Текст книги "Механическое сердце Fatum (СИ)"

Автор книги: kozatoreikun

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Всё было гораздо серьёзнее.

Перед ним возвышалось огромное металлическое сооружение. Вынесенный наружу механизм, поднявшийся над землёй на высоту хорошего небоскрёба. Из-за снегопада верха его не было видно. А внизу на высоте метров трёх в воздухе висела большая дверь – симпатичный механизм, чтоб те, кому не надо, внутрь не прошли. Слава оставил мотоцикл в стороне, положил рюкзак на землю, скинул капюшон с головы. Толстовка отсырела насквозь, но чёрта с два он её снимет. А вот подвеску пришлось достать и «SLOVO» послушно подчинилось: сначала отслаивающейся плёнкой, а затем и весьма твёрдым материалом сформировав подвижную лестницу, ведущую к двери на подобии тех недостающих частичек, запускающих остановленные катастрофой механизмы – не магия ли. Саму дверь даже открывать не пришлось. Створки раскрылись наружу, стоило Славе подняться наверх.

И закрылись, как только он вошёл внутрь. Слава даже не обернулся. За его спиной в расщелине белоснежного света растворилась налетевшая на Москву снежная буря.

***

Что они в сущности знали об установившемся мире?

– Какой-то мудак выкладывает в Сеть видео, в котором обещает конец света. И через двенадцать часов так называемый «конец света» происходит именно по тому сценарию, который был описан в видео. Выживают только те, кто его посмотрел, но помнят об этом видео лишь единицы. Почему так произошло? Этого никто не знает. Что было в видео?.. Существует механизм, направляющий всеми процессами, протекающими в новом мире, и называть его надо «Fatum». Сердце этого механизма расположено в Москве, а масштабы его влияния неизвестны. Зато известно, что «Fatum» защищает людей, оставшихся в живых, но это не доказано и, более того, маловероятно, потому что люди повсеместно начинают терять память. Кроме этого, не работает электроника и выходят из строя все механизмы. Людей, которые могут их использовать, можно пересчитать по пальцам. Часть из них обладает так называемыми «ключами», с помощью которых, кроме прочего, они могут воздействовать на чувства людей и создавать оптические иллюзии. Известно о четырёх ключах, хотя об их количестве нигде ранее не сообщалось. Это «1703», который находится у меня и иногда у Хованского. «FIVE» – ключ Гены Rickey F, «SLOVO» – ключ Гнойного, «MAD» – ключ Мэддисона. И что мы имеем? Где в настоящий момент два из четырёх ключей, неизвестно вообще, а Гнойный строит из себя капризную недотрогу, свято уповая на то, что не умеет пользоваться ключом, и утверждает, что никогда не будет сотрудничать со мной…

Когда этот длинный монолог закончился, Рудбой тяжело вздохнул. Всё это время он лежал на диване, вертел в руках кубик Рубика и вот-вот должен был его собрать. Ему казалось, что ещё пара недель – и он сможет делать это с закрытыми глазами и, значит, придётся искать другой способ убивать время.

– Мирон, ты каждый день повторяешь эти слова, может быть, пора перестать так делать? Во-первых, день ото дня ничего не меняется. Во-вторых, – Рудбой повернул куб в последний раз и все грани встали на свои места, – ты только нагнетаешь атмосферу. Самому не противно?

– Нет, – возразил Фёдоров. Он ходил по комнате из стороны в сторону и наконец опустился в большое мягкое кресло.

– Я не понимаю, – задумчиво произнёс он. – Всё равно. Как связать произошедшее с происходящим воедино?

Мирон откинулся на спинку кресла.

– Сколько бы раз я это не проговаривал, это всё равно не похоже на правду. Мы не можем постоянно закрывать глаза на причины и истинную сущность произошедшего.

– Боишься, что «конец света» может повториться?

– Пока такая возможность существует, нельзя исключать её из внимания.

– Наша главная проблема, – продолжил Мирон, – в том, что мы должны как-то жить в этом мире, не зная ничего о его законах. И это только полбеды. Всё дело в людях. Я не пытаюсь внушить им ничего или настроить их против всех. Я успокаиваю людей. Я придаю им уверенности. Гнойный демонстративно злится, потому что ему не нравится манипулирование сознанием масс. Rickey F не хочет использовать ключ, потому что боится не справиться. Мэддисон вообще слился первым.

Холодный воздух вместе с порывом ветра проник в комнату, раскрытая форточка ударилась о стену, но на звук никто не обратил внимание. Мирон раскрыл ладонь и с неё взлетела маленькая чёрная бабочка. Она сделала пару кругов под потолком и рассыпалась прямо над Евстигнеевым. Рудбой внимательно следил за её полётом.

– Вы поступили неправильно с самого начала, – предложил Рудбой. – Я уже говорил об этом. Может быть, стоило подождать, прежде чем разделять обязанности?

– Мы должны делать всё и сразу, – возразил Фёдоров, закинув руки за голову. – И собирать людей в одном месте, и не допускать конфликтов, и налаживать жизнь, и разбираться в причинах произошедшего. Но за два с лишним месяца мы не довели ни одно дело до конца.

– Ну почему? Ни одного конфликта, – заметил Рудбой. – Кажется, ты со своей частью справляешься отлично.

– Гнойный. – Мирон покачал головой. – Не могу на него повлиять. Мне кажется, в ближайшее время он обязательно что-то выкинет.

– Знаешь, может быть, ты в чём-то прав, – Рудбой поёжился от холода. – Если бы вы смогли выключить вечную весну, цены бы вам не было. Смотри-ка, – он кивнул в сторону окна, – снег опять пошёл.

Мирон повернулся к окну.

С чистого весеннего неба на землю сыпал мелкий снег. Он таял в маленьких лужах и скапливался на холодных крышах нежилых домов. Те, кого он застал на улице, подняли свои головы вверх.

Усачев закрыл глаза рукой – яркое солнце било прямо в них. Где-то рядом вертелся Джарахов. Он без умолку говорил о том, какие выпуски КЛИККЛАК хочет снять, хвастался текстами новых песен и жалел, что теперь ролики не наберут и полумиллиона просмотров, даже если их посмотрит каждый. Но его, похоже, это не очень волновало.

Юлик и Ильич собрали команды по трое и играли в футбол старым мячом на баскетбольной площадке. И если раньше на них могли быть очки виртуальной реальности, то сейчас только об одной реальности могла идти речь – той, в которую верить не очень хотелось, но приходилось.

– Я сначала думал, что без интернета вообще жить не смогу. А потом оказалось, что это не так уж и трудно. Главное, привыкнуть, ну, и занять себя чем-нибудь. Хотя первое время настоящая ломка была. Постоянно снимал влоги, а камеры одна за другой разряжались. Искали какие-то способы заряжать их, ну, пока работу ТЭЦ не возобновили. Я до последнего считал, что нас только малолетки смотрят. Как хорошо, что это не так.

– Ага, – пробормотал Усачев. На самом деле он не слушал, что говорил Эльдар. Руслан подтянул к горлу свитер и достал из кармана брюк пачку сигарет. Джарахов долго смотрел, как Руслан достаёт одну и пытается поджечь её старой зажигалкой, и вместо того, чтобы упрекнуть или попытаться задеть друга, попросил поделиться с ним.

***

Слава ступил на гладкую поверхность и оказался в обители стимпанка. Красный пол и такие же стены, усыпанные ржавыми пятнами и множеством приведённых в движение шестерней, цепей, жгутов и механизмов. Внутренности механического сердца будто вобрали в себя всё, чего лишили окружающий мир. Грохот стоял неимоверный, стены пылали жаром. «Иллюзия», – мгновенно подумал Карелин.

Иллюзия в движении, его самое слабое место.

Несмотря на то, что Славе легко давалось управление своим мотоциклом, он никак не мог наладить отношения с другими видами динамических иллюзий. Мирон мог, Гена мог, и только Слава в зрелищности выступлений, которые как раз предполагали визуализацию движущихся образов, был невозможно плох. Но Слава не мог проиграть Fatum и, недолго думая, решил бить по самому слабому месту – единственной неподвижной иллюзии перед ним.

Слава представил, как на его глазах рушится пол, собрал все свои чувства в кучу и уверенностью в собственной правоте ударил по иллюзиям механического сердца. С первого же раза иллюзия поддалась. Пол, подобно зеркалу, разошёлся трещинами и рассыпался. Его осколки улетели вниз, увлекая за собой ремни, шестерни, лестницы и другие закреплённые на стенах элементы.

Впереди показалась дверь. Бегом миновав длинный коридор, элементы которого падали на Славу и проходили сквозь его тело, Карелин едва не врезался в стеклянную стену. Обнаружив на уровне пояса в стороне от себя дверную ручку, Слава толкнул её и представил, как ломается замок. Дверь отошла очень легко, открыв взору тёмное пространство.

«И всё? – подумал Слава. – Так просто? Что Гена не мог так долго сделать здесь?»

Под потолком загорелось множество ярких ламп и вспышка белого света заполнила небольшой стеклянный зал. Слава закрыл глаза – свет ослепил его ненадолго.

– И что теперь? – громко усмехнулся он. – Будешь и дальше кормить меня иллюзиями? Фарафонов, если это ты играешься, то лучше выходи! Иначе тебе пизда…

Привыкнув к освещению, Слава убрал руку от лица. Фигуру человека в тёмной одежде он увидел сразу. Зрение восстанавливалось, фигура приобретала очертания, и с каждой секундой дышать становилось всё труднее.

– Ты… – Слава не мог сделать и шага. Тело налилось тяжестью, а лёгкие сдавило железными оковами, подобными тем, что совсем недавно падали со стен и потолка, вот только сейчас они совершенно не походили на иллюзии.

Перед ним стоял Ден Чейни. Тот самый Ден Чейни, который два месяца назад исчез на его глазах.

========== 9. Смена настроений ==========

По коридорам подземки разливалась тишина. Гасли редкие светильники на стенах и длинные привинченные к потолку лампы. Люди переговаривались шёпотом, как и в преддверии любой ночи; они не мешали спящим видеть сны, а бодрствующим – строить планы и надежды. Где-то за толстыми стенами гудели генераторы. Вместе с тающим шёпотом они оставались единственными источниками шума, едва различимыми в провальной ночной темноте.

Мэд лежал на кровати и смотрел в потолок. Сквозь мутную пелену бессонницы, которая обволокла разум и мешала мыслить трезво, просачивались воспоминания, почему-то ни на йоту не облегчающие его участь, хотя всё должно было быть наоборот.

Мэд видел перед собой человека. Он разговаривал с ним. Он, кажется, был рад, но сомневался: не были ли эти чувства фальшивыми, навязанными со стороны?

– Этому миру легенды не нужны. – Они сидели за столом, пили горячий чай и разговаривали о людях. – Ему нужны герои, которые будут совершать подвиги в настоящем.

– Подвиги?

Человек рассмеялся.

– Вот это я загнул! Не подвиги, конечно, разве сейчас кто-то на них способен? Может быть, правильно будет сказать… лидеры? Да, точно, лидеры, – он тяжело вздохнул. – Не имея поддержки и авторитета сейчас, ты не будешь представлять собой ничего, какой бы силой не обладал. В условиях власти Fatum это будет актуально как никогда, – постучав по виску, человек завершил фразу, – желание масс.

Мэд до сих пор не мог связать возникающие в его памяти обрывки воедино, и уж тем более не мог привязать их к происходящему вокруг. Знание лежало за прозрачной стеной, которую ему не обойти и не разрушить.

«Fatum движим желанием масс? – думал Мэд. – Что это означает?»

Ответы, ответы, ответы. Как же их не доставало! Они не желали приходить к нему сами, и время от времени Мэд отправлялся на их поиски. Он общался с людьми, коротающими дни в подземке, однако большинство вообще не понимало, о чём он ведёт речь, а другие были слишком заняты, чтобы уделить ему несколько минут.

А в это время снаружи царствовала вечная весна. По ночам гремела музыка и изредка шёл снег. И Мэд понял: если где и стоило искать ответы на свои вопросы – то только там. Поэтому после очередной ночной встряски Мэд не вернулся в подземку вместе со всеми, а тенью исчез в подворотне, чтобы дождаться, пока улицы не опустеют. Всё – начиная решением не возвращаться и заканчивая опустевшими дорогами – произошло очень быстро.

Это уже случалось с ним однажды.

Мэд высунул голову из укрытия, не до конца понимая, чего он боится: ведь есть люди, никогда не спускавшиеся в подземку, а значит, и наверху может быть безопасно. Он выпрямился и вышел во двор. Дорогу перебежала чёрная кошка, схватившая зубами котёнка.

С рассветом улицы приняли более дружелюбный вид, старые полуразвалившиеся здания уже не были так ужасны, но по спине колотил холодок: всё-таки Мэд был здесь совсем один. Было бы неплохо отыскать других людей, ведь Петербург сам по себе не способен дать ему никаких ответов.

Так думал Мэд, не знающий ничего о месте, где ему довелось оказаться.

С каждым шагом он притирался к холодному воздуху. Стены домов становились продолжением его рук, поверхность луж дрожала, отвечая взволнованному дыханию. Последнее прибежище выживших неохотно и размеренно впускало в свои объятия одного из тех, в чьих руках находился ключ к будущему.

***

Мирон обернулся. Холодный ветер тревожными завываниями пронёсся вдоль стены, окружившей город, поднял с земли сорванные афиши, которые не успели размокнуть и сгнить в талых лужах.

– Что-то не так? – Рудбой остановился.

Они возвращались домой. Ветер проникал сквозь тонкие одежды и холодил тело. Заболевать в таких условиях хотелось меньше всего, поэтому Евстигнеев торопился покинуть улицы. Если его кроссовки промокнут – жди беды. Однако заправлять происходящим он не мог. Иногда ему казалось, что улицы сами решали, стоит ли их ему покидать – настолько они выглядели враждебными по отношению к тем, кто до сих пор считал Петербург своим домом. Мирон однажды обмолвился, что испытывал подобное чувство. Но он не собирался сдаваться и подчиняться улицам просто так. Слушая их голос, он никогда не воспринимал его как приказ: предупреждение, информация к сведению, совет – решающий выбор всегда оставался за ним. Улицы, контроль над которыми был утрачен, больше не были для них безопасны.

– Да, – Мирон не стал кривить душой. Он помнил это тревожное чувство, уже возникшее и исчезнувшее однажды столь неожиданно, что сомневаться в его нечеловеческой природе не приходилось. – Мэддисон называл это сменой настроения.

Мирон развернулся и зашагал к Воротам. Евстигнееву пришлось поторопиться, чтобы догнать его.

– Ты можешь не останавливаться на полуслове? – упрекнул он, всплеснув руками. Об относительном, но всё же тепле плохо отапливаемых квартир пришлось на время позабыть. Впереди уже маячила спина, отчего-то напряжённая.

Мирон не придал значения словам друга, резко их оборвав:

– У нас гости.

***

В маленькой подсохшей луже что-то блеснуло. Мэд пробрался к ней, перелезая через груду кирпичей и досок, и достал из воды небольшой плеер. Отряхнул его от воды, понажимал на кнопки и убедился в том, что плеер рабочий. Провод наушников тянулся вниз, утопая в грязи – вот уж чем точно теперь нельзя будет воспользоваться. Мэд посмотрел на плейлист.

«В подземке не слушают такое», – подумал он, убирая находку в карман куртки. Возможно, эта музыка поможет ему что-нибудь вспомнить.

Возможно, он сможет найти поблизости магазин электроники, если его, конечно же, не разграбили.

Возможно, наушники есть в какой-нибудь из оставленных квартир.

Нет, он не должен об этом думать.

Нет, это не его мысли. За него говорит воровская сущность улиц.

К югу дома зашумели перекатами крыши. Отбросив в сторону неправильные мысли, Мэд замешкался: стоило ли ему идти туда, куда его что-то направляло? Поддавшись этому чувству однажды, он вышел на людей. Испытав это один раз, он навсегда запомнил новое чувство.

Тем, что вело его, был ключ.

Мэд решил, что ничего плохого не произойдёт, если он подойдёт ближе и посмотрит на всё со стороны, что бы там ни случилось.

***

Этим утром они подобрались к стене, чтобы посмотреть на тёмную полосу, нависшую над горизонтом. Последние пару дней она не сходила с места – Джарахов был уверен, что в области бушует непогода. «Не добралась бы она сюда», – говорил Хованский.

Их осторожные беседы прервало неожиданно громкое событие.

От пронзившего воздух грохота Юра едва не свалился со скамейки. Эльдар подпрыгнул, соскочив вниз и, падая, ударился затылком. Он выругался, потирая ушибленное место.

Ворота с шумом распахнулись и в них влетел огромный внедорожник.

Людей, способных сотворить такое, можно было пересчитать по пальцам, но лишь немногие из них были способны сделать это, не имея ключа. Может быть, это Rickey F вернулся, уже успел подумать Эльдар, но его желанию не суждено было осуществиться: Николай Соболев выскочил из внедорожника, хлопнув дверью не хуже только что грохотавших створок Ворот. Гости такого масштаба в городе – всегда новость и всегда радость, по крайней мере, так думал Эльдар до последнего момента. Он подбежал к товарищу, чтобы поздороваться. От человека, находящегося за пределами города, ему хотелось узнать многое, но хмурое лицо гостя не предполагало весёлой дружеской болтовни.

Воздух заметно похолодел. Его резкие порывы обдували лицо. Сухая кожа на губах треснула, из маленькой ранки текла кровь. Он сумел вырваться из лап непогоды, но и она не отставала, страшась его нагнать. Хованский встал с насиженного места и, запахивая куртку, подошёл, чтобы пожать ему руку. Без улыбки на лице принёсший дурные вести Соболев не тянул на гонца, спешащего на повешение.

– На Ларина напали, – без приветствий сказал он. – Он при смерти и вряд ли выживет.

Не теряя времени и не обращая внимание на ошарашенное лицо питерского гангстера, Коля вкратце поведал о том, что происходит вне стен Петербурга. Рассказал, что за чертой города происходят события, препятствующие его работе. Другими словами, препятствующие объединению человечества.

– Где Мэддисон? – спросил он после всего. – Я хочу поговорить с ним.

Хованский потупил взгляд, замешкался. Правда только усугубит ситуацию, но мог ли он сейчас соврать? Нет, вот для чего сейчас точно не место – так это для лжи.

– Мэддисон пропал две недели назад, – честно сказал он.

На лице Николая отразилось крайней степени разочарование. Он поджал губу и маленькая трещинка на ней разошлась.

– Что у вас происходит? – со злостью воскликнул Соболев.

– То, что у нас происходит, тебя беспокоить не должно.

Громкий и удивительно спокойный голос раздался из-за спины. Соболев обернулся. Мирон стоял за ним, как ни в чём не бывало, а ещё дальше Рудбой восхищённо разглядывал чёрный внедорожник.

– Только не в том случае, когда под угрозой находится моя жизнь и жизнь моих людей, – легко парировал его замечание Соболев.

– Только при Ларине не называй его «своим человеком». – Эльдар попытался разрядить накалившуюся обстановку, однако никто не отреагировал. Не сменив напряжённой позы, Соболев съязвил:

– Если он выживет, конечно, – и Эльдар вынужден был признать, что его шутка была неуместна.

Тем временем Коля, прежде стоявший вполоборота к Мирону, полностью повернулся к нему и продолжил:

– Повторять дважды, надеюсь, не стоит?

– Не стоит. – Фёдоров подкинул в воздух ключ-подвеску. Был ли он согласен с Николаем или нет и готов ли на сотрудничество, пока не ясно. Только одно было видно невооружённым взглядом: он точно не был настроен на шутки. Поэтому Соболев рискнул.

– Нам нужна ваша помощь, – смягчившись, продолжил он. – У меня есть все основания полагать, что кто-то использует иллюзию, чтобы помешать нашей работе. А использование иллюзии такого масштаба невозможно без опоры на Fatum.

– Считаешь, что среди нас есть предатель? – оценив ситуацию, недоверчиво произнёс Мирон.

– Докажите мне, что это не так. – Требовательно завершил разговор Николай.

Напряжение между ними разве что не расходилось искрами. Рудбой встал посередине и замахал руками, предупреждая о том, что драка им не нужна. Мирон сухо предупредил, что может отвечать только за себя.

– Хочешь начистоту? – сказал он. – Сейчас в Петербурге находятся лишь два ключа. Два из известных нам четырёх. Ещё два пропали без вести. О существовании скольких мы ещё не знаем?

– Мирон, постой, – встрял Юра. – Я ни в чём не хочу никого обвинять, но, по-моему, это логично. Любой другой вообще не понял бы, для чего эти ключи предназначены, не говоря о том, как их использовать…

– Завали ебальник, Хованский. Только такой идиот, как ты, не разобрался бы в этом.

Побледневший гангстер попятился назад и чуть не упал, вовремя спохватившись.

– Я говорю только за себя, – повторил Мирон. – Это не моих рук дело. И ещё, «1703» не снимет иллюзию, наложенную другим человеком.

– Я не знаю, на что способны «SLOVO» и «MAD», поскольку в открытую их владельцы свои ключи не используют, – продолжил он. – «FIVE» не смог бы создать иллюзию такого масштаба со старым владельцем. И кстати, я не знаю, живы ли вообще владельцы «FIVE» и «MAD`a». А теперь, говоришь, это вы попали в херовую ситуацию?

Обрисованная владельцем «1703» картина Петербурга была ничуть не лучше жизни в черте ленобласти, и уж точно не соперничала с окраинами области Московской, погрязшей в непроходимом снегопаде, пусть и иллюзорном. Соболев не ожидал такого развития событий. Для того чтобы получить помощь от владельцев ключей, ему самому потребуется помогать им.

Соболев озвучил свою мысль.

– Тогда я остаюсь здесь, – сказал он. – Всё равно ещё раз мне сквозь такой снег не пробраться. Через три или четыре часа буран доберётся до Петербурга.

– Ты же сказал, он – иллюзия? – осторожно поправил его Эльдар.

– Иллюзия следует за настоящей бурей, – пояснил Коля.

– Как бы твои слова не оказались пророческими, – пробормотал Рудбой, но его слова никто не услышал.

– А на кого ты Rakamakafo оставил? – спохватился Хованский. – Если ты здесь, то остальные не смогут продолжать работу.

Соболев кивнул. Справедливый вопрос, он и сам беспокоился об этом.

– У нас нет ключей, поэтому мы довольно ограничены в возможностях. Но я никогда не говорил, что из нас я – единственный, кто может свободно контролировать механизмы.

– А что ты здесь без ключа делать собрался? – впервые за всё время в спокойном и серьёзном голосе Мирона проскользнула язвительная нотка.

– Я? – Коля усмехнулся. – Ничего. Но я знаю, кто ещё может помочь.

***

Под мостом располагался один из входов в подземку. Дверь была старой, пыльной и грязной – ей очень давно никто не пользовался. Возможно, ей не пользовался никто и никогда. Вручную сдвинув защитную панель, Мэд обнаружил под ней несколько отверстий. Он вставил в одно из них ключ-подвеску, внутри щёлкнул механизм, дверь поддалась.

– Это? – сидящий напротив человек крутил в руках маленькую пластинку. – Это ключ к новому будущему. Ключ к власти, если можно так сказать. С его помощью можно приводить в движение механизмы, создавать подвижные и неподвижные голограммы, управлять сознанием масс.

Возвращался Мэд после полудня.

– Управлять воспоминаниями и чувствами других людей. Правда, делать всё вместе не получится: определённо, что-то будет удаваться лучше, что-то – хуже. Так, наряду с сильными обладателями таких ключей могут оказаться и слабые. Сдаётся мне, система ошиблась, впервые определяя, кому доверить шанс управлять положением дел. Были ведь и те, кто больше достоин этого. В конце концов, были и те, кто отказался, даже не попробовав. Я тоже отказываюсь. Отказываюсь, узнав о том, как обстоят дела на самом деле. Теперь мне кажется, те двое тоже предполагали такой исход.

Так вот как работает ключ, думал Мэд. Он смотрел, как в темноте коридора под потолком появились красные искры. Они обожгли своим светом механизм двери и та самостоятельно закрылась.

– А может, у них были свои причины – я не знаю. Как управиться с настоящим миром, я не знаю тоже. Но мне известно, что будет после. Что будет, если я откажусь. «Знание» – это одна из тех вещей, которые вместе с ключами Fatum дала первым выбранным хранителям. Не смотри на меня так. Мне просто надо выговориться.

Мэд скатился вниз по стене. За дверью были слышны завывания нарастающего ветра. Внизу его ждала темнота и тишина, длинные коридоры и спустившиеся в подземку люди. Снаружи остались зависшие в воздухе слова: он не знал того, кто говорил, однако помнил тех, о ком говорилось. «Значит, Ларин умрёт?» – Мэд обхватил колени руками и прижал их к груди. Выровнял дыхание, успокоился. Шум снаружи не прекращался.

А его не покидали тревожные мысли. Что, если все неприятности, происходящие с остальными, из-за него? Из-за того, что он не управляет своим ключом? Может быть, событиям, после которых исчезли люди, суждено повториться, и всё это только из-за него!

Избавиться от наваждения оказалось не так просто. По расшатанным ступенькам, которые тихо поскрипывали, Мэд спустился вниз. Проделанный в одиночестве, этот путь показался ему невероятно длинными. Но чем глубже он опускался, тем ему становилось легче.

Его успокоили голоса людей, днём шумящие за стенами.

Наушники Мэд нашёл у Рэнделла. Тот удивился слегка, но, будучи крайне сонным, вопросами досаждать не стал. Мэд старательно улыбался, ратуя на то, что Рэнделл не заметит, что произошло, и ему удалось состроить безобидное выражение лица. Не меняя его, Мэд добрался до комнаты и закрыл за собой дверь.

Сколько бы он не пребывал здесь, комната всё равно оставалась неуютной и чуждой ему. Желания сделать хоть что-то, чтобы голые стены стали похожи на обжитое помещение, не возникало. Рэнделл за несколько дней не раз предлагал свою помощь в этом вопросе, но на каждую попытку заляпать красками комнату Мэда получал отказ.

Бросив куртку на стул, Мэд упал на кровать. Потянулся и достал из кармана найденный утром плеер. О лезших в голову воспоминаниях, как бы желанны они не были, теперь хотелось забыть. Мэд ещё раз осмотрел плеер на предмет явных повреждений и трещин, сквозь которые могла просочиться вода. Однако даже разъём для гарнитуры имел свою крышку. Плеер действительно был рабочий. Подключив гарнитуру, Мэд упал на жёсткую подушку, выкручивая громкость на максимум. В ушах зашипело и только после продолжительного треска из наушников послышалась музыка.

========== 9,5. Деловой подход ==========

Они шли по узким улицам, прячась от ветра. Юра Хованский исчез первым. Он посчитал необходимым предупредить тех, кто остаётся на поверхности, о надвигающейся непогоде. Как именно он собирался рассказать об этом всем, так и осталось загадкой – вполне возможно, он просто не вынес образовавшегося в воздухе напряжения.

Джарахов убежал вслед за ним и руководствовался он, вероятно, тем же.

Мирон шёл последним, рядом с ним Рудбой старался разрядить обстановку, но у него ничего не выходило. Соболев был впереди, но он не направлял. На этой части города встревожившие мир перемены никак не отразились. Серые дома советской постройки остались нетронуты. В окнах первых этажей виднелись задвинутые шторы и кактусы на подоконниках. Усиливающийся ветер поднимал мусор с дорог и звенел во дворах цепями качелей. Маленькие снежинки проносились мимо лица на огромной скорости, вот-вот грозясь оставить на сухой коже глубокие порезы. Когда угрозы перестали быть угрозами и по руке кольнуло крохотным лезвием, Рудбой предложил где-нибудь остановиться.

Они выбрали помещение школы. Забытое спустившимися под землю детьми, оно пустовало, еле-еле прогреваемое ТЭЦ. Но всё же здесь было теплее, чем снаружи, а залетавшие сквозь выбитые окна снежинки таяли, не достигая коридоров и глубинных кабинетов. Под окнами образовывались лужи.

Они стояли в холле у расписания и ностальгия по минувшим школьным дням не трогала никого. На синие стены учебного заведения три силуэта отбрасывали длинные тени.

Четвёртая кралась к ним изнутри, желая напугать остальных, но Соболев, у которого от нервов руки чесались – дай лишь чем себя занять – неожиданно для всех щёлкнул по выключателю. В коридоре во всю его длину загорелся свет.

– Вау, – пробормотал парень, осматриваясь.

– Тц. Ну я так не играю, – обиженно проворчала четвёртая тень.

Она вытянулась во весь рост и мальчишка в яркой кепке и цветастой одежде побрёл к остальным.

– Что за ужас воет за стенами? На поверхности всегда так? – он всплеснул руками. – Коля, давно не виделись! Здороваться не буду.

С остальными он поздоровался.

– Я уже принёс свои извинения! – возмутился Соболев. – Вань, что за дела?

Мирон недоверчиво осмотрел подростка перед собой.

– И вот за этим мы шли? – Рудской, красуясь, убрал руки в карманы.

Но Соболев объяснил.

Он сказал, что лично знает четверых, кто без ключа может управлять механизмами. Глупо было бы предполагать, что, исчезая из Петербурга, они не оставили бы никого, кто присмотрит за городом. К тому же, заправлять жизнью подземки, не обладая чем-то, что выделяло бы его из остальной массы, просто невозможно.

– Да, я – один из них, – подтвердил Рудской. – Для кого ты тут Америку открыть собрался? Можно подумать, тому, кто заправляет ночной жизнью в городе, не докладывают, чем в подземке на протяжении дня занимается его потенциальная аудитория. – Ваня развёл руками, пока Коля коротко рассказывал о ситуации за стенами. Да, Мирон знал, что в подземке скрывается сила, на которую опирается Петербург. Он всего лишь был несколько озадачен тем, что этой силой оказался подросток, но старался этого не показывать.

– Мои соболезнования Ларину, – после услышанного сказал Ивангай. – Вот только ему они вряд ли помогут. Почему, собственно, мне всё это надо знать? Как ты недавно выразился, у меня совершенно иная целевая аудитория, к ней предъявляются другие требования. Так пусть лучше я останусь тем самым «королём малолеток». Дела тех, кто остаётся над землёй, меня не касаются.

– Я извинился, – повторил Соболев. – И если нужно, сделаю это ещё раз. Дело не в этом. Послушай, я не знаю, работает ли это с теми, кто обладает ключами, но… В общем, я знаю, что рядом приходит в движение механизм, даже если это происходит не по моей воле. Да, коряво звучит, но я уверен, ты понимаешь, о чём я говорю.

– Допустим, – на выдохе ответил Ивангай.

Мирон насторожился. Возможности следить за городом двадцать четыре часа семь дней в неделю у него не было, к тому же, использование ключа сильно изматывало. Рассеянная слежка за механизмами без целенаправленного контроля не должна была истощать организм. Если всё обстояло так, как пытался выставить это Соболев, то в подземке обитала страшная сила, с которой нельзя было не считаться. Не заинтересованная в том, что происходит на поверхности, эта сила со временем стала огромным резервным потенциалом, до которого хотел достучаться один из лидеров «Rakamakafo».

– Кто-то в Петербурге, помимо тех, о ком мы знаем, использует это в своих целях? – спросил Соболев.

– Другими словами, кроме меня? – уточнил Мирон. Соболев кивнул.

– ТЭЦ была запущена только благодаря тебе, – продолжил он, обращаясь к Ивангаю. – А это значит, твоё влияние на город почти что абсолютно. То есть даже на большой территории ты почувствуешь, что кто-то…