рассказывая. Его внешность не была вызывающей: среднего роста мужчина с короткой стрижкой, в чёрной рубашке с коротким рукавом – гораздо большее влияние на людей оказывал его голос и вызов, с которым он смотрел на вещи, происходящие с людьми, с городом, с миром вокруг. Толпа раскачивалась вслед за каждым его жестом, каждым движением. Земля под ногами пульсировала переливами красного света, перемежающегося с сине-голубым и жёлто-зелёным. Световые пушки по краям сцены бросали вспышки в небо, город горел множеством огней, рождаемой темнотой сваленного за сцену оборудования.