Текст книги "Книга листьев (СИ)"

Автор книги: Клод и Марго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

22 марта.

Вот интересно, никогда не замечал за собой никакого мазохизма. Я всегда предпочитал равноправные отношения, а тут какое-то помрачение на меня нашло, не иначе. И похоже, я переборщил, думая, что он топчет меня без всякого сладострастия. Что-то ему от меня нужно. Не просто кров и постель, не перевод, а что-то еще, Исмаэль был прав. Но я для него не просто очередная говорящая игрушка. Это точно.

Просто сегодня один был, если можно так выразиться, эпизод.

Он возился на кухне, по своему обыкновению, а я переводил Книгу. Обалдев окончательно от усталости и омерзения, я пошел к нему. Не то чтобы я надеялся, что он меня как-то ободрит, он не похож на вожака бойскаутов, но просто посмотреть на него приятно. Вдобавок, есть у меня одна несчастная особенность, я от напряженных интеллектуальных штудий начинаю испытывать довольно сильное возбуждение. Непроизвольная реакция организма на усталость, или просто тело хочет заявить свой протест мозгу. В общем, я пришел, он как раз уже все закончил и варил кофе. Курит он немного, а вот кофе пьет литрами.

– Слушай, – сказал я ему, я был здорово взвинчен. – Может, бросим это дело? Не нравится мне это все, я думаю, это опасней, чем мы предполагаем.

Он посмотрел на меня снисходительно и с улыбкой, словно на ребенка.

– Нет, мы не можем это бросить, – сказал он терпеливо. – Стив, я не могу тебе ничего объяснить, но у меня нет другого выхода.

– Черт, найди кого-нибудь другого, это не так сложно, – рявкнул я, сходя с ума от ужаса, что он так и сделает. Но что-то во мне слишком сопротивлялось его небрежной деспотии.

– Мне не нужен никто другой, – ответил он так же спокойно. – Ты меня вполне устраиваешь.

Странно, но теперь в его голосе не было обычной снисходительности, напротив, он смотрел на меня с какой-то странной сладострастной улыбкой, словно, командуя мной, он не выполнял, как прежде, докучную обязанность, прикрываемую спокойной лаской, а делал что-то, что и вправду доставляло ему удовольствие. И я не сказал всех тех слов, которые вертелись у меня на кончике языка, я стоял и смотрел на него, остолбенев от его горячего, просто сжигавшего меня до костей взгляда.

– Подойди сюда, – приказал он холодно, но этот холод был жгучим, как огонь.

Я подошел, не чувствуя ног под собой. Он посмотрел мне в лицо со сладострастным любопытством. Усмехнулся. Я облизал пересохшие губы, у меня началась такая эрекция, что было почти больно. Что-то происходило между нами, что-то страшное, потому что теперь-то я точно знал, что он не притворяется и не просто механически получает удовольствие от моего тела и моих манипуляций, он хочет меня не только физически, он хочет сделать что-то со мной внутренним «я», с моей душой, если можно так сказать. Он положил мне руки на плечи и, с силой нажав, заставил меня встать перед ним на колени. Я испытывал какое-то невозможное томление, словно плавился изнутри, до сих пор, вспоминая об этом, краснею, как краснеет человек, вспоминая о том моменте, когда вел себя не так, как ему свойственно. Не выстраивая ни одной преграды, которые обычно возникают между ним и окружающим миром. Он продолжал смотреть на меня, все так же усмехаясь. Потом медленно, я следил за его пальцами, как завороженный, расстегнул молнию на джинсах. Достал свой член, положил вторую руку мне на затылок и почти насильно притянул меня к себе. От невыносимого, до слабости, возбуждения, я закрыл глаза и прильнул к его члену губами.

– Медленно, – сказал он, – еще медленней.

Черт, я даже не помню сколько это продолжалось, я только помню, что он не издал ни звука, я несколько раз поднимал глаза и смотрел на него, он стоял, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, полуопустив веки, закусив нижнюю губу, и его лицо искажалось судорогой наслаждения. Было в этом что-то невыносимо унизительное и вместе с тем – восхитительное, словно я впервые обладал им, видел его таким, какой он есть, не просто жестоким хозяином и превосходным любовником, знающим, как удовлетворить партнера и делающим это профессионально. Когда я почувствовал приближение его оргазма, то выпустил член изо рта и капли спермы попали мне на лицо, что успел, я проглотил. Наслаждение было таким, какое бывает, только когда кончаешь. Но я не кончил, эрекция была такой же сильной. Он глубоко вздохнул и взглянул на меня. Провел рукой по щеке, стирая свою влагу. Глаза у него затуманились.

– Хочешь трахаться? – спросил он неожиданно грубо, и эта грубость была очень возбуждающей.

– Да, – ответил я пересохшими губами.

– Ложись на стол.

Я послушно поднялся, подошел к обеденному столу, снял джинсы и лег на него грудью. Никогда я не испытывал подобной покорности, и как же заводило меня это унижение; я и не подозревал, что способен на такое. Я не знаю, как он умудрился возбудиться обратно за те несколько секунд, но почти тут же я ощутил, как он вгоняет мне, причем, делает это так жестко, что я закричал. Он зажал мне рот рукой, я кусал и лизал его пальцы, молча, оказывается, это беззвучное наслаждение становится еще сильнее, словно все сосредотачивается внутри тебя. Он оттрахал меня быстро и жестоко, и я кончил в его теплую ладонь, изнемогая от восторга, прижимаясь всем телом к столу, в глазах у меня плыли черные пятна.

Потом он поднял меня и посмотрел в лицо со странной тревогой, словно боялся, что после этого с мной что-нибудь произойдет. И в этот момент я понял то, что он и сам, наверное, не понимал. В нем происходило какое-то странное раздвоение, все шло не так, как он предполагал, совсем не так, но он не желал это признавать, он думал, что контролирует ситуацию, но одно было понятно – он испытывал то, что не испытывал никогда, и это его пугало. Он поцеловал меня в губы. Потом спросил:

– Хорошо было?

– Да, – ответил я чистую правду. – А тебе?

– Да, – ответил он задумчиво, я даже ждал, что он скажет что-нибудь вроде, “Даже странно”, но он промолчал. Я пошел в ванную, а когда вернулся, он уже сварил кофе. Было часов десять, мы посмотрели новости по телевизору, потом пошли в постель, еще потрахались, только теперь он был очень нежен, честно говоря, я сам бы не отказался его трахнуть, я думаю, что он бы согласился, но мне хотелось, чтобы он сам попросил меня об этом. Около двенадцати он заснул, а я не мог, покрутившись в постели минут сорок, я пошел писать. Теперь надо вернуться в постель так, чтобы он не заметил.

* * *

Тони никогда не испытывал желания рассказать кому-нибудь о себе. Он не находил никакого удовольствия в личных излияниях. Это не было навыком, привитым его ремеслом и образом жизни. Сколько Тони себя помнил, он был не из разговорчивых. Даже когда они со Стефаном лежали в постели после особенно удачных занятий любовью, он раскрывал рот только для того, чтоб сунуть туда сигарету. Кстати, для самого Тони это был хороший признак. Он курил исключительно в тех случаях, когда ему было хорошо и спокойно. Сигарета как бы закрепляла его хорошее настроение, вносила последний штрих в гармонию, которую Тони ощущал в себе.

Он видел, что Стефана временами, чем дальше, тем чаще и чаще, прямо-таки раздирает поговорить с ним по душам. Они, конечно, беседовали часто и долго. Тони выслушивал Стефана и кое-что рассказывал ему о себе, но никогда не позволял ему переступить в разговоре грань, за которой начиналась особая доверительность. Он знал, если человек начинает откровенничать перед тобой, он считает, что уже заполучил тебя и теперь пытается возвести забор вокруг своей личной собственности. Делать этого не следовало. Тони считал, что оставляя между собой и Стефаном преграду, он заботится о нем. Стефану не следовало привыкать к нему. Ведь рано или поздно им все равно предстояло расстаться.

Тони не выносил откровенных разговоров еще и потому, что чувствовал, Стефан не просто разговаривает с ним, он рвется заполучить то, чем Тони не с кем не желал делиться. Отгородиться от него полностью Тони не мог. У этого недотепы каким-то волшебным образом оказался ключ от сейфа, который Тони прежде считал неуязвимым для любых попыток вторжения.

Еще была эта Книга. Она не давала Тони покоя. Он чувствовал, что не справится с ней в одиночку. Захоти он уйти от Стефана и унести ее, через две недели его упрячут в желтый дом, если раньше Элдинг не доберется до него.

И еще одно смутно начинало беспокоить Тони. Он чувствовал, что вполне мог бы прожить со Стефаном всю жизнь и безо всякой Книги. Это была катастрофа. Это означало, что Тони совсем не тот, каким считал себя последние пятнадцать лет.

– Я тебя чем-то раздражаю? – как-то в упор спросил Стефан.

Тони усмехнулся.

– Нет. Просто, сам понимаешь, жить вместе вообще трудно. А я еще вдобавок к этому не привык.

– А, понятно. Да. Если что-то будет тебе неприятно, просто скажи мне и все. Чем копить – лучше высказаться.

Тони был задет за живое этим предложением. У него – бездомного, очень развито было чувство личной территории. Стефан не только терпел его у себя дома, но старался сделать его пребывание здесь более комфортным. Даже при том, что Стефан был влюблен в него и, следовательно, обязан поступать подобным образом, это было очень великодушно.

Тони притянул к себе Стефана и поцеловал в лоб.

– Все прекрасно, – сказал он. – Спасибо, что ты терпишь, как я разбрасываю по комнате грязные носки и стряхиваю пепел на ковер. Не всякая жена на это способна.

Это была шутка. Стефан затрясся от смеха в его объятиях. Они стояли, прижавшись друг к другу целую минуту, и это была лучшая минута за день. Тони расслабился. Стефан был по-настоящему близок ему, и это не вызывало никакого раздражения, как будто было самой естественной вещью на свете.

25 марта

Тони видит, когда перевод утомляет меня. Он очень внимательно следит за моим состоянием. Когда я начинаю поминутно потирать виски или откидываться на спинку стула, Тони оттаскивает меня от Книги, укладывает на диван и делает минет. Я некоторое время вообще не соображаю, что происходит, не чувствую ласк Тони, даже не узнаю его. Потом прихожу в себя и накидываюсь на него. Мне кажется, он даже побаивается меня в такие моменты. Мне и самому кажется, что я уже никогда не смогу насытиться им. Это какое-то безумие.

Ему всегда удается довести меня до оргазма, но после этого мы с ним чувствуем себя опустошенными и вымотанными до предела. Мы спим, потом едим, все подчистую выметая из холодильника. В этот день я больше не возвращаюсь к переводу. Обычно мы сидим на кухне, пьем кофе и болтаем о чем попало. Я ему жалуюсь на нелегкую жизнь сценариста, бои не на жизнь, а на смерть с режиссерами и продюсерами. Тони тоже рассказывает мне что-нибудь. Он остроумен, но болтливым его не назовешь. У меня есть ощущение, что произнося два слова, третье он оставляет при себе. И все же на меня временами накатывает чувство, в особенности когда мы сидим вечером на кухне и впереди у нас какой-нибудь фильм по телевизору и обстоятельный секс, что между нами нет никаких барьеров, словно мы всегда были вместе. Не знаю, чувствует ли Тони нечто подобное. Думаю, нет.

Наоборот, с некоторого времени он начал всячески подчеркивать, что не останется со мной навсегда. Он как будто хочет приучить меня к этой мысли. От этого мне хочется воем выть.

– Я не хочу, чтоб ты страдал, – сказал он мне.

Боже, он в сотню раз увеличивает мои страдания. Невыносимо жить с постоянным предчувствием расставания. Когда я подумаю, как стану жить без него, меня охватывает ужас и безнадежность. Мне хочется все закончить единым махом. Просто сказать Тони, что я отказываюсь переводить дальше, и пусть он убивает меня или уходит, но уходит сразу. В конце концов, я не выдержал и устроил ему истерику. Целых два дня перевод у меня не ладился, я ходил понурый и даже подойти не мог к разложенным на столе записям. Тони заставил меня сесть рядом с собой на диван и спросил, что случилось. Вот тут все и началось. Вот уж не думал, что во мне, взрослом мужчине, накопилось столько слез, хватило бы на два сценария любовных мелодрам. Честное слово, было приятно посмотреть, как напугался Тони. Он пулей рванул в кухню, притащил какое-то успокоительное, накапал в стакан с водой и заставил меня выпить, а потом прижал к себе, и мы долго сидели рядом, откинувшись на спинку дивана, я – все еще пытаясь подавить всхлипы, а Тони – совершенно беззвучно. Наконец он взял меня за подбородок, повернул мою голову к себе и, взглянув мне в глаза, серьезно спросил:

– Все?

– Все, – тоскливо ответил я.

Успокаивающее начало оказывать свое действие. Вокруг меня и во мне все словно погрузилось в полусон. Опухшие от слез веки закрывались сами собой. И все же мне было невыносимо тяжело. Тони не сказал ни слова в ответ на мои истерические вопли. Я понимал, что он и не станет делать этого. Успокаивать меня означало вселять в меня надежду, а это в его планы не входило.

Вдруг он улыбнулся, так странно, как будто это и не он был, и какой-то голос тихо и отчетливо сказал мне: “Не бойся. Он останется с тобой навсегда”. Может быть, все дело в лекарстве. Плакать мне уже не хотелось. Я положил ладонь на затылок Тони и притянул его к себе. Он не сопротивлялся. Мы целовались медленно, как будто пытались получше распробовать друг друга.

Потом Тони уложил меня на диван и еще посидел рядом. Все-таки мне необъяснимо хорошо с ним. Я практически ничего про него не знаю, он за самыми редкими исключениями обращается со мной, как с прислугой, но в нем есть нечто, подходящее ко мне, как недостающее звено. Я могу по-настоящему жить только рядом с ним, все остальное – тоска, прозябание.

Со всеми своими привычками он вселился ко мне в дом так естественно, как будто всегда жил там. Вот один пример, совершенно мистический. Я всегда держал мыльницу в виде зеленого листа на краю ванны. Мылом я вообще-то не пользуюсь, предпочитаю гели для душа, а мыльница стояла вроде как для украшения, поскольку уж больно хорошо подходила к узору из цветов и листьев кувшинок на кафельной плитке. Зачем она на самом деле понадобилась мне, выяснилось, когда Тони начал класть туда свою зубную щетку, принимая душ.

Или эти злосчастные блинчики. Я мечтал о них с утра, но Тони ничего говорить не стал. И так он исполняет у меня в доме обязанности прислуги. Мне даже слегка неудобно, хотя я прекрасно понимаю, что сам-то работаю на него день-деньской, следовательно, и он вполне может что-то для меня сделать. Сразу после завтрака я засел за перевод. Мой возлюбленный возился на кухне, дверь он закрыл, а вскоре я так углубился в работу, что совершенно потерял способность воспринимать действительность. Вывел меня из этого транса только аромат, от которого у меня чуть только с языка слюна не побежала. Прямо у себя под локтем я увидел блюдо горячих блинчиков, с творогом и клубничным джемом. Улыбающийся Тони следил за выражением моего лица. Но это еще не все. Тони придвинул поближе кресло для себя, и мы устроились перекусить. Съели по несколько блинчиков и вдруг ни с того, ни с сего Тони взял блюдо за стола и поставил себе на колени. Я, увлекшись своим рассказом, не совсем понял, зачем ему это понадобилось, а спустя мгновение так размашисто махнул рукой, что он наверняка сбросил бы на пол блюдо, и так стоявшее на самом краю стола.

Странностям нет числа.

***

Тони постоял в проеме двери, глядя на спящего Стефана. Он был уверен, что Стефан не проснется. Тони дал ему половину дозы снотворного, которую принимал сам, когда хотел выспаться как следует. Лекарство уже растворилось в крови Стефана. Оно посторожит, чтоб Стефан крепко проспал часов пять или шесть, и не подпустит сны к его сознанию.

Не беспокоясь больше о своем любовнике, Тони ушел на кухню, подсел к столу и взялся за телефон. Он по памяти набрал номер. Ответили после четвертого гудка. Это был Стив. Тони расслабился. Если бы к телефону подошел кто-нибудь еще, он бы бросил трубку.

– Привет, – сказал он. – Это Тони. Ты меня узнал?

– Узнал. Привет, Тони, – ответил немного удивленный голос Стива. – Что-нибудь случилось? Где ты?

– В городе. Мне нужна твоя помощь.

– Конечно. Ты не хочешь приехать?

– Пока нет, Стив. Мне надо, чтоб ты выслушал меня и сделал все так, как я скажу. В этом нет ничего противозаконного.

Тони поговорил еще минут десять, потом повесил трубку и снова пошел в гостиную. Стефан лежал все в той же позе, подобрав под пледом ноги и спрятав руки под подушку. Тони, ступая бесшумно, обогнул спящего любовника и подошел к письменному столу, на котором лежала раскрытая Книга. Он сел в кресло и включил маленький настольный светильник. На желтоватые страницы, испещренные рунной прописью, упал яркий свет. Тони внимательно смотрел на них. Он не притрагивался к запискам Стефана, которые тот делал в большом блокноте. Ему не нужен был перевод. Только сама Книга могла ответить, чем она является и каков на самом деле смысл того, что содержится в ней.

Тони наугад перелистнул несколько страниц. Книга не пугала его, как раньше. Он чувствовал, что каким-то образом приобрел право делать с ней все, что заблагорассудится. Тони не очень задумывался, каким образом это право находится в связи со спящим на полу Стефаном.

Его гипнотизировали рунные знаки. Тони перелистывал страницы все быстрее и быстрее. Он механически просматривал текст. Вдруг его глаза остановились на одной строчке. Зрачки расширились. Тони понимал смысл написанного, как будто кто-то внятно прочел ему: “Найди, но не то, что спрятано”.

Он откинулся на спинку стула. Свет был слишком ярким, отражаясь от пергаментных страниц, он неприятно бил в глаза, и Тони, протянув руку, выключил светильник. Книга разговаривала с ним. Тони не был так близорук, чтоб не понимать этого. Он испугался. Он невольно обернулся на спящего Стефана, как будто ища у него поддержки. Стефан не пошевелился. Он спал слишком крепко и даже если чувствовал что-то, не мог вырваться из тенет сна.

Тони резко отодвинул стул и поднялся. Не спуская с Книги глаз, он сделал несколько шагов в сторону. Постепенно наваждение оставило его. К его разуму прикоснулось нечто бесконечно чуждое человеку, но это ощущение постепенно стиралось. Тони решил, что поступил совершенно правильно, позвонив Стиву. Он чувствовал, что и без того позволил всему происходящему зайти слишком далеко. Стефан с самого начала кудахтал и размахивал руками вокруг Книги, но ему и положено было вести себя именно так. Ведь он был специалистом по древностям, а значит, немного тронутым. Тони поначалу пытался сохранять трезвый взгляд на вещи, но очень быстро сдался. Он не был приучен лгать самому себе. Его вера в могущество Книги росла с каждым днем. Та жуткая тварь в кафе. Тони не думал, что она была галлюцинацией. Сны, бесконечные, разнообразные, яркие. Тони мог поклясться, что никогда в жизни он не видел столько снов. Многие из них при пробуждении забывались, но от каждого оставался осадок. Каждый раз, просыпаясь, Тони испытывал горестное разочарование. Он рвался назад в свои сумрачные долины, к тернистым зарослям, где заплутала его душа. Но постепенно яркое солнце и повседневные заботы возвращали его в привычный ритм бытия.

При всей своей наблюдательности Тони даже не догадывался, что Стефан, очень много времени проводивший за изучением Книги, может испытывать в точности те же самые ощущения.

Тони занимался зарядкой. Каждое утро он начинал с упражнений: сто отжиманий на одной руке, сто на другой, потом приседания. Он выполнял упражнения быстро, красиво и без видимых усилий, только пот выступал на спине.

Тони почувствовал, что Стефан смотрит на него. Обычно в это время он уходил на кухню или в ванную, якобы для того, чтоб не смущать Тони своими взглядами. Тони не беспокоился бы, даже смотри Стефан на него непрерывно двадцать четыре часа в сутки. Но он подозревал, что Стефан только об этом и мечтает, потому и убирается, точно застенчивая девушка, едва Тони поднимается одним прыжком с постели.

– Что? – не оборачиваясь, поинтересовался Тони.

– Ничего, – смущенно произнес Стефан.

Он ушел на кухню и уселся за стол. На самом деле ему очень нужно было поговорить с Тони. Стефан сомневался, что ему понравится этот разговор, но был полон решимости хотя бы попытаться начать его.

Тони бесшумно появился в дверях кухни.

– Что случилось? – спросил он.

– Надо поговорить.

– Так.

Тони уселся за стол напротив Стефана. На нем были только белые спортивные трусы. Волосы немного отросли и лезли Тони в глаза. Он все время нетерпеливым движением откидывал их назад.

– Это из-за Книги. Тони, скажи, ты не чувствуешь ничего странного?

– Что именно? – Тони быстро опустил взгляд на поверхность стола.

У Стефана забилось сердце.

– Сны, – твердо сказал он.

Тони вдруг машинальным жестом выложил на стол руки – два стиснутых кулака.

– Ты видишь сны? – не поднимая глаз, спросил он.

– А ты тоже? – Тони не ответил. – Они всякий раз разные, но очень яркие и неприятные. Человек такие сны видеть не может. Того, что происходит в них, не содержится в его чувственном опыте, я хочу сказать.

Тони поднял голову. Лицо его было невозмутимо.

– Подожди-ка, – сказал он.

Он встал, сходил в комнату и вернулся уже одетый в джинсы, потом включил кофеварку и снова присел к столу.

– Рассказывай.

– Первый приснился мне в ту ночь, когда ты принес Книгу. Мне снилось место, похожее на наши парки в черте города. Там были лавочки, детские площадки на полянах, довольно много людей. Только это был настоящий лес. Я его видел как будто с вершины огромного холма. Кроны и кроны во все стороны до самого горизонта. И в этом месте была сила. Это я не могу рассказать. Это можно только почувствовать. Я стоял там на холме, а за мной было что-то такое огромное, и живое, и неживое, в чем эта сила как будто концентрировалась.

– Так, – сказал Тони. – Это первый сон. Какие еще тебе снились?

– Мне все время снятся эти парки или леса. Такого ощущения, как в первый раз, уже нет. Такого сильного, я имею в виду. Всегда большой парк, но он лишь часть огромного настоящего леса. Ходить туда нельзя. Там есть что-то, что не пустит тебя. Похоже на тьму между деревьями, но я передаю зрительное впечатление, а на самом деле это, конечно, не тьма. Это нечто иное. По-настоящему, жуткое местечко эти парки, и я все время попадаю туда в сумерки.

Стефан вдруг приблизил свое лицо к склоненному лицу Тони.

– Почему ты меня расспрашиваешь? Ты тоже видишь что-нибудь?

Пронзительный зуммер кофеварки известил, что кофе готов. Тони подошел к ней и разлил напиток по чашкам. Одну он поставил перед Стефаном, другую взял в руки, но пить не стал.

– Да, – наконец вздохнул он. – Это действительно очень яркие сны. У меня даже возникает ощущение, что они только и есть настоящая жизнь, и все, что происходит в них, очень важно, а здесь – просто иллюзия.

– Точно, – кивнул Стефан.

Некоторое время они молчали. Тони сунул в зубы спичку и задумчиво покусывал ее.

Стефан смотрел на него.

– Тебе обязательно нужно узнать, о чем эта Книга? – спросил он.

– Да.

– Это опасно. Помнишь, я когда-то говорил тебе, что даже просто читать опасно. Ты можешь сейчас говорить все, что угодно, но это не игрушки. В этих вещах я разбираюсь лучше тебя.

Тони покосился на Стефана. Только покосился, но Стефан был уверен, что небрежностью этого жеста Тони маскирует удивление. Стефан никогда не говорил с ним так решительно и твердо.

– Все равно, делать нечего, – проговорил Тони. – Раз уж ты все в этих вещах понимаешь, то должен знать, что назад пути нет.

Стефан внимательно смотрел на него. Тони сделал движение бровями.

– Не согласен?

– Почему? Как раз согласен.

– Ну и все, поговорили. Сны, пока они только сны, меня мало волнуют.

Тони залпом выпил кофе и ушел в ванную. Стефан полез в холодильник, раздумывая относительно последней фразы Тони.

После завтрака Стефан снова засел за перевод. Тони остался на кухне мыть посуду. Потом он сходил в ближайший магазин за продуктами. Об их со Стефаном совместной жизни уже стало известно соседям. Тони предполагал, что в недалеком будущем Стефану придется съезжать с квартиры. На него самого в магазине посматривали излишне пристально и тут же отводили глаза. Тони про себя пожимал плечами. Обывательские досужие разговоры он не ставил ни во что. Понятия о морали и нравственности у него были собственные. Тони никого не приглашал разделять их. Если бы ему понадобилось, он мог бы заняться со Стефаном любовью прямо в этом магазинишке, среди пластиковых упаковок и картонок. Пересуды волновали его только тем, что могли бы навести Шефа на его след, но Тони надеялся, что при всей ловкости Элдинга, он окажется еще оборотистей.

Он вернулся домой и некоторое время занимался обедом, слушая по телевизору концерт “Роллинг Стоунз” и подпевая во все горло. Взъерошенный Стефан приперся на кухню, обвел ее невменяемым взглядом и уставился на телевизор так, словно видел его впервые в жизни.

– Поёшь? – тупо спросил он.

– Присоединяйся, – великодушно предложил Тони.

Стефан уселся на стул, не отрываясь от экрана. Тони, держа в одной руке кочан капусты, в другой нож, пританцовывая, прошелся вдоль комнаты. Стефан наконец отвел глаза от впечатляющей вдохновенной и потной рожи солиста и посмотрел на него. Тони сделал несколько резких и чувственных движений бедрами и подмигнул Стефану.

– Раскрути меня до предела, детка, только тебе под силу сделать это, – прокомментировал он свои действия.

– Я не танцую, – совершенно серьезно сказал Стефан. – А ты здорово это делаешь.

– Я учился. И даже танцевал в клубах, когда мне было лет шестнадцать.

– Ты в самом деле это делал? – изумился Стефан.

– А по мне не скажешь? – приподнял бровь Тони.

– Ну, не знаю. Я пока не заметил, чтобы ты вообще что-то делал плохо, но не думал, что твои таланты настолько разносторонни.

– Могу научить тебя.

Стефан рассмеялся.

– Ты еще не знаешь, что я беру призы на конкурсе неуклюжих?

– Ерунда, ерунда, у тебя хорошие задатки. Пойдем.

Преодолев не слишком активное сопротивление Стефана, Тони затащил его в гостиную и живо отодвинул кресла и журнальный столик к стене.

– Чему бы ты хотел научиться?

– Не знаю, чему-нибудь попроще.

– Вальс сойдет?

– Вполне.

– У тебя есть подходящая музыка?

– Сейчас.

Тони отошел к стеллажу, где у него хранились записи, некоторое время копался там, потом развел руками.

– Нет, ничего не вижу.

– Ладно, иди сюда.

Стефан подошел и встал рядом с Тони. Тот предложил ему руку. Стефан с улыбкой оперся о нее.

– Поведу я, – сказал Тони. – Не горбись. На три счета. Два шага назад, шаг в сторону.

Некоторое время они медленно двигались по комнате. Тони отсчитывал такт и покрикивал на Стефана, когда тот пытался смотреть под ноги.

– Мне в глаза, смотри мне в глаза!

Стефан подчинился. Его тело постепенно усвоило движения танца. Уже не нужно было думать о том, что он делает. Тони уверенно вел его. Его рука лежала на талии Стефана. Вдруг он усмехнулся и легонько оттолкнул от себя партнера. Стефан со смехом сел на пол. Тони опустился рядом с ним.

– Ну и чего ты ржешь?!

– Не могу, смешно, – проговорил Стефан, понимая, что истинную причину своего возбуждения не сможет утаить от Тони. – Ты и тут меня ведешь.

Тони, прищурившись, посмотрел в сторону.

– А тебе бы хотелось наоборот?

– Я бы не отказался, – Стефан сам не понимал, как эти слова сорвались с его языка.

Тони протянул руку и коснулся пальцем язычка молнии на брюках Стефана. Тот с отстраненным интересом следил за его действиями. Тони до половины расстегнул ему ширинку и вдруг встал. Закинув руки, он стянул майку и опустился на колени рядом со Стефаном. Упираясь руками в ковер, он потянулся к любовнику. Стефан принялся медленно целовать его, обеими руками забираясь в волосы партнера. Тони тем временем успел стянуть с себя джинсы. Теперь он был полностью обнажен. Тони не раз приходилось отдаваться мужчинам. Он не понимал, что его сейчас так завело. Он хотел этого именно со Стефаном и только со Стефаном. Как будто это все происходило впервые. Стефан почувствовал это. Его поцелуй стал еще нежней. Язык глубоко проникал в рот Тони, ласкал его десны и зубы, забирался во влажное ложе языка. Стефан положил руку на вставший пенис Тони.

– Ты меня хочешь? – спросил он.

– Да.

Стефан расстегнул себе ширинку.

– Тогда давай. Заставь меня это почувствовать.

Тони послушно нагнулся и бережно обхватил губами член Стефана. Тот положил руки ему на плечи и нежно поглаживал их. Время от времени Тони отпускал член любовника, чтоб отдышаться. Дыхание вырывалось у него со стоном. Волосы спадали ему на лицо. Тони отбрасывал их руками и искоса снизу вверх посматривал на любовника. Стефану почудилось в его взглядах любопытство и ожидание. Этот Тони был совсем не то, что прежний ледяной красавец. Вожделение и покорность шли ему. Внезапно он обхватил руками талию Стефана и прижался лицом к его животу. Больше терпеть Стефан не мог.

– Все, – прошептал он, – Ложись.

Тони перекатился на живот. Стефан лег на него сверху. Член был тяжелым и горячим. Когда Стефан думал, что он окажется внутри Тони, рот его наполнился слюной. Он вдруг вспомнил, что крем остался в спальне.

– Я ничем его не смазал, – сказал он на ухо Тони. – Потерпишь?

– Да. Давай.

Стефан раскрыл бедра Тони и ввел в него член. Тони вскрикнул, изогнувшись. У Стефана голова пошла кругом. Лежать на Тони и трахать его было каким-то немыслимым удовольствием. Ему захотелось раскрутить Тони до предела, заставить его сбросить ту оболочку, в которой он сидел безвылазно. Раньше в такие моменты Тони полностью владел ситуацией, даже когда Стефан заводил его своими ласками и он уже ничего не помнил и не соображал. Это было его оружие, его способ держать Стефана в узде. Теперь все переменилось. Красавчик Тони лежал под Стефаном: одна рука выброшена вперед, другая упирается в пол, так, что напряглись мышцы вокруг лопатки. Стефан видел сзади его черные волосы, бесчисленные поблескивающие спутанные пряди. Он подумал, что Тони с ними, наверное, очень жарко летом. Он бережно разделил их на две части, обнажил шею и прижался губами к нежной коже. Тони засмеялся особым вибрирующим смешком, какого Стефан никогда прежде не слышал у него. Он еще сильнее изогнулся и сделал плавное волнообразное движение бедрами.

– Потерпи, малыш, не все сразу, – на ухо проговорил ему Стефан.

Тони положил голову на ковер и метнул на любовника быстрый взгляд.

Краешек синей радужки мелькнул среди густых ресниц, как будто приглашая следовать за ним, попробовать поймать эту редкую бабочку. Тони снова засмеялся. Ягодицами он легонько то сжимал, то отпускал член Стефана.

Вдруг Тони резко встряхнул головой, волосы взвились сотнями черных змеек и наотмашь хлестнули Стефана по лицу. Тот ухватил Тони за плечи и резко вошел в него до конца. Игры кончились. Пальцы Тони впились в ковер, он подался вперед и закричал. Стефан, не давая ему передышки, принялся трахать его. Он делал это нарочно грубо. Ему хотелось, чтоб Тони забыл про себя, признал над собой власть любовника, отдался ему до конца. Он не позволял Тони кончить раньше времени. Когда по телу любовника начинала пробегать дрожь, он вытаскивал член и лежал на Тони, не прикасаясь к нему.