Текст книги "Книга листьев (СИ)"

Автор книги: Клод и Марго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

– Все, – сказал он тихо и настойчиво. – Все кончилось.

Тони прерывисто вздохнул. Посмотрел на Стефана. Глаза его прояснились, лицо разгладилось, только щека еще поддергивалась.

– Как мы будем выбираться отсюда, малыш? – спросил он хрипло. – Там огонь.

– Спокойно. – Стефан постарался улыбнуться и у него получилось. – Пошли со мной. Я теперь супермен.

Тони шел за ним, держа его за руку и отрешенно думал, как все переменилось. Его ноги ступали по багровым угольям, они шли через ревущее пламя, а он не чувствовал ничего, кроме прохлады, запаха озона и свежей хвои. Теперь Стефан вел его вперед, как ребенка, и отпустил его руку только тогда, когда они оказались за воротами.

– Все, – сказал он чужим голосом. – Я больше не могу.

Тони взглянул в его лицо, словно на глазах истончавшееся, в глаза, в серой туманной глубине которых светились яркие голубые ручейки света, и успел подхватить его на руки.

30 апреля.

Я снова в доме Тони и снова пишу дневник. Наверное, это последняя запись. Странно, но так все получилось – я начал вести его, когда в первый раз встретил Тони, и заканчиваю вместе с концом этой истории. Вряд ли я еще когда-нибудь возьмусь за это. Дневник был нужен мне, как психотерапевтическое средство, когда я был глубоко несчастен, а теперь мне уже не нужна никакая психотерапия.

Вчера у нас была Рози. Мы водили ее по лесу полдня и Тони даже заставил ее влезть в прозрачное лесное озеро, где мы с ним каждый день купаемся. Она была довольна, Тони ей нравится. Теперь нравится. На ужин он приготовил свинину в гриле и соус из спаржи, и мы всю дорогу наперебой пересказывали ей наши приключения. Она слушала очень внимательно, и я знаю, что она нам верит. Именно она попросила меня записать это все в дневник, хотя я уже и не очень-то хотел. Но, наверное, она права. Это нужно.

После того, как мы вышли из резиденции Элдинга, мне стало совсем плохо. Я успел сказать Тони, где Книга и где ключ, но из последующих трех дней не помню ничего. Только то, что у меня все время болело все тело – кости, мышцы, все – и было ощущение, что я словно пытаюсь вывернуться наизнанку, превратится во что-нибудь еще, обернуться. Это слово звучало у меня в голове постоянно, зуд сводил меня с ума. Тони потом сказал, что у меня к концу третьего дня глаза стали абсолютно электрически голубыми, даже без зрачков. Все три дня он пробирался к тому месту в горах, где находилась крипта. Я знал о ее местонахождении, потому что дочитал Книгу до конца. В каком-то смысле, это была случайность. И подсказка Исмаэля. Я знал, что в этих горах есть старый, давно мертвый вулкан, а неподалеку от него находится древнее святилище, круг камней. Причем это я знал точно, потому что именно на этот пленэр выезжал Ник снимать наш фильм. Крипта должна была быть там. Но добрались мы туда не без приключений.

Тони сказал, что собаку он заметил к концу второго дня. Она мелькнула на склоне и глаза у нее по-прежнему светились красным. Он выстрелил, хотя по собственному опыту был почти уверен, что пули не причинят ей никакого вреда.

Собака не приближалась. Тони говорил, что видел над нами той ночью какую-то тень, что-то вроде гигантской совы, она парила над костром, который он развел, каждый раз шарахаясь в сторону, когда он доставал пистолет.

Крипту он нашел почти сразу. Смущенно усмехнувшись, он признался мне, что особенно и не искал. Просто вышел к ней, бездумно сворачивая, куда нужно, и даже не удивился, когда увидел полуразрушенный свод и провал прямо в теле горы. И тут появились хранители. Это я помню. Я чувствовал, что они приближаются, я видел их внутренним зрением, словно на мне были инфракрасные очки. Огромная собака с шерстью, больше напоминающей иглы, и сова размером с альбатроса, я знал, что у ее крыльев есть режущая кромка, прочнее легированной стали. И когда они появились на поляне, я, наконец, перестал сдерживаться. И обернулся.

Я взмыл в воздух, поражаясь собственной легкости, тому, что вижу мир не как обычно – перед собой и периферийным зрением, – а с двух сторон, поражаясь своим крыльям в тяжелом, черном, гладком как шелк оперении. Я был вороном, посвященным Одину, огромной птицей, и честно говоря, много бы отдал, чтобы пережить это еще раз.

Все предыдущие три дня я провел в красноватом тумане, но теперь я видел все. Я видел тяжело летящую на меня в сумерках сову, ее глаза светились желтым, я видел, как Тони изумленно проводил меня глазами и отступил перед огромной собакой, прыгнувшей на него из-за кустов. Но больше я не мог на него смотреть, потому что в меня врезалась сова.

Честно говоря, я не могу описать этого поединка, потому что ничего, кроме ужасной ярости, полностью затуманившей мой мозг, я не испытывал. Когти, клюв рвали мои перья, пытаясь добраться до тела, я тоже рвал противника когтями и наносил удары клювом. Наконец мне удалось добраться до сияющего желтого глаза, и я вонзил свой клюв в него. Сова хрипло простонала, почти как человек, и стала падать на поляну. Я сделал несколько кругов, чтобы очухаться и посмотрел вниз. На поляне, переплетясь клубком, катались два зверя. Огромный серый пес и черная кошка величиной со льва. Тони тоже обернулся. Он стал пантерой и, клянусь Всевышним, ничем другим он и не мог бы стать. Он потом рассказывал, что когда пес бросился на него, он успел отскочить и перекатиться в сторону, а на ноги встал уже оборотнем. Сейчас собака навалилась на него и пыталась достать до горла, иглы проходили сквозь густую шерсть пантеры, и я видел огромную лапу кошки со стальными когтями, которая медленно и уверенно пропарывала спину врага.

Я не стал ждать, пока они разберутся между собой, спикировал вниз и ударил собаку клювом в основание черепа. Она замерла. Я услышал рычание и пока приноравливался для очередного удара, Тони спихнул ее с себя и одним ударом мощной лапы переломил хребет. Через минуту на поляне стоял уже он – настоящий, поцарапанный, но почти невредимый. Я опустился рядом с ним и тоже почувствовал, что принимаю прежний облик.

– Пошли, – сказал Тони, тяжело дыша. – Я не знаю, сколько их тут еще, и сколько мы протянем. Пошли.

Мы вошли в крипту. Там было холодно и темно. Тони в своей легкой майке поежился, но смело сделал шаг вперед. Нас встретила тишина, такая плотная, что казалось, она имела язык, и что-то говорила нам в уши внятным, хотя и беззвучным голосом.

– Ау, – сказал Тони, – мы уже пришли.

Странно, я видел его силуэт, освещенный дневным светом, но мог бы поклясться, что говорила не человеческая составляющая его существа, а та, что умела превращаться в пантеру. Так могла бы говорить черная пантера Багира в моей любимой детской книжке, и красный язык легко выталкивал бы слова человеческого языка из ее жаркой пасти.

И тут они показались перед нами. Тони, стоящий впереди, не сделал ни шагу назад, хотя всякого напугали бы внезапно выступившие из мрака фигуры, одетые в длинные балахоны с капюшонами, опущенными на лицо. Один за другим они подняли бестелесные руки и откинули капюшоны. Я не смог различить их лиц, только чувствовал взгляды. Не могу сказать, что эти существа были добры или злы. Они принадлежали тем уголкам мироздания, в котором эти понятия не существуют. Они не таили коварства, но и расположения к нам я не чувствовал в них. Один из них протянул руку к Книге, которую Тони зажал под мышкой. Тони протянул ее, и Книга в сгустившемся голубом сиянии повисла между нами и существами, облаченными в балахоны.

Они заговорили все вместе. Их неслышные голоса проникали в наше сознание, минуя слух. Они говорили о том времени, когда была написана Книга Листьев. Она пережила и Мировой Пожар, и Потоп, и в бездне навсегда ушедших времен обезьяны, еще не окончательно забывшие, что они некогда были людьми, оставляли на ее полях пометки тонким заостренным стеблем тростника.

Они говорили, что Книга должна оставаться в мире и дальше. Возможно, в этом был определенный смысл, ускользнувший от нашего разумения. Я понял только, что всем, соприкасавшимся с Книгой, была уготована судьба ее хранителей, чудовищных монстров, порабощенных ею, в том случае, если они не найдут ключ. Но сделать это можно только случайно. Хозяева Книги, похоже, с большим благоговением относились к этому случаю, видя в нем вмешательство сил еще более могущественных, чем они сами.

Хозяева предложили нам две возможности. Мы могли оставить Книгу в крипте, где за ней будут присматривать, и она еще на несколько веков исчезнет из мира. Каждого из нас хранители обещали вернуть назад в те места, где мы находились, когда начались наши приключения. Естественно, что даже память о них была бы стерта, и мы с Тони, встретившись случайно на улице, не узнали бы друг друга. Была и другая возможность. Мы могли бы оставить Книгу у себя. Не знаю, почему Хозяева поставили условие непременного владения книгой, обещая нам с Тони долгое совместное житье-бытье. Вероятно у них были на это свои причины.

Конечно, мы выбрали второе. Я даже оскорбился немного, честное слово. Я понимаю, хозяева Книги – существа, к человеку имеющие малое отношение, но с чистым сердцем предлагать мне вернуться в те дни, когда мое существование представляло собой тоскливую череду несчастий, – это уж слишком. Надо же немного разбираться в людях!

Книгу мы забрали с собой. В подвале своего дома Тони отыскал вместительный ларец, скорее, маленький сундук, старинный, но еще крепкий, обитый железом и с надежными замками. Туда мы поместили Книгу. Ни у меня, ни у Тони не возникало желания говорить ни о ней, ни о тех событиях, свидетелями и участниками которых мы сделались. Первое время мы вели самый нелепый, если помнить обо всем, что с нами случилось, образ жизни. Ели, спали по двенадцать часов в сутки, гуляли. Тони с каким-то остервенелым вдохновением возился на кухне, потрясая меня и мой желудок все новыми гастрономическими шедеврами.

Кажется, на третий день я завел разговор о том, как мы все же станем жить дальше. Мы с Тони сидели на веранде в шезлонгах, переваривая обильную трапезу. С гор дул резкий ветер, поэтому Тони вынес из дома пару шерстяных пледов, в которые мы закутались по уши.

У Тони из пледа торчала только голова и кисть правой руки, в которой он держал зажженную сигарету.

– Что тебя беспокоит? – осведомился он в ответ на мое сбивчивое и путанное вступление. Я сам себе напоминал рассудительную героиню мексиканского сериала.

– Ну, в принципе, сколько мы можем жить в этом доме?

– Сколько угодно, – пожал плечами Тони. – У тебя убогое представление о жизни. Это тебя работа так подкосила.

Он иронично покосился на меня.

– Расслабься. Положись на меня. Денег нам хватит. Можешь считать, что необходимость работать растворилась в голубой дали. Если тебе нравится этот дом, можем жить здесь хоть десять лет. А надоест – переберемся куда-нибудь в другое место.

– И будем всюду таскать за собой Книгу, – хмыкнул я. У меня от картин будущего, нарисованного Тони, голова пошла кругом, потому мне очень хотелось быть саркастическим.

Тони молча вскинул брови и затянулся сигаретным дымом.

Ну вот, собственно и все, хотя я, как всегда, не знаю, что будет дальше. Пожалуй, приукрашу чуть-чуть эту исповедь, вставлю авторский текст и издам, выдав за мистический триллер.

И еще одно. Я все-таки соврал, когда написал, что дорого бы отдал, чтобы пережить эти ощущения от оборотничества еще хоть раз. Мы не открываем Книгу, но все осталось при нас. Неделю назад Тони исчез из дома на несколько часов, в сумерки, а вернулся с убитой косулей. А той же ночью мы отправились гулять, я летел над его гладкой черной спиной, бесшумно скользившей в густом подлеске, а потом поднялся наверх и увидел синие горы, густую шерсть леса и далекий город. И я тогда подумал, что вряд ли нам предстоит очень скучная жизнь, даже если мы никогда не будем работать.

Март 2001.