Текст книги "Внеклассные занятия (СИ)"
Автор книги: KOSHKAWEN
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
5. Маленькая женщина
Комок застыл в горле, удушая меня, лишая возможности хоть что-то сказать. Из глаз по щекам самопроизвольно потекли слезы. Вмиг стало жалко себя, обидно ото всей этой сложившейся ситуации, а еще немного страшно. Страшно от непонимания своей вины, но осознания своего непосредственного участия в разыгравшейся драме.
– Эй, ну ты что? – Даня, до этого подпиравший стену, опускается передо мной на корточки, беря мои дрожащие ладони в свои руки. – Ты не виновата… Ничего страшного не произошло…
– Я не хотела… – всхлипываю я, сгорая от стыда и собственного бессилия. – Я не должна находиться у вас в таком виде и… Черт, как же я сожалею…
– Крис, – Даня сжимает мои ладони сильнее, отчего толика его уверенности передается и мне, находящейся на грани нервного срыва. – Послушай меня, я знаю, что тебе еще многое непонятно, твой возраст еще не готов к подобному восприятию мира, но, Кристина, ты должна понимать – ты уже маленькая женщина. И как женщина разумная ты должна лояльно переживать и воспринимать все то, что тебя окружает. В данном случае ты совершенно ни при чем, не принимай все настолько близко к сердцу.
Впервые я беспрепятственно и внимательно вгляделась в его глаза. Надо же… Раньше цвет его глаз мне казался карим. Сейчас же я видела в них частички глубокого зеленого цвета. Кроме того, его уверенный твердый взгляд умел убеждать, наполнял какой-то необъяснимой силой, что передавалась и мне, разгоняя кровь по жилам, отчего нервные перебои сердца прекратились. Я чувствовала себя по-прежнему виноватой, но уже менее униженной, чем ощущала раньше.
– Давай договоримся так: моя личная жизнь не имеет к тебе никакого отношения, ок? – подытожил Даня, внимательно вглядываясь в мои потухшие глаза. – Это просто неудачное стечение обстоятельств, и поверь мне на слово, подобное поведение той девушки – не редкость.
– Хорошо… – тихо и безропотно соглашаюсь я, пытаясь взять себя в руки. – Я все понимаю…
Маленькая женщина… Надо же, каким сладким может казаться обычное словосочетание. Ощущение, что я вторглась в чужую жизнь, еще долго не покидает меня, но все же я смогла перебороть непрошеные слезы.
Несколькими минутами позже я получаю назад свое постиранное платье. Еще через четверть часа покидаю квартиру учителя. Неприятный осадок остался у меня после этого вечера: с одной стороны было жутко неловко за произошедшее, с другой – безумно необычно, непривычно вот так спонтанно принимать участие в чужой жизни, быть причиной чьих-то размолвок…
На протяжении всей следующей недели тяжелые мысли не покидали меня, сбивая с привычного ритма «учеба/дом». Даниил Евгеньевич же вел себя более чем непринужденно: срывал уроки вместе с заядлыми двоечниками, подшучивал над красотками класса и даже заигрывал с завучем – дамой бальзаковского возраста внушительных размеров телосложения. Помогать мне с историей он старался в пределах школьных стен, но довольно редко. Почему-то именно со мной он держался холодно и равнодушно, и даже какие-то невинные шутки в мой адрес звучали зло, больше походя на упреки.
А я все не могла понять: что творится сейчас у него за пределами стен гимназии? Смог ли он нормализовать отношения с той импульсивной красоткой? Тревожат ли его собственные личные проблемы?
Мои горестные раздумья развеялись с появлением Максима. Новый ученик нашего класса нарисовался почти в середине учебного года. Симпатичный сдержанный мальчик сразу приглянулся женской половине нашего класса, да наверное, и всей школы. Высокий статный блондин от своих сверстников отличался прежде всего интеллектуальным уровнем, воспитанием, впитавшемся, по всей видимости, еще с материнским молоком. С появлением нового одноклассника я заметила, что Вика стала еще ярче красить губы, не жалея не только блеск, но и губную помаду, красавица класса Сазанова Ольга нашла в своем гардеробе серию юбок вдвое короче, чем носила обычно, и даже староста класса Лидия Ишмаева сменила роговую мощную оправу очков на более изящную и аккуратную.
Максим быстро завладел хрупкими девичьими сердцами и делил ветвь первенства с самим Даниилом Евгеньевичем, по которому вздыхали как старшеклассницы, так и молоденькие учительницы. И конечно же, обаяние Максима не прошло мимо меня. Повинуясь всеобщему ажиотажу, я также пыталась быть замеченной новеньким, охотно помогала ему разобраться с расписанием уроков, рассказывала о пройденных темах, перебивая самый громкий голос класса Аллы.
В общем, появились новые силы учиться, захотелось даже для кого-то стать примером, и история местами перестала быть мукой. Максим оказался довольно контактным парнем. За это девушки полюбили его еще больше, мальчишки затаили немую злобу, а я поставила перед собой задачу завладеть всем вниманием блондина. Мои победы сменялись поражениями. Я даже начала ночами плакать в подушку, если днем Максим проводил непомерно много времени с какой-то другой девочкой. Это было моим самым большим расстройством. Пока…
– Ярославцева, у нас не было факультативов уже две недели, при этом тебе еще три четверки исправить нужно, закрыть одну тройку, и близится конец полугодия, – нахмурившись, обратился ко мне Даня, когда я в колонне одноклассников собиралась уже покинуть класс. – Не желаешь уделить чуть больше времени на историю?
– Да… – останавливаюсь я напротив его стола. – Скажите когда, я задержусь.
– Не нужно задерживаться, – перебил меня учитель, захлопнув классный журнал и поднявшись из-за стола. – Что завтра делаешь? Планы есть?
– Завтра… – задумалась я, смутно припомнив, что завтра вообще-то суббота, а у нас пятидневка. – В субботу?
– Ну а какая тебе разница, когда тебе нужно «отлично» за год? Придешь и в субботу и, если надо, в воскресенье! – бодро отозвался историк, попутно надевая ветровку. – Жду тебя к часу, займу тебя на два часа и, можешь быть свободна.
– Да нет проблем, – пожимаю плечами я. – До свидания…
Даня не ответил и, по всей видимости, даже не услышал меня, поспешно скрывшись в дверях, привычно торопясь куда-то.
Вечером за ужином в кругу семьи я заметила, что отец был непривычно тих, а на матери лица не было, будто кто-то в нашей семье умер. Хотела уже спросить, что произошло, но мама опередила мой вопрос, серьезно, но с болью в голосе оповестив:
– Кристина, ты уже не маленькая девочка, и мы с отцом решили, что нет смысла уже скрывать от тебя, – мать глубоко вздохнула, мельком посмотрев на отца, который опустил взгляд в почти нетронутую тарелку. – Мы с твоим отцом решили развестись.
– Что?! – я не верю ушам своим, до которых дошел подобный бред. – Вы что с ума сошли?! Что произошло?! Я не хочу в это верить!
– Детка, пойми нам тоже нелегко было принять это решение, – вмешался отец. – Но так нужно. Это необходимо теперь…
– У отца есть другая женщина, – не стала скрывать мама, по всей видимости, держа себя в руках из последних сил. – И уже скоро у тебя появится сводный брат или сестра…
Подскочив из-за стола так, что мой стул с грохотом рухнул на пол, задыхаясь от импульсивных рыданий, полными непонимания глазами смотрю в упор на родителей.
– Какой к черту брат?! – шепчу я из-за комка, который казалось, застрял в моем горле навечно. – Какая сестра?! Вы здесь все сошли с ума! Ненавижу вас!
Стремительно развернувшись, я убегаю в свою комнату, громко хлопнув дверью. Прижавшись к ней же спиной с другой стороны, я обессиленно сползаю по ней на пол, плача во все горло и задыхаясь от слез.
Я прорыдала большую часть ночи, к утру начиная мучиться головной болью. Не хотелось думать ни о чем. Даже о Максе. Меня предали. Жестоко предали самые близкие люди. Вывели на такие эмоции, о сосуществовании которых я даже не предполагала. К утру сон все же взял свое, унеся мое измученное сознание в страну единорогов и вечной радуги.
Только в первом часу я проснулась, судорожно вспоминая, что обещала историку явиться к нему за очередной порцией знаний. Опрометью я понеслась в душ, затащив в ванную комнату простынь. Виски ломило болью, глаза покраснели, будто у наркомана со стажем, а разум отказывался вообще что-то думать, видимо, полностью переключившись на режим покоя.
Решив, что на метро в положенное время добраться я уже не успею, взяла такси. Простояв драгоценное время в пробке, я все же появилась на пороге учителя… Почти в два.
– Да, Ярославцева, долго же ты спишь… – скрестив руки на груди, Даня встретил меня с таким серьезным выражением лица, которому мог позавидовать мой отец. Папа… Как же теперь мы будем жить?..
– Простите, пробки… – оправдываюсь я, стаскивая шелковый шарфик с шеи и снимая пальто. – Можете не менять своих планов – позанимаемся час-полтора.
– Посмотрим, – отвечает Даня, оторвавшись от дверного косяка и проходя в комнату. – Кроме того, что тебе нужно кое-что записать, я подобрал для тебя список книг, которые тебе бы не мешало прочесть перед поступлением в ВУЗ.
– Хорошо, – равнодушно отзываюсь я, понимая, что воля, что неволя – все равно. – Думаю, найду время что-то почитать.
Первый час занятий я скрупулезно пыталась сосредоточиться исключительно на истории, записывая все умные изречения Дани. Потом ненужные мысли начали лезть мне в голову. От бессонной ночи я чувствовала себя разбитым корытом. Пряча глаза, опуская голову к тетради, я тщательно старалась писать так, чтобы дрожь в моих руках была незаметна. Но видимо, наш историк оказался более чем наблюдательным.
– Что с тобой? – неожиданно спросил он, отчего я сразу же отложила ручку. – Почему глаза на мокром месте?
Кажется, я была подобна готовой взорваться бомбе. Стоило только обратиться ко мне с каким-то вопросом, не касающимся учебы, я лишилась последних сил сдерживаться. Закрыв лицо ладонями, я лишь смогла мотнуть головой, не в состоянии сказать, что все в порядке.
– Иди-ка сюда, – Даня под локоть поднял меня из-за стола и отвел к небольшому дивану, стоявшему в этой же комнате. – Что случилось?
Он присел рядом со мной, терпеливо ожидая, когда я сотру слезы с лица, которые никак не хотели меня отпускать. Мгновеньем позже в его руках уже оказался стакан воды и бумажная салфетка.
– У меня родители разводятся… – голос все еще дрожит, но мне почему-то отчаянно нужно высказаться.
– И отчего такой траур? – он снова оказывается совсем близко, удивляя меня своим вопросом.
– Но они не должны! Они просто не могут так поступить! – вспыльчиво произношу я, широко открытыми глазами уставившись на непробиваемого учителя.
– Могут, – убедительно заявил Даня, протягивая мне очередную салфетку. – А должны, или нет – не тебе решать.
– Вы не понимаете! – хмыкнула я, закатив глаза к потолку, обессиленно вздохнув. – Они прожили вместе всю жизнь, у нас хорошая образцовая семья и какая-то чужая тетка не должна ее рушить!
– Послушай, – голос парня звучит убедительно, но он все больше раздражает меня своими словами. – Твои родители живы, здоровы, а то, что в их жизни произошли перемены – нет чужой вины, а ты должна лишь поддержать каждого из них по-своему и не решать за других, кто кому должен.
– Бред! – насупившись, я складываю руки на груди, обижаясь уже на весь мир, который обязана делить с такими людьми, как Даниил Евгеньевич.
Тай бесшумно подошел к дивану и понимающе уткнулся мне в колени. Даня поднялся, прикуривая сигарету прямо в комнате.
– Можно мне тоже? – не знаю почему, но сейчас мне отчаянно хотелось курить. Никогда не думала, что меня когда-нибудь потянет к этому делу.
Немного удивившись, но, не задавая лишних вопросов, Даня протянул мне сигарету. Глубоко затянувшись пару раз, я едва не закашлялась, затушив сигарету в стоявшей рядом на тумбочке пепельнице, но все же сумев немного расслабиться.
– Мой отец… Он не такой… Он никогда бы…
Я снова не могу сдержать слезы, даже не замечая того, что Даня снова подсел ко мне, обняв за плечи, притянув к себе и успокаивающе гладя по голове.
– Успокойся… – тихо шепчет он, крепко сжимая мои плечи, отчего я ощущаю прилив какого-то умиротворения. – От тебя же теперь ничего не зависит… Ты только должна принять выбор родителей…
– Никогда не приму его! – сквозь сжатые зубы шепчу я в ответ, импульсивно сжав в кулаке ткань футболки на груди учителя.
Даня немного отстраняет меня от себя, встречаясь со мной своим внимательным взглядом. Он непривычно долго смотрит мне в глаза, попутно стирая влажную дорожку с моей щеки большим пальцем. Его палец скользит по скуле, останавливаясь на губах, контур которых он обводит нежным касанием. Невольно я опускаю взгляд на его губы, которые сейчас совсем близко.
– Глупая девочка… – шепчут губы напротив, неторопливо и едва ощутимо касаясь моих.
Я вздрагиваю всем телом, чувствуя, как электрический заряд прошел вдоль моего позвоночника, оставляя за собой какую-то внутреннюю дрожь, которую я ощущаю всем телом. Она волной проходит от макушки до кончиков пальцев, затем концентрируется где-то внизу живота, растекаясь приятным теплом внутри меня. Не получив и толики протеста, Даня разводит мои губы языком, проникая внутрь, углубляя этот спонтанный поцелуй. Я послушно принимаю его ласку, будто забывшись на время, потерявшись в глубинах той сладкой истомы, что пробирала меня до дрожи. Мысли запутались, стерлись, вместе со слезами, и даже облик Максима поблек от действий мужчины, который был сейчас рядом. Почему-то только теперь я почувствовала себя защищенной, и не такой обиженной и оскорбленной, как несколько часов назад. Лаская контур моих губ языком, и все увереннее увлекая меня в омут приятных ощущений, Даня едва заметно оторвался от меня, затем снова припал к моим губам, но этой небольшой передышки хватило мне, чтобы прийти в себя. Испуганно оттолкнув от себя учителя, я вскочила с дивана, бегом покидая комнату, напрочь забыв про злополучную тетрадь, оставшуюся на его столе. Даня проводил меня взглядом, переведя дыхание, продолжая сидеть на диване. Пальто и шарф я натягивала уже в подъезде, забыв про лифт, мчась прочь из дома учителя.
6. Как закалялась сталь
Мой мир рухнул. Более подходящей фразы, описывающей теперешние мои будни, я просто не могу подобрать. Дома бедлам – отец ушел в тот же день, как был оглашен приговор для нашей семьи, мать отрешенным приведением бродила по квартире, едва ли вспоминая о тотальном контроле над моими оценками, я же находилась сутки в ступоре от последней встречи с Даниилом Евгеньевичем, совершенно сбитая с толку его действиями. Отчего-то в моем здравом мозге поселился один въедливый таракан, нашептывающий о том, что Даня просто что-то делает – неважно что, ожидая на то обратной реакции, за которой привычно наблюдает, теша свое самолюбие. Ну и, конечно, прийти к такому выводу мне долго не давало наивное девичье сердце, заходясь приятной истомой, когда я вспоминала во всех подробностях предел моей глупости и доверчивости. Нет, думать об историке, как о мужчине – пик моего сумасшествия и безрассудства, к которому, я надеюсь, никогда не приду.
Утро понедельника подкрепило череду моих неудач, когда я опоздала на половину первого урока. Сердобольная математичка с готовностью приняла мои извинения и тягу к знаниям, учитывая то, что математике я отводила особенный приоритет среди других предметов. Второй урок я отсидела в полудреме, чувствуя такую усталость, будто училась два месяца подряд без выходных с утра до поздней ночи. И даже Макса не было: свалившись от простуды, он ушел на больничный, не порадовав меня сегодня своим присутствием. Близилась история…
– Кусь, я, пожалуй, пропущу проповеди Дани, – ласково обращаюсь к Вике, стоя у дверей гимназии на улице. – Прикроешь меня?
– Каким макаром? – нахмурившись, Вика прикуривает сигарету, оставляя на фильтре жирный след помады. – Историк тебя сквозь стены видит…
– Ну придумай что-нибудь… – сунув руки в карманы ветровки, тяну я. – Скажи, что у меня резко поднялась температура… Или это – я траванулась! Короче, меня на скорой еще ночью из дома увезли… Ну или сбросилась с пятого этажа гимназии, чтобы на историю не идти! В общем, сообрази что-нибудь, не выдержу я лицезрения его довольной рожи!
– Зря ты, Криска, пацан-то прикольный: троечников до хорошистов дотянул, свободно дышать дает без перегрузов, с нами на равных – и мы к нему не спиной, – Вика мечтательно затянулась сигаретой. – Да и смотреть на него приятно… Ты вспомни нашего физика!
– А мне вот в печенках уже сидит на него смотреть! – шиплю я себе под нос. – Мягко стелет ваш историк, еще никто полугодовых оценок не видел!
– Переживаешь, что со своих пятерок слетишь? – хохотнула одноклассница, шутливо толкнув меня локтем в бок. – Не хнычь, он тебе за вредность балл накрутит!
– Да плевать мне на его баллы вообще! – выпаливаю я, отмахиваясь от клубка сигаретного дыма, любезно направленного мне Викой. – У меня в семье проблемы – не до историка! Пусть что хочет в журнале рисует – я все равно в технический пойду!
– Ага, прежде мамашка твоя тебя на тренчики порвет, юрист ты наш недоученный!
– Хватит ржать, Кусь! Ну скажешь ему что-нибудь, я до магазина пока сбегаю, – отворачиваюсь я от Вики, собираясь скрыться на школьном дворе. – И это… Кусь, оставь сигаретку.
– Кристина Антоновна, вы ли это?! – брови Виктории незамедлительно поползли вверх. – Может, вас марсиане подменили?
– Да хватит тебе, говорю же – проблем выше крыши! – вытащив из пачки подруги пару сигарет, я скрылась за поворотом гимназии, где у школьного гаража по умолчанию располагалась курилка.
У гаража никого – разбрелись уже детки по партам, заслышав призывный клич звонка. Перехватив у последнего уходившего старшеклассника зажигалку, я прикурила одну из сигарет, с наслаждением глубоко затянувшись.
– Крис? – слышу за спиной, тут же резко обернувшись от неожиданности. – Блин, сколько лет, а?!
– Ксюха! – восторженно восклицаю я, стискивая в объятиях высокую коротко стриженную блондинку. – А ты разве в нашей гимназии учишься?
– В этом году поступила, меня из шестьдесят восьмой поперли, – расплывается в улыбке Ксюша, затушив об стену гаража окурок. – Ты как сама-то? С художки тебя не видела! Пропала – ни слуху ни духу!
– А что я? Как видишь – здесь учусь! От моего таланта художника только пыльный дипломчик остался.
– А я так и не закончила ее… Ты ж знаешь, четырнадцать лет – первая любовь… Завертелось в общем, не до картинок!
– Понятно… – поджав губы, соглашаюсь я, смутно вспоминая свои четырнадцать лет, в которые разрывалась между музыкалкой и художкой, испытывая ежедневный родительский прессинг.
– Ну, так давай номерок свой, пересечемся на выходных, погудим! – предлагает Ксюша, достав из кармана изрядно потасканный жизнью мобильный. – Или ты, поди, в ботанах осталась? Как раньше на улицу не выгонишь от книжек?
– Да брось ты! – отнекиваюсь я, хитро прищуриваясь. – Видишь – прогуливаю!
– Тоже дело! – бодро отзывается Ксюха, записывая мой номер и диктуя свой. – Ну, так до встречи! Мне компашка такая подвернулась – закачаешься! Не до скуки будет! Ребята – вот такие! – девушка восторженно поднимает большой палец вверх, по-свойски хлопнув меня по плечу.
– Прикольно… – улыбаюсь я, взглянув на часы и прикинув, что прошла уже половина урока.
– Ярославцева! – сначала я решила, что просто послышалось, но медленно обернувшись к противоположному концу курилки, я обомлела.
Вот он… Тот самый неловкий момент, когда прогуливаешь урок в тех же местах, что и учитель…
– Даниил Евгеньевич… – почти неслышно произношу я одними губами, нащупывая ладонями кирпичную стену у себя за спиной, способную выдержать груз моего бренного тела, когда потеряю сознание в предвкушении очередного кошмара, который мне предстоит пережить. – А… А почему вы не на уроке?..
Не сразу понимаю глупость своего вопроса, но больше в голову ничего путного не приходит.
– Ладно, Криска, сматываюсь я, – видимо интуитивно предчувствуя неприятности, Ксюша поспешила скрыться. – Я позвоню!
Даня же, проигнорировав полностью мою собеседницу, начал медленно приближаться ко мне после ее ухода. Механически делаю шаг назад, пока не упираюсь в твердую поверхность стены, предвещающую то, что пути к отступлению полностью отрезаны.
Историк замирает в полуметре от меня. Несколько секунд он молча смотрит в мое растерянное лицо, затем резко вынимает из моих пальцев сигарету, отбросив ее в сторону.
– О том же хочу спросить и тебя, – произносит он, пригвоздив меня к одному месту своим жестким взглядом. – Хотя, что спрашивать? Вижу почему!
– Но я…
– К директору, Ярославцева, к директору! – приказывает Даня, подхватив меня за локоть и, как нашкодившего первоклассника, вытаскивает из укрытия курилки, выбросив в урну и свой тлеющий бычок.
Дальнейшие события напоминают мне плохой сценарий избитой годами драмы: мне читает нотации директор гимназии, подкрепившись подмогой завуча, которая ежесекундно хваталась за сердце с громкими призывами сейчас же позвонить моим родителям. Никакие замечания о моих успехах в учебе не обрывали бесконечного нытья Екатерины Сергеевны, а наш до омерзения прикольный парень-историк понимающе покачивал головой, соглашаясь со всеми предложенными экзекуциями с целью моего перевоспитания и возвращения порядочного человека обществу.
Ну, Даниил Евгеньевич, этого позора я вам никогда не прощу! Никто как-то не задумывался, что делал учитель в курилке во время урока! Никто не считал, сколько раз за урок Даниил Евгеньевич эту самую курилку посещал! Что-то я упустила тот момент, что прогуливаю не обычный нормальный урок у нормального приличного педагога, а именно историю! Эту, мать его, неповторимую историю!
– Не хнычь, – говорит мне Даня, когда подводит к дверям класса, за которыми вовсю бесились мои одноклассники, избавившись от руководства. – Кто из нас в жизни не побывал на ковре директора?
– Я! – выпаливаю я, раздраженно следуя к дверям в классную комнату. – Никогда еще директор не обращался ко мне, как к последнему двоечнику!
– Так ты веди себя как отличница, Ярославцева! – возражает историк. – А то померкнут все твои пятерки в журнале, перевернувшись вверх ногами!
Мысленно проклиная историка всеми известными матерными словами, посылая его туда, откуда открытки даже на Рождество не доходят, я вхожу в класс, сопровождаемая смешками и издевками своих же одноклассников.
Прозвенел звонок, отдохнувшие и даже уставшие от безделья ученики приготовились сорваться со своих мест с низкого старта.
– Все могут быть свободны, остается только Ярославцева! Да, Кристина, да, у тебя история по расписанию! – уверенно заявляет Даня, когда я уничтожающим взглядом смотрю ему в лицо, пытаясь оценить на глаз уровень его вменяемости.
– У меня геометрия, как и у всех остальных! – заявляю я, когда плавным потоком одноклассники потекли прочь из класса, на ходу шутливо соболезнуя мне.
– Я договорюсь с Ириной Павловной, и у тебя будет сейчас история, – притворно сладко улыбается Даня, присаживаясь на уголок учительского стола. – Ты же не можешь пропустить такой важный для тебя предмет.
Проходит минут двадцать, и мне начинает казаться, что время остановилось или же на настенных часах в комнате отжила свой срок батарейка. Мучительно долго тянулись минуты, пока я что-то лениво перерисовывала из учебника истории по указке Дани, ожидая, когда, наконец, раздастся спасительный звонок.
– И к чему мы интересно придем к концу года, Ярославцева? – нарушает тишину Даня, вальяжно развалившись на своем стуле, глядя на меня из-под полуопущенных ресниц. – Интересно, все круглые отличницы, рвущиеся к медали, прогуливают, давясь сигаретным дымом в курилке?
– Не знаю, – не поднимая головы от тетради и стараясь не вестись на провокацию, отвечаю я. – Наверное, не всех зажимают учителя у себя дома.
Кажется, я попадаю в цель, но вменяемой же реакции от подобного типа ждать не стоит. Даня коротко рассмеялся, отчего я сжала ручку в пальцах сильнее, останавливая себя в желании запустить ею в его довольную физиономию.
– Я боюсь оставаться с вами наедине, Даниил Евгеньевич, – притворно внимательно я изучаю созданный в тетради шедевр, параллельно пытаясь пробить защиту этого откровенного хама. – Знаете, ведь всякое бывает… Может, вы захотите меня изнасиловать в воспитательно-профилактических целях.
Угорая над моим предположением, Даня рассмеялся в голос, надевая маску искреннего удивления и недоумения.
– Ты хочешь в чем-то меня обвинить? – подавив новый прилив смеха, уточняет историк. – Я в чем-то обманул тебя? Действовал силой? Или ты не принимала в этом никакого участия?
– Вы воспользовались моим плачевным положением, – нараспев оповещаю я, наконец, встречаясь с Даней взглядом, но затем снова обращая все свое внимание в тетрадь. – Это же не мне двадцать пять лет и не я под предлогом взаимопомощи совращаю несовершеннолетнего.
– Ярославцева, – зовет меня историк, отчего мне приходится посмотреть на него. – Свободна!
– Еще же не было звонка… – крутя в руках ручку, напоминаю я, глядя на хитроватую ухмылку историка.
– Пошла вон! – чеканит Даниил Евгеньевич, обращаясь ко мне, будто суровый руководитель к ленивому работнику. – Для тебя, Ярославцева, урок закончен.
Пожав плечами, я бросаю тетрадь и учебник в сумку, выходя из класса, кинув через плечо ленивое «До свидания».
Утром следующего дня я проснулась от нескольких будильников сразу, заботливо поставленных мною для подстраховки. В гимназию я добралась вовремя, но сюрприз, который меня ожидал в родных стенах учебного заведения, едва не лишил дара речи. Поперек коридора в паре метров от кабинета истории и по совместительству нашей классной комнаты, под самым потолком красовалась растяжка, с жирно начерченными на ней ярко-красной краской буквами, складывающимися в одну фразу: «Ярославцева – шлюха!».
– Слышь, Криска, кто это так накатал? – Вика удивленно захлопала длинными накрашенными ресницами.
– Догадываюсь, – рычу я в ответ, сжимая руки в кулаки, ища глазами хоть что-то, чем можно достать и сорвать это художество из-под потолка. – Убью этого недоноска!
